Пакаль. Война или мир

Евгений Петров

События стремительно развиваются, но что именно ждёт героев в их трудной и неоднозначной миссии, сказать трудно. Однако…

6

За окном ярко светило мартовское солнце. От несколько просевших и приникших к земле грязных сугробов робко проявлялись крохотные ручейки. Они осторожно перебегали улицу, отворачиваясь от невесть откуда взявшихся камешков. Мимо, не обращая на бегущую воду внимания, торопились прохожие. Взлетали брызги из-под ног особо спешащих.

На столике перед собеседниками исходили ароматом присыпанные сахарной пудрой пончики. Торжественно стояли картонные стаканчики с горячим кофе. Максим осторожно отхлебнул горячий напиток и поспешно откусил маслянистый бок пончика.

Виктор пристально взглянул на приятеля.

— Ну, давай, начинай…

— Что начинать? — Ходорченко поставил горячую посудину, растерянно охнув и подув на пальцы.

— Что за друг, которого ты никак не решишься полностью назвать другом, научил тебя столь необычному стилю фехтования?

— Это длинная история, — с трудом выговорил Максим, осторожно притрагиваясь к стаканчику.

Рука медленно прокрутила картонку.

— И я не знаю, — продолжил юноша, — сможешь ли ты поверить в её истинность.

— Попрошу без предисловий, — поморщился Виктор, — не можешь — не рассказывай.

Он откинулся на спинку стула. Двумя пальцами ухватил стаканчик и шумно отхлебнул.

Максим с тяжёлым вздохом вгрызся в пончик, мимоходом вспомнив, что бабушка его когда-то пекла совершенно другие пончики, в виде шариков с повидлом внутри. Но не говорить же об этом с неожиданно обретённым приятелем. Можно ли и его назвать другом? Можно ли во всём ему довериться? Юноша скосил взгляд на хмурого Виктора. Третьяков рассеянно крутил стаканчик по столешнице, забыв о остывающем тёмно-коричневом, почти чёрном, напитке.

Пауза в разговоре неуклонно затягивалась.

Первым не выдержал Виктор.

— Попробую начать я, — размеренно произнёс он, — Когда-то, в юности, я почти профессионально занимался фехтованием. Но, в один прекрасный день всё резко изменилось…

— У меня примерно такая же история, — прервал рассказ товарища Максим, — долгое время я рос как сын богатого родителя, которому якобы всё позволено… — он замолчал, — и тогда…

— Иногда вдруг захочется

Взметнуть клинок к небесам,

Чтоб солнце сверкнуло отточено

Навстречу моим мечтам:

— Чтоб не таилось ничтожество

За спинами пап и мам,

И за свои деяния,

Чтоб каждый ответил сам…

— Чтобы, эфес сжимая,

Каждый встал, защищая честь.

— И чтобы подлость и наглость любая

Забыла, что она есть! — неожиданно продекламировал Виктор.

Максим досадливо поморщился.

— Не такое уж я и ничтожество, — обиженно буркнул он, — просто некоторое время считал, что мне все что-то должны. И тогда мне встретились два человека, которые и преподнесли мне кое-какую науку. Один из них — старый, хромой учитель истории, Василий Сергеевич его звали, показал, что внешность может оказаться обманчивой. Он, шутя расправился со мной и одним моим приятелем, — Максим посмотрел на Виктора и поспешно отпил кофе, — кстати, ты его видел совсем недавно. Это с ним у меня произошла та стычка недалеко от Универа.

Виктор хмыкнул, вспоминая упомянутый собеседником случай.

Максим пошарил рукой по тарелке в поисках очередного пончика, удивлённо оглядел помещение. Пожал плечами.

— Неужели съели?

— Купить ещё?

— Не надо, — отмахнулся юноша, — итак, тот отпор старого учителя заставил меня призадуматься, но я ещё оставался всё тем же заносчивым созданием. Василия Сергеевича уволили. И пришёл новый учитель, молодой. И тут произошло неожиданное…

Он на короткое мгновение замолчал, прикидывая, стоит ли делиться с человеком, которого знал лишь постольку поскольку. Потом, понизив голос до таинственного шёпота, продолжил:

— Мы с Павлом Вадимычем…

— Павлом? — переспросил Виктор, заинтересованный безыскусным рассказом юноши.

— Ну, да! Так звали нового учителя истории. Мы с ним попали… — Максим сделал трагическую паузу, — к древним майя…

— К-куда? — глаза собеседника сверкнули.

— Так и знал, что ты мне не поверишь, — Максим расслабленно откинулся на спинку стула.

— С чего ты взял, что я тебе не поверил?

— А как в такое вообще можно поверить?

— Можно, — твёрдо возразил Виктор. И тут же спросил, — а в какое, конкретно время?

— Чего?

— В какой период истории майя вы попали?

— Тебе действительно это интересно?

— Было бы неинтересно, не спрашивал бы.

— Тут надо подумать, — Максим рассеянно отодвинул опустевший стаканчик из-под кофе и водрузил на стол сумку. Из недр её появилась на свет замызганная тетрадь. Зашелестели переворачиваемые страницы.

— По наиболее известной классификации, — медленно проговорил юноша, — это было классический период цивилизации майя. Мы оказались в городе Лакам-Ха. Местные жители меня назвали Аб-К’инич-Ханааб, — смущённо добавил он.

— Ага, — после некоторого раздумья протянул Виктор, — Эпоха древнего царства. А город, который ты назвал — это…

— Вадимыч сказал, что его теперь называют Паленке.

— Паленке? — Виктор потёр подбородок, — Повтори-ка, как тебя назвали…

— Аб-К’инич-Ханааб, — неуверенно сказал Максим.

— Наиболее известным правителем Паленке был К’инич-Ханааб Пакаль, — выговорил Виктор, — но что такое Аб-К’инич-Ханааб.

— Тут всё просто, — отозвался Максим, — АБ на языке майя означает КАК…

— То есть, тебя назвали КАК К’инич-Ханааб — следовательно, похожий на него.

— Ну, да, — подтвердил Ходорченко.

— Подожди. А кто тогда реальный Пакаль?

— Этим самым Пакалем стал Павел Вадимыч, а меня Иш-Сак-Кук вернула обратно в наш мир, в наше время.

Виктор отёр ладонями лицо и изумлённо посмотрел на собеседника.

— Это что же получается, — протянул он, — что наиболее известный правитель майя не имеет к самим майя никакого отношения?

— Вот поэтому я и взял для курсовых и будущего диплома тему цивилизации майя классического периода, — проговорил Максим, пряча тетрадь обратно в сумку.

— Это-то понятно…

— А у тебя какая тема? — решился спросить юноша у Виктора.

— У меня? — не понял Третьяков, — а какое это имеет значение?

— Ты, что боишься мне ответить?

— Ничуть. У нас с тобой несколько разные интересы. Хотя у обоих связаны с изучением цивилизации майя. Я занимаюсь другим известным правителем, правда уже постклассического периода.

— Каким, если не секрет?

— Был такой правитель Хунак Кеель, живший примерно через триста-четыреста лет после Пакаля.

— Что-то я о нём слышал, — нехотя сознался Максим, — но что? Сейчас и не вспомню.

— Пошли! — решительно поднялся Виктор, — по дороге расскажу.

Они вышли на свежий воздух.

— Постой, — вдруг воскликнул Виктор, — Ты сказал, что тебя вернула обратно… Иш-Сак-Кук. Что это значит?

— У нас с Вадимычем сложилось впечатления, что она колдунья.

— Колдунья? Насколько я знаю, эта женщина являлась матерью К’инич-Ханааба Пакаля. Ты точно ничего не путаешь?

— Мало того, — оскорбился Максим, — она же нас и отправила в Лакам-Ха.

— Она? Как?

— Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, — смутился Максим, — впрочем, и ты что-то хотел мне поведать.

— Моя история ещё более невероятная, а может и нет. Это смотря с какой стороны посмотреть. Мы, с моим другом попали к майя при помощи портативной машины времени. Но в другое время, как раз тогда, когда началась конкиста. И мне удалось прихватить из того времени книгу, написанную одним из сподвижников того самого Хунака Кееля. С помощью специально программы я перевёл книгу. А потом и решил изучить биографию этого человека.

— У меня другая цель, — с трудом выговорил Максим, — я хочу вернуться к Вадимычу и помочь ему…