Поздравь Танюшку!

Ева Танина

Есть ли жизнь после смерти? Могут ли давно умершие помочь своим близким? Или же помощь нужна им? На эти и многие другие вопросы вновь ищет ответы Ева, врач-неонатолог, таинственный дар которой начал открываться около трёх лет назад. Вдвоём с сестрой Ольгой, автором мистических рассказов, они помогают семье общей знакомой избежать трагических последствий ошибок прошлого и оказываются в водовороте неожиданных событий. Мистика, детектив, юмор – все это переплелось в романе в единое целое.

Глава 13

— Я даже не спрашиваю, как ты узнала! — недовольно сказала Татьяна, когда мы встретились с ней в обеденный перерыв в кафе при роддоме, куда я приехала через пару дней после разговора с Гавриилом. — Поняла уже, что Сашка сказал! Но объясни мне, почему он именно к тебе прицепился? Мне, прям, неудобно, как-будто тебе заняться нечем, как только его проблемы решать?!

— Не волнуйся, мне несложно, — улыбнулась я, — лучше скажи, как Костик?

— Ой, не знаю! Не спрашивай! — воскликнула она, ковыряя вилкой в салате. — Мама ему звонила, подробности я не спрашивала! Он же нам, можно сказать, чужой. Я его с маленьких лет не видела, а ему уже 26.

— Он тебе не чужой, он твой племянник, — сказала я, комкая салфетку, волнуясь и не зная, как начать разговор о матери Татьяны. — Мама твоя, наверное, в курсе, раз поддерживала с ними отношения столько лет.

— Думаешь? Ты знаешь, мне кажется, я уже ничему не удивлюсь! — задумчиво протянула она и воскликнула. — Подожди, ну а зачем тогда Маринка лишала его родительских прав? Костик отцом другого считает.

— Не знаю, — пожала плечами я, — и теперь точно не узнаем, её уже нет!

— Слушай, я все равно в шоке! — потрясая головой, заявила Татьяна. — Мне до сих пор не верится, что это происходит со мной! С нами! Почему он мне никогда не снился? Если всё так просто?

— Как видишь, не просто! Если бы мог, приснился и тебе. Только приняла бы ты этот сон всерьёз? А?

— Не знаю. — ответила она и тут же спросила. — Ладно, рассказывай, что он ещё говорит? А то у меня там роженица сложная, в любую минуту позвонить могут.

— Что за сложности? — удивилась я, зная, что Татьяна, действительно сложных рожениц без наблюдения не оставляет.

— Да не в том смысле, — поморщилась она, — паранойя у неё. Переживает, что из её плаценты макароны по-флотски сделают!

— Что?! — рассмеялась я. — Это что новенькое! Или шиза?

— Да нет, не шиза, — смеясь, ответила Татьяна, — актриса театра, весь процесс арии поёт, говорит так легче. Но в первые роды кто-то из персонала пошутил! На её вопрос: что с плацентой сделали, ей ответили: макароны по-флотски. Вот она теперь бдит. В министерство уже отзвонилась. Контрольный звонок оттуда был. Без смеха!

— А там что всерьёз её восприняли? — удивилась я, продолжая смеяться.

— Вот, не знаю, — усмехнулась она, — но сказали, проконтролируют! Им то что!? Был бы повод три копейки не доплатить!

— Дурдом, а не роддом, — покачала головой я, представляя, как делегация из министра здравоохранения и главного врача роддома проверяют кастрюли в столовой.

— Ну, говори уже, — воскликнула Татьяна, и мне пришлось пересказать диалог с её братом. Она слушала, периодически, расширяя глаза, и когда я закончила рассказа, протестующе воскликнула:

— Мама мне рассказывала совсем по-другому! Я не знаю даже, что сказать!

— Танюш, сейчас нет смысла выяснять, кто как сказал, — успокаивающе начала говорить я, — надо…

— Как это нет смысла!? — воскликнула она. — Всё ещё страшнее, чем я думала! Это же получается, она их убила! Она…

— Не нам судить, — перебила я строго, положив руку на подрагивающую ладонь, — он её простил, а ты даже и не вздумай в чём-то обвинять мать. Сейчас нужно уговорить её пойти на приём к моему Данилу. Я с ним уже поговорила. Он постарается убедить её раскаяться.

— Как!? — сквозь слезы усмехнулась она. — Как заставить раскаяться такого монстра?! Если она даже после того, что натворила, продолжала обвинять Сашку!

— Ты же понимаешь, что её поведение, возможно, просто способ отвести от себя вину, а на самом деле она всё понимает.

— Нет, ты просто не знаешь мою мать! — горько хмыкнула Татьяна. — Она всегда и во всём права. Всегда!

— Тем более! — сказала я. — Вот ты можешь представить, как она плачет и говорит тебе, что это она виновата во всем? Можешь?

— Нет, не могу. Я за всю жизнь не видела, чтобы моя мать плакала. Даже, когда умер папа, — ответила она, поднимаясь из-за стола. — И знаешь что, Ева, прости! Для этого чудовища, я и пальцем не пошевелю! Пусть будет, как будет!

— Постой, — крикнула я, хватая сумку со стула и догоняя её, — Тань, так нельзя. Подожди! Времени нет совсем, обижаться, отсчёт начался ещё два дня назад.

Она медленно шла по коридору, опустив плечи и засунув руки в карманы. Синий медицинский костюм с рисунком из цветных паровозиков как-то сразу повис на ней, как будто стал на несколько размеров больше. Я остановилась и смотрела ей вслед. И что мне делать!? Ждать пока она успокоится?! А если это затянется на несколько месяцев!? И когда я уже повернулась к выходу, так и не решив, Татьяна окликнула меня:

— Ева, прости! Спасибо тебе за всё!

— Тань, ну подумай, — подбежала я к ней, — ты понимаешь, что те долгие семь лет, лягут на твои плечи?! Ты же знаешь, что такое лежачий больной! А бросить ты её не сможешь, я знаю! Подумай, прошу тебя!

— Ева! Ева! — печально покачала головой Татьяна. — Славный ты человечек! Они, итак, лягут на мои плечи, как ты говоришь. Понимаешь? Итак! Потому что я знаю свою мать, она никогда не сожалеет о содеянном. Никогда! Раньше мне хотелось быть, как она. Я всегда завидовала её уверенности в себе и в своих поступках…

— Человек не может быть полностью уверен во всем! — возразила я, хватая её за руку. — Это может быть просто маска, а в душе бушует буря. И таким людям ещё тяжелее, чем неуверенным — они хотя бы могут поплакать и пожаловаться!

Конец ознакомительного фрагмента.