Уральский эшафот

Е. Громова, 2019

Немногие будут отрицать, что расстрел царской семьи – один из самых страшно-поворотных моментов мировой и российской истории. Пожалуй, спустя век на эту тему было сказано достаточно во всех областях культуры. Однако «Уральский эшафот» – новое слово в контексте трагичных событий тех дней. Созданный в формате уникального собственного расследования, текст опирается на малоизвестные факты, документы и выдержки из архивов, с удивительной остротой и легкостью позволяя взглянуть на роковое лето 1918 года с самых разных ракурсов. «Уральский эшафот» – богатая исследовательская почва для всех, кто интересуется «белыми пятнами» изменчивой хроники.

2. Спецоперация

Юровский в 1934 году: «… Связь и разговоры по этому вопросу с центром не прекращались. Примерно числа 10-го июля уже было решение на тот случай, что, если б оставление Екатеринбурга стало неизбежным. Ведь только этим и можно объяснить, что казнь без суда была дотянута до 16-го июля, а Екатеринбург был окончательно оставлен 25–26 июля, причём эвакуация Екатеринбурга была проведена в полном, так сказать, порядке и своевременно…»

Довольно смелое заявление Юровского. Это при том, что ещё в 1928 году Сталин велел замолчать и забыть эту историю.

Юровский: «… это дало возможность дотянуть дело с ликвидацией до конца… потому, что всё это было рассчитано тогда на часы…»^[16]

Юровский откровенно рассказывает о руководителях спецоперации из центра. Они постоянно находятся на связи, согласовывают нужный момент с положением на фронте, рассчитывая всё буквально по часам.

По плану операции всё делалось наименьшим количеством людей, при этом не пересекавшимися друг с другом, чтобы всей картины произошедшего не мог представить никто… Возглавлял спецоперацию Голощёкин, представитель ЦИКа на Урале (Центральный Исполнительный Комитет).

Ответственным за расстрел Голощёкин выбрал исполняющего обязанности председателя облЧК (Екатеринбург в 1918 году был уездным (районным) городом в Пермской губернии (области)) товарища Юровского. Захоронение возлагалось на командира отряда, собранного из рабочих Верх-Исетского завода, Ермакова.

2.1. Расстрел

Юровский оставил многочисленные отчёты о выполненной работе. Первый датируется 1920 годом как «Записка», второй — в виде Воспоминаний — 1922 годом и последний 1934 годом — это выступление на секретной встрече со старыми большевиками г. Свердловска. При этом каждый отчёт имел несколько вариантов, правился и дополнялся.

Кроме того, непосредственным участником являлся Кабанов, чьи свидетельства вполне достоверны. Он спокойно дожил до старости и описывает казнь как одно из событий в своей автобиографии. Павел Медведев, дающий свои показания в тюрьме, пытается принизить свою роль в деле убийства, спасая тем самым свою жизнь. Поэтому его показания здесь не приводятся.

Юровский: «… Спустившись в комнату (тут при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену окно), я им предложил встать по стенке…»

Кабанов: «… Не говоря ни слова, Николай Романов взял своего сына на руки и прошёл по лестнице вниз. За ним пошли все остальные члены его семьи и вошли в приготовленное им внизу помещение. Николай посадил на венский стул сына и сам стал посреди комнаты, а все остальные стали справа и слева фронтом, лицом к двери…»

«… села Александра Фёдоровна…»

Юровский: «…Тут посадили рядом на кресле Алексея, за ним шли доктор Боткин, повар и другие, а Николай остался стоять против Алексея. Одновременно я распорядился, чтобы спустились люди и велел, чтобы все были готовы, и что каждый, как будет подана команда, был на своём месте.

Николай, посадив Алексея, встал так, что собою его загородил. Сидел Алексей в левом от входа углу комнаты, и (слово «отсюда» забито) я тут же, насколько помню, сказал Николаю (слово «расстреливаемым» забито) примерно следующее, что его царственные родственники и близкие, как в стране, так и за границей, пытались его освободить, а что Совет рабочих депутатов постановил их расстрелять…»

А.А. Якимов: «… Клещёв утверждал, что Юровский сказал Царю: «Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы вынуждены Вас сами расстрелять»…»

Юровский: «… Он спросил: «ЧТО?» и повернулся лицом к Алексею, а я в это время в него выстрелил и убил наповал. Он так и не успел повернуться лицом к нам, чтобы получить ответ. Тут вместо порядка началась беспорядочная стрельба…»

Кабанов: «… Несмотря на то, что сильно шумела заведённая автомашина, хорошо были слышны выстрелы и сильный лай четырёх собак Николая Романова, находившихся при нём.

Я сошёл с чердака к месту казни и сказал, что в городе хорошо слышны выстрелы, вой собак и что в горном институте и в доме рядом с ним зажглись огни, что стрельбу необходимо прекратить, собак перебить. После этого стрельба была прекращена, три собаки повешены, а четвёртая собака Джек молчала, поэтому её не тронули…»

Юровский: «… причём пальба усилилась, когда поднялся крик расстреливаемых…»

А.А. Якимов: «… Вслед за первыми же выстрелами раздался женский «визг», крик нескольких женских голосов. Расстреливаемые стали падать один за другим. Первым пал Царь, за ним Наследник. Демидова же, вероятно металась. Она закрывалась подушкой…»

Юровский: «… Затем началась стрельба, продолжавшаяся две-три минуты. Ник. (Николай) был убит наповал самим ком-ом (комендантом) наповал, затем сразу же умерли А.Ф. (Александра Фёдоровна) и люди Р-вых (Романовых) всего было расстреляно 12 человек: Н-ай (Николай), А.Ф. (Александра Фёдоровна), четыре дочери, Татьяна, Ольга, Мария и Анастасия, д-р (доктор) Боткин, лакей Труп (Трупп), повар Тихомиров (Харитонов), ещё повар (Юровский имеет в виду поварёнка Колю Седнева, но по многочисленным свидетельствам и более поздним воспоминаниям самого Юровского, мальчик не был расстрелян, т. к. за день до этого был удалён из Дома Ипатьева) и фрейлина, фамилию к-ой (которой) ком. (комендант) забыл. А-й (Алексей), три из его сестёр, фрейлина и Боткин были ещё живы. Их пришлось пристреливать…»

Юровский: «… Команде заранее было указано, кому в кого стрелять и приказано целить прямо в сердце, чтобы избежать большого количества крови и покончить скорее…»

Кабанов: «… Оставшиеся в живых, подлежащие казни, были умертвлены холодным оружием…»

Юровский: «… Между прочим, после того как приостановили пальбу, пришёл Ермаков. Он штыком пытался их покончить, но и это не выходило. Алексей сидел живой, и я уже его достреливал после…»^[17]

Кудрин (Медведев): «… ничего не выходило, тогда Ермаков пустил в ход штык, и это не помогло, тогда их пристрелили, стреляя в голову…»

Кабанов: «… Две старшие дочери царя, прижавшись к стенке, сидели на корточках, закрыв головы руками, а в их головы в это время двое стреляли…»

Юровский: «… тогда их пристрелили, стреляя в голову… расстрел дочерей и Александры Фёдоровны был затруднён…»

Кабанов: «… Один из товарищей стал вонзать в грудь фрейлины штык американской винтовки «винчестер». Штык вроде кинжала, но тупой и грудь не пронзил. Она ухватилась обеими руками за штык и стала кричать… Потом её добили прикладами ружей…»

Винчестерами в первую мировую войну вооружались латыши.

Юровский: «… когда людям доверишь, то не достреляют… Ясно, что до погрузки я проверил каждого отдельно умер он или нет. И только тогда мы их выдавали и переносили…»^[18]

Михаил Владимирович Томашевский со слов Агафоновых, родственников разводящего А.А. Якимова: «… начался осмотр, не остался ли кто-нибудь жив. Великая Княжна Анастасия Николаевна оказалась лежащею в обмороке, кажется, даже совсем не раненою или раненою легко; когда до неё дотронулись, она пришла в себя и «страшно завизжала»/слова рассказчика/ — её добили прикладами…

… Потом стали выносить трупы и укладывать в автомобиль, который был выстлан сукном, чтобы не протекала кровь…»

Кабанов: «… выносили на санитарных носилках трупы казнённых и укладывали на грузовую машину, постланную новым белым брезентом…»

… В 1965 году в Радиокомитете расспрашивали о продолжительности «операции». Никулин: «… они легли в одиннадцать, может быть в начале двенадцатого…

… они собирались очень долго… Она (операция.) продолжалась часа два. Да, часа полтора, видимо, они собирались. Потом, когда они спустились, там в течение получаса всё было завершено…»

Полтора часа собирались и полчаса ушло на расстрел. Вся операция продолжалась два часа.

Юровский: «… Только в половине второго явился грузовик, время лишнего ожидания не могло уже не содействовать некоторой тревожности, ожидание вообще, а главное, ночи-то короткие…»

П. Быков: «… Семья была расстреляна в той одежде, которая была на заключённых, уверенных, что их из Екатеринбурга увезут…»^[19]

М. В. Томашевский со слов родственников разводящего охраны А.А. Якимова: «…Отрёкшийся Император, его жена, сын, дочери и фрейлина были вызваны из спален под предлогом немедленной эвакуации из Екатеринбурга…»

Ермаков: «… Я сказал, что Вас повезу в центр, здесь Вас держать больше нельзя…»^[20]

П. Быков: «… Им было предложено сойти вниз, чтобы оттуда переехать в другое место…»^[21]

Кудрин (Медведев): «… Юровский читает решение о расстреле…» Так значит нас никуда не повезут?» — спросил Боткин…»

Юровский: «… удаление трупов и т. д. лежало на обязанности т. Ермакова… Он должен был приехать с автомобилем, и был впущен по условному паролю «трубочист»».

Истинная причина задержки расстрела и нервозности, связанной с приближением рассвета, не в том, что опоздал грузовик Ермакова, а в том, что Юровский, лично будивший Боткина, сообщил последнему о предстоящей поездке.

Этим объясняются и длительные сборы, и огромное количество драгоценностей, взятых «на себя», и верхняя одежда на всех арестованных. Пальто на докторе, шинель на цесаревиче, фуражка на Николае Александровиче, которую он надевал выходя из дома, и синие дорожные костюмы на княжнах.

Таким образом, и в этом эпизоде Юровский лжёт. В двенадцать ночи приехал Ермаков, к этому времени арестованные успели заснуть, так как легли в начале двенадцатого. Два часа понадобилось на всю операцию. В начале третьего часа ночи стали грузить трупы на грузовик. Пришлось потратить некоторое время на предотвращение мародёрства. Грузовик уехал в половине третьего ночи. Юровский ещё некоторое время отдавал приказы об уборке в расстрельной комнате и в три часа ночи с латышами выехал вдогонку.

2.2. Палачи

Юровский: «… Спустившись в комнату (тут при входе в комнату справа очень широкое, чуть не во всю стену окно)…»

Фотоколлаж 1

Если окно действительно было почти во всю комнату, то судя по фотографии, комната была небольшой (100 × 120 вершков^[22]). Трудно представить, как в ней уместилось столько человек. Расстреливали в упор.

Никулин: «… На самом же деле нас было исполнителей 8 человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел… Ермаков, Кабанов Иван (правильно Алексей), и ещё двоих я не помню фамилий…»

М. Кудрин (Медведев): «… Итак, четверо… Трое латышей отказались участвовать в расстреле… в отряде осталось семь человек латышей…»

Слово «латыш» в то время было синонимом бойца-карателя. Бывшего лейб-гвардейца Кабанова называли «русским латышом».

М. Кудрин (Медведев): «… Вслед за процессией следуют по лестнице Павел Медведев, Гриша Никулин, семеро латышей (у двух из них за плечами винтовки с примкнутыми штыками)».

П. Медведев: «… Одновременно в ту же комнату вошло одиннадцать человек: Юровский, его помощник, два члена чрезвычайной комиссии и семь человек латышей…»

П. Медведев единственный участник расстрела, арестованный белогвардейским следствием.

Кудрин (Медведев): «… — От Красной Армии ещё нужен представитель, — говорит Филипп Голощёкин…»

Не мог быть таким представителем Пётр Захарович Ермаков. В результате нашего расследования мы придём к выводу, что речь идёт о Свикке Яне Мартыновиче.

Ермаков: «… прибыл с двумя своими товарищами Медведевым и др. латышом — теперь фамилию не знаю, Ян но который служил у меня в моём отряде, в Отделе карательном…»^[23]

Два члена чрезвычайной комиссии, приехавшие с Ермаковым в последний момент, — Кудрин (Медведев) и Ян Свикке.

Итак, вот они, палачи:

1) ЮРОВСКИЙ ЯНКЕЛЬ ХАИМОВИЧ;

2) НИКУЛИН ГРИГОРИЙ ПЕТРОВИЧ;

3) КУДРИН (МЕДВЕДЕВ) МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ;

4) СВИККЕ ЯН МАРТЫНОВИЧ;

5) КАБАНОВ АЛЕКСЕЙ ГЕОРГИЕВИЧ;

6) ЦЕЛМС ЯН МАРТЫНОВИЧ;

7) ХОРВАТ ЛАОКС;

8) ФЕКЕТЕ ЭМИЛ;

9) НАД ИМРЕ;

10) ГРИНФЕЛЬД ВИКТОР;

11) ВЕРГАЗИ АНДРЕАС;

12) МЕДВЕДЕВ ПАВЕЛ СПИРИДОНОВИЧ.

Мария Даниловна Медведева, жена Павла Медведева: «…Стрелявших было тоже 12 человек; стреляли не из ружей, а из револьверов…»

Чекист Кабанов: «… Я хорошо помню: когда мы все участвующие в казни подошли к раскрытой двери помещения, то получилось три ряда стреляющих из револьверов, причём второй и третий ряды стреляли через плечи впереди стоящих. Рук, протянутых с револьверами в сторону казнимых, было так много и они были так близко друг к другу, что впереди стоящий получал ожог тыловой стороны кисти руки от выстрелов позади стоящего соседа…»

Юровский: «… Пуля кого-то из стрелявших сзади прожужжала мимо моей головы, а одному…не то ладонь, не то палец задела…»

Юровский: «… Комната, хотя и очень маленькая, все, однако могли бы войти в комнату и провести расстрел в порядке. Но многие, очевидно, стреляли через порог, т. к. стенка каменная, то пули стали лететь рикошетом…»

Юровский: «… не подумали своевременно о том, что стенка, у которой будут поставлены расстреливаемые, — каменная… что стрельба примет беспорядочный характер. Этого последнего не должно было быть потому, что каждый будет расстреливать одного человека…»

Юровский о Никулине: «… Мой помощник израсходовал целую обойму патронов (причину странной живучести наследника нужно, вероятно, отнести к слабому владению оружием или неизбежной нервности, вызванной долгой вознёй с дочерями)…»

«Алексей, например, что-то одиннадцать пуль. Только тогда. Да, одиннадцать пуль проглотил, — рассказывал убийца мальчика Никулин в Радиокомитете (с аудиозаписи). — Алексей что-то так уж очень живучий такой парнишка. Между прочим, очень красивый парень».

Юровский: «… Остальные патроны одной имеющейся заряженной обоймы «кольта», а также заряженного «маузера» ушли на достреливание дочерей Николая и странную живучесть наследника…»

Кабанов: «… В прихожей стояли руководители области. Тут же находился Михаил Медведев (Кудрин)… Потом присутствующие в прихожей товарищи, в том числе и я, стали стрелять по остальным членам семьи Николая через раскрытую двухстворчатую дверь. Разрядив свой наган по приговорённым…»

В качестве стрелявших Кабанов указывает на себя, Кудрина (Медведева) и руководителей области. В это время на улице около дома находится Голощёкин. Когда трупы вынесли из дома, он «… Нагнулся над царём…», — Кудрин (Медведев)… Собакам — собачья смерть! — презрительно сказал Голощёкин…»

Сведения об участии в расстреле руководителей области есть и в других показаниях.

Капитолина Александровна Агафонова сестра разводящего Анатолия Александровича Якимова: «… Кто именно участвовал в расстреле и сколько человек — брат не говорил; помню, что упоминал о каких-то латышах, говорил, что стреляли не красноармейцы, а какие-то «главные», приехавшие из совета, этих «главных» было пять человек…»

Кто входил в число пятерых, приехавших из совета и наиболее отличившихся при расстреле? Кудрин (Медведев), Свикке, Голощёкин, Сафаров и Войков? Или всё-таки трое последних только «свидетельствовали», а пятеро стрелявших — это Юровский, Кудрин (Медведев), Свикке, Никулин и Кабанов?

Кудрин (Медведев): «… Яков Михайлович предлагает мне с Ермаковым, как представителям ЧК и Красной Армии, засвидетельствовать смерть каждого члена царской семьи…»

Воспоминания австрийского немца Иоганна (Ивана Петровича) Мейера: «… Войков был занят обследованием расстрелянных, не остался ли кто-нибудь ещё жив. Он поворачивал каждого на спину. У царицы он взял золотые браслеты…»

«… Войков должен был быть там, как бы по долгу. Пришёл туда в 2 часа ночи, выслушал сообщение Юровского, потом входил и в комнату расстрела после убийства…»^[24]

Ермаков: «… В числе непосредственных исполнителей указанного приговора-расстрела царской семьи Романовых (…) мы втроём: начальник охраны Юровский, заместитель командира латышского красногвардейского отряда Ян (Свикке) и я, Ермаков…»

Подмена участников расстрела иными лицами, как видим, происходила с их ведома. Ермаков начал играть свою роль.

И.Ф. Плотников: «… Как удалось мне выяснить в последнее время… Нетребин подробно повествует о своем участии в подготовке казни, но очень лаконично — о ней самой, неоднократно употребляя выражение «мы» («мы подготовили оружие» и т. п.). Но ранее он указал, что по жребию вместе с одним из «латышей» должен был играть решающую роль в убийстве, что всему сопутствовали большие переживания и т. п. Он не сказал лишь, что и сам стрелял и в кого стрелял…»^[25]

В воспоминаниях Нетребина, обнаруженных автором в архиве, описание расстрела как в целом так и деталях очень отличается от рассказов его участников. Например, по мнению Нетребина, жертвы «сбились в кучу» и др. Из этого можно заключить, что он лично в расстреле не участвовал.

Разводящий внешней охраны А.А. Якимов об охранниках: «… Особенно был расстроен этим Дерябин, а также и Брусьянин. Дерябин прямо ругался за такое дело и называл убийц «мясниками». Он говорил про них с отвращением. Брусьянин не мог вынести этой картины, когда покойников стали вытаскивать в белых простынях и класть в автомобиль, он убежал со своего поста на задний двор…»

2.3. Автомобили

Разводящий внешней охраны А.А. Якимов: «… Вместе с трупами уехал сам Юровский и человека три латышей…»

Охранник Проскуряков: «… Были такие же следы крови и во дворе по направлению к воротам на камнях…»

Юровский: «… Распорядившись всё замыть и зачистить, мы примерно около 3-х часов, или даже несколько позже, отправились. Я захватил с собой несколько человек из внутренней охраны…»

Юровский: «… Тов. Филипп [Голощёкин], очевидно, щадя меня (т. к. я здоровьем не отличался), предупредил меня, чтоб не ездил на «похороны», но меня очень беспокоило, как хорошо будут скрыты трупы. Поэтому я решил поехать сам…»

На это, видимо, у него была очень веская причина, но о ней чуть позже…

Чекист Кудрин (Медведев): «… Ермаков садится к шофёру, в кузов залезают несколько человек из охраны с винтовками…»

Пулемётчик внутренней охраны «латыш» Кабанов: «… автомашина…в сопровождении четырёх товарищей, сидящих в машине, и двух верхом сидящих на лошадях, отошла от дома…»

Примерно в половине третьего ночи грузовик (4-тонный «Фиат») выезжает из ворот, на нём уехал Ермаков и несколько человек из внутренней охраны с винтовками, его сопровождают двое верховых — Ваганов и М. Кудрин (Медведев).

Фото 15. «Фиат» начала XX века

В 3 часа ночи из ворот дома выезжает Юровский и «… человека три латышей» на легковом автомобиле (жёлтого цвета).

А.А. Якимов: «… Автомобиль с трупами Люханов повёл в ворота, которые выходили на Вознесенский переулок…»

Кудрин (Медведев): «… Машина трогается с места, выезжает за дощатые ворота внешнего забора, поворачивает направо и по Вознесенскому переулку…»

Житель Екатеринбурга В.Я. Буйвид: «… отворились ворота загородки Ипатьевского дома и тихо — мало шумя — ушёл на улицу автомобиль, свернув на Вознесенский проспект».

Житель Екатеринбурга П.Ф. Цецегов: «… в 3 часа ночи услыхал стук автомобиля, за перегородкой дома Ипатьева, ‹…› затем слыхал шум того же автомобиля, направляющегося к Главному проспекту…»

Проскуряков объясняет: «… Автомобили входили и через те, и через другие ворота; выходили же они только через ворота, обращённые к Вознесенскому переулку…»

Из «Ксерокопии с рукописи воспоминаний Ермакова П.З. о расстреле царской семьи»: «… После расстрела все были уложены в грузовой автомобиль и по заранее намеченному пути автомобили выехали загород на Верх-Исетский завод лесную урощицу на 8 километре, где когда-то были разработы добычи руды… (орфография Ермакова соблюдена)…»^[26]

И грузовик Люханова, и легковой автомобиль Юровского выехали в ворота, обращённые к Вознесенскому переулку, потом повернули на Вознесенский проспект. Первый около половины третьего ночи, второй чуть позже, в 3 часа ночи.

Рис. 1 а./б

2.4. Дорога к руднику

Рис. 2

На карте Екатеринбурга 1910 года красными линиями отмечены Вознесенский переулок, Вознесенский проспект и Главный проспект.

Генерал Михаил Константинович Дитерихс руководитель колчаковского следствия: «… От Ипатьевского дома дорога… идёт через город сначала по Вознесенскому проспекту, а затем поворачивает направо по Главной улице (Главному проспекту) города и ею выходит у ипподрома из пределов города…»

Ипподром указан в самом низу карты (рис. 3).

Рис. 3

«… Далее, пройдя через Верх-Исетский завод, дорога направляется к кордонам на Казанской и Пермской железнодорожных линиях и, перейдя обе линии, вступает в густой смешанный, заросший лес…»

Рис. 4

Юровский: «… Проехав Верх-Исетский завод в верстах пяти, наткнулись на целый табор — человек 25 верховых, в пролётках и т. д. Это были рабочие (члены исполкома совета), которых приготовил Ермаков…»

С учётом масштаба карты встреча произошла примерно в месте, обозначенном красным кружком на рис. 5.

Рис. 5

Сторож на переезде № 184 (рис. 6) Лобухин Яков Иванович: «… я проснулся от шума автомобиля. Дело это удивительное, потому что никогда раньше того дела не бывало, чтобы автомобили мимо моей будки, да ещё по ночам, ходили…»

Рис. 6

Из допроса крестьянки деревни Коптяки Настасьи Павловны Зыковой: «… После Петрова дня через несколько дней, помню хорошо, что в среду, именно в первую среду после Петрова дня, я с сыном Николаем и женой его Марией выехала в г. Екатеринбург… Выехали мы тогда в три часа, в четвёртом. Я потому время Вам указываю, что у меня в доме часы есть, и я хорошо помню, что тогда в это время выехали из дома…»

«… Отъехали от деревни версты 4, проехали мост на большом покосе, не доехали до местности «Четыре брата» (на фото 16 слева два старых пня, оставшиеся от четырёх сосен) с версту, как вдруг по дороге навстречу им подъехали верхом на лошадях два красноармейца. Один из них был одет по-матросски. Последний над головами их махнул револьвером, строго приказал не смотреть вперёд, немедленно заворотить лошадь…сын Николай говорил, что впереди на дороге видел войско, обоз, как будто два автомобиля…»

Фото 16. Урочище Четыре брата

Из дополнительных показаний: «… Один был в матросской одежде, и я его хорошо узнала. Это был Верх-Исетский матрос Ваганов. Другой был в солдатской шинели и солдатской фуражке… Помню я, что ему было на вид побольше 20 лет, молодой, смугловатый, усики маленькие, бороды не было, лицо худощавое. Чей он такой, не знаю. Я его никогда не видела…»

Рис. 7

Жительница Екатеринбурга Анастасия Прокопьевна Суслопарова с мая 1918 года снимала дачу в деревни Коптяки у Фёдора Зворыгина: «… Отъехавши версты 3 от дер. Коптяков, около Большого покоса им попал навстречу…крестьянин… который ехал на лошади в телеге с двумя женщинами — женой и матерью — и был, видимо, перепуган. Он сообщил им, чтобы не ездить по этой дороге и что ему навстречу попали красноармейцы: едут к ним в деревню несколько телег и везут какой-то воз, причём один красноармеец грозил застрелить из револьвера его мать. Они вернулись обратно в деревню…»

2.5. День первый. На руднике

Кудрин (Медведев): «… За Верх-Исетском в нескольких верстах от деревни Коптяки машина остановилась на большой поляне, на которой чернели какие-то заросшие ямы…

…Затем стали по очереди переносить трупы к заброшенной шахте…»

Крестьяне деревни Коптяки — дознавателю Сретенскому: «… Недалеко от шахты, в разрезе виднелись две заброшенные носилки, сосновые, свежесрубленные, с затёсанными концами, чтобы удобнее было держать руками…»

Ермаков: «… трупы отнесли около 50 метров и спустили в шахту. Она не была глубокая, около 6 саженей, ибо все эти шахты я хорошо знаю…» Ермаков правильно, в отличие от Юровского называет глубину шахты.

Кудрин (Медведев): «… срывать с них одежду…» В простонародье нагота определялась просто — «в штанах» и «без штанов». Интересно, что ермаковцы в клубе (допрос Кухтенкова) упоминают именно первый вариант, а Сухоруков настаивает на втором. У Юровского они «совершенно голые». Это важное свидетельство в установлении истины, но об этом позднее…

Кудрин (Медведев): «… Ермаков выслал красноармейцев на дорогу, чтобы никого не пропускали из близлежащей деревни…»

Юровский, 1920 год: «… Кругом были расставлены верховые, чтобы отгонять всех проезжающих…»

Настасья Павловна Зыкова с сыном Николаем и его женой, выехав из Коптяков в 3 часа утра, добрались до рудника примерно в 04:00 (рис. 12). В это время к руднику были доставлены тела расстрелянных и Ермаков с Вагановым курсировали от переезда № 184 до первой свёртки к руднику со стороны Коптяков. На рисунке эта свёртка (поворот) имеет № 5, т. к. счёт идёт не от Коптяков, а от Верх-Исетска (рис. 8).

Рис. 8

Вернёмся к показаниям Кудрина (Медведева), как незаинтересованного свидетеля:

«… На верёвках спустили расстрелянных в ствол шахты — сначала Романовых, затем прислугу…» Запомним эту последовательность. В Алапаевске на следующую ночь с 17 на 18 июля 1918 года именно в таком же порядке первыми в шахту последовали Романовы, а затем слуги.

«… Уже выглянуло солнце, когда стали бросать в костёр окровавленную одежду…» Трупы спускали ещё в утренних сумерках, а сжигать одежду стали на восходе солнца. Около половины пятого (см. Приложение 6).

04:30. 17 июля 1918 года, открытая шахта № 7, Ганинский рудник.

При любой возможности будем сверять время и показания свидетелей.

«… Вдруг из одного из дамских лифчиков брызнул алмазный ручеёк. Затоптали костёр, стали выбирать драгоценности из золы и с земли…» Алмазный ручеёк на окровавленной одежде юных княжон, затаптывание костра ногой — это не только зрительные, но и физические воспоминания, думаю, в этой части повествования Кудрину (Медведеву) можно доверять:

«… Подъехал Юровский с Голощёкиным на легковой машине. Заглянули в шахту. Сначала хотели засыпать трупы песком, но затем Юровский сказал, что пусть утонут в воде на дне — всё равно никто не будет их искать здесь, так как это район заброшенных шахт, и стволов тут много…»

Ермаков: «… я сказал: мы их спустим в шахту, и так решили…велел всех раздеть, чтобы одежду сжечь, и так было сделано. Когда стали снимать с них платья, то у «самой» и дочерей были найдены медальоны, в которых вставлена голова Распутина. Дальше под платьями на теле были приспособлены лифчики двойные, подложена внутри материя вата и где были уложены драгоценные камни и прострочены… Это было штуками передано члену Уралсовета Юровскому. Что там было, я вообще не интересовался на месте, ибо было некогда. Одежду тут же сжёг…»

Последовательность не нарушена — сначала трупы спущены в шахту, потом начали сжигать одежду. Обращает на себя внимание разительное отличие в показаниях Ермакова и Юровского. Ермакову врезались в память не драгоценности, а образки на шеях жертв. «Комендант» оболгал ермаковцев:

«… у публики явно разгорелись глаза. Командир решил сейчас же распустить всю артель, оставив на охране нескольких верховых…» Это в 1920 году.

Юровский в 1934 году: «… Другую группу я отправил в город как бы за ненадобностью…» Попробуем определить, во сколько именно Юровский решил избавиться от лишних свидетелей.

Ермаков указывает точное время: «… Когда всё было окончено, то уже был рассвет, около 4 часов утра…»

Действительно, 17 июля 1918 года рассвет наступил в 04:35 (см. Приложение 1). Им хватило времени, чтобы в клубе Верх-Исетска оказаться в 6 часов утра.

6 часов утра 17 июля 1918 года Верх-Исетск

Из допроса Кухтенкова, работающего в Верх-Исетском партийном клубе: «… часа в 4 утра собрались Председатель В. Исетского Исполнительного Комитета Малышкин Сергей Павлович, военный комиссар Ермаков Пётр… их было 6 человек, и они о чём-то секретно разговаривали…»

Нам важно в этом свидетельстве время возвращения ермаковцев в Верх-Исетск. Время указано, видимо, «царское», по большевистскому времени было около 6 часов утра 17 июля 1918 года. За ненадобностью Юровский отправляет ермаковцев домой.

Юровский в 1922 году: «… Оставив работу и решив распустить всех, кроме некоторых, наиболее мне известных и надёжных… Оставив себе пять человек и трёх верховых, остальных отпустил…»

Ермаков в шесть часов утра уже находится в Верх-Исетском клубе. С ним уехал и Ваганов.

А в это время на Коптяковской дороге кипит жизнь.

17 июля 07:00 (05:00 по старому времени) поехали снова в город. На дороге встретили верхового, проехали спокойно, никто их не останавливал — дачница А.П. Суслопарова.

17 июля 07:30. Зыковы из Верх-Исетска ехали в Коптяки. Встретили только коптяковских крестьян Зубрицкого, Папина и Швейкина. Те им сказали, что их деревня окружена войсками. Они с мужем никаких красноармейцев не видели.

Это подтверждает крестьянин из деревни Коптяки Михаил Игнатьевич Бабинов:

«… Он как-то в тот самый день, когда Настасью Зыкову с сыном и снохой не пропустили в город, приехал к нам со своей женой Настасьей…»

17 июля 08:00 вышли из деревни Коптяки Зубрицкий, Папин, Швейкин, не дождавшись «войска», направились к руднику. На Большом покосе трое австрийцев косили траву. Дошли до Четырёх братьев, никого не встретили. Пошли обратно.

17 июля 09:00 с заимки Зубрицкого на Коптяковскую дорогу вышли его жена и дети. В стороне от Коптяковской дороги, в лесу на возвышенности на лошадях сидели два красноармейца, на земле лежало много красноармейцев.

Пока Юровский, стоя у шахты, рассуждает: «… всё равно никто не будет их искать здесь», — на дороге одновременно встречаются:

I

Зыковы из Коптяков с Суслопаровой, разворачивают её назад в деревню: «… к нам войско идёт».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

16

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 151. Стр. 39.

17

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 151. Стр. 45.

18

Там же.

19

ЦДООСО. Ф. 221. Оп. 1. Д. 66. Стр. 14.

20

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 149. Стр. 163.

21

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 149. Стр. 160.

22

Вершок 4,45 см.

23

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 1. Д. 149. С. 162 об.

24

Беседовский Г.З. На путях к термидору /Современник. 1997.

25

Плотников И.Ф. О команде убийц царской семьи и ее национальном составе. // Урал № 9.2003.

26

ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 434. Л. 143.