Крушение

Дэн Райт

Мир далекого будущего. Человеческая цивилизация на протяжении многих тысячелетий медленно увядает.Главный герой, о котором известно только то, что некоторые называют его «И.», долгое время пребывавший в изоляции, впервые за тридцать лет возвращается в величайшее строение на Земле, в мегаполис-башню, которую более полутора тысяч лет назад построили три великих архитектора, чьи образы окутаны тайной и религиозным мистицизмом. Все это ради поиска давно пропавшего отца и ответа на вопрос: «Кто я?»

Пролог

Приступ. Амнезия. Деперсонализация

«… Кто я?»

Сверхзвуковой поезд, следующий по вакуумной трассе из города N в «Century Tower», входит в тоннель на скорости 1380 км/ч, и на салон опускается тьма.

«Где это я?»

Размытое отражение незнакомца в капюшоне возле окна начинает проступать в свете медленно разгорающихся ламп, которые автоматически включаются при недостатке естественного освещения.

«И как я здесь оказался?»

Он продолжает оглядываться по сторонам, затем снова поворачивается к широкому иллюминатору и всматривается в темное отражение в нем.

«Я что, заблудился? Или знаю, куда иду?»

По мере приближения к стеклу размытые черты незнакомого лица становятся все отчетливее.

«И что это за странное чувство, здесь, в груди?»

Необычное блекло-голубое сияние его глаз начинает доноситься из-под капюшона и с каждым мгновением разгорается всё ярче.

Пристально наблюдая за незнакомцем, в точности повторяющим все его движения, человек протягивает руку навстречу отражению, но, коснувшись, тут же отшатывается назад.

«Это что, я?»

Он на несколько секунд замирает, но затем вновь медленно приближается, разглядывая в мутном окне позабытый облик.

«Каким же образом „я“ оказалось тем „я в отражении“? И почему оно обрело эти грубые, измятые морщинами, хмурые черты лица? До чего же странно ощущать себя запертым в тюрьме из собственной плоти и крови…»

Его взгляд, наконец, отрывается от отражения и, скользнув по поверхности стекла, натыкается на стены транспортной капсулы, что пребывают в неустанном движении.

«И куда все это движется?»

Он осматривает темную кабину гипертрейна, переполненную призрачными фигурами.

«Почему же воспоминания ускользают от меня?»

Завершая круг, его взгляд возвращается к иллюминатору, и он всматривается по ту сторону, во тьму.

«Да, точно, я возвращаюсь обратно…»

Каждые несколько мгновений во мраке тоннеля вспыхивают тусклые красные огни — они проносятся с огромной скоростью.

«Но зачем?.. Может быть, всё, что было до этого момента, не имело никакого значения, и это лишь начало нового пути?»

Он нахмурил брови.

«Или же наоборот — это его конец, и всё близится к исходу? А может, время и вовсе замкнулось, и всё повторяется вновь?»

Внезапно голубое сияние в отражении вспыхивает ярче прежнего, и он переводит фокус глаз на пугающе серьёзное лицо фантома, который, как ему показалось, всё это время не сводил с него буравящего взора.

В груди у пассажира возникает жуткое ощущение, подсказывающее ему, что той части его сознания, обитающей по другую сторону стекла и не имеющей отчетливой границы с тенью, уже известно многое о нитях судьбы, сплетенных волею Мойр, но вот другой, существующей в мире света и разделенных индивидуальностей, ещё только предстоит всё узнать, и сейчас она пребывает в рациональной иллюзии…

«И всё-таки… Кто я?»

Пустыня

Там, где мгновение назад был мрак и отражение, внезапно вспыхивает ослепительный свет. Приступ боли, поразивший глаза, за долгие годы привыкшие к мраку, заставляет пассажира зажмуриться и укрыться в тени фюзеляжа. Когда же он приходит в себя и поднимает веки, то обнаруживает, что кабину заливает ярко-оранжевое, конвульсивно мерцающее сияние, а за самозатемняющимися окнами всё проносится с невероятной скоростью. Но вскоре бетонные блоки, заставляющие восходящее солнце мерцать, обрываются, и по ту сторону иллюминатора открывается вид на бескрайнюю пустошь.

На такой скорости всё за окном превращается в рябящий, постоянно меняющийся узор, и лишь ближе к горизонту гигантские песчаные холмы остаются в относительной неподвижности. Далеко впереди среди бесчисленных дюн виднеются переливающиеся в лучах краснеющего солнца участки широких автобанов и ветки других вакуумных трасс, протянувшихся над землёй. А кое-где на просторах закипающей пустоши прямо на глазах начинают разливаться дрожащие озера зеркальных миражей.

Как и прежде, укрываясь в тени фюзеляжа, пассажир поезда придвигается к окну практически в упор и, выглядывая из-под капюшона, поднимает глаза на бледнеющую синеву, которая очень скоро становится фиолетово-чёрной. Там, на самом верху, ближе к зениту все ещё виднеются звезды, чье тусклое сияние пробивается сквозь разряжённую оболочку Земли…

Кажется, солнце поднимается прямо на глазах, и в вагоне становится очень душно, даже несмотря на гул кондиционеров, работающих на полную мощь. Пассажир поезда снова проводит взглядом по кабине гипертрейна, и на этот раз она оказывается очень светлой и переполненной покачивающимися в проходе и теснящимися на своих местах людьми. Неожиданно электропоезд начинает производить правый поворот и на горизонт выплывает Она… Роковая Башня, уходящая глубоко в небо.

Та её малая часть, виднеющаяся сейчас из-за изгиба Земли, укрыта серой дымкой, образовавшейся из-за огромного расстояния и смога, но несмотря на это, её стены кажутся абсолютно черными на фоне рассветного неба и желтого песка. Прямо под ней разлился целый океан раскалённого воздуха, отчего создается впечатление, что её широченное, искаженное миражом основание лишь слегка касается земли, а её ствол, многокилометровыми ступенями уходящий ввысь, постепенно тает в загрязнённой пылью атмосфере…

Несмотря на фантастический вид, открывающийся снаружи, никто из пассажиров поезда не обращает на него внимания. Никто из них словно не замечает того, что происходит за окном. Все эти люди тоже направляются в башню, и многие из них делают это каждый день. Поэтому они, как и прежде, не отрываются от голографических девайсов перед своими лицами и не поднимают глаз на величайшее строение на Земле. Никто из них не смотрит на него. Никто, кроме неё — девушки неподалеку, возле окна, буквально через несколько рядов.

Он заметил её, когда один из пассажиров, сидящих между ними, поднялся со своего места и направился в другой конец вагона.

Облокотившись на столик, она заворожённо уставилась на горизонт. Её рот чуть приоткрыт, глаза слегка приподняты, а тонкие пальцы касаются кожи на бледном лице. Её залитый солнцем образ отражается на тонированном стекле и долгое время кажется совершенно неподвижным, но спустя мгновение её губы что-то шепнули, и тёмные волосы падают ей на глаза. Поправляя их, она случайно замечает в отражении взгляд незнакомца и поворачивается к нему. На доли секунды на её лице появляется смущённая улыбка, а после она возвращает взор к окну. Заглянув ей в глаза, ему показалось, что в них горит тот же огонь, что горел и у него когда-то…

Входящий вызов.

Взгляд срывается вниз. Торопливо подтянув рукав, он дотрагивается до вибрирующих часов, стилизованных под классику. По бокам от корпуса и ремешков тут же вспыхивают эфемерные проекции, замыкающиеся вокруг запястья. На мгновение уставившись на циферблат, он смахивает имя звонящего на галоэкран справа с надписью «Отклонить вызов». Но когда он возвращает взгляд к ней, то обнаруживает, что пассажир, чьё место было между ними, уже вернулся в свое кресло. Разглядеть девушку становится невозможно.

Сделав ещё несколько попыток заглянуть за впереди сидящую фигуру, пассажир разочарованно стягивает с головы капюшон и, навалившись на спинку кресла, упирается взглядом в потолок.

Спустя какое-то время сквозь гул электропоезда и шум вентиляторов, переполняющих вагон, выделяются голоса сидящих позади. Слух сам цепляется за них, когда речь заходит о Башне, которая всё ещё видна на горизонте, но продолжает медленно ползти в обратном направлении — к дальнему краю окна.

Молодые люди на заднем ряду упоминают о загадочных событиях, произошедших в Её стенах за последнее время. Они говорят о новых трещинах, которые, по рассказам, спустились откуда-то с верхних закрытых секций, и теперь их стали находить уже повсюду. Они утверждают, что всё это началось после толчка, неделю назад потрясшего строение до самого основания, и что это как-то связанно с таинственными слухами, распространившимся по мегаполису. А чуть позже один из голосов добавляет, что слышал разговоры людей, которые заявляли — такие повреждения совместно с постоянным ростом температур из-за солнечных лучей, раскаляющих поверхность сооружения добела, могут повлечь за собой разрушение несущих конструкций, и тогда всему строению настанет конец.

«Да, вот-вот что-то грядёт…» — подтверждает кто-то из них, и голоса умолкают не надолго.

Пассажир возвращает взгляд в окно.

Несмотря на правдоподобность таких заявлений, большинство людей уже давно не воспринимает их всерьёз. Слухи, подобные этим, ходят о Башне с незапамятных времен — с самого первого дня возведения строения. С каждым разом они становятся немного другими, обрастают новыми подробностями, но всегда утверждают одно и то же: крушение Башни неизбежно. Невзирая на это, величайшее строение на Земле возвышается над миром уже на протяжении почти пятнадцати веков, и, вероятно, простоит ещё столько же.

Но, что касается солнца, его натиск и вправду становится все сильней. С каждым годом оно становится все жарче, белее и невыносимее… Кажется, оно растёт в размерах и давит — нависает всей своей раскалённой массой, угрожая раздавить всех жителей Земли… Много тысяч лет назад (когда точно — никому не известно, ведь сверхмощные вспышки не раз выводили из строя всю электронику на планете, в том числе стирая целые океаны информации крупнейших дата-центров) активность звезды резко изменилась, и спорадические явления стали разрушать магнитное поле Земли. Тогда же атмосфера планеты начала постепенно истощаться. С тех самых пор солнечные лучи превратились в настоящее бедствие для всего человечества. Сегодня тех бедолаг, которым не повезло попасть под свет беспощадного светила, буквально через пару часов ждет сильнейшее истощение, ожоги, повреждение роговицы, потеря рассудка, утрата двигательных функций, а в конечном итоге — облучение и смерть. Огромное количество пострадавших при подобного рода обстоятельствах широко распространило среди населения Земли серьёзные психологические расстройства, выражающиеся в острой реакции на свет и панической боязни попасть под прямые солнечные лучи. На сегодняшний день все подобные нарушения объединены в единую категорию и носят название: Гелиофобия. Для многих это звучит как приговор…

Погружённый в глубокую задумчивость, пассажир поезда не замечает, как из-за поворота вакуумной трассы, его наклонённое вперед туловище оказалось под потоком солнечного света, а глаза стали подниматься на бледно-синий небосклон. Взгляд почти касается жгучего диска над безжизненной пустыней, но часы вдруг снова завибрировали, и пассажир приходит в себя.

Входящий вызов.

Тут же отпрянув в тень, он принимается судорожно моргать, пока след, оставленный огненным шаром на сетчатке, не исчезает полностью. Глаза опускаются на циферблат. Его лицо мрачнеет; немного помедлив, он перетаскивает имя звонящего на галоэкран слева, где на зелёном фоне переливается надпись «Принять вызов».

В голове раздаётся резкий мужской голос, обращающийся к пассажиру по имени:

— И.? Ты слышишь? Ты что вообще творишь?

Пассажир откидывается на спинку кресла и, словно обессилев, безразлично свешивает голову в направлении окна.

— Я звонил тебе кучу раз, почему ты не отвечаешь?

Снаружи всё по-прежнему превращается в рябящий, постоянно меняющийся узор. За это время башня успела переместиться к самому краю окна, а вокруг неё из миража стали появляться дрожащие пики огромных небоскребов — они кажутся тонкими иглами по сравнению с ней.

— Ты вообще о чем думаешь?.. Ааа, снова пялишься на неё? Ты слышал, что она разваливается на куски? Или ты притворяешься, что тебе не страшно?

Сооружение за горизонтом продолжает обрастать всё новыми рядами высоких зданий, постепенно скрываясь за фюзеляжем сверхзвукового поезда, который поворачивает прямо на её.

— Ну и что ты собираешься делать дальше?

Яркая звезда начинает мелькать за бетонными блоками, и через несколько мгновений на салон опускается тьма.

— Чего ты молчишь? Ты сам хотя бы понимаешь, зачем возвращаешься туда?

Проступая в свете разгорающихся ламп, пассажир поезда подается вперед и облокачивается на колени.

— И как ты думаешь найти его? Там нет ни связи, ни указателей… и ты уверен, что они не лгут?

Он задумчиво переминает перед собой ладони со сбитыми костяшки на кулаках.

— Кстати, И., ты не забыл принять таблетки?

И. резко выпрямился и схватился за грудь.

— Ты что, потерял его?

Но обнаружив во внутреннем кармане лишь пустоту, он начинает нервно похлопывать по куртке, спускаясь всё ниже.

— Как же ты теперь собираешься подняться наверх?

Ощупав всё, он начинает заново, на этот раз запуская руки в каждый карман, появляющийся везде, где бы не коснулась рука темного, матового материала.

— И что ты будешь делать без них?

Под затухающее бормотание И. продолжает поиски, одновременно с этим пытаясь вспомнить, куда мог деться электронный прибор, обычно напоминающий о приёме препаратов.

— Ты вообще слушаешь меня, а?..

С растерянным лицом и широко раскрытыми глазами он мысленно погружается в тот момент и в то место, где в последний раз видел его. Он отправляется в ту темную комнату, которую практически не покидал на протяжении последних десятилетий своей жизни…

Комната. Темно. Но глаза по-прежнему открыты

— Ущербный…

Этот шёпот.

— Никчёмный…

Он никогда не замолкает.

— Никому не нужный…

Иногда забываешь: это голос в голове, или Верджил — золотой призрак, бесшумно бродящий по комнате.

— Ни на что не способный…

Его забагованная голографическая проекция, тускло переливающаяся в отражении на поверхности плит каменного пола, появляется то тут, то там, а иногда и в разных частях просторных апартаментов одновременно.

— Ты сам-то рад тому, что живой…

Где-то в дальней части комнаты неисправный робот-уборщик, вытиравший кровь возле стены с глубокими вмятинами от ударов, вот уже несколько часов бьётся о плинтус. Он отъезжает и врезается, отъезжает и врезается… Эхо, раздающееся в тёмной студии, будто медленный тяжелый пульс, отдающийся в висках…

Внезапно — звук хлёстких крыльев и воркование голубей за окном.

— Здесь так высоко…

Через не большую, но длинную вертикальную щель между металлическими ставнями проникает тусклое сияние ночного города. Неожиданно рябящая проекция золотого призрака появляется рядом с ней. Словно издеваясь, Вёрджил погружается головой за оконное стекло размером во всю стену. Он заглядывает вниз, затем возвращается и переводит взгляд на И., который наблюдает за ним с постели.

— Трус…

Вёрджил появляется ближе к центру комнаты и начинает медленно опускаться грудью на пол, уставившись в брешь между заслонами. Он делает это точь-в-точь как И…

Изредка во время заката, когда над пустошью нет бурь и сильного ветра, а пыль в атмосфере оседает на поверхности земли, И. приоткрывает автоматические створы движением руки, будто силой мысли, и, держась подальше от огромного окна, опускается вниз, не отрывая глаз от охваченного дрожащим сиянием промежутка. Он кладет подбородок на каменный пол так, чтобы гóрода и пустыни внизу не было видно, а край апартаментов заканчивался там же, где горизонт. Тогда перед его заворожённым взором предстаёт ствол Великой Башни, тянущийся в отражении на поверхности глянцевых плит и плавно переходящей в панорамное окно. Стены монументального строения, постепенно сужаясь, покрываются словно тысячей мерцающих звезд — солнечными батареями, — пока ближе к верхним секциям Оно не превращается в тонкое, невообразимо длинное лезвие, полыхающее в лучах закатного солнца. Уходя всё глубже в темнеющий небосклон, Её нескончаемый пик в конце концов обрывается на границе потолка.

— Снова пялишься на неё?

Взгляд резко поднимается на призрака, появившегося рядом…

…По-прежнему лёжа в постели в тёмной комнате, И. вялыми движениями пальцев захлопывает тяжелые металлические створы, реагирующие на сигнал детектора жестов.

— Слабак…

Вёрджил исчезает, но спустя мгновение появляется поднимающимся с постели вместо И.. Призрак закидывает в себя порцию таблеток и возникает уже в другой части комнаты. Он пялится в будто открытый самопополняющийся автомат-холодильник, встроенный в стену, а в следующую секунду уже качается в кресле, возле компьютерного стола, над которым тут же вспыхивают голографические экраны. Затем появляется в центре помещения — бродит и что-то беззвучно бормочет под нос. Позже золотая проекция возникает забившейся в углу в дальней части комнаты, а под конец — у стены напротив следа от картины. Одновременно мелькая и в других частях апартаментов, Верджил продолжает еле заметно водить головой по кругу, словно скользя взглядом по отсутствующему изображению…

Набросок лабиринта на измятом клочке натуральной бумаги — который когда-то давно висел там, помещённый в рамку, — единственное, что оставалось у И. от отца…

— Зачем ты всё ещё ищешь его…

И. стиснул голову в ладонях и, окончательно пробудившись от полудрёмы, сел на кровати: его ноги сносят хлам, выставленный на полу. Робот-уборщик, всё это время отбивавший четкий ритм, на мгновение замирает, а затем, жужжа и подбуксовывая, устремляется на звук катящихся бутылок.

— Зачем ты только думаешь об этом?

Голос Вёрджила изменился — он стал отчётливее и громче.

— Вспомни, что он сделал с тобой… Жалкий, слабый, беспомощный… посмотри на себя, ты разваливаешься на куски…

И. убирает руки от лица и заглядывает в глаза золотому призраку, нависающему над ним.

— Он нам не нужен…

И. опускает глаза, но уже через секунду в них вспыхивает слабый огонь… Он яростно отмахивается от Вёрджила и поднимается с постели. Сверкнувшая проекция рассыпается, словно песок за его спиной.

— Постой!

Натягивая на истощенное тело измятую футболку, И. двинулся в другую часть помещения и растворился во тьме. Верджил, взявшийся из ниоткуда, последовал за ним.

— Куда ты собрался?

И. проступает в свете голографических экранов и берет с компьютерного столика пластиковую ключ-карту и часы.

— Объясни, зачем ты делаешь это? Почему ты молчишь?

Застегивая на запястье ремешок, он снова и снова проходит сквозь золотую проекцию, которая назойливо появляется у него на пути.

— Ты же знаешь, тебе нельзя туда возвращаться… Вспомни, что там было с тобой!.. Там очень опасно!..

На подходе к гардеробу И. взмахом руки откидывает покосившуюся панель и достает одежду из встроенного в стену шкафа.

— Значит, ты снова бежишь? Ты всегда убегал…

И. стиснул кулак перед лицом фантома, тем самым отключая его речевой блок от акустической системы. Но призрак продолжает шевелить губами, наблюдая, как И. натягивает куртку и, двинувшись к выходу, накидывает на голову капюшон.

Перед тем как дверь громко хлопнула за ним, он берёт со стеклянного столика у выхода медикаментозный органайзер и кладет его в задний карман штанов…

У подножья

–… Ну так что, И.? Ответь мне, кто ты без меня? Что, язык проглотил?

Пальцы, наконец, нащупывают пластиковую коробочку в заднем кармане и, нервно подрагивая, извлекают на свет небольшое, чёрное, прямоугольное устройство. Повертев его в руках и проверив на наличие повреждений, И. плотно сжимает в ладони механизм. В тех местах, где кожа соприкасается с корпусом пробегает тусклое сияние: «Снятие отпечатка… iD подтвержден», — вспыхивает на узком пиксельном дисплее; затем на нём появляется информация об уровне запаса химических элементов для синтеза веществ.

— Успокойся, он полный. Ты же сам ночью ходил, пополнял его у этих барыг в гетто-районах.

И. щелкает по кнопкам и выбирает молекулярную структуру препарата и чистоту: «0,3… или нет, 0,4%».

— Ты уверен? Не боишься, что дыхание перехватит?

Он уже подносит механизм к лицу, как вдруг замечает на себе взгляд пассажира, который сидит по диагонали напротив.

Незнакомец сперва уставился на медикаментозный органайзер у И. в руках, а позже поднял глаза на его лицо и замер. Когда же И. заметил пожилого пассажира в очках, тот неожиданно встрепенулся и, придя в себя, уткнулся обратно в голографическую книгу в руках.

— Только взгляни на себя. Они думают, ты наркоман.

И. поворачивается к окну. Там, среди мрака, как и прежде, отражается его бледное, худое, до жути серьёзное лицо, из-под нахмуренных бровей которого уже давно пропало голубое сияние.

— Берегись!

Он отшатывается назад, а через мгновение солнечный свет за стеклом снова начинает мелькать.

— Ты что, спишь!? Приди же в себя наконец!

Когда же бетонные блоки заканчиваются, за окном вновь открывается вид на бескрайнюю пустошь. Но буквально через несколько секунд из-за дальнего края окна появляется город — он с огромной скоростью выезжает навстречу движению…

Все начинается с нескольких тёмных точек вдали, но с каждым мгновением их становится всё больше и больше. Они словно высыпаются на поверхность раскалённой пустоши по необъятной дуге. Постепенно небольшие серые объекты превращаются в 40—45 этажные блоки, расположенные настолько плотно, что кажется, они взбираются друг на друга по склонам песчаных дюн, а некоторые из них возводятся прямо сейчас на границе с пустыней.

Очень быстро бесчисленные постройки заполняют большую часть вида за окном, и гипертрейн неожиданно пересекает черту города и продолжает нестись уже над крышами домов. С большой скалистой возвышенности, над которой проходит вакуумная трасса, отлично видны залитые солнечным светом бесконечные каменные джунгли, что раскинулись на просторах холмистых равнин. Прямо над городом тянутся широкие полосы автострад, вырывающиеся из пустоши, а над открытыми участками бетонных долин потоки знойного ветра разносят огрызки длинного, темного материала, когда-то давно служившего защитой для всех дворов-колодцев от яростных лучей. Огромные ошметки брезентовых навесов, словно флюгеры, бьются над верхушками построек, устремляясь то в одну сторону, то в мгновение ока меняя направление, перед тем как снова на время опуститься.

Эти не имеющие ни конца ни края районы-лабиринты, утопающие в пыли, песке и нелегальных постройках, раскинулись здесь на десятки тысяч километров вокруг центральной области и вместили более миллиарда человек, большая часть из которых живет далеко за чертой бедности.

Голод, разруха, наркотики, криминал — здесь есть все преимущества настоящих трущоб.

Это — «Нищий город».

А прямо над ним возвышается Роковая Башня, с жадностью пожирающая горизонт…

— Стоит признать, вид на этот клоповник, просто обалденный.

Когда Величайшее Строение на Земле вырастает из-за края окна, И. поднимает на него взгляд.

— Охренеть можно. Ты, наверно, уже и забыл, насколько она огромная…

На другой стороне салона видно, как её темные массивные стены продолжают захватывать один иллюминатор за другим.

— Пугающее ощущение, правда? Ты ещё не передумал?

И. сжимает в руке позабытый органайзер и опускает на него взгляд. Он подносит его к лицу и уже собирается нажать большую механическую кнопку, но голос Вёрджила останавливает его:

— Не спеши…

Рука замирает в воздухе.

— Лучше дотерпи до подъёма.

Немного пораздумав, И. про себя соглашается и убирает органайзер во внутренний карман — туда, где ему и место.

Вдруг город за окном резко меняется.

Словно взявшиеся из ниоткуда высокие здания из металла и стекла начинают проноситься с обеих сторон непрерывными рядами. Их зеркальные, переливающиеся друг в друге поверхности заставляют И. сощурить глаза, что поднимаются всё выше и выше, пока среди рябящих шпилей не проступают стены Величайшего Строения.

На невероятной высоте виднеется огромное бетонное сооружение, широкой линией опоясывающее первую — нижнюю ступень Башни чуть выше середины. Это — «Верхний кольцевой вокзал». К нему прямо по поверхности крутых стен ползут транспортные тоннели, сильно напоминающие тонких длинных изгибающихся червей…

— С огнем играешь…

Внезапно солнце, выглянувшее из-за верхушек небоскрёбов, скользнуло по векам пассажира и укололо бесчисленными бликами глаза.

— Предупреждал же.

Укрывшись поглубже в тени и прислонив голову к стене фюзеляжа, И. опускает взгляд на основание города, укутанное вечным туманом — белым и густым, как молоко.

Вскоре на салон вновь обрушивается тьма.

— Так-то лучше.

За считанные секунды проскочив «Century City» по узким расщелинам технических каналов, гипертрейн погружается в очередной тоннель и стремительно сбрасывает скорость.

Когда в салоне разгорается свет, становится видно, что большинство пассажиров уже направилось к тамбуру. Сидеть на местах остаются лишь редкие фигуры.

Транспортное средство останавливается и вместе с затихающим гулом электродвигателя опускается на монорельс. «Двери открываются». Люди начинают покидать вагон, освобождая проходы, а им взамен кабина наполняется эхом, обитающим на «Нижнем кольцевом вокзале». За окнами по-прежнему сгущается тьма.

И. вдруг опомнился. Он устремляет взгляд туда, где была та девушка, сидевшая неподалеку — буквально через несколько рядов. Но её там больше нет.

— Что, потерял кого-то?

Он пытается найти её среди убывающей толпы, но его попытки остаются тщетными. И. откидывается на кресло.

— Слышишь? Сейчас самое время.

Он кивает — достаёт медикаментозный органайзер и, отключив его сигнал за несколько минут до напоминания, подносит ко рту и производит двойное нажатие.

Щёлк-щёлк.

Две маленькие синие капсулы закатываются ему в рот по выскочившему желобу…

— Ну же, реакция уже началась…

Подержав их немного под языком, он глотает горьковатые таблетки.

Через язычную артерию молекулы препарата быстро попадают в кровь, из неё — в мозг. Преодолев гематоэнцефалический барьер, активное вещество моментально нарушает баланс нейромедиаторов в межсинопсическом пространстве.

— Ухх, в твоей башке сейчас начинается настоящий хаос…

И. растекается по сидению. Седативный эффект стремительно растет, в то время как сознание угасает. Становится тепло и уютно, а звуки кажутся приглушенными, но одновременно с этим чище…

— Слышишь это? Восприятие изменилось…

«Двери закрываются», — раздается из динамиков. Гулкий удар обрубает вокзальное эхо, и вагон снова наполняется вибрацией и шумом, которые теперь ощущаются совершенно по-иному.

— Взгляни-ка, что там?

За окнами среди мрака вспыхивают сотни ярких ядовитых проекций. Заторможенно реагируя на свет, И. поворачивается к голографическим рекламам.

— Тяжеловато разобрать, да?

Поезд тронулся. Под оглушительный скрежет транспортное средство начинает подниматься вверх, но уже без использования магнитных подушек, а лишь за счет силы тяги и металлических колёс.

— Ну что, полегчало? Эй, ты вообще здесь?..

Не в состоянии обработать сенсорную информацию, И. продолжает тупо пялиться на преследующие иллюминатор зацикленные ролики, мелькающие картинки и бегущие строки на сотне разных диалектов.

— Ладно. Отдохни немного. У тебя впереди очень тяжелый путь… Сейчас связь ненадолго пропадет. Услышимся навер…