Жизнь прошла, пролетела птицей…

Евгений Бондаренко

Я родился в цветущем апреле,В Мариинском селе небольшом.Незаметно года пролетели,Но всегда вспоминаю о нём!До сих пор моё сердце согретоДеревенским радушным теплом.Даже стал я немного поэтомИ живу в городке небольшом…

© Евгений Бондаренко, 2021

ISBN 978-5-0055-9027-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Из далёкого детства…

Я часто прихожу во снах

В тот дворик, где давненько не был.

Остался он в моих мечтах,

Пусть жизнь запорошило снегом!

Луна сияет и искрится,

И дом наш новенький стоит.

Ну почему же он мне снится?

Душа страдает и болит!

И вся семья моя живая,

Со мною вместе навсегда.

Нет на Земле другого рая,

С мольбою я твержу всегда!

В изнеможении глотаю

Я слёзы горькие свои.

И привкус их сопровождают

Негромкие слова любви…

Мой папа, Михаил Кириллович Бондаренко, вернулся после окончания Великой Отечественной войны в Хабаровский край, в город Благовещенск. Семья была большая — мама, папа и пятеро детей. Папа метался по всему Дальнему Востоку за «длинным рублём» в надежде прокормить семью и обеспечить всем нам достойную жизнь. По рассказам сестры Веры, он завербовался в Ульчский район, в сёла по озеру Кизи: Санники, Сиговый и так далее.

Родился я в селе Мариинское. Старшие дети к тому времени уже «разлетелись», и у них были свои семьи. Остались лишь папа, мама и мы с Борисом.

Спустя некоторое время, наша семья переехала на постоянное место жительство в село Рейд. Отчётливое детское воспоминание — широкий Амур, а на берегу — просмоленный баркас. Поселили нас всех в маленькой комнатке, недалеко от клуба. Когда мы первый раз провожали Бориса в школу, я помню, плакал и просил маму оставить меня с братом. Комната в бараке была очень маленькая, наверное, десять квадратных метров. На зиму запасались картошкой. Папа из досок сколачивал два больших ящика, туда её и засыпали. Сами спали вчетвером на полу. Так и ютились два года, пока не переселились на улицу Гаражную.

Здесь у нас уже была половина дома, которая состояла из двух комнат и кухни. Имелись также двор и огород. Это были шикарные апартаменты. В сенцах была ещё и кладовая, где стояли бочки с рыбой кетой, банки с ягодами и грибами.

Но, самое главное, что у нас с братом Борисом появилась своя, отдельная комната — просто рай, как нам тогда казалось.

За домом находились летняя кухня, сарай для дров и ещё один большой сарай. Огород был огромный. Мы с весны засаживали его картофелем, выращивали на грядках морковь, редиску, свёклу… Мой брат Георгий выкопал в огороде колодец, и проблем с поливом не возникало. В общем, пропитания хватало.

Наша улица одним концом упиралась в «марь», а другим — в недостроенную школу. Было весело вечерами играть в «войнушку». Из бочек сколачивали щиты, выстругивали сабли и бились в срубах до крови. Делились на две группы и сражались на мечах. Конечно, те, кто был постарше, обычно выигрывали.

В первый класс ребята нашего года рождения — пятьдесят третьего — пошли учиться в старую школу. Сейчас там клуб, магазин и библиотека. Раньше же находились пошивочное ателье, часовая мастерская и многое другое, а ещё раньше — школа.

В нашем первом классе набралось тридцать два ученика, в параллельном — тридцать. В этой большой школе мест катастрофически не хватало. И нас, первоклашек, разместили в доме рядом со школой. Поставили парты в комнате — и вперёд, в мир знаний!

Моей первой учительницей была Анна Ивановна Кускова. Я помню, как она брала в свою руку мою ручонку и обводила буковки. Весь наш класс был от неё без ума, и мы ревновали её к другим классам.

Увиделись мы с ней через много лет. Однажды, приехав на Рейд, случайно встретились, и она пригласила меня в гости. Долго сидели у неё во дворе, вспоминали былое, всех своих знакомых. Анна Ивановна многое рассказала о своей жизни, у неё отличная память.

Она была скромной женщиной, и любили её и ученики, и все, с кем она общалась. К сожалению, она уже умерла, но память о ней живёт!

А приехала Анна Ивановна в посёлок молодая, красивая. Сначала работала пионервожатой, но я то время не помню. Давно это было…

Помню, у неё был хороший голос, она пела. В то время проходили смотры-конкурсы песен между посёлками, и она выступала на сцене. Позже была завучем Рейдовской восьмилетней школы. Но я уже в те далёкие годы проживал в Таганроге.

Бывшие ученики помнят Анну Ивановну как строгую, но справедливую женщину и хорошего педагога. Анна Ивановна неоднократно награждалась почётными грамотами за добросовестный труд, достигнутые успехи в деле воспитания подрастающего поколения, также она награждена медалью «Ветеран труда» от имени Президиума Верховного Совета СССР.

Вообще за всё время обучения в школе я вспоминаю всего трёх учительниц — это Анна Ивановна Кускова, Степанида Александровна Емельянова и Зоя Васильевна Канайкина.

Летом в деревне — приволье. Чаще всего дети пропадали на «поляне», затем — рыбалка.

Рыбалка была, конечно, знатная, даже раки в то время в Амуре водились! Много мы их вылавливали под брёвнами возле пилорамы, которая находилась недалеко от конторы. В селе говорят, что её выкупили армяне, разобрали и увезли в Хабаровск.

Но самое обидное, что какой-то местный бизнесмен вывез пески. За фермой располагалось старое, заброшенное гиляцкое кладбище. Песок — мельчайший, кругом черёмуха, рядом — Амур. Мы детьми часто убегали из дома в эти «райские кущи», купались там с ребятами и загорали.

Купались целыми днями. Плавать я начал лет в семь. На Амуре стояли сплотки, и от них к берегу тянулся трос. Вот по нему мы сначала и елозили, боясь оторваться.

Но как-то Костя Волков, мой одноклассник, настоял, чтобы я проплыл самостоятельно, и у меня получилось. С какого времени он сам стал плавать — неизвестно, но такое ощущение, что в воде родился. Костя всегда был в деревне лидером, одним из первых во всём: и в спорте, и в учёбе, и в общении с девушками — тоже он. Рассказывал нам, а мы завидовали.

Во время моего детства в селе было много перспективных спортивных ребят. После окончания физкультурного института, работая тренером в городе Таганроге, я всегда поражался тому, какие слабые дети приходили в секции. В наши годы, любой сельский парень и пробежал бы быстрее, и вес поднял побольше. Конечно, таким спортивным ребятам в городе была бы «зелёная улица», но им и в деревне жилось неплохо.

Первый раз я увидел штангу классе в седьмом. Она лежала на земле возле барака, где жил Юра Никитин. Я без всякой техники поднял сорок пять килограммов, примерно свой вес. Вечером перетащил штангу к себе во двор. Потом, конечно, хозяин обнаружил пропажу, и у нас с ним состоялся серьёзный разговор. Позже он вёл секцию штанги в нашем селе.

В новой школе все спортивные снаряды были сложены в отдельной комнате. Там лежали штанги, гири, гантели. Евгения Фёдоровна Фефелова была хорошим учителем физкультуры и заботилась об инвентаре.

Я всегда хотел быть сильным и перечитывал все статьи о штанге в газетах и журналах. Тогда на тяжелоатлетическом помосте «блистал» Ю. Власов. Помню, на спортивном вечере, отвечая на вопрос, кто выиграл Олимпийские игры, мы с Женей Кононовой одновременно воскликнули: «Юрий Власов!» Приз нам разделили поровну.

Конечно, кровь в детстве кипела! Иногда дрались улица на улицу, но без всяких увечий. Всё это происходило в конце нашей улицы, на «мари»: сходились и бились до крови.

Но самым здоровым у нас в селе был Лёша Москалюк, за глаза его называли Лёпой. Здоровенный парнище, спокойный, невозмутимый, с чувством собственного достоинства, он самостоятельно занимался поднятием тяжестей. После школы поступил в лесотехнический техникум вместе с моим братом Борисом. Когда после окончания учёбы ему пришло время идти в армию, Лёша хотел поступить в институт физкультуры, но его не приняли: второй разряд в двадцать лет — это было мало. Я тогда уже учился на первом курсе этого института. Честно говоря, даже не представляю, если бы не упорство, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь…

В то время, в шестидесятые годы, водопровода в деревне не было, воду развозили в бочке на телеге, запряжённой лошадью. Занимался этим деревенский дурачок, звали его Паша, а мы его дразнили «Похеля». Он очень злился, и если кого вылавливал, то доставалось обидчику прилично. Когда я стал постарше, узнал, что этот «Похеля» во время войны был полицаем и выдавал евреев немцам. Отсидев своё, он уехал в деревню и стал «косить под дурачка» — так легче жилось бывшему полицаю…

Кажется, в третьем классе классным руководителем у нас была ульчанка. Звали её Мария Ивановна. И ещё она вела русский язык. Но уж очень не любила, когда на её уроке кто-нибудь разговаривал или вертелся — сразу ставила «единицу». Многие пользовались этим, сидели тихо и получали «пятёрки». Ну а мне никогда не сиделось на месте, и поэтому — страдал-с.

В шестом классе Евгеша — Евгения Фёдоровна Фефелова (к сожалению, недавно ушла в мир иной) проводила урок физкультуры по теме «Бросание копья». Это делается так: один ученик бросает копьё, другой в «поле» поднимает, затем уходит на линию броска и бросает его сам. Остальные ждут своей очереди. В «поле» стоял я, ждал копьё, и оно… прилетело. Я в этот момент отвернулся в другую сторону. Вдруг слышу, весь класс кричит, повернулся, но было уже поздно. Кто-то бросил копьё очень далеко, и оно попало мне в ногу, в голень. Кровь течёт, Евгеша чуть ли не в обмороке. А у меня до сих пор остался шрам на ноге.

Классе в седьмом стали появляться группы продлённого дня. Там можно было хорошо провести время, списать домашнее задание, почитать книжку, поприставать к девчонкам. К учёбе меня особенно не тянуло, но, повзрослев, понял, что пора браться за ум, и последние два года уже занимался серьёзно.

Когда я учился в восьмом классе, в соседнем селе, Мариинском, проходили соревнования по лыжным гонкам — бег на дистанцию десять километров.

Евгения Фёдоровна от нашей Рейдовской школы выставила меня одного, хотя такие дистанции я никогда не покорял. Бежал я перед сыном Геннадия Егоровича, физрука из Мариинской школы, и, считай, пробежал на одной злости за 41 минуту. Выполнил норматив второго взрослого разряда!

Кстати, рекорд школы на этой дистанции принадлежит мне до сих пор, хотя нашей школы уже нет.

Один раз мы с братом Борисом съездили в летний пионерский лагерь на острове Щучий. Понравилось, было очень весело и интересно. И громадный костёр, и песни, и танцы…

В восьмом классе я уже серьёзно и целенаправленно занимался тяжёлой атлетикой под руководством Юрия Никитина. Это был самый здоровый парень на деревне. Летом он обычно ходил в майке. Я частенько шёл за ним и любовался его фигурой — просто гора мышц! Штангу поднимать я начал сам, но потом Юра организовал секцию и уже вёл её официально. И в том, что я поехал поступать в институт физкультуры, есть и его заслуга. Вообще в нашем селе было, да и сейчас проживает много хороших людей.

Юра сначала работал на катере — капитаном, затем был художником в леспромхозе, потом фотографом. Я рано уехал из деревни и не знаю, как складывалась его дальнейшая судьба, но рисовал он просто здорово! А вообще у него было множество и других разных талантов. Помню, как он, закрепив на спине двигатель с лопастями, катался зимой на лыжах без палок, как делал лодку из фанеры, выгибая листы, а я ему помогал, как он возил команду в Богородское на соревнования, где мы с ним поднимали гири на «поляне».

В каждый приезд на Рейд мы с Юрой общались. Он привозил меня на своём мотоцикле на ферму и там, на просторе, вели беседы, разговаривали «о жизни»…

Юра похоронен на Рейде вместе со своей дочкой Леной. На могилке её портрет, им нарисованный. Раз в два года я подхожу к ним и всё вспоминаю.

Жена его, Нина, с дочкой были, как подружки. Ходили по улице, разговаривали, смеялись, обнимались. Приятно было на них смотреть!.. У дочери был, к сожалению, диабет, и она жила на инсулине.

Юра сыграл большую роль в моей жизни, и я думаю, что его все помнят и будут помнить только с хорошей стороны!

Как-то раз наша команда поехала на соревнования от общества «Урожай» выступать в город Хабаровск. В команду входили Юрий Никитин, Анатолий Чайников, Максимов (старший) и я. Выступали мы в институте физкультуры. Зрителей собралось достаточно много.

Я участвовал впервые в таких соревнованиях и толкнул сто килограммов. До сих пор помню эти волнующие ощущения. Наша команда выступила очень хорошо, даже была статья в «Молодом Дальневосточнике» о том, что команда добилась невиданных успехов… Для меня же спорт стал делом всей моей жизни.

Через год к нам на Рейд приехали тренеры из института физкультуры: Борис Райский, Олег Разумовский и другие. Они просмотрели тренировку наших ребят, спортзал и, довольные, уехали. А я уже был уверен в том, что буду поступать учиться в Хабаровский государственный институт физической культуры. Так оно и получилось. А из нашей спортивной группы все разъехались поступать по разным учебным заведениям.

В селе в то время было много хороших ребят. На нашей улице жили такие корифеи, как Константин Волков, Николай Горин, Геннадий Горин, Аркадий Емельянов. Это те парни, у которых получалось всё! И весёлые, и находчивые, и бегали, и прыгали — везде первые. Мы, кто был помладше, тянулись за ними.

Возле дома, где проживали Боличевы, находился колодец, и кто-то возле него поставил теннисный стол, так к нему было не протолкнуться, в очереди стояла вся улица. Я один раз выиграл партию у Кости Волкова и ходил гордый целую неделю.

В те далёкие времена Амур был очень глубокий. По нему из Японии приходили громадные корабли и уводили вниз по Амуру «сигары» (из леса формировали высокие и длинные плоты), а также баржи с лесом. Пару раз вода заливала на Рейде мост через «кассейку». Знакомые парни ныряли с моста и плавали. Я был более домашним, и если мама запрещала что-то делать, то — ни-ни.

А эти ребята накопают червей — и на лодке на японский корабль, обменяют их на жевательную резинку, затем угощают нас. А Костя Волков одним из первых переплыл Амур; из девочек это сделали Ира Сагитова (живет сейчас на Рейде, у неё уже внуки) и Наташа Масленникова.

Классным руководителем в восьмом классе у нас была Степанида Александровна Емельянова. Она жила напротив нашего дома, и как только у меня что-то в школе было не так, сразу шла к моим родителям жаловаться. Её я помню буквально с первого класса, а также её сына Аркадия. Красивый здоровый парень, хулиганистый, но всегда и везде в первых рядах.

Степаниду Александровну я видел в последний раз очень давно, когда она уже не работала в школе. Приехав домой, зашёл в гости, в то время она была после инсульта, плохо разговаривала и стеснялась. Я обнял её и сказал: «Молчите, спасибо Вам за всё!» — и поцеловал в щёку. Она заплакала. Больше мы не встречались. Её забрала и увезла к себе дочь Лариса. Уже, скорее всего, больше и не увидимся. Жаль!..

Наверное, в каждой деревне есть такая девушка, которая начинает «дружить» с парнями, когда приходит «их время». И Рейд тоже не был обделён «этим самым». Ей тогда было лет восемнадцать. Я был намного моложе и толком ничего не понимал. Но как-то вдруг стал замечать, что ребята относятся к ней совсем по-другому, с каким-то уважением, без превосходства. И даже иногда серьёзные парни при ней краснели и терялись. Когда я подрос, то всё понял. Как только мальчик начинал взрослеть, тут появлялась эта девушка, и он становился мужчиной. Я даже и не знаю, кто избежал этой участи на селе. Это сейчас всё просто и дозволено, а раньше, чтобы добиться от девушки «этого самого», нужно было много времени. Но тут появлялась она, и всё сразу становилось хорошо. Также «перепадало» и солдатам, которые бегали в «самоволку» мимо её дома. Как-то на Рейд переехала семья из Хабаровска, и с мальчиком мы подружились, а у него была старшая сестра, тоже такая же «слабая», и на деревне сразу стало в два раза веселее и интереснее.

Два года назад я встретил одну из «тех» девушек. Живёт в Мариинском. Вернулась из «мест отдалённых», где отбывала срок за убийство мужа. Видимо, за всю её жизнь мужики так достали, что хоть режь…

Десятый класс я заканчивал в селе Мариинском. Уже тогда усиленно занимался штангой, вечерами ходил в секцию борьбы. Спортзал был оборудован очень хорошо — это заслуга, конечно же, Геннадия Егоровича Смолина. Душа-человек!

К нам в спортзал, теперь уже сгоревший, приходил парень, который служил в воинской части. На «гражданке» он занимался борьбой и говорил, что выполнял норматив кандидата в мастера спорта. Ходил по залу героем, красовался перед девчонками и разговаривал со всеми свысока. Я его за это невзлюбил, а он, естественно, меня. Был он старше меня на два года, но так нам хотелось схлестнуться — просто жуть, всё время искали случая. И вот как-то раз вечером в спортзале погас свет, а мы только этого и ждали. Сцепились сразу, бились, «возили» друг друга по ковру, и всё это происходило в молчании, в темноте. Минут через десять загорелся свет… Мы стояли друг напротив друга, оба в кровище. Носы, губы были разбиты, ссадины по всему телу. И оба жалели, что рано загорелся свет. Больше мы с этим «другом» не общались. После армии он поступил в физкультурный институт, но в спорте далеко не пошел, на борьбу его не приняли, а в штанге остановился где-то на уровне второго разряда, я же уже тогда был кандидатом в мастера спорта. Почему-то мы даже не здоровались…

За год учёбы в Мариинском я хорошо себя не проявил, другие были предпочтения, и, естественно, характеристику получил плохую. Классным руководителем была, кажется, историчка, фамилии её в памяти не осталось, да и имени тоже. Ничем она не запомнилась, разве что, кажется, своей астмой. Эту характеристику я порвал прямо при ней, с такой невозможно было никуда поступить. Мы с мамой пошли к Лидии Павловне Андросовой, она работала на Рейде завучем и написала мне нормальную характеристику. Я хорошо запомнил Зою Васильевну Канайкину, Яну Бондаренко, Геннадия Егоровича Смолина — это вообще самый человечный человек.

Не могу не рассказать случай, характеризующий его. При поступлении в институт я сдавал экзамены, и уже были сданы все предметы. Из спортивных оставался лишь кросс. А у меня закончились деньги (я вырос в бедной семье), два дня уже ничего не ел, вернее, употреблял хлеб с водой. Мои родители жили на пенсию, а стипендию я ещё не получал. В это время в институте проходили курсы повышения квалификации, и Геннадий Егорович Смолин на них присутствовал. Он сам подошёл ко мне и сказал: «Женя, я вижу, что тебе сейчас трудно, давай сделаем так — я дам тебе пятнадцать рублей, а ты их вернёшь позже, но не мне, а тому, кому будет тоже трудно». Я поначалу даже обиделся. Но этот долг я отдаю уже много лет и буду отдавать всегда.

После окончания десятого класса у нас состоялся выезд с ночёвкой на остров, который находится за Батареей. Зоя Васильевна была очень демократичным преподавателем и разрешила взять с собой вина. Каждый взял, наверное, по бутылке. Там впервые я и попробовал это зелье.

Потом мы с Дмитрюковым (Димкой) всю ночь бродили по острову, горланя песни. Димка великолепно играл на гитаре, он был очень красивый, чернявый парень, и отбоя от девчонок у него не было, правда, позже он пропал, совсем…

В походе нас сопровождала Зося — душа-человек, а также классный руководитель, но ничего общего с этим словом у неё не было. Вот так!

В детстве мы, дети, часто пропадали на рыбалке. Ловилась рыба — пескарь, чебак, лещ, касатка, плеть, сом. Мы с братом иногда выезжали с нашим соседом Виктором Гостевым на речку Бараниху — это левый берег Амура, заезд возле села Мариинского. Она протекает параллельно Амуру. Раз я уже, будучи студентом, поехал с братьями на левый берег на рыбалку. Закинули мы десять снастей, а вытащили — две. Остальные оборвали о «топляк». А помню, в детстве мой папа поймал на Амуре осетра на «закидушку». Размером тот был, наверное, метра полтора. В общем, половина свешивалась из мешка. Теперь такая рыба — невидаль.

Вову Чайникова, наверное, помнит каждый, живший на Рейде. Он встречался тогда с Людой Тереховой и наколол на руке «Л.Т.», что означало: «Люблю только Люду Терехову». Ну, я, естественно, тоже от локтя и до кисти вырезал бритвочкой — «ВЕРА». Кровь запеклась, и было страшно смотреть… Но — красиво! Мама, правда, когда увидела, чуть в обморок не упала…

Помню Мишу Жданова и его младшего брата Сашу. Они жили напротив нашего барака. Миша заканчивал восьмой класс в старой школе, был комсомольцем. Как-то у них проходил выпускной вечер. А мы с друзьями сидели возле сарая, и он нам иногда выносил что-нибудь вкусненького поесть. После я его не встречал… Сашу я как-то не очень давно видел: он вышел из дома, увидел меня, и мы пошли на Амур, поговорили «за жизнь». Больше с ним не виделись. В начале нашей улицы жила женщина — Клара Блинова. Она сначала проживала на Перебоевке. В один из дней у неё была свадьба, и в тот же день умерла моя бабушка, так мама рассказывала. Затем их семья переехала на Рейд. Дочка у неё была маленькая, всё меня дразнила…

Приезжал как-то из Хабаровска мальчик, такой вредный! Всех наших ребят «доставал». Жил на Чёрном яру, а там была хорошая рыбалка, со сплотков, так он никого туда не подпускал. Затем как-то пропал. Нашли его в Японии в «сигаре». Может, сам попал, а может, кто помог…

Недалеко от нас, в бараке, проживал старый дедушка по фамилии Саяпин. Он здорово подшивал валенки и, чтобы они были подолговечнее, вбивал в швы «чопики» — деревянные колышки. К нему всё время была очередь! В том же бараке жила девочка постарше нас. У неё дома был фильмоскоп. А под бараком находился полуподвал, и она крутила нам фильмы. Читать-то мы тогда не умели…

Помню, пришли мы на танцы в клуб с Костей Волковым и Борисом Вареником. Его старшая сестра встречалась с Василием Шлопаком, и подошел к нам Юра Карагодин — красивый весёлый парень с молодёжной бородкой, он тогда уже окончил школу. Буфет был вначале сразу слева, при входе в клуб, дальше бильярдный стол, затем — вход в зал. Я недавно видел во сне: прохожу я через этот зал, захожу за сцену, там какие-то ящики навалены, выглядываю в зал — пусто, только ходит одна заведующая клубом в очках. Спустился по ступенькам, поднялся в библиотеку — и везде всё пусто. А клуба теперь нет. Наш новый клуб горел два раза. Когда это произошло в последний раз, собралась толпа людей — пол посёлка. Из окон выбрасывали какие-то столы, книги, а второй этаж и крыша уже догорали. Ребятишки из школы прибежали, хотели хоть чем-то помочь. Гена Галактионов собирал книги в кучу, и ему на руку упала головёшка, сильно обожгло. Я Гену позже встречал. Он уже находился на пенсии. Вообще, наше село мне часто снится…

Мы в детстве частенько поднимались с Костей по круговой лестнице мимо библиотеки в небольшую комнату, где лежали музыкальные инструменты. Там заведовал Саша Масленников.

Как он великолепно играл! Я не помню, может, на кларнете. А «коронкой» у него был «Кубинский танец». Прямо душу рвал. И ещё он хорошо пел одну песню — «Костёр на снегу». Жаль парня, рано ушёл…

Помнится, раньше заливали каток на поляне, а за ним строили деревянную горку, катались все кому не лень. У меня была фотография Саши Абросимова возле этой горки. Небольшого роста мальчик, такой ушастый. К сожалению, его рано не стало: однажды у него прихватило гланды, до Богородского не довезли. Для всего нашего класса это стало потрясением. Саша был хорошим другом, ему все доверяли тайны, он всегда мог чем-то помочь. Хоронили его от дома. Я и ещё трое ребят несли крышку гроба. Место выбрали открытое. Все, кто проходил мимо, видели памятник с его фотографией. Несколько лет назад я пытался найти это место, но — увы. Кладбище сейчас всё заросло деревьями. У Саши был ещё младший брат, тоже хороший мальчик, мы с ним общались. Вскоре они всей семьёй уехали из села. Соседи говорили, что после смерти старшего сына жизнь в семье не сложилась.

А какие были интересные конкурсы между сёлами Мариинским, Санниковым и Рейдом! Набивался полный зал зрителей. Помню, выступала сестра Ольги Пастуховой, моей одноклассницы. Она кружилась в танце, кружилась, и у неё юбка взлетела выше пояса. Кто-то за моей спиной захлопал в ладоши…

После девятого класса мы с соучениками выезжал в Хабаровск на неделю за счёт леспромхоза, и Олина сестра устроила наше проживание в общежитии педагогического института. Как было весело!

Вспоминаю, как приезжали артисты из Хабаровска. Какой-то клоун давал представление и вызвал человека из народа. Вышел Гена Горин. Клоун что-то ему на сцене объяснял и потом показывал фокус. Когда мы после спросили Гену, в чём там дело, тот ответил: «Да врёт он всё!»

А помните, каким был первый клуб? Длинный сарай. Смотрели в нём фильм «Дети капитана Гранта».

Очень много народу переехало на постоянное жительство на Рейд из села Перебоевка. Помню, мы классе в третьем пошли в поход с Рейда в это село. Почему-то с парнем, хотя в те годы вожатой была Люба, девушка небольшого роста. А за фермой находились ключи, которые били из-под земли в лесу и далее протекали и впадали в озеро Кизи. Через такие ручьи были переброшены брёвна, чтобы не идти в обход. И вот мы двумя классами подходим к первому ручью, впереди — бревно, другой дороги нет. Все с трудом перешли, я очень боялся, но делать было нечего. Как там никто не упал? Диву даюсь. Дошли мы до залива Карасёвый. На другой стороне — Перебоевка. Разожгли костёр, поели — и пошли обратно.

Как-то мы с братом Борисом ездили на Перебоевку зимой на открытом грузовике. Набралось молодёжи человек пятнадцать, в основном девушки. Все пели песни, доехали весело. Я помню много проживавших там людей: Каземир, Заклинко, Коля Захаренко, Сухоцкий, Тереховы, уже взрослые три брата. С Людой Тереховой мы учились в одном классе. Все переехали жить на Рейд.

Мне частенько снится зима, «кассейка» замёрзла, и я съезжаю с бугра (его поливали водой, чтобы было скользко) почти прямо к дома Кетовых — Гены и Юры. Много чего я ещё помню, но не хочу ВАС утомлять.