Чистые страницы

Евгений Вячеславович Калинин

Путешествие Игоря положило начало ряду рискованных для него событий. Из-за него тихий городок стал свидетелем нарушения границы между сном и явью. Личности по ту сторону барьера долго ждали своего часа, но вовсе не для мирного сосуществования с людьми. Как победить увиденное во снах, стирающее людей из жизни и занимающее их места?

© Евгений Вячеславович Калинин, 2022

ISBN 978-5-4474-6322-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Огни фонарей за окном мелькали в непроглядной темноте стремительно наступившей ночи с удручающей редкостью. Взору они представали настолько нечасто, что я от скуки начал каждый раз отсчитывать минуты до следующего одиноко стоящего старого покосившегося деревянного столба с томящимся огнём на верхушке, заключённым в сферу пыльного потрескавшегося от времени и погодных условий стекла, припорошённого снегом. Свет озарял и даже, казалось, немного наполнял теплом мрачное холодное купе, в котором я сейчас трясся на твёрдом неудобном подобии кровати вместо того чтобы лежать дома на своём мягком диване и, обняв подушку обеими руками, беззаботно, крепко спать. Сейчас же сна не было ни в одном глазу. Стук колёс, так любимый в детстве, теперь раздражал до такой степени, что я готов был пойти на всё ради нескольких минут полнейшей тишины.

Внимание привлекла бегущая за окном бесконечная железная дорога. Сквозь обледеневшее стекло она была различима только благодаря очень яркой луне, не уступавшей в силе освещения хорошему театральному прожектору. Её свет играл голубыми бликами на рельсах, потому создавалось ощущение будто они вылиты из настоящего серебра и положены не позже, чем день назад. Взгляд сам поднялся и переметнулся на лес, который тянулся нескончаемой чёрной мелькающей стеной среди белых равнин. Местами до стволов деревьев можно было без труда дотянуться из окна рукой — так близко они росли к путям и иногда ветвями скребли по обшивке вагона. В остальном ничего особенного не было — лес как лес. За ним вдалеке виднелись несколько разнящихся по размерам деревень. Где — то в редких домах горел свет и слышался едва различимый лай собак. Из труб поднимался дым, в ночи казавшийся белым и напоминал по форме куски ваты. В небе не было ни одного облака, которые могли бы соседствовать со столбами густого дыма. Луна, дым и больше ничего. Унылая картина.

Снова на доли секунды появился одинокий фонарь, озарил купе янтарным светом и пропал. Я в мгновение подскочил к окну, прильнул лицом к стеклу, дыханием растопил наледь на месте сделанной раньше проталины и взглянул вслед исчезающему за деревьями на повороте фонарю. Темнота опять наполнила купе, и я, наконец — то, лёг в постель. Внимание постепенно стало рассеиваться. Всё — таки люблю поезда. Они обладают особым шармом. Даже не они, а убаюкивающая атмосфера дороги под стук колёс и тряску состава — её ничем не заменить. Необходимо заснуть, иначе проснуться вовремя и без спешки сойти с поезда не выйдет. С этими мыслями я повернулся к стенке и закрыл глаза. Ничего кроме стука колёс и собственного дыхания. Тут же буквально почувствовал, как сон всей своей тяжестью обрушился и придавил меня к скамье. Не было возможности и сил даже повернуться, не говоря уже о том, чтобы накрыться одеялом для спасения от мерзлоты временной обители. Сказывалась усталость суматошного дня, проведённого в сборах. Всё было бы проще полети я на самолёте, но случая подняться в воздух до сих пор не представилось, да и этот исключением не стал. Неоднократно меня спрашивали о причинах и никогда не находилось вразумительных доводов, так что и ответа внятного дать ни разу не получалось.

Почти одержавший победу сон прогнали частые, но в то же время едва различимые осторожные шаги в коридоре. Звук становился всё ближе и отчётливее, как вдруг топот прекратился и снова стал слышен только монотонный стук колёс. Несколько секунд этой идиллии были нарушены скрипом открывающейся двери соседнего купе. Наступила полнейшая тишина. Громыхание колёс полностью стихло, но поезд по — прежнему продолжал движение. Едва в голову стали забираться мысли о невозможности такого явления, как тут же были прерваны грохотом и лязгом закрывшейся двери, и продолжившимися шагами, теперь уже звучавшими гораздо громче. Пара шагов и опять уже пугающая тишина воцарилась в поезде. Дверная ручка опустилась вниз, и дверь распахнулась на всю ширину дверного проёма. В коридоре стояла молодая проводница. Она мило и слегка виновато улыбнулась, вошла в купе, аккуратно закрыв за собой дверь и села на противоположную лавку. У неё была короткая замысловатая стрижка — явно дело рук профессионала. Волосы не доставали даже до плеч. Аккуратная форма хорошо сидела, словно была сшита по заказу именно для неё. Макияжа было по минимуму — больше для приличия, чем для красоты. Повернув голову к окну и скрестив руки на столе, она обратилась ко мне:

— Скоро вам сходить. Через час будет ваша станция. Искренне надеюсь, что вам понравилось ехать нашим поездом.

Взгляд её был по — прежнему устремлён в окно, а улыбка не сходила с лица. Оно было необычайно бледным. Быть может, такой оттенок ему придавал свет луны, проникающий в окно. Она молча перевела взгляд на меня, но улыбаться не перестала. От зелёных глаз с ледяным оттенком всё внутри сжалось. Свет. Купе на доли секунды наполнилось огнём очередного фонаря, мелькнувшего в окне. Лицо проводницы, на самом деле действительно оказавшееся бледным, дёрнулось на миг и снова расплылось в доброжелательной улыбке. Она поднялась, поправила тщательно складки на юбке, приоткрыла дверь и вышла из купе. Закрывая за собой дверь, сказала:

— Когда будем подъезжать, я ещё раз зайду к вам и сообщу.

Странно… В расписании было указано иначе. Трудно было не заметить огромный лист бумаги, занявший треть пространства на двери комнаты проводников. Я посмотрел и внимательно изучил его ещё когда шёл к своему купе после посадки. Станций было немного, большая часть из них приходилась на день. Ночью числилось две стоянки: остановка на пять минут в небольшой деревушке городского типа, затем шла стоянка длиной в пятнадцать минут на вокзале опять небольшого, но уже городка. И даже крошечного сомнения не было в том, что моя остановка будет в шесть часов тридцать пять минут. Сейчас же на часах было всего несколько минут первого ночи.

— Вы, наверное, ошибаетесь, потому что моя остановка будет утром, — успел сказать я прежде, чем она закрыла за собой дверь. Спустя пару секунд дверь приоткрылась и проводница, не заходя в купе ответила:

— Нет, всё правильно. Вам пора.

После этого дверь аккуратно вернулась на место, и в коридоре послышались удаляющиеся шаги. Чушь какая-то. Наверное, она просто ошиблась. По ней было видно, что ей нужно хорошо выспаться. Может она даже приболела — вид у неё был не важный. Вновь хлопнула дверь соседнего купе, теперь уже находящегося справа от моего. Как тут выспишься! Я снова лёг на лавку, теперь уже на живот и забрался головой под подушку. Стук колёс стал гораздо тише и даже немного убаюкивающим. Вместе с темнотой они сделали своё дело, и спустя каких — то две — три минуты сон взял верх.

Тряска за плечо пробудила меня. Пальцы настолько сильно сдавили его, что левой рукой я не без усилия оттолкнул будящего. Зажатый в правой руке телефон вспыхнул от прикосновения в темноте, показывая на заляпанном дисплее время. Не прошло и часа. Да что за ночь в конце концов! Поезд сильно трясло. Он развил невероятно высокую скорость, заставившую меня нервничать ещё сильнее, чем после такого бестактного пробуждения, которое я не мог оставить без внимания.

— Зачем вы разбудили меня? — обратился я к человеку, отпрянувшему в сторону и теперь стоявшему в дверном проёме. Он загораживал свет из коридора и, кроме того, что это мужчина, а не проводница, изъявившая желание сообщить мне о какой — то, якобы моей станции, не было ничего понятно. Если мужчина и собирался отвечать, то с ответом явно не хотел торопиться. Только тяжело и размерено дышал, как будто он пешком поднялся на десятый этаж дома или бежал за поездом не один десяток километров, догнал и теперь стоит, пытаясь отдышаться.

— Говори, — уже обращаясь на «ты» и повышая на него голос потребовал я.

Человек продолжал столбом стоять без движения. Вспышка. Купе в который раз осветил промелькнувший в маленьком окне фонарь. Глаза, уже отошедшие ото сна и вполне привыкшие в темноте не подвели — мужчину рассмотреть удалось. На нём были обычные чёрные брюки, опять же чёрный пиджак, под которым была белоснежная рубашка, немного ослепившая при свете фонаря. Один уголок выбился из — под полы пиджака и теперь небрежно болтался из — за покачивания вагона. Лицо не выражало совершенно никаких эмоций. Несмотря на темень в купе удалось разглядеть и его ноги. Он был бос. На улице ноябрь месяц! Всё было слишком странно, чтобы уделять чрезмерно повышенное внимание именно этой, сейчас не такой важной детали его внешнего вида. Человек до сих пор не проронил ни слова. Я резко сел и ударил кулаком по столу. От удара ложка, лежавшая на самом краю, пару раз противно прозвенев, слетела со стола и упала на линолеум, которым был застлан пол. Кружка опрокинулась на бок и описала полукруг, остановившись лишь после того, как упёрлась ручкой в поверхность стола. На стол хлынул давно остывший и сейчас уже едва не ледяной чай, так и не допитый за весь вечер, проведённый в дороге. Жидкость, искрясь в лунном свете, растекалась и всё ближе подбиралась к краю, огибая сахарницу и блюдце с несколькими печеньями и конфетами. Задержавшись на мгновение у бортика, окантовывающего края, чай полился на пол. Достигая линолеума капли брызгами разлетались на лавки и вещи, стоявшие внизу. Чай, перетекая от тряски поезда из стороны в сторону, коснулся ног мужчины. Он стал переступать с ноги на ногу, ёжась от неприятной прохлады, после чего всё же начал говорить:

— Я пришёл вас сопроводить. Мне велели.

— Кто велел? И кто ты такой вообще? Откуда вдруг взялся, — гневно говорил я, едва не срываясь на крик.

— Довести, показать куда…

— Отвечай на вопрос! — рявкнул я, хватая кружку и швыряя её в дверной проём. Пролетев между ногой и дверью, кружка со звоном разлетелась на осколки. Особо крупный вместе с ручкой отскочил от стены и упал рядом со ступнёй незнакомца. По двери стекали последние капли чая, оставшиеся в кружке и при броске отправившиеся в разные стороны. Я поднялся и облокотился обеими руками на стол. Ладони попали прямо в чай и хлюпнули в такт друг другу.

— Старшая послала меня. Подошло ваше время.

— Какое ещё время? Можешь объяснить ясно и толково, что здесь вообще происходит? Какая ещё старшая? Или я буду вынужден звать проводницу и уже в её присутствии с тобой беседовать.

— Она и послала. Разве вас не предупредили, что вам выходить?

— Во — первых, моя станция будет утром и далеко от того места, где мы находимся сейчас. Во — вторых, кругом один лес. Какая здесь может быть остановка? Ты так не считаешь?

— Для всех, кто едет в этом поезде, скоро будет остановка. Конечная станция.

Гул едва не летящего поезда начинал заглушать слова. Вагоны ходили из стороны в сторону, состав начало качать с такой силой, что пришлось сесть на столик и взяться обеими руками за верхние полки. Лужа на столе моментально впиталась в джинсы. Я поёжился. В дополнение ко всему спины коснулся холод, исходивший от обледенелого окна. Дверь открылась до конца и в купе, огибая человека, вошла ранее посетившая меня проводница. Она снова, а может и до сих пор улыбалась.

— Через две минуты приедем. Вещи можете не брать.

Терпению пришёл конец. Одно лишь такое бестактное пробуждение или просто весь этот бардак меня вывел из себя, но таким бешеным я себя никогда не ощущал.

— Я направляюсь к старшему проводнику. Вам бы не помешало пройти со мной.

— Нам не нужно. Я и есть старший проводник.

— Вот так поворот, — я поставил одну ногу на пол, — давно бы так. Тогда почему вы не разберётесь с этим цирком?

— Всё хорошо, всё под контролем. Тридцать секунд до прибытия.

— Да я…

Умиротворение наполнило меня. Я буквально почувствовал, как оно растекается по всему телу. Словно ничего не было и эти люди только что вошли ко мне. Стало тепло, правда, непонятно как. Всё тот же холод, но столик и полки грели меня так сильно, что ничем не уступали горячим лежакам на берегу любого моря. Тепло стекалось ко мне отовсюду. Но всё это не удивляло. Просто спокойствие. Скрипнул стол. За спиной кто — то был и сейчас сидел на столе со мной. Нет, это же невозможно, ну никак. По неизвестной мне причине проверять не хотелось. Позади меня прозвучал спокойный женский голос, в котором был легко различим приказ.

— Ты ошиблась. Это не тот человек, который тебе нужен. Найдёшь другого.

— Не сейчас. Время подошло.

— Тогда сегодня оставайся ни с чем.

— Вот ещё!

Проводница в рывке моментально подскочила ко мне и схватила правой рукой за ворот свитера. Левой рукой она велела последовать её примеру незнакомцу. Если он медлил с ответом, то сейчас беспрекословно и моментально ринулся выполнять всё, что ему приказали. Закрыв дверь ударом ноги, бросился ко мне и, схватив за руки, потянул со всей силой на себя. Откуда только ей было у него взяться в таком хилом теле?! Старшая проводница теперь уже свободной левой рукой вцепилась в живот и потянула меня со стола. Помощник, поняв её без слов, дёрнулся назад, не выпуская моих рук. Но своего места, занятого на купейном столике, я не покинул, несмотря на их чрезмерные усилия. Тепло, раньше исходящее от всего вокруг, теперь сосредоточилось у меня на животе, как будто я проглотил крошечное солнце и запил его водой со льдом. Опустив глаза, я увидел руки, обхватившие меня сзади. Обыкновенные с виду, но необычные по ощущениям, они не чувствовались, не давили на меня, а просто держали. Уже ничего не удивляло сегодня. Всё происходящее казалось бредом больного или плодом разыгравшейся фантазии, но никак не явью. Непонятные неизвестные люди ведут себя странно и совершают поступки, которым не дать объяснения, как ни ломай голову. Пусть продолжается как есть — уже даже всё равно…