Психологическое время личности

Евгений Головаха

В монографии предложена причинноцелевая концепция психологического времени, на основе которой исследуются различные формы переживания прошлого, настоящего и будущего, психологический возраст, механизмы временной саморегуляции личности. Для научных работников, преподавателей, студентов вузов.

ВВЕДЕНИЕ

Познать время и овладеть временем — это задачи, решение которых имеет важнейшее значение для развития человеческой культуры, общества и личности. Современные достижения науки и техники открыли возможности точного измерения времени. Однако достаточно ли календарей и самых совершенных хронометров для рациональной организации и использования времени в практической деятельности и повседневной жизни? Во многом — да. Благодаря таким свойствам хронологического времени, как равномерность, непрерывность, необратимость, возможна синхронизация событий, происходящих в природе и обществе, четкая фиксация их последовательности и длительности. Но не всякое время может быть сведено к хронологии. И прежде всего это относится ко времени человеческой жизни. Именно о времени жизни, его отражении в переживании личности, о способах его измерения и регуляции — эта книга.

Само понятие «хронологическое время», которое прочно вошло в современную науку, могло бы показаться тавтологическим в ньютоновскую эпоху, породившую концепцию абсолютного времени, определяющего единый временной характер протекания любых процессов независимо от их содержания и измеряемого с большей или меньшей точностью. В результате этого картина исторического прогресса в отношении человека ко времени рассматривалась лишь в связи с совершенствованием измерительных средств — от примитивных клепсидр и солнечных часов древнего мира, огненных хронометров и монашеских четок средневековья до все более точных механических часов, от многообразия календарей, обусловленных культурно-историческими традициями, до единого рационального общечеловеческого календаря.

То, что казалось очевидным и неопровержимым для науки одного исторического периода, превращается в сложную и волнующую проблему на новом этапе развития научного знания. В значительной мере это относится к постановке и решению проблемы времени. По мере развития конкретных научных дисциплин все более ощутимые сбои стал давать, казалось бы, вечный и неизмененный хронометр вселенной — абсолютное ньютоновское время. Совершенный Эйнштейном переворот в физике заставил мир прислушаться к ускоряющимся и замедляющимся собственным часам движущихся систем, а дальнейшее развитие физики элементарных частиц, квантовой механики поставило вопрос о возможности нарушения считавшихся ранее универсальными свойств времени на уровне микромира (Мостепаненко, 1974).

Универсальная хронология оказалась недостаточным средством развития научного знания о временном функционировании систем и в тех отраслях науки, где исследовались макроуровневые процессы в неживой природе. Возникла необходимость в изучении специфики геологического времени, в разработке системы и единиц его измерения (Косыгин и соавт., 1974), а также в создании собственных временных шкал для измерения географических процессов (Харвей,1974, с. 407).

Развитие эволюционной теории, генетики, физиологии подготовило почву для изучения биологического времени как собственного времени биосистем, обусловленного спецификой пространственной среды их функционирования и закономерностями развития живой природы (Вернадский, 1966). Подтверждением концепции биологического времени стало открытие биологических часов — физиологических процессов, задающих ритм жизнедеятельности организма (только в человеческом организме насчитывается до 100 различных биологических часов) (Чуприкова, Митина, 1979, с. 16). Результаты многочисленных исследований в данной области позволяют говорить об объективном характере биологического времени и его неоднозначной взаимосвязи со временем физическим (Багрова, 1980, с. 13).

Как природный организм человек подчинен закономерностям биологического времени, однако решающая роль в формировании отношения человека как личности ко времени принадлежит социальным детерминантам: структуре и содержанию времени человеческой истории и конкретного общества, времени социальных групп и слоев, в которые включена личность, а также ее собственному времени, в котором под воздействием указанных факторов и индивидуальных особенностей жизненного пути образуется сложная взаимосвязь событий прошлого, настоящего и будущего. Собственным временем обладают физические объекты (для земной коры, например, это время ее эволюции, формирования различных слоев), живые организмы (время жизненного цикла индивида или популяции), однако собственное время в социальном смысле — это не только условие человеческой жизнедеятельности, но вместе с тем и ее продукт, живая ткань самореализации субъекта. Собственное время субъекта имеет особую меру, обусловленную его содержанием, и не сводимо к «формальному течению времени» (Иванов, 1977, с. 137). Следует иметь в виду, что собственное время личности интегрирует в себе как объективные временные отношения (природные и социальные), так и субъективное отражение этих отношений в процессе восприятия изменений, оценки длительности и последовательности событий, переживания отдельных свойств времени, формирования целостного отношения личности ко времени ее жизни. Субъективная сторона собственного времени личности является предметом психологического исследования, тогда как объективные социально временные отношения личности, ее бюджет времени, а в более широком масштабе «бюджет жизни», находятся в сфере интересов социологов и экономистов.Таким образом, собственное время личности в психологическом аспекте — это субъективное время, данное в переживании. Однако в наиболее общем значении — это социальное время, в той мере, в какой содержание человеческой психики является освоенным в практической деятельности социальным опытом. В связи с этим категория социального времени выполняет важнейшую методологическую функцию при изучении собственного времени личности в его субъективном аспекте.

В чем же заключается специфика социального времени, каковы временные закономерности исторического процесса, общественного и индивидуального бытия человека? Уже более ста лет эти вопросы находятся в сфере внимании философов, социологов, историков, культурологов, психологов. Интерес к ним постоянно возрастает под влиянием динамики социальных процессов в современном мире. В западной философии с именами Кьеркегора, Дильтея, Гуссерля, Бергсона, Хайдеггера, Сартра связан глубокий переворот в понимании времени не просто как физического условия человеческой жизнедеятельности,а как внутренне организующего фактора, определяющего для субъекта целостность его жизненного процесса, динамическое единство прошлого, настоящего и будущего в сознании и деятельности.

В феноменологии, философии жизни, экзистенциализме акцент ставится не на существовании человека во времени, а на существовании времени в человеке как субъекте собственного жизнеосуществления. Благодаря усилиям представителей этих философских школ «бог времени Хронос» вынужден был покинуть свое привычное место и поселиться в беспокойном жизненном потоке. Хроносу пришлось претерпеть серьезные трудности и неопределенность положения, поскольку выраженный иррационализм побеспокоивших его философов оказался камнем преткновения в научном решении проблем человеческого времени.

Социальное познание прошло долгий путь, прежде чем выкристаллизовалось ясное понимание того, что для круговращения небесных тел и движения общественных процессов не существует единой универсальной временной меры. И если в масштабе античной и средневековой вечности или бесконечного абсолютного времени Ньютона «временность» индивида может восприниматься лишь в качестве ограниченности возможностей его самореализации, то в масштабе неограниченного времени общественного прогресса оптимальная реализация жизненного времени становится для человека условием преодоления собственной ограниченности. Поэтому развитие теории социального прогресса находится в тесной связи с дальнейшим исследованием социального времени, его различных уровней и масштабов. На рубеже 1960–70-х годов появился ряд крупных работ по проблеме социального времени в социологическом аспекте (Болгов, 1970; Елизарьев, 1969; Зборовский, 1974), главным образом в связи с изучением бюджета времени. Активно разрабатывается категория исторического времени в исследованиях философов, историков, культурологов (Грушин, 1961; Гуревич, 1969; Есипчук, 1978; Лосев, 1977; Поршнев, 1974). В последние годы опубликованы монографии (Лой, 1978; Яковлев, 1980; Яценко, 1977), в которых определена специфика общефилософского подхода ко времени как форме социального бытия и категории человеческого сознания. Рассмотрены также вопросы времени индивидуального бытия, собственного времени личности во взаимосвязи его объективных и субъективных компонентов (Сэв, 1972; Яковлев, 1980).

Таким образом, современному уровню научных знаний о природе и обществе соответствует представление о том, что временные закономерности различных процессов обусловлены качественными характеристиками этих процессов, что хронологическое время, отражающее равномерные циклические процессы в физических объектах, является условной мерой для развивающихся систем, в том числе и социальных, с присущим им собственным временем, соответствующим специфике практической деятельности и сознания людей. Следовательно, особый характер приобретает и время психических процессов, время в восприятии, переживании и сознании человека, которое получило название субъективного, или психологического. Однако, если это время обладает собственными свойствами, отличительными от тех, которые мы привычно фиксируем во времени хронологическом,то в чем они проявляются и каким образом могут быть обнаружены?

Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к примеру: проследив за полным оборотом секундной стрелки, каждый наблюдатель сделает вывод о том, что прошедшее за этот период время исчисляется шестьюдесятью секундами, или одной минутой. Вывод правильный для всех, кто имеет точный хронометр и умеет с ним обращаться. Теперь же попытаемся отмерить одну минуту, не глядя на часы, или оценить в хронологических терминах небольшой временной интервал неизвестной нам длительности, то есть обратимся к внутренним часам, механизм которых заключен в определенных психических процессах, а циферблат — в субъективных шкалах переживания времени. Оказывается, отмеривание и оценка интервалов (методы исследования, используемые в нашем примере) обнаруживают достаточно устойчивую тенденцию несовпадения объективных временных интервалов и субъективных данных. Одни испытуемые склонны переоценивать длительность интервалов в пределах минуты, при этом, отмеривая, как правило, более короткие, чем заданные, промежутки времени; для других испытуемых характерна противоположная тенденция — недооценка, а также отмеривание больших интервалов (Рубинштейн, 1946, с. 266; Лисенкова, 1968). Следовательно, для одних людей небольшие интервалы времени субъективно растягиваются, а для других — сжимаются, и это, по-видимому, объясняется существованием относительно устойчивых индивидуально-психологических единиц отсчета времени. Некоторые исследователи в связи с этим говорят о существовании собственного эталона времени — «индивидуальной минуте», являющейся достаточно устойчивой величиной, свойственной каждому конкретному лицу и отражающей индивидуальные особенности отсчета временной длительности (Моисеева, Сысуев, 1981, с. 104).

До сих пор речь шла о так называемых пустых интервалах времени безотносительно к деятельности индивида и его психическим состояниям. Многочисленные исследования, однако, обнаруживают связь между субъективной длительностью времени и характером деятельности испытуемых, их отношением к последней, уровнем мотивации и эмоциональным состоянием. Были установлены общие закономерности: чем выше уровень активности и мотивации, чем больше интереса вызывает работа, чем более целостной, интегрированной является задача, тем относительно короче при прочих равных условиях кажется длительность времени (Фресс, 1978). Надежность полученных данных служит основанием для постановки вопроса о специфической природе и свойствах психологического времени. Вместе с тем полученные результаты, на наш взгляд, не слишком впечатляющи, поскольку они касаются лишь одного аспекта проблемы психологического времени — восприятия и оценок длительности интервалов, как правило, не превышающих нескольких минут. Однако данным аспектом проблема субъективного времени не исчерпывается. Не менее существенным является другой, связанный со всей полнотой переживания времени и отражающий содержание духовного мира индивида, формирующегося в мире социальных отношений. Благодаря этому время в сознании людей «летит» или «тянется», может быть «обретенным» или «потерянным», «сжатым» или «растянутым», «счастливым» или «недобрым», «организованным» или «хаотичным», «застывшим» или даже «текущим вспять». Такого рода характеристики времени широко представлены в художественных произведениях и в наших обыденных высказываниях. В психологии они практически не исследовались, хотя в ряде работ по истории культуры показано, как под воздействием концепций времени, свойственных различным историческим эпохам и культурам, формируется специфика и многообразие индивидуальных переживаний времени (Гуревич, 1971; Лосев, 1977; Лихачев, 1979).

Приведенные выше результаты психологических исследований касались лишь одного, наиболее ограниченного масштаба психологического времени — ситуативного, в котором осуществляется непосредственное восприятие и переживание коротких временных интервалов. На основе закономерностей, проявляющихся при возникновении и смене непосредственных форм переживания времени в различных жизненных ситуациях, в сознании человека может сформироваться определенная система обобщенных временных представлений, являющаяся своеобразной концепцией времени личности в масштабе ее жизни. Это — биографический масштаб, который задается временем жизни в целом, то есть хронологическими границами индивидуального существования человека и его представлениями о наиболее вероятной продолжительности своей жизни. В основе этого представления лежат такие факторы, как средняя продолжительность жизни человека в конкретных социально-исторических условиях, продолжительность жизни старшего поколения семьи, состояние здоровья и общее, оптимистическое или пессимистическое, умонастроение человека. Время жизни задает границы индивидуального жизнеосуществления, но кроме «времени для жизни» у человека есть и «время жить» (Сэв, 1972, с. 481), которое связано с реальным использованием «времени для жизни» и является не абстрактной продолжительностью жизненного процесса, а собственным временем личности. Концепция времени личности отражает психологические закономерности, обусловленные реальным использованием времени жизни.

В биографическом масштабе суждения об отдельных переживаниях времени в интегративном виде распространяются на жизнь в целом или на ее отдельные этапы. Примерами такого рода суждений являются распространенные в обыденном сознании высказывания о скоротечности молодости, о том, что время с годами движется все быстрее; концептуальное отношение ко времени в биографическом масштабе может выражаться в идиоматической форме, например, в суждениях типа «прожил много, да пожил мало» и т.п. Глубина концептуального осмысления времени¹ зависит от общего уровня развития индивида, содержания его духовного мира. В связи с этим существенно различаются концепции времени взрослого и ребенка, представителей различных социальных общностей, культур и исторических эпох (Кон, 1978а, с. 287–294).

Индивидуальная жизнь в сознании человека не ограничивается рамками непосредственного существования, она рассматривается также и в историческом масштабе, когда события, происходящие до рождения индивида, и те, которые произойдут после его смерти, вовлекаются в сферу временных отношений и выступают условием формирования личностной концепции и непосредственных переживаний времени. Наиболее традиционной формой осознания времени в историческом масштабе является представление о генеалогической преемственности, когда в качестве прошлого индивид рассматривает жизнь своих предков, в качестве настоящего — собственную жизнь, а в качестве будущего — самостоятельное существование детей, внуков и т.д. Таковы принятые в традиционных культурах способы усвоения временных отношений прошлого на основе изучения детьми их родословной вплоть до двадцатого поколения (Туви, 1980, с. 27); в средневековье этой же цели служили разветвленные генеалогические древа феодальной знати. Временные отношения исторического будущего в аспекте генеалогической преемственности объективно включались в деятельность человека посредством системы экономического наследования и субъективно усваивались в той мере, в какой родителям была небезразлична дальнейшая судьба их потомства. В наиболее широком плане психологическое время личности в историческом масштабе — это освоение индивидуальным сознанием временных отношений и закономерностей человеческой истории, в результате которого историческое будущее предстает в глазах индивида как его собственное будущее, как возможность преодоления ограниченности времени индивидуальной жизни.

В определенных случаях различные масштабы психологического времени совмещаются. Так, может возникнуть ситуация, в которой личность переживает время в масштабе истории, если эта ситуация порождена переломными событиями общественной жизни. Это — ситуация подвига, героического поступка, решающего революционного действия, когда человек отчетливо осознает, что исторический процесс осуществляется и в его собственном времени и пространстве, «здесь» и «сейчас». Исторический масштаб совмещается с индивидуальной концепцией времени в сознании выдающихся представителей культуры определенной эпохи. Ярким примером может служить Гете, который, по его собственному признанию, «стал для себя историчным» (Гете, 1969, с. 4), то есть время собственной жизни рассматривал как время истории, ибо ясно осознавал историческое значение своих произведений, поступков, мыслей. И наконец, совмещение ситуативного и биографического масштабов происходит в критических жизненных ситуациях, когда в переживании нескольких минут или часов укладывается время всей человеческой жизни. Такую ситуацию по собственным переживаниям перед казнью описывает Достоевский: «Выходило, что остается жить минут пять, не больше. Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживет столько жизней, что еще сейчас нечего и думать о последнем мгновении…» (Достоевский, 1982, с. 65). Аналогичные переживания перед выполнением смертельно опасного боевого задания испытывает герой произведения Хемингуэя «По ком звонит колокол»: «Может быть, это и есть моя жизнь, и вместо того, чтобы длиться семьдесят лет, она будет длиться только сорок восемь часов… Странно, что такое слово, как “сейчас”, теперь означает весь мир, всю твою жизнь» (Хемингуэй, 1968, с. 287).

Таким образом, три выделенных выше масштаба психологического времени — ситуативный, биографический, исторический — взаимосвязаны. Некоторые, наиболее значимые для индивида ситуации, сопровождающиеся специфическими формами переживания времени, приобретают статус жизненно важных событий, которые становятся вехами на жизненном пути человека. Их содержание определяет основное содержание человеческой жизни, а взаимосвязь — отношения длительности и последовательности, принадлежности к прошлому, настоящему и будущему — временную структуру жизни, на основе осознания которой формируется индивидуальная концепция времени. В свою очередь, сопоставление собственной жизни с масштабами истории, вплетение ее в событийную цепь исторического процесса накладывает особый отпечаток и на ситуативные переживания времени, и на концепцию времени личности в целом. В связи с этим в последующих главах данной монографии рассмотрены историко-культурные основы и психологические механизмы переживания и концептуального осмысления времени личностью.

Авторы поставили перед собой задачу раскрыть механизмы, лежащие в основе тех свойств психологического времени, которые пока еще не стали предметом научного исследования. Предпринята попытка теоретически обосновать один из подходов к построению теории психологического времени личности и на его основе разработать методы экспериментального исследования. Такая теория должна не только систематизировать содержательные характеристики психологического времени, но и определить количественные корреляты этих характеристик: единицы измерения и соответствующие показатели временных отношений длительности и последовательности, прошлого, настоящего и будущего, а также указанных выше свойств психологического времени. В настоящей работе исследование в основном сосредоточено на психологическом времени личности в биографическом масштабе, или в масштабе времени жизни, поскольку личностная концепция времени в интегрированной форме отражает и специфику индивидуальных переживаний времени в ситуативном масштабе, и представления личности о времени ее жизни в масштабе историческом.

Проблема психологического времени в масштабе человеческой жизни получила теоретическое обоснование в работах П. Жане, Ш. Бюлер, К. Левина, С.Л. Рубинштейна, Б.Г. Ананьева. В последние годы интерес к ней постоянно возрастает, увеличивается количество теоретических и эмпирических исследований в данной области. Вопросы, связанные с содержанием этих исследований, специально рассмотрены в главе, посвященной становлению и развитию научного подхода к проблеме психологического времени.

Принятый в психологических исследованиях и ставший традиционным общетеоретический подход к изучению механизмов восприятия и осознания личностью времени можно назвать «событийной концепцией психологического времени», согласно которой особенности психического отражения человеком времени, его скорости, насыщенности, продолжительности зависят от числа и интенсивности происходящих в жизни событий — изменений во внешней среде (природной и социальной), во внутреннем мире человека (мыслях и чувствах), в его действиях и поступках. Однако в рамках событийной концепции в ее исходном виде не получили удовлетворительного решения такие фундаментальные проблемы, как определение границ и содержания психологического настоящего, взаимосвязь прошлого и будущего, субъективная обратимость течения времени, механизмы формирования определенных временных свойств психической деятельности.

В данном исследовании авторы показывают, что ответы на поставленные выше вопросы могут быть получены путем анализа событий не самих по себе, а в их взаимосвязи. В соответствии с предлагаемой нами «причинно-целевой концепцией психологического времени» особенности отражения личностью временных отношений в масштабе жизни определяются ее представлениями о характере детерминации одних значимых жизненных событий другими. Эмпирическая проверка этой концепции осуществлялась на основе специально разработанного нами метода (каузометрии), с помощью которого возможно измерение и регуляция психологического времени личности.

Основные концептуальные положения и методы исследования, представленного в монографии, были разработаны авторами совместно. Отдельные разделы написаны: введение, гл. 1, 2 (§ 1) — Е.И. Головахой; гл. 3, 4 — А.А. Кроником; гл. 2 (§ 2), 5, 6, 7, заключение, приложения — совместно.

Авторы выражают искреннюю благодарность Н.В. Паниной за ряд ценных рекомендаций, Л.С. Финкелю и Ю.И. Яковенко, оказавшим большую помощь в математической обработке эмпирических данных,О.С. Чичкевич, взявшей на себя труд по подготовке таблиц и рисунков, а также редакторам — Л.В. Сохань и И.В. Прусс, и рецензентам — В.А. Роменцу, В.Е. Хмелько, М.И. Алексеевой, В.И. Паниотто, работа которых способствовала совершенствованию текста монографии.

Примечания

1

Используемое нами понятие"концептуальное осмысление времени"специально анализируется В.П. Яковлевым (1980, с. 52).