Древние Свитки

Ева Вагнер (2024)

В древнем таинственном мире, закрытом от праздного взора пеленой тайн и загадок, существует прекрасный непознанный мир Терры, который населяют семь рас, чьи магические силы питает одна из семи стихий. В них издавна существуют семь магических школ, в одну из которых однажды попадает необычный мальчик по имени Даррен, которого берет под свою опеку наставник Ван Хорн, обладающий своей, своеобразной картиной мира. Обстоятельства вынуждают их отправиться в путешествие в неизведанные земли, где выясняется, что на Терру надвигается Великое Зло.

Инцидент

Даррен добежал в конец зала, где на невысоком постаменте располагался длинный каменный стол, заваленный многочисленными пожелтевшими от времени свитками, края которых уже начали осыпаться от времени. Над одним из них склонился невысокий худощавый мужчина лет пятидесяти в плотной темно-синей мантии в пол, испещренной серебристыми символами. Его длинные белые, словно снег, волосы ниспадали на спину, а пряди у лица были убраны назад. Светлое узкое лицо выражало сосредоточенность, брови были нахмурены, а губы напряженно сжаты.

— Мастер Хорн, я ее видел! — взволнованно выпалил юноша, одновременно пытаясь отдышаться. — Я видел черную комету на востоке, за ней тянется черный след! Всё, как вы говорили!

Ван Хорн поднял на ученика внимательный взгляд.

— Значит, время настало, — угрюмо проговорил он. — Всё, как предсказал Мунг.

Между бровей мужчины пролегла глубокая складка, а его лицо стало еще серьезней, чем обычно. Некоторое время он постоял в раздумьях, после чего, наконец, сказал:

— Даррен, смотри, что я нашел в пещере Мунга на горе Чундоу. Здесь всё написано так, как он говорил.

С этими словами он повернул к ученику развернутый потемневший свиток.

— Это записи мастера Ларэлла. Он предупреждал еще триста лет назад, что эти времена настанут.

Даррен встал над свитком и при свете мерцающей лампады начал читать вслух:

–"В лето 1061-е третьей эпохи я, Ларэлл, мастер Школы Звездного Света, странствовал по свету и повстречал в земле Хаш бессмертного воина в царских доспехах. Он поведал мне, что народы забыли свое предназначение и извратили свой путь на земле, за что вскоре их постигнет великая скорбь. Земля погрузится в хаос, небеса разверзнутся и исторгнут яростный огонь, который пожрет Терру".

Даррен перекинулся с мастером встревоженным взглядом и продолжил читать:

–"Начало этих времен знаменует черная комета с длинным хвостом, которая придет с востока, как сказано в Древних Свитках”. Дальше, видимо, приписка мастера Мунга, — Даррен аккуратно развернул тонкими пальцами крошащийся край свитка и продолжил, — “Я стал искать Свитки, ибо помнил, что были некогда в Терре древние письмена, принадлежащие еще прародителям и передававшиеся народами из поколения в поколения, но нигде не мог их найти".

Текст обрывался, оставшаяся часть записи была утрачена. Учитель и ученик некоторое время молча стояли, с тревогой вглядываясь в текст.

— Древние Свитки, — наконец задумчиво проговорил Ван Хорн, — мастер Мунг долго искал их, путешествовал в далекие земли, обращался в разные школы, но никто ничего о них не знал, и всё же однажды ему удалось встретить в западных землях одного дорлинга, у которого обнаружилась копия Свитков. Кажется, его звали Доринг. Они подружились, и мастер остался у него на три месяца, чтобы прочесть их, и, однажды прочитав, он уже не был прежним. С тех пор он удалился на гору Чундоу, полностью разорвав отношения с остальным миром, только нам с тобой он иногда позволял навещать его.

Ван Хорн вспомнил всегда радостное лицо мастера Мунга, и его сердце наполнилось светлой печалью. Прожив на горе Чундоу в уединении много лет, тот постиг нечто, что никогда не давало ему унывать. В отличие от других серринов, он с радостью ожидал день своей кончины, так как всегда говорил, что земная жизнь — лишь этап на пути к вечности. И хотя Мунг увещевал Ван Хорна не огорчаться, когда его не станет, говоря, что они еще с ним увидятся, когда придет время, в этот момент мастер остро ощутил, как сильно ему будет не хватает мудрого наставника, к которому он за эти годы так привязался. Хорн мотнул головой, стряхнув нахлынувшие воспоминания, и вернулся к принесенной Дарреном новости.

— Нужно созвать Совет Старейшин, предупредить, что пророчество начало сбываться. Земля Хаш в наши дни называется Пустыней Песков Времени, она в трех днях пути от нас, отправимся туда. Я слышал, там есть какое-то сооружение, если идти на север. Может быть, мы сможем найти того бессмертного, — с этими словами он стремительно направился к выходу, захватив с собою свиток.

Пока Ван Хорн уверенным шагом пересекал просторные каменные залы в направлении покоев старейшины, он вспоминал о том, как вчера в ночном небе заметил отделившуюся от горы Чундоу светлую точку, которая плавно вознеслась к небесам. Так он понял, что душа мастера Мунга покинула эти земли навсегда. Тот прожил девяносто лет, сорок из которых провел на горе Чундоу, оставив школу и предавшись созерцанию. До этого он всю жизнь посвятил обучению молодых серринов техникам управления энергией звездного света, а одного из них даже взял в свои ученики, пытливого и проницательного юношу по имени Ибн Ван Хорн. С тех пор минуло много лет, и сейчас юноша уже сам стал наставником необычного ученика по имени Даррен.

Много лет назад Мунг говорил Ван Хорну о том, что после его смерти они увидят на востоке черную комету, которая знаменует губительные для всей Терры времена. Удивительно, но как только Мунг покинул мир живых, его пророчество тут же начало сбываться. К сожалению, не все в школе доверяли словам старого странного Мунга, а о Свитках и вовсе уже никто не помнил.

Ван Хорн подошел к украшенной серебристым орнаментом большой двустворчатой двери, постучался и, не дожидаясь ответа, приоткрыл одну из них. Тяжелая каменная дверь тяжело подалась вперед.

Старейшина Мидх находился в своих покоях. Он сидел за столом и внимательно просматривал записи о доходах школы. Лицо его было немного полноватым, что было не вполне свойственно серринам, рот и нос крупные, а длинные белые волосы собраны в низкий хвост. Его ярко-синюю мантию с белыми символами украшал роскошный ворот из белоснежного меха шиллы, редких зверьков, обитающих в горах, а шею обрамляло ожерелье из сапфиров — дар одного клиента, хотя старейшина старался избегать этого слова, заменяя его на"благодетеля". Благодетелями же назывались богатые представители пяти рас, живших в Медее, как называлась восточная часть Терры. Те обращались в Школу за хорошими предсказаниями, знамениями и толкованиями, а иных, как правило, и не было, ведь тогда не было бы и благодетелей, не желающих слушать о себе что-либо дурное. Сам он был из семьи потомственных звездочетов, связанной давними тесными связями с высшей прослойкой серринского общества. И хотя пост старейшины в Сериндане формально не передавался по наследству, уже в третьем поколении ими становились представители семьи Мидх.

Отношения со старейшиной были у Ван Хорна довольно натянутыми, но оба старались не показывать этого, ведь надо же как-то сосуществовать под одной крышей. Мастер Хорн вслед за Мунгом был убежден, что школа свернула со своего предназначения и занимается не тем, для чего изначально была создана, Мидх же считал, что главный показатель правильного пути — это доходы школы, но поскольку позицию Ван Хорна почти никто в школе не разделял, отстаивать ее было бесполезно. Оставалось только молча с грустью наблюдать за происходящим, осторожно на уроках пытаясь вкладывая в умы учеников, для чего на самом деле они обучаются владению стихией.

Просторное помещение с полукруглым сводом было славно обставлено: резной стол из синего камня, высокое резное кресло, вычурно украшенное драгоценными металлами и камнями, и скорее напоминавшее трон. На комоде черного дерева стояли дареные графины дорогих напитков, пол устилал темно-синий дорлингский ковер, изображавший звездное небо, а стену украшала огромная мозаика из разноцветных дваргских кристаллов, сложенных в изображение уступа звездочета на горе Дахаро и старейшину Синга Мидха в синих одеждах, со значительным видом всматривающегося в небо.

— О, Ван Хорн, входи, любезный друг, присаживайся, — старейшина обратился к мужчине, появившемуся на пороге, и жестом указал на обитый синим бархатом стул, который хоть и был дорого украшен, но не так, как кресло старейшины, которое лишний раз служило напоминанием посетителю, кто здесь хозяин.

Ван Хорн, не обращая внимания на любезность Мидха, тут же приступил к делу:

— Старейшина, время настало. Предсказание мастера Мунга начало сбываться. На востоке появилась черная комета. Нужно немедленно собрать совет, сообщить всем, что…, — начал спешно он рассказывать об их с Дарреном открытии.

— Тише, тише, мой друг, — недовольно поджав губы, оборвал его Мидх, — опять ты про бредни этого старика. Сколько раз я тебе говорил, что лучше тебе заняться делом, приносящим реальную пользу, а не пустыми россказнями.

Он постучал указательным пальцем по записям на своем столе, которые служили самым ярким свидетельством того, что Мидх считал пользой.

— Это то, о чем говорилось в Древних Свитках! — настаивал Хорн.

Его голос стал тверже, он надеялся, что уверенность его слов прибавит веса тому, что он говорил.

— Свитки! — старейшина раздраженно вскинул руками. — Кто их хоть раз видел своими глазами?

— Мастер Мунг видел.

Старейшина никогда всерьез не относился к рассказам мастера Мунга, и Ван Хорн, конечно, об этом знал, но сейчас, думал он, настало время, когда нужно отбросить сомнения и принять решительные меры для защиты от надвигающейся угрозы.

— Ты уверен, что он их видел? — Мидх вышел из-за стола. — Может он выдумал их, как и того бессмертного воина, которого тоже никто больше не видел?

— Его видел мастер Ларэлл триста лет назад.

Внезапно на столе перед Мидхом возник потертый свиток, который Ван Хорн неожиданно положил прямо поверх записей о доходах школы. Теперь-то Мидх поверит, ведь записи Ларэлла служили неоспоримым свидетельством того, что слова Мунга не просто фантазии. На мгновение на лице старейшины промелькнуло неудовольствие, он удивленно поднял бровь и развернул осыпающийся пергамент. Прочитав, он повертел его в руках, как какую-то безделушку, и вернул Хорну.

— Неймется тебе, Хорн.

В его голосе мастеру, помимо неудовольствия, послышалась скрытая насмешка.

— Вечно тебе мерещатся какие-то мрачные пророчества и угрюмые предзнаменования, а мир как стоял, так и стоит. Почему бы тебе не научиться просто наслаждаться тем коротким мигом, который нам отмерен и зовется жизнью?

Старейшина устало посмотрел на серрина перед ним.

— Трудно наслаждаться жизнью, когда над нами нависла угроза немыслимых масштабов, — в голосе Ван Хорна проскользнул укор. — Не кажется ли тебе странным, что слова мастера Мунга начали сбываться сразу после его смерти?

— Позволь тебе напомнить, что мы звездочеты, Хорн. То, что Ларэллу и Мунгу удалось предсказать появление кометы, говорит лишь о том, что они хороши в своем деле, но это еще не значит, что за ней что-то последует. Ни я, ни другие мастера не видим в ней ничего особенного, или ты думаешь, что мы настолько бездарны?

Глаза Мидха недобро сверкнули, предостерегая от продолжения этой темы, но Хорн упорно стоял на своем.

— Синг, — Ван Хорн решил обратится к старейшине по имени, как к старому другу, которого знал всю жизнь, — ты прекрасно знаешь, что не все серрины обладают способностью толковать небесные знамения, а те, кто обладают, делают это не одинаково хорошо. Ларэлл и Мунг были одними из наиболее одаренных толкователей, и их предсказания подтверждают слова того бессмертного.

Мидх снисходительно посмотрел на Ван Хорна как на надоедливого ребенка, который весь день не дает ему покоя, и сказал:

— Сомневаюсь, что в нашем мире остались бессмертные, если они вообще когда-либо существовали, — махнул он рукой. — То, что Ларэлл кого-то встретил, назвав его “бессмертный”, еще ничего не значит. Почему он ничего никому не сказал, а только сделал какую-то сомнительную запись?

— Мы не знаем наверняка, говорил он кому-то или нет. Он мог сказать, но ему не поверили. До сих пор всех, кто заговаривает о бессмертии, считают чудаками, не так ли?

Ван Хорн посмотрел на Мидха большими серыми глазами, в которых читался тот же вопрос. Он знал, что уже давно никто не воспринимал легенды о бессмертных всерьёз. Никто, кроме мастера Мунга и Ларелла.

— Всё это сказания давно минувших лет, Хорн. Как может взрослый серрин вроде тебя верить в них?

Мидх окинул мастера снисходительным взглядом, но Ван Хорн продолжал настаивать. Обычно мастер предпочитал не ввязываться в споры, если дело не представляло исключительной важности, но сейчас был именно такой случай. В такие моменты, когда требовалось проявить настойчивость, Ван Хорн терпеливо, но твердо отстаивал свою позицию, невзирая на насмешки оппонента. Он стоял на прямых чуть расставленных ногах, с прямой спиной и взглядом, полным непоколебимой решимости. Он был похож на скалу, которую невозможно сдвинуть с ее места никакими усилиями людей и богов.

— Ларэлл и Мунг были выдающимися мастерами, как тебе хорошо известно, — голос Ван Хорна стал жестче. — Их способности превосходили всех в Школе Звездного Света. Они оба были знакомы с Древними Свитками, и оба относились к ним всерьез. Оба говорили о бессмертии и пророчестве как о реальности. Оба оставили школу и стали отшельниками, так как постигли нечто важное.

Он стоял посреди покоев старейшины, держа в руках потертый свиток и всем своим видом показывая намерение доказать истинность слов Мунга, но для Мидха эти слова были совершенно ничего не значащими, словно детский лепет.

— Да, они были одарены, но одаренность не гарантирует защиту от безумия. Одиночество легко может стать почвой для поврежденного разума, чему есть немало примеров, — Мидх вскинул указательный палец вверх, будто поучая нерадивого ученика. — Вспомни беднягу Навелла, как он ушел в отшельники, и стали ему там мерещиться призраки и умертвия, что и свело в итоге бедолагу с ума. Доотшельничелся!

Все знали историю с Навеллом, она была и впрямь трагическая, и она такая была не одна. Цель у бедняги Навелла была благородная — совершенствование духа вдали от мирской суеты, наедине со вселенной и своим внутренним “я”. Вот только это “я” оказалось неподготовленным к такому испытанию, которое оказалось не только физическим, но и духовным. Физически оно было связано с тем, что приходилось вдали от цивилизации и привычных удобств организовывать свой быт, но духовная проблема была в том, что не было практического руководства для подобного жительства, ведь Древние Свитки были утрачены, а написанные в древности руководства, в отрыве от Свитков, были мало понятны и не приводили к нужному результату. Поэтому смельчакам приходилось руководствоваться только догадками своего несовершенного разума, что довольно часто вело их попытки к краху. Так случилось и с Навеллом, которого мастера смогли вернуть обратно в школу, но привести в равновесие его разум так и не смогли. Еще долго он пугал обитателей горы своими внезапными криками о том, что на гору надвигаются полчища призраков и исполинский демон.

Были и другие истории, когда отшельники через какое-то время начинали считать себя преуспевшими в духовной жизни. На этой почве в их душах вырастали обильные семена гордыни и самомнения, которые в итоге тоже низвергли бедняг в состояние глубокой духовной болезни. Так, например, мастер по имени Сиринах двести лет назад после десяти лет жизни в уединении, по своему мнению, достиг такого уровня просветления, что стал считать себя чуть ли не небожителем не от мира сего. Ему стали являться светлые крылатые существа, убеждавшие его, что он достиг такой высоты духа, что тело его уже тоже одухотворено и не притягивается к земле, а только к небу, к горним обителям, где ему самое место, и убеждали его прыгнуть с утеса, на котором он обитал, и убедиться в этом, продемонстрировав веру и твердость духа, что он в итоге и сделал, разбившись, конечно же, насмерть.

— Может и не было ничего, ты об этом не думал? Ни “бессмертного”, ни пророчества? — продолжал Мидх. — А только плод больного воображения, обострившегося в одиночестве? А Мунг нашел записи Ларэлла и пошел по его стопам.

— Если бы пророчество было плодом больного разума, то оно не начало бы сегодня сбываться, — серьезно ответил Ван Хорн, устремив на старейшину пронзительный взгляд. — Посмотри сам.

Они вышли из комнаты на просторную каменную террасу, с которой открывался захватывающий вид на горную долину. Ночное небо глубокого темно-синего цвета было усыпано россыпью бесчисленных звезд, протянувшихся в рукаве Ориона, а холодный свет полной луны подсвечивал очертания горных пиков. Темно-синяя порода горы Дахаро с серебристыми прожилками, сверкающими в лунном свете, в темноте будто сливалась со звездным небом, так что казалось, что земля и небо соединились воедино.

Мидх подошел к своему телескопу и навел его на участок, который указал Ван Хорн. Некоторое время он пристально всматривался в восточном направлении. Там виднелась маленькое черное пятно с длинным хвостом. Заметить его можно было только благодаря небольшому свечению вокруг, а также по тусклым всполохам внутри.

— Друг мой, ты видишь то, что хочешь видеть, я же вижу простую комету.

Старейшина отошел от телескопа.

— Она черная! С длинным хвостом, как и было предсказано! Как часто ты видел черную комету? — не удержался Ван Хорн.

— Мы не знаем достоверно, из каких материалов состоит это небесное тело, вот и дают они черный цвет. Еще столько всего на этом свете, о чем мы не ведаем, друг мой!

“Да, мы не ведаем здравого смысла”, — мрачно подумал Ван Хорн.

— Хорн, я думаю, тебе нужен отдых. Возьми отпуск и не забивай свою голову всякой бездоказательной ерундой. Так называемое пророчество всего лишь больные фантазии выжившего из ума старика Ларэлла. Перестань копошиться в прошлом, избегая настоящего, и своего странного ученика тащить туда же.

Как только Мидх вспомнил Даррена, на его лице снова отразилось неудовольствие.

“Как этот старый болван может игнорировать такое знамение, о котором есть три свидетельства?” — недоумевал Ван Хорн, направив на старейшину пронзительный взгляд. То, что Мидх не обращает внимание на любые предостережения об опасности, стало для него последней каплей. Понимая, что старейшину ему не убедить, он решил в этот раз не держать свои мысли при себе. Слишком долго он скрывал их, а все его попытки озвучить их, предпринятые ранее, тут же пресекались.

— Прошлое — это то время, когда Школа Звездного Света занималась поистине великими делами, — угрюмо ответил Ван Хорн.

— Знать и аристократы всех семи рас идут к нам на поклон и несут свои дары, разве тебе мало величия? — Мидх выпрямился во весь рост, как будто желая продемонстрировать величие на своем примере.

— Если бы величие измерялось богатством, то великими бы считались торговцы.

— Брось, Хорн. Наша школа одна из самых уважаемых во всех семи расах, чего тебе еще нужно?

— В былые века заниматься тем, чем мы сегодня занимаемся, считалось позором, — мрачно проговорил Ван Хорн, вперив в старейшину из-под бровей угрюмый взгляд больших серых глаз.

Лицо Мидха побагровело, ноздри вздулись, а глаза налились гневом и стали словно два красных шара, из которых, казалось, сейчас посыпятся искры.

— Хватит! Довольно! — не выдержал он. — Ты кем себя возомнил?! Тебя здесь никто не держит! Ты волен идти, куда хочешь, и заниматься самыми почетными делами, какими тебе вздумается! Убирайся!

Ничего не говоря, Ван Хорн развернулся и вышел из кабинета.

***

С тех пор, как наставник покинул библиотеку, Даррен стоял, склонившись над длинным каменным столом и рассматривал записи мастера Ларэлла трехсотлетней давности, который Ван Хорн обнаружил в пещере Мунга. Его голову заполнило множество вопросов. Где Мунг их нашел? Получается, пророчеству не менее трёхсот лет? Кто этот бессмертный воин, которого встретил Ларэлл? Неужели в те времена еще жили бессмертные? Вдруг размышления Даррена прервал голос, полный издёвки:

— Слышал, старейшина выгнал твоего мастера, — ехидно прошипел голос.

Даррен повернулся и увидел, как к столу вальяжно подошли трое из шайки Бадхиджа. Одного из них звали Барх. Он был выше остальных ростом, крепче, и сейчас высокомерно взирал на Даррена взглядом, полным превосходства. Двое других были поменьше, но тоже смотрели на юношу с нескрываемым презрением.

— Давно надо было его выгнать, — усмехнулся тот, что справа, — Взял под свою опеку какого-то выродка.

Они приближались. Даррен вышел из-за стола. Бадхиджа с ними не было, значит, он всё еще в лечебнице. “Сильно я, похоже, его ранил”, — успел подумать Даррен, как вдруг раздался выкрик Барха:

— Астерия васха!

Перед лицом Даррена вспыхнула белая вспышка, и в его глазах потемнело. Его отбросило его назад и повалило на пол. Компания тут же набросилась на него и стала нещадно бить. Посыпались удары ногами в бок, ноги, живот, руки. Даррен закрыл голову руками и почувствовал, как его накрывает гнев. Словно раскаленная сталь, это чувство стало растекаться по жилам, обдав все внутренности нестерпимым жаром. Все мышцы его напряглись, зубы стиснулись до скрежета, кровь запульсировала во всём теле и загудела в голове, отбивая странный ритм. Кулаки сами собой сжались, а ногти больно впились в ладони. Дыхание спёрло и стало невозможно дышать.

— Ааа! — заревел он и отпихнул одного из нападавших.

Внезапно он увидел, как из его тела кругом вышла фиолетовая волна и с силой оттолкнула всех вокруг, издав при этом низкий гулкий звук. Нападавшие отлетели на три метра в разные стороны и больно упали на каменный пол. Чувствуя боль во всём теле, Даррен тяжело поднялся и с удивлением посмотрел на свои руки, все в ссадинах и синяках. Что это сейчас было?

— Ты!! — вдруг услышал он яростный вопль Барха.

Глаза гордого серрина метали молнии. Он выхватил звездный кинжал и набросился на юношу, который успел только выставить вперед правую руку, чтобы защититься от удара, как вдруг увидел, что его ладонь вся загорелась холодным фиолетовым огнем. На секунду Даррен замешкался, пытаясь понять природу этого странного явления, но почувствовав внутри, что пламя ему послушно, он быстро направил руку в сторону Барха. Огонь тут же обвился у того вокруг шеи и вздёрнул его в воздух, словно рыбу на крючке. Двое друзей Барха ошарашенно смотрели на происходящее, не осмеливаясь вмешиваться.

— Это что за магия? — спросил один из них дрожащим голосом, медленно пятясь назад.

“Какое пьянящее чувство”, — вдруг подумал Даррен, держа в воздухе своего давнего врага и смотря, как тот корчится и бессильно бьет ногами воздух. Барх безрезультатно пытался ухватиться руками за удавку на шее, но не мог, и только беспомощно хрипел.

— Отпусти! — взмолился он осипшим голосом.

Вдруг Даррен услышал звук быстро приближающихся шагов, разомкнул ладонь и выпустил из тисков задыхающегося Барха. Тот упал на пол. Чуть придя в себя, он вскочил и с выражением не скрываемого ужаса на лице все трое убежали в темноту, из которой выплыл Ван Хорн.

— Что тут случилось? — спросил он, с удивлением провожая взглядом стремительно уносящих ноги учеников. — Ты же знаешь, что драки в школе запрещены.

Увидев своего подопечного, Ван Хорн остановился на месте с озадаченным видом. Перед ним стоял бледный Даррен, его грязная одежда местами была порвана и заляпана кровью, лицо покрыто ссадинами, а с уголка рта стекал тоненький ручеек крови. Тот медлил с ответом, ошарашенно рассматривая свою руку.

— Эти трое напали на меня, — наконец тихо выговорил он.

— Я соберу их учителей, — сказал мастер и решительно развернулся, чтобы уйти, но Даррен остановил его.

— Не надо! Они уже получили по заслугам, — поспешно сказал юноша, но не из-за того, что опасался за их участь, а скорее был обеспокоен, как бы его самого не выгнали из школы за использование какой-то невиданной доселе магии. Он и так считался в школе странным, а тут еще это. Эти трое навряд ли захотят опозориться на всю школу, рассказав, как он одержал над ними верх, и так он сможет сохранить от всех свою новую тайну.

— Как ты их одолел? Их же трое, — спросил Ван Хорн, внимательно вглядываясь в Даррена.

— Я… и сам не знаю. Меня наполнила ярость, а потом возник этот фиолетовый огонь.

Даррен был обескуражен. Перед его глазами до сих пор стояла картина, как его правую руку охватило холодное пламя. Что это? Он никогда такого раньше не видел. В Школе серринов такие техники не изучают, это точно не магия звездного света.

— Что?? — удивился Ван Хорн.

— Я сам не понял, как это вышло… Этот фиолетовый огонь, он будто возник внутри меня и потом вырвался наружу…

Ван Хорн нахмурился, но ничего не сказал, а только внимательно посмотрел на ученика еще более серьезным и задумчивым взглядом, чем обычно. Даррен потом не раз пытался разузнать у учителя об этом огне, но в ответ получал лишь угрюмый настороженный взгляд.

Вечером Ван Хорн сидел в своей комнате. Его одолевал сон, но как бы ему не хотелось лечь в кровать, события последних дней, стремительно хлынувшие в его устоявшийся распорядок и сломавшие его восприятия привычного и обыденного, не отпускали его разум и беспокоили все больше и больше. Нахмурившись, он потер сухой ладонью больное колено и сменил неудобную позу. Поведение Мидха, который никогда не отличался сдержанностью, было ожидаемым, хотя в глубине души мастер всё же надеялся, что хотя бы теперь, при наличии столь неоспоримых свидетельств, тот станет серьезней относиться к словам Мунга.

Для Мидха комета была очередным скоплением льда и пыли, не несущим никакой угрозы. Однако хоть она и была далеко, ее уже было видно. Огромная безжалостная глыба неслось к беззащитной планете в бесконечной глубине космоса, и Ван Хорн понимал, что то, что она с собой несла миру, было ужасным. “Небеса разверзнутся и исторгнут яростный огонь, который пожрет Терру”, — вспомнил мастер строку из пророчества. Значит ли это, что комета вызовет природные катаклизмы, или это предзнаменование чего-то иного? В любом случае, ничего хорошего. А еще это нападение на Даррена. Нужно будет принять меры в отношении шайки Бадхиджа. А еще фиолетовый огонь. Сердце серрина тревожно сжалось. Даррен всегда отличался от других учеников, но это уже выходило за рамки. Ван Хорн вспомнил, что когда-то слышал о том, кто в семи царствах владеет фиолетовым пламенем, и его охватило нехорошее предчувствие. Всё это будило старые воспоминания, обрывками возникшие в его памяти. Они, словно кусочки мозаики, стали формировать перед закрытыми веками давно забытые картины, а потом рассеиваться, не успев сфокусировать внимание серрина, который стал медленно погружаться в сон.