151 эпизод ЖЖизни

Евгений Гришковец, 2011

«151 эпизод ЖЖизни» основан на интернет-дневнике Евгения Гришковца, как и две предыдущие книги: «Год ЖЖизни» и «Продолжение ЖЖизни». Читая этот дневник, вы удивитесь плотности прошедшего года. Книга дает возможность досмотреть, додумать, договорить события, которые так быстро проживались в реальном времени, на которые не хватило сил или внимания, удивительным образом добавляя уже прожитые часы и дни к пережитым.

16 сентября

Радостно начинать сезон не одному на сцене, а с партнёром. Игорь Золотовицкий был вчера чертовски смешным. Да к тому же в Москве прекрасная погода, ужасные пробки, то есть всё как надо. Усталость, издёрганность и утомление от спектаклей, гастролей, интервью и встреч — это всё впереди. Так будет к зиме, а пока есть радость и ощущение того, что соскучился и даже истосковался по работе.

Хочу рассказать, как встречался в Тбилиси с великим и любимым Резо Габриадзе. Для тех, кому это славное имя ничего не говорит, напомню, что Резо Габриадзе — автор сценариев таких фильмов, как «Мимино», «Не горюй!», «Кин-дза-дза»… А ещё у него маленький, но великий кукольный театр, и он удивительный художник. Мы знакомы довольно давно, встречались в Москве и Тбилиси. Встречи с Резо — всегда тихий праздник вполголоса, когда можно слушать человека часами и улыбаться, удивляться, наслаждаться его мудростью. Резо говорит, рассказывает истории — а никогда не понятно, рассказывает он подлинные истории, фантазирует или смешивает то и другое — и возникает ощущение прикосновения к чему-то совсем древнему, при этом живому и бесконечному. Он напоминает ветвистое дерево, которое странным образом произросло в единственном экземпляре и каждый год плодоносит непредсказуемыми плодами.

Прежде я ни разу не был у Резо дома. Я бывал у него в театре в старом Тбилиси и в его кафе при этом театре. И театр и кафе сейчас перестраиваются. Это и без того было красиво, но теперь это станет достопримечательностью старого Тбилиси. А возле театра даже будет построена небольшая башня. Всё, что делает Резо, состоит из маленьких деталей, и каждой детали он касался своими руками или изготовил сам. Дом у него тоже такой. Я никогда ничего подобного не видел, потому что такого дома в мире больше нет.

Резо живёт недалеко от Тбилиси, точнее, над городом. Но это уже деревня, поднимающаяся по склону горы. С улицы дом не разглядеть и даже не видно размеров двора и чем этот двор наполнен. А когда поднимаешься к дому, огибаешь деревья, видишь что-то странное, казалось бы, не складывающееся в дом, но при этом удивительно красивое. Красивое по законам красоты, которую может создать только Резо. Строение очень длинное и одноэтажное, и только войдя можно понять, что это два железнодорожных вагона, соединённых в один. Как он их затащил в гору — непонятно. Да и со стороны вагоны неузнаваемы. Возникает ощущение, будто они сами собой пустили корни и вросли в скалу, обросли глиняной штукатуркой, деревянными окнами и к ним приросла веранда. Всё ржавое, потёртое, неновое, точнее сказать древнее, но всё тёплое и живое. К тому же там чертовски удобно, функционально и всё на своём месте.

Резо не очень хорошо себя чувствовал, но был рад. Он живёт очень тихо и в этом же доме работает. У него есть мастерская, где он расписывает изразцы, есть первоклассная печь для обжига керамики и изразцов, а в летние дни Резо работает прямо на веранде. Ни одна плиточка никогда не повторяется, каждая уникальна. Всё он рисует маленькой кисточкой. Сидит, покряхтывает и рисует. Он сидел, курил и стал жаловаться на то, что не спится и приходится рисовать ночами, а зрение уже не то. «К тому же ночью в этом дворе, Женя, так много народу, они мне так мешают! — неожиданно сказал он. Я удивлённо поднял бровь, представив себе многочисленных родственников, детей, гостей, которые ночью мешают батоно Резо работать. Но он продолжил: — Они такие удивительные, всякие, треугольные, круглые, все с усами, у каких-то вроде две головы… ползают, летают, и все стремятся на свет моей лампы. Одна вчера, с мохнатыми усами, упала в темперу (это такая краска), я, конечно, её достал, попытался отмыть водой, но она скончалась. А я переживал. Их тут так много! Один, маленький, как только я начинал красить белым очередную плитку, всё заползал на неё и пытался подойти к краске. Я ему говорил: «Не надо! Куда ты?!» — а он всё равно идёт. Я его уже рукой не пускаю и при этом боюсь раздавить, он же маленький. Он обидится, уйдёт — потом опять. Я тогда взял лупу, стал его рассматривать, а у него, представляешь, всё есть! Глаза, мозг, усы, какие-то губы, крылышки, лапки… Я его опять не пустил, извинился, он как-то так обиженно задней лапой шаркнул, ушёл и больше не возвращался».

Резо рисует и рисует свои изразцы. Башня возле его театра будет вся ими отделана, и ни один изразец не повторится. А сколько их в разных местах Тбилиси, этих его плиточек!

Потом мы пили чай. С пряниками. Пряники были совершенно такие, какие мы помним с детства. А Резо сожалел, что сейчас не продают прежних сухарей в пачках, от которых, по его словам, немного пахло соляркой. Самые вкусные и самые солярные, как он сказал, раньше продавались в Ленинграде. Он их всегда покупал и привозил с собой. «Но теперь, — сокрушался он, — таких делать не умеют».

Резо много говорил о собаках, которые у него жили. И о той, что живёт теперь; про коров, кур, которые иногда забредают от соседей. Он рассказал про птиц, что некогда жили в его доме, называя всех по именам. А я за чаем рассказывал про Иркутск и Байкал. Байкал его очень заинтересовал, и он слушал долго и с удовольствием… Его собака тоже меня слушала. Резо сказал, что его собаки любят слушать людей. И у меня на самом деле возникло ощущение, что Резо живёт в мире, в котором он не разделяет живые существа на насекомых, людей и животных. Для него все они как люди, и он со всеми умеет разговаривать.

Мы чаёвничали не допоздна, всё-таки Резо немало лет. А когда вернулись в Тбилиси, друзья попросили меня заехать с ними на день рождения приятеля в модный тбилисский клуб. Клуб как клуб, но после дома Резо он показался неуместным. Таких в Москве и Питере полно, да и в каждом крупном городе есть что-то подобное. День рождения был совсем не грузинский, а с претензией на европейскость, то есть без застолья и вина, а с виски, джином и прочим. Публика довольно яркая, но тоже вполне типичная. Такая, какую пытаются называть элитой или как там ещё… богемой… модной тусовкой… Мне там было скучно.

Но вдруг возникло оживление, суета и все заговорили о том, что скоро придёт президент. Потом появились люди в чёрном. Грузинские люди в чёрном какие-то не очень настоящие. У многих пузцо, а они делают строгие лица, будто играют в плохом боевике, то есть хотят выглядеть страшными, но главное — очень профессиональными. А потом пришёл президент, в тёмных брюках и белой в широкую полоску рубашке. С тех пор как я его видел последний раз два года назад, он похудел. Был как-то нарочито весел. Рубашка ему не шла. И по-прежнему нет в нём ни элегантности, ни тех шика и обаяния, какие присущи многим тбилисским мужчинам. Он поздравил именинника, который оказался его родственником, послушал тосты в честь себя, что произносились со сцены в микрофон. Вновь быть ему представленным и поздороваться я не захотел. Не хотел быть неискренним. Да и что я мог сказать? Не знаю. Точнее, может, и знаю, но ему бы это точно не понравилось. К тому же людей в чёрном было чуть ли не столько же, сколько гостей. Гости радовались, им было приятно, президент посидел минут сорок и ушёл, а с ним ушли и люди в чёрном. Вот так я ещё раз видел президента Саакашвили.

Резиденция президента Грузии теперь достроена. Нелепое сооружение со стеклянным яйцеподобным куполом, освещенное ярче стоящих рядом старинных церквей. Безобразное здание. Очень портит вид прекрасного и горячо любимого мной города.

После посещения Резо и бесед с Мастером этот клуб, ярко одетые и стремящиеся выглядеть неместными посетители, люди в чёрном, президент в полосатой рубашке показались ненастоящими, игрушечными, инородными. Они выглядели менее живыми и осмысленными, чем тот «народ», про который рассказывал Резо. Дай ему Бог здоровья и долгих лет жизни, этому умному, хитрому, внимательному и тихому человеку.