Психология воли

Е. П. Ильин, 2009

Второе, переработанное и дополненное, издание учебного пособия (предыдущее вышло в 2000 г.) посвящено одному из важнейших разделов общей психологии – теории и методологии изучения волевых процессов. В книге с авторской позиции проанализированы традиционные и новейшие научно-философские, психологические и физиологические представления о явлениях волевой сферы человека (в частности, о «силе воли»), прослежены закономерности ее развития в онтогенезе, а также ее проявления в различных видах поведения и деятельности, рассмотрены вопросы патологии воли. В систематизированном виде в пособии представлены малоизвестные психодиагностические методики изучения воли, которые могут быть с успехом использованы в практической деятельности специалистов системы образования, спортивной и производственно-организационной сферы. Издание адресовано психологам, психофизиологам, педагогам, а также студентам вузовских факультетов психологического и педагогического профилей.

Глава 2. Воля как произвольное управление поведением и деятельностью человека

2.1. Является ли воля реальным психологическим явлением?

Противоборство между психологами по проблеме воли наблюдается и по другой линии. Одни отстаивают точку зрения, что воля — это не только реальное, но и вполне самостоятельное психическое явление, другие — что в реальности никакой воли нет; что это понятие — лишь конструкт, термин, обозначающий довольно разнородные явления. Рассмотрим доводы тех и других.

Воля как реальное и самостоятельное психическое явление. Понимание воли как самостоятельного и реального психического явления, существующего наряду с разумом и эмоциями, встречается уже у древнегреческих философов. Платон сравнил жизнь человека с колесницей. В нее впряжены два бешеных коня: чувство и воля. Эти силы рвутся вперед, увлекают колесницу и могут ее опрокинуть. Однако управляет колесницей разум. Он крепко держит вожжи, сдерживая безумные порывы коней. Отсюда проистекает и выделение трех сфер личности и, соответственно, трех типов психических процессов: интеллектуальных, эмоциональных и волевых. В связи с этим В. И. Селиванов писал: «Если ум человека есть характеристика сознания по формам отражения объективной действительности, а чувства — характеристика того же сознания по формам отношения к действительности, то воля — это характеристика сознания по формам регулирования самой деятельности человека во внешнем мире» [1974, с. 91].

К этой триадической модели все так привыкли, что она воспринимается как аксиома, не требующая доказательств, а вслед за ней аксиоматическим стал и взгляд на волю как на самостоятельное психическое явление.

Как отмечал В. Э. Чудновский, «исследователь, исходя из трехчленной формулы (разум, чувства, воля), хотя и признает, что компоненты данной формулы в той или иной степени связаны между собой и с психическими свойствами личности, но эта связь в достаточной мере не прослеживается… В традиционной трактовке воля характеризуется как свойство, в большей или меньшей степени эмансипированное от личности в целом, как некий инструмент, при помощи которого личность реализует определенное поведение» [1981, с. 54].

А между тем И. М. Сеченов, который считается основателем материалистического понимания воли и произведения которого являются излюбленным источником цитат для тех, кто стоит на тех же позициях, понимал данную проблему совсем не так прямолинейно, как это зачастую представляют себе его последователи. Мысли И. М. Сеченова о воле редко цитируются полностью, и, что самое главное, их смысл остается не до конца понятым. В то же время позиция И. М. Сеченова по вопросу о воле отнюдь не однозначна, и его высказывания можно трактовать по-разному, подкрепляя противоположные воззрения на волю различными цитатами. Неудивительно, что на И. М. Сеченова опирались как В. Э. Чудновский, отстаивающий мотивационную теорию воли, так и А. Ц. Пуни, рассматривающий волю как самостоятельное психическое явление в одном ряду с интеллектом и чувствами. И действительно, с одной стороны, И. М. Сеченов утверждал: «Ни обыденная жизнь, ни история народов не представляют ни единого случая, где одна холодная, безличная воля могла бы совершить какой-нибудь нравственный подвиг. Рядом с ней всегда стоит, определяя ее, какой-нибудь нравственный мотив… Даже в самых сильных нравственных кризисах, когда, по учению обыденной психологии, воле следовало бы выступить всего ярче, она сама по себе действовать не может, а действует лишь во имя разума или чувства». Получается, что И. М. Сеченов признавал наличие воли, которая взаимодействует с мотивом при управлении поведением. А с другой стороны, он же писал: «Не достаточно ли снабдить человека вместо суммы чувство + воля одним только нравственным чувством в усиленной степени?» Или: «Безличной, холодной воли мы не знаем; то же, что считается продуктом ее [воли. — Е. И.] совместной деятельности с разумом и чувством, может быть прямо выводимо из последних [курсив мой. — Е. И.]» [Сеченов, Павлов, Введенский, 1952, с. 286]. Таким образом, И. М. Сеченов без обиняков говорил о том, что воли как самостоятельного психологического феномена, существующего и управляющего поведением человека наряду с разумом и моральными чувствами, нет.

Усложняет понимание воззрений И. М. Сеченова на волю и следующее обстоятельство: в одном случае он рассматривал волю как механизм поведения и акцентировал внимание на том, что воля является личностным образованием, а не надличностным (как доказывали сторонники «свободной воли»), а в другом случае использовал понятие «воля» в узком смысле, как лишь механизм управления движениями (их запуском, остановкой, регуляцией параметров движений).

Да что говорить о И. М. Сеченове, работы которого были написаны тогда, когда психология и психофизиология только зарождались, если и в наше время даже сторонники мотивационной теории воли, по существу отрицающие ее самостоятельность как психического явления, рассуждают о воле так, как будто она все-таки является самостоятельной. Так, Х. Хекхаузен (2003) пишет, что Юлиус Куль первым указал на необходимость различения собственно мотивационных и волевых аспектов мотивационного процесса. Представляется, что больше запутать читателя в понимании, что же такое воля, невозможно. С одной стороны, воля — вид мотивации, участвующая в контроле за действием, с другой стороны, воля — это особая проблема наряду с мотивацией и контролем за действием

Нередко некорректное использование понятия «воля» провоцирует, вопреки намерению пишущих, понимание воли как какого-то обособленного психического образования, существующего наряду с разумом, мотивами, эмоциями и выступающего в качестве высшего и самостоятельного детерминатора и регулятора поведения, которая к тому же сама себя и обслуживает. Вот как, например, писал о воле С. Л. Рубинштейн: «Еще не окрепшая воля создает себе иногда в явлениях негативизма защитный барьер» [1946, с. 605]. Невольно, читая такое, как и высказывание Ф. Е. Василюка (см. врезку), начинаешь представлять себе волю как некое самостоятельное начало в составе личности, которое не только управляет человеком (а не сам человек управляет собой), но еще и само о себе заботится.

Одна из основных функций воли состоит в том, чтобы не дать разгорающейся в поле деятельности борьбе мотивов остановить или отклонить активность субъекта. И в этом смысле воля — это борьба с борьбой мотивов.

Разумеется, это не значит, что воля, взяв под свое покровительство определенную деятельность, перестает видеть все время меняющуюся психологическую ситуацию, без обсуждения отметает все появляющиеся возможности и намерения и независимо ни от чего постоянно подстегивает осуществляющуюся деятельность, одним словом, что воля — это слепая сила. В воле, на наш взгляд, вообще меньше силы, чем обычно считается, а больше «хитрости»… Сила воли состоит в ее умении использовать в своих целях энергию и динамику мотивов.

Василюк Ф. Е. 1984. С. 140

С другой стороны, можно встретить высказывания, из которых вытекает, что воля сама кем-то регулируется. Например, С. Л. Рубинштейн писал: «Путем эмоционального воздействия доходят… до ребенка правила, которые, закрепляясь частично как привычки, регулируют его волю (курсив мой. — Е. И.)» [там же, с. 609]. В этой цитате я хочу обратить внимание на то, что правила регулируют не поведение ребенка, а его волю. Получается, что регуляция (воля) сама еще служит объектом какой-то регуляции.

Некорректность использования понятия «воля» проявляется и тогда, когда говорят о качествах воли, вместо того чтобы говорить о волевых качествах личности.

Вообще, читая работы, посвященные проблеме воли, видишь, как вольно иные психологи обращаются с этим понятием. Волю воспитывают, формируют, укрепляют и расслабляют, дезорганизуют, высвобождают от ограничений и навязывают другому. Воля бывает, по словам психологов, зрелой, сильной или слабой, собственной («поступать по собственной воле») и чужой («действовать не по своей воле»). И когда читатель встречается с таким разнобоем даже у одного и того же автора на нескольких соседних страницах, он либо действительно начинает верить, будто воля — это нечто такое, что можно подержать в руках или хотя бы увидеть; либо, если читатель обладает критическим складом ума, начинает сомневаться, существует ли вообще корректное употребление понятия «воля», и коли таковое существует, то можно ли разобраться, чту именно оно обозначает.

Отрицание воли. Существующие различия в понимании воли, а главное — трудность объективного изучения этого явления (поскольку вне активности человека воля не проявляется и ее так же невозможно выделить в чистом виде из комплекса прочих психологических феноменов, как и внимание) привели к тому, что многие авторы сомневаются в реальном существовании воли. Исследователи полагают, будто за этим термином скрываются различные, и отнюдь не только «волевые», психологические феномены, которые по мере изучения будут все больше выпадать из «волевой обоймы».

В. А. Иванников заметил: «Обилие гипотез при отсутствии заметного прогресса в выделении психической реальности, соотносимой с термином “воля”, вряд ли является случайным. Дело скорее всего в том, что такой особой реальности просто не существует, а намеренное изменение побуждения к заданному действию достигается через совместную работу известных психических процессов или, точнее, в результате целостной работы мозга и психики» [1991, с. 122].

В. А. Иванников, считая понятие воли чисто описательным и в большей мере житейским, чем научным, с определенной дозой самобичевания пишет о том, что, находясь в плену старых догм, тоже пытался «открыть природу воли, и только позже пришло понимание того, что природу воли открыть нельзя, потому что мы сами [ученые. — Е. И.] ввели это понятие для объяснения особого поведения человека. Поэтому, — продолжает он, — мы должны вернуться к тем явлениям и реальностям поведения человека, которые заставили нас ввести понятие воли. То есть мы должны найти психологический механизм (механизмы), обеспечивающий волевую регуляцию действий, которые человек должен, но не хочет или не может [курсив мой. — Е. И.] осуществить в данный момент, а не пытаться догадаться — что есть воля» [1998, с. 5].

Считая волю понятием, лишенным реального содержания, В. А. Иванников утверждает, что «не только студенты, но и многие исследователи забыли, что некоторые понятия вводились в психологию не как обозначения каких-то психических реальностей, а как теоретические конструкты, призванные объяснить психические явления или поведение живых существ» [там же, с. 3–4]. Другими словами, воля, с его точки зрения, является теоретическим допущением и не более.

В подтверждение своей точки зрения В. А. Иванников приводит не слишком убедительные доводы. Тот факт, что имеются различные представления о механизмах волевой регуляции, вовсе не служит даже косвенным подтверждением отсутствия реального содержания в понятии воли, как утверждал упомянутый исследователь. Если пользоваться подобными аргументами, то с таким же успехом можно утверждать, что не существует и мотива, поскольку различных точек зрения по поводу этого явления имеется еще больше.

Не слишком убедительно и утверждение, согласно которому изменение побуждения (рассматриваемое В. А. Иванниковым как эквивалент волевого усилия) достигается в результате целостной работы мозга и психики. Никто и не собирается утверждать, что имеются какие-то отдельные центры воли. А вот механизм управления, отличный от непроизвольного, существует, чего не отрицал и сам В. А. Иванников. И отличие этого произвольного механизма от упомянутого непроизвольного состоит не в том, что в нем задействован целый комплекс разных психических процессов (таких как мышление, память, восприятие и т. д.), — все это имеет место и при непроизвольном поведении животных, — а в том, что эти процессы актуализируются не внешними, но внутренними сознательными стимулами, проистекающими из принятого самим человеком решения (даже если изначально поведение спровоцировано внешним раздражителем). Именно такой механизм и должен быть назван волевым (произвольным). То есть, во-первых, таким, который функционирует с участием сознательных решений и побуждений (мотивов), кажущихся часто вольными, независимыми от внешних обстоятельств, вытекающими из желаний самого человека. И во-вторых, этот механизм должен проявляться в сознательных (волевых) импульсах и усилиях.

Вообще, в позиции В. А. Иванникова трудно разобраться. Например, он то совершенно отрицает волю как психическую реальность и, по существу, отказывается от использования этого понятия, то отмечает, что «заслуга советских ученых перед мировой психологией состоит не только в простом сохранении проблемы воли. Совместными усилиями многих советских психологов были развиты и сформулированы важные положения, которые являются хорошей основой для дальнейшего развития исследований в этой области психологического знания» [там же, с. 70].

Утверждая, что воли как психического образования или самостоятельного психического явления нет, он в то же время пишет книги и статьи о произвольной регуляции, как бы не замечая, что произвольная регуляция означает не что иное, как «регуляция, происходящая от воли».^[4] Но как может что-то происходить из ничего, от того, чего нет? И если нет воли, то о каком волевом поведении, о котором В. А. Иванников пишет в своих работах, в том числе и в учебном пособии, может идти речь? Уж если быть таким решительным в отрицании воли, то все понятия, включающие слово «воля», этому автору следовало бы взять в кавычки или говорить о так называемых произвольном управлении, волевом поведении, волевых качествах.

2.2. Воля как синоним произвольности

И. М. Сеченов писал, что произвольный — значит сознательно-разумный [1953, с. 136]. Тем самым он выступает против обывательских представлений о том, что между мыслями и желаниями — с одной стороны, и поступками — с другой стороны, должна быть свободная сила, которая и называется волей. Человек волен поступать и согласно своим мыслям, и желаниям и наперекор им. Из этого высказывания следует, что для И. М. Сеченова воля и есть не что иное, как произвольность.

Чтобы не быть голословным, приведу функции воли, отмеченные И. М. Сеченовым: «Она может вызывать, прекращать, усиливать и ослаблять движение» [1952, с. 249]. Как видим, воля связывается не только и не столько с мобилизацией и преодолением препятствий, сколько с обычным сознательным (т. е. произвольным) управлением человеком своими действиями.

Наиболее характерны для человека сознательные движения, направленные на достижение поставленной цели. т. е. произвольные движения… Сочетание или целая система движений, связанных между собой общей целью и единым мотивом, называется волевым действием человека…

Мы называем направленные на достижение сознательно поставленной цели действия волевыми, потому что они являются выражением нашей воли, которая представляет собой сознательную целеустремленность человека на выполнение тех или иных действий.

Корнилов К. Н. 1948. С. 315–316

С моей точки зрения, «воля» — не столько объяснительное, сколько классификационное понятие, которое позволяет отделить произвольные (сознательные, разумные) действия от рефлекторных (непроизвольных) реакций. Воля, как и многие другие психологические термины (восприятие, мышление, память) — это обобщенное понятие, обозначающее определенный класс психических явлений, процессов и действий, объединенных единой функциональной задачей — сознательным и преднамеренным управлением поведением и деятельностью человека. Использование таких обобщающих понятий удобно, так как с их помощью мы сразу узнаем, о каком классе действий, процессов идет речь.

В подтверждение именно такой точки зрения можно привести тот факт, что Аристотель, который считается одним из первых мыслителей, подошедших к изучению воли с научных позиций, употребил этот термин как раз с целью обозначения определенного класса действий и поступков человека, а именно тех, которые детерминируются не потребностями, желаниями, а пониманием нужности, необходимости этих действий. Иначе говоря, речь идет о классе сознательных поступков и действий, или о стремлениях, опосредованных размышлением. Аристотель ввел понятие о произвольных движениях, чтобы отделить их от непроизвольных, которые осуществляются без размышления. К произвольным действиям он относил те, о которых «мы заранее совещались с собою» (чтобы не создавалось излишнего противопоставления «разумных» действий и тех, которые вызваны желанием, следует заметить, что сознательными, связанными с предваряющими их размышлениями, могут быть и те действия, которые вызваны имеющимися у человека потребностями, желаниями; поэтому такие действия нельзя исключать из состава произвольных).

Волевыми мы называем такие действия, которые направлены на достижение сознательно поставленных целей. Воля — это та сторона психической жизни человека, которая получает свое выражение в сознательной направленности действий.

Мясищев В. Н. и др. 1968. С. 132

Итак, сопоставляя оба рассмотренных подхода к проблеме воли, делаешь вывод, что каждый из них страдает некоторым экстремизмом. Первый подход необоснованно противопоставляет волю и разум как механизмы управления поведением и деятельностью. Второй подход, также необоснованно, отрицает наличие воли как реального психического явления. В действительности же воля — это, во-первых, реальное психическое явление, представляющее собой произвольное управление; и во-вторых, она неразрывно связана с разумом (конечно, не подменяя его), поскольку произвольное управление — всегда сознательное и преднамеренное, т. е. разумное.

2.3. Воля — это волевая регуляция или произвольное управление?

Трудно сказать по какой причине, но в психологии утвердилось понятие «психическая регуляция», а не «психическое управление». Поэтому, очевидно, применительно к воле в большинстве случаев психологи говорят о произвольной или волевой регуляции. Впрочем, вряд ли этому различению придается какой-то специальный смысл. Скорее всего, для большинства психологов управление и регуляция являются тождественными понятиями. Так, Е. Д. Хомская пишет: «Под произвольностью высших психических функций понимается возможность сознательного управления психическими функциями» [1987, с. 131], а Б. В. Зейгарник с соавторами упоминает о «развитии саморегуляции как осознанного управления своим поведением» [Зейгарник, Холмогорова, Мазур, 1989, с. 122].

Понимание воли как управления можно встретить и у В. К. Калина, хотя в основном он пользуется понятием «волевая регуляция»: «Воля… — это система механизмов сознания, обеспечивающая самоуправление [курсив мой. — Е. И.] функциональной структурой психики и уровнем ресурсных затрат в деятельности и поведении, в отдельных действиях и поступках» [1989а, с. 54].

По Л. М. Веккеру [1957], воля есть высшая форма произвольной регуляции поведения, а именно та, при которой регуляция осуществляется на основе критерия интеллектуальной, эмоционально-нравственной и общесоциальной ценности того или иного действия. Необходимость волевой регуляции этот исследователь связывает с потребностью в переводе регуляции на личностный уровень.

В. И. Селиванов [1982] тоже считает, что волевая регуляция — не синоним произвольной регуляции, а только одна из ее форм, качественно отличная от других. «Воля — высшая ступень развития произвольного поведения, выраженная в сознательном саморегулировании человека», — пишет он [1992, с. 176]. Волевая регуляция связана, по его мнению, только с сознательно-волевой напряженностью, когда необходимы намеренные волевые усилия, чтобы преодолеть возникшие трудности. «Основная особенность волевой регуляции, — писал В. И. Селиванов, — заключается в сознательной мобилизации личностью своих психических и физических возможностей для преодоления трудностей и препятствий… Понятие “произвольное” намного шире понятия “волевое”. Если даже отрешиться от так называемых “произвольных движений” (И. П. Павлов), этим понятием психологи характеризуют и некоторые формы импульсивного поведения человека, когда… нет представления о трудностях и способах их преодоления, хотя цель акта так или иначе осознается» [1982, с. 15]. В. И. Селиванов отмечал, что произвольная регуляция проявляется и в привычных действиях.

Вопрос, однако, состоит не только в том, чтобы отдифференцировать два понятия — «произвольный» и «волевой», но и в том, чтобы различать понятия «управление (произвольное)» и «регуляция (волевая)».

С моей точки зрения, волевая регуляция не тождественна произвольному управлению, а является его разновидностью при необходимости преодолевать возникшие трудности. При этом я исхожу из следующих соображений. В теории кибернетики управление и регуляция соотносятся друг с другом как целое и часть. Если управление понимают как установление определенной зависимости выходных сигналов системы от входных, то регулирование — лишь как блокирование возмущающих воздействий. Точнее, под управлением принято понимать осуществление таких воздействий (выбранных из множества возможных на основании определенной информации), которые способствуют достижению заранее поставленной цели. При этом, характеризуя процесс управления, обычно выделяют такие его стадии, как: сбор и обработка информации, принятие решения, реализация решения и контроль. Что же касается прямого регулирования, то в это понятие вкладывается более узкий смысл, а именно: приведение управляемой системы в соответствие с установленными нормами, правилами, параметрами функционирования в случае отклонения от них. Это механизм стабилизации состояния системы или ее функционирования.

Отмечу, что сходную позицию в отношении психического управления и психического регулирования занимал Г. С. Никифоров [1989], подробно изучавший этот вопрос. Он считал, что такое понятие, как процессы психического самоуправления, следует рассматривать более широко, нежели процессы саморегулирования, и что эти две области психических процессов соотносятся как целое и часть. Под психическим самоуправлением Г. С. Никифоров понимал сознательные воздействия человека на присущие ему психические явления (процессы, состояния, свойства), выполняемую им деятельность, собственное поведение с целью сохранения или изменения характера их протекания.

Очевидно, термину «управление» соответствует воля в широком понимании — связанная с тем, что называют произвольной регуляцией, а термину «регуляция» — узкое понимание воли, соотносящееся с проявлением силы воли, волевых качеств, используемых для удержания поведения человека в пределах норм, правил, необходимых параметров функционирования при наличии препятствий, затруднений.

Таким образом, произвольное управление и волевая регуляция — это не совершенно независимые психологические феномены, а такие, которые соотносятся как целое и его часть. Об этом говорил В. А. Иванников, рассматривая соотношения между произвольной и волевой регуляцией. Это же подчеркивал и В. И. Селиванов [1974], который писал, что как произвольная, так и волевая регуляция характеризуются одними и теми же признаками, а именно сознательной преднамеренностью поведения, основанной на разработке плана, — программы достижения цели; сознательный выбор определенного способа действия из ряда возможных; оценка трудностей и препятствий, стоящих на пути к цели, и необходимость мобилизации волевых усилий для их преодоления; сознательный контроль за исполнением выработанного плана — и сличением достигнутых результатов с первоначально поставленной целью. Различие же между тем и другим видом регуляции, — писал В. И. Селиванов, — состоит в масштабе преодолеваемых трудностей и препятствий, а следовательно, и в величине прилагаемых усилий.

Занимая обозначенную выше позицию, я стою на той точке зрения, что произвольное управление, являясь более общим феноменом, организует произвольное поведение (включая и волевое), реализуемое через произвольные, т. е. мотивированные (сознательные, преднамеренные) действия. Волевая же регуляция, будучи разновидностью произвольного управления, реализуется через разновидность произвольных действий — волевые действия, для которых более существенным становится проявление волевых усилий и которые соотносятся с волевым поведением.

Такой подход позволяет снять многие противоречия, возникающие при обсуждении проблемы воли и волевого поведения человека, которые приводят к бессодержательным дискуссиям (к спору, как говорится, о словах). Так, например, В. И. Селиванов вступил в полемику с Л. И. Божович по поводу участия воли в нравственном поведении человека. «Яблоком раздора» послужило высказывание И. М. Сеченова в работе «Кому и как разрабатывать психологию?» о том, что добрые дела вытекают из морального чувства сами собой, на основании нравственной привычки, не требуя со стороны человека дополнительных усилий. Л. И. Божович, ссылаясь на И. М. Сеченова, писала, что подлинный нравственный поступок «никогда не является результатом сознательного волевого акта, а всегда есть результат морального чувства и моральной привычки» [1960, с. 223].

В. И. Селиванов [1975] был с этим решительно не согласен и полагал, что данное высказывание И. М. Сеченова не отражает господствующего духа сеченовских работ. А этот дух заключается в том, что Сеченов старался дать естественнонаучное обоснование сильной воли «рыцарей» жизни, не уклоняющихся от избранного пути даже под воздействием «самых ужасающих сил».

Мне представляется, что эта дискуссия возникла только из-за того, что воля понималась авторами слишком узко — как исключительно волевая регуляция. Однако при понимании воли как произвольного управления предмет спора исчезает или, по крайней мере, дискуссия переходит в другую плоскость. Ведь и в том, и в другом случае речь идет о сознательном и преднамеренном проявлении нравственности, т. е. о произвольном акте (поскольку делать что-то по привычке еще не означает делать непроизвольно). Поэтому Л. И. Божович не права, отрицая возможность участия волевого акта (произвольного управления) в совершении нравственного поступка. Но вряд ли прав и В. И. Селиванов, который не учитывал того факта, что нравственность по привычке также связана с произвольным управлением, и вследствие этого пытался доказать, будто нравственный человек — это лишь тот, кто не удовлетворяется достигнутым и постоянно мобилизует все новые волевые усилия, чтобы добиваться новых успехов.

Ближе к истине оказалась М. С. Неймарк [1973], которая отмечала, что нравственные качества человека могут проявляться как на уровне сознательных намерений, когда требуется волевое усилие, так и на уровне непосредственных нравственных потребностей — без борьбы с конкурирующими желаниями, по нравственной привычке.

Как видим, приведенная выше полемика имела несколько надуманный характер и возникла лишь потому, что авторы понимали волю только как волевую регуляцию.

Воля как самоуправление. Воля (или произвольность) — это самоуправление своим поведением с помощью сознания, которое предполагает самостоятельность человека не только в принятии решения (пресловутая «свобода воли»!), но и в инициации действий, их осуществлении и контроле. В лингвистике прибавление местоименного прилагательного само к тому или иному слову имеет вполне определенное словообразовательное значение, смысл которого заключается в обозначении направленности действия на того, кто его производит. Отсюда главной сущностью воли является самость. Именно она отличает произвольное управление от непроизвольного. И именно ее имел в виду Аристотель, когда говорил о произвольной регуляции.

Одной из наиболее простых форм двигательных проявлений можно считать так называемые самопроизвольные движения, являющиеся, по-видимому, не чем иным, как результатом разряда энергии, накопившейся в центральной нервной системе. Только что родившийся на свет ребенок кричит, беспорядочно двигает ручками и ножками; эти движения отчасти рефлекторны, т. е. вызваны внешними раздражениями, отчасти же самопроизвольны: накопившаяся энергия требует разряда, и этот разряд выражается движениями. Засидевшийся на уроке ученик вскакивает во время перемены с места, начинает бегать, кричать, прыгать; молодые животные также часто бегают, прыгают без всякого повода. Наконец, взрослый человек, встав с постели, потягивается, совершает ряд движений, не имеющих никакой другой цели, как только размяться после долгой неподвижности.

Следующую ступень составляют подражательные движения. Как это ясно уже из самого названия, в их состав входит прежде всего восприятие движений, совершаемых другим живым существом, а затем двигательные импульсы, направленные на выполнение таких же точно движений. Следовательно, подражательные движения всегда сознательны или, по крайней мере, полусознательны. Они могут быть произвольными или непроизвольными; в общем, однако, сам человек, его личное хотение играет здесь все же очень незначительную роль. Действия детей вообще характеризуются очень значительным развитием подражательности — и соответственно этому воля их слаба, внушаемость значительна. То же самое и у взрослых людей: чем больше развита у них подражательность, тем менее проявляется самостоятельная инициатива, способность к энергичным волевым импульсам.

Наконец, высшую ступень составляют сознательные произвольные движения. Они отличаются от остальных движений тем, что включают в себя новый элемент, являющийся как раз наиболее характерным для волевых процессов, именно элемент волевого напряжения. Можно сказать даже, что все перечисленные до сих пор более элементарные роды движений не составляют еще волевых актов в собственном смысле этого слова, а только в сознательных произвольных движениях мы вступаем в область вполне выраженного волевого процесса.

Лазурский А. Ф. 2001. С. 228–229

Надо отметить, что различные психологи вкладывают в понятие «самость» разный смысл. В моем понимании самость означает не то, например, что я сам отдернул руку, уколовшись обо что-то острое, т. е. проявил защитный рефлекс. Самость — это сознательное преднамеренное планирование человеком своих действий в соответствии с собственными желаниями, с переживаемым им самим чувством долга (мотивация), это отдача самому себе команды для начала действия, стимуляция самого себя, осуществление самоконтроля за своими действиями, состояниями.

Поэтому наиболее близким к моему пониманию воли является ее определение, которое дано в словаре «Психология»: «Воля — способность человека, проявляющаяся в самодетерминации и саморегуляции им своей деятельности и различных психических процессов» [1990, с. 62].

Правда, следует иметь в виду, что термины «самоуправление», «саморегуляция», «самооптимизация» и т. п. используются зачастую и в отношении любых систем, снабженных автоматическим управлением, в том числе и технических. Поэтому, чтобы отделить волевое самоуправление от неволевого, я считаю целесообразным в последнем случае говорить об автоуправлении, авторегуляции, автооптимизации и т. д. Термин же «самоуправление» и родственные ему предлагается оставить за произвольными (сознательными) процессами, связанными с самосубъектными отношениями. Во всяком случае, в данной книге речь идет именно о произвольном самоуправлении.

2.4. Структура произвольного акта

Со времени Нарцисса Аха основным становится вопрос: что входит в волевой акт? Если обобщить многие подходы, то можно сказать, что рассматриваются две стороны воли — формирование побуждения (интенции) и ее реализация. Первая связывается с мотивацией, вторая — с осуществлением действия и контролем за ним.

Н. Н. Ланге в волевом (произвольном) действии выделял четыре части: 1) чувство, потребность, т. е. стремление; 2) предсказание о цели; 3) представление о движении; 4) само движение. С. Л. Рубинштейн в произвольном действии тоже выделил четыре стадии: 1) актуализация побуждения и постановка цели; 2) обсуждение и борьба мотивов; 3) решение о действии; 4) исполнение действия. В. И. Селиванов выделяет три стадии: 1) постановку цели действия; 2) мысленное планирование исполнения и 3) само исполнение. Поскольку эта структура соответствует структуре любой деятельности, В. И. Селиванов поясняет, что названия «волевая деятельность», «волевое действие» используются им лишь для того, чтобы показать наличие в этих действиях и деятельности волевого компонента.

Из зарубежных психологов, рассматривающих стадии волевого действия, нужно назвать Р. Ассаджиоли (R. Assagioli, 1974). Он выделяет шесть стадий: 1) осознанная цель, ее оценка, возникновение мотивации на основании оценки; 2) размышление; 3) выбор одной цели из нескольких; 4) подтверждение выбора; 5) составление программы действий с учетом имеющихся средств; 6) исполнение действия.

Х. Хекхаузен (2003) в качестве волевого акта рассматривает только осуществление намерения, а фактически — инициирование интенции (побуждения) и самоконтроль за действием. Весь процесс осуществления действия он делит на четыре фазы: подготовительную, преакциональную, акциональную и постакциональную (рис. 2.1).

Рис. 2.1. Схематическое изображение четырех фаз действия (Gollwitzer, 1988)

Две из этих фаз связаны с мотивационным состоянием, а две — с волевым. В первой (подготовительной) фазе происходит обдумывание различных вариантов действия, и заканчивается она формированием интенции (побуждения). В преакциональной фазе субъект ждет подходящего момента и подходящих обстоятельств для воплощения сформированной интенции в действие или же для отказа от этой интенции. Следующая фаза связана с реализацией интенции и заканчивается достижением результата, после чего действие прекращается (дезактивация). Последняя фаза (мотивационная постакциональная) обусловлена оценкой достигнутого, анализом причин, позволивших добиться результата, т. е. по существу связана с получением субъектом опыта для инициирования будущих действий.

В отношении этой модели возникает ряд вопросов. Во-первых, не понятно, почему из воли исключены мотивация и самооценка: разве они осуществляются непроизвольно? Во-вторых, разве в волевой преакциональной фазе человек всегда ждет обстоятельств, позволяющих реализовать интенцию, а не сам их организует? Рассматриваемый Хекхаузеном случай является частным, обозначаемым в психологии как «борьба мотивов», и скорее связан с отложенными на время намерениями, существующими в данный момент и ждущими «своего часа» для реализации (мотивационными установками), или с ожиданием сигнала к началу действия (например, бегуны на старте). В-третьих, на каком основании оценка достигнутого результата отнесена к мотивации?

Весьма сомнительно и утверждение Хекхаузена, что «многие повседневные действия, такие как вставание с постели, одевание, приветствие знакомых, происходят по привычке, автоматически и не требуют принятия решения» [с. 341].

Ах различал четыре феноменологических момента первичного волевого акта. Так называемый «наглядный момент» понимается как телесные ощущения напряжения в разных частях тела (например, в области шеи). Испытуемый имеет представление о действии, которое надо выполнить, представление цели, связанное с вызывающими ее стимулами и подходящей возможностью, при которой следует выполнить требуемое действие (так называемым представлением условий). Представление цели и условий Ах назвал «предметным моментом» волевого акта. Центральной составной частью переживания является так называемый «актуальный момент», который усиливает первоначальное намерение, переходя в твердую решимость типа «я действительно этого хочу!», и отвергает другие альтернативные действия. Весь волевой акт сопровождается «моментом состояния», под которым понимается переживаемый уровень усилий.

Эти четыре феномена являются реакцией на препятствия, возникающие в ходе реализации намерения…

Можно задаться вопросом, что именно исследовал Ах в волевом акте: само намерение, процесс усиления уже имеющегося намерения или формирование дополнительного намерения для повышения вероятности реализации первоначального. Дело в том, что волевой акт в смысле принятия решения о выполнении некоторого действия начинался с того момента, когда испытуемый принимал указания экспериментатора осуществить данное действие. На это указывал Зельц [Selz, 1910] сразу после выхода работы Аха… «Мы полагаем, что Ах исследует не процесс принятия решения, а волевое напряжение, направленное на реализацию уже принятого решения» [Selz, 1910].

Если под волевым актом понимать исходный процесс формирования намерения, то Ах исследовал нечто, возникающее после образования намерения, а именно обновленное и усиленное начальное решение.

Хекхаузен Х. 2003. С. 307–308

Таким образом, структура произвольных действий у разных авторов в принципе сходная. Важно подчеркнуть, что у всех авторов исполнению действия предшествует мотивационный процесс и в то же время отсутствует важный этап — инициация действия, его запуск.

Если произвольное действие включает только две стадии — первую и последнюю, то говорят о простых произвольных действиях, если все — о сложных произвольных действиях [В. В. Богословский, 1973]. Надо сказать, что названные стадии далеко не исчерпывают состав и динамику произвольного действия. Так, и у С. Л. Рубинштейна, и у В. И. Селиванова отсутствуют стадии контроля за исполнением действия и оценки его результата. Да и постановка цели, о которой говорят упомянутые выше авторы, т. е. процесс мотивации, сам состоит из нескольких стадий, что будет показано во второй части монографии.

Важно замечание К. Н. Корнилова, что, хотя произвольные действия осознанны, но включают, при их автоматизации, и такие движения, операции, которые потеряли свой первоначальный сознательный характер. Однако и эти операции подчинены общей конечной цели произвольного действия.

Расшифровывая структуру произвольного управления, Е. Д. Хомская отмечает, что оно «предполагает, с одной стороны, наличие программы, в соответствии с которой протекает та или иная психическая функция (выработанная самостоятельно или данная в виде инструкции), постоянный контроль за ее протеканием (куда входит контроль за последовательностью операций и контроль за результатами промежуточных фаз) и контроль за окончательным результатом деятельности (для которого необходимо сличение реального результата с предварительно сформированным «образом результата»). Произвольное управление психическими функциями предполагает наличие соответствующего мотива, без которого никакая сознательная психическая деятельность невозможна» [1987, с. 131].

Исходя из вышесказанного, произвольное управление, с моей точки зрения, включает в себя самодетерминацию, самоинициацию и самоторможение действий, самоконтроль (как за своими действиями, так и за своим состоянием, эмоциями), самомобилизацию и самостимуляцию. В соответствии с таким пониманием общая функциональная структура произвольного управления (воли в широком понимании) выглядит так (рис. 2.2).

Рис. 2.2. Функциональная структура произвольного управления

Произвольное управление является интегральным психофизиологическим процессом, поскольку оно, с одной стороны, включает в себя, помимо волевого усилия, ряд других психологических феноменов: мотивы (желания, долженствование), интеллектуальную активность, нравственную сферу личности, — но, с другой стороны, базируется на физиологических процессах и особенностях их протекания (свойствах нервной системы). Последнее обстоятельство свидетельствует о том, что проявления воли — волевые качества — имеют генетическую (биологическую) основу, а не только социальную. Не случайно зачатки воли наблюдаются и у животных [П. В. Симонов, 1971].

Б. Н. Смирнов [2004] выражает сомнение в правомерности моего понимания структуры воли, которая представляется ему излишне широкой. Он пишет, что оно «расходится с пониманием воли целым рядом психологов во второй половине ХХ века… В нашей психологии принято различать механизмы управления личностью своим поведением с помощью мотива и с помощью волевого усилия» [с. 70]. При этом он ссылается на В. И. Селиванова, считающего, что волевая регуляция — не синоним всей произвольной регуляции, а только одна из ее форм. Собственно, я и пытался утвердить эту мысль. Другое дело, является ли произвольное управление синонимом воли или им является только волевая регуляция. Здесь моя позиция расходится с позицией Б. Н. Смирнова.

Что же касается представлений психологов второй половины ХХ в. о воле, то оно не столь однозначно, как представляется Б. Н.Смирнову. Я уже привел взгляды на многокомпонентную структуру волевого управления С. Л. Рубинштейна, Е. Д. Хомской, Р. Ассаджиоли, во многом совпадающие с представленной мною структурой.

Первая составляющая произвольного управления — мотивация — рассматривается в книге «Мотивация и мотивы» (СПб.: Питер, 2000, 2006). Остальные составляющие произвольного управления анализируются далее. Причем в связи с тем, что предпоследняя составляющая — самоконтроль — подробно изучена Г. С. Никифоровым в его монографиях, в главе 6 будут исследованы только некоторые аспекты самоконтроля, в основном теоретические, связанные с его механизмами.

2.5. Произвольные и волевые действия

Действие как произвольное и преднамеренное проявление человеком активности, направленной на достижение ближайшей цели, чаще всего рассматривается как специфическая единица человеческой деятельности (С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев), хотя действия совершаются человеком и вне деятельности.

Если налицо имеется лишь один мотив, подготовляющий аффект и его разрешение в действии, то мы называем такой волевой процесс действием по влечению. Действия животных, по-видимому, почти все являются такого рода простыми волевыми действиями. Но и в душевной жизни человека они играют весьма важную роль, сопровождая более сложные волевые процессы, и эти сложные процессы очень часто возникают из действий по влечению, когда последние повторяются. Действия, возникающие из многих борющихся друг с другом сильно окрашенных чувствованиями мотивов, мы называем, напротив, произвольными действиями, или, если мы вполне сознаем предшествовавшую борьбу противоположных мотивов, действиями по выбору.

Вундт В. 2002. С. 45–46

Произвольные действия выделяют и классифицируют по тем функциям, которые они выполняют. К ним относятся познавательные (перцептивные, аттенционные, мнемические, интеллектуальные) и психомоторные действия (табл. 2.1).

Таблица 2.1. Состав произвольных действий

Э. Ш. Натанзон [1991] выделила ряд действий, которые можно считать произвольными: сознательные, сознательные с непредвиденными результатами, умышленные, волевые, импульсивные, аффективные, негативистские, внушаемые (скорее — внушенные), нечаянные и даже бесполезные. Классификация этих действий базируется у автора на характере мотивов, побуждающих к данным действиям, и на оценке этих действий педагогом с социальных позиций (какие действия полезные, а какие — вредные). К сожалению, эта интересная попытка расклассифицировать произвольные действия человека на основании их мотивации не имеет строгой логичности и бесспорных критериев для того, чтобы четко отделить один вид действий от другого.

Сознательное действие характеризуется Э. Ш. Натанзон как направленное на достижение определенного результата, причем предполагается, что, совершая данное действие, человек предвидит его результат и контролирует ход действия на всем его протяжении.

Сознательное действие с непредвиденным результатом характеризуется положительным мотивом и целью, но неожиданно негативным результатом. Это неумышленное действие, утверждала автор, с чем, однако, трудно согласиться. Действие все-таки умышленное, иначе непонятно, почему оно сознательное; неумышленным же (точнее, непредвиденным) является его результат.

Нечаянное действие (или поступок) — это действие, совершенное без соответствующего мотива и без соответствующей цели. Когда человек пытается отдать себе отчет в таком действии, то приходит к выводу, что все получилось помимо его воли, в силу каких-то неблагоприятных обстоятельств. Следовательно, это неумышленное действие. И здесь опять же трудно согласиться с автором. Неумышленным, т. е. непланировавшимся, может быть результат действия, а не само действие. Кроме того, и мотив и цель у человека имелись, иначе он не стал бы осуществлять это действие. По сути, это тоже сознательное действие с непредвиденным результатом.

Умышленное действие, по Э. Ш. Натанзон, характеризуется тем, что мотив, цель и средства для достижения цели носят отрицательный характер, что придает отрицательный характер всему действию. Умышленное действие — продуманное и тщательно планируемое. Но в таком случае любое сознательное действие является умышленным. Дело, следовательно, не в характере управления действием, а в отрицательной направленности мотива.

Негативистское действие — это действие, которое совершается человеком при сильной обиде на кого-либо. Мотивом такого действия служит потребность в разрядке своего чувства, желание отомстить, а целью — определенное действие, которое может причинить обидчику неприятности. По существу, это тоже умышленное действие.

Импульсивное действие совершается по первому побуждению, когда человек недостаточно серьезно обдумал возможные последствия. Против этого трудно возразить. Зато другие характеристики импульсивного действия, которые давала Э. Ш. Натанзон, скорее соответствуют аффективному действию. Так, она приписывала импульсивному действию явно выраженный мотив без четкой цели и отсутствие концентрации сознания на достигаемом результате. Главное — это удовлетворение желания и выражение нахлынувшего сильного чувства.

Внушенное действие, считала Э. Ш. Натанзон, не имеет мотива, а цель его возникает под влиянием других людей, но не на основе собственных потребностей, интересов и чувств. Поэтому внушенные действия в целом недостаточно продуманны. Если не касаться действий, совершенных человеком под влиянием гипнотического внушения, а рассматривать внушение, осуществленное, например, педагогом, то трудно согласиться с автором, что эти действия не имеют мотива. Это внешне мотивированные действия.

Бесполезное действие — это действие, совершаемое «просто так», возникающее само по себе. В нем есть и мотив, и цель, но объективно оно никакой ценности не представляет. Бесполезное действие, как правило, совершают, не задумываясь над тем, какой общественный резонанс оно получит. В сознании самого человека оно выглядит как совершенно безобидное. Это неумышленное действие, но отнюдь не безобидное, считала Э. Ш. Натанзон. Такое действие называется «шалостью»: дети бьют пустые бутылки, ломают ящики и коробки и т. д.

Волевое действие — это сознательное действие, связанное с преодолением серьезных трудностей на пути к цели и, в связи с этим, сопряженное со значительными волевыми усилиями. Таким образом, волевое действие характеризуется не только наличием определенного мотива, цели, формированием образа ожидаемого результата, но и значительным волевым усилием. С этим трудно не согласиться.

Естественным свойством человека является способность осознанно делать то, что требует природа.

В. Швёбель

К. Н. Корнилов произвольные действия разделяет на внешние и внутренние. Последние связаны с задержкой внешнего действия.

Волевые действия. Большинство психологов не выделяет волевые действия в особую категорию, отождествляя их с произвольными.

Например, по К. Н. Корнилову [1957], волевые действия — это сочетание или целая система движений, связанных между собой общей целью, единым мотивом. Эти действия, отмечал К. Н. Корнилов, называются волевыми потому, что они являются выражением нашей воли. С моей точки зрения, в данном случае следовало бы говорить о произвольных действиях, а не волевых, поскольку, описывая их, автор не говорил о преодолеваемых при их осуществлении препятствиях.

К. М. Гуревич [1940] называл волевым такое действие, в котором преодолевается аффективно-отрицательное отношение ради эффективно-положительной цели.

Ф. Н. Гоноболин [1973] вроде бы выделял волевые действия среди произвольных, однако в чем состоит специфика первых по сравнению со вторыми — в даваемых им определениях остается неясным. Так, произвольные действия он характеризовал как сознательные и преследующие определенную цель и в то же время писал, что такие действия могут быть названы волевыми.

Н. Д. Левитов [1958] отмечал, что нередко волевые действия называют произвольными, в отличие от непроизвольных. Такую замену он считал неудачной, так как термин «произвольный» в жизни обычно употребляется как синоним термина «своевольный», для обозначения непродуманных действий, движимых капризом или упрямством.

Не соглашаясь с утверждением Н. Д. Левитова о непродуманности произвольных действий, я тоже считаю, что целесообразно различать (но не отрывать друг от друга!) произвольные и волевые действия, так же как и произвольное управление и волевую регуляцию.

Е. О. Смирнова тоже разделяет произвольные и волевые действия [1990]. По ее мнению, волевые действия всегда являются инициативными: их побуждение должно исходить от самого человека. Цели же и задачи произвольного действия задаются извне и могут лишь приниматься или не приниматься человеком. По существу, Е. О. Смирнова говорит о произвольных действиях как «внешнеорганизованных», а о волевых действиях — как о «внутреннеорганизованных».

Анализ текстов Н. А. Леонтьева показывает, что в них эксплицитно или имплицитно представлены следующие обязательные условия правильного понимания воли: рассмотрение всей системы мотивов человека; учет их масштаба и иерархии; подчеркивание того, что волевой может быть лишь деятельность, побуждаемая социально-значимыми идеальными мотивами.

Гиппенрейтер Ю. Б. О природе человеческой воли // Психологический журнал. 2005. № 3. С. 17

Произвольность, считает Е. О. Смирнова, поддается тренировке, обучению, которое заключается в усвоении средств овладения своим поведением. Воля, по ее мнению, такой тренировке не поддается. Если принимать за волю мотивы, как это имеет место у Е. О. Смирновой, то с автором можно было бы и согласиться: мотивы формируются, а не тренируются. Но с другой стороны, разве не очевидно, что воля (по крайней мере ее нравственный компонент) воспитывается?

Таким образом, на мой взгляд, для деления действий на произвольные и волевые Е. О. Смирнова выбрала не очень удачное основание.

А. А. Люблинская [1971] считала, что произвольные действия превращаются в волевые в процессе овладения ребенком речью. С этим нельзя согласиться: ведь и произвольные действия характеризуются связью с речью. Дело не в овладении речью как таковой, а в придании некоторым словам не только пускового, но и стимулирующего значения или значения запрета. Таковыми А. А. Люблинская считала только два слова — «надо» и «нельзя», которые ребенок сначала слышит от взрослых, а затем использует в процессе самоуправления.

В. А. Иванников [1991] охарактеризовал волевое действие как действие с двумя смыслами: один задается жизненным, т. е. исходным, мотивом, а другой — воображаемым, при дефиците силы первого. Конечно, как частный случай волевой регуляции это принять можно (если только расшифровать, что такое смысл, проистекающий от жизненного мотива, и чем он отличается от воображаемого смысла), но все же такой подход с «двойной мотивацией» оставляет открытым вопрос: почему же такие действия называются волевыми?

В связи с этим приведу мысль В. К. Котырло: «…чтобы волевое действие было основным “представителем” воли, оно по своей сущности должно нести в себе основные черты волевой регуляции» [1971, с. 38].

Волевые действия — это разновидность произвольных действий, спецификой которых является использование при достижении цели волевого усилия. Это действия, связанные с преодолением затруднений, требующие больших затрат энергии и сопровождающиеся переживанием внутреннего напряжения.

К волевым действиям относятся: всматривание (при плохой видимости), прислушивание (при плохой слышимости или звуковых помехах), принюхивание, концентрация внимания, припоминание, сдерживание побуждений, проявление большой силы, быстроты и выносливости, т. е. все те сенсорные, мнемические и двигательные действия, осуществление которых требует проявления значительного волевого усилия.

Примечания

4

Этот же «грех» присущ и пониманию воли В. И. Селивановым, когда он пишет, что волевая регуляция (воля) — не синоним всей произвольной регуляции, а только одна из ее форм, так как волевая регуляция, с его точки зрения, это только сознательная мобилизация личностью своих психических и физических возможностей для преодоления трудностей и препятствий. Другими формами произвольности он считает привычные действия и эмоциональный порыв.