Кляксы и пятна

Евгений Айдин (2023)

«Кляксы и пятна» — роман причудливой формы. Каждая глава начинается стихотворением, песенным текстом, и развивается комичной жизненной историей, вдохновившей приукрасить обыденность рифмой. Герой-рассказчик питается собственными слабостями: девушками, спиртным, праздными шатаниями, подсознательной погоней за впечатлениями. Безответственный циник, маргинал и в какой-то степени аутсайдер, он с улыбкой встречает любые жизненные противоречия, ставя в противовес приличному обществу (без кавычек) свою внутреннюю свободу. Содержит нецензурную брань и сцены насилия!

и не иметь в голове ничего, кроме желания любить кого-то и не быть арестованным.Хантер С. Томпсон

Все персонажи и события вымышлены, все совпадения с реальными людьми случайны, данный текст является исключительно фантазией автора.

© Айдин Е.В., 2023

© «Пробел-2000», 2023

Начало с конца (вместо введения)

Кляксы и пятна

Я сделан из личных писем, брошенных обещаний,

Переплетений сплетен, встреч, иногда прощаний!

Я собран из тысяч разных идей и надежд иллюзий,

Из музыки разной склеен, но чаще всего из блюза…

Жизнь — это разные кляксы и пятна,

то, что рисуется между делом,

и если пятном быть, то вряд ли белым…

Я сделан из драки насмерть и дружбы прочнее камня,

и, опытом горьким сытый, смешивал с водкой память!

Я собран из грустных песен, правды и лжи союза,

из музыки разной склеен, но чаще всего из блюза…

Жизнь — это разные кляксы и пятна,

то, что рисуется между делом,

и если пятном быть, то вряд ли белым…

* * *

…Любой незнакомый перекресток будто сталкивает лбами страхи, тревоги, идеи, мечты. И каждый светофор выражает готовность подмигнуть зеленым…

* * *

Водитель грузовика заботливо поинтересовался:

— Времени у тебя явно навалом. А деньги есть?

— Деньги и время, — говорю, — как полночь и полдень.

Захлопнув дверцу, я огляделся. За метрическим рядом фонарей поблескивало крошечное здание. Фасад его сверкал надписью «Hotel». Я мысленно добавил: «Но не смог».

За стойкой рецепции сидела некрасивая женщина средних лет. Над пышной асимметричной грудью болтался рукописный бейджик. Я сказал:

— Инесса — какое красивое имя…

— Воду нужно экономить, — отвечает. — И съехать до двенадцати. Кухня закрывается через полчаса.

И эти полчаса я провел под контрастным душем. Никак не удавалось смыть зудящую дорожную усталость.

— Несу сэндвич, — послышалось за дверью. — У вас открыто.

Не обнаружив полотенца, я спешно прикрылся мочалкой.

— За еду оплата сразу, — сказала Инесса, не реагируя на воцарившийся конфуз.

Осмысливать эту неловкость было поздно. Я дотянулся из душевой до джинсов, окончательно выступив за порог приличия. Извлек бумажник. Расплатился.

— С вами все в порядке? — Спрашивает. — Вы бледный.

— Внешность обманчива. Сердце и душа у меня черного парня из Чикаго.

Обесцвеченное скукой лицо Инессы выразило подобие интереса и глубокое замешательство.

Утром она автоматически уточнит, всем ли доволен гость. Я подумаю: «Краем глаза видел войну. Для меня и помыться — счастье».

* * *

Итак, ясный контур гостиничного номера. Экран ноутбука светится беспорядочными набросками прозы, концертными фотографиями, интимными посланиями бывших. На фоне старых обоев чернеет силуэт электрогитары. Я мысленно поблагодарил ее за учтивое молчание. Стои́т, думаю, как памятник юношеских надежд…

Дальше — тронутая бутылка виски. Свидетельница прострации. Добравшись до фотографий бывшей жены, я снова выпил из жалости к себе.

За пыльным квадратом окна — пустотелая ночь. Гулкий свист одиноких автомобилей нарушал спокойствие луж. Лимон луны доедало облако. Жадные фонари нехотя рассеивали холодный свет, отражаясь в мокром асфальте испорченной акварелью. Из этих блеклых подвешенных лампочек выплывали образы, лица и события… Угрюмая моя память… Душа в синяках… Мозг воспален…

А мозг уже не первый год работает, как завод по переработке ностальгии в литературу. И каждые два месяца я анонсирую скорую публикацию какой-нибудь истории.

Банальные метафоры суетятся внутри, как кучка малолетних беспризорников. Схватил одну — остальные разбежались. Этот процесс бесконечен. Связующими с реальностью звеньями остаются только выпившие девушки в барах…

Тяга к перу — отличная возможность оправдать свои пороки замыслами с философским прищуром.

Кажется, открывается слишком много избитых тем. Витиеватую тропинку самоанализа лучше обойти стороной…

* * *

Забегая вперед скажу, что половина моих персонажей — это маргинальные творческие засранцы и энтузиасты захолустного нонконформизма. Я люблю это общество за его незамутненное сознание. Остальные действующие лица — женщины. Тут все очевидно.

Даже какой-то случайной и нелепой Инессе удалось вывести себя на эти страницы:

— Я могу забрать посуду? — послышалось за дверью после тяжелого размеренного стука.

— Самое время, — говорю шепотом.

В час ночи лицо Инессы преобразилось обильной косметикой. На память она распространяла приторный шлейф дешевой реплики духов «Монталь». Изображала приветливую улыбку. Все-таки, думаю, женское притворство — это феномен.

Поблагодарив за сервис, я бегло закрылся на щеколду. Открыл форточку в надежде выветрить устоявшийся запах. Закурил. Задумался…

Куда привели годы неукротимого тщеславия? Вряд ли мечтал об этой гостинице, выпрашивая у родителей первую гитару…

И чем я могу документально подтвердить свою причастность к творческой среде? (Запои не в счет.)

С этими мыслями я провалился в какой-то сумбурный сон.

* * *

Наутро Инесса спросила:

— Вы всем довольны?

— Нет, — отвечаю.

— Простите?

— Метеорологические условия не очень. Кажется, будет дождик…

— Мы исправимся, — бездумно ответила она.

Одиночество этой девушки задержало меня на мгновение.

— А вы всем довольны, Инесса? — спрашиваю.

— В каком смысле?

— Ну, например, вы видели меня голым. Хотелось бы уточнить, все ли вам понравилось?

Она раскраснелась. Я ушел.

До крымского моста оставалось километров пять. Я предчувствовал, как рассеется тревога первой главы среди моря и гор… Представлял, как соберу в целостную картину хаотичную, как дождевые капли, жизнь…

Остановилась пыльная «шкода». Молчаливость водителя я отметил, как хорошее начало дня.

Он разве что сказал:

— Ты выглядишь, как американский бездомный. Откуда взялся такой?

— Коренной ростовчанин, — соврал я.

В памяти сами собой всплыли довоенными фотоснимками золотой оперный певец, терриконы, фабричные трубы и посадочная площадка тарелки стадиона…

Как бы хотелось думать, что вены моих дорог всегда тянутся к сердечной мышце проклятого мира — родному Донецку!

* * *

Изучая степной пейзаж, я снова погрузился в размышления. Оказалось, мое главное творческое достижение — скромный томик стихотворений. Точнее, песенных текстов…

И каждое приключение рифм таит в себе прозаичную историю. За мюзиклами подземельных сцен — полоумные таланты и опустившиеся непризнанные гении. За драматургией барных стоек — привычка. За мечтой — действительность.

Все причастные к этому миру знают, что декорации к песням о любви скрывают в гримерной малолетнюю минетчицу и пожилого гитариста…

Стоит ли думать, сколько битых бутылок на дне под живописным течением реки?

Думаю, закономерно озаглавить этот сборник откровений названием одной из песен. Соответственно, глав.

«Празднично» — слишком напоминает Хемингуэя. «Я ухожу живым» — слишком надменно. «Кроме стекла» — слишком загадочно. Остановился на страничке с «Кляксами». Достаточно всеобъемлющий блюз. Есть характер, мужество, дисторшн. Ладно…

Чувствую, в intro затянулась импровизация. Пора бы уже перейти к программе концерта.