Стезя Ерсака. По следам охотника

Е. Понтий Лева

Прошлое потихоньку наступает на пятки. Агнеша оказывается замешана в самом настоящем заговоре, как-то связанным с древним колдовством, нечистью и, самое главное, Ерсаками. На чужой земле Синегорского княжества, не зная языка, местности, тамошних нечистей и духов, ей придется столкнуться с немалым количеством опасностей, встретить старых знакомых, которые, казалось, уже были мертвы, и сразиться со своими страхами. Книга содержит нецензурную брань.

Глава II

Собачья жизнь

С перепугу они сильно загнали лошадей, и едва ли солнце добралось до середины неба, пришлось остановится на привал. Хотелось бы продолжать ехать дальше, но вожжи уже не держались в потных руках, бока у коней зашлись пеной, животные натяжно хрипели, и пришлось дать им отдыху, чтобы можно было на них продолжать путь.

Агнеша хотела обождать пару часов, а затем двигаться дальше до самой ночи, но у Вука началась лихорадка. Нога плохо заживала, от беспрестанной езды рана разошлась и начала сильно ныть и обильно гноится.

Они остановились в полях, недалеко от какой-то деревеньки. Агнеша заставила Вука стянуть штаны и стала внимательно рассматривать рваное отверстие. Хвост чудища не то что полоснул его, а воткнулся прямо в мышцу будто штык. Кожа сильно набухла, а из незатянувшейся дырки выступали капельки крови и сочился желтоватый гной. Сероватая корочка из сукровицы и экссудата легко отколупалась, и гной стал пениться на воздухе. Агнеша попыталась надавить на распухшую плоть, чтобы хоть немного очистить рану, но Вук страшно завыл от нестерпимой боли, и попытки были оставлены.

— Надо к знахарке или травнице, у меня с собой ничего полезного нет, — она пожала плечами и скривила лицо, от его ноги страшно воняло трупниной.

Вук только простонал в ответ, лоб у него был невозможно горячий. Конечно, сейчас и речи не шло о том, чтобы обсуждать произошедшее, надо было его спасать. И желательно как можно быстрее.

Агнеша помогла ему сесть на лошадь, все еще со штаниной на одной ноге. Он плоховато соображал, но продержаться в седле еще немного вполне мог. Уставшие животные предприняли попытки к сопротивлению и нежеланию продолжать путь, но потом были сломлены под натиском каблуков в боках и двинулись к деревне.

Травницу отыскали легко, к счастью для них она держала домик прямо в деревне, а не где-нибудь поодаль в лесу. Крупная белокожая девушка сердито нахмурила свое круглое лицо, при виде путников, но разглядев гниющую ногу Вука, тут же пустила их к себе.

— Где ж это он так умудрился, на забор что ли с коня упал! — она начала кудахтать вокруг хворающего Вука, который уже растележился на ее щуплом тюфяке и жалобно скулил. — Дурная рана, ой какая дурная.

Агнеша присела поодаль от квохтавшей женщины и стала наблюдать за ее действиями. На самом деле она сильно сомневалась, что та хоть чем-то может помочь. Если уж придворный лекарь не справился, то куда там деревенской травнице. Пока они еще не выехали из дворца, надежды еще теплились в ее мозгу, что Вуку удастся сохранить ногу, но теперь уже окончательно пропали.

— Резать придется, боюсь я, не справится он с этой заразой, — тяжело вздыхала травница и качала головой.

— Тебя как звать? — неожиданно спросила у нее Агнеша.

— Боянка я, чего спрашиваешь?

— Значит слушай сюда, Боянка, — Рыжая облокотилась на ноги и выдвинулась вперед, чтобы ее лицо было видно в тусклом свете свечей, — ему нога позарез нужна, денег у нас немерено, так что постарайся уж как-нибудь. Или, — Агнеша брякнула мечом, свисающим с бедра.

И без того бледное лицо Боянка побелело еще сильнее, от понимания каких бандитов занесло к ней в дом. Она молча кивнула и стала обильно опаивать Вука отварами, чтобы расслабить его разум и начать очищать рану.

Агнеша ужасно не хотелось на это смотреть, и она вышла на улицу, подышать свежим воздухом, насколько это было возможно. Деревня была сильно загажена, мало того, что недавно, видимо, прошли дожди и все дороги размыло грязью, то и дело там и тут сновали свиньи, гуси, собаки, гадили везде и ужасно воняли. Не особо тут, похоже, следили за хозяйством.

Жители выглядели хмуро и недобро поглядывали на Агнешу, которая плелась по направлению к шумному трактиру. Вука бросать было точно нельзя, и она очень надеялась, что во дворце не начинают охоту за его или их головами.

Деревня выглядела совсем уж нищей. Дома все кривые, грязные, люди такие же. После величественного княжеского дворца и окружающих его городов было даже как-то странно наблюдать такую картину, хотя поодаль от столицы такое было везде.

Зайдя в трактир, она побрела к пустеющему в углу столу и попросила принести подавальщица самой сносной браги, что у них водится. Есть не хотелось, после увиденного на улице и на ноге Вука особенно.

Погрузившись в свои мысли, Агнеша даже не заметила довольно странную посетительницу в походном плаще, плотно закрывающем ее лицо. Девушка проплыла мимо столов, и неожиданно села напротив Рыжей.

— Там другие свободные столы есть, — не поднимая головы огрызнулась Агнеша.

— А мне нужен был именно этот.

Сильный фруктовый запах ударил в нос.

Агнеша на рефлексе резко вскинула руку вперед и схватила девушку за горло. Капюшон сполз на затылок, показывая испуганное лицо Алевтины. Краем глаза Агнеша заметила подавальщицу, которая шарахнулась от ее детства, и едва ли не разлила всю брагу.

— Поставь. — Скомандовала Рыжая, и девушка, оставив кружку, тут же убралась из их поля зрения, — Сука ты…

Алевтина безуспешно пыталась вдохнуть и цеплялась тонкими пальцами за руку Агнеши. Рыжая только сильнее сжала ладонь, чувствуя, как под ней пульсируют артерии. Приятно было чувствовать преимущество, понимать, что она буквально голыми руками может выдрать ей гортань.

Упиваясь своей силой, она не заметила, как посинели губы у Алевтины и побледнело лицо. Девушка едва смогла похлопать Рыжую по руке, намекая, что она сейчас задохнется и пора бы прекратить. Агнеша недовольно вздохнула, но все таки ослабила хватку и отпустила колдунью. Так или иначе ей нужны были ответы, а не мертвая девка.

Алевтина стала жадно хватать воздух и растирать шею. Кожа сильно покраснела, а от пальцев остались синяки с кровоподтеками.

Рыжая потянулась к кружке и стала медленно пить. Алкоголь был ужасным на вкус, с запахом затхлости и послевкусием сырой земли.

— Рассказывай. — приказала Агнеша, даже не смотря на Алевтину. — Казимира мертва?

— Мертва, — просипела ей колдунья в ответ.

Агнеша помахала рукой в воздухе, беззвучно требуя объяснений и продолжения рассказа.

— Как ты правильно подметила, — она намекнула на свою едва не сломанную шею, — я заранее знала, что это произойдет. И если ты хочешь обвинить меня в этом, то зря, Казимиру я предупредила.

— И что же, она ничего не предприняла? — Агнеша удивленно приподняла брови, но потом, поразмыслив, успокоилась. Это было похоже на Казимиру. Слишком добрая, чтобы верить, что с ней так могут поступить просто так.

— Я не знала, что они собираются ее убить… Я знала, что они хотят снять ее с должности, хотят предать и подставить, но не это, — Алевтина было всхлипнула, но Рыжая почувствовала, насколько наиграны были эти эмоции, и брови ее сошлись на переносице. Она не верила ей.

— Почему не предупредила никого из нас?

— А толку? Там было больше дюжины колдунов, мастеров своего дела. Чтобы бы им сделали два мечника?

— Например, рассказали бы Княгине и предотвратили произошедшее, — это было больше риторическое утверждение, Агнеша и так знала, что, скорее всего, княгиня была в курсе замыслов общины. Если бы она хотела что-то предотвратить, она бы это сделала.

— Княгиня была согласна с их планом… Она посчитала, что Казимира стала ненадежной и плохо справляется с обязанностями, хотя вряд ли она знала, что ее убьют, — Алевтина, наконец, прекратила теребить свое горло и стала нормально разговаривать.

Агнеша развела руками, тяжело вздохнула и жадно отхлебнула из кружки. Только сейчас она позволила себе признать произошедшее. Неприятная горечь подступила к горлу. Не то чтобы она умела переживать, плакать от отчаяния по ушедшим и биться в истерике от утраты, но где-то внутри стало очень плохо и тяжело. Казимира не была ей чужой, подруга и наставница, приютившая ее под свое крыло, когда у Агнеши возникли трудности с колдовством.

Больше всего ей во всей этой ситуации было жалко Вука. Они столько лет были близки как друзья, и когда только смогли обрести свое счастье как пара, все закончилось так. Не каким-то убогим расставанием, как у них с Агнешей, а так.

Она внимательно посмотрела на Алевтину. Она выглядела напуганно и растрепано, взгляд уткнулся в ноги, а на ресницах блестели крупинки слез. Мерзость. Меньше всего хотелось называть ее именем. Она могла позволить им хотя бы попрощаться, если бы предупредила.

— Куда вы теперь? — тихо спросила Алевтина, не поднимая головы.

— Я еду разбираться со своими делами. А этого буду таскать с собой, пока на ноги не встанет, — Агнеша нахмурилась, не хотелось ей разговаривать с этой девушкой о своих планах.

— Какие дела? — будто назло любопытствовала Алевтина.

— Ебать тебя не должно, тварь! — вспылила Агнеша, не вытерпев, громко стукнула кружкой об стол и встала, — проваливай, сука, пока я тебя отпускаю.

Как же Агнеша хотела разбить ее морду об стол в этот момент. Сидит такая! Глаза на мокром месте! Пытается болтать, будто ничего не произошло! Не то чтобы она сильно винила Алевтину во всем произошедшем, но злиться на кого-то хотелось.

Но Алевтина не отстала. Агнеша затылком чувствовала, как колдунья идет за ней по пятам, придерживаясь дистанции. Хотелось развернуться и сломать ей нос, чтобы перестала совать его куда не надо, но она терпела. Все таки Алевтина тоже было жертвой во всем этом замысле, и хотя бы смогла уберечь Вука, который, вероятно, попытался что-то предпринять и тоже был бы мертв.

Агнеша зашла в избу травницы. Вук спал на ее тюфяке. Испарина проступила на его лбу, а ноги и руки то и дело схватывала судорога. Рана была покрыта какими-то мазями, которые сильно пахли травами.

Боянка подняла на нее глаза и помотала головой. Дело было плохо, как Агнеша и догадывалась. Рыжая устало потерла переносицу и снова вышла на улицу. Находится в душноте, пропахшей смертью, болью и страхом, было просто невозможно. Алевтина, разумеется, никуда не делась и стояла неподалеку.

— Че ты хочешь? — огрызнулась на нее Агнеша и подошла ближе. — Че ты тут караулишь? Я тебе уже все сказала, иди к своим ведьмам обратно, строй свои подлые козни…

— Не хочу, — Алевтина тяжело вздохнула и посмотрела на нее так грустно, что захотелось придушить ее на месте, — у меня есть дела поважнее тут.

— Какие нахрен дела? Че тебе от нас надо? — Агнеша чувствовала, как злость снова вспыхивает в груди и кулаках.

— Ты мне о своих не рассказываешь, и я не обязана, — продолжала юлить Алевтина.

— Не обязана?! Сука я тебя сейчас все волосы выдеру, ты либо нормально со мной разговаривай, либо я закончу то, что начала в корчме, — Агнеша сорвалась с цепи и снова вцепилась в глотку колдуньи, прижав ее к стене избы. Алевтина жалобно заскулила и стала хлопать ее по руке.

— Отпусти! Расскажу, пусти! — взмолилась она, и Агнеша слегка ослабила хватку, но руки не убрала. — Пусти!

— Хватит, говори или… — Агнеша свободной рукой коснулась навершия меча, намекая на дальнейшие действия.

— Люблю я его! — неожиданно заверещала Алевтина и зашлась слезами, да так искренне и по-настоящему, что Агнеша от удивления разжала руку и отпрянула от нее.

— Брешешь, сучка, — Агнеша недовольно прищурилась, пытаясь считать эмоции Алевтины и понять, на сколько это правда.

— Правда люблю, — она утирала слезы рукавом и едва дышала, пытаясь объясняться, — я ему позволяла пользоваться собой, пока он страдал по тебе… постоянно…

Агнеша пренебрежительно скинула брови. Сколько еще человек он должен заставить страдать из-за его невозможной влюбленности по отношению к ней? С таким раскладом можно было подумать, что к Казимире он пристроился тоже от безнадеги и жалкой попытки заставить Агнешу хоть как-то приревновать. Мерзость. Его собачья привязанность доставляла немало хлопот.

— Ладно, — Агнеша развела руками и тяжело вздохнула, пусть так. Оставайся. Кому-то придется зализывать его раны.

Алевтина просияла лицом, похоже, ее потуги и правда были искренними.

— Кстати о ранах, — начала она ни с того ни с сего, — я знаю, как ему можно помочь.

Агнеша недоверчиво прищурилась. Слишком много странностей выдавала эта лиса.

— Казимира поделилась кое-каким секретом со мной, — Алевтина указала пальцем на грудь Агнеши, — я знаю, что это ты причина всех этих колдовских аномалий.

Рыжая стиснула зубы. Ужасная ситуация, хуже и представить было нельзя. Слишком много людей узнавала о ее странной болезни и ее последствиях.

— Ты можешь помочь ему, если прижжешь рану, — Алевтина хотела продолжить, но Агнеша агрессивно замахала головой и руками на ее предложение.

— Шутишь? Я же сожгу его нахрен заживо! Ты же ведьма, ты и прижги!

— Послушай! — Алевтина вцепилась в ее запястья и приковала взглядом, — у него рана от проклятой твари какого-то странного происхождения, которую смогла побороть только твоя суть! Тем более ты теперь в клетке, — она кивнула в сторону груди, намекая на зашитые в нее камушки, — ты не сможешь сделать ничего более, чем маленькую искру. Ее должно хватить, понимаешь?

— Клин клином думаешь?

— Не думаю. Знаю. Колдовство так и работает. — Алевтина отцепилась от Рыжей и сделала пару шагов назад, — у него из вариантов, либо потерять ногу, либо потерять эту же ногу только твоими усилиями. Ну или ты ему поможешь.

— Намекаешь, что мы ничем не рискуем, если прибегнем к этому способу? — Агнеша все еще недоверчиво относилась к этой затее, но это все таки лучше чем ничего.

— Именно. Нужно попробовать. Я подстрахую, не бойся, — Алевтина ободряюще погладила Агнешу по плечу, — мы нужны ему. Идем.

Рыжая недолго думая зашла внутрь избы, пропуская колдунью перед собой. Травница встретила их недобрым взглядом, но ничего не сказала.

— Сходи горло промочи, — Агнеша кинула ей пару монет на стол и кивнула в сторону двери.

Боянка особо не возражала, тихо сгребла мелочь в ладонь и неторопливо скрылась за дверью. Агнеша присела на колени на уровень Вука. От него страшно пасло болезнью, страхом и слабостью. Алевтина подала ей смоченные тряпки, чтобы Рыжая убрала остатки мазей.

Боянка хорошо постаралась, кожа казалась чистой и не пузырилась гноем как раньше, но все равно была чересчур красной и разбухшей.

— Ну что? Просто жечь туда? Может хоть ремня ему в зубы дать? — Агнеша неуверенно покосилась на Вука, нервно постанывающего в тревожном сне.

— Я воздействую на его сознание, не переживай, просто делай свое дело, — Алевтина тоже присела у кровати и склонилась к самому уху Вука, чтобы начать нашептывать.

Рыжая глубоко вздохнула, прислонила ладони к ране и крепко зажмурилась. В мгновение будто весь мир вокруг замолчал, стихли стоны Вука и шепотом Алевтины, стихли звуки улицы, только кровь в ушах стучала невыносимо громко. Агнеша собралась с мыслями, и даже не стала читать заговор, просто отдалась чуйке и направила все свои силы ладони.

Она чувствовала, как нагрелась кожа на груди и руках. Казалось, что нога Вука буквально запузырилась под ладонями, подобно кипящему молоку, но главное, что взрыва не произошло. Агнеша приоткрыла глаза и стала наблюдать за процессом, чтобы на всякий случай не переборщить, раз уж получилось.

Одернув руки, Рыжая увидела, что рана закрылась и все выделения из нее прекратились. Кожа вокруг раскраснелась еще больше, а припухлость не спала, поэтому нельзя было сказать заранее, сработало или они просто запечатали инфекцию внутри его ноги.

— Что теперь?

— Сходи к травнице, пусть на ночь придет с ним сидеть, а пока я тут поухаживаю, — Алевтина ласково гладила Вука по лбу и убирала мокрые волосы за уши.

Агнеша невольно задумалась насчет ее слов и чувств, которые она все еще поддавала сомнению. Нельзя было понять, игра это все, какая-то нелепая постановка или еще более нелепая правда. Но пока Алевтина ей помогала, делать с этим Рыжая ничего не собиралась.

По дороге к корчме к ногам прибилась собака. Обычная дворняга черная, с такими глазами, будто всю суть жизни познала. Она жалостливо ластилась и не давала проходу, будто пытаясь остановить Агнешу.

— Что ты хочешь? — Рыжая присела на корточки и почесала собаку за ухом, отвращения и неприязни к братьям младшим она не испытывала, — есть? Дак пошли к трактиру, куплю чего тебе.

Собака в ответ тихо заскулила и замотала головой, будто понимая, что говорит Агнеша. Она отошла от нее на пару шагов, и, виляя хвостом, обернулась и как бы позвала за собой.

Агнеша устало вздохнула, поднялась на ноги и пошла за псом, слишком встревоженным для деревенской собаки выглядело это бедное существо. Собака вывела ее к одной из изб и стала испуганно жаться к забору.

Во дворе стояла наспех сколоченная будка, видимо, здесь и жила потеряшка.

— Дом твой? — спросила Агнеша и посмотрела на собаку, будто ожидая ответа, — чего не идешь, боишься чего?

Собака жалобно прижала уши к голове и поджала хвост под брюхо, будто отвечая на вопрос Рыжей.

— Хозяева обижают? — ответа на вопрос, естественно, не последовало, и Агнеша, тяжело вздохнув, подошла к двери.

Она громко постучала в дверь. Никто не ответил. Самое странное не то что не ответил, за дверью вообще не было слышно ничего, а в окне не было видно ни огонька. Агнеша невольно напряглась и сжала рукоять меча, готовясь к худшему.

Она аккуратно надавила на ручку двери, и та с легкостью поддалась, пропуская ее в темноту. В нос ударил резкий запах гнили и разложения, будто где-то в погребе забыли кусок мяса несколько дней назад. Агнеша прищурилась, пытаясь привыкнуть к мраку и разглядеть обстановку вокруг.

Меч она обнажать не стремилась, да и толку не было, в узкой избе было им не размахнуться. Она слегка пригнулась и хотела достать из сапога нож, как почувствовала Темплом дыхание и мокрый язык на своей ладони.

— Посиди на улице пока, — шепнула Агнеша, сообразив, что это собака пришла к ней на «помощь».

Но стоило ей обернуться, как сердце ушло в пятки. Вместо собаки за ней стояла какая-то богомерзкая дрянь. Тело у нее было собачье, а голова! Голова человеческая! Глаза голубые на выпучку, лысина кривая и нос истекающий соплями.

Существо грустно смотрело на нее и прикасалась языком к ее пальцам, наподобие того, как это делают собаки, когда просят внимания и ласки. Только язык и рот у нее был не собачий, от чего захотелось тут же отдёрнуть руку и трижды вымыть ее в любой луже.

Агнеша встретилась глазами с существом, и то сразу ощерилось, заметив, что его опознали. Собачья дрянь осккалила свои кривые зубы и кинулась на Рыжую, повалив ее на спину. По лицу потекли зловонные слюни, смердящие гнилым мясом. Агнеша пыталась загородиться руками от человеческой морды, пытающейся ее укусить, но только подставила ей пальцы и тварь вгрызлась ей в мизинец.

Рыжая зашипела от боли и попыталась скинуть с себя существо, но собачьи лапы уперлись ей в грудь и плечи так, что сил не хватало сделать это даже ногами.

Уродливое кривое лицо скалилось и пыталось издавать звуки, похожие на лай, больше напоминающие крики человека в пещере. Агнеша попыталась ударить тварь, но кулак проскользнул по потной слюнявой морде едва ли оставив на ней хоть какие-то следы. Единственное, что смогла сделать Рыжая, это схватить морду так, чтобы большие пальцы воткнулись в огромные рыбьи глаза, и стала давить со всех сил, которые в ней остались.

Кровь стекала с прокушенного пальца прямо в рот твари, от чего та зверела еще больше и пыталась разодрать лицо Агнеши с еще больше усердием.

И тут неожиданно она вдруг испуганно взывала, и будто бы попятилась назад, оставляя на теле и одежде рваные полосы. Агнеша приподнялась на лопатки и увидела свое нового черного друга, который вцепился в хвост твари и со своей силы тащил ее назад.

Прежде чем существо успело обернуться и кинуться на собаку, Агнеша выхватила из сапога нож и бросилась на него, вскрыв тому шею от самой морды до плеча.

Черная жижа брызнула во все стороны, и собака испуганно отскочила в сторону, таращась на Рыжую. Агнеша для гарантии еще раз прыгнула существо под сердце, чтобы наверняка умертвить его, и устало вздохнула, наблюдая за тем, как тело дергается в предсмертных конвульсиях.

— Спасибо, — едва смогла она выдавить из себя, глядя на собаку, которая радостно размахивала хвостом. — Пойдем, награда тебе положена.

Рыжая поднялась на негнущиеся ноги, почесала собаку за ухом и заковыляла в сторону корчмы.

Зайдя внутрь, она подошла к травнице, которая весело болтала с подавальщицей и высыпала на стол горсть монет.

— Зайди ко мне попозже, я тут комнату сниму мне надо это вот, — она показала ей кровоточащую руку, — а на ночь возвращайся к себе и следи за Вуком, мы ему рану прижгли, вроде должно помочь.

Боянка испуганно вытаращила глаза, но не сказала ни слова и молча сгребла монеты себе в карман. Рыжая заковыляла в сторону хозяина корчмы, чтобы снять комнату.

— С этим нельзя, — заметив собаку, хозяин ткнул в нее пальцем и замотал головой.

— С этим можно. — Агнеша щедро отсыпала ему монет, явно больше чем полагалась за комнату в таком захолустье, и хозяин недовольно кинул головой, соглашаясь на ее условия. — Воды мне натаскайте, — она покосилась на собаку, которая тоже выглядела очень грязной и замученной, — нам. Давайте две бадьи. И еды. Ей сырого лучше, если есть чего.

Она отсыпала еще монет, наблюдая за тем, как хозяин недовольно морщится от ее слов, но все-таки собирает деньги и жестом показывает, в какую комнату можно пройти.

Первым делом Рыжая решила искупать собаку. Та недоверчиво жалась к земле и трусливо поглядывала на мыльную бадью, но путем уговоров все же сдалась и залезла в теплую воду, которая пришлась ей по вкусу. Собака стала довольно принимать почесывания и натирания мылом, сильно виляя мокрым хвостом и забрызгивая все вокруг.

— Давай поспокойнее, — Агнеша старательно распутывала слипшуюся от грязи и крови шерсть и срезала ножом колтуны, с которыми не могла разобраться, — а то пораню тебя еще ненароком.

Собака понимающе склонила голову и угомонилась, хотя кончик хвоста все еще выглядывал из-под воды и игриво помахивал туда-сюда.

— Ну и что мне делать с тобой, а? — Рыжая вытерла руки о грязную рубаху, — не бросать же.

Агнеша достала из набедренной сумки самокрутку, подожгла об свечу и закурила, задумчиво поглядывая на непонимающую собаку.

— Надо тебе имя дать, — Рыжая стала раздеваться, чтобы успеть залезть в бадью, пока вода не остыла.

Пепел осыпался на грудь, и Агнеша, поморщившись, смыла его мыльной водой. Она вытянула самокрутку вверх и занырнула вводу вместе с головой. Ужасно захотелось смыть с себя прошедшие два дня, да и вообще всю жизнь. Она вспомнила о том, что Казимира умерла, и горечь снова подступила в воду.

Агнеша беззвучно заскулила под водой, скрипя зубами и заливаясь слезами. Было ужасно больно терять близкого человека, ведь у нее их было так немного. Не проревев и пары мгновений, она почувствовала, как что-то холодное и мокрое тычется ей в ладонь прямо под тлеющую самокрутку.

Она вынырнула из воды и уставилась заплывшими глазами на обеспокоенную собачью морду.

— Шельма, пойдет? — Агнеша наклонила голову, будто ожидая ответа от собаки, но та только повторила за ней жест, никак не отреагировав.

Рыжая внимательно подсмотрела на собаку. Черная, как смоль, явно ей будет сложно найти дом где-нибудь в деревне, подумают еще колдовская какая-нибудь дрянь. Уши еще такие смешные, одно стоит, одно висит, будто перекошенная. Обычная дворняга, ни больше ни меньше. И глаза такие добрые-добрые, голубые, как у нее самой.

— Сизая тогда будешь, — Агнеша кивнула, подтверждая свое решение, и собака, будто приняв ее вариант, радостно завиляла хвостом.

Сизая подскочила на лапы и встряхнулась, забрызгав все вокруг, и лицо Рыжей мелкими каплями. Агнеша закрылась руками и весело засмеялась, от собаки веяло добром и доверием, которого ей так не хватало в последнее время.

Домывшись, она завалилась на кровать, собака норовила залезть рядом, но Агнеша еле как уговорила ее остаться на полу. Мокрая холодная шкура была не самой приятной компанией. Чуть погодя, к ней зашла Боянка, обработала рану на руке и крепко перемотала пальцы, чтобы мазь во сне не смазалась.

Ночь выдалась теплая и на удивление спокойная, видимо крепче спится, когда знаешь что тебя сторожит кто-то с нечеловеческим слухом и чувством справедливости. Ночью Сизая все же залезла на кровать, и Агнеша была немало удивлена, обнаружив себя с утра в обнимку с псиной, уткнувшись мордой ей в спину. Растолкав собаку, она стала одеваться. Надо было сходить проведать Вука, решать, что с ним делать дальше и можно ли продолжать путь, вдобавок еще нужно было разобраться с Ослякой и ее непонятными наклонностями. Закрывались подозрения, что если причина в любви, то она могла и настоять на убийстве Казимиры. Грязное дело.

Вместе с Сизой они вышли из корчмы, под недовольные взгляды хозяина и подавальщицы. С утра деревня выглядела более оживленно, чем вчерашним вечером. Хоть и была все такая же засранная, но хотя бы подавала надежды на мирную жизнь и спокойствие.

Люди, как обычно, недобро поглядывали на Агнешу, а замечая черную собаку рядом с ней и вовсе начинали плеваться через плечо и стучаться об дерево. Рыжая мысленно усмехнулась, довольствуясь повышением статуса ужасности благодаря Сизой, и уже на веселе зашагала в сторону дома травницы.

На улице около двери, как бы ни было удивительно, стояли все трое и о чем-то разговаривали. Издалека Вук выглядел очень даже ничего и вполне живым, если сравнивать со вчерашним днем. На него были надеты какие-то чужие штаны, видимо, Боянка забрала у кого-то из мужиков в деревне, чтобы плотная одежда не мешала заживлению раны.

Подойдя ближе, Вук заметил ее и радостно замахал рукой. Вблизи он выглядел сильно измученным, а под глазами залегли еще более черные синяки, чем раньше.

— Как ты? — сразу с дела спросила Агнеша.

— Жить буду, — устало хмыкнул Вук, и крепко пожал ей протянутую руку, — не знаю, что вы сделали, но мне стало куда легче.

— Потом расскажем, — махнула рукой Алевтина, подключаясь в разговор. — В общем, благодарим тебя за все. — Вернулась она к разговору с Боянкой и та, пожав плечами, ушла к себе в избу.

— Теперь что? — Алевтина посмотрела на Агнешу, будто ожидая решения от нее.

Рыжая чуть замялась, прежде чем ответить, не понимая, почему она должна решать за всех.

— Ну я по своим делам, а вы куда хотите, че… — она напряженно нахмурилась, — вам за мной незачем таскаться, раз уже все живы и здоровы.

— Я с тобой хочу, — тихо сказал Вук и жалостливо посмотрел на нее, — мне идти некуда, да и не в состоянии я сейчас сам себе жизнь строить…

Агнеша краем глаза заметила, как Алевтина крепче вцепилась в рукав Вука и тяжело вздохнула, дорога предстояла непростая.

— Ладно, так и быть. От помощи не откажусь, — она прищурилась и внимательно посмотрела на Алевтину, — но я за тобой слежу.

Алевтина недовольно фыркнула и обидчиво сложила руки на груди, оскорбленная подозрениями Агнеши, хотя та и имела полное право на них.

— В Березивск нам дорога, — подытожила Агнеша и пошла за лошадьми, оставленными в хозяйстве травницы.

Сизая все время вилась хвостом за ней, не отходя ни на шаг. Алевтина смерила ее презрительным взглядом, а Вук даже не обратил внимания, будто это было само собой разумеющееся. На самом деле удивительно было, что он хоть на что-то реагирует в положительном ключе, в отличие от Агнеши Казимира ему была совсем как родная еще до их отношений.

Агнеша задумалась о том, что ей, возможно, стоит поговорить обо всем с ним, но решила оставить все на потом. Видимо Вук до сих пор не знал, что Алевтина заранее знала о предательстве Казимиры, поэтому спокойно относился к ней и ее компании.

По дороге в Березивск, в целом, можно было бы заехать в Щебицы и проведать Венке, но с упырихам встречаться как-то не очень хотелось.

Поезжали в тишине. Как-то ни у кого не клеился разговор ни о чем, все были погружены в свои мысли о своих проблемах. Алевтина все время смотрела на Вука, который все время елозил, пытаясь сесть так, чтобы нога не терлась о бока лошади. Сам Вук смотрел только на свою ногу и дорогу, даже не на Агнешу. Понуро вешал голову, закрывая мокрые глаза от всех любопытных взглядов. Рыжая наблюдала за солнцем, уползающим на запад, и Сизой, которая то и дело терялась в высокой траве, а потом снова появлялась из ниоткуда.

После полудня, как спала жара, сделали привал. Алевтина расчехлить заготовленные пайки и стала ухаживать за Вуком, вилась вокруг него как змея. Он только вяло поддакивал и, казалось, даже не обращал на нее внимания.

— Надо ногу перевязать, — сказала под руку Алевтине Агнеша и та бросила на нее злобный взгляд в ответ, — че ты палишь, хватит юлить над ним будто он блаженный. Лучше раны обработай, я с него штаны снимать не собираюсь.

— А зря, — усмехнулся Вук, и на душе у Агнеши стало тепло, даже несмотря на то, что это был довольно мерзкое уточнение.

— Живой все таки, — улыбнулась она ему в ответ, — я-то думала все, сдать тебя надо куда-нибудь, чтоб обузой не висел.

Он пожал плечами вместо ответа и посмотрел на собаку, вышедшую из кустов.

— Это че за чучело вообще?

— Это Сизая, — Агнеша потрепала собаку за ухом, наблюдая за тем как Алевтина морщит свое лицо от недовольства, — подружка моя.

— Насколько я помню, еще день назад у тебя такой подружки не водилось, — он протянул руку к собаке, давая ей принюхаться, а потом тоже принялся чесать ее, — хорошая.

— Твоя правда. Она мне шкуру спасла вчера, — Агнеша внимательно наблюдала за тем, как Алевтина безрезультатно отпихивает морду собаки, которая тыкается ей носом в живот и пытается лизать ладони, — на меня представляешь, какая дрянь накинулась! Я вообще хер знает что это за сволочь была, туша собачья, а башка человечья!

Вук удивленно вскинул брови и улыбнулся, наблюдая за эмоциональным рассказом Агнеши.

— Не проклятая вроде, может, уродилась юродивая такая, что на человека похожа, но у нее морда лысая была, глаза кривенькие и зубы человечьи, — она показала перемотанные пальцы, — хотя я в последнее время столько чуши видела, что уже ничему не удивляюсь.

— О чуши кстати, с ногой то как? — он зашипел, сжав зубы, когда Алевтина принялась снимать ему повязки, — Греза то не смогла ничего поделать.

— Мы с Ослякой покумекали, — Агнеша заметила злобный взгляд Алевтины, но не исправилась, не желая называть ее по имени, — и решили, что раз тварь в лесу том померла только от моего огня, а если твоя рана от нее, то и лечить ее тоже мне. Вот и прижгла. Не прогадали, вроде легче тебе.

— Легче, это правда, — он опять зашипел от боли, когда Алевтина стала наносить свежие мази, — тогда непонятно, почему у Толстого ничего, ему же всю брюхо вспороли, да и тебе тварь ухо подрала.

— Да а кто ж его знает, — Агнеша пожала плечами, — может повезло просто, может у нее только хвост заразный был, нас-то тоже когтями цепануло, может, пока лес горел, Толстого огнем прополоскало да очистило. Хер разберешься. Аномалия.

Вук в согласии пожал плечами и стал натягивать обратно штаны, когда Алевтина закончила с раной. Она достала из сумок какой-то флакон и откупорив его, погрузила внутрь мизинец. Сразу пахнуло резким запахом фруктов, видимо, там она хранила благоухания.

— Я с тобой спать в одной комнате не буду, — поморщилась Агнеша, отодвигаясь подальше от источника запаха, — воняет мерзостью.

Алевтина недовольно развела руками и нахмурилась.

— А я с сукой спать не буду, — махнула она головой в сторону Рыжей и Сизой, не давая внятного ответа, кого из них она назвала сукой.

Агнеша с собакой переглянулись одновременно, и Вук зашелся хохотом от этого нелепого жеста.

— Суки с тобой тоже не хотят, — огрызнулась на нее Агнеша.

Алевтина закатила глаза и громко драматично вздохнула.

— Как жаль, мне же так не насрать.

— Ладно девочки, вы чего, — все еще хихикал Вук, утирая глаза от выступивших слез, — я с Алевтиной комнату возьму, а… а суки пусть вместе спят, — и он снова зашелся смехом.

Агнеша ласково улыбнулась, ей было приятно видеть друга в бодром здравии, хотя это могла быть лишь защитная реакция на произошедшее.

— Я, если что, не против твоей компании, — Алевтина зарделась, произнося это на глазах Рыжей, но все равно нагло коснулась щеки Вука, будто бы невзначай. Тот даже не отреагировал на ее движение, но Агнеша заметила, как поменялся его взгляд. В мгновение стал холодным и жестким, будто и не хохотал он только что до слез.

Седлав коней, к вечеру они опять оказались в какой-то забытой богами деревне. Корчма не внушала доверия и желания там ночевать, но особо выбирать было не из чего. Грязные покосившеися двери встретили их шумными разговорами, видимо, тут было не все так плохо, как в прошлой деревне. Тут хотя бы были хоть какие-то постояльцы и даже гусляр, правда пьяный в хлам и не попадающий по струнам, но все же.

Сняли две комнаты, как и договорились. Хорошо, что Алевтина согласилась ночевать с Вуком, три комнаты было бы уже дороговато. Агнеша не знала по правде, в каких они взаимоотношениях, и что между ними было, раз Алевтина так смело заявляет, что любит его, но подозревала, что ничего особо хорошего. Да и Вук не выглядел рядом с ней особо счастливым.

В этот раз Агнеша не стала противиться желанию Сизой спать с ней в одной кровати, и собака довольно забралась к ней под одеяло, прижимаясь своим теплым шерстяным боком.

Ночью она проснулась оттого, что Сизая тыкалась ей мокрым носом в лицо и упиралась лапами в грудь.

— Остань, — отмахнулась от нее Рыжая, но собака стала лишь настойчивее, к тому же начала поскуливать.

Тяжело вздохнув, Агнеша поднялась и села на кровати, сонно потирая глаза и вытирая щеки от мокрых следов. Сизая крутилась у двери, отчаянно просясь наружу.

— Ты же сама дверь открыть можешь, — промямлила Рыжая, потягиваясь от прошедшего сна, — че ты хочешь-то опять?

В ответ ей собака жалобно заскулила и припала мордой к полу, будто прося Агнешу пойти следом. Рыжая недовольно закатила глаза и встала, хрустя всеми своими конечностями. Ноги ужасно затекли ото сна на жестком тощем тюфяке, поэтому прогулка все же была не лишней.

Агнеша зашагала вслед за Сизой, которая и вправду сама открыла дверь, уперлись в нее мордой, а потом пошла куда-то по коридору.

— Улица там вообще-то, — прошептала Агнеша, намекая, что собака идет не в ту сторону, но Сизая даже не обратила на нее внимания.

Собака остановилась возле одной из дверей и стала тыкаться мордой в щель под ней. Рыжая на цыпочках подошла ближе, и поняла, что они стоят у комнаты, где остались Вук с Алевтиной. Агнеша аккуратно прислонилась ухом к двери и замерла, прислушиваясь к происходящему.

За дверью слышались стоны.

— Сизая! — воскликнула Агнеша вполголоса и шарахнулась от двери, — голова дурная, получше чего придумать не могла.

Агнеша попятилась от двери и направилась в сторону выхода из корчмы. Сон как рукой сняло. Собака еще поскулила около двери, будто не соглашаясь с решением Рыжей уйти и оставить своих знакомых, а потом виновато затрусила следом.

Не выходя на улицу, Рыжая вынула из кармана скрученную самокрутку и прикурила от свечи, горящей у входа, а затем вышла наружу. Ночная прохлада сразу забралась под кожу и побежала мурашками по спине. Скоро будет осень. А потом зима. Очень хотелось до зимы покончить со всеми этими мутными делами с печатями и преследованиями, а затем уйти в спячку как медведи. Осесть где-нибудь у знакомых, может, даже и у Толстого, и до первого тепла носа на улицу не высовывать.

Сизая проворно выскользнула за ней следом и ушершала куда-то в кусты, может нужду справить, может по еще каким-то собачьим делам. Рыжая задумчиво облокотилась на перила постоялого двора, и стала курить, наблюдая за облаками, застилающими звезды.

За спиной тихонько приоткрылась дверь, и уже по запаху и звуку хромающих шагов Агнеша опознала Вука, так что даже не стала оборачиваться.

— Чего не спишь? — тихо спросил он, своим рокочущим сонным голосом.

— А ты? — оставила его без ответа Рыжая.

— Тоже верно, — согласился он с ее молчанием и тоже притих, наблюдая за мерным движением небосвода.

Вук отошел и стал справлять нужду, сонно почесывая поясницу и блаженно прикрывая глаза. Агнеша отвернулась для приличия, хоть он мог бы сам позаботиться об этом и хотя бы зайти за угол.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Агнеша, когда он стал возвращаться, подтягивая штаны.

— Нога еще ноет немного, а в целом нормально, — просипел он, — вот бы всегда так все быстро и легко заживало.

— Я не об этом.

Вук нахмурился и недобро посмотрел на нее, предвкушая долгий разговор.

— Не знаю. Я пока не понял. Или понял, но не принял. Не то чтобы я грустил по ней, как по ушедшей любви, — он бегло зыркнул на Агнешу и страху опустил голову, позволяя волосам закрыть его взгляд и спрятать красноречивую мимику, — но она была мне близким человеком так или иначе. Думаю, гораздо ближе чем многие за всю мою жизнь. Тяжело конечно, а как иначе. Но я не в первый раз теряю близких, и, боясь, не в последний. Мне немало горестей выпало но судьбу, и я уже давно сломался, так что… что уж реветь, руки давно опустились, да и выжат я полностью…

Его монолог прервал утробный рык собаки, и вместе с Агнешей они синхронно встрепенулись и стали озираться по сторонам в поисках причины агрессии Сизой.

— Гляди, — указал Вук в сторону одной из изб неподалеку.

На крыше сидела кикимора и хищно скалилась, оглядываясь по сторонам. Руки ее были перетянуты веревками, а сама она была обернута в какое-то холщовое тряпье. Кожа на лице так сильно натянулась, будто ей разом срезали губы и нос, и теперь вместо них красовались две узкие щелочки, а остроконечные зубы кривой грядой вырывались из десны наружу.

— Смотри, понравишься еще, потом не отвяжешься, — хихикнула Агнеша и стала уходить внутрь корчмы, чтобы не привлечь внимание нечисти.

Сражаться задаром, да еще сонной и полунагой не сильно хотелось. Да и толку, если б нужна была помощь, об этом обязательно бы упомянул корчмарь. А так, похоже, что кикимора их не особо заботит.

Единственное, о чем не стала говорить Агнеша, что собака обратила внимание не на нечисть, а на Вука. Подлезла со спины и стала скалиться. Рыжая успела зажать ей пасть, прежде чем мечник понял, что причиной агрессии Сизой был он.

Собака с виноватым видом трусила за Агнешей, тыкаясь мордой ей в ладонь. Только они зашли в комнату, Рыжая крепко закрыла дверь на засов и присела на корточки рядом с собакой.

— Слушай, я пока не понимаю, что ты хочешь сказать, но будь добра, не рычи так показательно на моих друзей, или мне придется тебя оставить. Уговор? — она ласково потрепала Сизую за ухом, и та покорно склонила голову, будто соглашаясь с ее доводами. — Мы обязательно со всем разберемся, не переживай.

Агнеша и сама не успела понять, когда успела так прикипеть душой к этому чернявому косматому чудищу, но ей было приятно и спокойно на душе от собственных чувств.

***

Как бы Лесьяр ни хотел избавиться от Жмура, поделать он ничего с этим не мог. Какие-то звериные рефлексы, вбитые в подкорку черепа так, что, даже потеряв всю память, он не растерял своей чуйки, не позволяли ему этого сделать. Жмур сразу чуял отраву в еде и питье, просыпался от малейшего шороха и был в разы сильнее, когда Лесьяр сгорал от злости и кидался на него с кулаками, но несмотря на все это, Жмур почему-то злости по отношению к Лесику до сих пор не испытывал.

Он смеялся над его жалкими попытками, скаля свои белоснежные зубы, которых, казалось, было больше чем тридцать два, и продолжать таскаться рядом.

Конечно, Лесик не мог отрицать, что его навыки оказались ну очень уж полезны в пути, особенно когда на них нападают дикие собаки или того хуже всякая нечисть. Без Жмура он бы точно двинул кони еще в первые пару дней пути.

Не привыкший к улице, к людям которые-то обитают, взращенный в приюте, Лесьяр иногда был слишком доверчивым по отношению к незнакомцам, которые то и дело пытались то ограбить его, то прибить.

Жмур так ничего и не вспомнил. Он смотрел на мир вокруг, будто только родился. Будто все вокруг видит впервые и удивлялся всему подряд, словно ребенок, а Лесику приходилось брать на себя эту ношу и в сотый раз рассказывать ему географию княжеств, истории о нечисти или колдовстве, которые он вычитал в стенах библиотеки, прилегающей к церкви и приюту.

— Здесь заночуем, — сказал Жмур, спешиваясь с коня и направляясь в сторону корчмы.

— Чего ради? — вопросительно уставился на него Лесьяр, — время только за полдень перевалило, мы еще ехать и ехать можем.

— А ты послушай, — Жмур кивнул в сторону корчмы, оттуда доносился звонкий смех и перелив гуслей.

— И что? Ну веселиться там люди, что с того?

— А то, что я давно не веселился и не пил хорошей браги, — он повел коня к стойлам у постоялого двора, — точнее, я не помню, когда веселился. Ты меня водишь по каким-то засраным нищим зажопьям, там ни девок хороших, ни музыки, не пива.

— А мы и не веселиться едем, если ты не забыл. — Лесьяр сильно нахмурился, но все еще не спешил спешиваться. — В Щебицах меня ждет работа, а еще я смогу от тебя отвязаться наконец.

Жмур недовольно фыркнул и, не оборачиваясь, стал привязывать лошадь, намекая, что он никуда не торопится.

— Мне твоя компания не мешает, — махнул он рукой, — пора бы и тебе, засранцу, привыкнуть к моей.

Лесьяр недовольно вздохнул и все же слез с коня. Противиться Жмуру он не мог. Бросить его тут не мог. Заставить его ехать он не мог. Ничего не мог, наученный горьким опытом их совместного пути, он мог только следовать за ним и бессильно злиться где-то внутри себя.

— Да ладно тебе, — Жмур обернулся на Лесьяра, перед тем как зайти в корчму, — бабу тебе хорошую найдем на ночь, че ты ноешь.

Лесик не сдержался и пихнул его в плечо со всей силы, но этим жестом он только рассмешил Жмура, который, расхохотавшись, зашел внутрь.

Корчма встретила их шумным гомоном, сильно пьяными приезжими с разных княжеств, раскрасневшимися девками-подавальщицами, звонкой музыкой и хоровой песней, а также кучей ярких запахов.

Жмур без стеснения упал уже за занятый стол и крестьяне, не одобрив его соседства, поспешно расползлись в разные стороны, оставляя стол ему. Лесьяр еще немного потоптался на месте, оглядываясь по сторонам и ища какое-нибудь свободное место, но за неимением оных был вынужден сесть напротив Жмура и спрятать глаза в стол, чтобы не пересекаться с тем взглядом.

— Заказывай что хочешь, я заплачу, — сощурился Жмур, любопытно наблюдая за всем вокруг.

Лесик не торопился с ответом. Откуда у Жмура вообще были деньги оставалось вопросом, но Лесьяр догадывался, что скорее всего он периодически кого-нибудь обворовывает, пока Лесик не видит. Доказательств у него никаких не было, а предъявить за просто так было страшно. Кто его знает, что этому странному человеку взбредет в голову. Если он вообще человек.

— С чего такая щедрость? — переспросил Лесьяр, прежде чем обратиться к подавальщице.

— Настроение хорошее. Ты против?

Лесик невнятно пожал плечами, не зная, что ответить, но Жмур уже отвлекся на девушку с подносом и не обращал на его душевные муки никакого внимания.

— Красавица, — он притянул ее за юбку ближе к себе, — принеси мне и моему другу хорошего пива, мне деньга позволяет. — Он сощурился и довольно побренчал увесистым кошелем на боку, — и следи, чтобы наши кружки пустыми не были в этот день и ночь.

— Мне репу, — тихо сказал Лесьяр, но заметил, что Жмур все еще не обращает на него внимания и притихла

— И еще нам мяса обязательно какое у вас тут водится, да пожирнее, — закончил со своим заказом Жмур и бесстыдно ущипнул девку за ягодицу, провожая ее к стойке корчмаря.

— Зачем ты так делаешь все время? — тихо спросил Лесик, наверное, надеясь, что Жмур его не услышал.

— Что это?

— Ну девушки… Ты всегда с ними так обращаешься, — Лесьяр собрался с силами, подбирая слова, — будто они не люди.

— Завидуешь что ли? — нахмурился Жмур и перекинулся через стол, оказываясь лицом к лицу с Лесиком, — если ты бабы без исподнего никогда не видел?

Лесик почувствовал, как загораются его уши и щеки и невольно отстранился, отвернулся в сторону, не желая, чтобы Жмур увидел его смущения.

Тот же довольно улыбнулся, поняв его эмоции.

— Нам не положено, — ответил ему Лесьяр.

— Кому нам?

— Тем, кто при церкви живет и служит, — он потупился себе в ноги, — похоть развращает разум и не дает свободно мыслить. Это грех. Возлечь с женщиной можно только после свадьбы, чтобы она понесла детей и не больше.

— Пф! — фыркнул Жмур и расхохотался, отодвигаясь обратно от стола так, что лавочка подскочила передними ножками и едва не завалилась назад, — смешные вы! И бог ваш смешной, я сколько слушаю, все, сука, понять не могу, зачем вы в эту херь верите. Одни запреты!

— Не правда, — обиделся Лесьяр и сложил руки на груди, собираясь защищать честь своего бога до последнего. — Это вы зверье языческое верите непонятно во что, людей убиваете ради жертвы, животных ради каких-то выдуманных божков.

— Ага, и поэтому в ваших книгах пишут, как ваши фанатики разоряли училище Еруслана и убивали детей, под видом очищения земли нашей от нечисти, — Жмур безразлично пожал плечами, разговор ему, видимо, наскучил, так что на дальнейшие возражения Лесьяра он даже и ухом не повел.

Мясо было вкусное. Сочное, жирное, оно буквально таяло во рту, заставляя наслаждаться каждой клеточкой тела. Лесьяр подумал, что это свинья, потом решил, что может и не свинья, потом просто запил пивом и ему стало глубоко плевать, пусть это будет даже собака.

Непривыкший к алкоголю организм быстро сдавался и начинал чудить, так что Лесик сам удивлялся своим словам и поступкам. По-началу их путешествия он отказывался от выпивки, но потом как-то так получилось, что теперь он очень даже и не против. Оторваться от размышлений и тревог было очень уж приятно.

Да и пока он был пьян, Жмур не казался ему уж таким мерзким, плохим и нахальным, каким он был каждый день. Даже хотелось разговаривать и отвечать на его вопросы, а не как обычно слать куда подальше.

— Вот ты подумай, — говорил Жмур, обмусоливая все, что ему удалось узнать за время пути, — вот избавились ваши люди от Ерсаков, чтобы нечисть из-за них не плодилась, так?

— Та-ак, — вяло отвечал Лесьяр, едва держа глаза открытыми.

— А потом ты мне говоришь, что нечисти все больше с каждым годом становится, так?

— Ну так, к че-ему клонишь то-о? — Лесьяр попытался собрать в глаза кучу, чтобы разглядеть выражение лица Жмура в данный момент, но не смог.

— Ну дак странно все это, наоборот же должно быть, — закончил свое предположение Жмур и продолжил обгладывать кости, оставляя дальнейшие размышления Лесьяру.

— Да-а-а похеру, — Лесик махнул рукой, едва не уронив кружку, — не я делал, не мне решать.

Жмур пожал плечами, неуверенно соглашаясь с его пьяным бредом.

— Не уходи никуда, скоро вернусь, — Жмур встал из-за стола и вразвалочку направился к выходу, иногда оглядываясь на Лесьяра.

Все так он переживал о своем спутнике, хоть и в некоторых корыстных целях. Конечно, пока у него самого не было никаких целей и планов, но он очень надеялся встретить кого-нибудь, кто его знает и подскажет, куда ему можно податься и что теперь делать со своей жизнью. Конечно, можно было все бросить, найти себе шайку и грабить людей, проводя каждый день как последний, но его не отпускало чувство, что он должен куда-то идти и что его кто-то ждет.

Снимать штаны он пока не торопился, больше ему хотелось подышать свежим воздухом и немного пройтись. Ноги задубели от долгого сидения на одном месте.

Солнце уже клонилось к закату, и все больше людей съезжались в корчму с разных сторон деревни. Жмур по-звериному оглядывался по сторонам, наблюдая за каждым, кто заходит внутрь, и осторожно продолжал обходить корчму кругом.

Что-то ему не давало покоя, чуйка внутри него напрягалась и ныла от предвкушения надвигающейся опасности. На самом деле он и сам понимал, что в нем что-то переменилось, в сути его, только вот вспомнить и осознать, что именно он не мог. Обостренные чувства требовали уйти куда-то вглубь деревни.

Жмур послушно повиновался своей чуйке и уходил все дальше от корчмы, оставляя Лесика наедине с его собственной жизнью.

Зерно рассыпано. За очередной избой, с северной стороны, где не было ни окна, было плотным слоем рассыпано зерно. Жмур присел на корточки и потрогал обережную полосу, на руку налипли кусочки соли, которые прятались между зерен.

Жмур не решался, стоит ли ему зайти внутрь дома и проверить, или вернуться к Лесику. Все-таки незачем ему было лезть в чужие дела, да и охоты особой не было, только вот какое-то чувство, что он должен не давало покоя. Жмур проверил меч на пояснице, очевидно ворованный, как и все остальные его пожитки и стал обходить дом в поисках чего-нибудь подозрительного.

Прежде чем он успел коснуться ручки двери, Жмур почувствовал не себе чужой взгляд и дыхание в паре шагов от него, и, извернувшись словно змей через самого себя, приставил меч к горлу крадущегося.

— Оставь! — заскулил Лесьяр, явно протрезвевший от неожиданности, — пусти, больной!

Жмур устало вздохнул и отодвинул меч от глотки Лесика, так осторожно и резко, чтобы тот с пьяну случайно не упал на лезвие сам.

— Чего ты кидаешься на меня? — тихо спросил он, испуганно глядя на Жмура.

— А ты не подкрадывайся так, — полушепотом ответил ему Жмур и повернулся обратно к двери избы, — послушай лучше.

Они вместе приблизились к окну и стали слушать. Изнутри доносились какие-то едва слышные гортанные звуки.

— Храпит кто-то, что такого? Время к ночи уже, — Лесьяр не был уверен в своем заявлении, но все же решил изложить самое логичное, что пришло ему в голову.

— Не, — Жмур снова отошел к двери от окна, — так не храпят. Будто дышит кто-то, тяжело сильно.

— Дак можно хворой там кто-нибудь, что ты лезешь, подхватим еще чего!

— Не хворой, за домом зерна да соли разбросано дохрена.

— Дохрена это сколько? — вполголоса переспросил Лесьяр.

— Дохуя это.

Лесик сделал не очень довольное выражение лица, но во второй раз спрашивать не стал.

— Зайти хочешь?

— Хочу. Только понять не могу, жилая изба или нет, — ответил ему Жмур, оглядываясь по сторонам, — вроде вокруг трава не убрана, заросло все, а порог и дверь чистые.

Лесик пожал плечами. Идея лезть в чужую избу на ночь глядя ему не сильно нравилась, но любопытство переваливало через край. За последние дни он столько нового увидел, что все никак остановится не мог.

Жмур легонько потянул на себя дверь, но та, ожидаемо, не поддалась.

— Что делать будем?

— Ты на палеве постоишь, а я в окно полезу, — ответил ему Жмур.

— Не хочу я на палеве, мне тоже интересно! — Лесик слегка повысил голос, и Жмур едва успел схватит его за рот рукой, чтобы тот не стал кричать.

За стеной ощутимо послышалась возня и странные подволакивающие звуки, будто мешок по полу тащили, которых до этого не было.

— Ладно, — шепотом согласился с ним Жмур, понимая, что деревенские вряд ли способны хоть что-то ему сделать, даже если они попадутся, — пошли вместе.

Жмур аккуратно подергал створки окон, проверяя, какие из них слабже всего закреплены, и резким движением на себя выдрал одну из них из засова.

Они притаились, ожидая, что кто-то проснется и отреагирует на их покушение на жилище, но ничего не произошло. И Жмур первым полез внутрь, чтобы если что сразу принять удар на себя, а не подставлять беспомощного Лесьяра.

Лесик неловко забрался следом, едва контролируя свои ноги, которые от пьяни и волнения никак не хотели слушаться и приходить в себя. Жмур чувствовал, как у того дрожат колени и сильно потеют ладони, но ничего не сказал и стал красться в темноту.

Печь была холодная, явно давно не топленная, и, судя по всему, тут уже давно никто не готовил, да и не жил. Стол, лавки, тюфяки, все было покрыто плотным слоем пыли, а по углам над головой раскинулись огромные сетки из паутины.

Лесик хотел что-то сказать насчет происходящего, но Жмур вовремя ткнул ему пальцем по губам, чтобы тот помалкивал, и они двинулись в дальнюю комнату, которая была занавешена какой-то старой тряпкой.

На цыпочках они прокрались к ней, и Жмур легким движением руки отодвинул тряпицу так, чтобы им хватило места проскользнуть внутрь.

По началу они ничего не могли увидеть в кромешной тьме, но как только глаза привыкли к мраку, перед ними предстала очень даже нелицеприятная картина.

Огромное чудище, упершись головой в стену, плавно покачивалось из стороны и тяжело дышало, мыча какую-то мелодию. Длинные руки свисали до самого пола и скребли остроконечными когтями по древесине, оставляя неглубокие борозды. Живот у него страшно провалился внутрь, под самые подвздошные кости и едва ли заметно вздымался, показывая, что существо живое и еще дышит.

Лесик неловко попятился назад и, зацепившись ногой за ткань, повалился вместе с ней на пол, громко грохоча всем, что попалось ему на пути. Жмур тут же вытащил меч, ровно в тот момент когда чудище развернулось и клацнуло когтями буквально в сажени от него.

К шее существа был примотан какой-то кусок кожи, похожий на ремень, который удерживал его на месте, будто на поводке, и не давал сорваться дальше. Осунувшаяся морда, едва ли напоминавшая человека, хищно оскалилась, высовывая свой длинный мокрый язык, тянущийся вперед, старающийся коснуться лезвия меча Жмура, направленного на него.

Жмур напряг мышцы и впился ногами в земли, собираясь хладнокровно обезглавить существо, предварительно лишив его длинных костлявых конечностей, как вдруг кто-то сзади истошно закричал, заставив Жмура обернуться.

— Стой! Стой не надо! — заскулил мужской голос, явно не принадлежавший Лесику где-то со спины.

Оглянувшись, Жмур увидел бородатого мужичка, который жалостливо протягивал дрожащие руки в их сторону.

— Не трогай ее, не надо! — взмолился крестьянин так, что казалась вот-вот и он сорвется на плач.

Мужичек скользнул мимо них с Лесиком и подошел ближе к существу, загораживая его своим телом. Чудище тут же уперлось ему лбом в затылок и стала своим длинным языком обхватывать его лицо, шею и уши.

— Не делай этого, прошу, — шептал мужик робеющим голосом, раздвигая руки в стороны, чтобы Жмур не смог обойти его.

— Что это за дрянь? — прохрипел Жмур, не спуская глаз с чудища, вылизывающего мужика.

— Это жонка моя, не трогай, — горестно всхлипывая ответил мужик, — ее ведьма прокляла за слова недобрые, оттого теперь такая.

— И что же ты ее тут до скончания дней своих держать будешь? — Жмур слабо верил в способности порчи сотворить такое, но что-то ему подсказывало, что мужик не врал, просто не знал всей правды.

— Буду сколько потребуется. Я ее давно очистить пытаюсь, богам жертвы ношу, на перекрестки, на кладбища, от капищ не отхожу, да оно все зря. Но я еще пытаюсь, жду, может со временем оно сойдет.

Лесик все это время сидел на полу, с замершим сердцем и боялся лишний раз шевельнуться, лишь бы не опрокинуть еще чего и не разозлить кого-нибудь в этой комнате. И только сейчас, услышав про снятие проклятия, он решил подать голос.

— А церковь у вас тут есть где? — тихо спросил он, все так же шепотом и едва выдавливая из себя слова.

— Да какое там! У нас люди, да и я сам, не верят в такое. Кое придут эти вот со своими правилами, их вилами гонят, пока за горизонтом видно не станет, так и не поставили у нас да и в округе церкви никакой.

— Ты что, помолиться решил? Церковь тебе на кой? — переспросил у Лесика Жмур.

— Ну так-то часто порчи в церкви снимают… свечами или водой святой…

— Бред, — махнул на него Жмур, — у вас бог выдуманный и все ваши лечения тоже. Поди хворых разумом видел каких-нибудь или девок с истерией, их батюшка твой потрахал, вот ты и решил, что они леченные, раз кликушничать перестали.

Лесик хотел возразить, но крестьянин согласно закивал, подтверждая слова Жмура и тот умолк, не желая продолжать этот грязный разговор.

— Она никого не трогает, скотину ест, какую приношу, сидит тут тихо, — снова начал свою песню мужичок, — сердце у нее человечье еще, помнит меня, любит, видите же сами, не обижает.

Жмур прищурился, наблюдая за тем как существо ластится к крестьянину, наглаживая его плечи своими когтистыми лапами. Немного он расслабился, понимая, что сказанное может быть правдой и существо и правда блаженное и не представляет никакой угрозы, но меч убирать не торопился, только отвел в сторону.

— Тут про нее не знает никто, думают, что дом на плохой земле стоит, вот и не селится никто, не ходит сюда. Обещаю, она будет хорошей девочкой! Будет вести себя тихо! Прошу, позвольте мне пожить с ней… Я же люблю ее…

Стоило ему только произнести эти слова, как глотку его насквозь пронзила когтистая лапа и с корнем выдрала голову, окрасив лицо Жмура багряной россыпью. Бездыханное тело с грохотом повалилось на пол, заливая кровью ноги сидящего Лесьяра. Но не успел он и пискнуть, как Жмур мимолетным движением отрубил голову чудищу, и та покатилась к ногам Лесика, болтая языком во все стороны и останавливаясь только у самых лодыжек.

— Сука! — закричал Лесик и истошно забил ногами по полу, пытаясь то ли отползти, то ли оттолкнуть от себя мертвечину. — Зачем! Зачем ты убил ее?!

Жмур ошарашено посмотрел на Лесьяра, не понимая его вопроса.

— Извини? Это же чудовище, что еще мне надо было с ним делать?

— Мы могли добраться до Щебиц и отправить оттуда священника! Он бы помог ей!

— Даже если бы и помог, хоть в это и не верю, — в голосе Жмура слышалась насмешка и жалость по отношению к наивности Лесика, — какие гарантии, что озверев с голоду без своего возлюбленного, она бы не сорвалась с привязи и не пожрала свою деревню? Ты бы взял на себя вину за десятки жертв, в том числе детей, стариков и женщин, которые бы померили, прежде чем кто-нибудь насадил ее на вилы ценой своей жизни?

Лесик обезумевшими глазами смотрел на месиво вокруг, такого за время пути ему еще не приходилось видеть, и желудок, не справившись с картиной двух обезглавленных тел, изверг из себя алкоголь и остатки непереваренный ужин.

— Вставай, — схватил его за руку Жмур, помогая подняться и убирая второй рукой волосы с его лица, — идем отсюда.

Жмур вытащил Лесьяра на улицу и отвел подальше в кусты, чтобы тот мог спокойно закончить опорожнение желудка там, не привлекая взгляды прохожих. Жмур задумчиво встал к нему спиной, и, сложив руки на груди, уставился в ночное небо.

— Ничего страшного, — неожиданно сказал он Лесику, хоть тот и ожидал, что Жмур будет смеяться над ним и издеваться, — даже во время войн суровые вояки бывает не справляются с увиденным.

— Тебе то откуда знать, — тихо спросил Лесик, убирая непослушные рыжие локоны за уши, — ты же не помнишь ничего.

Жмур многозначительно пожал плечами, чего Лесьяр не увидел, поскольку снова уткнулся мордой в кусты в очередном приступе рвоты, и промолчал, оставив ситуацию без ответа.

После «обряда очищения» Жмур отвел Лесика под руку в корчму и снова усадил за стол. Он попросил подавальщицу заварить тому трав и принести хлеба, чтобы Лесьяр успокоил свой желудок. Тот сначала недоверчиво отнесся к идее запихивать в себя что-то в очередной раз после произошедшего, но после первого глотка понял, как ему этого не хватало.

Потихоньку он пришел в себя и даже решился поговорить со Жмуром на некоторые интересующие его темы, хотя раньше сильно противился этому. Рассказывал про языческих богов, про заповеди Мирожита, про приют и их быт, а Жмур тихо слушал и изредка кивал в ответ, подтверждая, что он все еще находится в диалоге.

— Ну то есть Житород и Брячилада это понятно, они отвечают за домашнюю сущность и всю эту херню, это я такое понимаю, допустим, — разглагольствовал Лесик, покачивая в руке теплой чашкой, — а Лютога? Что за богиня покойников и смерти? Как она может быть богом, если несет смерть и отвечает за нее… Бог он ведь должен быть добрый, он же нас создал по своему образу и подобию, следит за нами, помогает а тут… Это уж больше на нечисть похоже…

— Ничего ты не понимаешь, — фыркнул Жмур и мягко улыбнулся, — вырастешь, на войну сходишь, вот тогда тебе ясно станет.

— А ты как понимаешь? Ты же не помнишь ничего! Вдруг ты Мирожиту служил при жизни?

— Я это все чувствую, — Жмур похлопал себя по груди, а потом коснулся своего лба, — тут и тут. Везде. Я это все понимаю, они вокруг меня и внутри. А ваш бог… Ну… Херня в общем, ты извиняй уж.

Лесик нахмурился и обидчиво сложил руки на груди, разговор опять уходил в эту тему, и он никак не мог понять, почему человек, чистый, как белый лист, не может принять веру, которую ему пытается объяснить Лесик с самой хорошей стороны. Был бы сейчас батюшка рядом, он бы обязательно у него поинтересовался, как лучше говорить со Жмуром и как ему объяснить, что их бог единственный и верный, но сам он с этим справится не мог.

Перед тем как Жмур поднял очередную тему, на которую у них, вероятно, сложились бы очень разные мнения, к ним подсела незнакомая девушка, которая до этого бойко отплясывала в толпе.

— Что сидите одни мальчики, скучаете? — она хитро улыбнулась и выпятила грудь так, что глаза Жмура и Лесика будто по приказу уткнулись на распахнутую горловину рубахи, заглядывая внутрь, — или вы эти…

— Что ты! — перебил ее Жмур и рассмеялся, — мы как раз очень даже не эти!

Он хищно облизнулся и облокотился на стол, оказываясь еще ближе к распахнутому воротнику и буквально чувствуя на лице жар, исходящий от ее кожи. Девушка ближе прижалась к Лесику, с которым она сидела на одной лавке, как бы намекая, что она больше заинтересована в нем.

Лесьяр сидел ни живой ни мертвый, казалось, будто даже не дышал, боясь спугнуть момент близости с женщиной. Настоящей! Мать твою! Женщиной! Он нервно сглотнул и хотел отвести голову в сторону, чтобы блудливые глаза не бегали по ее телу и не заглядывались на груди, но девушка ласково коснулась его подбородка и наоборот развернула к себе. Лесик почувствовал, как ее рука ловко скользнула по его ноге и тихонько, будто бы невзначай, коснулась его паха.

Конец ознакомительного фрагмента.