Труженики Зазеркалья

Евгений Лукин, 2001

В повести идет речь о мире, который раскинулся по ту сторону стеклянной плоскости зеркала. Там живут такие же люди, которые трудятся ради того, чтобы люди могли видеть свое отражение и не только… Автор предложил свое объяснение поверью, почему не стоит смотреть в осколки зеркал…

Отражение # 1

Неподалеку от павильона строгой, почти кубической формы стоял, а вернее — просто располагался в светло-серой дымке полуразвалившийся кухонный столик, в реальности давно уже не существующий. Месяца три назад он был выброшен вместе с прочим хламом, а вот отражение его, как видим, пригодилось. Как, кстати, и отражение старой колоды игральных карт.

Играли по обыкновению в дурака, поскольку преферанс — дело долгое. Один из партнеров в данный момент отсутствовал. Он исполнял роль хозяина квартиры, поэтому со свободным временем у него всегда было туго, чего никак не скажешь о двух прочих картежниках. Оба отражения бывали заняты в зеркале от случая к случаю, ибо друг детства в гости к хозяину забредал редко, а сын от первого брака — еще реже.

— Взял… — ворчливо сообщила зеркальная копия друга детства — полного мужчины лет сорока — и сгребла карты. Помятое лицо, под глазами — устрашающие мешки угольного цвета… Разумеется, на досуге отражение могло бы выглядеть и попрезентабельнее, однако бытует мнение, что, даже покинув павильон, из образа выходить не стоит.

Из слепой серебристо-серой скорлупы кубических очертаний временами слышался напряженный повелевающий голос невидимого распорядителя. Судя по характеру команд, хозяин квартиры с минуты на минуту собирался выползти на свежий воздух:

— Внимание! Открывает дверь!.. Пошел сквозняк… Третий! Колыхнул паутиной! Еще раз!.. Пятый, занавеску!.. Занавеску вздуй!..

— Ёлы-палы!.. — молвило в сердцах отражение атлетически сложенного юноши (сына от первого брака). — Ну вот что ты прикажешь делать! Хоть бы один козыришка!..

В серой стене павильона открылась, зазияла прямоугольная брешь, явив часть интерьера небрежно обставленной комнаты, и во внешнее зазеркалье вышло, пошатываясь, сильно похмельное отражение Василия Полупалова, одетое по-уличному: ботинки, лыжная шапочка, пальтецо, из кармана которого выглядывает край пластикового пакета… Прикрыв за собой дверь, отражение постояло немного в невеселом раздумье, затем приблизилось к играющим.

— Кранты тебе, дядя Семен! — ликующе объявил юноша. С маху выложил на кухонный столик три карты подряд, а потом вдогонку еще одну. — Понял, как мы вас? Без единого козыря! — Повернулся к задумчивому отражению хозяина квартиры. — Ну чего, Вась, спровадил? Садись, перекинемся…

— Только и осталось… — буркнул тот, но все же присел на свободное отражение табуретки. — Опять за пивом побежал! — сварливо сообщил он. — Сейчас обратно припрется… Если, конечно, менты не загребут по дороге. — Помолчал и добавил угрюмо: — Совсем спивается, придурок…

— Зеркало-то протер? — поинтересовался юноша, сдавая карты.

— Да лучше б он его не протирал! — вспылил хозяин. — Так, пыль только тряпкой размазал… Ну вот как в такой мути работать, я вас спрашиваю!

Проигравший толстяк заглянул во вновь полученные карты, насупился.

— Сам виноват… — недружелюбно заметил он.

— Я?! — возмутилось отражение хозяина. — У него в дому бардак, а я, выходит, крайний?

— А то кто же? Я, что ли? Мы ведь их не просто должны отражать, мы их воспитывать должны…

— Ну, завел! — с досадой сказал юноша. — Слышь, дядя Семен, уймись, а? Давай ходи лучше…

Недовольный дядя Семен зашел с червей, однако уняться так и не пожелал.

— Ты прости меня, конечно, Вася, — покряхтывая, молвил он, — но без души ты его отражаешь, без души… С холодком. Технично, не спорю, но без души. А ты его так отрази, чтобы ему жить захотелось, пить расхотелось, зеркало как следует захотелось протереть…

— А вот до хрена там! — ощерилось отражение хозяина. — Ишь! Романтика нашел… Нет уж! Реалистом был — реалистом останусь. Пусть видит свою морду — как она есть! Бито…

— Шестеркой, — шепнул у него за плечом некто незримый. — Шестеркой, Вася! Он десяткой покроет, а ты ему… У тебя ж вон две десятки!..

— Цыц! — не оглядываясь, бросил хозяин. — Еще обслуга мне тут подсказывать будет! Иди вон штору колыхай…

— А чего ее колыхать? — обиделся незримый. — Смотреть-то на нее все равно некому! Ушел твой орел и дверь запер…

— А распорядитель? — надменно полюбопытствовал юноша.

— И его нет. Сразу на биржу увеялся.

Все невольно взглянули на радужный шар биржи. Кроме дяди Семена. Хмурился дядя Семен. Опять проигрывал.

— Гляжу я на вас, на молодежь… — с недоброй усмешкой проговорил он, сгребая отражения карт в отбой. — То вам не так, это вам не эдак… Пыль ему, видишь ли, помешала! А вот мы в ваши годы, представь, не ныли, не привередничали… Ты вообще знаешь, где меня первый раз в зеркало приняли?

— Знаю, — буркнул хозяин. — В Коринфе…

— О! — сказал дядя Семен и потряс занесенной картой. — Коринф! — с наслаждением выговорил он, кроя короля козырной семеркой. — А потом еще в Афинах поработать успел… Да-с, это вам, господа лицедеи, не нынешние времена. Золотой Век! Эллада! Античность!.. И ведь в чем отражали-то? В полированной бронзе, черт знает в чем! А какую культуру отразили!

— Да уж лучше в бронзе, чем в луже…

— А сам ты откуда взялся? Не из лужи, что ль?

— Лужа луже рознь. Однако, опять ты дурак, дядя Семен…

Дядя Семен крякнул и, бросив карты, неприязненно оглядел тонущие в пасмурном полусвете пыльные глубины зазеркалья. Кое-где серая однотонность нарушалась цветными пятнами: там громоздились свалки отыгравших полуразрушившихся отражений комнатной мебели, ныне приспособленных для нужд обитателей сумеречного мира — в основном, для настольных игр.

— М-да, непруха… — вынужден был признать ветеран. — Может, еще разок?

— Да нет, не успеем… — Хозяин поднялся и оглянулся на слепой ртутно-серый куб павильона. — Хотя… Что-то он задерживается, соколик мой! До киоска вроде рукой подать…

— Внимание! — негромко, но внятно прозвучало не поймешь откуда. — Отражение Василия Егорыча Полупалова восемнадцать тридцать шесть — срочно к зеркалу семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один!

— Ну точно, опять в вытрезвитель загребли! — желчно сообщил хозяин. — Зла не хватает…

— А разве в ментовке зеркала бывают? — усомнился юноша. — Что-то я о таком даже и не слышал… Может, он в магазин зашел, а ты сразу: вытрезвитель, вытрезвитель!

— А! — Хозяин с досадой махнул рукой. — Что ж у них там, в магазине, статистов нет? Отразить некому? Делов-то! Мелькнул — и свободен… Нет уж, раз на гастроли вызывают — значит, серьезное что-то… — И неуловимым цветным бликом скользнул в смутные серые бездны — туда, где должна была располагаться изнанка неведомого зеркала за номером семь эр-ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один.