Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 18. Часть 24. Родные

Е. П. Бажанов, 2021

Многотомник «Миг и вечность» посвящен рассказу о жизни и творчестве Натальи Евгеньевны Бажановой – политолога, историка, экономиста, публициста, педагога, дипломата, внесшего выдающийся вклад в изучение международных отношений, мировой экономики, этносов, стран, цивилизаций. При этом, хотя Н.Е. Бажанова находится в центре повествования, акцент сделан также на описание и анализ нашего многообразного, противоречивого, сложного и очень интересного мира. Восемнадцатый том сфокусирован на жизни родителей и других близких Натальи и Евгения Бажановых. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Татьяна Малова

© Бажанов Е. П., 2022

© ООО «НТК «Дашков и Кº», 2022

Часть 24

Родные

Предисловие

Многотомник «Миг и вечность» посвящен прежде всего моей жене, Наталье Евгеньевне Бажановой. Жизнь Натальи была неразрывно связана с ее родителями, семьей ее дяди Георгия Антоновича, а затем и со мной. Поэтому в книге постоянно фигурируем все мы, близкие Наташи. Что же касается моих родных, то они упоминались в предыдущих 17 томах лишь эпизодически. И я решил с учетом того, что мои родные тоже составляли с Натулей одно целое, посвятить им данную часть (№ 24) своего многотомника о жене (хотя первоначально планировал опубликовать о родных отдельную книгу).

Однако в процессе работы над частью № 24 я осознал, что отделить наших родных друг от друга невозможно, к тому же о родителях Наташи я сказал далеко не все, что заслуживает внимания, а сказанное дано фрагментами и не составляет цельной картины, особенно период зрелых лет.

В итоге получилось описание жизни всех наших родных. В одну книгу материал не уместился, и я разделил его на две книги (тома 18 и 19).

Глава 1

И снова крупицы прошлого

Первая часть тома 1 «Миг и вечность» была озаглавлена «Крупицы прошлого». В ней рассказывалось о родословной моей жены Наташи, собранной буквально по крупицам. Здесь речь пойдет о моей родословной, о моих родных. И вновь информацию пришлось собирать таким же образом. К сожалению, основательное освещение данной темы не получится из-за катастрофической нехватки материалов. Может быть, со временем найду еще что-нибудь в семейных архивах, а пока базируюсь на том, чем располагаю на данный момент.

…И папа, и мама родились на берегу Азовского моря, в городе Мариуполе. Мама — в семье школьного учителя математики, папа — в семье железнодорожного машиниста. Мамина семья обитала в более-менее ухоженном районе Мариуполя, папина — в самом непрестижном, в слободке, примыкавшей к железнодорожной станции и морскому берегу. В обеих семьях было по десять детей. Мама родилась последней и была поздним ребенком — ее маме тогда исполнилось 45 лет. Ее рождение не планировали, все получилось случайно. Папа был девятым по счету ребенком. Большинство братьев и сестер в обеих семьях или рано умерло, или погибло в годы Великой Отечественной войны. И папин, и мамин отцы скончались еще до моего рождения, бабушек я в раннем детстве видел, но совсем не помню. Смутно помню трех папиных сестер, маминых брата и сестру.

В сентябре 1928 года в возрасте шестнадцати лет папа поступил на работу на металлургический завод им. Ильича сначала учеником, затем дежурным электриком листопрокатного цеха и, наконец, бригадиром-электриком. Общий трудовой стаж отца составил четыре года.

Работу Петр совмещал с творчеством. Постоянно рисовал картинки с видами Южной Украины — хатки, сады, море. Продавал свои произведения, тем самым получая дополнительный заработок в голодные годы коллективизации. Скудные сбережения тратил на билеты в местный театр. Посещал каждый спектакль!

В сентябре 1932 года папу зачислили студентом в Московский энергетический институт, который был учрежден в 1930 году, а в 1932 году были образованы его первые шесть факультетов. Но учиться в столице долго не получилось.

К тому времени деньги потеряли смысл, так как продукты питания выдавались по карточкам. Папа обменивал картинки на продовольственные карточки. Полученную еду сразу съедал, что, как говорил отец, его и спасло. Некоторые коллеги ели малыми порциями, берегли еду, а в итоге опухали от голода и умирали. Помогали еще редкие приглашения в гости, где папу кое-чем угощали. В таких случаях он надевал манишку на голое тело, так как приличной рубашки не имел.

Кстати, отцу еще и негде было ночевать. Вместе с приятелями он забирался в бараки, казавшиеся пустыми, и спал там на печи, столе или полу. Иногда появлялись хозяева. Те, что были посмелее, прогоняли незваных гостей, другие предпочитали не связываться со здоровыми парнями. В конце концов папе надоели скитания, и в январе 1933 года он перевелся на энергофак Новочеркасского индустриального института (НИИ). Там познакомился с моей мамой, учившейся на курс младше. В 1936 году папа и мама поженились, хотя мамины родители высказывали сомнения, считали, что лучше подождать окончания учебы.

Папа закончил институт досрочно, в 1937 году, вместе со своим приятелем Богушем. Богушу пришлось остаться в институте, так как отец его жены, Нины Сиуды, был репрессирован. Папу же и других выпускников вызвали к министру в Москву, где предложили список самых высоких должностей в энергетике на выбор (вакансий — море, поскольку все начальники сидели). Папа предпочел скромную должность начальника электроцеха ГРЭС им. Артема в г. Шахты. Но не успел начать работать, как посыпались доносы: 1) щиток с приборами ослепляется солнцем (снял гардину); 2) устроил короткое замыкание. К счастью, энкавэдэшники порядочными оказались.

3 июля 1938 года мама родила в городе Мариуполе сына Александра, но при этом заразилась вирусом. Сын прожил лишь 12 дней и 15 июля умер с диагнозом «сепсис».

Мама сильно и долго болела. Опухла, лечилась с папой на юге. Врачи высказывались пессимистично — детей больше не будет. Тем не менее мама забеременела вновь, и отец перевелся с Шахтинской ГРЭС в Ростов-на-Дону. В заявлении начальству на перевод объяснил это «необходимостью систематичного лечения жены». В марте 1939 года папа назначается начальником подстанции Ростэлектросети Азчерэнерго.

Остается он на этой должности недолго. В октябре 1939 года призывается в армию и направляется в Тбилиси, где служит рядовым, электромехаником генераторной станции Закавказского военного округа. Там отца пытался прессовать старшина, завидовавший высшему образованию подчиненного, заставлял его чистить картошку, мыть полы.

А вскоре, в 1940 году, в Ростове-на-Дону мама рожает дочь. Принимает роды главврач роддома, — мама однокурсницы и подруги моей мамы. На часах — пять минут первого, ночь с 12 на 13 января. Моя мама просит указать в документах датой рождения ребенка 12 января (из-за суеверного предубеждения против числа 13). Но врач неумолима: должно быть так, как распорядилась природа. Называют дочь Викторией в честь Победы, преодоления неверия медиков в то, что маме удастся вновь родить.

В мае 1940 года папа прибывает из Тбилиси на побывку в Ростов-на-Дону и впервые видит свою дочь. Сохранилось групповое фото, сделанное в Ростове-на-Дону: мама, крошечная Вика, мамина мама, бабушка Соня, и папа.

Отца производят в офицеры и включают в группу советских войск, которая в августе 1941 года вводится одновременно с британскими войсками в Иран в соответствии с советско-персидским договором в целях обеспечения военной безопасности перед лицом немецкой угрозы. Он руководит генераторной станцией при штабе Закавказского фронта. Далее переводится в Степанакерт, затем следуют Нахичевань, Тбилиси, Краснодар, Новороссийск. Наконец, в мае 1942 года отца назначают начальником генераторной станции при штабе Крымского фронта в Керчи. Участвует в Керченской оборонительной операции (7-20.05.1942). Советские войска в этом бою понесли крупные потери. Был ранен огнем из танка и отец в левый голеностопный сустав. Случилось это 16 мая 1942 года в ходе атаки на деревню Жуковку. Мама рассказывала, что крохотная Вика в тот самый момент проснулась и стала рыдать и кричать: «Папе больно! Папе больно!»

Вот как описаны события того времени в папином лаконичном фронтовом дневнике:

15.2.42. Прибыл в Керчь в 19:00.

25.2.42. Выехал в Ленинск.

4.3.42. Посетил село Кенегес.

4.3.42. Вернулся в Ленинск.

14.3.42. Выехал в Керчь.

9.5.42. Генераторную станцию перебазировали в Керчь.

10.5.42. Развернул Г. С. в Аджимушкайских каменоломнях.

11.5.42. Свернул генераторную станцию в Керум.

11.5.42. Переехал в поселок Булганак.

13.5.42. Переехал на переправу Ени-Кале.

14.5.42. Развернул Г. С. в Турецкой крепости Ени-Кале.

16.5.42. Свернул Г. С. Переехал на Жуковскую переправу.

16.5.42. Атака на деревню Жуковка. Ранен из танка в левую ногу.

В тот же день отца в числе других раненых загрузили на судно для переправы в поселок Чушка в Темрюковском районе Краснодарского края. Но не успели И.И. Бажанова разместить на палубе, как капитан запротестовал: «Судно перегружено! Верните этого бойца на берег!» Отца вернули. Судно отшвартовалось и, не успев отойти от берега, было атаковано фашистскими самолетами. На глазах у раненого папы авиационная бомба прямым попаданием разнесла судно в щепки. Никто из находившихся на борту не выжил.

На следующий день, 17 мая, отец был доставлен в Чушку, оттуда его перевезли в госпиталь в Темрюке. 19 мая отправили на пароходе по реке Кубань в станицу Славянскую и в тот же день посадили в санитарный поезд, следовавший в Сталинград. 22 мая поезд достиг пункта назначения, Петра Игнатьевича разместили в госпитале № 7 г. Сталинграда. Но и там раненый боец пробыл недолго, всего неделю: уже 30 мая его отправили в Махачкалу. 3 июня разместили в госпитале № 4654 на Домкательстрое в городе Махачкале. Чем объясняются эти постоянные переброски раненого на большие расстояния, из одного города в другой, из одного госпиталя в другой? Видимо, фронтовой обстановкой. В махачкалинском госпитале папа лечился довольно продолжительный период, с 3 июня по 19 августа, т. е. 2,5 месяца.

Как зафиксировано в папином дневнике, 9 июля к нему приехала мама и пробыла в Махачкале 8 дней, до 17 июля. По рассказам сестры Вики, мама долго не получала весточек от папы, волновалась о судьбе мужа, и у нее на нервной почве высыпала экзема, которую пришлось очень долго лечить.

Ну а папа, выписавшись из махачкалинского госпиталя, 19 августа направился в Тбилиси. 23 августа прибыл в столицу Грузии. Следующая отметка в папином дневнике мне непонятна: «5-9-42. В 15 О.П.С.» А далее: «29-9-42. Выехал на фронт».

Папа назначается начальником генераторной станции и начальником боепитания при штабе Северо-Кавказского фронта и в этом качестве периодически передислоцируется в зоне действия фронта. В октябре — декабре 1942 года это: Махачкала — Хасавьюрт — станция Орджоникидзевская — селение Верхние Ачалуки. В октябре П.И. Бажанову присвоено звание а/т 1 р.

В 1943 году П.И. Бажанов продолжает передвигаться по дорогам войны:

• январь 1943 года — Тбилиси, Моздок, Прохладная, Мин. воды — Ксенкиз — совхоз Сталина — Ворошиловск — Ильшанская — Тихорецкая;

• февраль 1943 года — станица Атаманская, ст. Ленинградская, ст. Стародеревянковская — Ново-Дзержинская — Гарбузовая Балка — ст. Чепелевская (папа отмечает, что «в пути АЭС-1 провалилась под лед на Лимане, вытащили») — Степная — Гривенская (отмечено отцом: «От Н. Николаевки до Гривенской шли пешком, 5 суток»);

• март 1943 года — Гривенская — ст. Васильченки — Гривенская — ст. Петровская;

• апрель 1943 года — принят в кп; Краснодар — ст. Петровская — Ленинградская (АЭС-1);

• май 1943 года — Ростов-на-Дону — Азов — Ленинградская;

• июнь 1943 года — Новоминская;

• август 1943 года — Каневская — Новоминская — хут. Цыганка;

• сентябрь 1943 года — Ростов-на-Дону — Таганрог — хут. Цыганка — Староминская — Ворошиловград;

• октябрь 1943 года — Ростов-на-Дону — Артем ГРЭС — Новочеркасск — Таганрог — Мариуполь — Ростов-на-Дону — Ворошиловград — Ростов-на-Дону;

• ноябрь 1943 года — Ворошиловград — Харьков.

В декабре 1943 года П. И. Бажанова переводят на 1-й Украинский фронт. Будучи начальником военно-технического снабжения фронта, отец передвигается в 1944 году по территории Украины. В его фронтовом дневнике упоминаются Лубны, Киев, Житомир, Староселье, Андрюшовка, Новоград — Волынск, Славута, Бердичев, Любар, Старо-Константиново — Проскуров — Волочайск — Токн — Хмелыники — Белая Конница и другие населенные пункты.

1 августа 1944 года к папе в Житомир приехала жена Аня (моя мама). 2 августа Бажановы переехали в Б. Каны.

21 августа, как сказано в дневнике, «выехал в Киев, отправил Аню».

25 августа П. И. Бажанов вернулся в Б. Каны, а 1 сентября прибыл во Львов. В сентябре была командировка по маршруту Львов — Яворов — Ярославль — Жешак — Соколов.

* * *

Из отцовских рассказов о фронтовых делах помню следующие. Будучи связистом, П.И. Бажанов однажды дежурил на подстанции. Ему показалось, что ослабли батареи; он решил их проверить и на секунду отключил. Не прошло и получаса, как на подстанцию нагрянули особисты. Оказалось, что папа нечаянно прервал разговор Сталина с командующим фронтом. К счастью, особисты оказались людьми вменяемыми, поверили объяснениям отца. А ведь могли…

Часто рассказывал отец такую историю военных лет: «Это было в конце войны. Наши войска стремительно продвигались по территории Германии. Мы, группа офицеров, ехали на автомашине в штаб фронта. Проезжали по местности, которую пересекало много дорог; вокруг не было видно ни одного населенного пункта.

Вдруг заметили, что по дороге навстречу идут мальчик и девочка. В первый момент предположили, что это немцы. Остановились, вышли из машины, окружили детей. За спиной у них висели котомки. На вопрос, куда они следуют, мальчик ответил: «Мы русские и идем на Родину, в Россию».

Мы были ошеломлены. Безжалостная судьба забросила сюда, за тысячи километров от Родины, этих двух русских детей. Трогательно и больно до слез. Дети рассказали, что они из Пскова, родители погибли на чужбине, у них никого из близких не осталось. Мы подвезли детей до ближайшего эвакуационного пункта, оттуда их доставили в СССР».

* * *

Вспоминал папа и о том, как после ранения в 1942 году он вернулся в строй, участвовал в освобождении Ростова-на-Дону. Подошел к дому, в котором они жили с мамой и дочкой Викой до войны. У дома образовался огромный котлован, заполненный вещами. Среди вещей он увидел книгу, которая показалась знакомой. Открыл ее и увидел свое факсимиле. Книга была из библиотеки, которую папа оставил в квартире этого дома, покинутой с началом военных действий. Нашел он в котловане и другие свои книги. Видимо, новые хозяева квартиры библиотеку выкинули. Папа расстроился и дал себе слово никогда больше книги не собирать.

Пока отец воевал, моя мама со своей мамой и крохотной дочуркой Викой находились в эвакуации в Тбилиси. Жили в военном городке. Мама работала в квартирно-эксплуатационной части (КЭЧ). Перед эвакуацией все денежные вклады граждан СССР были заморожены. Мама потом не раз поучала Вику: «Никогда не храни деньги в сберкассе!» А тогда тронулись они в путь без денег, прихватив максимум вещей с прежнего места жительства. В Тбилиси голодали, спасали их местные грузинки-сослуживицы. Они приносили маме из дома фасоль и другую еду. Мама уже в Сочи говорила Вике: «Ты думаешь, что грузины торговцы-жулики? Нет, они очень хорошие люди».

В КЭЧ маму как-то вызвал особист, предложил сотрудничать с органами. Мама ответила, что у нее дочь-малютка и дряхлая мама, ей не до сотрудничества. Особист ничего не сказал, и мама думала, что ее выгонят из КЭЧ. Но нет, ничего не произошло, органы ее больше не беспокоили.

Жили мама, бабушка и Вика в большой комнате в военном городке. Папа в декабре 1942 года был в командировке в Тбилиси. Подарил дочке куклу. Вика пошла с ней во двор. Подошла девочка и фактически отняла куклу, дав взамен какую-то тряпку. Вика показала тряпку папе, который пошел к обидчице дочки и вернул куклу законной владелице. Вика помнит еще, что здорово ревела, когда мама купала её на общей кухне. Какая-то женщина проходила мимо окна и стала подтрунивать. С того момента Вика больше не капризничала во время купаний.

В сентябре 1944 года отец получил возможность встретиться с семьей. В дневнике отца об этом так сообщается:

16.9. Аня и Вика направились в Ровно.

25.9. Выехал в Ровно.

26.9. Перевез Аню с Викой в Нововолынск.

2.10. Вернулся в Малехов.

3. II. Приехали Аня и Вика ко мне в Малехов.

В 1944 году мама с Викой перебрались к месту службы папы в Малехов (Львовская область), затем проследовали с ним в Глевице (Польша), оттуда — во Львов. Там и застал маму с Викой День Победы. Сохранилась переписка между родителями в те волнительные дни. Привожу ее.

10 апреля 1945 года

«Моя милая, хорошая Анка!

Только что вернулся из командировки. Надеялся из этого города, куда ездил, переслать тебе посылку через знакомого человека, который ездит во Львов. Но посылку привез назад, так как этот человек при мне вернулся из Львова и туда ездить больше не будет. У меня, как говорится, еврейское счастье. Был в одной командировке, а в это время Бородин уехал к вам, поехал во вторую, и опять неудачно. Словом, Коша, я все же надеюсь вырваться к вам. Туфли для тебя у меня есть, если я не выеду сам, то перешлю посылкой.

У меня все обстоит хорошо, чувствую себя хорошо. С операцией все откладываю, так как рассчитываю все-таки побывать у тебя до этого. Ты не представляешь, как я жалею, что не застал по приезде из командировки нашего «Виллиса». Ведь перед моим отъездом подполковник обещал взять меня с собой.

Бородин должен был вернуться вчера, но его нет и сегодня. В чем дело? Я его жду с нетерпением, так как жду твоего письма. Пиши мне, получила ли ты от них посылочку. Довольна ли? Меня очень беспокоит, что ты прервала лечение. Умоляю тебя продолжать. Ведь при гарнизонной поликлинике есть электролечение.

Недавно получил письмо от Гриши. Но об этом я писал тебе в письме от 7.4 с/г, поэтому не буду повторяться по тем вопросам, которые он в нем затронул.

Анечка! Оставь всякие мысли о переезде в Ростов. Тебе пока трудно, я знаю, но ведь осталось так мало. Прошу тебя быть энергичной с квартирой. Ведь ты в свое время и не с такими задачами справлялась, а вот теперь опускаешь руки.

Коша! Милая! Знала бы ты, как я за тобой скучаю. Не знаю, что отдал бы, только чтобы быть вместе. Будь, родная, мужественной, не падай духом и верь мне, ты будешь счастлива.

Я тебе приготовил свой доппаек за 2 месяца. Постараюсь в ближайшее время переслать. Сегодня получил письмо от Люды Бобровой. Она пишет, что отец почти беспрерывно болеет, мать стала худая, как щепка. Словом, живут очень плохо. У меня до боли сжимается сердце от того, что я им не могу помочь. Правда, я им заготовил посылочку, на днях, когда будет почта, отправлю. Очень жаль мне своих стариков. Ведь они у меня замечательные. Я тебя прошу, Аня, пиши им письма. Пусть хоть эту радость они имеют сейчас в жизни. Они в каждом письме интересуются тобой и Викой, спрашивают, почему ты им не пишешь, просили твой адрес.

Коша! Как себя чувствует Вика? У меня для нее есть хороший подарочек. Пиши мне, Аня, больше о ней. Я так остро ощущаю ее отсутствие, словно со мной нет части моего тела. Роднуша! На этом заканчиваю. Думаю, что завтра приедет Бородин, уверен, что ты передала через него письмо. Тогда подробнее напишу. Желаю тебе, моя радость, здоровья и счастья, желаю нашей самой скорой встречи. Желаю здоровья нашей милой дочурке — Викоше. Целую вас крепко, крепко.

До скорого свидания. Твой Петр

P.S. Коша! Если ты забыла адрес родных, то сообщаю: Мариуполь, Пляжный переулок, 5. Целую еще».

8 мая 1945 года

«Дорогой, любимый, родной, хороший мой Петрош!

Ура! Ура! Войне конец! Конец всем мучениям! Коша, если бы ты сейчас был здесь, то я не знаю, как бы выразила свой восторг! Свое счастье! Сейчас 6 часов утра! Я только узнала! Анна Яковлевна принесла мне эту радостную весть! А с двух часов ночи началось салютование: бросали ракеты, заговорила тяжелая артиллерия, пулемет. Было так страшно, поскольку мы ничего не знали! Я всю ночь не спала, одетая наблюдала! И сейчас все по улицам бегают, военные стреляют — салютуют в честь окончания войны!

Боже, как тебе только передать это чувство! Хочется безумно, чтобы скоро, как можно скорей, ты уже был дома! И чтобы установился настоящий мир на долгие годы по всему миру! Петрош, родной мой, так скоро тебя уже ждать! Ура! Я не могу тебе даже передать, насколько приятен сейчас стал рокот тяжелой артиллерии! Ведь с двух часов ночи и до сих пор не умолкает стрельба! Всем война тяжело и дорого далась! Мой любимый, родной! Своим ожиданием я заслужила счастья дождаться окончания войны и, главное, тебя! Жду тебя, мое солнышко! Моя радость! Жизнь!

Целуем крепко, крепко. Ждем с нетерпением. Любящие тебя, твои Анка и Вика!

Пиши, когда ждать тебя!

Целуем крепко, крепко! Теперь и ты сумеешь отдохнуть от тяжелых дней войны!

Поздравляю тебя, милый, целую крепко, крепко!

Историческая дата нашей жизни!»

9 мая 1945 года

«Ура, Анка! Победа! Наконец настал этот долгожданный и счастливый день. Счастье так велико, что с трудом верим в его реальность. Но это так — победа законная и полная. Коша! В два часа ночи я вернулся из командировки и тут же по радио узнал о конце войны. Все мигом поднялись и не ложились до самого утра. Радости и торжеству не было границ. Теперь уже недалек тот день, когда мы будем вместе и уже никогда не разлучимся. О! Как я жду этот день. Как мне хочется быть с тобою и Викой. Ведь целых 5 с лишним лет тяжелой разлуки. Я так счастлив, что ты перенесла все трудности войны, что ты моя и что находишься не так уж далеко.

Анечка! Твое письмо, переданное через Федорчука, я получил. Твои упреки мною не заслужены. Я уже писал тебе, как получилось с поездкой Федорчука. Надеюсь, что ты эти письма уже получила и не будешь на меня сердиться. В отношении квартиры. Я бы очень хотел, чтобы ты оставалась на прежней квартире и не меняла ее. Думаю, что скоро у тебя буду и тогда посмотрим. Вообще же тебе скажу, что этой нашей квартирой я исключительно доволен и пока ничего лучшего не хочу.

Анечка! Я был в дальней командировке, до Берлина, к сожалению, не добрался, но на обратном пути заезжал в Бреслау, который как раз был занят нашими войсками. Если бы ты увидела Бреслау! Это громадный город, на котором война оставила такой отпечаток, которого я еще не видел ни в одном из городов.

На днях от нас должна поехать машина к вам, вполне вероятно, что я смогу приехать хотя бы на один день. Коша! Я тебя прошу — следи лучше за своим здоровьем. Это самая большая моя драгоценность. Чтобы к моему приезду, а он не за горами, ты была вполне здорова. Это самое большее, что ты можешь для меня сделать. Кушай хорошо и аккуратно посещай больницу. Пиши мне, как у тебя обстоит дело с работой, была ли ты на комиссии.

Я рвусь к тебе, очень хочу послушать оперу в театре, которую ты так хвалишь. Моя радость, на этом заканчиваю. Счастлив победой, счастлив предчувствием, нет, уверенностью в скорой нашей встрече. Желаю, чтобы разделяющие нас дни пронеслись мгновенно. Желаю тебе скорого выздоровления, желаю здоровья Виктории, желаю нам всем счастья в недалеком будущем.

Анечка! Я все время думаю о том, с какой радостью ты услышала сообщение о конце войны. Ну, радость моя, целую тебя крепко, крепко. Целую мою дочурку, тебя и радуюсь вместе с вами этому Великому Дню.

До самой скорой и радостной встречи. Твой Петр»

17 мая 1945 года

«Моя любимая Анка!

Вчера приехал из командировки и получил твое письмо от 5 мая сего года. Как я благодарю тебя за него. Во-первых, это первое твое письмо, которое я получил по почте за столь длительное время. Во-вторых, оно шло всего 11–12 дней, и, в-третьих, оно очень хорошее.

Анечка! Я рад, что ты аккуратно посещаешь лечение, если только ты меня не обманываешь. Я очень хочу, чтобы ты навсегда избавилась от этой хворобы и к моему приезду была бы совершенно здорова. Учти, что это основное мое желание, которое ты во что бы то ни стало должна выполнить. Ты пишешь, что невропатолог установил новый диагноз — общее поражение нервной системы. Мне хочется думать, что это не так. За годы разлуки ты вынесла большую нагрузку на нервы, что могло в той или иной мере отразиться на состоянии твоих нервов. Мне кажется, что до болезни тут далеко, однако ты прояви максимум внимания этому делу и если нужно — полечись.

Хочу высказать тебе свой взгляд на вопрос лечения нервов, хотя я и профан в данном деле. Мне кажется, что невропатологи скорее делают человека больным, нежели вылечивают. Они прежде всего устанавливают факт болезни, убеждают в этом больного или «больного», а затем начинают методом проб и ошибок лечить. Скажи, пожалуйста, у кого из нас в настоящее время в порядке нервы? Но это, однако, не значит, что все мы больны, что все немедленно должны прибегнуть к лечению. Вот скоро мы вернемся домой, в том числе и я, вероятно, жизнь наладится, а вместе с тем успокоятся и наши нервы.

Что я хочу? Я хочу, чтобы ты, наряду с лечением, поняла, что основным твоим доктором являешься ты сама, ну, быть может, и я в известной мере. Постарайся по мере возможности не возбуждать и не напрягать свои нервы, не убеждать себя, что ты больна. Во мне ты можешь быть уверена. Ты для меня дорога, как сама жизнь, и я всегда твой. А то, что у тебя появилось на лице, мне кажется, с моим приездом пройдет. Жду с нетерпением заключение комиссии и надеюсь, что ты все же получишь возможность лечиться.

Анечка! Расцелуй за меня Викторию. Я очень благодарен ее письму и за это привезу ей куколку, которая закрывает и открывает глазки. На этих днях я сумею, очевидно, приехать, так как подполковник обещал. Чувствую себя хорошо. Работы теперь стало меньше, хотя командировок больше.

Из дому письма получаю сравнительно аккуратно, пишет их Люда, так как папа серьезно болел и теперь еще не может писать. Я им приготовил еще одну посылочку. Коша! Я прошу тебя писать им почаще. Я для тебя имею подарочек, знаю, что ты им будешь очень довольна, так как это давнишняя твоя мечта. Словом, Коша, чувствую, что я приеду раньше этого письма, а посему не стану особенно распространяться.

Желаю же тебе здоровья и счастья. Желаю поскорее залечить свою хворобу. Желаю скорой нашей встречи. Целуй за меня Викторию. Целую тебя крепко, крепко, моя радость и моя любовь.

Твой Петр»

* * *

Мамин недуг, о котором идет речь в папиных письмах, — поражение лицевого нерва. А возник он так. Мама с крохотной дочкой Викой выкупались в бане, вышли на улицу и стали на холоде ждать служебную машину, посланную за ними. Мама испугалась, что Вика замерзнет, сняла шерстяной платок с головы, укутала им дочку. И буквально сразу маму перекосило. Недуг лечили долго и мучительно.

В 1946 году отец демобилизовался. В годы войны он прошел путь от рядового до майора. За боевые заслуги был награжден 18 орденами и медалями. Причем некоторые из них дошли до адресата много лет спустя. Так, 26 февраля 1970 года военком Сочи вручил П.И. Бажанову медаль «За взятие Киева», а 30 апреля того же года — «За взятие Берлина». В дневнике папа по поводу второй из этих медалей записал: «Ровно через 25 лет нашла меня награда. Ведь именно 30 апреля 1945 года было водружено знамя Победы над Берлином. Символично».

Наша семья надолго обосновалась во Львове. Там папа был назначен директором Управления электросетями «Львовэнерго» и проработал в этой должности до июля 1952 года.

Жили мы в просторной квартире в доме, который в годы войны использовался фашистскими оккупантами в качестве гостиницы для офицеров. Дом был хороший, добротный, стоял на одной из центральных улиц Львова (сначала это была улица Зибилькевича, потом — Чернышевского, еще позднее — Ивана Франко). В доме в 1946 году родился я. Все бы хорошо, но с едой случались перебои. Иногда приходилось питаться только черным хлебом и сгущенным молоком (мама дополнительно варила его, доводя до коричневого цвета). Сестра Вика рассказывает, что как-то папа раздобыл буханку белого хлеба и кусочек масла, принес эти деликатесы домой. Тогда сестра впервые в жизни увидела и попробовала белый хлеб и масло. В эвакуации в Тбилиси и первые годы жизни во Львове, по воспоминаниям сестры, приходилось обходиться без мяса, и с тех пор Вика не мыслит себе дня без этого продукта. Что называется, компенсирует лишения периода лихолетья.

В 1947 году Вика пошла в школу, а я, едва научившись ходить, стал играть с ребятами в красивом каштановом саду, расположенном за нашим домом. К саду с одной стороны примыкал католический монастырь, с другой — военный трибунал. До сих пор пробирают мурашки, когда вспоминаю такую сцену. Мы, дети, вперемешку со взрослыми стоим за сеточной изгородью и наблюдаем, как из трибунала выбегает женщина и прячется в кустах. Вскоре появляются охранники с винтовками, которые лихорадочно ищут беглянку. Мне так хотелось, чтобы женщину не обнаружили. Но ее нашли, скрутили ей руки и повели в трибунал.

Помню, как мы ездили в Карпаты на пикники. Автобус заполняли сотрудники «Львовэнерго», а в грузовике сидела охрана — солдаты с автоматами наперевес. В Западной Украине свирепствовало антисоветское подполье, бандеровцы. Они убивали советских начальников, а заодно всех, кто попадал под горячую руку. Однажды бандеровец зарубил топором известного писателя Ярослава Галана; это убийство всколыхнуло весь город и вызвало ответные репрессии со стороны чекистов.

А во время выездов за город мы любовались живописными карпатскими пейзажами: ярко-желтыми подсолнухами, алыми маками, изумрудной травой, отягощенными сочными плодами фруктовыми деревьями, нарядными крестьянскими хатками, горными вершинами в синей дымке.

Необыкновенно красив был и сам город Львов: покрытые лепниной монументальные дома, изысканные памятники, пышные парки, внушающие трепет темные католические храмы, очаровательные замки. Лет мне было мало, но виды Львова того времени до сих пор стоят перед глазами.

С первых послевоенных лет сохранилось только одно семейное письмо, написанное шестилетней сестрой Викой папе:

«Папа, дорогой!

Я тебе прислала гостинчик. Кушай на здоровье и скорей приезжай! Я тебя очень люблю. Папочка, у меня есть букварь, мне его подарила Анна Яковлевна Якубович! Я учусь писать! Скоро я сама буду писать вам письма! Целую тебя крепко, мой папочка! Твоя доченька Вика!»

К великому сожалению, родители рано стали страдать недугами, болели часто и тяжело. В марте 1950 года маму, когда ей было 36 лет, отвезли на скорой помощи в больницу с опасным гинекологическим диагнозом, сразу прооперировали и целый месяц выхаживали. Позднее мама не раз говорила, что выжила только благодаря моим молитвам. Я в возрасте трех с половиной лет якобы изо дня в день повторял: «Мама скоро поправится и будет всегда здоровой!» Папа передавал эти слова в больницу маме, и она преисполнялась уверенности и сил, необходимых для преодоления недуга.

Я нашел письма, которые папа (и Вика) направляли маме в больницу. Вот они.

4 марта 1950 года

«Дорогая Анка!

Передаю тебе четыре бутылки Смирновской воды. Ессентуки достать пока не мог. Через 2–3 часа постараюсь достать и передать тебе. Сейчас варится клюквенный кисель, позднее завезу. Что тебе нужно еще? Постараюсь достать мандарины. Сейчас передаю два, так как остальные дети съели.

Дома все в порядке. Дети здоровы, сыты. Вчера дал телеграмму Муре, чтобы она приехала. В общем, о доме не беспокойся. Главное, это поскорее поправляйся. Что нужно, не стесняйся и говори мне. Передай мне посуду для чая. Пиши, как чувствуешь себя.

Целуем тебя крепко. Т/Петр, Вика и Женя»

Март, 1950 года

«Дорогая Анка!

Если ты сможешь написать, сообщи, как ты себя чувствуешь, достаточен ли уход, какая у тебя температура, что тебе можно пить и кушать. Достаточно ли я приношу тебе воды? Думаю, что в понедельник-вторник приедет Маруся, тогда дома будет спокойней. Но и теперь аккуратно ходит Стефа, часто наведывается Н.Н. Вчера вечером приезжали к тебе всей семьей. Словом, о доме ты не беспокойся. Передаю тебе Ессентуки, кисель и сахар. Если что-нибудь нужно еще — сообщи. Если у тебя освободились бутылки, передай их сейчас.

Желаем тебе быстрейшего выздоровления. Следи за собой, советуйся с врачом в части пищи. Уверен, что ты скоро поправишься и вернешься к нам в дом.

Ждем с нетерпением твоего выздоровления. Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика и Женя.

5 марта 1950 года

«Здравствуй, дорогая мама! Как ты себя чувствуешь? Если ты сможешь написать письмо, то пиши все подробно. Папа 3 марта послал телеграмму тете Муре, чтобы она выехала. Мы посылали телеграмму вечером, а перевести деньги нельзя уже было, папа послал денежный перевод утром 4 марта. Ответа еще не было.

Ты поскорее поправляйся. Я думаю, что Мура к 8 марта приедет. Стефа уже все хорошо делает, и я ей помогаю. Мы всегда сыты, и ты за нас не беспокойся. Я получила 5 и 4: 5 — по контрольной по грамматике, а 4 — по украинскому чтению. Меня вызывали.

Мамочка, ты нам не прислала ни одного письма. И мы не посылали тоже. Женечка стал уже умненьким мальчиком, не говорит глупостей и даже помогает Стефе, проводит сбор папиросных коробок и спичечных коробок. Мы каждый день гуляем. Мамочка, напиши, когда ты вернешься, без тебя так скучно. Женя все говорит: «Когда мама приедет?» В комнатах у нас чисто, как при тебе. Женя ни одну свою игрушку не поломал. Мамочка, я пишу тебе наши подробности, а ты пиши свои. Как тебе там в больнице? Целую крепко-прекрепко. Вика, Женя, папа»

5 марта 1950 года

«Моя дорогая Анка!

Сейчас вечер. Сидим мы втроем. Каждый по-своему занят, но думаем все о тебе. Женя рисует картинки, Вика, верная себе, читает, ну а я, как видишь, пишу тебе письмо. Как было бы хорошо, если бы ты была с нами сейчас. Мы верим, что ты скоро поправишься и вернешься в дом здоровенькой.

Анечка! Жека просит передать, что он за тобой очень скучает и с нетерпением ждет твоего возвращения. Вика чувствует твое отсутствие в доме и поэтому старается быть хозяйкой дома. Я должен отметить, что это ей удается. Сегодня была Людмила Александровна, принесла нам блинчики и компот. Мы, правда, к этому времени уже покушали, но я тебя уверяю, что блинчики не пропадут. Мы ими поужинаем. Анка! Ты скажешь, что я плету вздор, не нахожу более серьезной темы для разговора. Быть может, ты и права, но я хотел отдельными штрихами создать в твоем воображении картинку наших теперешних будней. Не ругайся, а если надоест читать — брось.

Коша! Это моя первая «серьезная» работа на машинке, поэтому ты не взыщи. От Муры еще нет телеграммы, но я уверен, что она не замедлит приехать и, вероятно, во вторник будет уже у нас.

Анечка! Вика собирает деньги тебе на подарок. Ведь скоро 8 Марта. Денег у нее уже достаточно. Сообщи, что бы ты хотела иметь.

Завтра я буду у тебя часов в одиннадцать, когда Стефа успеет приготовить компот. Напиши, достаточно ли я приношу тебе еды. У меня сейчас очень много работы. Ты ведь знаешь, что на днях состоятся перевыборы и, кроме того, к нам должен приехать Спирин. Поэтому нужно подготовиться как следует. Это совершенно не значит, что я имею право на скидку. Наоборот, я хочу быть максимально полезным тебе и, насколько это возможно, содействовать твоему быстрейшему выздоровлению. Поэтому я прошу тебя не делать мне никаких скидок. Что только нужно для тебя и твоего здоровья, я, безусловно, сделаю прежде всего.

Анечка! Тебе, верно, уже надоело читать, поэтому я заканчиваю. Желаем тебе самых больших успехов в выздоровлении. Желаем скорейшего возвращения домой. Мы тебя с нетерпением ждем.

Целуем тебя крепко, крепко! Твои Петр, Вика и Женя»

6 марта 1950 года

«Дорогая Анка!

Вика написала тебе такое обстоятельное письмо, что я просто радуюсь за нее. Анечка! Ну, как ты себя чувствуешь? Хорош ли уход за тобой? Между прочим, Алексей Ефимович говорит, что если тебе нужна какая-либо дополнительная помощь со стороны института, то он может договориться об этом с руководством больницы. Напиши мне по этому вопросу.

Сейчас уже около одиннадцати, а Стефы еще нет. Вероятно, и не придет. Вчера вечером звонила Людмила Александровна и предложила сварить для тебя кисель. Она обещала доставить его к нам на дом, а я уже доставлю его тебе. Но и ее до сих пор нет. Правда, она и обещала к 11–12 часам. Сейчас думаю сбегать на базар, а затем поеду к тебе.

Анечка! В доме все в порядке. В понедельник думаю послать Вику на занятие по музыке. Во вторник, надеюсь, приедет Мура, и тогда будет легче.

Пиши, как идет дело с выздоровлением, какая температура. Ждем тебя с нетерпением домой. Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика и Женя»

7 марта 1950 года, утро

«Дорогая Анка! Извини, что запаздываю. Кручусь как белка в колесе и все не успеваю. Передаю тебе сухарики, масло, сахар, мыло и расческу. Бульон сегодня не успел сделать. Завтра принесу. Передай мне посуду и сообщи, как себя чувствуешь, что тебе еще необходимо? Сейчас очень спешу, так как до 6 нужно вернуться, чтобы отпустить Стефу. Коша, все в порядке. Вика ходит в школу нормально. Муры еще нет.

Анечка! С нетерпением ждем твоего возвращения. Желаем тебе быстрого выздоровления на наше счастье.

Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика и Женя»

7 марта 1950 года, вечер

«Дорогая Анка!

Меня крайне беспокоит, что у тебя все еще не спадает температура. Что говорят врачи? Я завтра постараюсь вырваться и поговорить с врачами.

Анечка! Ты не отчаивайся. Я уверен, что вскоре у тебя дело пойдет на поправку. Мне говорили, что дня через три ты уже будешь переведена в палату выздоравливающих, и тогда можно будет с тобой повидаться. Главное, наберись мужества, крепись и не падай духом. Я уверен, что все обойдется. Мы о тебе только и думаем, молимся о твоем быстром выздоровлении. Многие передают тебе привет и желают быстро поправиться.

Анечка! В доме все в порядке. Все здоровенькие. Вика каждый день приносит отличные оценки. Единственная трудность — это то, что Стефе нужно уходить в 6 часов, когда Вика еще не пришла из школы. И я вынужден заранее уезжать с работы. Почему-то до сих пор нет Муры. Сегодня я дал вторую телеграмму. Думаю, что она все-таки скоро приедет. И тогда мы сможем больше уделить тебе внимания, так как Стефе ничего нельзя поручить. Жека просит, чтобы я написал, что он за тобой скучает. Когда он остается со Стефой один, то не отходит от нее ни на шаг. Очень умный и необыкновенно ласковый мальчик.

Анечка! Завтра принесу тебе компот и постараюсь сделать куриный бульон. Деньги у меня есть, так что ты не беспокойся. Коша! Не буду тебя утомлять. Желаем тебе от всей нашей семьи самого быстрого выздоровления. Желаем здоровья и счастья.

Целуем тебя крепко, крепко. Ждем возвращения счастливого в дом. Твои Петр, Вика и Женя»

8 марта 1950 года

«Дорогая Анка! Поздравляю тебя с Международным женским днем 8 Марта.

Анечка! Сегодня я был у директора института. Он обещал осмотреть сам тебя сегодня и, если нужно будет, назначить на завтра консилиум. Говорит, что сегодня у тебя температура упала. Несколько позднее я был у А.Е. Он звонил от себя директору. Тот охарактеризовал твое состояние здоровья как среднее. Сказал, что ничего опасного нет и предпримет все меры к выздоровлению.

Словом, я надеюсь и даже уверен, что все будет благополучно и что ты скоро поправишься.

Анечка! Сообщи, как ты себя чувствуешь. Передаю тебе (в конверте) 25 руб., компот и бульон.

Дома все в порядке и благополучно. Желаю тебе быстрого выздоровления и возвращения домой.

Целуем тебя крепко, крепко. Твои Петр, Женя и Вика»

9 марта 1950 года

«Дорогая Анка!

Сегодня говорил с директором. Он мне сказал, что с завтрашнего дня положение у тебя должно улучшиться. В противном случае будут предприняты другие меры. Напиши мне, как ты себя чувствуешь, какая температура, каков аппетит и что можно кушать.

Женечка весь день рассказывал стишки по твоей просьбе. Очень скучает он за тобой. Вика тоже скучает. Сегодня она была на уроке по музыке, получила 4.

Муры пока что еще нет, и нет телеграммы, хотя я послал уже две. Сегодня Стефа последний день у нас, так как с завтрашнего дня она должна идти на работу. Но я думаю, что завтра-послезавтра будет Мура. Тогда все будет в порядке. А до ее приезда придется мне посидеть дома.

Анечка! Я думаю, что у тебя дела скоро пойдут на поправку, и ты выпишешься. Главное, наберись мужества и не падай духом. Скоро мы всей семьей будем вместе. Передаю тебе компот, бульон, яйца (сырые) и шоколад, последнее мне посоветовал директор. Пиши, что тебе нужно и можно кушать.

Ну, золотко, на этом заканчиваю. Желаю тебе быстрого выздоровления. Желаю нашей скорой и радостной встречи. Когда у тебя улучшится здоровье и ты перейдешь в другую палату, я приеду к тебе с детьми. Женька просто чудо. Ты бы послушала его рассуждения. Привет тебе от всех знакомых и друзей. Целуем тебя крепко, крепко! Твои Петр, Жека и Вика.

P.S. Аня! Я передаю тебе немножко курицы. Перед едой непременно посоветуйся с врачами.

Целую тебя. Твой Петр»

10 марта 1950 года, утро

«Анечка! Дорогая, милая, хорошая, добрая моя! Молюсь за тебя! Молюсь за благополучие твоей операции, за твое здоровье, быстрое возвращение домой, за твое, а, следовательно, и наше общее счастье. Как же я хочу, чтобы все обошлось хорошо! Во имя нашей семьи, наших детей будь мужественной, наберись силы воли и вынеси это жизненное испытание. Я уверен, что обойдется благополучно. Да иначе и быть не может, все пройдет отлично, и ты вновь будешь здорова и счастлива. Ты не случайно веришь в марку этого лечебного заведения, я также успокоился, когда узнал, что ты будешь в надежных руках. А как я молюсь на эти руки и как я уверен в них. Я уверен, что они сделают все на пять, и ты вновь будешь здоровой, крепкой и жизнерадостной, еще более чем прежде.

Любовь моя. Радость и счастье!!!!! Я верю, что мои молитвы дошли до Бога. Я чувствую твою боль, она нестерпима, но она не страшна. Я в свое время также боялся операции, но когда она совершалась и совершилась, я почти не страдал — так легко я перенес ее. О, если и ты будешь мужественна, то и у тебя все пройдет благополучно. А это будет именно так. Ведь, правда, мое солнышко? Правда, в этом не может быть сомнений. Благословляю, молюсь и верю в нашу звезду, которая, несмотря ни на что, нам не изменила. Верь и ты в нее, моя ненаглядная.

Обнимаем тебя Женя, Вика и я. Целуем несчетное количество раз все сразу и каждый по отдельности. Целуем, верим и ждем тебя в ближайшее время здоровенькой. До скорой и радостной встречи. Твои Петр, Вика и Женя»

10 марта 1950 года, вечер

«Моя милая, дорогая Анка!

Сейчас собираюсь к тебе. Надеюсь на твое хорошее состояние. Такое у меня чувство с утра. О, как бы мы хотели, чтобы ты уже скоро поправилась. Я в это верю и не сомневаюсь.

Анечка! Вчера получили телеграмму, что мама выехала восьмого. Я думаю, что сегодня вечерним поездом она приедет. Тогда мы сможем больше уделить внимания и тебе, и детям, так как до сих пор я никак не успеваю все сделать. Вот и сегодня Стефы нет, и я не мог приготовить тебе передачу. Передаю компот и шоколад. Не обижайся, Коша, если еды окажется мало. Я думаю, что теперь у тебя дело пойдет на поправку и кушать тебе нужно много. Но ты будь осторожна, советуйся с врачами.

Дома у нас все в порядке. Был Мишонов, его призвали в армию во Львов.

Анечка! Пиши, как здоровье, как ты себя чувствуешь. Что тебе принести кушать еще? Нужны ли сухарики и масло?

Ну, радость наша, вместе с детьми целуем тебя и желаем скорейшего выздоровления и возвращения домой.

Целуем тебя. Твои Петр, Женя и Вика

P.S. Анечка! Передаю тебе паспорт для голосования».

11 марта 1950 года

«Моя дорогая Анка!

Сегодня утром приехала мама^[1]. Теперь я спокоен и за детей, и за квартиру, и за работу. Остаются только надежда и ожидание твоего быстрого выздоровления. Ты должна успокоиться относительно детей, так как мне и врачи, и сестры говорят, что твое беспокойство отражается на процессе выздоровления. Прошу тебя быть умницей. Возьми себя в руки и думай только об одном — как бы быстрее поправиться и вернуться домой здоровенькой. Это в конечном счете главное — чем скорее ты выздоровеешь и вернешься домой, тем лучше для всех нас.

Надеюсь, Коша, что сегодня тебе лучше и что операция не понадобится. У меня сегодня и завтра много работы, ты ведь знаешь, что завтра перевыборы. Поэтому завтра приедет к тебе мама, а в понедельник-вторник я постараюсь побывать у тебя в палате.

Ну, Коша, желаю тебе самого быстрого выздоровления. Живу только этим. Сегодня к тебе обещала заехать Анна Яковлевна. Пиши, как ты себя чувствуешь, что принести кушать. Шоколад непременно кушай.

Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

13 марта 1950 года

«Дорогая, милая Анка!

Ни вчера, ни сегодня не смог поговорить с доктором Лавриком. Вероятно, он занят был на выборах. Я вчера, вернее сегодня, в 3 часа ночи сдал протоколы и вернулся домой. Сейчас мама доваривает кисель, и я поеду к тебе. Зайду к главврачу и постараюсь повидаться с тобой.

Анечка! Дома у нас все обстоит благополучно. Вика занимается и в школе, и по музыке. Успехи у нее неплохие — четверки и пятерки. Женька просто умница, что ни день, ни час, то что-нибудь новое. Сегодня я говорю ему: «Женя, тебе сегодня исполнилось 3 годика и 4 месяца». А он в ответ: «А почему же у нас стол не накрыт, раз я именинник?» Бабушку он то и дело предупреждает, чтобы она варила кисель для тебя без крахмала. Вика к твоему возвращению домой готовит тебе подарочек. У нее уже сто пятьдесят рублей.

Анечка! Мы все с нетерпением ждем твоего выздоровления. Уверен, что ты уже скоро здоровенькой вернешься к нам в дом.

Желаем тебе быть мужественной, вторая операция не опасна. Главное, будь уверена в благополучном результате. А наша любовь сохранит тебя для нас, как твоя любовь сохранила меня на фронте.

Пиши, если мне не удастся сегодня увидеть тебя, как ты себя чувствуешь, какая температура, что тебе принести кушать? Сейчас я передаю кисель и сухарики.

Ну, радость моя, желаю тебе здоровья и счастья, желаю нашей скорой и радостной встречи. Желаем тебе быстрого возвращения домой. Целуем тебя крепко, крепко. До скорого возвращения в дом, дорогая мамка. Твои Петр, Женя, Вика и мама

P.S. Анечка! Мама спрашивает, из чего тебе сделать компот — из клюквы или сухофруктов (вишня, яблоки). Целую тебя».

14 марта 1950 года

«Моя дорогая Анка!

Извини, что сегодня я с таким опозданием. У нас в сети была одна неприятность, и я только сейчас освободился. Весь день проездил на машине.

Говорил утром с доктором Лавриком. Он сказал, что у тебя положение значительно улучшилось, и операцию пока нет необходимости делать. До главврача не дозвонился.

Коша! Если действительно все обойдется без операции и благополучно, то я надеюсь, что ты уже скоро будешь с нами.

Пиши, как ты себя чувствуешь. Как температура, что говорят врачи? Можно ли тебе теперь кушать и что. Мы уже мечтаем о том дне, когда будем с тобою вместе. Но ты потерпи, радость. Мы все молим Бога, чтобы все было в порядке и ты поскорее поправилась.

Желаем тебе счастья, быстрого выздоровления и скорой нашей встречи. Целуем тебя крепко, крепко, как только вообще возможно. До скорой и радостной встречи. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

15 марта 1950 года, утро

«Дорогая Анка!

Надеюсь, что сегодня ты чувствуешь себя еще лучше. Как было бы хорошо, если бы все обошлось без операции. Тогда бы ты смогла выписаться в ближайшее время. Я только и мечтаю об этом.

Сообщи, какая у тебя температура, принимала ли ты ванну, что говорят врачи. Анечка, передаю тебе яблоки, творог, компот и сметану. Напиши, что тебе принести еще. Пей вино, оно укрепит и душу, и тело, и, кроме того, вызовет аппетит.

Дома все в порядке. Вика в школе, Женя играется в доме. Вчера он мне говорит: «Папа! Когда я вырасту, то буду работать инженером, буду иметь много денег и вставлю себе и Вике золотые зубы»^[2].

Анечка! Я верю, что скоро ты будешь уже с нами. Крепись и потерпи немного.

Желаем тебе здоровья и счастья. Желаем выздоровления и скорого возвращения в семью. Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

15 марта 1950 года, вечер

«Дорогая, милая моя Анка!

Ты не представляешь, как я рад, что ты, наконец, почувствовала себя лучше и стала поправляться. Уверен, что дела у тебя теперь пойдут хорошо, и ты скоро будешь с нами. Очень хорошо, что у тебя появился аппетит. Это первое предзнаменование быстрого выздоровления. Очень жалко, что принес мало еды. Завтра (я пишу вечером) принесу тебе больше, с таким расчетом, чтобы ты не имела перебоев в пище. Теперь ты видишь, какое большое значение имеет вино. Ведь не напрасно говорят, что «в вине больше всего солнца». Анечка! Постараюсь все твои просьбы выполнить. Ты не скромничай, говори, что тебе нужно. Ведь это самое главное.

Дома все в порядке. Вика моет голову. Женя играется, просто чудо. Он собирает по примеру Вики деньги тебе на подарочек. Думает подарить пудру. Как только я возвращаюсь домой, он у меня просит денег. На работе у меня все в порядке, хотя дел необыкновенно много. Но это не беда, я знал, на что иду. Уже вышла из ремонта моя машина «Мерседес». Твоим здоровьем интересуются многие. Алексей Ефимович, Ив. Ив. и другие.

Анечка! Все мы ждем твоего быстрого возвращения. Старайся поправиться, кушай. Этим ты приблизишь счастливый день нашей встречи. Желаем тебе здоровья и счастья. Целуем тебя крепко, крепко. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

19 марта 1950 года

«Милая, дорогая Анка! Надеюсь, что мне удастся сегодня повидаться с тобой. Думаю взять с собой Женю и вместе с ним прийти. Если сегодня почему-либо не удастся, то во вторник буду непременно.

Анечка! Меня очень беспокоит, что у тебя подскочила температура. Надеюсь, что ты правильно указала ее причину, тогда она должна снизиться. Во всяком случае, не делай резких перемен в приеме пищи, так как, как видишь, это может привести к ухудшению.

Коша, милая! Прошу тебя быть умной, не отчаиваться. Я думаю, что обойдется без операции. Надеюсь, что ты скоро поправишься. Мы с радостью и верой ждем этот день, когда ты опять будешь с нами. Анечка! Ради этого нужно набраться мужества и прилагать все старания, чтобы поправиться как можно скорее и вернее.

Дома у нас все в порядке. Получили письмо от Симы. Они беспокоятся из-за нашего молчания. На работе у меня все в порядке. Хотя дел очень много.

Дорогая Коша! Желаем здоровья, счастья и быстрого возвращения домой. Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

20 марта 1950 года

«Моя дорогая Анка!

Извини, что запаздываю. Сегодня у нас была общесетевая аварийная игра, которая только закончилась.

Дети здоровы. Вчера я их немного прокатил на машине, остались очень довольны. Вика по музыке получила 4. Сегодня у нее контрольная работа по арифметике за четверть.

Ну а как у тебя дела? Чувствуешь ли улучшение? Какая температура? Если сможешь, позвони нам сегодня вечером. Мне нужно заехать в сеть еще. Но дома буду скоро.

Анечка! Надеюсь, что ты окончательно поправишься и скоро будешь с нами. Передаю тебе комнатные туфли. Одеколон привезу завтра, так как только вечером смогу купить. Сейчас же страшно спешу.

Ну, радость моя! Желаю тебе здоровья и скорого возвращения. Целуем тебя крепко. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

21 марта 1950 года

«Дорогая Анка!

Надеюсь, что вчерашняя температура упала, и ты чувствуешь себя лучше. Чувствуешь ли ты улучшение вообще, какая температура? Как ты кушаешь, есть ли аппетит? Молюсь, чтобы ты уже окончательно поправилась и вернулась в ближайшие дни к нам в семью. Передаю тебе бульон и компот, сварила Л.А., котлеты — мама, остальное я. Салат приготовить еще не успели, и я, по правде говоря, боюсь его давать — не навредить бы! Пиши, что тебе принести еще. Нужны ли сухарики?

Ну, Коша, на этом заканчиваю. Желаю тебе быстрейшего выздоровления, хорошего аппетита и здоровья. Целуем тебя крепко, крепко. Твои Петр, Вика, Женя и мама»

25 марта 1950 года

«Дорогая Анка!

Весь день был с Калининым на Николаевской линии, поэтому прошу извинить за опоздание. Завтра приеду вместе с детьми, а ты договорись, чтобы нас пропустили. Дома все в порядке. Завтра поговорим, так как я очень спешу. Если сможешь, позвони сегодня после 8 часов вечера. Сообщи, как твое здоровье, самочувствие, температура.

Желаю скорейшего выздоровления и скорого возвращения в любящую и ждущую тебя семью. Целуем крепко, крепко. Твои Петр, Женя, Вика, мама»

«Здравствуй, дорогая мамочка!

Извини, что я тебе так долго не писала писем. Мамочка, как ты себя чувствуешь? Я по музыке получила две четверки. В школе у меня дела хорошие. Женечка у нас молодец. Все кушает, играется и не мешает бабушке, в общем, стал замечательным мальчиком. Мамочка, ты не обижайся, что я тебя не поздравила с днем 8 Марта, я тебе послала через папу поздравительную (телеграмму) открытку, а папа взял ее и спрятал. Женя исполняет твою просьбу. Но подарок остался за мной. Я уже насобирала порядочно денег. Мамочка, ты за нас не беспокойся. Мы сыты, всегда у нас в комнатах чисто. Я каждый день дома убираю, научилась уже. Целую крепко. Желаю тебе скорого выздоровления. Вика, Женя, папа, бабушка»

* * *

В конце марта маму, наконец, выписали из больницы. Врач при этом заявил: «У вас очень счастливые дети, вам чудом удалось выкарабкаться из этого недуга».

А вот как папа приветствовал любимую жену: «Дорогая Анка! Я счастлив бесконечно твоему возвращению в свою семью! Ты возвратила меня к жизни. Коша, дорогая! Обнимаю и целую тебя, мое солнышко! Твой Петр. 27 марта 1950 года».

По возвращении мамы домой возобновилась полноценная жизнь. Я, конечно, мало что помню. Но кое-что в памяти все-таки сохранилось: прогулки с родителями по чудесному Стрыйскому парку, походы в гости в дома, казавшиеся мне шикарными.

Был еще такой случай. Родители выехали с приятелями в другой район города. Пока взрослые находились в помещении, разделывая тушу свиньи, которую до этого содержали вскладчину, мы, дети, катались с ледяных горок. Мне почему-то данное занятие надоело, и я решил пойти домой. Непонятно каким образом нашел дорогу. Помню по сей день, как бежал вниз по каменной лестнице, затем сидел в общей кухне, примыкавшей к нашей квартире, караулил родителей. Они, не дождавшись моего возвращения с ледяных горок и не найдя меня возле дома приятелей, в панике помчались восвояси. На кухне состоялось радостное воссоединение нашей семьи.

Сохранилось поздравление той поры всем нам от сестры Вики:

«Дорогие Мамочка, Папочка и Женечка!

Поздравляю вас с всенародным праздником, днем 1 Мая. Желаю вам всего хорошего в вашей жизни. Жекочке желаю вырасти большим, стать октябренком и учиться только на 5. Желаю папе отличиться в работе и служить на ней много, много лет. Мамочка, тебе я желаю скорее поправиться и стать сильной, не нервничать, делать все спокойно. Я знаю, что ты скоро поедешь в Люблин. Это очень хорошо, ты совсем тогда поправишься и станешь здоровой.

С приветом, Вика

P.S. Женечка! Жди 1-го мая флажок и шарик. Твоя сестричка»

Обнаружил я в домашних архивах и это папино письмо, адресованное мне с отдыха в Хосте.

17 октября 1950 года

«Мой дорогой сынок Женя!

Посылаю тебе открыточку — вид моря. Ты ее не рви, положи в альбом и храни. Я скоро приеду, привезу тебе подарочки. Но ты обещай мне быть умненьким, слушать маму и Вику и, главное, хорошо кушай и не шали. Целую тебя, мой дорогой сыночек. Поцелуй за меня маму и Вику. Твой папа»

В 1951 году папа был направлен на курсы повышения квалификации в Ленинград. Находясь там, очень скучал по маме, детям. Вот одно из его писем во Львов.

26 сентября 1951 года, Ленинград

«Моя милая, дорогая Анка!

Я никогда, кажется, в жизни не скучал и не жаждал встречи с тобой как сейчас. Этот месяц кажется мне бесконечным. Такое впечатление, будто остановилось время или я действую вне его. Так хочется к вам, в дорогую для моего сердца среду, что передать это нет никаких средств. Можно ли передать тебе на этом клочке бумаги терзаемую меня жажду — жажду видеть, обнимать и целовать тебя, милое, дорогое и близкое мне существо. Скоро, а вместе с тем еще как долго до нашей радостной и желанной встречи. Время непостижимо как безжалостный и беспристрастный фактор нашего бытия. Оно с неподражаемым олимпийским спокойствием тянется именно тогда, когда хотелось бы ускорить его течение и воспринимать час как секунду, а при других противоположных обстоятельствах — наоборот.

За этот месяц мучительного одиночества очень много передумано. Весь путь от дорогого мне Новочеркасского камня до нашего неестественного и несоответствующего содержанию наших чувств (или, по крайней мере, моих) расставания при моем отъезде. Может, следовало бы еще раз воскресить в своей памяти всю опьяняющую прелесть всех этих дней, чтобы еще раз прийти к неоспоримому факту, какой дорогой и любимой для меня являешься ты теперь!!!

Моя дорогая Анка! Наконец я получил от тебя столь долгожданное письмо. Большое спасибо тебе за внимание и заботу обо мне. Меня очень огорчает неопределенность с твоей работой и удивляет отношение к этому И.Т. Учитывая сложившуюся ситуацию и подлость Т.Г. (свойственную ему вообще), я бы хотел, чтобы до моего приезда ты на работу не шла. Прошу тебя, любой ценой заставь себя не волноваться и не переживать — работу ты будешь иметь и без этого.

Ну, Коша, на этом заканчиваю. Сейчас тороплюсь на занятия в Политехнический институт. Добираться туда нужно троллейбусом, автобусом и дальше трамваем 1,5–2 часа. Сегодня мы там будем целый день. Читают нам лекции знаменитые проф. Горев и проф. Залесский. Во второй половине дня будем заниматься в высоковольтной лаборатории АПН. Вчера я проболел, провалялся в кровати, а сегодня чувствую себя хорошо и вот тороплюсь на занятия.

Ну, Коша, желаю тебе самого большого счастья, здоровья и нашей скорой встречи. Смотри хорошо за детьми, ведь теперь осень. Целуй за меня Женю и Викочку и пожелай им здоровья. Целую тебя, моя дорогая и любимая Анка. До скорой и радостной встречи. Твой Петр»

* * *

В 1951 году после гриппа у меня развилось осложнение — я стал волочить ногу при ходьбе. Врачи заподозрили полиомиелит. Маме удалось меня выходить. Она чудом раздобыла антибиотик (тогда они являлись огромной редкостью). Благодаря инъекциям антибиотика и массажу я встал на ноги.

В 1952 году папу перевели из Львова в Сочи на должность главного инженера «Сочиэнерго» (назначен приказом от 10 июля 1952 года). Это означало серьезное повышение. Сочи, любимый город диктатора Сталина, имел особый закрытый статус. Попасть туда было непросто, а занять ключевой пост в Сочинской энергосистеме мог только человек, пользовавшийся абсолютным доверием властей. Прежде чем дать папиной кандидатуре зеленый свет, органы около года проверяли отца, более 40 чиновников высокого ранга завизировали рекомендацию на перевод его в «Сочиэнерго».

В августе, поздним вечером, наша семья разместилась в поезде Львов — Харьков. Папу провожали сослуживцы, говорили теплые слова. Отец растрогался и прослезился. Мне еще не стукнуло шести лет, но я хорошо это помню. Помню и то, как поезд вошел в туннель под высокой горой, увенчанной старинным замком. Ощущаю запах угольной гари, сопровождавший нас на протяжении всего путешествия по железной дороге.

В Харькове была пересадка. Папа несколько часов стоял в очереди в кассу, чтобы закомпостировать (зарегистрировать) наши билеты на Сочи. А мы томились на скамейке на перроне, уминали булки и болтали.

В Сочи нас встретили и разместили в трехэтажном доме энергетиков в Крестьянском переулке (ныне это привокзальная часть улицы Войкова). Квартиру дали неплохую, но с минимумом мебели. В первый день запомнились духота, пение цикад, сочные фрукты и овощи. Через какое-то время наша семья переехала в новый дом энергетиков по адресу ул. Большая Приреченская, дом 58, кв. 18. Позднее улицу переименовали в улицу Роз.

В 1955 году папа был направлен на учебу в Москву в Энергетическую академию, но обучение прервал. Началось с того, что у него из-за столовской пищи развилось хроническое несварение желудка. Однажды в ресторане («Национале» или «Метрополе») папа пожаловался официанту на проблему. Тот принес черную икру, водку, еще что-то, предложил скушать и выпить — тогда, мол, проблемы с желудком пройдут. И действительно — несварение прекратилось. Но отец, ссылаясь на проблемы со здоровьем, решил все-таки уйти из академии. Она находилась на грани закрытия, и папа опасался, что останется без прежней должности в Сочи (главный инженер «Сочиэнерго»).

Сестра сначала училась в женской школе № 1, а затем перешла в близлежащую школу № 4 на ул. Набережной (уже совместного обучения мальчиков и девочек). Школу она закончила с серебряной медалью в 1957 году. У нее в аттестате была только одна четверка по русскому языку/литературе, остальные — пятерки. Причем четверка получилась из-за того, что в выпускном сочинении Вика выделила жирным шрифтом запятые. Комиссия, утверждавшая медалистов края в Краснодаре, усмотрела в этом «неуверенность» знаний девочки и вместо заслуженной пятерки поставила ей четверку.

Только одна выпускница Викиного класса удостоилась золотой медали. А у нее не все было в порядке с физикой, химией и математикой, преподаватели по этим предметам не горели желанием выставить «отлично» кандидатке на медаль, настояла директор школы. Сама девочка говорила Вике: «Мне золотую медаль не дадут, дадут тебе — у тебя папа начальник». На самом деле дали именно этой девочке. При этом один из одноклассников еще умудрился поставить под сомнение отличную успеваемость Вики, заявляя, что у моей сестры тройка по физкультуре (которую сам же выдумал). А его мама на родительском собрании громогласно пожаловалась, что Вика не помогает отстающим товарищам по учёбе. Такие вот страсти!

Перед выпускными экзаменами я решил приободрить сестру открыткой: «Дорогая Викочка! Поздравляю тебя с последним звонком, желаю сдать экзамены на 5 и поступить в институт».

Как медалистка, Вика без экзаменов, пройдя лишь собеседование, поступила в Политехнический институт в г. Новочеркасске, который до войны закончили ее родители. В институте сестра тоже училась прекрасно и с отличием его закончила. Дипломный проект сестры был посвящен проектированию нового варианта Новочеркасской ГРЭС мощностью 1800 тыс. кВт. Оценка — отлично, в отзыве отмечено, что Виктория «проявила трудолюбие, аккуратность и отличные знания в области своей специальности, техническую зрелость».

А я учился с 1953 года в начальной школе № 7 на улице Менгрельской (ныне Советская), затем, как и сестра, в школе № 4. В раннем детстве с приятелями, Жорой и Аликом, увлекался театральными представлениями. Среди бумаг нашел выполненную мною красочную афишу со следующим текстом (орфография сохранена):

«Приехали масковские артисты, играют спектакль «Жадный Баринъ». Жора — художник, Женя — дрыжысер, Алик — билитер. Зделали в 1954 году 1 января».

Первой моей учительницей была Баранова Мария Афанасьевна, которая научила меня грамоте, арифметике и другим базовым дисциплинам. Позднее я заразился спортом — футболом, легкой атлетикой, баскетболом, штангой, боксом. Из школьных предметов предпочитал гуманитарные — историю, географию, английский язык.

Родители уделяли нашей с сестрой учебе самое пристальное внимание. Мама многие годы являлась председателем родительского комитета нашей школы, регулярно получала грамоты за активную помощь педагогам в учебно-воспитательной и внешкольной работе.

В последующей, взрослой жизни я оказался накрепко связанным с Китаем, получил специальность китаеведа. Среди отечественных китаеведов есть немало потомственных, у которых отцы, а то и деды, специализировались на изучении Поднебесной. Я к таковым никак не принадлежу. С Востоком, дипломатией, историей никто в нашей семье связан не был.

Правда, в качестве руководителя города, папа регулярно принимал высокие зарубежные делегации, и, возможно, родительские рассказы, фотоснимки, газетные материалы, имевшие отношение к визитам иностранцев, как-то воздействовали на мое подсознание. Но мечтал я стать археологом, меня влекло прошлое стран Черноморского бассейна.

Китайская тематика всплывала в мои детские годы редко. Так, мама находила в моем лице какие-то восточные черточки и с любовью называла меня «китаезой». Иногда на глаза попадались китайские

товары — термосы, полотенца, подушки, детские игрушки, веера, тапочки, кеды, посуда. Все эти изделия выглядели красочно и изящно, отличались хорошим качеством. Измученная товарным голодом публика моментально их раскупала. Однажды мне в руки попал сборник китайских сказок, поразивших необычностью: в них действовали драконы, журавли, обезьяны, тигры, говорилось об иероглифических знаках, каллиграфии, волшебных перевоплощениях героев.

Один знакомый сообщил мне, что учит в Доме пионеров г. Сочи китайский язык и переписывается с китайским сверстником. Показал, как пишутся иероглифы. Я был ошеломлен их замысловатостью, необычностью, привлекательностью. И очень зауважал юного китаиста за овладение такими премудростями. С интересом прочел письмо, полученное от китайского школьника. Запомнился вычурный, сверхвежливый язык письма, завершавшегося поговоркой: «Жду ответа, как соловей лета». Это показалось смешным.

А моя жена Наташа нашла в своем архиве два письма, полученных из КНР в далеком 1960 году, от детей из поселка Суйлин провинции Хэйлунцзян. В конце обоих посланий — та же поговорка о соловье, ждущем лета. Содержались в них лозунги о вечной дружбе между русскими и китайскими братьями, об успешном строительстве социализма в КНР и «великом коммунистическом строительстве в СССР», рассказывалось об «усиленном, систематическом и очень полезном» изучении марксизма-ленинизма и произведений товарища Мао Цзэдуна. Из второго письма выяснилось, что Наташа, в свою очередь, направила в Китай письмо и в придачу открытки, значки.

Я в переписку с китайцами не вступал, хотя сочинский приятель из Дома пионеров предлагал. Но из прессы и от учителей я, конечно, знал, что китайцы — наши братья по строительству социализма, и что руководит ими вождь по имени Мао Цзэдун. Слышал и о том, что Соединенные Штаты проводят враждебную Китайской Народной Республике политику, угрожают ей. Сочувствовал китайцам, но, правда, как и все, посмеивался над бесчисленными предупреждениями, раздававшимися из Пекина в адрес Вашингтона.

Нарушит американский военный самолет воздушное китайское пространство — на следующий же день в газетах сообщение: «Правительство КНР сделало властям США 356-е серьезное предупреждение». Пару дней спустя объявляется об очередном «357-м серьезном предупреждении» и т. д., до бесконечности. «Серьезное китайское предупреждение» стало синонимом пустой угрозы и шуточным выражением. Просишь у одноклассницы яблоко, а если она не хочет делиться, тогда говоришь: «Делаю тебе 25-е серьезное китайское предупреждение».

Узнали мы, сочинские школьники, и о столь, казалось бы, далекой от нашей жизни тайваньской проблеме. На экраны вышел фильм «ЧП», основанный на подлинной истории захвата советского танкера «Туапсе» гоминьдановскими властями на Тайване. Фильм был очень патриотичный, напряженный, интересный. С великолепными артистами, прежде всего с В. Тихоновым, который, пожалуй, впервые и прославился своей ролью умного и бесстрашного моряка с танкера «Туапсе». Я смотрел «ЧП» раз десять, проникаясь ненавистью к гоминьдановским извергам, любовью к нашим героям-морякам, солидарностью с народом КНР и испытывая впервые в жизни влечение к экзотическому Востоку (пальмы, пляжи, красочные веера, загадочная гортанная речь, необычные манеры и т. п.).

Вскоре, однако, позитивно-экзотический образ китайского мира сменился негативно-комичным. Руководители СССР и КНР, поссорившись, затеяли публичную полемику между собой. Нас, школьников старших классов, оставляли после уроков и зачитывали открытые письма ЦК КПСС и КПК друг другу. Письма советской стороны звучали логично и убедительно, китайские же — абсурдно и смешно. Китай превращался в детском сознании в «край непуганых идиотов».

Но китайская тематика по-прежнему не очень занимала мое воображение. Постепенно я увлекся географией, историей, изучением внешнего мира в целом. В пятом-шестом классах иностранный (английский) язык у меня не шел, и учительница Римма Алексеевна Филатова без энтузиазма ставила мне четверки. Но затем я всерьез взялся за изучение английского, проштудировал учебники для вузов и уже в седьмом классе далеко опережал одноклассников в знании этого языка. Вместе с родителями стал подумывать о поступлении в Институт иностранных языков в Москве.

Но вскоре мы узнали, что ученик нашей школы, который учился старше меня на четыре класса, прошел по конкурсу в МИМО (Московский институт международных отношений), ныне МГИМО (Московский государственный институт международных отношений). И я при поддержке родителей загорелся идеей поступления в этот суперпрестижный институт. Начал вести досье по странам мира, мечтал о путешествиях.

Учился я хорошо, но тем не менее с двумя подружками решил в процессе подготовки к выпускным экзаменам подстраховаться. Договорились с одной учительницей о возможности выбора на всех экзаменах определенных билетов. Но и этого показалось мало. По ночам через окно забирались в кабинет завуча, выуживали из стола билеты к очередному экзамену, переписывали их содержание и возвращали билеты на место. Наверняка, я обошелся бы и без этих маневров. Но как бы там ни было, окончил школу с серебряной медалью, с помощью папы получил необходимую характеристику-рекомендацию от Краснодарского крайкома комсомола. Вот она.

25 июня 1964 года

ХАРАКТЕРИСТИКА — РЕКОМЕНДАЦИЯ

на тов. Бажанова Евгения Петровича, 1946 года рождения, русского, члена ВЛКСМ с октября 1962 года, комсомольский билет № 34664589, образование — среднее.

За время обучения в школе тов. Бажанов проявил себя хорошо и отлично успевающим и отлично дисциплинированным учеником, активным комсомольцем.

Тов. Бажанов имеет большие способности к гуманитарным наукам — истории, географии, увлекается английским языком и в совершенстве им владеет. Пользуется заслуженным авторитетом у учителей и учащихся школы. В мае 1963 года тов. Бажанов был избран секретарем комсомольской организации школы № 4. Будучи секретарем комсомольской организации, тов. Бажанов сумел сплотить довольно разрозненный класс, показав хорошие организаторские способности. Обучаясь в школе, тов. Бажанов являлся редактором школьной сатирической газеты «Оса», по его инициативе создан дискуссионный клуб, который успешно работает.

Краснодарский краевой промышленный комитет ВЛКСМ рекомендует тов. Бажанова Евгения Петровича для поступления в Институт международных отношений.

Характеристика утверждена на заседании бюро Краевого комитета ВЛКСМ.

СЕКРЕТАРЬ КРАЙКОМА ВЛКСМ/Л. БАДОВСКАЯ/

Составлена эта рекомендация на основе следующей характеристики, полученной в школе.

ХАРАКТЕРИСТИКА

выпускника одиннадцатилетней школы № 4 г. Сочи

БАЖАНОВА Евгения, рождения 1946 года

Бажанов Евгений в течение одиннадцати лет учился отлично и хорошо. Особые склонности проявлял к гуманитарным предметам, увлекался английским языком и отлично овладел им.

Бажанов Евгений политически развит, начитан, активно участвовал в общественной жизни.

Евгений выступал с лекциями в комсомольско-молодежном лектории, на школьных вечерах, проводил диспуты на различные темы, выпускал сатирическую радиогазету «Оса». Как секретарь комсомольской организации школы он сумел создать вокруг себя актив, с помощью которого проводил всю комсомольскую работу в школе.

Евгений-отличник производственного обучения, присвоен I разряд столяра-сборщика.

Увлекался спортом, активно участвовал в соревнованиях по легкой атлетике, имеет I разряд по баскетболу.

Педагогический совет школы рекомендует Бажанова Евгения в высшее учебное заведение как одаренного, вдумчивого, старательного ученика.

Директор школы № 4 Классный руководитель 25/VI-64 г.

г. Сочи

Сразу после выпускного вечера, 25 июня 1964 года вылетел вместе с мамой в Москву. Документы в МИМО подал на факультет международных экономических отношений с изучением арабского или японского языка. Кто-то говорил, что экономика и арабский язык — очень перспективные направления для будущей карьеры. Япония же в то время пользовалась в СССР большим уважением благодаря своим экономическим достижениям, особенно в тех отраслях, которые выпускали столь привлекательные для всех товары — транзисторные приемники, магнитофоны, телевизоры. Зачаровывала и японская культура: таинственная чайная церемония, красочные кимоно, жизнь в «карточных» домиках на татами, верные долгу самураи, саке в изящных глиняных сосудах, цветение сакуры, щемящие печальные песни. Мой папа в качестве мэра Сочи неоднократно принимал японских гостей, и дома у нас было немало очаровательных японских сувениров: от лакового блюда до объемных цветных открыток. В общем, Япония привлекала меня даже больше арабского мира.

Документы у меня приняли, наступила пора вступительных экзаменов, которые в МИМО образцово-справедливыми не являлись.

Как выяснилось позже, некоторые из наших однокурсников вообще не сдавали экзамены, но об их поступлении договорились папы и мамы. Другие, ничего не ответив, получали пятерки. Третьи были зачислены, не набрав проходного балла.

Мой «блат» при поступлении в МИМО сводился к знакомому папы по фамилии Рубович. Это был молодой человек, женатый на дочери Председателя Госстроя РСФСР Приезжева. Он ранее отдыхал в Сочи, познакомился с папой и обещал оказать поддержку. На самом деле Рубович не имел соответствующих связей и помогал лишь в мелочах. Представил нас управляющему делами Госстроя, очень колоритному человеку по фамилии Цивин. Цивин возил нас с мамой по комиссионкам в поисках зимней одежды для меня (в моей предыдущей жизни в субтропическом Сочи таковая не требовалась). А Рубович сопровождал нас в МИМО, стоял на улице у двери с мамой (внутрь пускали только абитуриентов) и периодически повторял: «Здесь обучают лучшую молодежь, будущих лидеров СССР!» Однажды, заприметив, что Рубович проходит в метро по какой-то карточке, я полюбопытствовал, что это за пропуск. Рубович, напустив на себя важный вид, процедил:

— Это единый.

— А мне можно? — спросил я.

— Что ты! Это же только для членов Верховного Совета СССР.

Тем же вечером кто-то из москвичей объяснил мне, что единый — всего-навсего проездной билет на все виды транспорта. Имеется в свободной продаже. Тогда мы с мамой окончательно поняли, что на блат Рубовича, хорошего в принципе человека, надеяться не стоит. И мы вообще растерялись. Вокруг фланировали бывалые, уверенные в себе абитуриенты, которые шутили: «МИМО — мимо заграницы!» Один молодой человек, в будущем сокурсник, узнав, что я из Сочи, снисходительно похлопал меня по плечу и посоветовал: «Парень, у провинциалов здесь нет никаких шансов. Собирай манатки и айда домой, на пляж!»

Экзамены я успешно сдал, но в списках зачисленных в институт себя не нашел. В приемной комиссии объяснили, что я забракован медиками. Главврач института Л.К. Титкова подтвердила, что я не годен из-за слабого зрения, а также из-за того, что у меня неправильно оформлена медицинская справка. Насчет слабого зрения главврач лукавила, о чем я ей и заявил. Титкова принялась растолковывать:

— Видишь ли, после окончания МИМО тебя могут направить в страну с трудным климатом, в Африку, Азию. С твоим зрением туда нельзя.

— Как нельзя? — удивился я, — ведь у меня есть военный билет, а с ним государство имеет право направить меня в любую точку Земли, даже на Луну.

Титкова аргументацию отвергла и уступила только после того, как со мной, прорвав кордон охраны, в ее кабинет ворвался знакомый папы, член редколлегии журнала «Крокодил». Он пригрозил опубликовать фельетон в этом сатирическом издании, которого тогда побаивались даже самые большие начальники. А написать было о чем: парня без правильно оформленной медицинской справки и с якобы слабым зрением допускают к сдаче экзаменов, он их успешно выдерживает, после чего ему объявляют — не годен!

В конце концов после всех мытарств меня в институт зачислили. Возможно, учли должность папы — с мэром Сочи дружить выгодно.

А вот мою будущую жену Наташу, которая окончила московскую школу с золотой медалью и обладала блестящими знаниями по всем дисциплинам, взяли в институт только «кандидатом в студенты». Это означало, что ее могли отчислить после первой же сессии за недостаточно высокие оценки.

О поступлении Наташи в МГИМО, ее и моей учебе в этом институте подробно рассказано в томе 1 многотомника «Миг и вечность» (с. 65-212). Не буду здесь повторяться. Отмечу лишь следующее: после зачисления наш I курс факультета Международных экономических отношений собрали, чтобы объявить, кому какой язык учить. Словно предчувствуя свою судьбу, я сидел в зале и вслух, и про себя повторял: «Хоть бы не китайский, хоть бы не китайский!» К тому времени (1964 год) советско-китайские отношения и, главное, восприятие Китая в нашей стране окончательно испортились. КНР — бедная, отсталая страна со странными порядками и дурацкой пропагандой — почти никого не привлекала.

И надо же было такому случиться, что именно меня первым среди китаистов назвали. Зал немедленно разразился смехом, одновременно сочувствующим, издевательским и злорадным. Такой же реакции удостоились названные затем и другие новоиспеченные китаисты.

После китаистов объявили кореистов, в том числе Наташу. Зал эмоций не высказал, но зато приговоренные изучать этот малоизвестный и непопулярный язык сильно расстроились. Наташа в школе увлекалась индийской культурой и мечтала овладеть хинди или урду. И вдруг корейский! Все, что связывало ее с Кореей, — это подаренный в детстве пупс-кореец (он цел и поныне). И помнила еще эпизод из далекого детства, когда с бабушкой ехала в поезде по маршруту Москва — Баку. В одном из купе находились корейцы, и, поскольку на Корейском полуострове тогда шла кровопролитная война, все пассажиры их очень жалели.

Не только Наташа, но и остальные будущие корееведы стали таковыми поневоле. Причем один из них, Лев Макаревич, подал заявление на столь непопулярный китайский язык. Других заявлений на китайское отделение не было, тем не менее парню «влепили» корейский.

Мы с мамой с помощью Рубовича и ряда других знакомых нанесли визиты матерым синологам, работавшим в министерствах, научных учреждениях, органах печати. Все они обнадеживали: язык, мол, важный, перспективный, а в сочетании с изучением международных экономических отношений вообще сделает меня уникальным специалистом.

Учить китайский было непросто. Требовалась ежедневная многочасовая зубрежка. Но язык увлекал — уникальной письменностью, необычным произношением, богатством, замысловатостью. Вскоре мы, китаисты, уже посматривали на других студентов, особенно «западников», свысока: мы, мол, приобщаемся к таинствам и знаниям, которые вам и не снились. Подумаешь, какой-то там английский язык, его каждый дурак знает! «Западники», в свою очередь, относились к нам снисходительно, как к чудакам, неудачникам, забивающим свои головы абракадаброй и обреченным прозябать в обезумевшей от идей Мао Цзэдуна отсталой стране. Кореисты, как вспоминает Наташа, ничем не гордились, просто смиренно вкалывали. Корейский был не проще китайского.

В сентябре 1964 года, сразу после моего поступления в МГИМО, папа отдыхал в Крыму, в Мисхоре. Сохранились папины письма родным в Сочи. Вот они (с сокращениями).

3 сентября 1964 года

«Дорогая Аня, Анюта, Вика!

Вот уже определился курс моего лечения и отдыха, можно сказать акклиматизировался, сложилось впечатление о санатории.

Размещен я неплохо, в комнате один, спокойно, много сплю, отдыхаю и читаю. Помимо естественных морских процедур мне назначен массаж (как и в Кисловодске) и одна физиотерапевтическая процедура. Лечебная нагрузка, как видите, небольшая. Все остальное время использую по своему усмотрению. Просыпаюсь в 7:00 и иду к морю на зарядку, затем купаюсь и иду на завтрак. После завтрака принимаю процедуру и возвращаюсь к морю, загораю, купаюсь и читаю. И так до обеда. После обеда иду на прогулку вдоль дороги на Ялту или в противоположную сторону. После прогулки, которая занимает 2–2,5 часа, возвращаюсь и отдыхаю в палате до ужина. После ужина — кино, лекции, концерты.

Врач не рекомендует спать днем. Но я на первых порах не придерживаюсь этого совета. Сплю либо до обеда, либо часок-полтора после. Отсыпаюсь. Очень боюсь поправиться, потому много хожу и ограничиваю себя в питании. Еда в санатории меня вполне устраивает. Вообще я доволен санаторием и главным образом тем, что меня здесь никто не знает и не беспокоит.

Среди отдыхающих имеется только один мой знакомый — Дробышев, главный архитектор нашего края. Твоя знакомая из Мурманска (или Архангельска — не помню) сегодня уехала. После завтрака я долго был на пляже и изрядно загорел. Теперь нужно больше себя ограничивать в употреблении солнечных лучей. Вот я и описал вам, каково мое пребывание здесь.

С первого дня каждый раз, когда прохожу вестибюль, смотрю письма. Но, увы, их пока нет. Ты скажешь, что это нахальство, может быть, но так хочется уже получить от вас письмо. Ведь я оставил тебя в дороге. Как ты доехала? Довольна ли поездкой? Как дома? Очень скучаю за Анютой. Пиши мне подробно о ней. Как чувствует себя Вика? Что нового в Сочи вообще? Я очень жалею, что тебя нет здесь. Как было бы хорошо, Аня! Что известно о Жене? Как все-таки решился вопрос с квартирой у него? Ведь послезавтра начинаются занятия. Напиши мне подробно обо всем. Жене я сегодня также напишу письмо.

Коша! На этом заканчиваю. Обещаю тебе отпуск провести рационально и хорошо поправить свое здоровье для вас, моих дорогих.

Целую вас всех крепко, крепко.

До свидания.

Ваш муж, отец и дед. Мой адрес: Крым, Мисхор, санаторий «Сосновая поляна». Еще раз целую. Твой Петр»

7 сентября 1964 года

«Моя дорогая Анка!

Получил твое письмо (первое) и бандероль с красками. Очень благодарен тебе за внимание. Меня очень огорчило, что ты попала в шторм и тебя сильно укачало. К этому еще и грипп. Я надеюсь, что сейчас все уже позади и ты чувствуешь себя хорошо.

У меня все в порядке. Отдыхаю, купаюсь в море, принимаю процедуры, вечерами культурно развлекаюсь. За эти дни был на концерте Эди Рознера, Кобзона, симфоническом концерте, а остальные вечера — в кино. Между прочим, исключительное впечатление оставляет Кобзон. Меня это приятно удивило. Иногда у нас устраивают вечера танцев. На них я присутствую в качестве зрителя. Вначале меня приглашали на дамское танго (это когда дамы приглашают), но я сказал, что не танцую, и теперь меня уже не беспокоят. Позавчера ездил с отдыхающими санатория на экскурсию в Алушту, смотрели Воронцовский дворец, парк.

Вчера после обеда ходили с Михаилом Михайловичем (это зам. пред. Брянского облисполкома) на прогулку от Сосновой рощи до Ливадии вдоль Царской тропы. Я себя уже не считал способным на такие дальние прогулки. Ведь мы прошли около 10 км. Обратный путь проделали в такси. Я опасался, что на следующий день, т. е. сегодня, не подниму ног. Однако чувствую себя хорошо, а ноги не болят.

Сегодня после завтрака думал поехать в Ялту. Но поездку отменил, так как в горисполкоме начальства не было, сегодня появятся. Возможно, сегодня мне удастся с тобой переговорить.

Коша! Дорогая! Я очень и очень доволен отдыхом. Теперь чувствую себя совсем отдохнувшим и очень хочу домой. В Ялте уточню дату своего отъезда. Если не будет подходящего рейса теплохода, то вернусь самолетом. В следующем письме сообщу.

Лечение проходит нормально. Погоды стоят сказочные, но море после прошедшего шторма холодное. Вот, кажется, все о моем отдыхе и лечении.

Коша! Милая! Дорогая! Я с нетерпением жду дня, когда уже буду с вами. Вероятно, выеду 19-го. Ведь 23-го у нас сессия городского совета. Мне надо выступить с докладом. Нужно быть пораньше.

Как Анютка, что пишет Женя? Я от него получил только одно письмо.

Коша! Пиши, как ты себя чувствуешь, работает ли уже Вика. Что нового в Сочи.

Целую тебя крепко и нежно. Обнимаю тебя. Жду нашей встречи. Желаю вам благополучия, здоровья и счастья. Целуй за меня Анюту и Вику. Ну, еще раз целую. До скорой встречи».

9 сентября 1964 года

«Здравствуй, моя дорогая Анка!

Ты меня забыла. За все время я получил от тебя только одно письмо. Понимаю, как ты занята, но и при этих условиях можно найти время для внимания. Я не упрекаю, а прошу.

От Жени я получил уже второе письмо. Не могу нарадоваться. Он пишет письма лаконично и в то же время так полно и умно. В письме нет ни одного лишнего слова, которое можно было бы выбросить. Он все-таки большая умница.

Женя по-прежнему никак не выражает своего отношения к китайскому. Сам я до нашей встречи в Москве тоже, дабы его не расхолаживать, не хочу поднимать этот вопрос. Там, на месте, можно будет внимательно рассмотреть все за и против.

Женя пишет, что на следующий день он должен переехать к Аброскиной. Адрес мне сообщил. Написал ряд иероглифов. Ни на что не жалуется, скучает. Все мы когда-то расставались с родным гнездом, и нам эта скука понятна. Если все будет нормально, то до конца года я еще дважды должен побывать в Москве: в сентябре — октябре — по плану на 1965 год, в ноябре — по бюджету. С нетерпением жду этих поездок.

Коша! По моим данным, у Жени уже должны закончиться деньги. Он об этом ничего не пишет. Переговори с Беллой и выясни. Нужно, чтобы он завел себе сберкнижку.

У меня все обстоит благополучно. Вчера весь день был на анализах (вернее, сутки). С 9:00 вчера и до 9:00 сегодня. Брали анализы через каждые три часа (и ночью). Результатов пока не знаю. Видимо, завтра вызовут к врачу.

В море я купаюсь мало, так как вода холодная (18–19 °C). Читаю, рисую, лежу, сплю. У меня очень хороший сосед и собеседник. О нем я тебе уже писал. Был в Ялте, в горкоме КПСС (оттуда говорил с тобой), в горисполкоме. С отъездом еще не определился, так как точно не известно, когда и какие будут теплоходы. Завтра Степанов сообщит.

На этом заканчиваю. Желаю всей нашей семье полного благополучия. Большое спасибо за краски. Целую. Твой Петр»

11 сентября 1964 года

«Дорогая Анка!

Получил твое второе письмо, хорошее и подробное. Такое впечатление, словно я побывал дома. Большое тебе спасибо. Получил второе письмо и от Жени.

Коша! Я чувствую себя хорошо. Но уже очень скучаю по дому, по всем вам. Последние дни у нас стоят неважные погоды. Прохладно, периодически идут дожди. Вода в море — около 20 градусов. Купаюсь я ежедневно. Вернее, не купаюсь, а скорее, окунаюсь. В воде бываю не больше 4–5 минут.

Теперь у меня для заполнения дня, благодаря твоему вниманию, появилась еще одна процедура — рисование. К сожалению, закончились мои любимые краски для веселого летнего пейзажа. Сегодня закончил четыре картинки для письма Жене. Завтра напишу ему письмо. Это письмо я пишу вечером.

Ехать я решил теплоходом, но дата отъезда еще не определилась. Нет расписания. Но завтра, вероятно, будет уже известно.

Сегодня был у врача. Анализы хорошие. Но решили сделать еще один, вероятно, в понедельник.

Вчера посмотрел картину «Путь в высшее общество». Сегодня у нас вечер художественной самодеятельности. Пойду. Как видишь, культурой нас питают неплохо. Пропущенное в течение года здесь наверстаю.

Анечка! У меня, вероятно, не хватит денег. Поэтому, если сумеешь, вышли мне телеграфом рублей 20. Я знаю, что у тебя уже должны закончиться деньги, одолжи. Я приеду — отдадим.

Мне нравится твой вариант работы для Вики в электросети. Была ли ты уже у начальства? Если нет, пойди. Неужели Анюта еще не забыла меня? Я так по ней скучаю! Осталось 7–8 дней, и я буду у вас, моих дорогих и любимых. С нетерпением жду этого дня. Желаю вам здоровья, благополучия и счастья. Целую вас крепко. Целую тебя, моя радость, во все мои любимые точки.

До скорой встречи. Твой Петр

P.S. Коша! Жене я нарисовал очень удачную картинку. Попытаюсь повторить тебе ее. Обнимаю и целую еще».

12 сентября 1964 года

«Дорогая Анка!

Сегодня — необычный день. Во-первых, я получил от тебя очередное письмо. А таких дней не так уж много. Во-вторых, только что у меня были Потаповы. Они повторяют наш вариант, причем буквально. Дальше едут на той же «Латвии». Во время стоянки «Латвии» в Ялте они заехали в дом отдыха, где будут отдыхать, и ко мне. Этот дом отдыха находится рядом с моим санаторием. На обратном пути из Одессы прибудут 16 сентября, будут 2–3 дня моими спутниками.

Дорогая Коша! Я тебя понимаю и сочувствую. Ведь, чтобы вынести столько гостей, нужно обладать мужеством. Я представляю, что было бы с моим отпуском, если бы я отдыхал в Сочи. Значит, поступил правильно. Здесь хорошо отдыхаю, никто меня не беспокоит. Чувствую себя хорошо. Выгляжу свежо и, как мне кажется, даже помолодел, помолодел для тебя. С нетерпением жду встречи.

Давление у меня нормальное — 125/85. Шумов в ушах нет. Голова не болит, самочувствие прекрасное. Да, хочу тебе доложить, что сбросил 2 кг, это тоже неплохо. Делаю зарядку, много хожу, купаюсь.

Сегодня удивительно хороший день — тепло, солнечно. До обеда был на пляже. Уже неплохо загорел. Не хватает только вас, скучаю, но ничего, потерплю.

Анечка! Ты пишешь, что вопрос о переводе Жени в другую языковую группу нужно решать сейчас. Безусловно, но это не так просто сделать. Я не вижу такой возможности, по крайней мере до моей поездки в Москву. Характерно, что и Женя ничего об этом не пишет. Говорила ли ты по этому вопросу с К. Солнцевым? Спасибо за вырезку из газеты. Воронков мне тоже прислал. Говорит, что необычно большой наплыв отдыхающих в Сочи, объясняет моей заметкой. Я не думаю, но какую-то роль она, конечно, сыграла.

Коша! Милая! Нравятся ли тебе мои иллюстрации к письмам? Может быть, не стоит трудиться, хотя это для меня разновидность отдыха.

Коша! Я рад, что у вас все в порядке. Следи хорошо за собой, береги себя для меня, детей и внуков. Я так хочу повидать Анюту. Узнает ли она меня? Желаю вам всем от всей души большого счастья, крепкого здоровья, благополучия детям, успехов. Целую вас крепко, крепко. Дай еще раз поцелую тебя.

Коша! Я тебя прошу — сохрани газеты. Пиши, что нового в Сочи. Обнимаю тебя и целую. Твой Петрош»

15 сентября 1964 года

«Дорогая Анка! Итак, я выезжаю 18-го теплоходом «Крым». Отправляется он из Ялты вечером в 20 часов 20 мин. В Сочи будет 19-го. Время прибытия уточни. Путевка у меня до 20-го. Я хочу хотя бы день побыть с вами, так как 21-го мне уже на работу. Скучаю за вами чертовски и уже отдых не идет впрок.

Вчера после завтрака ездил в Ялту, был в горкоме, звонил Медунову (тебе должны передать). Был в порту, договорился о своем отъезде. После обеда ходил со своим соседом по Царской тропе до Ливадии, это около 9 км, обратно ехали на машине. После ужина ходили с ним в кино. Смотрели «Бабетта идет на войну». Картина мне понравилась. Я ее вижу впервые. Вот коротко и весь мой день.

Вчера в Ялте встретил директора сочинского мясокомбината. Он приехал отдыхать. Сегодня заедет ко мне. Сюда прибывает президент Индии. Размещаться будет на даче рядом с нашим санаторием. Увижу.

Чувствую себя хорошо. Думал, что после такой прогулки будут болеть ноги, но ничего. Очень хотел бы сбросить еще пару лишних килограммов. Занимаюсь зарядкой, регулирую питание. Вряд ли удастся. Но видит Бог, что я стараюсь вернуться к тебе окрепшим, загоревшим и даже помолодевшим. Чувствуешь, как я хочу, чтобы ты была довольна. Очень не хватает тебя. Но отъезд уже не за горами, потерплю.

Очень скучаю за Анюткой. Как она там? Как Вика, не пошла ли еще на работу? Я думаю, Коша, что с получением этого письма ты мне не пиши, так как письмо меня уже не застанет здесь. Очень жду от тебя письма. Сегодня жду. Я почти всегда отгадываю, когда ты его мне пришлешь.

От всего сердца (мне Женя написал это по-китайски) желаю тебе и всей нашей семье самого большого счастья, здоровья и всего, что только можно придумать хорошего. С нетерпением жду нашей встречи, которая уже скоро. Целую вас крепко, крепко. Твой Петр»

16 сентября 1964 года

«Моя милая, дорогая, любимая, хорошая Анка!

Как и ожидал, получил вчера от тебя письмо. Это письмо меня очень обрадовало. Я перечитывал его несколько раз. Чувствую, что ты меня по-прежнему любишь. Это самая большая для меня награда. Благодарю тебя, что ты так образно и ощутимо передала свои чувства. Я так не умею.

Золотко! У меня все в порядке. Вчера после обеда был у меня директор мясокомбината г. Сочи, просидели до ужина. Встречали президента Индии, который проезжал мимо нашего санатория. Вечером смотрел картину «За сорок минут до рассвета». Так себе. На море не был. Выполнял твои советы — берег себя.

Вечерами у нас уже прохладно, нужно надевать пиджак. Сегодня у меня «большой день» — по нагрузке. В 8:10 — анализ крови, 9:15 — массаж, 9:30 — прием у врача, завтрак, в 10:20 — электропроцедура. День сегодня обещает быть хорошим, теплым (до 26 °C), поэтому до обеда буду на море. После обеда буду читать. Сейчас у меня — рассказы Чехова и история заговора против Гитлера. За прошедшие дни прочитал четыре книги. Мало. Но ведь я рисую, а это все-таки тоже отнимает время.

Я уже писал тебе, что выезжаю 18-го, т. е. послезавтра. Билет еще не взял, буду брать в день отъезда.

Коша! Сейчас заходила врач, сказала, что последний анализ значительно лучше. Вот, видишь, а ты сомневалась. Дома нужно будет продолжить лечение и ликвидировать все имеющиеся «следы» белка.

Анечка! Милая! Очень скучаю за вами всеми. С нетерпением жду нашей встречи. Хорошо следи за собой, не перегружайся домашними работами. Я хочу тебя встретить счастливой, радостной и ждущей меня. Желаю тебе и всему нашему семейству самого большого счастья, радости в жизни, исполнения желаний и здоровья, здоровья и еще раз здоровья. Обнимаю и целую всех. Целую еще и еще. Твой Петр»

17 сентября 1964 года

«Моя дорогая Анка! Завтра я отбываю домой! Скоро будем вместе. Посылать по почте письмо нет смысла, так как я приеду быстрее и привезу. Целую тебя, моя ненаглядная радость, и жду встречи. Целую мой любимый рот, твои необыкновенные глаза и все остальное — такое дорогое и родное. Твой Петр»

* * *

Во время учебы в МГИМО мы сдружились с Наташей и у нас постепенно стал развиваться роман. События происходили, конечно, с участием наших родителей. Все это описано в томе 1 «Миг и вечность», тем не менее кое-какие моменты решил повторить здесь.

На четвертом курсе администрация МГИМО объявила, что нас, синологов, могут послать в Сингапур для овладения китайскими диалектами.

В те советские времена любая заграница воспринималась как что-то малодоступное, загадочное и очень привлекательное, а уж Сингапур! Сингапур был символом, самой большой вершиной экзотики. Туда редко кто из советских людей добирался, и об этом чудо-острове, затерявшемся в южных морях за тридевять земель от нашей Родины, судили по хватающим задушу строкам «в бананово-лимонном Сингапуре» из песни Вертинского «Танго “Магнолия”».

Вся наша группа вспыхнула эйфорическими ожиданиями. Но выяснилось, что поедут не все. Стажировка организуется по линии Государственного комитета по телевидению и радиовещанию СССР (Радиокомитета). Цель — подготовить дикторов и редакторов, которые впоследствии должны были вещать на враждебный Китай на южных диалектах китайского языка и добиваться тем самым подрыва единства КНР, стимулировать в провинциях оппозицию центральным властям. Радиокомитету требовались молодые люди с наилучшими лингвистическими способностями.

К тому времени я стал наиболее успевающим студентом по китайскому языку. Лев Макаревич, начавший учебу в МГИМО уже со знанием китайского, постепенно растерял преимущество и спустился в ряды отстающих. Но по результатам теста, проведенного в Радиокомитете, отобрали именно Леву и другого однокашника, Славу Духина.

Я порасстраивался какое-то время, но и успокоился. Тем более что мы с Наташей решили пожениться, так что Сингапур потерял для меня первоначальную привлекательность. А Лева со Славой начали подготовку к поездке, да так увлеклись, что запустили учебу. И завалили всю сессию, экзамен за экзаменом. Отвечали так плохо, что оставалось только диву даваться.

В результате этих событий меня вызвали к институтскому начальству и сообщили, что в Сингапур еду я. Предложили порекомендовать напарника. Выбрал Сашу Михневича, также одногруппника. Оформление командировки растянулось чуть ли не на целый год. В Сингапуре уже находилась первая группа советских стажеров, а нас троих — Сашу Михневича, меня и Мишу Белого (учившегося в МГИМО на курс старше) все «мариновали». То ждали сингапурские визы, то «зеленый свет» от Наньянского университета, где нам предстояло стажироваться, то не хватало «отмашки» от советского торгпреда на острове. Наша троица бронировала авиабилеты, выкупала их, затем сдавала, опять бронировала, и вся цепочка действий повторялась.

Мы с Наташей вначале хотели отложить бракосочетание до окончания сингапурской стажировки. Но устали ждать и вступили в законный брак 16 марта 1968 года. Выдержали летнюю сессию, отдохнули у моих родителей в Сочи. И вот ранней осенью нашу сингапурскую троицу вызывают на беседу в Отдел загранкадров ЦК КПСС. Предзнаменование того, что поездка все же состоится.

Дома я в этот период погрузился в приятное и полезное чтение. «Проглатывал» все, что только мог найти о Сингапуре, Юго-Восточной Азии в целом. Тема захватывала воображение, будоражила. Передо мной вставал необычный, загадочный, многокрасочный мир: малайские султаны, индийские купцы, арабские симбады-мореходы, китайские эмигранты, европейские колонизаторы, львы, пираты, людоеды, клады, гигантские ящеры, тропические цунами, войны, восстания, революции. И сейчас, много-много лет попутешествовав, тот мир по-прежнему кажется мне самым экзотичным, окутанным тайной, наполненным уникальными событиями, традициями, обычаями, нравами.

Но вот интеллектуальная подготовка и сборы закончены, и 23 ноября 1968 года мы вылетаем из холодной заснеженной Москвы в тропический Сингапур. Стажировка продолжалась до весны 1970 года. Я тяжело переживал разлуку с родными, слал жалобные письма, с нетерпением ждал весточек с Родины. Рвался на каникулы. Не пустили. Компенсацией за несостоявшиеся каникулы явился для меня приезд папы (18–26 мая 1969 года). Ему удалось попасть на инаугурационный рейс нового маршрута «Аэрофлота» Москва — Сингапур. Посол И.И. Сафронов выделил нам квартиру в жилом комплексе посольства, машину, и я, как мог, показал папе остров: ночные базары и индусские храмы, пляжи и рыбацкие деревушки, шикарные универмаги и викторианскую пристань, а также многое другое. Мы посещали местных чиновников, ответственных за коммунальное хозяйство, сферы обслуживания и отдыха, встречались с менеджерами лучших отелей. Пробовали тропические деликатесы, смотрели экзотические представления. Папа хотя пробыл в Сингапуре всего неделю, но потом всегда называл эту зарубежную поездку самой интересной (притом, что повидал он на своем веку немало).

После визита папы в Сингапур я продолжал регулярно переписываться с родителями. Вспоминал в письмах о пребывании папы в Сингапуре — русский ресторан «Ткаченко», индийский магазин, хозяева которого регулярно спрашивали о папе, просили передавать ему привет.

Все письма родителей были пронизаны любовью и заботой. Вот как папа поздравил меня с новым 1970 годом:

«Сочи, 1 января 1970 года.

Здравствуй, дорогой Женя! Итак, Новый год! Ура! Год больших надежд и свершений. Дорогой Женя, желаю тебе в этом году крепкого здоровья, успешно закончить учебу в университете и институте, успешно защитить диплом и получить назначение, которое будет тебе по душе. Начать большую жизнь, на пороге которой ты сейчас находишься. Желаю, чтобы свил свое семейное гнездо и был впредь неразлучен с Наташей и чтобы мы всегда имели возможность видеться с вами. Желаю тебе и Наташе большого счастья».

В следующем письме папа советовал:

«Старайся взять полезное, впитывай информацию как губка, не теряй дней, чтобы потом не жалеть потерянное время».

Вспоминал он и о своем визите в Сингапур:

«Включил магнитофон и с удовольствием в сотый раз слушаю сингапурскую музыку. В памяти всплывают дни, проведенные вместе с тобой в Сингапуре».

Папа сетовал, что тяжело переносит разлуку, но просил использовать редкую возможность для пополнения своих знаний, которые понадобятся в жизни. Констатировал, что они «уже старики», писал, что «убеждены — вы будете нашей достойной сменой».

Мама писала, что очень скучает и одновременно призывала набираться знаний, изучать иностранные языки, проявлять терпение и выдержку. «Ради науки надо идти на жертвы». Благодарила за то, что я регулярно пишу письма, радую тем самым «родительскую старость». Восхищалась тем, что город Сочи становится все краше, наряднее.

В одном из писем она подчеркивала: «Только будучи в стране, можно выучить ее язык, быт, нравы. Пока молод, надо впитывать в себя знания — это фундамент будущего плодотворного труда».

«Моя жизнь начинается с рождения вас, моих детей, тебя и Вики. То, что было до вас — одно туманное воспоминание».

В письмах в Сингапур она раз за разом уговаривала приобрести себе побольше вещей — дубленку, шапку, плащ, очки, отрезы. Напоминала, что все это в СССР дефицит. Вот только шить костюмы не советовала: судя, мол, по платьям, присланным мною для ее внучки Анютки, «в Сингапуре слабые портные, в Сочи лучше». Одновременно мама настаивала, чтобы ничего родителям не покупал, не тратил деньги, им ничего не надо.

В январе 1970 года она написала по поводу купленных мною вещей: «Женечка! Я очень рада, что, наконец, дубленка народилась! Но почему светло-желтая? Тебе нужен был бы коричневый цвет, потемней — ведь ты сам светлый, тебе нужны темные тона! Полагаю, что ты выбрал со вкусом все. Мы тебе подарочки припасли тоже!»

А так поздравила меня мама с Новым 1970 годом:

«Дорогой, любимый сынок!

Пусть все твои желания исполнятся! Самое главное — желаю тебе и Наташе крепкого здоровья и большой долгой любви и дружбы! Пусть наша любовь с папой к вам будет спутником! Сынок, желаем тебе всяческих земных благ. Все твои новогодние поздравления получили вовремя: и ко дню моего рождения тоже поспела твоя открыточка! Ты своим вниманием меня прямо растрогал!! Спасибо тебе, мой родной, хороший мальчик!! Устроила я себе, наконец, день рождения! 55 лет — это число звучное! Ведь я уже себе оформляю пенсию по «старости»! Ясно!!

Знаешь, сынулечка, когда ты поступил в институт, срок обучения указывался до 1969-70 года! Помню, мне как-то страшно стало. Как еще долго, доживу ли до 1970 года! Когда загадываешь вперед на несколько лет, бывает такое чувство! Вот уже и Анюта идет осенью в школу, читает хорошо, считает, стихи декламирует! Хорошая девулечка! Только бы счастлива была! Весь смысл моей, да и папиной жизни, — это счастье ваше, наших любимых детей!»

В следующем мамином письме — опять новогодние пожелания:

«Хочу, чтобы 1970 год был счастливым в нашей семье! Хочу радоваться вашим успехам, вашим радостям и вашему счастью, наши дорогие дети! Желаю тебе, мой сынулечка, безоблачного счастья во всем и везде! Целую, желаю тебе, мой родной, такого счастья, какое может желать мать своему дорогому мальчику! Будь всегда могучим в здоровье и счастлив в делах и начинаниях! Целую тебя. Крепко и много раз. Твоя мама»

В январе 1970 года мама так выражает удовлетворение моими обновками:

Женечка! Мальчик мой родной! Говорят, что костюм ты себе сшил прекрасный, сидит он на тебе очень хорошо! И вообще ты ведь у нас красивый и хороший парень! Господи, живу только мыслью, чтобы вы, мои любимые дети, были счастливы, здоровы, чтобы во всем вам была удача и «зеленая улица», чтобы солнце светило ярко во всей вашей жизни!

Целуем, любим и ждем тебя, наш дорогой, любимый «няня-баняня». Твои мама, папа и все!

P.S. Анюта посылает тебе рисуночек! Вчера весь вечер рисовала для тебя. Целуем крепко, крепко».

2 февраля 1970 года мама благодарит меня за бережное отношение к родителям, доброту и чуткость. Отмечает, что «папа по-прежнему полон заботами о городе и тебе; все остальное его вообще не интересует».

Одновременно рассказывает о сестре и внучке:

«Вика ведет кружок «Основы ленинизма»; Анюта читает очень прилично и считает неплохо, рисует совсем неплохо, но трудно ее воспитывать. Говоришь ей: «Не перебивай старших, не вмешивайся в разговоры старших!» Ничего не действует, как с гуся вода!»

Одновременно мама констатирует, что стареет: 55 лет, мол, уже пенсионный возраст. «Не знаю, — замечает она в одном из писем, — сколько мне осталось жить, но весь смысл моей жизни — в ваших радостях, успехах, здоровье. Когда вплотную подходишь к границе лет, становится грустно. Я сейчас подошла к 55-летию. Этот возраст даже законом подтверждает старость».

Из родительских писем узнаю, что папа неустанно занимается нашей квартирой. 6 марта 1970 года заместитель председателя Моссовета сообщил родителям, что мой вопрос с жильем решен. 7 марта Наташа получила квартирный ордер (Тепличный переулок).

В марте 1970 года родители уже сосредоточены на теме моего возвращения из стажировки в Сингапуре. Читаю дневниковые записи папы за этот период. Красной линией проходит мысль о необходимости встретить меня в московском аэропорту. Вот запись от 19 марта: «Вчера звонила Ане (моей маме. — Е. Б.) Наташа (моя жена. — Е. Б.). Сообщила, что от Жени получили письмо. Пишет, что на 30 марта взял билет на самолет в Москву. В 7 утра 31 марта должен быть в Москве! Ура! Надо обязательно его встретить!»

21 марта снова на ту же тему: «От Жени получили письмо. Пишет, что 30 марта вылетает в Москву. Наконец, Нужно готовиться к встрече».

23 марта папа пишет: «Получили письмо от Жени. Подтверждает, что 30-го вылетает в Москву. Непременно нужно встретить. Но как? Звонили Золотухину Г. С. (первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС) с просьбой принять нас с Потаповым в четверг. Назначили на понедельник, 30 марта. Времени в обрез!»

28 марта: «Завтра вылетаем с Потаповым И.К. в Краснодар. Очень хочу встретить Женю!»

29 марта: «Встал в 7 утра, готовился к отъезду в Краснодар. Добрались до Краснодара лишь к вечеру — из-за плохих метеоусловий самолет 4 часа не выпускали из Адлера. Только бы завтра вечером вылететь из Краснодара в Москву!!!!!»

30 марта: «Решили все вопросы в крайкоме КПСС и крайисполкоме, и в 18:00 я вылетел из Краснодара в Москву. Разместился в гостинице «Москва» и в 22:00 приехал к Корсаковым (родители моей жены Наташи. — Е. Б.). Там уже находилась Аня (моя мама. — Е. Б.), она вылетела сегодня из Сочи в 14:00».

Далее отец в деталях описывает, как все они, родственники, готовятся встретить меня в аэропорту, как прошла сама встреча.

Во время моего пребывания в Сингапуре мои родители тесно общались с родителями Наташи, уделяли постоянное внимание самой Наташе. Папа сообщал, что Наташа очень скучает и ждет меня.

Поздравляли друг друга с днями рождения. А в 1970 году (25 января) Наташа с родителями устроили моему папе шикарное празднование его дня рождения. Я об этом событии узнал из письма мамы от 1 февраля 1970 года. Вот это письмо:

«Дорогой мой сынок! Как ты там поживаешь? Получил ли, наконец, все наши письма? Думаю, что сейчас, когда я пишу эти строки, ты уже получил целую кучу наших писем! Сегодня 1 февраля, месяц самый короткий. Осталось совсем немного! Потерпи. Живем, считая дни до встречи с тобой.

Папа день своего рождения отпраздновал в Москве у Корсаковых. Был очень растроган их приемом. Очень хорошо накрыли стол, вкусно и обильно отпраздновали 25 января. Очень это приятно. Конечно, в этом основная заслуга Наташи! Она приготовила украинский борщ! (Я летом научила ее готовить по своему рецепту.) Она летом все рецепты записывала, говорила, что, когда ты приедешь, будет готовить».

В следующем письме мама опять возвращается к этому дню рождения папы:

«Сынулечка! Я тебе уже писала, что 25 января папа был в Москве и отпраздновал свой день рождения у Корсаковых! Наташа с большой любовью и вниманием приготовила и оформила стол. Торт украсила восемью свечами (замаскировав умело 50). Он очень доволен!»

Не успел я вернуться в Москву, как начались хлопотные дни. В апреле мой отец вновь приезжает в столицу. Он, как обычно, посещает министерства и ведомства, согласовывает проекты постановлений, выбивает деньги на строительство жилых домов, гостиниц, дорог, созванивается с коллегами в Сочи и Краснодаре. И.К. Потапов сообщает из кубанской столицы, что Г.С. Золотухин не одобрил проекты постановлений правительства, подготовленные сочинцами, обиделся, что с ним заранее не проконсультировались. Это предвещает новые проблемы.

Одновременно папа успевает заниматься моим будущим трудоустройством, созданием нам с Наташей удобного быта в новой, с его помощью полученной квартире. Организует доставку нам из Сочи холодильника и телевизора (это дефицитные в СССР изделия, в Москве их было сложнее приобрести).

Вернувшись в Сочи, постоянно созванивается с нами, интересуется, как я сдаю выпускные экзамены в МГИМО, как решаем бытовые проблемы, как продвигается вопрос о моей будущей работе (я вознамерился поступить на службу в КГБ).

9 апреля 1970 года констатирует в дневнике, что «истощил запасы денег, накопленные за последние годы». Потратил 960 рублей, из них половину на меня. Остальные — одежда маме, материальная помощь сестре Вике.

А на следующий день папа с радостью отмечает в дневнике, что мы с Наташей обещали по телефону приехать на майские праздники. Вместе с тем выражает беспокойство по поводу моей будущей работы — «еще ничего неизвестно».

21 апреля отец пишет, что я и Наташа проходим медкомиссию для работы в жарких странах, и восклицает: «Неужели опять Сингапур!» Как говорится в дневнике, родители посоветовали мне переговорить с мидовским начальником — знакомым папы М.С. Капицей.

29 апреля папа выражает радость в связи с нашим с Наташей приездом на праздники, отмечает, что помог достать авиабилеты. 30 апреля папа уже встречал нас в адлеровском аэропорту. Последующие десять дней мы провели вместе с родителями — разговаривали, гуляли по городу, купались в море, совершили двухдневную поездку на Красную Поляну. Там наслаждались чистейшим воздухом, красочной природой, ходили в гости к местным пчеловодам. Папа изучал возможности строительства гостиницы для пчеловодов.

11 мая, груженые родительскими подарками (столовый сервиз, деликатесы, одежда), мы вернулись в столицу. Далее перезванивались ежедневно. Родители пристально следили за тем, как решается вопрос с моей работой. 13 мая папа делает следующую запись в дневнике: «Женя сообщил, что был в МИДе у Капицы и Безрукавникова. Приняли хорошо. Договорились, что Женя будет работать в МИДе».

22 мая: Женя сдал политэкономию на отлично. Молодец. Говорит, что можно пойти в заочную аспирантуру. Договорились определиться при встрече в Москве».

Периодически наведываясь в Москву по служебным делам, папа, как всегда, продолжал заниматься нашими вопросами. Так, 28 мая 1970 года он, побывав в Совмине, Госплане, ВЦСПС и ряде министерств, направился в Моссовет. Там обсудил нюансы оформления квартиры на нас с Наташей. А вечером договорился с мидовским начальством о моем переходе в министерство, с главным редактором журнала «Советские архивы» Яковлевым — об издании моего труда по Сингапуру.

29 мая папа делает следующую запись в дневнике:

«У Жени проблемы:

1. Защита диплома 5 июня.

2. Жилье.

3. Работа (перевод из МВТ в МИД).

4. Аспирантура (Институт Дальнего Востока).

5. Печатание его трудов (два труда на двух печатных листах: один — в институте, один — у Яковлева).

6. Незамедлительно заменить паспорт.

На работу ему нужно идти с 1 августа. За этот период необходимо решить все».

1 июня папа сообщает, что организовал издание моих статей в Сочи. 2 июня он опять созванивается с мидовскими начальниками на предмет моей работы в министерстве.

9 июня отец записывает в своем дневнике:

«Сегодня Женя защитил диплом, большого ему успеха. Весь день дома. Аня чувствует себя лучше. Ура! Вечером говорили с Женей. Защитил диплом на отлично. Защита длилась всего 20 мин. Рассматривался вопрос о его работе в МИДе. Это вторая важная веха. Получил он от меня перепечатанную работу по Сингапуру. Говорит, что завтра пойдет сдавать в редакцию. Начал заниматься заменой паспорта. Просил его переслать мне для печатания следующую работу по Сингапуру (уже написанную). Теперь главная проблема — с жильем. На радостях мы собрались всей семьей, поужинали, выпили за успехи Жени и Наташи, пожелали им большого счастья и большой дороги в жизни».

Запись в дневнике от 10 июня:

«Послали Жене телеграмму: «Поздравляем дорогого Женечку с успешной защитой диплома. Гордимся тобой. Желаем здоровья, успехов в предстоящей работе, большого счастья в жизни. Крепко целуем. Мама, папа, Вика, Анюта».

Запись от 19 июня:

«Неожиданно приехал Женя. Они решили отдыхать в Прибалтике. Отпуск у Наташи — с 6 июля. До этого Женя побудет у нас. Наше предложение об отдыхе в санатории в Сочи отклонили, ссылаясь на то, что здесь жарко. Женя меня приятно удивил, выполнив все поставленные мною задачи:

— побывал и договорился в Моссовете;

— заменил паспорт;

— поступил в аспирантуру;

— сдал одну статью в печать;

— оформился на работу в МИД;

— защитил, отлично диплом.

Я не ожидал, что он так быстро все устроит».

В июле — сентябре 1970 года папа неоднократно возвращается в дневнике к нашей с Наташей учебе в аспирантуре, моему поступлению на работу в МИД, в отдел Юго-Восточной Азии, к переходу в I Дальневосточный отдел, к нашей с Наташей квартире.

8 октября папа записывает:

«Вечером звонил Жене. Он сказал, что с жильем вопрос решается. Ему дали отпуск до 23.10 для сдачи экзаменов в аспирантуру. Английский сдал на отлично. 14-го сдает историю КПСС, философию, а 20-го — международные отношения. Наташа все экзамены сдала на отлично».

Запись от 16 ноября:

«Вечером звонил Жене, у них все в порядке, пишут диссертации. Подготовил ряд статей в журнал. Вот бы появились. Говорит, что, возможно, ему придется поехать на месяц в Китай в качестве переводчика на переговорах о границе. Заболел основной переводчик, если поправится — Женя не поедет».

22 декабря 1970 года папа записывает в дневнике:

«У Жени все в порядке. Продолжает обслуживать посла Китая, много бывает на приемах у наших руководящих работников, в том числе у Промыслова. 2 раза был на приеме у посла. Говорит, что принимают гостеприимно».

Что касается моей сестры Вики, то после окончания института сестра вернулась в Сочи, работала в «Сочиэнерго». Получила отдельную квартиру. В одном из писем в Сингапур папа с гордостью сообщает, что Вика «превратила свою квартиру в игрушку, прекрасно ее обставила».

В 1970 году Вика переехала в Москву. В конце ноября 1970 года получила ордер на квартиру в столице. В декабре Викины вещи ушли в контейнере из Сочи в Москву. Папа в дневнике отмечает, кто помогал с выделением контейнера, с погрузкой.

А 25 декабря 1970 года отец делает следующую запись в дневнике:

«Исторический день — день отъезда Вики в Москву. Пожелали ей счастья, которое она, безусловно, заслуживает. Анютка остается с нами. Вике дали 700 руб. для устройства на новом месте. Выехала Вика в 11:50 поездом № 24. Сообщил Наумову С.И., просил встретить. Передали через Вику новогодние гостинцы Наумовым и Жене».

В 1963 году у сестры родилась в Сочи дочь — Анечка. Нашел свою поздравительную открытку ей ко дню 8 Марта (когда малютке не исполнилось и года):

«Дорогая Анюта!

Вот и наступило 8 Марта. Первое 8 Марта в твоей жизни. У тебя все впереди. Целая жизнь. Жизнь, полная счастья, радости, веселья. Но в жизни каждого человека, кроме хорошего, может случиться и плохое. Так пусть у тебя не будет горестей и печали. Никогда. А если встретится трудность на жизненном пути — преодолей ее.

Анюта, на открытке изображены герои одной сказки. Пройдет еще немного времени, и ты узнаешь их. Они счастливы. У них есть жар-птица. Она освещает их жизнь. Анечка! У тебя тоже будет своя жар-птица, свой факел жизни — знания. Расти, маленькая, учись, будь умненькой, веселой, жизнерадостной, и тебе всегда будет хорошо. И еще. Когда вырастишь, избери себе достойного спутника жизни, как на этой открытке: красивого, сильного, смелого, честного и преданного, и иногда смотри на эту открытку, она напомнит тебе твое детство — самую светлую пору в жизни человека.

Будь счастлива! Твой дядя Женя»

А вот с какой теплотой пишет мой папа о внучке:

«Мы с мамой подарили Анютке секретер. Ведь она в этом году идет в школу. Она уже читает и неплохо, складывает. Девочка — сплошное наслаждение. Сегодня она первой позвонила нам и говорит: «Дедушка, я сочинила о тебе стишок; я тебе расскажу его шепотом».

В семейных архивах сохранились десятки писем, в которых папа выражает свою любовь к внучке Ане, в том числе письма, адресованные непосредственно ей. Вот последнее письмо П.И. Бажанова 12-летней внучке (за две недели до его кончины).

19 января 1975 года

«Моя дорогая внучечка!

Получил я от тебя письмо, к которому приложены английские пословицы и шутки. Большое тебе спасибо. Они доставили мне большую радость. Спешу ответить на твое письмо. Сейчас я дома один. Бабушка позавчера уехала на курорт в Цхалтубо (Грузия). Это десять часов поездом от Сочи. Вчера я получил от нее телеграмму, в которой она сообщила, что доехала благополучно, устроилась хорошо. Жду от нее письмо.

Теперь я хозяйничаю сам. Вот сегодня с 12:00 до 16:00 был в библиотеке (в читалке). Занимался своей книгой — выписывал афоризмы из различных источников. Затем пришел домой. Начал готовить обед. Сварил суп. Опишу тебе, как я его варил.

Взял маленькую кастрюльку. Налил воды. Принес с балкона картошку, очистил ее, помыл, порезал на части и положил в кастрюлю. Поставил на огонь. Когда закипело, посолил (по вкусу). Когда картошка сварилась, положил сливочное масло, выключил газ, добавил нарезанную петрушку. Съел две тарелки. Честно скажу тебе, что более вкусного супа я никогда не ел. Особенно с солеными огурчиками (с постным маслом). Думаю, что ты слюнки сейчас глотаешь. Но наслаждаться мне собственными обедами долго не придется, так как скоро я пойду в санаторий. Очевидно, в санаторий «Россия».

Вчера звонил вам. Но ты с мамой была в кино. Получил письмо от Жени. У них все в порядке. Сейчас моя пишущая машинка находится на чистке в мастерской. Скоро я ее получу и начну понемногу работать.

Анютка! Посылаю тебе в этом письме две картинки. Напиши, понравились ли они тебе?

Передавай привет и наилучшие пожелания маме. Желаю тебе здоровья, успехов в учебе и в работе по дому (в помощь маме). Целую тебя. Твой дедушка»

Родители жили очень напряженной жизнью, времени на отдых оставалось немного. В 1969 году папа и мама выкупались в море только четыре раза. В 1970 году они открыли купальный сезон 12 июля, второй раз добрались до пляжа только в конце сентября. И все. Не удивительно, что папа записал тогда в дневнике: «Наконец выкупались в Лоо. Кажется, еще никогда в жизни я не испытывал такого удовольствия от моря. Аня тоже».

В 1969 году родители впервые попарились в финской бане в гостинице «Горизонт» (в Адлере). Понравилось. Удалось повторить процедуру еще пару раз.

В свободное время родители заготавливали соленья, виноградный и яблочный соки. Совершали прогулки по пешеходным тропам, мастерили сувениры (матерчатые букеты, декоративные рамки и т. п.). Ну и смотрели телевизор, ходили в театр и кино, играли в преферанс.

Праздники отмечали в больших компаниях, весело, с тостами, шутками, песнями, игрой на пианино и гитаре. И неизменно поднимали бокалы за нас, детей.

Торжественно отметили 55-летие мамы. Накрыли богатый стол. В ожидании гостей выстроились у двери квартиры — папа, мама, Вика с мужем и Анютой. Папа надел морскую тельняшку, перевязал один глаз черной повязкой, за пояс засунул пистолеты-зажигалки. На шее — косынка, на обнаженной руке нарисовал сердце, пронзенное стрелой, и имя Аня.

Прибывают гости. Открывается входная дверь и папа встречает гостей, высекая искры из зажигалок-пистолетов. Гости, не обращая ни малейшего внимания ни на «пирата», ни на именинницу, молча, с непроницаемыми лицами проходят внутрь, снимают верхнюю одежду и становятся в шеренгу. Далее старший гость командует: «Смирно! Равнение на виновницу торжества!» Затем гости по очереди вручают маме букетики гвоздик, подарки, произносят здравицы.

Мама писала мне: «Вечер прошел весело, с шутками, было много смеха. Вот так, сынок, под смех я шагнула в зону «старости».

Во время отдыха в Кисловодске папа посещает футбольный матч сочинской команды за выход в высшую лигу. В письме мне отец с большим сожалением констатирует, что сочинцы проиграли. И пишет: «Что будет с сочинским футболом дальше, я не знаю. Никто кроме меня не хочет хлопотать о содержании команды. А это дело требует повседневного внимания. Решили мы построить в комплексе нашего стадиона велотрек — думаем осуществить проект уже в текущем году. Для Сочи это большое приобретение».

Неожиданно родители увлеклись коллекционированием кукол в национальных одеждах. Папа написал мне 1 января 1970 года в Сингапур:

«Сегодня после встречи Нового года мы зашли к соседям Гиллера — Ермаковым, и они показали нам коллекцию кукол. Маленькие, в национальных костюмах. На маму коллекция произвела впечатление, и она загорелась. Решила заняться сама. У нас уже есть француженка, я привез двух итальянок. Словом, фундамент имеется. Мама надеется, что ты пополнишь коллекцию сингапуркой и, возможно, малайкой. (Говорят, что малайки — самые красивые женщины в мире.) Женечка, будет возможность — купи для мамы пару кукол в национальных костюмах. Только небольших и недорогих».

Об этом же написала 1 января 1970 года и мама:

«Женечка, мы сегодня, возвращаясь со встречи Нового года, зашли в квартиру доктора сан. «Новые Сочи». Его супруга собирает коллекцию кукол. Как это интересно и красиво! Куколки небольшие, в национальных костюмах: пара румын, пара болгар, японка, бельгийка и т. д. Мне тоже захотелось собирать коллекцию. У меня есть француженка, итальянка и, если ты мне поможешь, я сумею собрать уникальную коллекцию. Мне кажется, что ты смог бы кроме сингапурки, малайки и индианки привезти англичанку, американку, японку. Куклы должны быть в национальных костюмах. Если у тебя будет желание, то сделай это — при отъезде домой купи куклы. Это будет твой подарок к моему дню рождения! Знаешь, как это красиво и интересно! Тебе в наследство оставим много вещей».

Как и во всем, в коллекционировании папа и мама были предельно организованы, методичны, последовательны, настойчивы, упорны. Папа вел специальный дневник, в котором ставил задачи по сбору кукол на длительную, среднесрочную и ближайшую перспективы, определял, кто и когда мог стать «поставщиком» объектов коллекционирования. Обращался с соответствующими просьбами, письменными и устными, к знакомым, отслеживал, как они выполняются.

Еще раньше П.И. Бажанов начал собирать зажигалки. 1 января 1970 года отец сообщил мне в письме в Сингапур:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Маму звали Мария Семёновна.

2

Тогда металлические зубы считались шиком. Мы, дети, заклеивали себе золотой и серебряной фольгой зубы и так щеголяли.