Записки серфера. Выше волн Улувату

Евгений Гущин

«Записки серфера» не могут оставить безразличным человека, который решился в погоне за мечтой на риск, путешествие и жизнь с чистого листа. Для многих рожденных в СССР само ощущение свободы передвижения уже кажется нереальным, а серфинг вообще космическим. Главный герой, уезжая за мечтой, находит ответы на многие вопросы в себе. Для меня все это близко и понятно. Я и сам переживал подобное. Сергей Расшиваев Президент Российской Федерации Серфинга, профессиональный серфер.

Записки серфера

Утро

Прогноз был три-четыре фута с чистым оффшорным ветром, и встал ты в прекрасном расположении духа, предвкушая солнечный день, полный хороших волн. Чистя зубы в небольшой уборной с душем и туалетом, ты видел в зеркале, как выгорели на солнце брови. С тех пор, как в первые дни лицо и плечи облезли, и ты не мог спать, кожа заметно потемнела и больше не жгла. Нужно было только намазывать плечи жирным слоем крема перед каждым катанием. Торс обрастал мышцами, а руки ― стоило зайти с доской в океан ― уже не ныли.

За окном кричали петухи, ранние лучи только начинали раскалять рыжие крыши домов. На просыпающейся деревенской улице появлялись первые люди. Невыспавшиеся дети с портфелями лениво тянулись в сторону школы, а взрослые выезжали на работу, нарушая тишину утра гулом своих мотороллеров.

Высокий двухэтажный дом стоял на вершине холма. В саду водились кузнечики размером в ладонь. Кошки ловили их и тащили в дом. Кухню и две спальни на первом этаже занимали соседи. Старая деревянная лестница зигзагом вела на второй этаж в твою комнату ― она высилась, словно скворечник, одним окном выходя вовнутрь дома, а другим ― на деревню. Матрас в углу, который служил кроватью, картина обнажённой балийки на стене, окна без занавесок, просторно и всегда светло днём. А по ночам в окно было видно небо, усеянное звездами. Одна дверь вела в душ, а другая ― на большой балкон, с которого открывался вид на всю деревню. Через дорогу стоял храм, где ранним утром проходили церемонии. Тебе понравилась и комната, и дом, и плетёные кресла у телевизора, и соседи, стоило их в первый раз увидеть. В тот день ты сразу сказал, что согласен, вывел новый адрес на клочке бумаги и положил в карман шорт, на случай, если забудешь дорогу.

По скрипучим деревянным ступеням ты спустился вниз. Поел, взял лонгборд, что арендовал у местного жителя, вышел во двор, закрепил его на мотоцикле, намазал плечи кремом от загара, открыл ворота и выехал на улицу.

Из храма повеяло благовониями, кто-то только что принёс подношения богам. Несмотря на то, что солнце уже припекало довольно сильно, утро было пропитано свежестью нового дня.

Деревня Гирихил спряталась в глубине полуострова, и жили в ней лишь коренные балийцы. Кроме пенсионера-англичанина, обосновавшегося в этих краях ещё лет двадцать назад, в радиусе нескольких километров не сыскать было белого человека. Тебе нравились пёстрые улицы, аккуратные ряды ухоженных домов с черепичными крышами, небольшая продуктовая лавка через дорогу со столиками под навесом, где в жаркий день приятно сидеть в тени, резьба по камню и статуи повсюду, ощущение, что ты вдали от цивилизации.

Здесь ты знал всех, и все знали тебя ― дед-англичанин, местные, явайцы-строители. Вечерами после катания ты захаживал в лавку, тебе ставили бутылку холодного бинтанга и доставали пачку сигарет. Спрашивали, как сегодня волны и много ли туристов на пляже. Людей в деревне было мало, и ты ценил их, интересовался их жизнью.

Сейчас Гирихил остался позади. Под треск двигателя одна деревня перетекала в другую, мимо проносились написанные на бахаса разноцветные вывески забегаловок, а грубую каменистую дорогу сменял гладкий асфальт. Ты ехал в одних шортах, и прохладный ветер трепал их, обдувал тело и плечи, припекаемые солнцем. Навстречу двигались балийцы на мотороллерах, небольшие местные грузовики, как и всегда, загруженные доверху материалами для очередной стройки, здоровые волосатые австралийцы спешили к бог знает каким волнам.

Начался спуск с горки, и ты добавил газу. Ещё быстрее понеслись навстречу придорожные лавки, самодельные вывески сдающихся в аренду туристам бунгало, прилавки, с которых старики продавали бензин в стеклянных бутылках. Чем дальше от центра полуострова, тем реже встречались дома. Оживлённые и цивилизованные районы остались позади, дальше были лишь джунгли, пара скромных деревень да захудалые хибары местных пьяниц вдоль дороги.

Ты оставил байк на пыльной парковке, по которой носились курицы. С доской под мышкой, провожаемый взглядами сидящих на лавке стариков, направился к крутой тропинке на пляж.

Вдоль берега на подпорках из брёвен возвышались деревянные варунги. То были кафе и бунгало, которые держали местные. Смуглые, почти чёрные женщины в поблекших стареньких сарафанах на задних дворах готовились к новому дню: занимались стряпней, приносили кокосы, мыли посуду и иногда хихикали над чем-то, успевая при этом зазывать проходящих серферов в свои кафе. Их дети бегали босиком, играли и жгли костёр из сухих пальмовых листьев

Я зашёл в крайний варунг, который держал Маде, и поздоровался с ним, с его полноватой женой-хохотушкой, которая что-то стряпала для серферов на кухне, и с остальными завсегдатаями: стариком, приносящим каждое утро свежие кокосы, мальчиком, помогавшим обслуживать клиентов.

Маде ― маленький мускулистый балиец. Из-за серфинга кожа у Маде заметно чернее, чем обычно бывает у его соплеменников. На его руке была едва различимая на этой черноте татуировка ― изображение тигра. Его большие карие глаза живо моргали, когда я рассказывал о своём новом доме.

— Это хорошая цена для bule¹, ― одобрил он мой выбор. ― Тебе повезло. Так дёшево можно снять только бунгало в том конце пляжа, а там нет ни электричества, ни душа, да и туалет обычный.

Не было необходимости объяснять, что обычный туалет ― это дыра в полу.

— И почём там?

— Миллион в месяц. Там, кстати, не так давно bule жили, пока им не пришлось уехать. Бар свой открыть хотели на пляже. Договорились с владельцем одного варунга, сделали ремонт, мебель закупили. Протянули две недели, пока не стали продавать алкоголь.

Я слышал об этой истории. Те двое влезли в серьёзные долги, чтобы начать бизнес, а в итоге пришли старейшины из банджара² и вежливо, но убедительно попросили закрыть лавку. Негоже белым отбирать кусок хлеба у местных на их же пляже.

— Маде, как сегодня волны?

Тот облокотился на деревянную ограду и присмотрелся.

— Для тебя хорошо, Андрес. Через час будет пик прилива, потом начнётся отлив.

— Terima kasih³.

— Учись, пока не сезон. Пока не пришли большие волны.

— Насколько большие?

Балиец почесал затылок.

— Когда как. Иногда приходят правда большие. Такие, что даже я не иду. И тогда на лайнапе всего пара человек. Приезжают профессионалы.

— Эдуардо сказал, что в сезон я тоже смогу здесь кататься.

Маде тихо засмеялся.

— Эдуардо много чего скажет. Вообще, разные дни бывают. Но учатся нормальные люди в Куте. Там пена и начинать легко.

— Он сказал, что пена ― это ерунда, и на полутораметровых волнах тоже можно учиться.

— Это зависит только от тебя, Андрес, ― сказал Маде и улыбнулся.

— Ладно. Я пошёл.

— Давай, удачи. Я посмотрю на тебя, ― сказал Маде. ― Помни, большая волна не приходит одна.

Я взял восьмифутовый лонгборд и по деревянной лестнице спустился на песок. Большую и тяжёлую доску неудобно было нести. Толстый, с закруглённым носом лонгборд не имел ничего общего с теми короткими и лёгкими остроносыми досками, что стояли в бамбуковой пристройке на вилле Эдуардо.

С первых дней тот обучал меня всему, что необходимо знать. Рассказывал, чем отличаются друг от друга доски из эпоксидной смолы и стекловолокна, как правильно выбирать себе лиш⁴; и о том, как помимо размера волн для серфинга ключевую роль играет направление ветра. Оффшор дует с острова в океан, навстречу волнам, и придает им правильную форму ― в отличие от оншора, дующего из океана на берег в спину волнам, и разрушающего их раньше времени. Есть ещё кроссшор ― боковой ветер. Я узнал: поверхность воды, гладкая, как стекло, называется glassy, и она лучше для катания, чем поверхность неспокойная ― choppy. Эдуардо научил меня читать прогноз свелла в интернете и объяснил, что кататься нужно только в прилив, потому что в отлив становится слишком мелко. На Балангане и на большинстве пляжей Букита ― риф на дне, на нём можно оставить свою кожу.

Грести было уже не так сложно, как в первый день. Я больше не походил на человека, минут пять назад потерпевшего кораблекрушение и старающегося уцелеть, перекатываясь по морским валам на куске дерева. Дыхание было ровным, а мышцы только разогревались.

Передо мной выросла волна. Когда гребень стал закрываться, я перевернулся доской кверху, как учил Эдуардо, и через мгновение доска под напором волны сильно врезала мне по лицу. Я почувствовал резкую боль, солёную воду в глотке, меня закружило и протащило назад.

Пришлось справиться с несколькими волнами, прежде чем я добрался до лайнапа.

— Эге, друг, да у тебя нос разбит! ― сказал мне сидящий неподалеку серфер. ― Ты сейчас всех акул здесь соберёшь.

Я потрогал нос и увидел на руках кровь.

— Но тут нет акул.

— Ты прав. ― По выговору я понял: он австралиец. ― Хотя в том году я видел один раз… Пошли мы кататься на Балиане с одним местным, утро было раннее, гребём на лайнап ― вокруг никого. И тут этот чёрт ка-ак заорёт!

Австралиец издал вопль и замахал руками.

— Что с тобой? ― говорю ему. А он тычет куда-то в сторону. Я смотрю ― в десяти метрах от нас акулий плавник круги нарезает. И вправду неприятный сюрприз, думаю. Но чего орать-то?

— И что в таком случае делать? ― спросил я, невольно оглядываясь по сторонам.

— Да что делать, что делать… Обрубки свои на доску забрось и сиди тихо, не двигайся. А если будешь руками-ногами болтать, внимание акулы привлечёшь: акула на тебя, сидящего на доске, смотрит снизу и думает, что ты тюлень какой-нибудь. Хотя тот балиец и вправду был тюлень.

— И что в итоге?

— Ну, он забросил на доску руки и ноги, как я. Акула покружила-покружила и уплыла себе. Спокойнее надо быть в таких ситуациях.

Под нами проплыла большая стая полосатых оранжевых рыб.

— Каково это ― родиться в раю для серфинга? ― спросил я.

— Это ты про Австралию? ― он призадумался. ― Сидишь, бывало, на уроке в школе и глядишь на океан за окном. Учитель объясняет тебе теорему, а ты думаешь: «Волны футов пять, ветер оффшорный. На геометрию сегодня придётся не идти».

Мы оба засмеялись.

— Сам я из места под названием Wedge Island, это неподалеку от Перта, западное побережье Австралии, ― продолжил он. ― Вот у нас там акул полно. Эти твари достигают пяти метров. Как огромная зубастая машина, представляешь? Такая может разорвать человека надвое одним укусом.

— И защиты от них никакой?

— Да придумали вроде какие-то гидрокостюмы в чёрно-белую полоску. Акула такой окрас принимает за признак ядовитости ― и вроде как нападать не должна. На себе не проверял, ― он улыбнулся. ― Волны? Да волны у нас самые разные есть. И народу на лайнапах ― не протолкнёшься. Самые опасные волны? Да много опасных. Но вот из тех, на которых я катался… Я ведь одно время профессионалом был, у меня спонсоры были. Да, это очень сложно ― быть профессионалом в Австралии. Конкуренция сумасшедшая, постоянно соревнования, и если ты не выигрываешь, то контракт с тобой разрывают. Но у меня вышло иначе. Однажды так тряхануло о риф, что я сломал спину.

Австралиец повернулся. Поперек коричневой от загара мускулистой спины виднелись длинные шрамы, напоминающие следы когтей.

— Семь месяцев был прикован к койке, но в итоге всё закончилось благополучно. Через год опять ловил волну. Но спонсоров у меня больше не было.

Он сидел на доске, щурился в отблесках солнца, а выгоревшие волосы ветер то и дело бросал на его загорелое лицо с белыми от цинка⁵ щеками и носом.

— Поэтому мой тебе совет: когда входишь в океан, помни простую вещь: ты входишь в чуждый человеку мир, ― продолжил австралиец после недолгого молчания. ― Его можно любить или ненавидеть, но не уважать нельзя. Он не прощает глупости.

Загорелый, состоящий из одних мускулов, он походил на представителя вымершей расы.

— Не страшно было кататься после?

— Страшно было не кататься.

Мы сделали несколько гребков в океан и снова сели на доски.

— Что-то мы засиделись, ― он улыбнулся и лёг на доску. ― Смотри, моя волна!

Я увидел волну в полтора метра. Преодолев её и обернувшись, я разглядел за ней белобрысую макушку австралийца.

Главным неприятным открытием первых недель было то, что ловить волны с помощью чужого толчка и самому ― совсем разные вещи. С помощью Эдуардо удавалось ловить каждую волну. Но с того дня, когда я впервые взял в аренду лонгборд и пошёл кататься один, волны уходили от меня, хотя я выбивался из сил.

Прошло несколько часов, прежде чем удача улыбнулась мне. Уже начался отлив, колени и руки стали бордовыми от солнца. Я обернулся и увидел, что в нескольких метрах позади плавно поднимается небольшая стенка воды. Тёмно-синяя, в половину человеческого роста, волна стремительно приближалась.

Я лег на доску и стал делать сильные гребки. Руки уже не напоминали вёсла, которыми барахтает по воде неумелый гребец. Первый гребок. Ладонь с плотно прижатыми друг к другу пальцами разрезала тёплую воду. Второй, третий, четвёртый… Мне показалось, что я почти не сдвинулся с места. Пятый, шестой, седьмой гребок… Я не видел, что происходит позади. Я только почувствовал, как волна подхватила меня, оттолкнулся и вскочил на согнутые ноги. Доска понесла меня вперёд, разрезая морскую гладь, а белые брызги веером поднимались в воздух. Не было больше времени, было только сейчас: не было больше и меня отдельно от океана, мы стали единым движущимся целым. Я скользил долго и рухнул в воду уже ближе к пляжу.

На Балангане

Выйдя из океана, я прошёл по горячему песку и по деревянной лестнице поднялся в варунг Маде. Я ставил доску в отделение бамбукового стенда для серфбордов, когда за одним из столиков увидел Эдуардо. Он обедал с каким-то серфером.

— Андрес! ― позвал он, и на заросшем густой бородой, коричневом от загара лице появилась белозубая улыбка. ― Садись к нам!

Смуглый, крепкого телосложения и невысокого роста, он был в выцветшей от солнца футболке и шортах. Из-под футболки на руках и шее вылезали татуировки. Он и его сосед ели рис с курицей и овощами, я заказал то же самое.

— Это — Андрес, Альберто. Тот самый парень, который летел на Остров впервые и понятия не имел толком, куда направится из аэропорта, ― сказал Эдуардо, откусывая от куриного яйца ― тёмного, поскольку сваренные яйца местные хранят в котлах с каким-то особым соусом. Говорил он по-английски, но с сильным испанским акцентом, бегло и невнятно. Своими энергичными движениями Эдуардо напоминал подростка, но седые пряди в чёрных волосах выдавали его возраст ― лет под сорок. ― Это Альберто, мой друг и бизнес-партнёр.

— Очень приятно, — сказал Альберто, пожимая руку. — Кто однажды плавал в океане, уже не захочет купаться в море, да?

Он был высокого роста, что для испанцев нехарактерно, широкоплечий, с длинными волосами, которые выгорели на солнце и стали совсем светлыми. ― Значит, прилетел на Бали один? Надолго, нет?

— Не знаю. Может, навсегда.

Альберто доел, вытер салфеткой рот и посмотрел на меня.

— И что привело тебя?

— Серфинг.

Альберто откинулся на спинку стула.

— Ты бросил всё, купил билет и прилетел сюда ради серфинга. Пробовал его до этого?

— Нет.

Он посмотрел на Эдуардо.

— Я сказал ему, что мог бы поучить его, раз уж он так рвётся к серфингу, ― сказал тот и вытер бороду тыльной стороной ладони.

Альберто ухмыльнулся.

— Либо это твоё, либо нет, третьего не дано. ― Он открыл бутылку пива. ― Эх! В конце концов, нет ничего важнее мечты детства.

Мы чокнулись.

— Как твои успехи?

Я рассказал о своих затруднениях с набором скорости при ловле волны.

— На первом же занятии с моего толчка проехал по стенке волны, а сам тэйк-офф⁶ нормально сделать не может, ― сказал Эдуардо. ― Просто боится.

— Не боюсь.

— Нет, боишься. И пропускаешь из-за этого волны. Видел, как десятилетние дети двухметровые волны берут? Что, думаешь, они сильнее тебя?

— Ты всё равно должен наращивать мышцы, ― сказал Альберто. ― После каждого катания нужно есть много мяса, курицы и яиц. Как мы.

— И рыбы, ― добавил Эдуардо.

— Да, и рыбы. Это белок, он укрепит твои мышцы, ― согласился Альберто.

— А как скоро можно будет взять доску короче?

— Не гонись за короткими досками, ― сказал Альберто. ― Проведи хотя бы несколько месяцев на лонгборде, хорошенько почувствуй его. Получай удовольствие. В этом смысл серфинга, а не в длине доски.

— Ерунда это, Андрес, ― перебил его Эдуардо. ― Если ты чувствуешь, что достаточно освоил лонгборд или любую другую доску, можешь смело менять её на более короткую. Это ― следующий этап.

— Чему ты учишь парня? Дай ему хотя бы несколько месяцев провести на лонгборде. Если сразу хватать короткие доски, как бы ты ни старался, ничему не научишься.

— Нет, я с этим не согласен, ― стоял на своём Эдуардо.

— А как быстро идет прогресс обычно? ― спросил я.

— У всех по-разному. Многое зависит от физических данных, от таланта. Ты хорошо плаваешь?

— Неплохо, мне кажется.

— Но волны уходят от тебя. Воды не боишься?

— Говорит, едва не утонул в детстве, ― сказал Эдуардо. ― Но, Андрес, от страхов надо избавляться, если хочешь чему-то научиться.

— У каждого свои страхи, ― сказал Альберто.

Жена Маде поставила передо мной тарелку с курицей и рисом.

— Сегодня меня впервые замесило так, что сильно не хватало воздуха.

— Когда тебя месит, ты не должен сопротивляться, это бесполезно, только зря израсходуешь драгоценный кислород. Все, что ты должен сделать, если тебя замесило — это защитить голову от рифа и расслабиться. Расслабиться, и получать удовольствие.

— Он прав, ― сказал Эдуардо и задумался на секунду, словно что-то подсчитывая в уме. ― Как только ты берёшь четыре волны с пяти попыток, ты готов к следующей доске.

Альберто закатил глаза и сказал:

— Лучший серфер, Андрес, тот, который получает больше удовольствия.

Эдуардо махнул рукой. Подошла жена Маде и собрала их тарелки.

— Кстати, Андрес! У меня есть для тебя доска, как закончишь с лонгбордом. Она будет идеальным следующим этапом для тебя, ― продолжил Эдуардо, почесывая бороду. ― Минималибу, семь с чем-то футов, не помню точно, надо дома посмотреть.

— Что такое минималибу?

— Минималибу ― это класс досок между лонгбордами и шортбордами. Как бы переходный уровень, меньше первых, но больше вторых.

— И почём?

— Я отдам тебе её бесплатно. Как научишься кататься на ней и купишь себе новую, просто вернешь ее мне.

— Спасибо.

— Да не за что. Только она это… Немного странно выглядит, ну, не совсем презентабельно, так скажем. Но ты не обращай внимания, она идеальна для обучения.

Я встал, чтобы взять себе бутылку холодного бинтанга⁷. Когда вернулся, Эдуардо и Альберто что-то бурно обсуждали.

— Никаких австралийцев в моих апартаментах! ― выпалил Альберто.

— Я смотрю, их здесь не особо жалуют, ― сказал я.

— Да глупости, не жалует их только Альберто.

— Австралопитеки, ― проворчал тот. ― Прилетают на Бали и ведут себя как животные. ― Он залпом допил колу. ― Что школьники, что взрослые. Ты и сам видел, наверное, что творится в Куте по ночам. Все их интересы: кто сегодня какую волну поймал, ― он вытянул губы и стал бить себя руками в грудь, ― кто, где и как напился вчера, как после этого подрался с туристами и как снял туристку. Австралопитеки.

Альберто достал из кармана шорт смятые купюры, отсчитал несколько и положил на стол.

— Так, ладно, ― он улыбнулся. ― Приятно было познакомиться, а теперь мне пора за женой и ребёнком.

— Где они? ― спросил Эдаурдо.

— В Olas. Не был там ещё, Андрес? Отличная перуанская кухня.

Я помотал головой.

— По дороге от Нирмалы Унгасан сюда, по правой стороне.

— Спасибо. Обязательно заеду.

— Этой дороги не было и в помине лет двадцать назад, ― сказал Эдуардо. ― Раньше до Балангана, Улувату и других пляжей добраться было непросто. Ты же был на Улувату? Красивый пляж, съезди. Помнишь, какая гроза была на той неделе?

Я кивнул.

— Говорят, молния бьёт там чаще, чем где-либо в мире.

— Далеко он?

— Минут двадцать от моей виллы. Мы часто катаемся там.

— Но с доской тебе там делать нечего, ― сказал Альберто и встал. ― Кстати, приезжайте к нам на барбекю. Возьмём пива, мяса, я приготовлю tapas⁸, жена сделает салат.

— Спасибо.

— Ну всё, hasta luego⁹.

— До встречи, Альберто.

Он взял доску с общего стенда и прошёл к выходу.

— Как покатался? ― спросил Эдуардо.

— За три часа поймал одну волну.

— Ещё поймаешь. Серфинг ― самый сложный спорт из всех, что я пробовал. А пробовал я много чего.

— Например?

— Всю молодость профессионально занимался футболом.

— В каком-то клубе?

— Я играл в юношеской команде «Атлетик Бильбао». Это известный футбольный клуб в Испании. А Альберто вообще был профессиональным футболистом. Но он из «Валенсии». Был очень недурным вратарём, пока его не сломали. Даже в сборную призывался.

— Бильбао ― это в стране басков?

Эдуардо кивнул.

— На севере Испании. Мой родной город. Я был лучшим нападающим в своей возрастной категории. Мог обыграть по три человека зараз. Да и сейчас могу.

— А почему бросил?

— Ну-у, знаешь, как это бывает. Молодость, ночные клубы, девушки… Со временем стал играть хуже. Потом, когда настала пора определяться, выбрал учёбу и ушёл из команды.

Отлив был в разгаре и чёрно-зелёное дно ― покрытый водорослями риф, ― оголилось. Старик из варунга ходил по мели и собирал моллюсков.

— Конечно, я жалею в какой-то мере… Мог бы стать хорошим футболистом. Но, возможно, ещё стану тренером. Хочу пойти учиться в специальную школу и получить лицензию. Взял бы какую-нибудь местную команду, тренировал… Из меня вышел бы отличный тренер.

— А серфингом как занялся?

— Впервые попробовал у нас в Испании, лет в четырнадцать, может, в пятнадцать.

— И переехал сюда из-за него?

— Не только из-за серфинга, мне вообще тут нравится. Но во многом из-за него, здесь отличные условия, много разных волн. А от виллы ― вон до Балангана рукой подать. Серфинг нужен мне каждое утро, чтобы чувствовать себя сильным. Взять несколько волн ― отличное начало дня.

Поднялся ветер. Было приятно сидеть в тени от пекла, и, потягивая холодное пиво, наблюдать, как катаются другие.

— На Бали много русских серферов?

— Русских? Хм… Довольно много на самом деле. В последние годы их резко стало больше.

— И как они катаются?

— Ну, как тебе сказать… Некоторые хорошо, но большинство не очень. Меня раздражает, что многие не знают простых правил: постоянно лезут на чужую волну, дропают, не смотрят по сторонам, когда разгребаются… Я же рассказывал тебе, что такое дропать?

— Да.

— Из-за этого многие серферы не очень хорошо относятся к русским. А вообще, русские сильно отличаются в океане. Они, они… как же это слово… У них нет страха, вот. Они лезут на волны, которые им не по зубам. Волна русского накроет, ну, прям так сильно накроет, а он выплывает и как ни в чём не бывало живо гребёт обратно на лайнап, ― Эдуардо темпераментно жестикулировал. ― Хочется крикнуть ему: «Эй, парень! Ну куда ты лезешь?! Эти волны слишком большие для тебя! Ты там убьёшься!» А он спокойно старается поймать ещё одну такую же, его опять накрывает, но уже сильнее, а он гребёт ловить третью… Сумасшедшие! Плохой опыт их ничему не учит… Не понимаю я этого.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

белый человек в разговорном языке на Бали (индонез.).

2

деревенское самоуправление на Бали (от индонез. banjar).

3

спасибо (индонез.)

4

(от англ. leash) страховочный поводок от серфера к доске.

5

специально разработанный для защиты от солнца не смывающийся в воде крем для серфинга (от англ. zink).

6

движение, при котором сёрфер запрыгивает на доску, когда волна его подхватила (от англ. take off).

7

лидирующая марка пива в Индонезии (от индонез. Bintang).

8

традиционные испанские закуски (исп.)

9

до встречи (исп.)