Край света

Евгений Зернов

С детства нам внушают мысль, что Золотой Город – единственное пригодное для жизни место во Вселенной, а деньги – главное мерило истины. Здесь охламоны цепляются за жалкие объедки благ, ишачат, как рабы, барахтаются без результата…Когда больше нечего терять, остаётся только одно – исполнить мечту всей своей жизни. Вырваться. Обрести свободу. Спастись.Невероятное, полное опасностей путешествие за грань в социально-философском фантастическом романе Евгения Зернова «Край света».

3. Пора

Дитрих опасливо шёл по подземелью заброшенного завода в промышленной зоне. Оказывается, в Золотом Городе было и такое. Старый налобный фонарик с почти разряженным аккумулятором не мог пробить густую гулкую темень и охватить всего пространства бывшего цеха — освещал лишь на несколько шагов. Внезапно Дитрих уловил движение, почувствовал чьё-то присутствие. Внутри всё сжалось от страха.

— Здравствуй, — вкрадчиво сказала Его Собственная Тень.

Справа и слева от невидимой тропки темнели очертания неземных существ — выползающие из мрака и извивающиеся в потолок широкие гофрированные трубы, разинутые пасти торчащих раструбов, грузные лохматые туловища станков с лапами и усами, оскаленные зубчатыми шестернями, свисающие с балок водоросли оборванных проводов. Всё было ржавое, пятнистое, в подтёках. Квадратные опоры невидимых в вышине балок были рябые, покрытые сколами и выщербинами отвалившейся штукатурки и плитки. И тоже все бурые, в пятнах плесени.

— Молчать невежливо с твоей стороны, — вновь подала голос Тень. — Побеседуем?

Под ногами хрустел и шуршал разномусорный шлак. Валялись обломки кирпичей, металлические обрезки. Идти следовало осторожно, внимательно глядя под ноги, чтобы не угодить в замаскированную яму.

— Ответь, что ты ищешь в жизни? Всё, что бы ни нашёл, — пустота. Останься со мной. Только тень делает предметы объёмными, настоящими. Свет не может быть вечным. Погляди вокруг, он уже угасает.

Дитрих молчал.

— Я не могу остаться, — наконец вымолвил он.

— Почему? — удивилась Тень.

— Потому! — раздражённо отрезал Дитрих. Он и сам не знал ответа. Лишь испытывал неясное жжение в области солнечного сплетения.

— Глупец! — надменно бросила Тень. — Следует жадно хвататься за редкие шансы, выпадающие в жизни, как выигрыш в лотерее. Тебе милостиво предлагают повышение по службе. Новая должность, открытая перспектива. Знаешь, что такое точка бифуркации?

— Нет. И, пожалуйста, оставь меня в покое.

— Ну уж нет! В покое я тебя не оставлю. Мой верный слуга неусыпно будет следить за тобой. Клякс!

В темноте зашевелилось смутно различимое гигантское чудовище ростом под самый потолок. Раздался клокочущий рокот.

— Хозяин?

— Видишь ничтожное существо, переполненное страхом?

— Да, хозяин.

— Следуй за ним повсюду. Этот слизняк должен трепетать каждый свой тайм. Напоминай ему, когда станет забываться.

— Будет сделано, хозяин.

Добравшись со сжавшимся сердцем до дальней стены мрачного цеха, Дитрих отворил пронзительно скрипнувшую овальную железную дверь и стал спускаться по шаткой, местами влажной и склизкой лестнице из арматурных прутьев. Неожиданно оказалось высоко — не меньше десятка пролётов.

Внизу узкий коридор с параллельными рядами разномастных труб вдоль стены — и голых потных, и обернутых пухлой изоляцией — привёл к бункеру.

Сердце сдавливала неясная тяжесть. Наверное, так всегда под твердью. Дитрих постучал. Стук получился тихий, глухой, вряд ли его могли услышать внутри. Тогда он посветил перед собой и обнаружил кнопку звонка.

Зачем он здесь? Обещали изготовить выездную визу. После того как Дитрих принял твёрдое решение уходить за пределы Сущего мира, минуло немало времени. Он обдумывал, готовился. Больше, конечно, обдумывал, чем готовился.

— Как же без визы? — спросил его Сабир ещё там, на бульваре. — Чтобы путешествовать, непременно нужно иметь документы, подтверждающие, что вы постоянно прикреплены к точному месту жительства и отлучились лишь для того, чтобы вернуться. Иначе вас посчитают бродягой, а не путешественником. Быть бродягой — серьёзное преступление.

Дитрих не был уверен, что разрешения на выход из Города вообще существуют. Но решил перестраховаться на всякий случай. Сабир держался уверенно, как честный малый. Впрочем, трудно достоверно определить, лжёт человек или говорит правду. Сколько Дитрих себя помнил, люди всегда действовали из корысти. Говорили правду или лгали в зависимости от того, что было выгоднее. Не отличали правду от лжи по существу.

Наконец тяжёлая дверь бункера начала медленно отъезжать наружу. В просвете стоял щуплый мужчина неопределённого возраста в серой толстовке.

— Кофе? — предложил он.

— Не откажусь.

Сабир небрежно щёлкнул включателем пыльного электрического чайника, затем достал из распахнутого сейфа подготовленный комплект документов в полиэтиленовом пакете и бережно поднёс их будущему пилигриму.

— Настоящие? — наивно спросил Дитрих, принимая бумаги.

— Шутите? Лучше! Чистое произведение искусства!

— Вы раньше изготавливали кому-нибудь визы?

Сабир кивнул.

— Никто не жаловался.

«Потому что никто не возвращался», — отметил про себя Дитрих, но промолчал.

Кофе по вкусу и цвету напоминал помои. В огромной, не меньше полулитра, помятой жестяной кружке-бадье до середины была налита светло-коричневая жидкость с несколькими тающими, словно весенние льдины, комками сухих сливок на поверхности. Оставалось надеяться, что виза изготовлена в другой вселенной.

Дитрих коснулся края кружки сомкнутыми губами и медленно поставил её на стол.

— Я смотрю, вы подготовились. Вам будет не страшно, когда Падёт Тень. — Дитрих натужно улыбнулся, обведя глазами бункер. Здесь имелась вся необходимая для жизни мебель — кровать, холодильник, столы, стулья.

Сабир задержал взгляд на клиенте на мгновение дольше, чем позволяла вежливость.

— А вы, значит… Мм? — он сделал неопределённое движение головой.

Дитрих уклончиво пожал плечом.

— Правильно. Никому нельзя рассказывать о своей мечте. Даже тем, кто помогает в её осуществлении. Я думаю, никакая Ночь вообще никогда не наступит. Деза. Проверка на благонадёжность. Спецслужбы действуют, когда вы думаете, что их не существует.

Сабир подмигнул и дружески похлопал Дитриха по плечу.

— Берегите себя. Вернётесь — расскажите мне, что там да как.

И оба усмехнулись, делая вид, что понимают друг друга без слов.

Тем же путем Дитрих вышел на поверхность, и на него обрушился чуть приглушённый завесой слоистых облаков свет Вечного Дня.

* * *

С подпольным антикваром встретились в длинной низкой арке между двором и улицей. Незнакомец в тёмных очках стоял в алькове, накрыв голову глубоким капюшоном, так что Дитрих не мог разглядеть его лица. Кто он и где взял Карту, оставалось загадкой. Незнакомец не назвался.

— Принесли деньги? — глухо поинтересовался он. Казалось, антиквар искажает голос, чтобы остаться абсолютным инкогнито.

Дитрих поспешно полез во внутренний карман, расстегнул одной рукой молнию и вынул толстую, согнутую вдвое и перетянутую резинкой пачку крупных купюр. Изрядная доля его трудовых сбережений.

— Вот. Можете не пересчитывать, всё честно.

Незнакомец принял деньги и небрежно сунул в глубокий карман плаща. Из другого кармана достал сложенную в несколько раз Карту, кустарно ламинированную в полиэтиленовую обертку.

Дитрих начал её разворачивать, в арке было темно. Незнакомец сделал запрещающий жест:

— Спрячьте. Откроете после пересечения границы, не раньше.

— Откуда у вас Карта Искусного Мира? Кто рисовал?

Его похлопали из темноты по плечу.

— Никогда не задавайте вопросов, ответы на которые не сможете проверить. Не суетитесь попусту. Выждите пять минут, потом идите.

И незнакомец торопливо, не оглядываясь, пошёл на выход, скрипнув решётчатой металлической калиткой.

«Карта! — возбуждённо думал Дитрих. — Странствие обретает очертания».

* * *

— Папа, расскажи сказку! — попросила Лиза.

— Что-то мне сегодня не хочется. Устал.

— Ну вот, ты опять грустный! Как всегда!

— Ладно. Расскажу секретную легенду о Чудесной стране. Только никому-никому! Молчок! Тех, кто её рассказывает, хватают и швыряют в самую мрачную и жуткую тюрьму. Если, конечно, узнают. Ты же никому?

— Нет, — испуганно сказала Лиза. Зрачки её расширились, она приподнялась с подушки. — А почему нельзя?

— Если люди будут знать о Чудесной стране, то перестанут верить в правителей. А правители боятся этого больше всего на свете. Ведь они черпают свою силу в слепой вере охламонов.

В общем, слушай. Нам с детства внушают мысль, будто Центрос, или Золотой Город, — единственное обитаемое место во Вселенной. Повсюду мрак, кроме клочка тверди, отвоёванного цивилизацией у жуткой Планетты. Потому мы должны смириться, какими бы тягостными ни казались условия жизни. Терпеть и работать. Сплотиться вокруг Аристосов, которые хранят власть и устанавливают законы. Потому что без них наступит хаос и погибель. Альтернативы нет.

Возможно, это не так. Говорят, где-то далеко, может быть, в космосе, есть другое место, где живут планетяне. Оно называется Земля. Там обитают самые лучшие, самые добрые люди. Там всегда мир, никто никого не притесняет и не обижает. Там каждый может делать то, что ему хочется в любое время. Там много цветов, птиц и бабочек. Много радости, чудес и счастья. Там никто не болеет и не умирает. Но с Планетты на Землю могут попасть лишь те, у кого есть крылья. В древности таким образом туда улетали многие. Но в наше время крылья стали редкостью.

Может, это выдумки, всего лишь красивая легенда. Кто знает.

Вера в существование Земли официально признана первобытной ересью и запрещена на государственном уровне. Современная наука утверждает, что не находит доказательств существования Земли. Рассуждения на эту тему считаются в обществе в наши дни крайне неприличными, моветоном. За теми, кто распространяет слухи о Земле, следят спецслужбы. Говорят, они незаметно отлавливают еретиков по одному, сажают в тюрьму, заковывают в цепи, истязают.

Но люди продолжают втайне мечтать.

Я с юности мечтал попасть на Землю. Для меня это несбыточная, хоть и сладкая, мечта — нет крыльев, почему-то не выросли. Я бы очень хотел, чтобы ты когда-нибудь осуществила мою мечту. Я бы стал тогда бесконечно счастлив.

— Папа, что такое первобытная ересь?

* * *

Поутру прилетело второе Грозное Письмо.

«…Требуем явиться немедленно! В противном случае, вы будете причислены к категории лиц, представляющих общественную угрозу…»

Повестка привела Дитриха в бешенство.

— Скоты! — вслух выругался он.

Каким образом он, тихий, законопослушный, честно трудившийся всю жизнь, вдруг стал представлять угрозу обществу? Нелепейшая ошибка!

Конечно, государство — гигантский организм. Оно живет своей собственной жизнью, его интересы отличны от интересов простых граждан. Питается и дышит, испражняется и защищается от опасностей. Люди — это клетки государства. Слабые и отработанные должны быть обезврежены и выведены из организма.

Но я расхотел быть клеткой! Я хочу обрести свободу. Дайте мне возможность распоряжаться оставшимся временем по собственному усмотрению.

Законы служат не мне, а тем, кто их подписывает. Государство капризно. Только за мою сознательную жизнь законы не раз менялись на противоположные. Но при чём здесь я?

Как вы не понимаете, что бывают ситуации, когда человек попросту не может исполнять ваши дурацкие правила? Разве не видите, я смертельно болен — вы же сами выдали мне голубой листок с диагнозом. Если не можете помочь, то хотя бы оставьте в покое! У меня больше нет времени и сил играть в жульнические игры!

Дитрих с тревогой вгляделся за окно. На улице поднялся ветер, он подвывал и заставлял, словно восставших мертвецов, шевелиться сухие жёлтые листья. Порой они, ведомые потусторонней силой, начинали немо кружить. В дальнем углу двора на ржавой детской карусели маячил сомнительный тип в тёмном плаще с накинутым на голову капюшоном. Он возник там вчера и с тех пор лишь изредка менял диспозицию, садясь то на качели, то на качалку-мотоцикл. В тени глубокого капюшона лица нельзя было разглядеть.

«Надо ИХ опередить».

Дитрих смутно представлял себе тех, с кем в последнее время мысленно дискутировал. ОНИ были неосязаемы, не имели формы, при этом — были бессмертны и всесильны. Дитрих осознавал, что его ум доверху забит этой чепухой — обидой на весь мир. Сейчас важно перейти на новый этап. Изгнать из головы пылающих демонов. Перестать рефлексировать и начать действовать.

— Папа, давай играть! — воскликнула Лиза. — Ты обещал со мной поиграть!

Дитрих подошёл к дочери, аккуратно сдвинул в сторону детали конструктора и сел на диван.

— Ну папа! Что ты наделал! Ты всё поломал! Я строила нам дом!

Он поднял Лизу и посадил себе на колени. Крепко обнял.

— Солнышко, у меня к тебе очень серьёзный разговор.

— Давай играть?

— Посмотри на меня! Послушай! Мне надо с тобой поговорить.

— Давай, говори. Что случилось? Ты опять грустный.

Дитрих изобразил улыбку. Лиза искусственно улыбнулась ему в ответ.

Девочка опустила голову и потянулась за конструктором.

— Ты меня совсем не слушаешь.

— Да слушаю я тебя, слушаю! Говори уже. — Дочь наконец подняла глаза, в которых отражалась лёгкая сиюминутная досада. Её взгляд ещё не был заражён тоской, которая появляется у взрослых, осознавших ограниченность своих жизненных ресурсов — отпущенного времени и сил.

— Ты должна сделать выбор.

— Какой?

— Очень важный в твоей жизни. Я свой выбор сделал. Теперь — должна ты. Дело в том, что я решил отправиться в длинное трудное путешествие, за пределы Города. Вряд ли я когда-нибудь вернусь. Решай, отправишься ли ты со мной или останешься здесь, но одна. Тебя примут в интернат, я узнавал. Дадут кровать, тумбочку, будут кормить и учить, пока не вырастешь. Будешь каждый день обижаться на меня, на несправедливость судьбы. Будешь часто плакать, пока не закончатся слёзы. Потом найдёшь работу, снимешь каморку. И сможешь, если получится, сама устроить своё семейное счастье. Или поедешь со мной, но тогда я не могу предсказать, что тебя ждёт. Потому что и сам не знаю. Может быть, что-то невероятно жуткое. И в том и в другом случае тебе предстоят испытания. Но ты уже большая и способна понять, что жизнь непростая штука.

Лиза сидела, низко опустив голову. Дитрих поднял её подбородок. По бледно-розовым щекам скатывались горькие слёзы, одна за другой, оставляя блестящие полоски. Серые непонимающие глаза до краёв были заполнены влагой. Дитриху хотелось зарыдать в голос, грудь защемило. Он сильнее сжал дочь в объятиях — ничего другого не мог сделать.

Лиза вырвалась и уткнулась лицом в подушку.

— Ты меня не любишь! — захлюпала она. — Я и так тебя почти никогда не вижу. А теперь ты хочешь меня бросить!

Дитрих по привычке считал дочь ещё совсем маленькой, думал, что ей будет трудно понять. Но Лиза всё поняла сразу и совершенно правильно. Хотя, может быть, и не знала, какими словами выразить нахлынувшие чувства.

— Лисёнок, не плачь, — ощущая себя совершенно глупо, сказал он и погладил жидкие детские волосы. — У меня проблемы со здоровьем. Я вынужден что-нибудь срочно предпринять, не могу оставлять всё так, как идёт. Прежняя жизнь закончилась.

— Почему? Ты же сам обещал, когда переезжали, что уж в этой каморке мы будем жить долго.

— Всё, пожили.

— Это называется не долго, а очень мало! Я не успела завести ни одной подруги.

— Ничего страшного. Заведёшь в другом месте.

— Да? Ничего страшного? В другом месте подруги будут плохие! Здесь, наверное, были бы самые лучшие подруги на свете! Если мы уйдём — больше таких не будет. Никогда!

— Послушай! У тебя здесь не было ни одной подруги. И может быть, никогда бы не появилось. А в путешествии ты точно кого-нибудь да встретишь.

Лиза долго молчала.

— Ты должна принять решение, — словно мантру повторял Дитрих и гладил её спину ниже бугорков. Затем стал делать лёгкий массаж, словно пытался сбросить с себя груз ответственности, хотя отлично понимал, что непростое решение уже принято. Им самим. Требовалось лишь согласие, атрибут соучастия. Достаточно простого кивка.

— Папа, обними меня, — пробормотала девочка.

Дитрих лёг рядом и обнял дочь.

— Папа, пожалуйста, не бросай меня. Я хочу с тобой. Не хочу в интернат.

Она подняла голову. Лицо у неё было заплаканное, а вид самый жалкий. Может, отдать в актрисы?

— Хорошо, — ответил Дитрих. — Замечательно. Я не знаю, что нас ждёт. Наверное, многие трудности и опасности. Но обещаю, что стану защищать тебя. Главное, что мы будем вместе.

— Хорошо, — тихо повторила Лиза. Потом она вдруг села. Настроение её резко переменилось. — Пошли! Ну чего ты разлёгся? Нам надо идти в твоё путешествие!

Дитрих поднялся.

— Спасибо, милая! Давай наведём в комнате порядок. Когда уходишь, надо оставлять после себя чистоту. Особенно когда уходишь навсегда.

Дитрих мочил и выжимал тряпку, а Лиза вытирала пыль на полках. Потом чистили ковёр. Пылесос был неисправен, и они придумали отматывать скотч и чистить ковёр липкой стороной. Выглядело это крайне странно. И всё же им было радостно — потому что делали одно дело вместе.

Потом девочка достала свой «секрет». Она хранила в небольшом бархатном мешочке несколько предметов. Горстка ярких цветных скрепок, золотистый фантик от шоколадки, розовый браслетик, сплетенный из резинок. Это были для неё самые-самые драгоценные вещи на свете. Их она, конечно, решила взять с собой.