Взгляд в прошлое

Е. Пхайко

«Человеку дана жизнь, чтобы нанизывать жемчужины знаний в ожерелье своей мудрости, а умение писать, чтобы их записывать» – считала Александра Филипповна. Наблюдать за жизнью, размышлять, анализировать, а потом запечатлевать свои мысли на бумаге… Что может быть заманчивее? Человеческая жизнь сложная штука. Любовь, встречи и расставания, радости и горести неизменные ее спутники. И у каждого они свои, личные – но как же похожи!

Встреча с прошлым

За окнами электрички проплывали деревья в белых кружевах, а над белоснежными крышами стояло огненно оранжевое блюдо заходящегося солнца. Продвигаясь вперед по вагону, Александра Филипповна увидела, что с первого сиденья кто-то машет призывно рукой. Лицо она с такого расстояния разглядеть не могла, но почему-то подумала, что машут ей. Подойдя ближе, она увидела Павла. «Надо же, — промелькнуло в голове, — где бы нам еще встретиться, как не в поздней электричке».

— Сколько лет, сколько зим, — весело воскликнула она, подходя, — что-то вы сегодня поздненько…

— Садитесь, Александра Филипповна, — уступил он ей свое место, протягивая для приветствия руку. — Я машу, машу, а вы не видите.

— Да я же подслеповатая, знаете.

Она машинально подала руку, а он сделал движение, будто хотел чмокнуть ее в щеку, но, наткнувшись на ее недоуменный взгляд, только прижался на мгновение. О-о-о! Что это было за мгновение! Не даром видно она боялась всегда, что если он прикоснется к ней,… она пропала. Рука и щека были невероятно приятно теплыми, даже горячими. В душе что-то шевельнулось, стало разрастаться и наполнять ее блаженством… Она поспешно села и, скрывая нахлынувшие чувства, стала задавать и отвечать на глупые вопросы. Александра никогда не могла понять, как он к ней относится. Да и сама относилась к нему двойственно. Что их связывает? И притягивает? Словно они были участниками детской игры «Тепло, еще теплее, горячо», в которую с ними играла судьба.

— Рад вас видеть.

— А я смотрю, знакомое лицо…

— Не просто «знакомое», а любимое… — пытливо заглядывая ей в глаза, произнес он, явно адресуя это слово в ее адрес.

«Не иначе, как выпил, — подумала она, — хоть спиртным и не пахнет».

— Ну да, любимое знакомое, — она лукаво улыбнулась: мол, хочешь, принимай за истину, хочешь — за шутку. «Эге, опоздал ты, милый, с „любимым“. Надо было ковать железо, пока было горячо. А теперь — перегорело. Ну, может, искра какая осталась. Тлеет в закутку». — Это надо же… Задержаться на работе, чтобы попасть в одну с вами электричку, и, что еще более невероятно, в один и тот же вагон, — тараторила она, пытаясь заглушить чувство неловкости и растерянности, охватывающее ее каждый раз при встрече с ним. И еще этот отклик на прикосновение. Видно очень ее душа стосковалась по мужской ласке.

— Телепатия. А я вот возил студентов на медосмотр, а потом зашел на базар, купил мяса… Представляете, окликает меня женщина продавец. Я подхожу. «Вы меня не узнаете, — спрашивает. — Вы сына моего лечили. Вот возьмите этот кусочек свининки, я вам уступлю за пол цены». Ну как было не взять…

«Да очень мне интересно это: базар, мясо купил дешевле… Прямо баба какая-то! Огород, сад, консервация, жрачка… Другой темы у него нет. И что меня в нем привлекает?», — в который раз спрашивала она себя, прислушиваясь к своей внутренней реакции на его присутствие. Он продолжал болтать в том же духе, а она вспомнила, как впервые увидела его, разговаривающего с охранником у ворот санатория. В крупно связанной деревенской кофте, какая-то манерность в поведении и в голосе… Сейчас бы она подумала: «голубой», а тогда это понятие массово не применялось. Но что же заставляло ее ожидать его появления и чувствовать его присутствие, даже не видя? А сладкое замирание сердца и сковывающая неловкость… А в душе расцветал праздник. Хотелось петь, плясать и дурачиться, словно молодой козленок. Такое она испытывала впервые. Но в Павле ей ничего не нравилось! Женоподобность какая-то в манерах и, похоже, в мыслях; ничем не примечательное лицо; блекло серые глаза, которые казались пустыми и «мертвыми», несмотря на приветливость и теплоту взгляда. Однажды она даже подумала, что он, вероятно, сильно болен и скоро умрет, таким кладбищенский духом повеяло от него. Может, это просто был его дезодорант. Но ей стало горько, и сердце сжалось от такого предположения. «Что же ты собираешься сделать, он же мертвый», — пронеслось у нее тогда в голове. А она как раз собиралась объясниться с ним перед увольнением. Александра грезила о его поцелуях и объятиях, представляла, что вот он встретит ее на тропинке по дороге домой, и признается в любви… Часто даже оглядывалась, в ожидании. Но стоило встретиться с ним — облачалась в скорлупу вежливости. Почему? И самой было непонятно. Словно что-то ее притягивало и одновременно отталкивало. Может это «что-то» из прошлой жизни? Как-то раз, когда он зашел в гости к мужу (они познакомились на платформе), она испытала такое необычное душевное состояние, что рюмка водки показалась ей слаще нектара. Александра словно купалась в этих своих ощущениях, и странность была в том, что их нельзя было назвать половым влечением! Гормоны молчали. Пела душа! Той ночью она написала ему признательное письмо. «Хочу, чтобы ты знал. Я не хотела этого, вовсе не хотела. Я не искала тебя, не мечтала о тебе. И вообще, ты не герой моего романа. Но как-то так уж вышло, что встреча с тобой стала для меня мукой и радостью. Той сладкой мукой, и радостью настолько всеобъемлющей, что даже мимолетная встреча или сознание, что ты где-то рядом, превращало день в праздник. Сначала возникала внезапная сладкая боль в сердце при твоем появлении, потом теплой волной, которая окатывала все мое существо при встрече. Даже горечь безнадежности не в силах погасить ее. А после отзывалась горьким криком сердца, когда неведомая сила, толкавшая нас навстречу друг другу, безжалостно сковывала при встрече. Я люблю тебя, видимо, без взаимности. Но ни время, ни заботы, ни доводы рассудка не в силах заглушить тягу к тебе. Бессонными ночами я грежу о взаимности, а с первыми проблесками утра, пройдя через рай и ад, благословляю тот день и час, когда судьба свела нас, веря в то, что сердце мое трепещет не случайно. Чувствую, что с тобой тоже что-то происходит, но я ли тому причиной, не знаю. Встреч ты не ищешь, а с тех мимолетных мгновений, которые случаются, я так и не могу понять: сердцем ты меня видишь или всего лишь глазами. Поэтому, и хочу твоего внимания, и боюсь его. Я не знаю как избавиться от этого наваждения. Не знаю и того, зачем пишу. Знаю лишь одно: хочу хоть раз в тысячу лет встречать тебя на моем пути, чтобы снова и снова ощутить радость от того, что есть ты, есть я, есть небо и земля, день для встречи и ночь для грез…

Я тоскую по тебе, вернее, по тому пожару, который разгорался в моей душе. По тому неземному блаженству, охватывавшему меня, когда ты был рядом. По щемящей тоске, когда тебя не было. По светлой радости и печали, связанной с тобой. По теплой нежно-ласковой волне, переполнявшей мое сердце при встрече с тобой. По той, единственной в моей жизни, сладкой рюмке водки, которую мне довелось выпить с тобой. По тем нечаянным редким встречам, по твоим губам и рукам, которых я так и не узнала»

Письмо Александра так и не отправила. Что-то в его отношении к ней настораживало и удерживало. Она боялась натолкнуться на стену равнодушия и непонимания. Когда-то в юности, ей, парнишка-однокурсник написал возвышенное письмо с предложением дружбы, а она хладнокровно и спокойно сказала ему, что это невозможно. Хорошо, что хоть не высмеяла, а сослалась на то, что у нее есть парень, которого она любит. Парень стоял, как потерянный, словно вылили ему на голову ушат холодной воды. Так вот, она именно этого и боялась, то есть, что ей вот так прозаично прямо в глаза заявят, что она ошиблась адресом. Время показало, что так оно и могло было. Как-то под новый год он, что называется «на ушах», зашел с товарищем, проходя мимо. Разогревшись еще больше, стал молоть всякую чепуху, и заявил: он, де, видел, что Александра влюблена в него как кошка, но не хотел поддерживать без почвенные надежды… Он тогда жил в гражданском браке с учительницей Галиной Ивановной. Эта связь, молодого мужчины со старшей лет на десять женщиной, вызывала бурное неприятие у его молодых коллег-девушек. И если уж быть честной, то и сама Александра недоумевала. Но все перемололось, а он так и живет с ней до сих пор. Детей у них нет. Наверное, ему именно такая жена и нужна была, без проблемная, а не молодые симпатичные вертихвостки…

И вот теперь это: «любимый»… Сморщенный высохший комочек желания любви стал распушиваться, разрастаться, наливаться силой и вытеснять разум. А почему бы и нет!..

— Вы все пешком ходите, — спросил он Александру, подходя к перекинутому через железную дорогу мосту.

— Да. А вы, я вижу, перешли на автобус и животик уже даже отрастили, — шутливо ткнула она в выпирающуюся куртку. — А ходить-то пешком полезно, сам ведь говорил когда-то.

— Когда это было!.. Тогда и маршрутки то не было. А сейчас под самый дом подвозит. — Он постоял секунду, будто в нерешительности. Она уже предвкушала чудесное приключение. Возможно, они даже будут целоваться!.. — Далеко топать, да и погода не располагает.

Вот тебе и ушат ледяной воды! Размечталась…

— А что погода? Мороз и солнце, день чудесный, то есть вечер.

Ой, как же ей захотелось пройтись с ним по лунной дорожке замерзшего озера! Ну прямо взяла бы за руку и потянула… Она даже сделала шаг к нему.

— Ну счастливо, — поднял он руку в прощальном жесте, и не оглядываясь зашагал по ступенькам моста.

«Вот так всегда» — подумала разочарованно Александра Филипповна, и ей стало грустно. Почему-то все ее кавалеры, и даже муж, спокойно отпускали ее от себя, не мчались следом в порыве тоски и любви… А ей так хотелась, чтобы кто-то ее удержал, бежал бы за ней на край света, не давал уйти! Страдал от потери. Но увы…

Искрящаяся в лунном свете овальная чаша пруда вызывала приподнято романтическое настроение. Вокруг ни души. Она одна посреди белоснежной равнины! Захотелось раскинуть руки и кружиться, кружиться. «Со мною вот что происходит, совсем не тот ко мне приходит, а ходят в праздной суете, разнообразные не те. И он не с теми ходит где-то, и тоже понимает это…", она закружила в ритме песни. Довальсировов до стоящих у края ледовой площадки музыкантов-деревьев, Александра Филипповна засмеялась своему юношескому порыву и, окинув на прощанье взглядом безлюдный пруд, зашагала к дому. Да, человеческого тепла ей явно не хватало.

Вечер и в самом деле навевал романтичное настроение. Еще не загрязненный снег лежал мохнатыми шапками на заборах и крышах, вызывая ассоциацию с сахаром. Александра подошла к забору, слепила шарик и засунула в рот, как в детстве. Вкусно!.. Только вот в ее детстве такие вечера звенели радостным смехом детворы, гремели санками, свистели снежками, звенели коньками. Не отставали от детей и взрослые. Ну, просто невозможно было усидеть дома в такой вот чудный вечер! Что же сейчас улицы и пруд такие пустынные и грустные? Может, дети и молодежь стали дисциплинированными и к девяти вечера разбредаются по домам? Или взрослые чрезмерно заняты. Нет, конечно. Всему виной телевизоры и компьютеры. Общаются с экранами… Она нарисовала в воображении расплывчатое лицо в форме экрана с хитрыми и лукаво прищуренными глазами. «Вас приветствует и манипулирует вашим сознанием и жизнью СМыК. Что? Не знаете такого? Для особо непонятливых — Средство Массовой Коммуникации».

Конец ознакомительного фрагмента.