Варадеро не будет

Евгений Мисюрин, 2018

Мир и личность. Извечная дилемма, может ли одна личность повлиять на целый мир? Или же история так и скатится к естественному состоянию? Если отправить нашего современника с образцами новейшего вооружения, станками и технологиями, в 1904 год, то изменит ли это исход русско-японской войны, а за ней и всю революционную ситуацию в России? Или время, подобно снежной лавине, обогнёт эту преграду и покатится дальше по своему пути? А если ещё в момент переноса что-то пойдёт не так и путешественник попадёт совсем в другое время и место. И вокруг вместо доблестных моряков окажутся краснокожие индейцы…

Глава 3. Люди — не мыши

Моторин сидел на надувном матрасе возле ворот контейнера и смотрел на суетящегося над порогом Сиротина. Состояние было как перед первым погружением. Вроде бы всё предусмотрено, но в руках дрожь от волнения, в голове сами собой возникают пункты, которые следует не забыть, сердце колотится так, что отдаёт в ушах. И что-то ещё, что следовало сделать, но оно совершенно вылетело из головы.

Старик повернулся к физику и спросил то, что давно хотел, но забыл за ворохом свалившейся информации.

— Серафим Викторович, а чем ваша лаборатория занималась до временных разработок?

— Ох, Павел Степанович, я совсем запамятовал, — он выпрямился и залез во внутренний карман пиджака.

Порылся и достал оттуда обычную на вид батарейку несколько туалетной маркировки «АА».

— Вот! — гордо произнёс он.

Понятно, что обычный аккумулятор не вызвал бы в лице кандидата наук такой вспышки гордости, поэтому Павел взял изделие в руку, внимательно осмотрел. Хорошо бы очки, но и без них видно, что наклейка выполнена кустарно, на обычном принтере, содержит сведения об изготовителе — «ООО Грабат», вольтаж, два и три десятых, и ёмкость. Здесь глаза старика полезли на лоб, потому что либо в маркировку закралась ошибка, либо эта мелочь действительно выдаёт целый киловатт.

— Как? — только и спросил он.

— Испанская разработка. Графен. Они представили её ещё в пятнадцатом году, тогда же началась распродажа участия в проекте. Подключились, как обычно, китайцы, немцы, ну и России достался небольшой участок. Так что технологии были переданы в нашу лабораторию, ну, а мы их немного доработали под бытовые нужды. Двадцать таких батареек сейчас могут заменить обычный автомобильный аккумулятор. Опять же, время зарядки у этой игрушки всего три минуты.

— На весь киловатт?

— Абсолютно. Я, Павел Степанович, положил вам почти весь наработанный запас изделий и спецификацию к ним.

— Сколько? — голос от возбуждения хрипел.

— Триста одиннадцать штук. Больше, увы, нет.

Старик помолчал, потом с надеждой спросил:

— Как вы думаете, получится изготовить подобное в реалиях начала двадцатого века?

— Очень сомневаюсь. — Сиротин покачал головой, но в глазах его светилась гордость.

— Жаль. Можно было сконструировать полностью электрическую подлодку с неплохим запасом автономности, если бы удалось собрать хотя бы тысячу таких аккумуляторов.

— Увы, Павел Степанович, увы. Мы и так можем выдавать не больше двух единиц продукта в день. А у нас ведь ещё и заказы. Так что постарайтесь уложиться в рамки существующего. Вы опись содержимого уже прочли?

— Только просмотрел. К сожалению, на детальное изучение не хватило времени, уж больно всего много.

— Значит, первым делом её и изучите, — Сиротин потёр ладони и с азартом посмотрел на Моторина. — Ну? Готовы?

— Запускай, боярин, свою бесовскую машину, — фразой из фильма ответил старик и махнул рукой.

— Тогда я вас запираю, Павел Степанович. Не забудьте, ворот — вот он, в нижней части.

Физик подёргал примитивный металлический запор в виде поворотного засова с приваренной металлической дверной ручкой и снова посмотрел на Павла.

— И не волнуйтесь. Всё будет хорошо, и через год я вас заберу. Таймер я уже взвёл, а теперь, до свидания.

Он ещё секунду переминался с ноги на ногу, то ли не решаясь обнять старика, то ли оттягивая до последнего момент выхода из контейнера. Наконец, перешагнул порог, задвинул обе створки и со страшным скрипом завернул запор. Моторин остался один.

Павел оглядел ставший за полгода привычным контейнер, улёгся на надувной матрас, как советовал физик, и постарался выбросить из головы все мысли. Снаружи раздался лёгкий гул, понемногу повышающий тональность, тяжёлый сорокафутовик завибрировал, сначала незаметно, но всё больше набирая амплитуду, наконец, раздался звук лопнувшей автомобильной рессоры и всё мгновенно стихло.

Не было ни движения, ни звука, само время и то не ощущалось. Изменилось освещение. Тусклая лампочка под потолком вместо мягкого жёлтого сменила частоту на режущий глаза синий свет. Старик с ужасом почувствовал, что даже его вес стал иным. Теперь тело весило не меньше тонны. Даже пошевелить пальцем он теперь не мог. Веки, и те не двигались, и глаза сразу же начало безбожно щипать. А ещё через секунду Моторин понял, что он не дышит. А когда прислушался к собственным ощущениям, заметил, что и сердце не бьётся.

Жаль, что я не пережил переноса, печально подумал старик. Или уже не старик? Интересно, после смерти возраст сохраняется, или каждый получает возможность выбрать себе любой подходящий?

Павел осознал, что в теле у него ничего не болит, но и пошевелить он не может даже глазами. Более того, взгляд, так ни на чём и не сфокусированный, остался направлен в неопределённую точку пространства, охватывая лишь нечёткие образы стоящих у стены станков, задней ножки стула, лампочки над входом, и чего-то непонятного, неизвестно как висящего над порогом. Через какое-то неопределённое время Моторин понял, что это зависшая в воздухе неподвижно бумажка.

И тут всё кончилось. Раздался глухой удар, и голова старика по инерции провалилась в гулкое нутро матраса, а тело подпрыгнуло, спружинив. Листок бумаги завершил свой изломанный полёт и опустился на пол, а трубы в дальнем конце контейнера отметили окончание путешествия дружным негромким звоном.

Вновь появилось чувство тяжести, где-то снаружи послышались еле различимые звуки, лампочка вновь светила уютным жёлтым светом. Тело снова дало о себе знать лёгким прострелом в печени, ускоренным пульсом и дыханием. Глаза долго не могли проморгаться.

Живой. Моторин кое-как поднялся на четвереньки и в несколько приёмов отвернул запор на двери. Внутрь тут же ворвался свежий, пахнущий лесом, воздух, послышался оглушительный птичий крик, а в глаза ударило ослепительное летнее солнце.

Это было последнее, что запомнил старик, потому что в следующее мгновение он уже жалел, что перенёс путешествие во времени, а не умер так тихо и безболезненно по пути. Сначала скрутило сердце. Оно рвалось из груди, поднимая частоту биения до отсечки, а грудная клетка сворачивалась внутрь, стараясь удержать на месте непослушный мотор. Каждый удар отдавался молотом в голове, ушах, ногах, животе. Потом в хор включилась партия печени и Павел скрутился в другом направлении, стараясь ладонями удержать от боли рвущийся в клочья орган. Но вместе с печенью начали ныть почки, поджелудочная, о существовании которой старик до сих пор не догадывался. Затем огнём разгорелись лёгкие, а в жилы кто-то запустил вместо крови жидкий свинец.

Моторин кричал, не в силах терпеть охватившую всё тело боль, но голос тоже подвёл, связки выдавали какой-то нечеловеческий скрип. Из носа потекли сопли, из глаз слёзы, из ушей, кажется, тоже начала сочиться какая-то гадость. Старик катался по надувному матрасу, не в силах оставаться на месте хотя бы секунду, пытаясь найти положение, в котором было бы терпимо чувствовать этот ужас. Но такое положение никак не находилось. Болело всё тело, начиная от пяток, до, кажется, корней волос.

Зудели и ныли глаза, норовя выскочить из орбит. Разрывалось на куски лицо, чего вообще никогда в жизни не было. Давала о себе знать каждая мышца и каждый сустав. В животе вообще наблюдалось несколько очагов боли, она накладывалась на круговорот кишок… Моторина вырвало. Потом ещё раз. Он лежал в луже рвоты лицом, не в силах даже сдвинуться.

С этого момента в организме будто прорвало плотину. Чих, кашель, рвота, пот выносили свои отходы из измученного тела. Через минуту к ним подключились другие органы. Старик впервые с годовалого возраста обделался, причём несколько раз подряд. Если добавить к этим ощущениям обильно сочащийся сквозь поры пот, нескончаемую слюну, боль, пронзающую при каждом малейшем движении, да и без такового…

Сколько продолжалась эта мука, старик не знал. Кричать он уже не мог, оставалось лишь скрипеть зубами. Но предатели зубы от такой нагрузки повылетали в первую же минуту, а может час. А может вообще вечность. Сколько времени он терпел это состояние, Моторин не представлял. Мысли в голове возникали обрывками и пропадали до того, как он успевал их полностью понять.

Наконец, не вынеся муки, Павел Степанович потерял сознание.

Очнулся Моторин от невыносимого голода и жажды. Но как только открыл глаза, в нос ударила жуткая вонь. Павел одним прыжком вылетел из контейнера, с гулким стуком распахнув по пути тяжёлую створку, и его тут же скрутил приступ рвоты.

Ещё бы, печально подумал старик. Меня же несло изо всех технологических отверстий. Надо бы помыться. Там где-то была пара пятилитровок с водой. В этот момент в ушах послышался плеск недалёкого ручья. Стоп! Зачем пятилитровки? Это же начало двадцатого века. Экология. Вода чистая. Лучше всего будет вымыться в ручье. Моторин мгновенно сбросил стоящую колом изгаженную одежду и голышом рванул в сторону воды.

Бежалось легко, как раньше. Наверное, местный воздух оказал своё целительное воздействие, но Павел пробежал двести метров по редкому лесу за какие-то секунды. Наконец, впереди блеснул в лунном свете поток, и Моторин с размаха бросился в воду. На лету мелькнула мысль, что он может попасть на корягу, удариться головой о камень, но через мгновение тело погрузилось в нирвану обжигающе холодной воды.

Смыть с себя грязь и нечистоты, почувствовать, наконец, чистую воду всеми порами отмытого тела, лечь, расслабиться, и ощутить приливающую к мышцам силу. Какое блаженство. Старик пролежал в потоке не меньше получаса, выставив наружу только лицо. Наконец, поднялся, с удовлетворением отметил, что все неприятные ощущения, мучившие его неизвестно какое, но невероятно долгое, время, бесследно прошли, и легко, пружинящим шагом, вышел на берег. Оставался ещё один момент. Выстирать одежду, вымыть надувной матрас и провести приборку в контейнере.

К утру всё было сделано, одежда развешена сушиться, матрас приколот за резиновые проушины веточками, чтобы не сдуло ветром. Сам же хронопутешественник нашёл в свете восходящего солнца десяток сухих дубовых веток, развёл небольшой костёр и теперь варил в походном котелке макароны по-флотски с консервированной тушёнкой. На душе было легко.

Макароны кончились внезапно. Казалось бы, вот только что взял алюминиевую ложку и начал есть, как заметил, что скребёт уже по донышку. И не сказать, что голод полностью утолил. Моторин подхватил котелок и рванул в сторону ручья. Из второй банки следовало сварить шулюм. А пока нехитрая еда будет готовиться, определить свои координаты. Теоретически они должны примерно равняться тридцати девяти градусам северной широты и около ста двадцати одного градуса восточной долготы. Точно, с минутами, всё записано в ноутбуке, и когда старик вычислит точное место попадания, останется только спускаться на юго-восток, к людям. К нашим, русским людям.

В начале прошлого века, как ни странно, над планетой не кружилось ни одного спутника, так что навигатор ничем помочь бы не смог. Оставалось вычислять по старинке, но Моторин был к этому готов. Секстан установлен строго горизонтально, место выхода солнца заботливо отмечено чертой на земле, солнечные часы, а точнее, ветка, торчащая вертикально вверх, на всякий случай воткнута в грунт. Выходит, не далее, как завтра, широта будет более или менее определена. Ну, а ночью, по звёздам, можно будет высчитать и долготу.

Хорошо, что точно известна дата и время появления. Часы заранее выверены, а значит, можно не сомневаться, что солнце встало ровно в шесть часов, двадцать минут.

Следующие два дня и две ночи Павел Степанович посвятил измерениям координат, а последующие за ними три — проверке и перепроверке. Измерения, таблицы, карты звёздного неба, расчёты, и снова, измерения, таблицы, карты, расчёты… По всему выходило, что либо приборы врут, либо Земля за сотню лет изменила не только свой наклон, но и положение в пространстве, либо он попал немного не туда. Ну, как немного… Вместо юго-востока Азии звёзды уверенно показывали Северную Америку. Правда, тоже юго-восток. Где-то в районе штата Теннесси, если верить заложенным в ноутбук картам.

Только убедившись, что находится совсем не там, куда направлялся, Павел Степанович Моторин позволил себе отвлечься. Следовало хорошенько обдумать ситуацию и решить, что же делать дальше. Так что старик заварил себе любимого чая из ромашки, шиповника и кипрея, сел за ставший привычным рабочий стол, и впервые за последние дни бездумно посмотрел куда-то вперёд, ни на чём особенно не фокусируясь.

Но тут же напрягся. В контейнере явно был кто-то ещё. Прямо на Моторина с листа полированной нержавейки смотрел смутно знакомый молодой человек. Чёрные, чуть вьющиеся короткие волосы, лёгкая небритость, тёмной вуалью закрывающая широкие скулы и квадратный подбородок… Где-то он уже видел это лицо. В памяти возник запах хозяйственного мыла и пасты ГОИ, звук бритвы, скользящей по кожаному ремню… Точно. Это лицо он видел множество раз в зеркале, когда брился перед утренними построениями. Всё-таки получилось!

Только сейчас старик… хотя какой уже старик? Снова молодой человек! Так вот, только сейчас Пашка Моторин сообразил, что давно уже у него ничего не болит, сквозь пустые дёсны, как в детстве, пробиваются новые крепкие зубы, а глаза видят настолько чётко, что он легко может сосчитать количество лапок у сидящей в двух метрах от него мухи. Ручей, вспомнил Моторин. Мне по звуку казалось, что он метрах в десяти, а бежать пришлось не меньше двухсот. Значит, и слух пришёл в норму.

— Ну, спасибо тебе, Сиротин, — со счастливой улыбкой сказал бывший старик.