Варяги. Славяне. Русские

Евгений Кутузов, 2013

Автор данной работы предлагает свой ответ на вопрос: «Откуда есть пошла Русская земля?» Склавины, анты, венеты, славяне… Происхождение этих этнонимов, местонахождение славянской прародины, возникновение древнего Киева, загадки Русского каганата и таинственной Артании – вот только небольшая часть того, что может узнать читатель из новой книги Е. Кутузова. И конечно, автор обращается в своем исследовании к критике «норманнской теории» и вопросу происхождения русской государственности. В книге заново рассматриваются личности первых русских правителей, развенчиваются многие мифы и дается окончательный ответ на вопрос: кто такие варяги?

Часть I

Славяне

Поиски и заблуждения

Наблюдая мозаику на протяжении четырех тысяч лет сменяющих друг друга языков и этносов, автор все время искал истоки происхождения славян. Исследование подошло к рубежу нашей эры, но каких-либо следов славянства хотя бы в зародыше не обнаружено. Зато можно сделать уверенный вывод о принципиальной ошибочности поиска истоков славянства не только в энеолите, но и в бронзовом веке. И даже в раннем железном веке славянство как обособленная этническая система отсутствовало. Также получено относительно четкое представление: как, по каким законам, в какой последовательности шло развитие индоевропейской языковой системы. Еще раз подчеркну, что выражения типа «вычленение таких-то языков из первичной индоевропейской общности» считаю абсолютно ненаучными, т. к. они предполагают, что индоевропейская языковая общность существовала тысячелетия как системная целостность, из которой время от времени, как яйца из курицы, выпадали те или иные языки: индоиранские, хетто-лувийские, германские, италийские и т. д. Если же принять такую схему, то неизбежно надо ответить на вопрос: когда же эта индоевропейская общность окончательно исчезла, поскольку в наше время ее не существует. И, скажем, во времена Геродота она тоже не существовала. Первичная индоевропейская общность распалась 6 тысяч лет назад. Все! В дальнейшем существовали только родственные друг другу, постепенно становящиеся чужими, отдельные языки. С которыми происходил точно такой же процесс.

Начиная с 2000 г. до н. э. в распоряжении науки появляются постепенно письменные свидетельства о развитии индоевропейской этноязыковой системы, сначала ближневосточных, потом античных авторов. О славянах никто из них ничего не сообщает. Это важный аргумент для сомнения в их существовании в столь давние времена. Но с непостижимым упорством большое число исследователей игнорируют очевидный факт и ищут дату «вычленения праславянского языка из первичной индоевропейской общности» как можно дальше в глубине веков и ищут славянскую прародину, как можно большую по размерам, тем самым превращая античных ученых в идиотов, не видящих слона у себя под боком. Нет ни одного доказательства, ни прямого, ни косвенного, к гипотезе об огромной территории славянской прародины и о глубокой древности славянского племени. За доказательства выдаются предположения. Например, тезис: тшинецко-комаровская культура — праславянская. А почему? Где доказательства? Теоретически можно доказать двумя путями. Либо, идя от несомненно славянской археологической культуры вглубь времен, каждый раз доказывать преемственность между собой для всей цепочки промежуточных археологических культур. Либо, взяв за отправную точку вычленение индоевропейской языковой общности из ностратической, построить общую модель ее динамичного роста, развития, членения и внутри этой общности протянуть нить от индоевропейцев к славянам. Первый путь испробовало множество исследователей. Он привлекает кажущейся простотой, но коварно заводит всех, кто пойдет по нему, в хаос неопределенности. Если возьмем первую бесспорно славянскую роменско-боршевскую культуру и сделаем шаг назад в глубь веков, то перед нами предстанут черняховская, зарубинецкая, пшеворская культуры. Неопределенность начинается уже здесь: одни исследователи категорически отвергают их славянский характер, другие отстаивают их славянскую идентичность. Стало быть, уже здесь во главу угла ставятся предположения. Еще на шаг дальше — в наше поле зрения попадают милоградская, поморская культуры. Их славянская идентичность вызывает еще большие споры. Еще дальше вглубь: чернолесская, белогрудовская, лужицкая культуры — ситуация та же самая. Таким образом, предположения в качестве фундамента имеют опять же предположения — очень ненадежный способ отыскать истину. Если двигаться вверх по течению реки от устья в поисках истока, скорее всего заблудишься и попадешь в один из притоков.

Второй путь — здесь удобнее провести сравнение с шахматной игрой. Представим ситуацию: шахматного мастера подвели к доске на которой начали разыгрывать миттельшпиль и попросили оценить партию. Для этого ему надо знать предыдущие ходы, т. е. историю партии. Ни один шахматный знаток не будет проводить обратной интерполяции. Он использует свое знание исходного положения фигур и по их нынешнему расположению попытается понять, из какого дебюта развился данный миттельшпиль, затем определит вариант дебюта. После чего даст анализ ситуации и прогноз.

Факты развития индоевропейской этноязыковой системы — как ходы в шахматной игре. Если взять достаточное количество исходных фактов, осторожно использовать логику, метод исключения, сравнение с подобным, согласовать все это с островками документальных свидетельств, то появляется возможность без разрывов и допущений проследить среди всяческих разветвлений искомую нить этноисторического процесса. В предыдущей части проведен анализ «индоевропейского дебюта», который привел к «славянскому миттельшпилю».

В свое время известный славист П.И. Шафарик, пытаясь объяснить странное молчание античных авторов о славянах, выдвинул странную версию, которую до сих пор с серьезным видом повторяют многие ученые-слависты. Например, В.П. Кобычев: «…П.И. Шафарик, который писал, что в глазах греческих и римских писателей первых веков средневековые славяне выглядели старым, хорошо известным, по его выражению, «домашним народом», который ниоткуда не пришел, но всегда жил где-то поблизости от их земли» [90, с. 142].

Вот яркий пример «дурной диалектики», с помощью которой объясняется все что угодно: о далеких народах не пишут, потому что не знают, о соседних народах — потому что и так знают. Кельты, фракийцы, германцы были для античных авторов самыми что ни на есть соседскими народами, но о них остались многочисленные сведения. С соседями всегда поддерживают дипломатические, торговые, личные отношения, а это не может хотя бы мимоходом не отразиться в исторических и прочих документах. Фракийцы ходили с Александром Македонским громить персидскую державу, у скифов греки покупали зерно, римлянам приходилось воевать с кельтами. Скиф Анахарсис считался одним из семи древнегреческих мудрецов, а Римской империей одно время управлял император Филипп Араб. А что же славяне? Почему умалчивали о славянах античные географы, которые имели цель описать все известные земли и народы? Например, Страбон. Клавдий Птолемей жил во II в. н. э. в Александрии. Его называют великим астрономом, хотя на самом деле он был астрологом и в астрономии разбирался по этой причине. Одна из книг его «Тетрабиблоса» («Четырехкнижия») посвящена мунданной астрологии, т. е. соотнесению стран и народов со знаками зодиака. В такой работе требовалось назвать все известные страны и народы. Разве можно сомневаться, что ни Птолемей, ни другие античные писатели ничего не слышали и не знали о славянах?

Приводят такой аргумент, что в античное время славяне фигурировали под другими именами. Но почему все-таки, несмотря на то, что порой возникает недоумение у исследователей — к кому причислить то или иное названное античными авторами племя: к кельтам, к германцам, к дако-фракийцам, к иллирийцам, к балтам, к сарматам, — сам факт наличия на территории Европы этих народов не ставится под сомнение, и, во всяком случае, всегда можно указать племена, бесспорно являющиеся кельтскими, германскими, фракийскими, иллирийскими, балтскими и т. д. И даже более или менее точно определить их локализацию на карте. Согласимся, что только славяне в этом смысле представляют собой исключение.

Праславян в бронзовом и раннем железном веке не было. И ничего тут нет удивительного — каждый народ, язык, этническая общность когда-то отсутствовали, а в какой-то период времени появились. Некоторые, вынырнув из пучины истории, снова в ней бесследно растворились, как, например, фракийцы или хетты, от других остались только реликты, несмотря на былое величие в древности, например от сарматов, кельтов. Разве славяне не должны были сначала отсутствовать, потом вынырнуть из пучин истории. Так уж сложилось, что они остались до сего дня.

Насилие над историей с целью удревнения того или иного народа или языка имеет место не только относительно славян. Выше я цитировал А.А. Монгайта относительно проблем германского этногенеза. Почему бы эту здравую мысль не приложить к славянам? Только с учетом, что протославянская этноязыковая общность сложилась позднее германской, ведь о германцах античные авторы сообщают.

Мысль эта не нова. Еще М.В. Ломоносов в «Замечаниях на диссертацию Г.-Ф. Миллера «Происхождение имени и народа Российского» с возмущением писал: «Господин Миллер… предполагает, что славяне около Днепра и Волхова поселились больше четырехсот лет после рождества Христова…» [108, с. 200].

Хотя Миллер о древности происхождения славян ничего не говорит, а говорит только о позднем появлении славян в Восточной Европе. Но, разумеется, М.В. Ломоносов имел основания заподозрить Миллера, что последний считает славян молодым этносом.

В ХХ в. наиболее заметным отечественным историком, защищавшим тезис о сравнительно позднем появлении славян в Восточной Европе, был И.И. Ляпушкин. Он считал, что славяне в Поднепровье появились с запада или с юга, из поречья Дуная, а произошло это около VI в. н. э. То есть приход славян на Днепр Ляпушкин по сравнению с Миллером омолаживает на столетие [109]. Ломоносова, умевшего швыряться тяжелыми академическими стульями, не него не нашлось.

Для выявления других странностей в трактовке славянской предыстории, для примера, вновь обратимся к позиции одного из корифеев отечественной исторической науки ХХ в. — В.В. Мавродина. Как уже ранее отмечалось, в одной работе он выступает против «гиперавтохтонности» славян в Восточной Европе [111], в другой же говорит нечто обратное. Вот две цитаты из одной и той же его работы относительно древности славянского языка: «…За многотысячелетнюю историю общеславянского языка и выделившихся из него славянских языков они то сближались, то расходились с другими индоевропейскими языками» [112, с. 26]; «… Мы должны будем признать, что достоверно принадлежавшие славянам памятники, более древние, нежели VI в., пока точно не установлены» (там же, с. 35).

Легко заметить, что приведенные тезисы противоречат друг другу. Если не известны следы славянства более древние, нежели от VI в., то откуда известно, что «общеславянский язык и выделившиеся из него славянские языки» имеют «многотысячелетнюю историю»? И к тому же «сближались и расходились с другими индоевропейскими языками»? И что автор понимает под «схождением» и «расхождением»? Как я уже ранее говорил, если расхождению языков исторический материал дает подтверждение, то «схождение» остается целиком на совести тех, кто этот термин использует, забывая привести примеры таких «схождений». Крайне неудачна фраза «…общеславянского языка и выделившихся из него славянских языков…». Если из какого-то языка выделился язык, то на самом деле мы имеем распад одного языка на два родственных. А приведенная цитата снова вызывает в памяти сравнение с праязыком-курицей, несущей выделившиеся языки-яйца. И когда же эта курица наконец попала в суп истории?

Вернемся к «многотысячелетней истории славянского языка и выделившихся из него славянских языков». Истории не известно ни одного случая, чтобы живой язык за тысячи лет не менялся. А поскольку в любом языке есть диалекты, значит, всегда будет тенденция к превращению их в самостоятельные языки. Если же язык распался на самостоятельные языки, как, например, праславянский — на отдельные славянские, то за тысячи лет они разойдутся так, что только научный анализ позволит определить их родство между собой. Поскольку родство славянских языков легко определяется на бытовом уровне, то не может быть и речи о многотысячелетней истории отдельных славянских языков. Языкознание давно уже рассчитало, что распад единого праславянского языка начался в VI в. н. э. Обратим для начала внимание на совпадение двух дат: когда историческая лингвистика фиксирует начало распада праславянского языка и образование отдельных славянских языков, археологи фиксируют первую безоговорочно славянскую археологическую культуру. Несомненно, VI в. занимает особое место в славянском этногенезе, и я к нему еще вернусь.

В истории вопроса славяногенеза приходится с огорчением констатировать, что слишком многие историки игнорируют древний принцип «без гнева и пристрастия». Как это происходит — цитирую: «Литература о славянской прародине огромна, и рассмотреть ее невозможно даже в специальной работе. Принципиальное значение может иметь оценка двух подходов и представлений: один, идущий от П. Шафарика (1795—1861), именуемый иногда «романтическим», — взгляд на славян как народ, издревле занимавший обширную территорию, другой — предположение о существовании небольшой прародины, из которой происходит расселение в разных направлениях. Именно второй вариант породил множество концепций, причем не обошлось и без влияния локальных патриотических настроений. О.Н. Трубачев напомнил «мудрые слова Брюкнера, который давно ощутил методологическую неудовлетворенность постулата ограниченной прародины: «Не делай другому того, что неприятно тебе самому». Немецкие ученые охотно утопили бы всех славян в болотах Припяти, а славянские — всех немцев в Долларте (устье р. Эмс. — О.Т.); совершенно напрасный труд, они там не уместятся; лучше бросить это дело и не жалеть света Божьего ни для одних, ни для других» [101, с.113].

Поскольку А.Г. Кузьмин цитирует О.Н. Трубачева и Брюкнера с явным одобрением, значит, согласен с такой позицией. Того, кто занимается наукой, должна интересовать истина. И ничего больше! Если ты больше озабочен вопросами национальной и политической толерантности, то историю следует бросить и податься в политические публицисты. Я же со своей стороны не могу понять, чем плохо иметь предков, вышедших, допустим, из болот Полесья на широкую историческую арену. Чьи предки где поместятся, а где нет — предмет исторической демографии, а не психологических комплексов на тему «я тебя уважаю — и ты меня уважай»!

О терминах «склавин» и «сакалиба»

Еще одной непреложной истиной считается, что слова «склавин» и «сакалиба» значат то же самое, что и «славянин». Первое из них — «склавин» — широко применялось в Европе в Раннем Средневековье, в поздней латыни sklavus — «раб», в современном немецком языке оно сохранилось доныне в форме «склав» — «раб». В свое время расистски настроенные германские историки истолковали этот факт в том смысле, что еще древние германцы смотрели на славян как на народ, годный только в качестве рабов для высшей германской расы. Самое забавное, что никакого другого вразумительного объяснения никто из них не дал. В самом деле: почему и по-латыни, и по-немецки слова «раб» и «славянин» звучат одинаково?

Единственный камень преткновения в идентификации понятий «славянин» и «склавин» — звук к, совершенно против всяких законов лингвистики затесавшийся в слове «склавин» между сил. Самое первое упоминание славян в форме «склавинос» относится к 525 г. Кроме того, слово встречалось в форме «склавин», «склавен», «склав», «склавус». В арабском языке раннего средневековья употребляли другое слово, где согласный звук к «переехал» во второй слог: «сакалиб», «сакалиба».

Версии, при помощи которых пытались объяснить такие формы написания, смотрите у В.П. Кобычева [90, с.10; с.121—122].

Стоит обратить внимание, что «склавин» и «сакалиб» звучат не очень похоже друг на друга. Для того, чтобы считать эти слова родственными, не обойтись без предположений о перестановке и выпадении звуков, о переходе звука в — в б и звука и — в а. Оба слова явно неславянские по происхождению, значит, если считать их самоназванием славян, то они — заимствованные, как справедливо указывает В.П. Кобычев. Но на каком основании утверждается, что эти термины — суть самоназвание славян, что античные и арабские авторы от самих славян услышали их. Известно много случаев, когда окружающие народы называли соседний народ именем, которым он сам не пользовался. Похоже, исследователей просто завораживает определенное сходство слов «склавин» и «сакалаб» со словом «славянин».

В 30-х гг. академик Н.Я. Марр высказывал мнение, что «племенное название «славянин» и «склав» происходят от древнего имени скифов — «сколоты». Эта версия была популярна в советской науке до начала 50-х гг., когда учение Н.Я. Марра о языке было отвергнуто советской лингвистикой» [90, c. 10]. При этом Марра отвергли всего целиком, хотя по частным вопросам у него встречаются остроумные догадки.

Сразу определюсь: Н.Я. Марр был неправ, возводя этимологию слова «славянин» — к «сколот». Но происхождение слов «склавин» и «сакалиба» со словом «сколот» — связано. Ошибка исследователей, еще раз подчеркну, в том, что слово «славяне» считалось тождественным словам «склавины» и «сакалибы» с учетом иноязычных искажений. Это совершенно неверно.

Термин «сколоты» выше истолкован как «белые поляне» — корни «сак» (поле/степь) и «лот» (белый/светлый). Сравним его для начала со словом «сакалаба»/«сакалиба». Здесь сходство улавливается проще всего — в «сакалаба» просматриваются искаженные на арабской почве те же самые корни: «сака» — «либа»/«лаба». Но «сколоты» — название очень древнее, восходящее еще к дославянскому времени. Народы Востока, видимо, с древних времен называли так население Восточной Европы. В Средней Азии еще в ХIХ в. российского монарха называли «белый царь».

В таком случае под термином «сакалаб»/«сакалиба» скрывается значение «обитатель Восточной Европы, проживающий севернее Кавказских гор и Черного моря, до тех пределов к северу, о которых известно». «Сакалаб»/«сакалиба» могло означать восточного славянина, но также могло означать алана, гунна, гота, даже мадьяра. В.В. Мавродин цитирует ибн Фадлана: «Булгар — город славян, болгарский хан — царь славян» [112, с. 112]. Он в недоумении, ведь мы прекрасно знаем, что волжские булгары — тюрки. На самом деле здесь неверный перевод одного слова. Надо читать: «Булгар — город сакалиба, болгарский хан — царь сакалиба». То есть булгары здесь названы восточноевропейцами, что, в общем, верно, за исключением того, что булгарский хан — царь не всех сакалиба. В средневековых Иране и Турции вполне могли написать: «Лондон — город франков, английский король — правитель франкский». В настоящее время «страну сакалиба» называют «Россия». И по значению корней, и по локализации места «Россия» — калька с «страна сакалиба». Поэтому все сообщения восточных авторов о делах в Восточной Европе надо пересмотреть. Если там присутствует термин «сакалиба»/«сакалаба», следует определить, кого имеет в виду автор источника, а не записывать всех «сакалиба» чохом в славяне. Например, известно, что в процессе образования Арабского халифата арабские войска на «Славянской реке» взяли в плен 20 тыс. «славян», причем под «Славянской рекой» предполагается Дон. Река, пожалуй, что и Дон, но арабские пленники, несомненно, были аланами, булгарами, уграми, может быть, готами. Восточно-европейцы впоследствии достигали больших чинов в халифате, как, например, Сареб-ал-Сакалаба, Абдалла бен Габиба ал-Сакалаби. Полем деятельности различных сакалибов был весь бассейн Средиземного моря: Италия, Северная Африка, Испания [90, с. 7 — 8]. Всех их принято считать славянами, что также ошибочно. В недавно вышедшей монографии весьма убедительно доказывается, что термин «сакалиба» в странах Востока не всегда означал этническую принадлежность. В разные века, в разных странах он имел различное значение [123, с. 7 — 21]. Переход значений слов — явление нередкое. Например, на Псковщине слово «литвин» означает «хулиган», «разбойник», а слова «швейцар», «швейцарец» тоже не всегда означают национальность.

Теперь обратимся к термину «склавин»/«склавен», который применялся уже в Европе. С учетом разбора предыдущего слова его можно разложить на три корня: «сак» — из которого выпал краткий звук а, из-за чего он превратился в малопонятное ск, по поводу которого сломали немало перьев лингвисты и историки, корень «лат» с выпавшим т, вместе с которым получается уже знакомый ранее этноним «сакалот», корень «вен»/«вин», присутствующий в названиях многих народов, от Индостана — до полуострова Бретань. Термин «склавин» скорее всего сарматский по происхождению, сами сарматы, по-видимому, говорили «сакалотвены», то есть здесь «сколоты» слиты с «венетами» в одно слово, не все звуки которого ясно улавливали носители греческого и латинского языков.

Этимология термина «сколот», а точнее «саколот», подробно разбиралась ранее, теперь остановлюсь еще раз на корне «вен»/«вин» (термин «венеты» — бином, о нем позднее).

Значение корня «вен»/«вин» определено уже давно и совершенно правильно, а вот смысл, который он несет в этнонимах, определен неправильно, что породило путаницу у многих исследователей.

В начале данной работы мною помещен популярный очерк о бытовании терминов, связанных с названиями цветов, в языках первобытных народов, поэтому повторяться не буду. Поскольку слова, сходные по звучанию и происхождению, с корнем «вен»/«вин» во многих индоевропейских языках имеют смысловые связи со словом «вода» [90, с. 125], то был сделан вывод, что этнонимы с таким корнем означают «житель влажной страны». Но насколько такая версия соответствует законам образования этнонимов? Люди всегда, если была возможность, старались селиться у воды, но этнонимов типа «водичи» или «реченцы» неизвестно, что неудивительно, так как этноним образуется для того, чтобы отличить свой коллектив от других. Могут быть «болотичи», «озериты», «поморяне», если в их земле много болот, озер или они обитают у морского побережья, но какую этнонимическую нагрузку может нести информация о том, что то или иное племя (народ) живет у воды?

Логично предположить, что в своем старшем значении корень «вен»/«вин» был связан с понятием «белый»/«светлый», а в процессе функционирования некоторых индоевропейских языков в них он приобрел значение «цвета воды», «водянистый». От этого корня произошли бытующие ныне интернациональные термины «вена» и «венозный», «виньетка», а также название планеты — Венера. В языке кимвров уже в историческое время gwini означало «белый», «сходный с цветом воды», да и немецкое Winter — «зима» — скорее происходит не от «мокрое время года», как указывает В.П. Кобычев, а от «белое время года», также немецкое Wind — «ветер» имеет одно смысловое поле со значением «светлый». Видимо, отсюда северогерманское имя Гвин — мужской аналог имени Света. А.Г.Кузьмин предлагает в этот же ряд ирландское find — «белый», «светлый» [101, с. 99]. Также скорее к понятию «светлый», нежели к понятию «мокрый» следует отнести готское Vinia — «луг». Очевидно, в кельтских и италийских начальный звук корня произноситься как ф, отсюда уже рассмотренные ранее интернациональные термины «финал» и «финиш».

В балтских языках, по крайней мере в литовском языке, начальный звук произносился как г. Если исходить из этого, легко решается загадка этимологии слова «янтарь». По-литовски он — «гинтарас». Нелепо звучит гипотеза, что восточные балты могли заимствовать это слово у славян. Исследования праславянского языка однозначно показывают — праславяне никогда не жили у моря, а балты жили у моря с древнейших времен, собирали янтарь, которым снабжали всю Европу. Балтское (или литовское) гин — аналог иноязычных фин и вин. Попытки этимологизации слова «янтарь» — яркий пример того, как языковедам не хватает знаний по истории для поисков истины в своей сфере науки.

Но вернемся к слову «склавины», в котором обнаружены три корня: «сак» — «степь»/«поле», «лат» — «белый», «вин» — «светлый». Создатели такого сложного слова, видимо, уже не знали, что у них получилась тавтология, слово «сакалот» они воспринимали как цельное, как этноним, к которому они прибавили корень «вин». Такие случаи бывают. В качестве примера возьмем слово «Белоруссия». Это бином, причем второй корень «рус» стал восприниматься только как этноним, но память о том, что здесь «страна белых» осталась, в результате — такое странное сочетание, которое, однако, без лингвистического анализа странным не кажется.

Исходя из вышесказанного, трудно предположить, что термин «склавины» создали постантичные грамотеи, исказившие непонятным образом слово «славяне». Склавинами называли в VI в. население Паннонии, а оно было очень смешанным, с доминированием славян. Соседи имели потребность в едином названии для всей этой интернациональной массы, так как в это время славяне перешли к активным военно-грабительским действиям, прежде всего против Византии. Политического единства славяне не имели, термин «славянин» не стал еще их устойчивым наименованием. Термин же «сколоты» могли занести в Паннонию либо сарматы, либо разноплеменная гуннская общность. К нему присоединили корень «вин» — возможно, это сделали славяне, и термин стал обозначением степного населения Среднего Подунавья. Как в Восточной Европе за термином «сакалиб» мог скрываться и славянин, так же точно за термином «склавин» мог тоже скрываться славянин. Но не обязательно. Это мог быть также сармат, гунн, германец. Паннония никогда не была чисто славянской территорией, когда в конце IX в. мадьяры обрели родину, они застали в Паннонии также немцев-гепидов. Степную часть своей страны венгры и сейчас называют Алфельд. Очевидно, название осталось от гепидов («ал» — «фельд»), корень «фелд» имеет параллели в других германских языках, например, африканские буры свою степь называют вельд. Значение корня ал известно. Следовательно, «Алфельд» переводится — «Белая (светлая) степь». Опять получилось название, неоднократно здесь упоминаемое, — германская калька для «саколот», «склавин», что косвенно подтверждает правильность этимологии слова «склавины».

Выскажу предположение — почему в поздней латыни и в немецком языке «склав» означало «раб». В V в. распалась империя гуннов, центр которой был в Паннонии. Исторический опыт показывает, что распад крупных империй, как правило, сопровождается длительными междоусобными войнами, пока не наступит новое равновесие и ситуация не стабилизируется. Распад гуннской державы в этом смысле исключением не был. Многочисленные войны в те времена всегда сопровождались захватом большого количества пленных, которых превращали в рабов. Большинство пленников-рабов, очевидно, продавались за пределы бывшей гуннской державы, в том числе на Запад. В таком случае Паннония — этот степной клин в сердце Западной Европы — должна была стать перевалочным пунктом торговли рабами на Запад, через налаженные торговые пути. Славяне в VI в. совершали набеги на Византию, при этом тоже приводили рабов на продажу. Таким образом, многие западноевропейские народы солидный процент рабов в течение длительного времени получали из «страны склавинов», на бытовом уровне таких рабов называли «склав(и)», хотя по происхождению они были из десятков различных этносов. Подобные явления существуют и в наше время. Так, на Западе существует понятие «русская мафия», хотя русских в ней немного. Нетрудно представить себе, что при определенных условиях случится так, что слово «рашен» заменит слово «мафиози». Нечто подобное произошло на Псковщине со словом «литвин».

Подчеркну еще раз: в XIX в. историки совершили крупную ошибку, решив, что «склавин» и «сакалаб» означают славян. Поэтому они механически записывали в славянскую историю все, что под этими терминами сообщалось в дошедших документах. На самом деле под этими названиями скрывались представители разных этносов, иногда в том числе и славяне. Я отдаю себе отчет: признать ошибкой то, что считалось непреложной истиной полтора столетия, для многих будет тяжело и даже невозможно. Версии со стажем имеют тенденцию становиться прочнее камня. Но только убрав эти каменные завалы, можно идти вперед.

Индоевропейцы из небольшого народа выросли до языковой общности громадных размеров; в ходе расселения по Евразии одни и те же племенные названия «уносились» переселенцами весьма далеко от родных мест, изменялись в произношении, искажались. Из этого следуют два вывода. Первый: нет ничего удивительного, если похожие названия окажутся у совсем непохожих друг на друга этносов (готы, еты, юты, хаты, геты, хетты, массагеты, тиссагеты, авхаты и др.). Второй: похожие названия у этносов, живущих на приличных расстояниях друг от друга, вовсе не означают, что между этими этносами существует близкое родство. Этот вывод относится и к этносам, имеющим в названии корень «вен»/«вин». То, что во многих местах Европы был известен этноним, похожий на «венеты», одних исследователей повергает в недоумение, другие пытаются построить концепцию переселения одного народа в самые разные места и стороны [90, с.14—26; 101, с. 89 — 103]. Получается невероятная путаница, к тому же подобные версии основаны на таком количестве допущений и на таком полном отсутствии хотя бы косвенных доказательств, что вместо науки получается вера. Но почему одни венеты (или народ с похожим названием) не могут быть кельтами, другие иллирийцами, третьи фракийцами, четвертые балтами, пятые протославянами? Корень, родственный «вен»/«вин», присутствует в этнонимах также некоторых азиатских народов. В этом вопросе историкам не обойтись без квалифицированной помощи языковедов.

Этимология слова «венеты»/«винеты»

Теперь можно заняться анализом слова «венеты»/«винеты» включающего корень «вен»/«вин». Как уже сказано, это бином, состоит из двух корней: «вен»/«вин» и «еты». Первый корень имеет смысл «белый»/«светлый». Что же означает формант «еты» — это суффикс или самостоятельный корень? Если считать суффиксом, то возникает затруднение: с каким языком (языками), с какой грамматикой связан он, какой смысл привносит?

Есть версия заслуживающая внимания. Когда-то в до-индоевропейское время обширные районы Европы заселяли носители иберо-кавказских языков. А в современном грузинском языке формант ети активно используется для названий территорий: Кахети, Сванети, Имерети. Таким же способом образовано название Осетия, Россия по-грузински — Русети. Может быть, перед нами остатки европейской иберо-кавказской лексики?

Версия остроумная, и сбрасывать ее со счетов нельзя. Но есть аргументы против нее. Во-первых, не совсем ясно происхождение этого форманта в грузинском языке. И можно ли назвать его исконно иберо-кавказским? Во-вторых, территория, где иберо-кавказцы в Европе задержались дольше всего, — Пиренейский полуостров, не дает нам в области топонимии и этнонимии примеров названий с ети. Баскский язык тоже не дает аргументов в пользу такой версии. Но в тех случаях в Европе, когда есть формант еты, речь идет о названии народов, а не о названии территорий. Есть в Центральной Европе горы Судеты, но название это явно от народа судеты, жившего в тех краях в начале н. э.

Последнее наблюдение позволяет выдвинуть версию, что еты — на самом деле индоевропейское слово, потерявшее в самом начале звук г, или х, или же звук, средний между ними. Получается знакомое слово «геты»/«хетты» — «народ», «этнос».

Скорее всего, начальный выпавший звук произносился так, как принято в нынешнем украинском, а в древности — в латинском языке, т. е. звук, средний между г и х. В этом случае он оглушался предыдущим звонким н, постепенно пропадал из слова, которое начало восприниматься и носителями этнонима, и их соседями как одно цельное слово. Эпимон «вен(г)хетты» превратился в «венеты». В связи с этим получает объяснение один странный факт, который настолько озадачивает историков, что только некоторые упоминают его в работах о происхождении славян. Суть в том, что византийский историк начала VII в. Феофилакт Симокатта утверждает, «что геты — это древнейшее наименование славян» [168, с. 186]. Действительно, в слове «венеты» присутствует усеченное на первый звук слово «геты». Узнать факт, приводимый Симокаттой, византийцы заведомо могли только от самих славян, следовательно, около 600 г. славяне еще помнили о сложном составе слова «венеты». Иногда они говорили о себе «вене». Но ни в одном славянском языке слово «геты» в значении «народ» не сохранилось.

Возможно, корень «гот»/«гет» очень древний и в индоевропейском языке из ностратического языка. Дериваты корня активно использовались в языках как группы сатем, так и группы кентум, не только в этнонимах, но и в других словах. Несомненно, корень «гот»/«гет»… в различных формах, с искажениями широко использовался в европейской этнонимии, в частности у общих предков балтов и славян.

Конец ознакомительного фрагмента.