Могильный переплёт

Евгений Бриз

Село Изнанка бережно хранит свои тайны. Минуло девять лет с той ночи, когда председатель сельсовета раскопал несколько могил и расстрелял разлагающиеся тела, после чего убил с полдюжины живых односельчан. С тех пор председателя никто не видел.История начинает новый виток после того, как в Изнанку приезжает некий фармацевт с революционным препаратом «Слипинцвейг», позволяющим бодрствовать во сне. Однако у препарата есть ряд побочных эффектов, включая неспособность отличить сон от реальности. Книга содержит нецензурную брань.

Часть 2. Дендрарий

20 июня

Первым делом по прибытии в Изнанку я переобулся и снял пиджак. Мне не хотелось испачкать свои эксклюзивные Prada в лошадином навозе. Куриный помёт был бы ничем не лучше, что уже успел доказать Пабло, мой оператор. Пока я переобувался возле здания сельсовета, он наяривал влажной салфеткой под покровом векового дуба. Я специально попросил его отойти подальше от машины. Мало ли что.

— Знаешь, Вадя, мне кажется, весь этот шум по поводу сраных пилюль не заслуживает нашего внимания. Мы ведь профессионалы, а не практиканты. — Это было криком отчаяния.

Неповоротливый толстяк взмок от пят до коротко остриженной макушки, его местами цветущее прыщами лицо блестело даже в тени. Сейчас он напоминал мне намыленную пористую мочалку. Говорящую.

— Давай дождёмся лекции и узнаем, — посоветовал я.

— Гарбузенко точно знал о препарате, — в третий раз заявил Пабло. — Не верю я в случайности. Он спланировал нашу поездку, но я ума не приложу, почему сразу было не сказать? Выдумал какую-то ересь про загибающуюся Украину.

На днях Гарбузенко, наш главред, поручил нам снять репортаж на тему «Почему загибается Украина? Ищем ответы на глубине». В качестве отправной точки он выбрал печально известное село нашей области — Изнанку. Лучшая кандидатура на роль условного дна, илистого и неприятного до омерзения. Когда-то Изнанка процветала. Как ни странно, во времена Ежи Сквозняка. Но процветание закончилось и наступило гниение. Виноват ли в том Ежи — вопрос по сей день открытый. За ответами мы и отправились в село, но неожиданно оказались в эпицентре прелюбопытнейшей истории с поистине фантастической начинкой.

Изнанку наводнил «Слипинцвейг» — препарат для активного полусна, новое изобретение европейских учёных из Университета прикладной алхимии. Признаюсь честно, за свои двадцать четыре года с освобождения из пелёнок я ничего не слышал ни о подобном препарате, ни о заведении, где его изобрели. Зато изнанковские деревенщины узнали о нём раньше меня, нескромного интеллектуала и информационного вампира. Ситуацию срочно необходимо было исправлять. Если всё происходящее не выдумка полоумных сельчан, коллективно потревоженных маразмом, то я вправе ощущать себя везучим сукиным сыном, сорвавшим джек-пот. С таким репортажем нас точно ждёт долгожданный провыв.

— Ну, скоро начнётся это долбанное представление? — Пабло открыл багажник моего «Инфинити FX45», достал сумку с камерой и переложил её на заднее сидение. Он явно не разделял моего энтузиазма. Толстозадый скептик.

Мы уже полчаса торчали возле здания сельсовета, где должна была состояться лекция приехавшего фармацевта по имени Карл Розенцвейг. Надо понимать, одного из главных изобретателей препарата.

Я держал в руках стопку бумаг: сертификаты, разрешения, патент и прочие документы, позволяющие местным властям распространять «Слипинцвейг» в Изнанке по двадцать гривен за пилюлю. Первые три всем сельчанам и гостям населённого пункта предоставлялись бесплатно.

— «Слипинцвейг — пилюли для активного полусна, — начал зачитывать я, выбрав лист наугад. — Это революционное изобретение учёных УПА позволит человечеству взойти на качественно новый уровень.

Препарат воздействует по-разному, в зависимости от индивидуальной специфики каждого организма. Общая же формула неизменна для всех: после приёма мозг засыпает, однако при этом им задействуются скрытые и ранее не используемые ресурсы. Как известно, человеческий мозг работает лишь на пятнадцать процентов от своих возможностей. В связи с этим…»

Я не успел дочитать абзац до конца. Двери со скрипом отворились и на улицу вышел бородатый дед в приличном, но старомодном бежевом костюме. В первую секунду я подумал, что он и есть фармацевт, но старик оказался всего лишь рядовым членом сельсовета.

— Пресса? — гнусавым голосом осведомился седобородый. Получив утвердительный кивок, он оголил пожелтевшие зубы в подобии улыбки, достал из кармана два пакетика и протянул мне. — Это ваши бесплатные дозы.

Я машинально сначала взял, потом спросил:

— Дозы чего? «Слипинцвейга»?

В каждом пакетике лежало по три бледно-бежевых пилюли. Как раз в тон пиджака сельчанина.

— Ага.

Ко мне тут же подскочил Пабло и выхватил свою долю. Затем стал пристально рассматривать содержимое, проверяя его чуть ли не на свету, как банкноту на подлинность.

— А где сам профессор? — спросил я. — Когда начнётся лекция?

— Лекции не будет.

— Как не будет? — в один голос выпалили мы с Пабло.

— А вот так. — Дед уставился на нас стеклянными глазами.

Что-то в его взгляде меня насторожило. Казалось, он смотрел будто слепой, ориентирующийся в направлении лишь по звукам и голосам.

— Эй, дедуся. — Пабло подошёл к старику и положил свою пудовую лапу тому на плечо. Я удивился, как плечо выдержало. — Тебе простительно не знать, но мы с Тошиным одни из лучших областных телевизионщиков, — тут он дал маху, но я промолчал. — И мы прождали два часа на жаре и без дела. Нам сказали, что будет лекция об этом препарате. Где она?

— К сожалению, господин Розенцвейг вынужденно отъехал. — В его бледно звучащем голосе я не уловил ни намёка на сожаление. — А вам я предлагаю принять «Слипинцвейг» и описать в статье ощущения.

— Вы, как я понимаю, его уже приняли? — поинтересовался я.

Седобородый не успел ответить, так как Пабло тут же подсунул ему на размышление ещё один вопрос:

— Он-то напишет статью, а я тогда с какого припёку здесь? Моё дело снимать видео.

Старик не стушевался и предложил свой вариант:

— У нас есть потрясающий дендрарий, один из крупнейших в стране.

Нервы моего оператора не выдержали и он, сотрясаемый озлобленной дрожью, выпалил:

— На кой х*р мне снимать ваш дендрарий??

— Пабло, не нервничай, всё нормально, — поспешил я успокоить друга.

— Меня раздражает эта деревушка! Здесь жара и комары.

— Как и в большей части Украины в это время года, — справедливо заметил сельчанин.

Пабло сморщился, сплюнул и махнул рукой.

— Примите «Слипинцвейг», — ещё раз посоветовал дед перед тем, как вернуться в здание сельсовета. — Думаю, он вас немного успокоит.

Такая настойчивость мне не нравилась. Чудопрепарат для активного полусна — даже звучит дико. А ещё и принимать внутрь надо.

Я и не заметил, как Пабло вскрыл свой пакет и вытащил одну пилюлю.

— Посмотрим, как эта хрень меня успокоит, — пробормотал он себе под нос.

— Эй, подожди, — остановил его я. — Давай сначала приму я, а ты заснимешь меня на камеру. Для полной картины нужна комбинация субъективных ощущений и объективной реальности.

Пабло непроизвольно усмехнулся:

— На тебя это не похоже — испытывать на собственной шкуре всякие таблетки. Ты же у нас фанат здорового питания и утренних пробежек.

— Ты прав, но мне до чёртиков надоели эти скучнейшие провинциальные репортажи! Я хочу пробиться на центральное телевидение, а для этого нужен суперрепортаж.

Это было чистейшей правдой, и Пабло знал об этом ничуть не хуже меня. Мне не хотелось разглагольствовать, поэтому, едва мой оператор вытащил из сумки камеру и включил её, я тут же принял пилюлю и запил минералкой.

— Интересно, что должно произойти? — спросил я то ли себя, то ли напарника. То ли окружавшее нас пространство.

— По идее, ничего особенного, — предположил Пабло со странной уверенностью и зевнул. Он снимал меня нехотя, словно я был его самым неинтересным материалом в карьере. — Это же препарат для активного полусна. Активного, — подчеркнул он.

Прошла минута — никаких перемен. Разве что я почувствовал себя пугающе умиротворённым и расслабленным. Не будь этих внутренних перемен, я бы не допустил того, что случилось в следующие секунды.

По-видимому, моему нетерпеливому напарнику до жути надоело бездействие, поэтому он совершил вопиющий по абсурдности акт — не дожидаясь моего одобрения, принял пилюлю. И ещё убрал камеру на место. Я понимал, что это не самый здравый поступок, однако во мне вполне дружелюбно уместились два противоположных чувства: возмущения и полнейшего безразличия к происходящему.

Я заметил, что Пабло пристально наблюдал за мной. Будто хищник за добычей. Мне аж стало не по себе, пока я не догадался, что неосознанно занимаюсь тем же самым в отношении него.

Где-то с минуту мы стояли в молчаливом созерцании друг друга. Первым, как ни странно, не выдержал Пабло:

— О, кажется, я чувствую.

Он вяло засеменил к машине и был похож на огромного колобка из сырого теста.

— Адская сонливость, — объяснил он, зевнул и плюхнулся на пассажирское сидение.

Вскоре я и сам ощутил эту адскую сонливость. В одну секунду мне вдруг стало казаться, что я не спал двое или трое суток. Ничего себе препаратец! Ещё называется «для активного полусна». Я еле успел дотащить потяжелевшее раз в восемь тело до «инфинити». Ни о какой, даже амёбной активности я в тот момент не помышлял.

***

— Как ощущения? — донеслось до меня сквозь плотную пелену сна.

Я чуть ли не вручную открыл веки и увидел сосредоточенное лицо с бородой молочно-белого окраса. Оно заглядывало в опущенное стекло двери. Заурядный член. Сельсовета.

— Дико хочется спать, — протянул я и обнаружил, что сидел в салоне один.

Взглянул на часы — без четверти двенадцать. Во сне растворился целый час.

— У многих такой симптом от первого употребления, — успокоил меня старик.

— Где Пабло? — Я осмотрел салон и понял, что камеры тоже нет на месте.

— Он сейчас на пожаре. Горит деревенская церковь.

Сначала меня поразило спокойствие, с которым седобородый старец говорил об этом, но потом он добавил:

— Подбросите? Хочу посмотреть вживую.

И я едва не опешил. Тут же включил зажигание, завёл двигатель и кивнул старику садиться.

— Ваш оператор… как вы сказали — Пабло? — спросил тот.

— Это псевдоним такой — Хуан-Пабло. Так-то его зовут Павлом.

Впопыхах я даже забыл удостовериться, что проснулся и способен безопасно вести автомобиль. Как бы дико это ни звучало, но мне почему-то казалось, что окончательное пробуждение ещё не наступило.

— Ну так вот, Хуан-Пабло не пожелал вас будить, поэтому он поехал на попутке. С Антоном Филимоновым.

Имена и фамилии мне ни о чем не говорили. Я закрыл окна и включил кондиционер.

— Куда ехать? — спросил я.

Сельчанин показал рукой на небо:

— На дым.

Да, мог бы и не спрашивать, а просто разуть глаза. Путь оказался смехотворно близким — мы ехали всего две минуты. Центральную дорогу заполонила толпа зевак. Я уже намеревался припарковаться где-нибудь сбоку, но, завидев хищный оскал моего автомобиля, все вдруг стали расступаться, будто я ехал не на чёрном «инфинити», а на красной пожарной машине.

Церковь полыхала как свеча — начиная с верхушки. Я проехал мимо и остановился в тени. Плавно и без всякой суеты. Даже в такой ситуации я следовал привычкам. Что и пугало.

Пабло стоял на передовой и снимал пожар. Периодически переключался на крупные планы зевак. Работал как профессионал, без лишних действий и эмоций. Я подошёл к нему и отрепетировал речь:

— Итак, уважаемые телезрители, мы находимся возле главной церкви села Изнанка. В данный момент она горит, если это кому-то интересно. — Я посмотрел на Пабло. — Что я несу?

— Всё нормально. Работаем, работаем!

Я почувствовал, как кто-то подёргал меня за рукав рубашки. Четверо мелких пацанят продрались в первый ряд, чтобы спросить у меня буквально следующее:

— Дяденька, а сколько стоит ваша машина?

Все четверо, как по команде, показали пальцами на автомобиль.

— Дорого, — признался я и хотел ограничиться столь расплывчатым ответом. Не тут-то было.

— А все журналисты из города столько зарабатывают или вы купили её на взятки, как наш председатель?

Я засмеялся и одновременно почувствовал себя уязвлённым. Вряд ли кому-то будет приятно услышать подобные подозрения, даже от детей. Нет, особенно от детей. Моя невеста Ксюша, узнав о грядущей поездке и теме репортажа, заявила:

— Это кощунство — ехать на съёмки на такой машине!

Я не растерялся и ответил, не долго думая:

— А другой у меня нет.

Конечно, если бы не великодушие моего дяди, укокошившего себя передозом героина, я бы ездил на каком-нибудь заштатном бюджетном корыте. Холостяцкий и бездетный волк дядя Витя при жизни обычно дарил мне дешёвые часы, но, почив, оказался на удивление щедрым толстосумом, указав меня в завещании наследником одной из своих тачек. Достойное вознаграждение за потерю родственника.

Но вернёмся к детишкам.

— Какие взятки? — удивился я. — Я ведь журналист, а не чиновник или гаишник.

— Вы можете написать неправду за деньги. Или не написать правду, тоже за деньги.

Для своих лет они казались чересчур смышлёными. Может, тоже находились под «Слипинцвейгом»? Задействовались скрытые ресурсы мозга и так далее… Наверняка так и было.

— Нет. — Я счёл нужным пуститься с ними в спор. — Для истинного журналиста всегда важна только правда, какой бы она ни была.

— А вы — истинный журналист?

— Можете не сомневаться.

Не знаю, сомневались эти детишки во мне или нет, но после моего уверения они довольно быстро исчезли из поля зрения. Как я потом обнаружил, они целиком ил, они переключили своепереключили внимание на мою машину. А на их месте, вновь неведомо откуда, появились три деревенские барышни, с характерным для здешних мест колоритом. Моя персона пользовалась небывалой популярностью, о чём и предупреждал главред накануне поездки.

— Молодой человек, вы и правда из города? — спросила одна из них, наименее пухленькая.

Я устало кивнул. Такое восхищение в глазах, будто речь шла о пришельце из другой галактики.

— А снимите нас? — детским голоском пропищала другая.

Я понял, что проще исполнить их просьбу, только бы они отвязались.

— Пабло, возьми крупный план этих девушек, — попросил я оператора.

— У меня много работы, — возразил он. — Надо снять, как приедут пожарные. Слышишь вой сирены?

Я уже собирался оспорить столь детальный подход к освещению обычного пожара, но одна из барышень взяла меня за руку и сказала, глядя в упор застывшими, словно лёд, глазами:

— Нет, мы не про такую съёмку, а про съём.

Я резко одёрнул руку. Тяжело, по кочкам и ухабам извилистой тропинки понимания до меня дошёл смысл фразы. Но я отказывался верить своим ушам, поэтому переспросил:

— Простите, что вы имеете в виду?

Пояснять и без того очевидный смысл взялась самая упитанная, с тонким голоском:

— Предложите нам покататься на вашей крутой машине, а потом отвезите на сеновал. Дальше сообразите, что делать? Можете даже снимать всё на камеру.

Я не знаю, то ли у меня непроизвольно выпучились глаза на пол лица, то ли я что-то ляпнул на своём нелитературном (а может, и то и другое), но барышни в одночасье попрощались и растворились в толпе. Я упустил детали, мне стало жарко и вновь сонливость пробиралась в моё сознание. Не иначе, последствия принятия пилюли. А ведь необходимо было всё тщательно запоминать для будущего репортажа или статьи. Надо взять блокнот и записывать ощущения.

Едва я сделал несколько шагов в направлении машины, как в левом кармане штанов завибрировал айфон. Звонила Ксюша, моя невеста.

— Да, любимая?

— Вадим, всё кончено, — сходу произнесла она сухим голосом. Так обычно зачитывают монотонные объявления и инструкции в поездах дальнего следования.

— Не понимаю, о чём ты, — искренне признался я.

— Так ты ещё и тупой или глухой? — Теперь она явно разозлилась. — Я говорю — аривидерчи, амиго! Гуд бай, май френд! — И отключилась.

Я тут же перезвонил, но она уже выключила телефон. Вот так дела. Я подошёл к машине и озадаченно облокотился о крышу. Ведь мы не ссорились с ней накануне, да и вообще ссорились крайне редко. Что на неё могло найти? Приступов необъяснимой ярости или депрессии я за два с половиной года у неё не замечал. Ксюша всегда взвешивала каждое слово, прежде чем его озвучить вслух. Нет, здесь что-то нечисто.

В пучине размышлений я и не заметил, как приехали пожарные, с ловкостью и быстротой карточных шулеров затушили пламя и вынесли из церкви единственную жертву пожара — молодую красивую девушку. По словам очевидцев, все успели выбежать, а она споткнулась, а потом задохнулась. Нелепая смерть в расцвете сил. Я слушал, задавал вопросы, но меня не было там. Мне казалось, я стал душой, отделившейся от тела и воспарившей под купол неба. Это село, пожар, даже непонятный «Слипинцвейг» — всё вмиг предстало передо мной каким-то местечковым и не заслуживающим столь пристального внимания. У меня появились проблемы куда серьёзнее.

Я крикнул Пабло, чтобы он заканчивал съёмки и шёл к машине. Сам забрался в салон и вставил ключ зажигания в замок. Стартер прокрутился несколько раз и мирно почил. Последующие попытки запустить двигатель оказались безрезультативными и ещё более беззвучными. Дорогущий японский кроссовер, относительно новый, и такая подстава! Но, возможно, имело место инородное вмешательство? Я тут же вспомнил о тех мальчишках, что крутились вокруг него. Но что они могли сделать? Не пробраться же под закрытый капот. Автомеханик из меня был не лучше, чем гимнаст из Пабло, поэтому я лишь формальности ради открыл крышку капота — чтобы хоть что-то сделать. Посмотрел с минуту на хитросплетения внутренностей своего авто — и закрыл. Интересно, в Изнанке есть автосервис?

Я посмотрел на редеющую толпу. Пабло зачем-то продолжал снимать всё подряд и меня в том числе. Я не выдержал, подошёл к нему и заслонил объектив ладонью.

— Хватит валять дурака! — жёстко потребовал я. — Машина не заводится.

Оператор отпрянул.

— Не трогай грязными руками объектив! — завопил он, но так и не оторвал лица от камеры. Казалось, он сросся с ней.

— Ты слышал, что я сказал? Машина не заводится. Кажется, стартер навернулся. Надо найти автосервис.

Похоже, до Пабло, наконец, дошло. Он перестал снимать и почесал поросшую колючим ёжиком макушку.

— Ты думаешь, здесь есть сервис? — с нескрываемым сомнением спросил он. — А даже если и есть, они наверняка подумают, что твой инфинитос из будущего и не смогут ничего починить.

Я услышал недовольное цыканье позади себя.

— Вы нешто думаете, у нас здесь каменный век, молодой человек? Поверьте, мы разбираемся даже в буржуйских ласточках.

Я увидел подкравшегося к нам мужчину средних лет. Пропитанный машинным маслом камзол и почерневшие пальцы вселили надежду, что он говорит правду.

— Извините за невежество моего напарника, — поспешил я исправить ситуацию. — Посмотрите, в чём дело?

Мужчина пожевал стебель травинки, выплюнул его и кивнул. Я открыл капот.

— Перерезаны высоковольтные провода. — Для точного диагноза ему потребовалось меньше двадцати секунд.

Я бы и сам определил причину, если бы удосужился снять крышку с двигателя. Все шесть проводов, идущие к свечам зажигания, свободно болтались обрезанными.

— Какого дьявола?? — воскликнул я. — Прошло всего полчаса, и машина стояла на сигнализации!

Моему возмущению не хватало пространства. Я сделал глубокий вдох и спросил:

— Вы можете починить?

Через секунду меня уже мало интересовали причины поломки. Прежде всего, я думал, как бы скорее убраться отсюда. Механик остудил мой пыл.

— Требуется замена проводов. Эти восстановлению не подлежат.

Ещё не хватало дорогостоящего ремонта! И так, скорее всего, останемся без солидных комиссионных. В нашем медиахолдинге суровые законы. Нет полноценного материала — нет полноценной оплаты.

— У нас в наличии их нет, — предсказуемо и в очередной раз разочаровал меня механик. — Можете подождать, пока из города вернётся снабженец. Он как раз отправился на закуп. Либо вызывайте эвакуатор и такси.

Да уж, варианты не из лучших. Выгоднее по деньгам, да и по времени, дождаться снабженца.

— Когда вернётся ваш человек? — спросил я, мысленно смирившись с потерей этого дня. Кругом одни убытки.

— Должен успеть к обеду. Так что, заказывать мне ему провода или нет? Пока он не выехал.

Я развёл руками. Подписал акт о капитуляции.

— А что ещё остается делать?

— Да, действительно, что нам теперь делать? — Участие в решении проблемы продемонстрировал и Пабло. Как обычно, его участие в таких вещах сводилось к ворчанию и нытью.

— Лично я вам предлагаю насладиться загородной жизнью, раз уж так вышло. — Механик улыбнулся, и мне стало не по себе от вида его прокуренных вплоть до дыр зубов. Ну и пасть! — А ещё обязательно посетите наш дендрарий. Это главная достопримечательность Изнанки.

Мы с Пабло переглянулись, не сговариваясь. Я знал про дендрарий, но посещать мне его не приходилось. Видать, и впрямь он был столь хорош, раз так настойчиво советовали. Принять «Слипинцвейг» нам тоже активно советовали, напомнил я себе. В результате ничего, кроме состояния набитого ватой чучела он пока мне не принёс. Не знаю, как себя чувствует мой напарник. Мы ведь так и не поговорили о действии пилюль после того, как заснули.

— У тебя голова не гудит? — спросил я.

Механик отошёл в сторону с приложенным к уху мобильником. Пабло паковал камеру в сумку.

— Немного, — ответил он и тут же догадался, к чему я это спросил. — Полагаешь, мы сейчас в том самом полусне?

Я пожал плечами и вытер пот с шеи. Такое ощущение, что солнце припекало даже в тени. Несмотря на жару, мне неимоверно хотелось есть. Насчёт Пабло я не сомневался — он хотел есть всегда.

— Порядок, Макс купит провода и сразу выедет, — сказал вернувшийся механик. — Всё займет часа два-три. А пока можете покурить.

Он протянул руку подобно попрошайке. Очевидно, для ключей.

— Отлично, — проговорил я и отдал ключи. В этом-то ничего отличного я не видел. Не привык доверять машины таким спецам, но в этот раз выбирать не приходилось. — Где здесь можно перекусить?

— Спускаетесь по этой улице вниз. — Он показал направление. — Справа увидите вывеску «Кафе». Там готовят очень вкусные пельмени и борщи. Скажите им, что вы от Лютого. И да, оставьте мне свой номер.

— Спасибо за информацию.

Я достал из машины бумажник и документы. Продиктовал Лютому номер.

— Камеру я возьму с собой, — сказал Пабло и перекинул сумку через плечо.

Длины ремня едва хватало, чтобы обхватить его шарообразное тело. Я лишь кивнул, не видя причин возражать. О том, как Пабло нянчится со своей аппаратурой, знал не понаслышке и не первый год.

Толпа сбежавшихся на пожар зевак постепенно разбрелась. Мы тоже последовали их примеру. Заведение с простым и лаконичным названием «Кафе» мы нашли без труда. Пропустить его было нельзя хотя бы из-за запаха, доносившегося даже до противоположной стороны улицы.

— Чёрт, тут нет кондиционера! — громко рявкнул Пабло, когда мы вошли внутрь.

Интерьер кафе был выполнен в стиле классической избушки — небольшой уютный зал, стены, столы и стулья — из светлого дерева. До слуха донёсся звук работающего телевизора. Народ отсутствовал. Даже персонал появился не сразу, да и то, скорее всего, лишь на громкое замечание моего напарника.

— Добрый день, — поздоровалась симпатичная девушка с заплаканными глазами и потёкшим вследствие этого макияжем. Однако голос её звучал ровно и спокойно.

— Какой уж добрый, у вас церковь сгорела, есть жертва, — продолжил бурчать Пабло. Я жестом пресёк его тираду.

— Здравствуйте, — поздоровался я и дружелюбно улыбнулся. — Господин Лютый нам сказал, что вы готовите отменный борщ…

— И пельмени, — вставил оператор и тут же принялся делать заказ. — Я буду пельмени. С майонезом, кетчупом и чёрным перцем. Да, и ещё карри добавьте.

Он уже собирался отойти от стойки и сесть за стол, но на полпути развернулся и добавил:

— Двойную порцию. И литр минералки «Нарзан».

— Хорошо. — Девушка записала заказ и, не поднимая глаз, спросила у меня. — Вы будете борщ?

— Да, со сметаной. И одну порцию пельменей, тоже со сметаной.

Я сел возле Пабло. Тот перебирал зубочистки. По толстой короткой шее текли сочные капли пота.

— Мне кажется, с нами творится какая-то чертовщина, — сказал я и взял салфетку, чтобы протереть лицо.

— Поездка сюда — и есть чертовщина, — буркнул Пабло.

— Я не о том! — Мне начинала надоедать его словесная суета. — Происходят действительно странные вещи. Пожар, на который старче поехал как на бесплатное представление… Вообще он вёл себя очень странно. — Я вспомнил его манеру говорить и отсутствующий взгляд. — Потом позвонила Ксюша и сказала, что между нами всё кончено. Без объяснения причин.

— На её месте я бы давно так поступил.

— Да пошёл ты! — не выдержал я и повысил голос до нехарактерных для себя октав. — Это совсем не в её стиле. Если бы она и решила со мной порвать, то рассказала бы во всех подробностях, почему. Она во время каждой ссоры указывает мне на мои косяки. Как котёнка тыкают носом в то место, где не положено гадить, а он нагадил.

— И что? Значит, в этот раз дерьма оказалось так много, что дрессировку она посчитала бесполезной тратой времени. — Пабло ухмыльнулся от своей шутки.

— Ничего подобного. У нас всё было хорошо в последнее время. Я не видел даже намёков на проблемы в отношениях.

— Если ты их не видел, это не значит, что их не было, — блеснул Пабло уцелевшими знаниями по философии. Вторая его мысль оказалась не менее мудрой: — Попробуй позвонить её маме.

Я оживился и потянулся за смартфоном:

— А это идея! Как я сразу не догадался.

Пошли длинные гудки. Пять, восемь, десять.

— Не снимает. — Я вновь поник и вернулся к насущным проблемам. — Ладно, с Ксюшей может быть отдельная история, но что ты скажешь насчёт перерезанных проводов? Кто это мог сделать, дети?

Я и сам понимал абсурдность такой мысли. Просто кроме них я никого не видел около машины. А бросал взгляды на неё я частенько. Мало ли любопытных деревенских дураков.

— Ага, Дед Мороз. — Пабло придерживался такого же мнения насчёт детей. — Ты уверен, что закрыл авто, когда приехал на пожар? Мог в суматохе и забыть.

— Я точно ставил на сигнализацию. Если кто-то и проник под капот, то ему пришлось бы сначала её отключить, а потом включить. Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

Пабло задумался и хоть что-то в его действиях меня обрадовало.

— А не мог он перерезать эти чёртовы провода снизу, из-под машины? — спросил он.

В вопросах устройства автомобиля мой напарник был ещё большим профаном, чем я.

— Нет, только если он не превратился в мышь.

— Хм, хрен тогда знает.

Я лихорадочно перебирал любые возможные варианты, один хлеще другого, пока размышления предсказуемо не привели меня к пресловутому препарату для полусна.

— Думаю, в этом нечистом деле не обошлось без влияния «Слипинцвейга». Возможно, мы что-то упустили из вида. — Я тщетно старался вспомнить трущихся возле меня людей из толпы. — Если предположить, что кто-то мог незаметно вытащить ключи из моего кармана и так же незаметно вернуть…

Я не стал заканчивать фразу по двум причинам. Первая: в этот самый момент подошла официантка с глубокой тарелкой борща. Вторая: я решил, что и так всё понятно.

— Да, у тебя украли ключи, чтобы перерезать провода, — заключил Пабло с утиной ухмылкой — неотъемлемым атрибутом проявления его природного скепсиса. — Возникает главный вопрос — зачем? Забавы ради?

— Чтобы задержать нас в Изнанке, — проговорил я и почему-то ощутил пробежавший по спине холодок.

— Мы хоть и звёзды для местного населения, но это уж проявление какого-то нездорового фанатизма.

Я размешал белую сметану в красном борще. Получилась жижа неопредёленного цвета. Мне казалось, что точно так же мы сами размешивались в некой ирреальности происходящего.

— Сомневаюсь, что мы столкнулись с проявлением фанатизма к нашим персонам, — деликатно отмёл я эту версию.

Хотя в ту секунду мне вспомнились прямолинейные деревенские барышни, неприлично открытым текстом предлагающие себя для съёмок в горячем домашнем видео. Их с уверенностью можно было обвинить в безнравственности, но представить их крадущими у меня ключи и перерезающими высоковольтные провода под капотом «инфинити» мне было тяжело.

— У меня нет версий, Вадя, — признался Пабло. — Я лишь хочу поскорее уехать из этой дыры. Не будь ты моим другом и напарником, так бы и сделал.

О, как великодушно.

Девушка с потёкшим макияжем принесла нам ароматно дымящиеся пельмени. Моя порция показалась слишком большой, что уж говорить о двойной порции Пабло. Но по блеску глаз и возбуждённому потиранию пухлых ладоней я понял, что возможна и добавка.

— Ел бы ты помедленнее, — посоветовал я, видя, как напарник уметает один пельмень за другим. Мне казалось, он их даже не прожёвывал. — Пожар закончился, куда ты так спешишь?

Пабло проворчал что-то с набитым ртом.

— Не понял.

Он повторил, и мне показалось, речь шла про дикий голод. Как ни парадоксально, я и сам с трудом сдерживал себя, стараясь не наброситься на еду подобно варвару. Такого аппетита у меня давно не наблюдалось. И с чего бы вдруг? Неужели очередные побочные эффекты «Слипинцвейга»? С первой же секунды приёма пилюли я уже раз двадцать успел пожалеть о содеянном. Стоило сначала собрать побольше информации, а мы поступили как стереотипные персонажи американского фильма ужасов — тупо и необдуманно. Я старался списать всё на врождённый инстинкт журналиста. Если хочешь сделать качественный материал, ты должен находиться в самой гуще событий, в эпицентре.

Оказались, Вадим Витальевич, можете гордиться собой и своей работой.

Как я и предположил, еды нам не хватило. Мы заказали ещё по порции драников с мясом цыплёнка. Я попросил чашку чёрного кофе без сахара. И как можно скорее. Чувствовал, что вновь начинает клонить в сон.

— Что же с нами происходит?

Я попытался взбодриться и по-собачьи встряхнул головой. Пабло уже сопел, откинувшись на спинку стула. И что меня дико поразило — он делал это с открытыми глазами.

— Ты спишь? — спросил я. Оператор молчал, устремлённый в пустоту взгляд застыл как на картине. — Ну и дела.

Я взглянул на часы — только полвторого, снабженца ждать не меньше полутора часов. Передо мной появилась чашка кофе, и я не видел, как её принесли. Я заворожено уставился на чёрную дыру в столе. Она испускала пар и гипнотизировала бездонной глубиной. Но я понимал, что у всякой чашки, как и у любого человека, есть дно, просто иногда мы его не видим, из-за чего может показаться, что перед нами целая бескрайняя Вселенная, неизведанный загадочный мир. Хотя на деле это всего лишь крохотная частичка бытия. Многие люди столь же ничтожны по объёму в масштабах космоса, как и чашка кофе.

Кажется, я увлёкся. Черная дыра поглотила меня, бережно и аккуратно.

21 июня

Петух надрывал гортань на совесть, словно участвовал в петушином конкурсе народных исполнителей. Мне захотелось его ощипать и сварить суп. Потом залаяла собака, я не выдержал и открыл глаза. Незнакомую комнату заливал яркий солнечный свет, пробиваясь сквозь небрежно отвешенные шторы. Я лежал на диване, ноги запутались в простыне и пододеяльнике, подушка наполовину выбилась из наволочки. Мне не потребовалось уймы времени, чтобы понять — я не помню, где я и как здесь оказался.

Определённо, это был сельский дом. Я привстал на локти и осмотрелся. Напротив стоял шкаф с сервантом и книжными полками. Справа — кресло с разбросанными на его спинке и подлокотниках вещами. Среди них я узнал и свои белые штаны. Рубашка валялась и вовсе на полу. За креслом находился журнальный столик, заваленный газетами и переполненными шелухой от семечек кружками. Вполне приличный по деревенским меркам телевизор с плоским экраном и солидной диагональю.

Я не без труда встал, натянул штаны и, покачиваясь, подошёл к окну. Растущие деревья заслоняли обзор, мне удалось разглядеть лишь часть забетонированной дороги и собачью будку. В этот момент за спиной прозвучал до боли знакомый голос. Нет, голосок:

— Уже проснулся, городской плохишь?

Я застыл в полуобороте. Мне показалось, неловкое молчание в ту секунду не смели нарушать ни петухи, ни собаки. Пухлая девица с румяными щеками и светлыми волосами, собранными в пучок, смотрела на меня с заигрывающей улыбкой. Я узнал её за долю секунды до того, как обернулся. Птичью трель, выступающую в роле голоса, забыть было сложно. Мне стало не по себе.

— Вы кто? — выдавил я, ощущая себя добропорядочным классическим кретином.

Барышня замотала головой и начала разбирать вещи на кресле:

— А ведь говорила тебе не пить столько. От козьего молока отказался. Конечно, лучше хлебать вино и пиво.

Я решил не усугублять своё положение, а просто подобрал рубашку, надел и зашагал к выходу.

— Куда пошёл? — Вопрос прилетел мне в спину как стрела с ядовитым наконечником. — Завтракать что будешь?

— А что есть?

— Каша, омлет, молоко, сырники, — перечислила девушка.

— Мне хватит омлета, — бросил я и вышел в соседнюю комнату, оказавшуюся зимней кухней.

В углу висел рукомойник. Я умыл лицо, прочистил глаза и уши в надежде, что эта незамысловатая утренняя процедура пробудит мою канувшую в летаргический сон память. Не пробудила.

За массивной дверью, ведущей, надо понимать, на веранду или прямиком на улицу, я услышал смех и знакомый баритон:

— Вы доите коров, а начальство доит нас, если мы не предоставляем материал вовремя, поэтому… — Пабло не закончил безвкусное метафорическое сравнение, завидев меня на пороге веранды.

Он сидел в окружении двух барышень. По их довольным лицам я понял, что беседа с моим напарником им явно приходилась по душе.

— Как спалось, Вадя? — спросил Пабло. — Согласись, из-за свежего воздуха тут охрененный сон. Жмурики на кладбищах спят, наверно, не так крепко!

Девицы засмеялись, но я находился не в том состоянии, чтобы веселиться.

— Можно тебя на пару минут? — бросил я, отыскал на полу бежевые мокасины и вышел на улицу.

— Доброе утро, — поздоровался со мной дед в военной рубашке. Он нёс в дом из огорода два алюминиевых ведра с водой.

— Доброе утро, — ответил я и спустился с крыльца. — Позвольте помочь.

Уважение к старшим я не растерял. Привычки продолжали работать как часы. Поставив вёдра, я вернулся на улицу, где меня поджидал Пабло. Я оттащил его подальше от крыльца и ненужных ушей.

— Что происходит? — шёпотом на грани голоса спросил я.

— Ты о чём?

Удивление Пабло мне не понравилось. Оно означало лишь то, что с его памятью таких проблем не случилось.

— Я ничего не помню с того момента, как мы обедали в кафе, — пояснил я.

Оператор напрягся, вспоминая упомянутый мной эпизод.

— Ты про вчерашний день что ли?

— Ну, если сейчас утро, стало быть, приехали мы вчера, — рассудил я. — Но у меня вылетело из головы всё после кафе.

— Ну ты даёшь, Вадя. Ты это… себя хорошо чувствуешь?

Замечательно! — хотелось крикнуть мне. Ни одного обрывка воспоминаний, будто кто-то смонтировал мою память на свой режиссёрский лад. Физически — да, я ощущал себя бодрым, выспавшимся и полным сил. Никаких недугов. Даже голова не гудела, хотя это входило в её обязанности, учитывая упомянутую пухлой барышней попойку. Возникшие противоречия я попытался объяснить Пабло как можно доступнее. В середине моей речи он пренебрежительно махнул рукой, а серьёзность на его лице удивительно быстро трансформировалась в лёгкую усмешку.

— Не парься на этот счёт, — успокоил меня он. — У тебя побочные действия от «Слипинцвейга». У меня та же фигня, но не в такой форме. Я помню всё отрывочно и смутно, как в тумане. Или во сне.

— «Слипинцвейга», — повторил я и возмутился: — Сколько же может продолжаться его действие?

— Очевидно, раз ты забыл всё, то и приёмы новых доз тоже.

Вырисовывающаяся картина нравилась мне всё меньше. Я начинал бояться возможных подробностей потерянных в пучине беспамятства часов. Мы поселились у деревенских барышень в хате, пьянствовали, за каким-то чёртом принимали сомнительные в природе своего действия пилюли для полусна. Что ещё мы могли делать?

Собственно, такой вопрос я и задал, как только морально подготовил себя услышать что-то невероятное. Но ничего невероятного я не услышал. Во всяком случае, учитывая обстоятельства.

— Ну, после кафе мы встретились с Лидой, Валей и Тоней, — начал рассказывать Пабло. Боже, ну и имена! — Лютый быстро починил «инфинити», мы немного покатались по деревне, потом они позвали нас к себе. В баню… — Он замялся, и я сразу понял, что было дальше. Но предпочёл услышать наверняка.

— Так, и что? У нас с ними случился интим?

Оператор не выдержал и брызнул смехом, пачкая слюной подбородок. Прямо как пятилетний мальчик, случайно услышавший в разговоре взрослых слово «пиписька».

— Ну ты, блин, юморист-литератор! Интим. Мы жахали этих деревенских сочных баб часа три, а они всё просили добавки! — Пабло продолжал смеяться. Мне показалось, он терял контроль над разумом, но пока я предпочитал не перебивать. — В перерывах между сессиями траха мы пили вино из их погреба, ели крольчатину и принимали «Слипинцвейг». Это было потрясно, хоть я почти ни черта и не помню.

Поражали не события, а тот положительно заряженный эмоциональный настрой, с которым мой напарник про них рассказывал. Да, пай-мальчиком он и близко не был, но и безумцем тоже. Зависнуть на ночь в деревенской заводи с местной флоро-фауной и пичкать себя пилюлями для полусна — перебор даже для Пабло. А как я оказался вовлечён в подобную катавасию, ума не приложу. Скорее всего, это время я им (умом) не пользовался. Вот он и не работал за ненадобностью. Сомнений в том, что виной всему «Слипинцвейг», у меня не осталось. Я радовался, что его действие, наконец, закончилось. Теперь стоило поблагодарить гостеприимных девушек и отчалить как можно скорее. Я машинально похлопал себя по карманам, осматривая широкий двор. Повсюду вольготно гуляли курицы.

— Где FX? — спросил я.

Пабло разом помрачнел и потупил взгляд. Ох уж недобрый знак, тревожно отметил я.

— Лютый сказал, что всё сделает, как на заводе.

Я не сдержался, чувствуя, как начали трястись и покрываться потом руки:

— Что с тачкой??

— Я ни при чём! — У Пабло сработала защитная реакция: он скривил злое лицо и выставил вперёд короткие толстые ручищи. — За рулём сидел ты. И в дерево врезался тоже ты! Шумахер хренов.

— В дерево? — глупо переспросил я.

Как такое могло случиться, ведь это же я! Возможно, в устройстве автомобилей я и не разбирался, как опытный автомеханик, но отменным умением управлять ими меня наделил сам Господь. Это ещё подметил инструктор в автошколе. За рулём я ощущал себя лучше, чем рыба в воде.

Но я быстро сообразил, что последние сутки моим телом, скорее всего, управлял не мозг, а пилюли. Всё вставало на свои места, но с приходом понимания обида никуда не ушла.

— Насколько серьёзны повреждения?

Первоначально меня интересовали именно они, а не обстоятельства происшествия.

— Существенны, — многозначительно сказал Пабло. Но поспешил в очередной раз утешить меня: — Ты не парься, Лютый сказал, всё починит. Главное, никто не пострадал в итоге.

Хоть в этом он прав. Бог с ней, с машиной — кусок дорогостоящего железа, не более. Страшно представить, если бы я кого-нибудь экспромтом отправил на тот свет.

— Спокойствие, Вадим Витальевич, всё под контролем, — проговорил я вполголоса, усилием воли подавляя разрывающее меня изнутри негодование.

Однако ноги непослушно перемещали тело туда-сюда по крохотному пятачку напротив крыльца. Я по-прежнему не находил себе места. Пабло стоял со скучающим видом. Я вновь похлопал себя по карманам.

— Так, а где айфон?

Оператор изобразил неподдельное удивление и замотал головой:

— А вот о нём меня можешь не спрашивать. Я понятия не имею. Свою трубу тоже найти не могу. Благо, хоть камера цела.

Я тяжело вздохнул. Мне казалось, мы двигались по спирали, которая закручивалась всё глубже и глубже.

— Где автосервис Лютого? — спросил я.

— Тут где-то недалеко. — Пабло пощелкал пальцами. — Напротив коровьего озера. У баб надо спросить.

Словно почувствовав, что в них появилась надобность, одна из барышень (среднеупитанной комплекции), вышла на крыльцо и упёрла руки в бока.

— Хватит шептаться, голубки. Завтрак стынет.

Знали бы вы, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы отказаться от завтрака и отлучиться до автосервиса. Потребовалось всё природное красноречие. В итоге мы с Тоней (так звали мою условную кураторшу) пришли к компромиссу — я взял с собой в пакете три сырника с клятвенным обещанием съесть их в пути, а по возвращении обязан был приговорить двойную порцию овсяной каши. Только на таких условиях меня выпустили за пределы двора. И показали куда идти. «Всё время прямо, потом справа в ста метрах увидишь небольшое озеро, спустишься по склону к нему и найдёшь там гараж Лютого».

***

От сырников я избавился сразу, едва оказавшись на свободе. Нарушил клятву, так как выбросил их в кусты. Шагая по безлюдной грунтовой улице, я поймал себя на мысли, что всё происходящее попахивает дурным сном. Уж я-то знаю, каким неприятным душком отдают дурные сны.

В конце прошлого года мы с Ксюшей перевели наши отношения на новый уровень — стали жить вместе, сняв двухкомнатную квартиру в центре города в новом доме. Ощущение полной независимости и самостоятельности целиком окупало дополнительную статью расходов на съём жилья. С ипотекой я не хотел спешить. По крайней мере, до потенциальной свадьбы. А до неё стоило испытать наши отношения фактором, во многих случаях их разрушающим — бытом.

Однако испытаниям в тот период подвергались скорее не наши отношения, а моя психика. И девушка в этом процессе не принимала никакого участия. Меня замучили кошмары. Вообще я от природы человек впечатлительный, вы не найдёте в списке моих любимых занятий просмотр фильма ужасов на ночь или непременное посещение комнаты страха на курорте. Хотя работа журналистом постепенно понижала градус моей впечатлительности. Как говорила Ксюша, «работа превращает меня из милого романтика в заурядного циника». Возможно, она права.

Поначалу я списывал снящуюся мне ахинею на эмоциональное перенапряжение на работе. Какое-то время старался слушать исключительно приятную и спокойную музыку, читать лёгкие романы вместо газет и смотреть комедии вместо выпусков новостей. Не помогало. Стабильно две-три ночи в неделю я просыпался в холодном поту, а порой и в сопровождении леденящего кровь крика. Причём, кровь леденела не только у меня и у Ксюши, но и у соседей.

Однажды во сне я сбил на дороге китайца. Бедолага был жив, когда я вышел, и что-то бормотал на своём родном. Трассу окутала ночь, фонари, как обычно, горели через один, а то и два. Кругом ни души. Не знаю, что мною двигало, но вместо того, чтобы вызвать «скорую» и ДАИ, я вытащил длинный охотничий нож (отродясь не имел таких «игрушек») и зарезал азиата под аккомпанемент классической музыки, доносящейся из открытого салона авто (которую, так же, отродясь не слушал). Тело погрузил в багажник «инфинити», спокойно поехал домой и лёг спать. А среди ночи проснулся от той мысли, что не избавился от трупа. И бормочу в полусне: «у меня в багажнике мёртвый китаец». Представьте реакцию Ксюши.

В другой раз мне приснилось, что нас заливают соседи сверху. Я проснулся, смотрю на зеркальный потолок, а с него течёт вода и капает на нас. Присмотрелся в отражение и застыл, ощущая, как кровь норовит пробить височную артерию: рядом со мной лежала не девушка, а какое-то убогое существо с длинными ветвящимися конечностями. Одна из них легла мне на грудь. Я закричал. Ксюша проснулась, включила свет, а я всё пялился в потолок. Только не видел ни воды, ни сюрреалистичного отражения. Очередной кошмар.

А буквально неделю назад мне приснилось, что прямо посреди нашей комнаты выросло огромное дерево. Это был клён, его стройный истекающий смолой ствол уходил высоко в небо сквозь исчезнувшие потолки дома. Из открытого балкона дул ветер, дерево величественно раскачивалось, издавая при этом жуткий звук, едва ли не вопль, растворяющийся в сухом шелесте листвы. Оно будто хотело мне что-то сказать, но не могло. А потом сверху посыпались жёлтые листья с острыми, как у клинков, краями. Они впивались в моё тело, наполняя его тяжестью. У меня не получалось встать и даже закричать. В тот раз меня разбудила Ксюша. Она почувствовала, что я весь дрожал, как перетянутый канат. Мои глаза были открыты и залиты слезами. Соленые капли растеклись по скулам и подушке. Я бормотал в бреду: «Почему ты ушла от меня?». Она погладила меня по щеке и прошептала: «Я здесь, милый». Наутро я с трудом поднялся. Даже после убийственной тренировки в тренажёрном зале тело никогда так не болело.

Чёртовы деревья. Картинка сна шла прямиком из прошлого. Наше первое свидание с Ксюшей случилось в городском парке. Дул сильный порывистый ветер, из-за чего шелест листвы заглушал мои робкие комплименты и признания. Я был так влюблён и боялся опростоволоситься, что перестал быть самоуверенным Тошиным. А деревья точно издевались надо мной, наблюдая с высоты.

Погрузившись в воспоминания, я не сразу заметил, как оказался возле коровьего озера. Стадо как раз устроило водопой, одновременно опорожняясь в прибрежные воды. Скучающий молодой пастух развалился в тени дуба, щёлкая семечки. Маленький домик с большим гаражом я нашёл быстро. Вывеска гордо гласила: «Автосервис у Лютого». В прилегающих густых зарослях громоздилась куча ржавого металлолома. Обойдя её, я зашёл в гараж.

— А, ты, — протянул знакомый механик. Он ковырялся под капотом ещё одной кучи металлолома — древнего «Москвича 408» малахитово-зелёного цвета с прогнившим кузовом. — Спиди Гонщик, копыто мне в зад!

— Здравствуйте. — Я кашлянул и демонстративно осмотрел гараж. — Как продвигается ремонт?

Лютый сплюнул и критически покачал головой:

— Карбюратор пора менять. А ещё лучше — корыто целиком.

Он рассмеялся, а я озадаченно уставился на «москвич». Не думал, что придётся уточнять.

— Это бесспорно. Но а как дела с «инфинити»?

— С какой ещё «инфинити»? — внезапно спросил механик удивлённым голосом.

Я с трудом сохранял спокойствие.

— С моей, с чьей же ещё? Или у вас в деревне каждый второй на них ездит?

Лютый отложил гаечный ключ, упёрся руками о стеллаж с инструментами и вздохнул.

— Ещё один. Сколько ты пилюль принял в эту ночь?

Я растерялся от такого вопроса. Во-первых, подобной информацией я не располагал. А во-вторых, какое это имело отношение к конкретному делу о ремонте?

— Хорошо, что тебе не приснился замок на берегу океана, который бы ты искал среди этих коров. — Механик махнул в сторону озера и усмехнулся.

— При чём здесь… — я осёкся. До меня вдруг дошло: — Хотите сказать, вы не помните моей машины? И перерезанных проводов?

Лютый невозмутимо цокнул.

— Я-то как раз всё помню. Да и как я мог забыть твою ласточку? Провозился с ней полночи!

— Да? И где же она?

Выражение лица механика не вселяло радужных надежд. Худшие опасения неминуемо подтвердились.

— Знакомься, это Зина! — Он похлопал «москвич» по крыше.

Я, как истукан, уставился на ржавое корыто, лет тридцать назад покрашенное зелёной краской.

— П… почему Зина? — на выдохе спросил я, будто именно это обстоятельство меня интересовало в первую очередь.

Конец ознакомительного фрагмента.