Искры из-под лыж

Евгений Москвин (2015)

В книгу вошли повесть и рассказы, посвященные темам детства и семьи, войны и любви, дружбы и преданности. Автор, осмысливая положение человека в современном мире, дополняет реализм фантастическими и сюрреалистическими ходами, стремится вывести новые закономерности и связи между окружающим миром и сознанием человека, его внутренней сущностью. Произведения Евгения Москвина отличаются отточенностью стиля, высоким уровнем языка, метафоричностью,точностью деталей и образов.

Сказки о созвездиях

I

Эта история началась с одного очень странного совпадения. Я тогда учился в третьем классе: учительница задала нам прочитать книгу, недавно вышедшую в московском издательстве, в порядке внеклассного чтения.

Марья Олеговна всегда так делала — задавала читать книги, которые нельзя было достать в библиотеках, совершенно новые, — и это крайне возмущало мою мать, ведь их приходилось покупать — лишний удар по кошельку, и без того весьма тощему. Мать начинала причитать, что все потеряли совесть, что сейчас все и так подорожало, что, наконец, «у этой вашей Марьи Олеговны есть, конечно, супруг, и она не знает, что значит тянуть в одиночку десятилетнего сына».

— Ну в чем проблема, — говорил я, — это же внеклассное чтение — не хочешь, не покупай.

На что мать нисколько не успокаивалась: она принималась обвинять меня, что я таким способом (делая вид, что понимаю ее) просто решил уклониться от выполнения домашнего задания, что я вообще не хочу учиться и пр.

Читать я действительно несильно любил; но и книги, которые выбирала Марья Олеговна, почти всегда содержали яркие иллюстрации, — и более ничего запоминающегося в них не было.

Стало быть, моя мать была права — по крайней мере, по поводу Марьи Олеговны? — и что это впустую выброшенные деньги? Нет, мать, в то же время, никогда не интересовало, что именно было в книгах — она «твердо знала», что раз это задано в школе, значит, это и хорошо и это всегда пойдет на пользу. И сегодня я прекрасно понимаю, что все ее причитания и обвинения — были только свидетельством того, что на следующий день она пойдет в магазин и купит то, что сказали купить; «сделает то, что задали» — ничего более за этим не стояло…

И когда в квартире появлялась новая книга, мне в результате приходилось прочитать ее от корки до корки.

И все же однажды этот привычный порядок событий переменился. По непонятным причинам я как-то сразу проникся теплотой и глубокой симпатией к книге, которую в тот день «рекламировала» Марья Олеговна. Помню, как только я взглянул на «Сказки о созвездиях», мой взгляд сразу же просветлел — я испытал примерно те же ощущения, какие испытывает заспанный человек после первого глотка кофе с утра. (А кофе я пил с раннего возраста). Чем они были вызваны — не могу сказать. Быть может, какими-то особенными иллюстрациями? Они были неясными, цветными, приятными, но как бы чуть размытыми, а в некоторых фрагментах цвет вдруг наоборот резко граничил с другим. Резкими границами чаще всего изображались звезды на небе. А персонажи, и одежды, и постройки, и лестницы — лестницы, восходившие на небо, — с земли, — все было будто расштриховано… неясно…

Как сейчас помню Марью Олеговну, стоящую возле окна, против левого ряда парт, и держащую книгу на уровне головы: учительница раскрыла ее и наглядно перелистывает страницы, не спеша, чтобы мы рассмотрели каждую иллюстрацию.

— «Сказки о созвездиях»… вы знаете, это просто… — она чарующе остановилась; а у меня учащенно забилось сердце, — просто необыкновенная книга. Вышла меньше месяца назад. Я как увидела в магазине, сразу купила — истратила последние деньги, которые были в кошельке… не знаю, на меня прямо какая-то горячка нашла, я никогда так не делаю. Но в этот раз… Смотрите, какие необычные иллюстрации…

«Да… необычные, необычные…» — и я стал то и дело повторять про себя, заворожено, и мое сознание улетело на пару минут. А когда я снова «вернулся», Марья Олеговна уже рассказывала содержание одной из сказок — кажется, про созвездия Большой и Малой медведицы, этого я точно не помню.

Силуэт книги отражался в оконном стекле. Гераневая ветка почти касалась того места, где отражался нижний уголок мелованной страницы…

Никогда еще я не чувствовал себя так просветленно и приподнято…

Домой я, тем не менее, шел довольно понурый — я знал, что мать, разумеется, купит и эту книгу, как всегда — и я стану обладателем такой книги! — но, в то же время, мне было просто неприятно и печально, что даже теперь мать устроит будничный скандал о безденежье. (И еще она обязательно подчеркнет, что у нее все просчитано и выверено, — где и как выгадать каждый рубль. Например, на рынке молоко стоит на десять рублей дешевле, чем в магазине, но чтобы доехать до рынка надо потратить еще пять рублей на автобус — мать выгадывала всего пять рублей, потому что покупала только по одной пачке; рейд на автобусе, до рынка, через два дня на третий, после работы).

Я вошел в квартиру и стал снимать ботинки в прихожей. Позвал мать, но мне никто не ответил.

Едва я только открыл дверь в свою комнату и сделал шаг по направлению к столу, тотчас остановился, как вкопанный.

И мне показалось, что сердце мое тоже… затаилось. Я пялился во все глаза на книгу, которая лежала на самой середине полированного стола. Освещенная вечереющими лучами, косо падавшими из окна. Приглушенные цвета на обложке, еще более неясные из-за закатных отсветов, сумрачные тона неба, нагромождающиеся ступени лестницы… но снова этот четко переходящий цвет звезд.

Сказки о созвездиях.

— Сережа… Сереж, ты пришел?.. — послышался голос матери позади, из коридора, поначалу отдаленный, затем голос вдруг резко усилился — мать уже стояла прямо за моей спиной (будто перескочила через расстояние в два метра), — детка, ну наконец-то!

Мать ущипнула меня за щеку.

Очень бодрый голос — давно он у матери не был таким.

Я повернул голову, посмотрел вверх: щеки у нее чуть порозовели. Она выглядела как-то обновлено — или это мне просто померещилось?

— потому что у меня все, затаившись, бушевало внутри.

Я снова посмотрел на стол.

— A-а, увидел уже да? Посмотри, какую книгу я тебе купила в «А-Элите»!

— Я-я… вижу.

— Посмотри, посмотри, — мать даже подтолкнула меня к столу.

Нетерпеливо.

Я торопливо сел за стол и принялся перелистывать мелованные страницы. Кисти моих рук — точно до запястий — в зоне алеющего заката, — и ажурные тени штор нечеткой темнеющей паутиной скользили по пальцам.

Потом вдруг руки как-то резко дрогнули — от приятного, щекочущего озноба.

Я наклонился к большим граненым буквам первой сказки — еще не стараясь разобрать смысла написанного. Но я, слишком озаренный, пока еще и не сумел бы…

— «Сказки о созвездиях», — произнесла мать; позади.

— Да-да, сказки о созвездиях. Господи, откуда она взялась?

— В смысле? Я же говорю, зашла сегодня в книжный магазин и…

— Да нет, нет, я понял. Я просто…

— Посмотри, там чудесные иллюстрации.

— Вижу, — просипел я в ответ.

Пролистывая страницы, туда-сюда.

Никогда не забуду того вечера — как я сидел за столом и читал «Сказки о созвездиях». Я не успел удержаться и не начать читать, даже еще не закончив обедать, — эта книга словно притягивала мой взгляд: я читал, торопливо проглатывая картофелины. В другой бы раз это было «вопиющим хулиганством», и мать обязательно заставила бы меня сначала доесть, но в этот день (видимо, благодаря просветляющему действию книги), мать, странно подобрев, все оставляла без внимания.

Я теперь помню всего-навсего одну сказку, которую прочитал в тот день, — последнюю как раз перед тем, как отправиться на улицу, — видно, потому, что сказка имела отношение к случившемуся чуть позже. (Ну, если исключить то, что я помню: в конце каждой сказки главные герои — положительные или отрицательные, все равно, — поднимаясь на небо, превращались в созвездия). Речь в ней шла о двух королях, живших по соседству и постоянно о чем-нибудь споривших и ссорившихся, крайне недружных; чаще всего они конфликтовали из-за территорий и границ.

«Однажды один король поехал на охоту, а другой принялся объезжать свои владения. Случайно встретившись на границе владений, они как всегда принялись ссориться — первый король обвинил второго, что его колесница заехала на чужую территорию. Второй, напротив, обвинил первого, что нет, это его лошадь заступила копытом за границу. Короли спорили ожесточенно, яростно размахивая руками и тыкая друг в друга пальцами, нельзя было даже разобрать хотя бы одной цельной фразы, только два отчетливых слова вылетали из бесконечных перебиваний друг друга: „Лошадь! — колесница! — лошадь! — колесница! — лошадь!..“

Это было начало нового многолетнего спора, за время которого оба владения пришли в страшный упадок: всю силу и энергию короли отдавали теперь бесконечным пререканиям, а не управлению государствами. В конце концов, обедневшие крестьяне попросили небо разрешить этот ужасный спор между королями.

И вот однажды в одной из деревень появился некий старик, который, как он сам о себе обмолвился, раньше работал судьей.

Крестьяне решили позвать к старику своих королей — впрочем, все очень сомневались, что короли пойдут к нему, но, к удивлению, те не просто пришли, но примчались и принялись самым подробным образом рассказывать старику о своем споре. Но как всегда они перебивали друг друга и кричали, и старик, хотя и внимательно их слушал, как и все не смог разобрать ничего, кроме слов „лошадь“ и „колесница“. Когда короли выбились из сил, обвиняя друг друга, старик тихо вздохнул и сказал, что, видимо, ни рассудить, ни помирить их никак нельзя, „надо послать вас на небо — оно большое и бесконечное. Там будет вдоволь места и времени для ваших споров и пререканий“.

Он стукнул посохом, и короли, уже успевшие возобновить спор, под действием каких-то непонятных сил принялись подниматься на небо. И поднимаясь ввысь и так и продолжая спорить, не замечая даже странного феномена, который происходил с ними, короли постепенно превратились в созвездие. Стали частью бесконечного неба».

Каким созвездием стали два короля?

Этого я не могу вспомнить, как ни стараюсь. Быть может, я забыл в сказке какую-то важную деталь?

Закат померк — на моих руках, перелистывавших страницы, уже изредка.

Но окончательно стемнеть еще не успело.

Лошадь! — колесница! — лошадь! — колесница! — лошадь!..

Я сунул книгу за пояс, под рубаху, — чтобы ее не было видно, — и отправился в прихожую.

— Уходишь? — осведомилась мать, посмотрев на меня из кухни. Она, видно, стояла возле разделочной доски, — чтобы видеть меня, мать прогнулась назад.

Все та же воодушевленная улыбка на лице, выглядывающем из-за дверного косяка.

— Да, — ответил я.

— Ну иди, иди, проветрись.

Мать обычно отпускала меня на улицу только после того, как я сделал уроки, а сейчас даже ничего не спросила о них. И все же не смотря на то, что мать мне сегодня все благодушно позволяла, я разумно продолжал прятать книгу под рубахой — что-то мне подсказывало, что мать воспрепятствует, если только узнает, что я решил вынести книгу из дома. Я, впрочем, совершенно не мог объяснить себе, зачем беру ее — думаю, мною двигало какое-то неясное чутье… что эта книга все время должна быть со мной?

Может и так.

Мне казалось, что отсюда, из прихожей — в продолжение прочтенной сказки — я слышу спор королей на небе, которые, конечно, так и не помирились, до сих пор: бесконечное небо — бесконечный спор. Я слышал его, скорее, головой, не слухом — когда что-то соединял в своем мозгу, сосредотачивался, — и перемежение слов «лошадь! — колесница! — лошадь! — колесница!» представлялись мне только звуковыми уколами. И еще я представил себе, как рты королей, состоящие из четких (как на иллюстрациях в книге) звезд, резко и широко открываются друг на друга.

Я посмотрел на кухонное окно — на терявшее яркость небо. Никаких звезд еще не было видно.

— Знаешь, мам… сегодня… Марья Олеговна попросила купить одну книгу…

Спорят? — я снова что-то соединив в своем мозгу… Да, короли спорили.

Мать, между тем, никак не отреагировала на мои слова — просто промолчала. Хотя ей, по привычке, надо было бы возмутиться.

–…ту самую, которую ты купила.

— Да ты что! Не может быть!..

Мать удивилась, но (очень странно) безо всякой заинтересованности — этим необыкновенным совпадением.

Я хотел было начать расспрашивать ее (вряд ли, впрочем, надеясь получить ответ), как оно могло произойти, но… ее странная интонация вдруг заставила меня передумать.

Что-то происходило. Вероятно, и это же ощущение — что что-то происходит — заставило меня взять книгу с собой.

II

Я вышел во двор.

Небо над головой.

Спорят? — первый вопрос в голове. Я даже остановился…

Да, я услышал.

Я поднял рубаху, вытащил книгу из-за пояса и просто понес ее в руке.

Через дорогу, возле гаража, я увидел свою подругу Ленку Вачедину. Она была старше меня на целых семь лет, но нам каким-то образом удавалось находить общий язык. Думаю, все дело было в том, что ее вечно беспокоили какие-нибудь проблемы, и она искала, кто бы ее выслушал, — просто выслушал, и все.

— Люди, как правило, начинают раздавать советы в таких случаях, — объясняла Ленка, — а мне советы… ну не то, что не нужны — я просто им никогда не последую. Когда я что-то начинаю рассказывать, я, как правило, уже приняла решение. И большинство делает точно так же. И тем не менее, они выслушивают то, что им отвечают, они иногда даже обещают: да, я так и поступлю. Хотя знают, что поступят, как заранее решили. В этом обмане ничего такого особенного нет. Но меня просто сильно раздражает, когда люди советуют совершенно не то, что я собираюсь сделать; и еще больше — если как раз то, что я собираюсь сделать, потому что я тогда начинаю и впрямь испытывать неуверенность — а вдруг я приняла неверное решение? Ведь этот человек — который посоветовал то же самое — не испытал тех ощущений, которые я испытала — в этой конкретной ситуации. Как же он сумел попасть в самую точку? У него есть опыт? Нет, я не доверяю ничьему опыту… Короче говоря, лучше делиться с теми, кто ничего не посоветует в ответ. Понимаешь?

— Нет, — отвечал я.

— Вот и отлично. Поэтому я тебе доверяю.

Ленка сидела на небольшой деревянной скамейке. Мрачное, усталое лицо в неприятно оранжевом свете фонаря, придававшем ее коже чуть терракотовый оттенок. Круги под глазами — Ленка плохо спит. Ее как всегда что-то мучит? (Родители сократили ее карманные расходы на пару десятков рублей? Учитель по физике издевается над нею, то и дело повторяя перед всем классом, что она пользуется шпаргалками, и он до конца года собирается сажать ее на первую парту во время контрольных работ? — тогда, как шпаргалками пользуются все до единого. И он знает об этом, а просто сделал из нее козла отпущения, чтобы создать видимость справедливого учебного процесса?)

Сам не знаю, почему, я почувствовал, на сей раз, случилось что-то более серьезное.

Ленка не обратила никакого внимания на «Сказки о созвездиях» — просто поздоровалась, а потом, как раньше, принялась смотреть куда-то в сторону.

— Послушай, — я подсел к ней, — ты не представляешь, какая странная история случилась!

— Какая?

Ленкины руки были засунуты в узкие карманы облегающих джинсов — кажется, так трудно их там держать и так неудобно. Она заворочала руками в карманах, когда спросила «какая?», — как будто что-то ввинчивала.

«Мне задали в школе купить книгу, а потом, когда я пришел домой, выяснилось, что мать уже купила ее», — так я собирался сказать?

Я положил книгу рядом с собой, на скамейку — Ленка по-прежнему не реагировала на «Сказки о созвездиях».

— Какая? — повторила Ленка.

Они спорят? — вопрос в голове.

— Я…

Спорят?

Я не выдержал, встал со скамейки и запрокинул голову на темное небо. Звезд совсем мало: неясные точки, почти ничего. Частичка моего ума и слуха будто бы улетела туда. Небо большое и бесконечное. Там много времени для споров.

Снова я представил себе резко открывающиеся друг на друга рты королей — из четких звезд.

— Эй, Сереж!

— Что?

Я смотрю на Ленку.

— Ты куда улетел?

— Ты ничего не слышишь, Лен? Прислушайся… — я поднял указательный палец.

Лошадь! — колесница! — лошадь! — колесница! — лошадь! — они спорят?

— К чему? — Ленка недоуменно смотрела на меня.

Я ухмыльнулся, махнул рукой.

— У тебя неприятности?

— С чего ты взял?

— Да? Я так и понял сразу! Расскажи!

— Не буду, — Ленка качнула головой; один раз, отрешенно.

Я понял, что совершил ошибку — слишком поспешил. Теперь Ленка, наверное, ничего не расскажет — так было пару раз.

Я снова подсел к Ленке и положил пятерню на «Сказки о созвездиях». Прошло полминуты.

Я чувствовал — Ленка вся напряжена внутри. И в горле у нее застрял комок воздуха.

Она выдохнула.

— Это моя сестра… все из-за моей сестры… ты не представляешь, какая она стерва! — у Ленки увлажнились глаза.

— Твоя сестра Ира? — тихо спросил я.

— Да… знаешь, что она делает?

— Ты мало рассказываешь о ней.

— Так же мало она рассказывает о себе молодым людям, с которыми встречается, — мрачно сказала Ленка, — за счет этого ей удается быть чрезвычайно притягательной для них. За счет этого… боже, она заплела такую интригу, которая сведет в могилу их обоих…

Я удивленно покосился на Ленку.

–…она бросает своего молодого человека, когда ее друг — второй молодой человек — сдается и выполняет очередное ее условие, после которого, как она намекает ему, они должны объединиться. Уже не как друзья, как мужчина и женщина, понимаешь? Слава Богу, если нет. Бросает первого — но не уходит ко второму и не говорит ему — Леше — что бросила своего молодого человека. Она делает так, чтобы он только об этом догадывался, намеками — так же, как и выставляя ему очередное требование — о поиске более высокооплачиваемой работы. В будущем она собирается заставить его снимать квартиру — и все это, понятно, для того, чтобы им было, где жить. Но, в то же время, она — то, что происходит сейчас — называет сугубо дружескими отношениями; не раз это подчеркивала — в их бесконечных телефонных разговорах, ежедневных, — она всегда сама звонит Леше, чтобы он никуда не исчез. Леша понимает, что находится в позиции добивающегося человека… она еще любит напирать на него, что он, мол, слабый, и должен стать сильнее… преодолев все трудности, которые она же ему и создает… издевательства, я так это назову… на пути к тому, чтобы добиться ее. Это его, видимо, несколько заводит. Он любит ее… — эти три слова Ленка произнесла с горечью, — …чтобы выставить новое требование — Леше — она возвращается к своему молодому человеку. Тот тоже ее любит… а может быть, их обоих просто заманивает неизвестность? Они с Лешей знакомы, но почти не общаются. Леша не станет звонить ему и что-то спрашивать об Ире, потому что знает, что таким образом потеряет ее. Это будет равносильно тому, чтобы сдаться. А Ирин молодой человек… его зовут Влад… он понимает, что здесь что-то не то… и то, что Ира так себя ведет — то бросает его, то возвращается, тоже как-то связано с Лешей… да уж, это у нее прекрасно получается! — быть такой нежной, ласковой, чтобы втереться в доверие и снова расположить к себе Влада, — это она умеет!.. Но поскольку Ира — свои отношения с Лешей — называет исключительно дружескими и они действительно такие, если не считать этих намеков — о поиске работы, — которые она всегда сумеет отрицать, — тут ни к чему не подкопаешься; это нити, которые нельзя ухватить — ими можно быть только управляемым… Владу она говорит, что уходит от него, потому что он ее достал; что общежитие, в котором он живет, никуда не годится и что работа у него — полное фуфло. Таким образом, она и ему выставляет требования. И он понимает, что она врет ему… что здесь что-то не то, но поделать ничего не может… Они оба только чувствуют интригу, что что-то происходит, но им приходится подчиняться ей… Здесь все одна сплошная ложь… Боже, ты хоть что-нибудь понял — из того, что я сказала?

Я, конечно, не понимал всех вариаций и своеобразия расчетливости женщин — до меня только дошло, что Ира делает что-то очень плохое.

Ленка выпалила все это как на духу — особенно вторую половину. Короли, яростно размахивающие руками и тыкающие друг в друга пальцами.

Я вдруг спросил (совершенно просто так):

— Ты знаешь Лешу, да? — и попал в самую точку: Ленка вдруг покраснела.

— Видела пару раз. Мы гуляли втроем — Ира, я и он. Это тоже было одним из ее ходов. Чтобы удерживать его возле себя — после того, как он нашел работу, а она бросила Влада, — но не уходила к Леше. Она попросила меня составить ей компанию. Чтобы это выглядело — внешне — как какая-то дружеская прогулка, не более. Он такой бедный… она все силы из него высосала… Я все думаю, может встретиться с ним одной, открыть ему глаза, а потом понимаю, что открывать-то не на что: он и так все понимает. И Влад все понимает. Но сделать они ничего не могут.

Мы помолчали.

— Где сейчас твоя сестра?

— Дома. Готовится к очередному звонку.

— Кому? Леше?

— Да. Боже, я как подумаю: сколько сил она тратит на свою интригу. Она даже забросила учебу в биологическом институте.

— Может быть… мы зайдем к тебе?

— Зачем? Хочешь с ней познакомиться?

— Я никогда не видел ее.

— Не стоит.

Я положил пятерню на «Сказки о созвездиях».

— Ты обещала мне видеокассеты с фильмами.

— Ну хорошо.

Когда мы поднимались в лифте, Ленка сказала:

— Пару дней назад Леша нашел новую работу. До этого он работал официантом, но она заставила его устроиться в офис, — то, чего он жутко не хотел; то, что считал бездвижным и обездушивающим. Заставила, как и прежде, намеками — но он уже просто не может не идти у нее на поводу. Если ты уже в паутине, то… Как только он нашел работу, Ира снова (уже в третий раз) сказала Владу, что между ними все кончено… если она опять к нему вернется, я встречусь с Лешей и…

Она, наверное, хотела сказать: «все ему расскажу», — но ведь, как она сама до этого сказала, Леша и так все знал — по крайней мере, обо всем догадывался.

Она не договорила; произнесла сдавленно:

— Как же выпутаться из этой чертовой игры… я и сама в ней…

Спорят? — вопрос у меня в голове. Я никак не мог избавиться от этого постоянного вопроса и желания слышать спор на небе.

Да, я опять услышал.

–…в паутине, — закончила Ленка.

Двери лифта расползлись; она зазвенела ключами.

— Сейчас принесу, — сказала Ленка.

Я остался в темной прихожей, и когда Ленка отворила дверь в комнату, и на пол лег острый угол электрического света, я услышал голос девушки, разговаривающей по телефону.

–…чего делаешь сейчас? Только с работы вернулся? А-а… — голос у нее был очень приятный и глубокий, утробный. Он будто бы холил своей интонацией. — Да так, ничего, просто сейчас не занята — вот и решила позвонить. — утробность и глубина словно расцвели в простоте. — Да… ага… ну хорошо, хорошо, давай, ешь и потом обязательно перезвони мне, ладно?.. Ты уж извини, что я так взвилась позавчера… меня просто печень замучила, опять был приступ, ты ведь знаешь.

Я стиснул «Сказки о созвездиях», — чувствуя крадущееся напряжение внутри; стиснул обеими руками — мои пальцы наморщились и напряглись до красноты.

Я услышал, как положили трубку на рычаг.

— Что ты ищешь? — спросил утробный голос.

— Уже нашла, — ответила Ленка.

Спустя несколько мгновений она появилась на пороге комнаты, протягивая мне три видеокассеты в потертых картонных футлярах.

Я не взял их — я продолжал стискивать «Сказки о созвездиях» в течение всего эпизода в квартире.

Теперь я смотрел на девушку, которая возникла за Ленкиным плечом.

Ленка обернулась — следуя направлению моего взгляда.

— A-а… познакомься, это моя сестра Ира.

Я хорошо помню эти чуть затертые черты лица, которые, в то же время, я оценил бы сегодня, как в чем-то чрезвычайно притягательные. Если смотреть на красивое лицо через тонкий слой прозрачной бумаги… да, что-то в таком роде.

Притягательность — от того, что хочешь заглянуть за этот слой.

Никогда не получится.

— Привет, — поздоровалась Ира. Этот теплый утробный оттенок… даже захлебный — будто рот чуть наполнен водой.

Я тоже поздоровался.

Ира спросила у сестры, уходим ли мы.

— Может быть, останетесь? — она повернулась ко мне, — Знаешь, у меня есть великолепный крыс в пластмассовом манеже, очень умный, поддается обучению, хочешь посмотреть?

— С кем ты разговаривала по телефону? — спросила Ленка.

Так и продолжая протягивать видеокассеты — машинально; выглядело это довольно странно, — Ленка чуть отступила к отворенной в комнату двери. На ее лицо легла черная тень от узкого гардеробного козырька.

А Ира, наоборот, приблизилась ко мне.

— С Владом. А что?

Край тени полоснул по Ленкиному лицу, когда она резко шагнула ко мне, в свет. Словно стараясь оттеснить Иру.

— Ничего. Мы уходим.

Ленка сказала это не резко и не показательно — нет. Очень ровно и незначительно.

— Да нет, он еще нескоро позвонит, вы можете остаться — у меня уйма времени… ну ладно, как хотите.

III

— Ты… собираешься завтра встретиться с Лешей?

— Да, — сказала Ленка; а затем прибавила (сбивчиво, ее голос чуть изменил ей), — я ведь уже сказала тебе, что встречусь с ним.

— Послушай, мне кажется… знаешь, поговори с ним завтра о чем-нибудь отвлеченном, и все — не говори о своей сестре.

Ленка посмотрела на меня. Резко переспросила:

— Отвлеченном?

— Ну да. Ты встречалась с ним без Иры хоть раз?

— Нет… я же говорила тебе: мы гуляли все вместе втроем. Как я могу встретиться с ним и говорить о чем-то постороннем, если я как раз хочу…

— Может, в этом уже нет никакой необходимости.

Мы уже стояли во дворе. В лифте и потом — еще раз — когда вышли из подъезда, я постарался как раньше, пятнадцать минут назад, соединив что-то в своем мозгу, услышать спор, происходивший на небе: «Лошадь! — колесница! — лошадь! — колесница!» — нет, оба раза у меня ничего не вышло. Я ничего не услышал. Спор прекратился. Короли помирились.

И мне самому — еще до моих попыток, когда мы только вышли из квартиры, — стало вдруг очень хорошо и очень спокойно. Полное умиротворение и тихое торжество. Поначалу я сам удивился, что такое со мной произошло.

Потом я понял. Я, десятилетний ребенок, сумел самолично разрешить ситуацию, которую, как Ленка говорила, уже никто — никто — не в силах разрешить. Распутать паутину.

Я не просто верил — я знал умиротворенно точно. Всю силу книги, которая была со мной и сделала меня таким могущественным. Которая сделала и меня сильнее… и еще, наверное… взрослее?

А вот Ленке было здорово не по себе. Я видел, она страшно нервничает и злится. Она вообще всегда была склонна к вспыльчивости, а сейчас одно мое неосторожное слово — и она начнет выпускать пар, — я чувствовал. Но дело еще в том, что я разговаривал с ней, отвечая своему внутреннему состоянию — я не мог иначе; я расспрашивал ее о планах даже чуть свысока.

Она, разумеется, не могла этого не заметить.

— Как это — нет необходимости? — она смотрела на меня широко открытыми глазами; враждебно.

— Ну… вот так, — я вдруг понял, что не в силах изменить своего тона.

— Слушай, не раздавай мне советов, ладно? Я смотрю, ты что-то уж больно поумнел. Я же всегда тебе говорила, что терпеть не могу, когда мне дают советы. Я сама разберусь, ясно? А ты лучше иди домой и смотри фильмы, — она кивнула на кассеты в моей левой руке.

А в правой — я расслабленно держал «Сказки о созвездиях».

На следующий день благодушное поведение моей матери не изменилось. Все то же оживленное лицо, и в школу она меня поторапливала, но очень мягко, а не занудно, как раньше.

И все же после вчерашнего спора с Ленкой — во время нашего расставания…

Я решил оставить «Сказки о созвездиях» дома, но попросить мать проводить меня до школы, чтобы посмотреть, как она будет вести себя, когда книга в отдалении. И тут вдруг мать во время завтрака сама говорит мне:

— Я пойду с тобой, хорошо?

У меня екнуло сердце. Мне вдруг стало немного неуютно. Я резко глянул на нее.

— Мне же сегодня на работу с утра, — пояснила она. — Возьмешь «Сказки о созвездиях» с собой?

Я насторожился.

— Зачем?

— Чтобы ответить Марье Олеговне. Ты ведь сам сказал вчера, что…

— Я знаю, да. Нет, я не дочитал их еще.

Мне стало здорово легче, когда, выйдя с матерью на улицу, я увидел, что у нее нисколько не испортилось настроение. Она действительно изменилась — книга изменила ее, но и в отсутствие книги моя мать продолжала быть лучше, чем прежде.

Я видел, что ей стало лучше.

А теперь, много лет спустя я отмечаю себе, что уже на следующий день впервые расстался со «Сказками о созвездиях». «Выпустил их из рук».

Через несколько дней я узнал также от Ленки, что она встретилась с Лешей, но, как ни странно, действительно не стала ничего говорить ему об Ире.

— Почему? — спросил я.

— Не знаю. Я решила, что это гораздо разумнее — просто узнать его и окружить вниманием. Тогда, может быть, интрига распадется сама собой.

Ленка сказала «распадется», и, как выяснилось позже, к тому моменту интрига уже начала распадаться. Ленка просто не знала и не сразу поняла, что Ира сама — после своего третьего возвращения к Владу, — решила оставить Лешу в покое. Не звонить ему. Что касается Леши… он, конечно, еще продолжал звонить Ире некоторое время, по инерции, и они болтали, как раньше, но потом перестал это делать — общение с Ленкой заменило ему Иру.

Ленка впервые воспользовалась чужим советом, — моим, — хотя сказала мне, что решила все сама и что разговор со мной не оказал никакого влияния. Она, конечно, лукавила, не хотела признать моего превосходства.

Привычка возраста.

Привычка руководила и мной тоже: где теперь «Сказки о созвездиях»? Я не знаю. Но я не потерял их и с ними не случилось ничего такого, что случается с волшебными палочками.

Я уверен, ни один человек, даже если все в его руках и все зависит только от него (если есть книга, с которой всего только надо не расставаться), не может жить только положительными эпизодами и изменять реальность в лучшую сторону; бесконечно творить чудеса. Это и не нужно, не так ли? — но важнее то, что происходит внутри тебя. Рано или поздно хочется почувствовать естественность чуда, а для этого неизбежно приходится расстаться с его источником — один раз, второй, — очень быстро это становится привычкой, еще быстрее, нежели когда речь идет о чем-то обыденном.

И так ты теряешь вкус к чуду. И к его источнику.

По этим причинам, наверное, я совершенно не помню, где теперь «Сказки о созвездиях» и как они исчезли из моей жизни. Но думаю, я, дочитав и ответив на уроке Марье Олеговне, просто постепенно отложил их в сторону. Некоторое время книга еще будоражила мое воображение, я пролистывал сказки, ходил с ней, но потом… она стала для меня обычной. Как странно!..

Нисколько.

Может быть, все дело в моей слабости? Может быть, я просто потерял веру, усомнившись, что книга действительно помогает?

Чудеса теряют смысл, если ты не останавливаешься и не смотришь на человека, которому стало лучше.

Помню, Ленка стала мне гораздо дороже и ближе после этой истории, и мне приятно было слышать, что она снова и снова встречается с Лешей; что они сближаются, — мне лучше было осознавать, что я сумел помочь ей и что она теперь действительно счастлива, чем все время ходить со «Сказками о созвездиях» в руках.

Я, наверное, и сам в этом случае перестал бы быть в полном смысле человеком. И моя мать… разве я мог отвлекаться на книгу, если видел, как потеплели наши отношения и как она изменилась?

Я так долго ждал взаимопонимания с дорогими мне людьми.

И лишь теперь, когда многое стерлось из моей памяти, я снова вспоминаю «Сказки о созвездиях» и то, что испытал, когда впервые увидел их. То, как я потом уверовал, что все в моих руках; что я в силах что-то изменить к лучшему.

Мне хочется, чтобы книга снова была со мной.

Только это должно произойти как-то естественно. Я не должен искать ее. Я должен случайно натолкнуться где-то у себя в квартире, если стану разбирать обветшавшие ящики или стеллажи с книгами. Но и для этого должен быть хотя бы небольшой повод.

Иначе — если я найду ее специально — не наступит того особого просветления, которое наступило тогда. Я просто снова начну вспоминать прошлое, только и всего… быть может, более ярко, чем если бы книги не было, но это все равно будет только прошлое.

Натолкнуться… случайно. Я… внутренне настраиваюсь на это.

Думаю… я уже почти готов.