Лазерный гусь

Дэн Пласкин, 2018

Василий Волков и не подозревал, что однажды ему придется испытать все прелести гусиной жизни. Приехав на весеннюю охоту, герой невольно становится участником биологического эксперимента. Вернуть его к прежней жизни может только один человек – его скромный и нерешительный друг, Борька Сыроедов, являющийся ученым-изобретателем. Но захочет ли сам Василий вернуть себе прежний облик? Ведь новая жизнь кажется намного проще человеческой.

Глава 2. Новая жизнь.

Сотрудник ДПС внимательно рассматривал документы.

— Борис Сергеевич, выйдите, пожалуйста, из машины, — сказал он.

Борька вышел. Владелец машины Васька, но документы оформлены на обоих, поэтому у Борьки не было проблем волноваться. Но всё же он разволновался. Он машинально сунул руку в карман и стал поглаживать Пеликена. Этот жест не ускользнул от внимания сотрудника.

— Документы не ваши, — продолжил сотрудник. — Оформлены на Волкова Василия Александровича.

"Начинается", — с досадой подумал Борька и мысленно добавил:"Спокойно ничего не произошло, обычный сотрудник, обычные вопросы". И вслух произнёс.

— Да, машина друга. Он попросил меня съездить домой, пока охотится, — "Ох, и зачем я ему про охоту сказал?" — начал злиться на себя Борька.

— А сам он почему не поехал?

— Так ведь охота же, сезон, — Борька старался поддерживать будничный тон. А рука предательски шарила в кармане, то сжимая, то разжимая статуэтку. Борька вынул руку из кармана. И тут же снова разозлился на себя:"Зачем я руку вынул? Да ещё так быстро! Ну, была она в кармане, кому мешала?"

— Откройте, пожалуйста, багажник, — высказал новую просьбу гаишник.

Борька распахнул дверь. Багажник по своему обыкновению был завален разным походным хламом. И сверху, как на зло, лежал чехол с ружьем.

— Ваше оружие?

— Д-да, — заикнувшись произнес Борька. И добавил, предупреждая следующий вопрос: — Разрешение с собой, всё в порядке.

Но бдительный сотрудник ДПС невозмутимо продолжал:

— Покажите разрешение.

Тут уже Борька заволновался всерьёз, но героически пытался сохранить спокойный вид, что у него не особо выходило. Он сунул руку в карман, сжал Пеликена, снова высунул, опять засунул."Да что ж такое со мной?" — подумал он."Если уж влип, то рассказывай, как есть, без ехидства, всё равно не поверят."Он вынул руку из кармана и решительно пошёл к своему рюкзаку, в котором лежали оставшиеся документы.

— Вот, — Борька развернул охотничий билет, взял из него голубую карточку разрешения и протянул инспектору.

Инспектор мельком взглянул и высказал очередную просьбу:

— Достаньте оружие из чехла, пожалуйста.

Борька взял чехол с ружьем и ужаснулся. Это было ружье Васьки."Влип!" — лихорадочно пронеслось в голове. Майка тут же стала мокрой от внезапно выступившего пота.

— Понимаете, — начал Борька, — Это не мое ружье. Мое вот тут, — и он начал копаться в вещах.

— А это чье ружье?

— Это друга… Васьки… Ну, Василия, чья машина. Понимаете?

Но инспектор уже перестал что-либо понимать. Он махнул своему напарнику, подзывая к машине, а Борьку строго спросил:

— У вас есть разрешение на это ружье?

— Да, есть, но не мое, друга, — Борька хватался за последнюю надежду. — Вот его рюкзак, тут все документы. Сейчас я найду.

Инспектор был неумолим:

— Борис Сергеевич, я вынужден вас задержать. Пройдемте на пост для составления протокола. Возьмите с собой документы и оружие для сверки.

Борьку привели на пост и усадили в углу на стул. Рюкзаки с документами и ружья в чехлах лежали тут же, у его ног. Инспектора достаточно вежливо сообщили, что согласно какой-то там статье они должны привести понятых. Пока искали понятых, один из них начал составлять протокол. Борька всё думал, как же он умудрился оказаться в такой ситуации? Нужно было ружья спрятать поглубже! Почему же он раньше об этом не подумал? Так он себя винил и винил, а веселый Пеликен подставлял под Борькины пальцы то живот, то лысую голову. Сотрудник ГИБДД попался очень умелый в допросах, так что Борька очнулся, когда тот уже почти всё узнал. И Борька не понял, как же смог рассказать всё, что произошло, сам того не понимая. Хотел же сначала что-то приврать более естественное, но не получилось. Рассеянность.

А инспектор сидел с застывшей кривой усмешкой. Невозможно было догадаться, верит он или же просто всё записывает, потому что так необходимо по долгу службы.

Борька сидел с поникшей головой, постоянно лезли мысли о безысходности положения. Ввели понятых. Процедура досмотра личных вещей прошла для Борьки, как в тумане. Проверили оружие, личные вещи в обоих рюкзаках. Потом вышли на улицу к машине, чтобы дальше продолжить осмотр. А он всё думал только о том, что уже ничего не исправить. И даже Пеликен одиноко лежал в кармане, всё реже чувствуя прикосновения Борькиных пальцев. Досмотр закончился, понятых отпустили.

Инспектор захлопнул дверь Васькиной машины, и Борька увидел своё отражение в стекле двери. Борька посмотрел в свои поникшие глаза. Вдруг, за спиной появилось ещё одно отражение. Он перевел взгляд и увидел… О, боже! Он увидел того самого продавца статуэток с московского рынка! Борька молниеносно обернулся. Сзади стоял инспектор ГИБДД и больше никого не было. Борька метнулся в сторону, разыскивая промелькнувшего продавца. Он же здесь, где-то рядом, наверное, зашёл за машину! Инспектор движения Борьки понял по-своему и среагировал соответствующе. Ударил своей ногой по Борькиной ноге. Борька тут же споткнулся и растянулся на грязном асфальте, больно ударившись ладонями и поцарапав их до крови.

— Стоять! — одновременно с ударом громко крикнул инспектор и мощно навалился сверху.

Тут же подоспел напарник. Они вдвоём ловко завернули руки ему за спину и надели наручники. Впрочем, Борька и не сопротивлялся.

— Вызывай, пусть едут уже быстрее! — сказал инспектор, обращаясь к напарнику. И уже Борьке: — Куда ты дернулся? Ох и дурак же!

— Вы неправильно меня поняли, — невнятно затараторил Борька своё оправдание. — Я не хотел убегать. Мне нужен один человек, он тут стоял. Вот только что… За вами… Я хотел его догнать… Вы не поняли…

Но сотрудник даже не стал вникать в Борькину речь:

— Ага. Верю. Другим будешь объяснять. А этот случай мы в протокол сейчас с тобой занесём. — И повел Борьку опять на пост.

Борьку везли в полицейском"козлике". Был он тут не один. Непонятного вида человек в темной одежде спал в углу напротив, плотно надвинув на глаза до самого носа меховую шапку не по сезону. Из-под шапки были видны только черные усы и жиденькая острая бороденка, такая же темная. Борька старался не обращать на него внимания, но взгляд то и дело попадал на вынужденного попутчика. Борьке казалось, что лучше бы было ехать одному. Этот бродяга, как его окрестил Боря, не внушал никакого доверия."Надеюсь, он хотя бы не бомж?" — мелькнула мысль, но он тут же устыдился своему предположению."Не суди человека по первому впечатлению, но и не забывай этого впечатления. Оно многое тебе подскажет", — вспомнил он витиеватую фразу отца. Но спроси, и Борька не сможет дать внятный ответ, отталкивает этот человек или, наоборот, притягивает.

Внезапно Борьке захотелось его разбудить и поговорить. Рассказать всё, что произошло, посетовать на свою неудавшуюся жизнь. О научных подвигах, которые вдруг обернулись бедой. Что он хотел сделать открытие, но события против него. Словом, Борька хотел поплакаться в жилетку. Но сам одернул себя:

— Так, погодь, каждому встречному-поперечному будешь ныть? — похоже, он это произнёс вслух, потому что человек проснулся, зевнул, но шапку не снял, а надвинул ещё глубже до самых усов.

"Козлик"остановился. Двери тут же открылись и строгий голос произнёс:

— Выходи!

Борька выглянул из машины. На улице была ночь, площадка перед изолятором освещалась уличными фонарями. Полицейский включил свой фонарик и направил сначала на Борьку, потом посветил в угол, где сидел второй задержанный. Борька проследил за лучом. Наконец-таки, он увидит его лицо. Но человек никак не отреагировал. Казалось, он опять заснул. Борьке, почему-то, стало досадно.

— Руки за спину! — вновь произнес команду конвойный.

Борька повиновался.

— Иди вперёд! — сказал тот же конвойный и повёл его ко входу. Боря услышал скрип закрывающейся двери"козлика", и решился спросить:

— А тот второй, его разве не со мной?

— Не разговаривать! — опять строго, но все же с будничной интонацией произнес конвойный и легонько подтолкнул Борьку в спину.

Боря только успел кинуть последний взгляд на закрывающуюся дверь. Дверь уже почти закрылась, но в последний момент она остановилась, и из-за двери выглянул попутчик. Шапка уже не была надвинута на лицо, и Боря не поверил своим глазам, это был тот продавец с рынка! Чукча-китаец! Борька хотел снова дёрнуться ему навстречу, но вспомнил, чем это может обернуться, и вовремя взял себя в руки. Но конвойные всё же заметили и приняли меры.

— Мы слышали, что ты тихий, но с чертями в омуте. Руки за спину, держать ровно!

Наручники быстро защелкнулись на запястьях.

Борька бросил последний взгляд на машину. Чукча смотрел на него спокойно и улыбался. Потом подмигнул, спрятался опять в «козлике», дверь за ним захлопнулась. А самого Борьку уже более грубо ввели в камеру, сняли наручники и предоставили самому себе.

В камере он был один. Борька сел на нары и начал рассуждать о своем нелегком положении и о последних днях, перенасыщенных необычайными событиями. Уезжая с севера, с места охоты, он думал, что это самое лучшее решение — быстрее приехать в лабораторию и всё исправить. То есть, как следует подготовиться к новым испытаниям, провести ряд опытов и уже готовым возвращаться назад, помогать Ваське вернуться в прежний облик. Но первый же пост ГИБДД, на котором его проверили, всё изменил. Только сейчас до него стал доходить истинный масштаб бедствия. Только сейчас он понял, в какую историю вляпался. А ведь все из-за своей же гордости. Он рассказывал матери, что скоро будет величайшее открытие, за которое он, скорее всего, получит нобелевскую премию. Она же, мудрая женщина, только улыбалась и говорила, что занесет тебя твоя похвальба в неведомые дали."Ага, на Колыму!" — заключил Борька, вспоминая ее слова. Безрассудство, неосторожность и просто нарушение элементарных требований безопасности при проведении экспериментов привели к печальным последствиям. Борька винил в этом только свою рассеянность. Впрочем, рассеянность не причем. Виноват только он сам и никакие оправдания не помогут.

Что же теперь делать? Никто же не поверит случившемуся. Ему даже не дадут шанса исправить. Даже страшно представить, что подумают остальные следователи и прочие лица."Наверное, начнут с медицинского обследования", — подумал он и горько вообразил себе эту процедуру. — «Кстати, гаишник, вроде что-то говорил, что сообщит обо мне родственникам. Потом меня увезли. Интересно, сообщил ли? И кому тот сможет позвонить? Только матери. А что она сможет? Только посочувствовать и поплакать. А с другой стороны, отчаянное материнское сердце способно на многое.»

Борька поднялся и стал ходить по камере. Рука опустилась в карман и нащупала Пеликена. Каким-то чудом его не отобрали. Он внимательно взглянул на вечно веселую фигурку. И мысль пришла! Чтобы ее не отпустить и обдумать до конца, он стал двигаться еще быстрее. Три шага в одну сторону — решетка, три шага в другую — стена. Разворот, и опять все снова. И так почти час. В итоге, силы иссякли и Боря повалился на нары. Выход есть! Не факт, что получится, но нужно пробовать.

На этом он нежно погладил лысину своему талисману, положил в карман и уснул.

Утром Борьку ввели в кабинет. В почти пустой комнате за столом сидел грузный следователь, попивающий чай из стакана и закусывая огромным бутербродом. Борьке он сразу не понравился. Тот кивнул головой, и Борьку усадили на специально приготовленный для этого стул напротив стола. И наступил тягучий допрос. Следователь что-то записывал, при этом спрашивал у Борьки те же вопросы, что и сотрудник ГИБДД на посту. Имя, фамилия, профессия, кто родители и всё в этом роде. Борька ждал, когда же перейдут к сути, но следователь топтался на месте.

— Вы скажите, в чем меня обвиняют? — не вытерпел он.

— Молодой человек, не мешайте своими вопросами, только отвечайте. У меня таких, как вы, знаете сколько за день проходит? Вот то-то и оно, что не знаете. А ваши вопросы неуместные. Вам и самому лучше меня известно, за что вы тут оказались, — назидательно ответил следователь. Он откусил очередной кусок и, не прожевав, добавил: — У меня нет времени, чтобы еще выслушивать человека, который нарушает закон.

Боря не ожидал такого резкого заявления и слегка опешил. А допрос продолжался всё в том же монотонном духе. Правда, следователь всё же спросил, в какой день Борька уехал на охоту, с кем и когда вернулся. Но даже не поинтересовался, куда делся Вася.

— Достаточно, — заключил он. — На этом закончим, тут все ясно.

— Что ясно? — искренне не понял Боря.

— Молодой человек, не прикидывайтесь простачком, — следователь скривил неприятную гримасу, которая должны была означать улыбку. — Вы уехали на охоту вдвоем?

— Да, вдвоем.

— Возвращались один?

— Один.

— У вас было обнаружено оружие ваше и вашего приятеля. Так?

— Да, но я же объяснял…

— Не перебивать! — брызнул слюной следователь. — Что ты тут комедию ломаешь? Всё, что ты натрепал инспектору, я прочитал. Это полная чушь, годная, разве что, для бульварных детективов. Ученый он, видишь ли! Такими учеными тюрьмы забиты! А-ну, признавайся, где тот, второй, чье ружье у тебя нашли?

Борька онемел. От таких слов у него не нашлось, что ответить. Пульс участился. А следователь поднялся со стула. Стоя он выглядел еще более неопрятно и неприятно. С брюшка посыпались крошки. Нижняя пуговица у рубашки расстегнулась на животе в самом его широком месте. И Борька мог созерцать открывшийся пупок.

— Что? Задергался? — при этих словах следователь подался вперед и живот оказался на столе. Следующая по порядку пуговица приняла на себя весь вес напирающего живота.

Борька ничего не отвечал, он даже не вникал в суть криков следователя. Он смотрел только на живот и думал, выдержит или не выдержит пуговица? Еще мгновение и пуговица не выдержала и с треском отлетела от рубашки, при этом звонко стукнувшись о рядом стоящий стакан. Борька невольно улыбнулся выкатившемуся брюху. Следователь внезапно стих. Теперь он был занят застегиванием пиджака на голом животе. По всему было видно, что для него это впервые. И пока следователь занимался спасение остальных пуговиц, Борька думал, что нужно попросту поменьше есть.

— Ну? Что? — следователь привел свой живот в относительный порядок, спрятав за полами пиджака, но улетевшая пуговица еще пуще его разозлила. Он взял недопитый чай, одни махом вылили его себе в рот, шумно сглотнул, и выпалил: — Тебя раскусили! Скажи, за что ты кончил своего дружка?

— Вы о чем? — Борька совсем был обезоружен.

— Он опять прикидывается дурачком, — хмыкнул взбешенный следователь. — Я устал с тобой. Здесь всё как на ладони. Думал, все остальные глупцы? Ружье чужое с собой прихватил, документы, даже вещи! Даже портки, и теми не побрезговал! Да кто ты вообще такой? Начинающий киллер? Ха! Ну, докладывай, что ты с ним не поделил?

При этих словах Борька украдкой достал из кармана Пеликена, посмотрел в его смеющиеся раскосые глаза. И подумал, что это какой-то неправильный следователь. Что он так на него взъелся? Либо у него всегда такая манера разговаривать с подозреваемыми, вроде"плохого полицейского", либо что-то случилось в жизни. Причем аккурат перед тем, как Борьке оказаться в КПЗ. В любом случае нужно что-то делать. Если уж следователь сам первый начал, то Борьке ничего не остается, как тоже пойти на конфликт, но только другим оружием. Он улыбнулся, вспомнив ночные думы, и решил, что пора бы уже начать осуществлять свой план.

— Что ты лыбишься? — спросил следователь, увидев довольную гримасу на Борькином лице.

— Во-первых, не ты, а вы, — спокойно начал Борька. — Во-вторых, не грубите мне.

— Да, как ты смеешь… — начал возражать следователь.

— Не перебивайте! — здесь Борька был вынужден повысить голос. — Это, в-третьих. А в-четвертых, мне нужно позвонить.

— Да кто тебе позволит!.. — опять начал следователь, но Боря на этом месте внезапно рассмеялся. Следователь замешкался, он не знал, как реагировать. Судя по всему, все в этом кабинете при таком напоре реагируют одинаково. А Боря, увидев его замешательство, внутренне заликовал:"Не так-то он и крут, как хочет показаться". И тут же продолжил:

— Я не знаю, на сколько часов или суток вы имеете право меня здесь задержать, но, думаю, что наш разговор должен был начаться с этого. Зато я точно знаю, что имею право на защитника, адвоката, или кто у вас выполняет эти функции? А также на один звонок! — на последних словах он постарался сделать упор.

Следователь шумно запыхтел, обдумывая. Диктаторскую позицию он сдал, это он понимал. В итоге выдавил:

— Кому будешь… Будете звонить?

— Профессору Громову. Это мой наставник в научных исследованиях.

— Положено звонить только родственникам, — возразил следователь.

— Родственникам, думаю, что вы уже сообщили, а если не сообщили, то должны сообщить, — опять же спокойно продолжал Борька. — А мне нужно позвонить, считайте, что близкому человеку. Да, пожалуй, ближе него у меня не было никого за последние несколько лет.

У следователя на лице появилась ухмылка:

— Что? И девушки не было? Только профессор?

Борька понял шутку. Даже сам улыбнулся:

— Профессор все же ближе, — ответил он.

Ему опять повезло, в камере снова никого не было. Еще на посту ГИБДД отобрали всё, но, каким-то образом, оставили Пеликена. Во время обыска фигурка была в руке и полицейским даже не пришло в голову посмотреть, что у него в ладонях. А потом он машинально отправил статуэтку в карман. И теперь Борька не крутил талисманчик в руках, а внимательно рассматривал. До чего же он похож на того продавца! Да, сейчас он видел это отчетливо. Вон морщинки даже видны, как у него. Или это не морщинки, а трещинки на кости? Не важно, очень натурально вырезано. Настоящий мастер! Уж очень талисман на продавца похож. Правда, продавец был не толстый и не лысый. А вот лицо точь-в-точь. А может, Борьке так просто кажется. Да и продавец этот вечно везде мерещится. С другой стороны, все чукчи на одно лицо. Также, как и все китайцы. Поэтому не сложно и ошибиться. Но уж очень хотелось Борьке верить, что встречал он каждый раз именно того продавца с московской барахолки.

А сейчас он лежал и вспоминал допрос в кабинете. Да, следователь, конечно, тот еще тип. Его методы допроса обескураживают. Многие, наверное, сознались в своих грехах при таком напоре. Но Борьке нечего было скрывать. А все свои грехи он уже рассказывал раньше. И рассказал бы снова и даже с большими подробностями, но ведь следователь ничего и не спрашивал, а значит, и оправдываться было ни к чему. Но теперь Борька осознавал, что его положение гораздо хуже, чем он представлял. Если раньше он думал, что только незаконное хранение и ношение оружия является главной статьей обвинения, то теперь ему уже вешают убийство. Причем доказать обратное будет достаточно сложно. Хорошо, что хоть он смог дозвониться до своего наставника по научной работе. Правда, профессор Громов был достаточно замкнутым флегматичным человеком. Но что касается науки, Евгений Петрович был на коне. К нему можно было обратиться в любой момент, и тот всегда приедет, подскажет, поможет и словом, и делом. А вот по житейским проблемам Боря обращался к нему впервые. Каким-то чутьем он осознавал, что нужно звонить именно ему. Может быть, всему были виной слухи, порой доходившие до Борьки, что Громов Евгений Петрович как-то связан с верховными лидерами нашего государства. Может, это были лишь слухи, а может… В общем, Борька считал, что сделал на первом допросе всё, что мог, и теперь спокойно лежал и рассматривал Пеликена. Других забот не было. Он попросил принести ему тетрадь и ручку из своих вещей, но следователь отказал, сославшись на недостаточную изученность всех его записей.

А в Боре томились чувства, что он упускает время. Что ему нужно очень многое ещё сделать, чтобы вернуть друга к людям. Но для этого нужно находиться в лаборатории, а не здесь. Отсюда ничего не добьёшься. Наверное, это и была истинная причина, почему он позвонил профессору, а не родителям. Желание позвонить Громову было чисто интуитивным, и сейчас Борька боролся с сомнением, а не зря ли он это сделал? Евгений Петрович выслушал всё без эмоций, впрочем, он всегда всё выслушивал, не проявляя особых чувств, по крайней мере, внешне. И в конце разговора ледяным тоном спросил:

— У тебя всё?

Вот так вот просто"у тебя всё?"… Боря, конечно, тут же раскаялся в своей затее с этим проклятым звонком профессору и, естественно, ничего не оставалось ответить, кроме как:

— Всё, Евгений Петрович.

И он даже не стал продолжать беседу, не уточнил, как обычно это бывает, что сможет ли профессор ему помочь и тому подобное. На этом Громов тем же ледяным голосом ответил:

— Я тебя понял, до свидания, Боря.

И даже ничего не пообещал, не ободрил. Повесил трубку. Эх, плохо Боря его знает. А ведь уже почти десять лет с ним знаком!

Во второй половине дня Бориса снова вызвали на допрос. На этот раз в кабинете, кроме следователя, был еще один человек.

— Согласно закону, вам назначается адвокат, — бодро сообщил следователь.

Поскольку в Борькиной голове было очень мало сведений о разных законах, в ответ он просто кивнул, мол надо, так надо. Он даже порадовался, что на этот раз следователь, может, будет более адекватен. Защитник же должен защищать, а значит будет на Борькиной стороне.

Адвокат поздоровался, представился. Но Борьке не запомнились ни фамилия, ни имя. То ли Зарубин, то ли Подрубин. Впрочем, имя следователя тоже не запомнилось. Он по привычке списал это на свою, обычную за последнее время, рассеянность. И переспрашивать не стал.

Следователь начал допрос. Он задавал вопросы уже по делу.

— Итак, вы поехали на охоту вдвоем с другом, неким Волковым Василием Александровичем. Потом у вас что-то произошло, возможно ссора, и вы забрали его ружье, документы, одежду и уехали. Верно?

— Никакой ссоры не было, просто… — начал свой ответ Борька.

— Отвечайте на вопрос, — остановил следователь. — В рассуждения вдаваться не нужно. Ответьте, вы уехали вдвоем, вернулись один с чужим оружием. Так?

— Да. Но… — ответил Борька, но следователь его снова прервал следующим вопросом.

— Когда вы были на охоте, к вам кто-нибудь подходил? Или вы были одни?

— Никого не было. Ну, конечно, рядом и другие постреливали… — но следователь опять не дал договорить.

"Да что ж такое!" — возмущенно подумал Борька, но виду не подал. Следователь ему уже не просто не нравился, он его уже сильно раздражал. Борьке хотелось ответить колкостью, но благоразумие сдерживало.

— Почему вы возвращались один?

— Потому что мой друг в результате моих опытов исчез. Точнее, я думаю, что он трансформировался в гуся. И…

— Достаточно! — в голосе следователя начинало проскальзывать утреннее раздражение и злость. — Свои догадки оставьте при себе. Догадки не ваш конек. А вам бы лучше рассказать, как все произошло на самом деле. При этом ничего не утаивая и не выдумывая. Выдумывать сказки у вас еще будет время. Сокамерникам они понравятся.

Адвокат улыбнулся. И Боря заметил. Наверное, со стороны это, действительно, выглядело смешной шуткой. Но он же должен защищать, а ведет себя, как посторонний. Впрочем, криминальных фильмов Борька не смотрел, детективной литературой про полицейских и преступников тоже не интересовался. Может, так и должно быть. Может, адвокат не имеет права вмешиваться в допрос.

— Ну, что вы опять начали ломать комедию? Признавайтесь, где Волков Василий Александрович?

— Я не знаю, — честно ответил Борька. Ему уже начинала надоедать эта карусель одних и тех же вопросов. — Почему вы считаете, что я говорю неправду? Почему вы мне не верите? Вы же, наверняка, видели все вещи, которые были со мной! Там есть и лазер, с помощью которого я делал опыт. Там и записная книжка, в ней все написано, как и что я делал!

— Ну-ну, спокойнее, молодой человек, — сказал следователь, поднимая свое грузное тело со стула. Пиджак на этот раз был застегнут на животе. Шансов оторваться у пуговиц не было никаких. Он продолжил: — Отсюда вы прямиком направитесь в следственный изолятор. А там уже не будут с вами церемониться как здесь. Поэтому, рекомендую признаться во всем сразу. Честно признаетесь — уменьшите срок. Суд это оценит.

— В чем признаваться? — это вопрос был адресован адвокату, который молчаливо сидел и иногда согласно кивал в такт речам следователя.

Адвокат продолжал кивать, но тут до него дошло, что вопрос задали ему. Он встрепенулся и, запинаясь, ответил:

— Отвечайте, отвечайте. Нужно все рассказать. Здесь все хотят вам только добра. Не думайте, что вас запугивают. Нет! Ни в коем случае! Вам самому нужно как можно быстрее помочь следствию. Если вы ни в чем не виноваты, следствие непременно это выяснит. Рассказывайте.

"До чего же у него слащавый голосок", — брезгливо подумал Боря и в душе махнул на него рукой. А вслух сказал:

— А почему вы мне поверили, что я ездил на охоту вдвоем с другом? Почему поверили, что, допустим, мы не ездили большой компанией? Почему?

— Улики против вас. И ваше первое признание очень ровно накладывается на найденные при обыске вещи в машине, — тут же нашелся следователь. — А сказка про превращение — это вымысел. Может быть, вы и занимаетесь чем-то там научным. Но сами же понимаете, что можно все, что угодно допустить, но только не это. Потому что этим проще всего прикрыться, пытаясь замять преступление.

— Ну так выясняйте дальше. Проводите расследования, изучайте мои записи. Кстати, а вы попытались найти моего друга? Может я настолько все придумал, что и друг-то мой тут совершенно ни причем, а машину я у него угнал. А? Какого предположение? Нравится?

— Довольно! — грубо прервал следователь. — Что нам делать, мы разберемся без вас. Подумайте лучше о своем благополучии.

Он закончил писать протокол и пододвинул его Борьке:

— Ознакомьтесь, распишитесь!

Борька взял протокол, пробежал глазами наискосок. Да что он тут понимает в этих бумагах? Уже хотел поставить подпись, но вспомнил про адвоката, как хорошо, что ему его назначили, избавит от лишних бумаг. Он протянул исписанные листы. Адвокат взял с неохотой. По крайней мере, так показалось Борьке. И быстро просмотрел их. Причем, некоторые он даже не открывал полностью, а как будто пересчитал их. Вернул назад Боре с словами:

— Все в порядке, можете подписывать.

Боря взял ручку и потянулся подписывать бумаги. Но что-то его остановило, и он решил всё же вчитаться в смысл написанного. А что такого? Он в своей жизни уже много всего подписал в спешке. Всегда куда-то надо было торопиться, или же считал неудобным задерживать кого-то долгим чтением. А сейчас куда торопиться? У него времени предостаточно. Может, следователю и нужно домой, может, его там семья ждет. Ничего страшного, подождет. А не успеет, так завтра продолжит свои допросы. А адвокату, видать, и вовсе всё равно. Он даже и не читал толком. И Борька принялся читать.

— Что-то не так? — осведомился адвокат почти скороговоркой.

— Нет-нет. Все нормально, — очень спокойно ответил Борька.

— Вы же уже читали, — продолжал спрашивать тот. А следователь при этом старался не дышать. Но с его грузным телом это давалось совсем непросто. И Борька постоянно слышал сопение.

Борька на реплику адвоката ничего не ответил. Он уже углубился в чтение. Закончив читать, Борька сделал вывод, что ничего не придумано, написано все верно, но вот только не все, что он говорил. Например, не было ни слова о научном эксперименте. А ведь это же ключевой момент! Именно в результате этого и произошло несчастье. Конечно же, такой протокол разбудил много противоречивых чувств в Борькиной душе.

— А где же тут про эксперимент, про лазер? — удивленно спросил он у адвоката.

— Про лазер написано в другом протоколе, у инспектора ГИБДД, — не колеблясь ответил адвокат. — А здесь, в протоколе, только сегодняшний допрос.

"Допустим", — подумал Боря. Всё равно странно, какая-то недосказанность получается. Однобокость.

— Где должна стоять подпись? — спросил он.

— Там, где проставлены галочки, — ответил за адвоката следователь.

— Но ведь тогда останутся пустые строки, — заметил Боря.

Следователь с адвокатом переглянулись. От Борьки это не ускользнуло, но виду он не подал. Ему уже становилось ясно, что здесь что-то не то. Следователь странный с первой встречи. А теперь еще и адвокат.

— Молодой человек, — начал по своему обыкновению раздражаться следователь, — Вы считаете, что разбираетесь в следственных документах лучше нас? Если со всем согласны, то подписывайте.

А Борька вопросительно взглянул в лицо адвоката, мол, что ты скажешь по поводу пустых строк?

Адвокат опять нашелся:

— Понимаете, Борис Сергеевич, это обычная процедура. У сотрудников очень мало времени, а работы очень много. Приходится потом заканчивать оформлять различные бумаги, в том числе и протоколы. Уже после допроса. Чтобы не задерживать и не волновать задержанных лиц. Ведь ваша вина ни в чем доказана, а значит, и нервировать вас не стоит. Вам же лучше, если вас быстрее отпустят из кабинета в… в… — тут он не нашелся что ответить.

— Обратно в камеру? — иронично подсказал Борька. — Я вас понял. Я подпишу. Я уменьшу вашим следователям объем работы.

И он подписал. Свой автограф и число поставил ровно в тех местах, где заканчивался текст следователя и везде, где только мог добавил от себя:"Информация неполная. С текстом не согласен".

Вечером приехала мать. Боря увидел ее усталые покрасневшие глаза. По всему было видно, что она плакала. Все тот же ненавистный следователь был рядом с ней и присутствовал во время всего свидания. Отсутствие адвоката только подтвердило Борькины догадки, что пользы от него никакой.

— Боря, как же так?.. — начала мама и осеклась, комок подкатил к горлу, она не сдержалась, потекли слезы.

— Постарайтесь успокоиться, садитесь сюда, — на удивление очень вежливо предложил следователь. Он налил ей воды.

Мама отпила из стакана, это подействовало, по крайней мере, она перестала плакать.

— Боря, что случилось? Почему ты здесь? — спросила она.

— Мама, не волнуйся. Скоро со всем разберутся и меня отпустят. Это ненадолго, — при этом Борька скосил глаза на следователя. Тот и бровью не повел.

— Боря, мне сказали, что ты совершил, что-то очень… Очень недопустимое, — она снова заплакала.

Борька вопрошающе взглянул на следователя. Но тот сидел с каменным лицом и в ответ на Борькин взгляд вновь пододвинул воды его матери и опять сказал:

— Ольга Павловна, выпейте еще воды. И не спешите делать выводы. Вина вашего сына не определена. Нам требуется еще очень многое выяснить.

"Надо же! Как он вежливо заговорил!" — удивленно отметил про себя Борька."Хорошо же он умеет перекидываться. Даже и не скажешь, что может превратиться в коршуна и играть, словно с мышью."

— Боря, отец очень волнуется. Здоровье совсем подводит. А тут на беду еще это… — она зажала мокрым носовым платком рот, но удержалась и не разрыдалась. — Ты же его знаешь, он теперь будет только и думать о тебе. Скажи, что нужно, я привезу, или скажу кому, что надо.

Следователь сидел не вмешиваясь, но, разумеется, внимательно вслушиваясь в каждую фразу.

— Отцу скажи, что мой эксперимент, о котором я ему рассказывал, показал удивительные результаты, — сказал Борька. — Он должен помнить об этом эксперименте. Скажи, что это связано с тем лазером через кристалл. Ну, а чем помочь, я даже пока и не знаю. Зависит от того, поверят мне или нет, — и Борька многозначительно посмотрел на следователя.

Следователь хранил молчание и каменное лицо. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Впрочем, лицо было такое оплывшее, что мускулам было сложно на нем дрожать.

— Сынок, всё скажу, — продолжала мать. — Но как это может помочь? Может еще кому-то сообщить? Куда-то сходить?

Борька задумался. Последний разговор с профессором Громовым лежал в памяти тяжелым грузом. Раньше он всегда звонил ему без стеснения, если дело касалось научных изысканий. А сейчас не хотелось снова обращаться по сугубо личной проблеме. Да и чем он может помочь?

— Нет, мам, больше ничего не надо, — сказал он.

Свидание подходило к концу. Следователь поднялся, тем самым приглашая Ольгу Павловну тоже встать и пройти к выходу. Мама опять расплакалась и с приложенным ко рту платком пошла к двери. В дверях она обернулась в последний раз взглянуть на сына. У Борьки защипало в глазах, до того мама показалась ему одинокой, а сам он еще больше одинокий. И вот уходит она. А когда же они снова увидятся? И показалось Борьке, что встреча будет еще не скоро, ох как не скоро. Он в отчаянии крикнул:

— Мама! Громов! Ему скажи!

Дверь закрылась. Мать его не услышала.

Когда Борьку ввели в камеру, там уже находился щупловатый на вид человек с азиатскими чертами лица. Он сидел на нарах. Борька поздоровался и, только взглянув на него, тут же отметил сходство с тем загадочным чукотским продавцом талисманов, разве что бородки не было. Зато усы были такие же. Да и сам азиат оказался общительным и ничуть не угрюмым. Ну, точь-в-точь Борькин Пеликен! Впрочем, в его лице немало было и арабского.

Незнакомец, судя по поведению, уже не в первый раз оказывался в подобных местах. Поинтересовался, как кормят, как охрана, не сильно ли бьют?

— Вообще не бьют, — в ответ удивился Борька. И тут же искренне спросил: — А что? Такое бывает?

И азиат весело расхохотался.

— Эх, дружок, поскитайся с мое, всякое будет. Я сам с Таджикистана. Молодой был, вот как ты. Бедно жили. Потом Союз распался, война началась. Совсем тяжело, не хотел я воевать. Да и где правду сыскать на той войне? Побежали мы в Китай. Казалось, близко, пересидим, переждём войну. Не один я был, много таких. Взяли нас и поместили в лагерь. В палатках жили. Кормили так себе: рис, да лапша. Да и та рисовая, — таджик тут снова рассмеялся. — Потом слух пошел, что упекут на фабрику и будешь там вечно жить. Лучше, чем у себя дома, не будет. Куда же опять бежать? На родине войне и края не видно, а Россия далеко. И что же я сразу сюда не подался?! А в Китае девушку одну встретил, тоже беженка. Сроднились, появился у нас сынишка. Что-то думать надо. И решили, что надо в Россию идти. Дернулись к границе, не получилось, вернули. Возвращали нас, я уже и не помню сколько раз. Потом решил, что одним не уйти. Стал спрашивать, кому хочется. Оказалось, не мало нас. Собрали денег, дали кому надо. И перебросили нас в Киргизию. А тут, говорят, уже вам ближе будет. И оставили среди гор. А мальчонка малой совсем, года еще не было. Так на руках и несли. Жена моя совсем извелась: молока своего мало. В итоге люди разбрелись кто куда. Я решил, что надо переждать, где-то окрепнуть. Пришёл на одну кошару, ферма по-вашему, и попросил работу. Полгода скотину у них пас, а жена по хозяйству помогала. Изредка хозяин приезжал. Хороший оказался человек. Сказал, платить не будет, но сможет отправить в Россию. Но до России не довез. Оставил в Казахстане. И на том спасибо. Но как же тяжело нам было после наших гор в казахских степях! А назад возвращаться глупо. Долго добирались до России потом. Где и кем я только не работал: коров пас, Астану строил… А уже и дочке первый год. Надо где-то оседать, не все же время кочевником маяться.

Борька отметил, что новый знакомый очень хорошо изъясняется по-русски. Совершенно без акцента.

— А кем вы работали на родине? У вас же высшее образование?

— Я на инженера учился, — лучисто и с гордостью ответил он. — Инженером и останусь. Это мне и помогло до России добраться. На стройке заметил меня прораб, когда я однажды помог с материалом.

— Как это: помог с материалом? — заинтересовался Борька.

— Привезли нам много поддонов с гипсокартоном на стены да на потолки. Никто и не считал, сколько их. А старшего куда-то вызвали. Да и зачем нам старший? Мы же работяги с опытом, нам глаз да указ не нужен. И давай мы каждый себе хватать, да резать, как удобнее. Ох и отходов было! А все отходы в кучу кидали, трактор их потом сгребал и увозил. Половину всех листов изрезали да повыкинули. Взялись за вторую половину. Вернулся старший и ахнул. Ну, это среди женщин он бы ахнул, а на стройке да на войне старший так ахнул, хоть уши завязывай. Я и слов-то таких не знал! — таджик развеселился и засмеялся еще громче. Отсмеявшись, продолжил: — Позвал прораба. Все работы остановили. Да и день закончился. Пошли считать, сколько сделали, сколько осталось. Оказалось, что сделали на четверть, а материала осталось только на половину. Дальше ахал уже прораб пуще старшего. А крайнего и не найти. Никто материала не даст, хоть из своего кармана покупай. Смета закрыта. Я-то это понимал. Но мне что? Мне бы быстрее свой участок доделать, материал тоже не экономил. А вот прораб и старший приуныли. И так и эдак считали, не получалось у них, не хватало листов оставшихся. Ладно, думаю, надо выручать. И говорю им, мол, смогу решить вашу проблему. До полуночи решу. Только не мешайте, вам терять нечего. А в подмогу дайте трех человек, которых сам подберу. Вижу, не верят, но куда деваться? И вот пошел я по всем участкам с рулеткой. Всё измерил, записал. Да что там рассказывать, задача по геометрии в школе посложнее будет. Словом, раскрой каждого листа им выдал. Половина поддона еще даже осталась. Ох и доволен я был собой. А прораб меня от работы отстранил. Сказал, что мне не работать нужно, а за раскроем следить. Объект еще не закончили, а он меня к себе в помощники взял. И увидел я другую сторону строительства. Ох и грязно же там, скажу тебе. Я так ему и сказал, что не по мне это. Я честный работяга, а так только хуже будет. Не могу я ребятам, с кем обедом делился, в глаза после этого смотреть. Отпусти.

Не понял он меня. Даже пытался пригрозить. А чем мне пригрозишь? Насильно мил не будешь. Но в Астане оставаться было нельзя. Известен слишком этот прораб был тогда. Взял я жену, детей и уехали мы в Россию. Тогда с этим уже попроще стало. Денег, правда, отдал немало. Да что там, почти все.

Таджик надолго задумался. Борька ему не мешал. Но не терпелось узнать продолжение. Он повозился на нарах, пытаясь невзначай вывести его из оцепенения. Получилось. Таджик встрепенулся и произнес с улыбкой:

— Что, малец, интересно?

— Очень! Мне даже моя история кажется не такой занимательной, как ваша.

— А дальше долго ничего и не было. Россия большая, люди переплетаются, нет индивидуальности. Впрочем, Россия не одна такая. В деревне к тебе будут лучше относиться, нежели, в большом городе. Потому что в деревне знают, чем ты можешь помочь. А в городе чаще придумывают, чем можешь навредить. И не видят в тебе добра. Но я такой же был как ты, поэтому побежал в город. В Москву. Взяли нас сразу же с автобуса. Разделили отдельно женщин с детьми, отдельно мужчин. Уж и криков было, слёз… Таджики, казахи, киргизы, молдаване, все в кучу. Попадались и резвые. Вот тут-то и началось. Я думал: за что? Мы приехали работать, а нас милиция палками. Но сейчас я знаю, что всё правильно, иначе не наведёшь порядка. Толпа большая, что у нас в головах, никто не знает. Ох и напряженные были времена.

А дальше мне повезло. Если бы не жена с детьми, не знаю, что бы сделали. А так сказали, иди, куда хочешь. Правда, выдали бумагу, как временному беженцу. Я не жалуюсь, просто так было. Что же делать дальше? С жильем тяжело, но пристроились. Работу искал долго, но знал, чего хочу. Да, я не русский, да, без документов, но голова же на плечах есть. Главное, в свою голову верить, сынок! Без этого не жизнь. Я всем говорил, что любую профессию за месяц освою, но главное, чтобы профессия меня стоила. Уж так я разгордился этим, что сам поверил. И тут подвернулась удача. Повстречал я дедка одного, думал, наш, оказался чукчей, — здесь Борька напрягся, не каждый про чукчу расскажет, а у него насчет них особые мысли. — Обувь он шил и клеил. Не помню, как об этом заговорили, но сказал он мне: раз ты такой чудной, то есть у меня дело для тебя. Справишься, будешь молодцом, а не справишься, назову хвастуном. Отвел в какой-то гараж. Высокий такой гараж. Даже не гараж, а гаражный бокс. Показывает в пыльный темный угол, а там железяка стоит, высотой под самый потолок. «Что это,» — спрашиваю. А он говорит: «Станок токарно-расточной. Такие, — говорит, — Сотни тысяч стоят. Отремонтируешь — разбогатеешь.» А я ему в ответ: «Что ж ты хочешь за мой счёт, чтобы я тебе станок отремонтировал, а потом еще и работать на нем предложишь?» А он как разозлится: «Пошел вон, — говорит, — Хвастунишка!» — таджик здесь опять рассмеялся, потом продолжил: — Но я гордый был, молодой. Задело. И взялся. А он говорит: «Помощь нужна, обращайся.» А, я, дурак, возьми и ляпни: «Сам управлюсь!» Ох, гордость… — и он опять усмехнулся в усы. И примостившись на нарах, сказал: — Ладно, давай спать. Завтра допросы будут. Потом отпустят.

Борька раздосадовался. Ведь на самом интересном месте рассказ прервал! А спросить продолжения как-то неудобно. Ведь, действительно, ночь уже, заговорились. Может, он сильно устал и тревожить его будет неправильно, может, его завтра и отпустят.

— А меня не отпустят… — эти слова Борька, кажется, произнёс вслух, потому что таджик поднял голову, с интересом взглянул на него и вполне серьезно спросил:

— Что ты знаешь про завтрашний день? Ты его еще не прожил! — и отвернулся лицом к стене.

"Да, он прав", — подумал Борька:"Нужно всегда быть оптимистом. Но как выработать в себе такой характер? Ведь постоянно в голову лезут мысли, что всё, конец."

Он достал своего Пеликена, повертел в руках, но даже гладить не захотел, до того он показался ему ненужным. Обычная безделушка. К тому же некрасивая, и уже вон трещины пошли, скоро, наверное, развалится. Борька с досады на свое положение сжал кулак и ударил по столу. Разжал ладонь, Пеликен выпал на стол с характерным стуком.

Таджик на шум поднял голову, повернулся. Глаза широко распахнулись. Он удивленно спросил:

— Откуда у тебя это? — он указал на фигурку.

— Купил, — ответил Борька. Он не понял, почему эта безделушка возбудила неподдельный интерес.

— Такие не продают, — не поверил его ответу таджик.

— Точнее не купил, — Борька виновато вспомнил, что деньги-то он за него не отдал. — Так дали. На рынке. Деньги хотел отдать, но некому уже было. Продавец исчез.

— Ааа, — довольно протянул таджик. Интерес к талисманчику, казалось, поубавился. — Вот я и говорю: ничего ты про завтрашний день не знаешь, — и Борька отметил под усами улыбку.

Но Борьке было не до веселья.

— Ну, что там у тебя, рассказывай, — зевая, сказал незнакомец и полностью вытянулся на нарах.

Борька не так складно, как получалось у его сокамерника, почти скороговоркой, стал рассказывать свою историю, хотя и не понимал, для чего это делает. Ему хотелось просто излить душу. Иногда он вставал и расхаживал по камере. Потом снова садился, при этом активно растирая Пеликена, и всё говорил и говорил, будто кому-то что-то доказывал. Когда он дошел до момента остановки сотрудниками ДПС, он вспомнил, что рассказывать должен не себе, а слушателю, коим был волей судьбы оказавшийся здесь незнакомец. И Борька остановился. Да и рассказывать было уже нечего. Он взглянул на таджика, который уже отвернулся лицом к стене. Не понятно было, слушал ли тот или давно уже дремал. Боря затих. Спустя минуту, он услышал ровное дыхание безмятежно спящего человека.

Утром таджика увели на допрос. Борька был раздосадован, что даже не спросил имени. Впрочем, он считал, что встреча в изоляторе мимолетная и вряд ли ему представится случай еще пересечься где-нибудь. Но этот незнакомец показался Борьке настолько харизматичным, что хотелось заново окунуться в атмосферу вчерашней беседы. Так ему было легко на душе. Да и рассказчик из таджика великолепный. И все же, почему тот не рассказал историю про себя до конца? И слушал ли он рассказ самого Борьки? В любом случае это уже не так важно. Важно было вчера, а сегодня Боре стало стыдно, он казался сам себе слабым человеком, не способным удержать чувства, роящиеся в душе, и всё выдал встречному-поперечному. Но, с другой стороны, это был ответный рассказ на историю таджика.

Спустя два часа пришли и за Борькой.

— Сыроедов! На выход с вещами! — произнес голос охраны.

"Вот оно", — подумал Борька:"Если с вещами, то что-то новенькое готовят".

Его снова посадили в полицейский"козлик"и повезли, судя по направлению, в сторону Москвы. Боря не на шутку заволновался. Как же его теперь будут искать родственники? Конечно, матери должны сообщить. Но она с ума сойдет, это же новый стресс. А про отца вообще сложно что-либо сказать при его ухудшившемся здоровье, да еще на фоне всех этих событий…

"Козлик"остановился во дворе трехэтажного здания недалеко от центра Москвы. Этот дом раньше наверняка принадлежал какому-нибудь купцу или дельцу. А сейчас здесь поселилась то ли администрация, то ли еще какая-то местная власть. Открылась дверь. Борька увидел снаружи мужчину в штатском. Мужчина произнес:

— Борис Сергеевич? Выходите, — в голосе не было ни нотки строгости, скорее, это был обычный будничный голос вежливого человека.

Боря сильно удивился. Но еще больше он удивился, когда его провели в просторный кабинет на втором этаже, уставленный качественной мебелью и сейфами. Посередине стоял массивный овальный стол, видимо, для проведения совещаний. Борьку оставили одного, просили подождать. При этом дверь не закрыли на ключ, а лишь слегка притворили.

— Что день грядущий мне готовит? — пробормотал Боря себе под нос, не к месту вспомнив Ленского, обескураженный таким неожиданным поворотом. А глубоко в душе затеплилась надежда, но он постарался до времени не давать ей воли.

Вошел всё тот же человек и сказал, что придется подождать некоторое время, и предложил чая или кофе. Боря отказался. Человек ушел. А Борька вдруг подумал, а чего это он отказался, вдруг там чай с печенками будет? Уже и голодно становится. Но не возвращать же вежливого мужчину назад. Эх, скромность когда-нибудь погубит.

Через полчаса в дверь без стука вошел мужчина лет пятидесяти. Деловой костюм был небрежно распахнут, галстук расслаблен, верхняя пуговица у рубашки расстегнута. По всему видно, что к костюму он привык, как многие привыкают к домашним тапочкам. Сразу с порога мужчина внимательно взглянул на Борю и дружелюбно с улыбкой спросил:

— Борис Сыроедов? — мужчина протянул руку.

— Да, — опять же смутившись ответил Борька. Как-то он не привык, чтобы абсолютно незнакомые мужчины сразу же называли его имя, точно им известно всё, а сам Боря, как будто остается с закрытыми глазами. Он пожал протянутую руку.

— Мне про вас многое рассказывали. Да не расстраивайтесь, — заметив тень, пробежавшую по лицу Бори, сказал мужчина. — Мы не сотрудники полиции. Оставим их выполнять свою работу. Кстати, замечу, они ее выполнили блестяще! Что скажете?

А что Борька может сказать? Наверное, блестяще. Он три дня провел в камере, а так толком его никто ни о чем и не расспросил. От следователя один негатив, да и от адвоката тоже. Какую работу они выполняли, пытаясь его только запугать?

— Я совсем не разбираюсь, как проводят расследования, — уклончиво ответил Борька.

Мужчина в ответ улыбнулся приятной улыбкой и сказал:

— Ну-ну, я понимаю. По ту сторону темницы совершенно иначе весь мир представляется. Но, скажу вам по секрету, вы попали на самого удивительного следователя! Если бы не он, то не знаю, разговаривали мы бы с вами сейчас или же наш разговор, может быть, и вовсе не состоялся.

У Борьки на лице отразилось удивление, а мужчина в костюме улыбнулся еще раз также же дружелюбно. Он указал на один из стульев за овальным столом, предлагая сесть. А сам прошёл к удобному креслу во главе стола. Одним привычным движением скинул костюм и таким же движением накинул на спинку."Сколько раз он так делает за день?" — подумал Борька. И приготовился к дальнейшим неожиданным поворотам сегодняшнего дня.

— Чаю или кофе? — предложил мужчина.

— Да, чаю, если можно, — на этот раз Боря решил не отказываться. Хотелось и пить, и есть. Борька уже начал понимать, что он в кабинете у какого-то чиновника, причем чиновника высокопоставленного, иначе как объяснить всё, что сейчас происходит: вызов из КПЗ, дорогой кабинет, чай тебе приносят и не просто с печенками, а даже с канапе и орешками. Хоть и хотелось смести все с тарелки, Борька удержался и взял только одну канапе, ни к чему больше не притронулся. Он не знал, как поступить, но читал в старых книжках, что показывать себя голодным — плохой признак невоспитанности. Мудрый чиновник, конечно же, это заметил и улыбнулся:

— Не стесняйтесь, время к обеду. Можно и подкрепиться, чем бог послал, — он негромко засмеялся. — А еще, Борис, вы молодец, что догадались позвонить Евгению Петровичу.

Борька оторвался от канапе и взглянул на чиновника.

— Вы его знаете?

— Кто же не знает Евгения Петровича? Его вся Москва знает! Такую светлую голову еще поискать. Разве вы не знаете, что он сделал для всего города? — с нотками удивления спросил чиновник.

— Для Москвы? Нет, не знаю…

— Да если бы не он, мы бы с вами нюхали нашу канализацию в те моменты, когда коллекторы не успевали ее перекачивать. Бактерии плюс химия! — сказал мужчина и с улыбкой поднял указательный палец вверх.

Борька узнал любимую фразу своего преподавателя и наставника профессора Громова. Эти слова он чаще всего повторял при лабораторных экспериментах, когда в результате получался неожиданный эффект: то вдруг спокойная вода забурлит желто-зеленым пламенем, то вдруг капелька цветного вещества, опущенная в активную среду, на глазах превратится в монстра, не убирающегося даже на лабораторном столе. Они вместе рассмеялись. Борька не успел расспросить подробности про канализацию, как дверь открылась, и всё тот же вежливый мужчина, видимо, секретарь, сообщил:

— К вам с кафедры.

— Пригласите, — тут же ответил чиновник, — Уже давно ждём.

В кабинет вошёл профессор Евгений Петрович Громов.

Борька встал. Поистине, сегодня выдался очень богатый день на неожиданности! Чиновник с кресла не оторвался, лишь приветливо махнул рукой и по-простому сказал:

— Чего как долго? Говорил же, давай машину пришлю.

Громов в ответ пробурчал:

— Знаешь же, что не люблю я всю эту казенщину. Да и на метро хоть кости размять можно. Ну, а спешка уже не нужна. Уже всё сделано, — последнюю фразу выделил, кивнув на Борю.

— Здравствуйте, Евгений Петрович, — сказал Борис.

— Здравствуй, Боря, — ответил Громов. — Всё у тебя хорошо? Вещи уже отдали? Прибор? Конспекты?

— В машине лежат, — ответил за Борьку чиновник. — Отвезут сразу на место.

Громов кивнул.

В дверь без стука опять вошел секретарь, неся чашку и чайничек. Поставил на стол перед профессором. Чиновник улыбнулся, посмотрел на Борю и сказал:

— Вот, приходится нам из-за твоего профессора отдельно заварку держать. Не пьёт он, видите ли, ни чая, ни кофе.

— А что там? — спросил Боря.

— Травы, — опередил с ответом Громов. — Из них, между прочим, получается отличный чай. Совершенно не такой, что вы пьете. У вас сплошная химия.

— И бактерии, — подхватил чиновник. Все посмеялись удачной шутке.

Чиновник взглянул на часы и засобирался уходить, опять же ловко одним движением накидывая пиджак.

— А что будет со мной? — решился Борька задать давно мучивший вопрос. Ему очень не хотелось возвращаться в камеру.

Чиновник остановился. Добродушное лицо вдруг стало серьезным. Он внимательно посмотрел в Борькины глаза и сказал:

— С вами? Останетесь работать. Много ли будет пользы, если вас упрятать за решетку? Вы больше сделаете, если будете под нашим наблюдением, но при этом занимаясь нужным делом. Только вот что: о вашей работе я попрошу особо не распространяться. Конечно, следователю вы обязаны были это рассказать и по неопытности также и сокамернику рассказали. Впрочем, с другой стороны, именно поэтому вы сейчас здесь, а не в камере. Но попрошу впредь быть аккуратнее. Обо всем остальном вам расскажет Евгений Петрович.

Он хлопнул по плечу Громова и ушел.

А Борька с уважением подумал, что профессор, оказывается, действительно далеко не последний человек в этой стране. И если этот, явно влиятельный чиновник, не остался дольше, то полностью доверяет Громову, либо они уже успели обо всем договориться. В любом случае доверие к профессору огромное. Оказавшись в более привычном обществе, Боря осмелел и начал задавать вопросы:

— Евгений Петрович, а кто он? — Борька кивнул на пустующее кресло.

— Ах да, ты же, Боря, телевизор совсем не смотришь, откуда тебе знать, — ответил с улыбкой Громов. И продолжил: — Это большой человек, от которого зависит очень многое в нашей стране. Хотя, мне кажется, это не самое главное для тебя. Тебе важнее понимать, что он всегда поддерживал нашего брата, то есть ученых разного рода, да и писателей тоже. Да-да, писателей. А ты попробуй напиши хорошую книгу, такую, чтобы читали и черпали из нее как из источника, что угодно: знания, призывы к действию, чувства, юмор, всё. Сколько трудов нужно! А сколько самому автору нужно знать! Думаю, что не каждый именитый ученый столько в голове сможет уместить. Много! — здесь он помолчал.

— Евгений Петрович, вы так говорите, будто сами взялись за книгу, — с легкой усмешкой сказал Боря.

Громов смутился, но виду старался не подать.

— Да какая книга! — он отмахнулся. — Баловство. Ну, оставим это. Сейчас нужно твой вопрос решать. Давай ты мне расскажешь очень подробно, что именно произошло. Всё без утайки. Естественно, меня больше интересует научная сторона, но, возможно, ненаучная прольёт гораздо больше света на твою историю и наметит нам порядок дальнейших действий.

Борька уныло посмотрел на поднос с канапе и печеньями. Поднос был пуст. Он вздохнул. Но, ничего не поделаешь, придется потерпеть.

— Постой-ка, — не дал заговорить профессор, заметив Борькину грусть. — Я вспомнил, нас же ждет обед. Здесь прекрасная столовая. Хотя, это и не столовая вовсе, а кухня, где есть не менее прекрасный повар. Давай-ка сначала перекусим. Тем более, что платить нам не придется. Наверное, нас уже ждут.

"Сегодня поистине самый счастливый день!" — подумал Боря Сыроедов.

***

К моему радостному удивлению, утренняя битва с Черноклювом прошла для меня без последствий. Ушибы не в счёт, а серьёзных травм не было. Возможно, если бы всё происходило на суше, то результат оказался бы плачевным, не в мою пользу, поэтому до конца дня я держался подальше от них обоих. И от Афродиты, и от ревнивого гусака. Да чёрт с ними и с этой натуралистикой! Пусть влюбляются, сколько их душа пожелает. Моя задача дождаться окончания охоты и улететь к Сыроедову. А для этого мне необходим здоровый организм без переломов и вывихов.

Сегодня гуси не улетели. По непонятной мне причине вся стая осталась ночевать на берегу озера. Они расселись кто где. Граф по-прежнему на самом высоком месте, на кочке. Графиня рядом с ним. Остальные, у кого не было пары, со своими семействами, либо поодиночке. Моё место на мыске уже заняла какая-то пара, и я не стал им мешать. Всё равно бояться некого. Такая крупная стая точно обнаружит кого угодно. У них наверняка же есть сторожевые гуси, по крайней мере так описывают в книжках. Один Граф чего только стоит. И я преспокойненько уселся рядом с кромкой воды на проталину и подвернул голову под крыло. Я был очень доволен, что у меня появился ещё один день на восстановление сил, не опасаясь, что стая опять улетит без меня. И я уснул.

Ночью поднялся сильный ветер. Вода на озере зашумела, Звуки смешались, но гусей, судя по всему, это мало беспокоило. Они, не просыпаясь, инстинктивно повернули свои тела навстречу ветру и продолжали дремать. Но я так не умел. Я проснулся и ещё долго ворочался, пока не нашёл нужное положение, при котором меньше всего задувает. Потом долго не мог уснуть. Мысли лезли в мою голову, как тараканы. А вдруг Сыроедов уже уехал? И как поступят с ним, когда он расскажет, что произошло. Ему же точно не поверят и посадят. Скажут, что мол навыдумывал всё, а следы преступления скрыл. Но, с другой стороны, никто не зал, что я поехал на охоту с ним. Я на работе сказал, что уезжаю на гуся на Кольский. Никто и не спросил с кем. Всем плевать. Вот не вернусь я на работу в первый день после отпуска, разве кто-нибудь меня хватится? Да никто. Разве что начальник позвонит, но ему никто не ответит. И он особо-то и не удивится. Может неделя пройдёт, прежде, чем меня начнут искать. Но мне важен только Борька и его дальнейшая судьба. Нет, нужно во чтобы то ни стало сразу же после охоты лететь к лагерю. Иначе проблем не оберёшься. Осталось меньше недели.

Я огляделся. Все спали. Сторожевых гусей я не увидел. Может, кто-то из них и не спал, а сторожил. Этого я не знал. Почти все гуси находились в положении, засунув голову под крыло. Ветер по-прежнему шумел, перекрывая все шорохи. Вдруг меня обожгла мысль! Ничего же не слышно. Ветер со стороны озера. Идеальная погода для врагов. Я медленно приподнял голову и огляделся. Я знал, откуда его ждать. И он пришёл. Опять тот же настырный лис. Ну, ты у меня сейчас узнаешь по чём фунт лиха!

Лис подкрадывался незаметно, используя каждый бугорок и кустик. Я медленно встал и неспешно побрёл к тому месту, где лис уже не однажды заходил. Каждый раз он использовал свой старый след, чтобы меньше шуметь и меньше уставать. А перед берегом уже действовал по обстановке. Всё это я изучил накануне по его же следам. Сегодня он чует добычу широким фронтом, поэтому, наверняка, не изменит своей привычке. Но всё произошло немного по другому сценарию, нежели я задумал. Лис, как и в прошлый раз подкрался и был уже готов к прыжку. Я опять хотел его напугать неожиданностью и быстро вскочил с гоготом и растопырив крылья. Но лис не испугался. Может быть, он уже ожидал такого поведения или же на то была другая причина. Но он прыгнул, намереваясь схватить меня за шею. Теперь уже неожиданность наступила для меня. Я уже было хотел дать дёру. Но вовремя сообразил, что как только повернусь хвостом, так белый свет для меня и закончится. Поэтому в последующие мгновения я действовал решительно. Лис промахнулся и приземлился на все четыре лапы рядом со мной. Я тут же накинулся на него. Схватил клювом сверху за шиворот, затянул своё тело ему на спину и начал наносить сильные удары сгибами крыльев. Здесь уже было не до выискивания болевых точек. Ударял, куда только мог, но не переставая, не давая врагу опомниться. Лис метался по полянке из стороны в сторону, пытаясь скинуть меня на землю. Достать пастью он меня не мог. А мои удары причиняли ему значительную боль. Иногда даже удавалось попасть по голове.

Хоть я и был поглощён битвой, но заметил, что стая, при первом же шуме, встрепенулась и как-то тихо, без гогота, поднялась на крыло. Я получил ответ на свой первый вопрос, придут ли гуси на помощь, если на кого-то из стаи нападут. Не придут. Впрочем, среди них у меня не было ни друзей, ни, тем более, родственников. Смысла рисковать ради меня не существовало ни для кого. Теперь давай сам за себя борись. Меня такое положение вещей не устраивало. Гуси сюда уже точно не вернутся, они убедились, что озеро небезопасно. Где же мне их потом разыскивать, причём одному? А оставаться на этом озере я уже не хотел.

Я разжал клюв, напоследок вдарив по крупу, и соскочил в снег. Лис был рад этому, отбежал метров на десять и повторно нападать пока не решался. А мне надо было поторапливаться. Я развернулся к врагу спиной и побежал. Вытоптанная гусями площадка оказалось очень удобной для взлёта. Наконец, я оторвался от земли и начал набирать высоту. Гуси улетали на восток с попутным ветром, и я тоже полетел в том же направлении. Мне повезло. Наступало утро, и в утренних едва-едва наступавших сумерках я с трудом, но всё же различал тёмные силуэты удалявшейся стаи.

Гуси летели очень долго. И если бы не рассвет, то я бы потерял их из виду и уже не смог найти. Как экономично расходовать силы на дальние перелёты я не знал, да и не задавался такой целью. Главное для меня — не упустить из виду свою стаю. И я летел, не щадя себя. Но вскоре, как ни старался, гуси начинали удаляться. Всё же, моих умений не хватало, чтобы заявить, что умею также быстро и свободно обращаться со своим телом в полёте, как любой гусь. Пока что любой из них легко мог дать фору, не опасаясь за свою репутацию.

Гуси поднялись выше и летели уже вне досягаемости выстрела. Я тоже поднялся выше. Теперь охотники, если таковые и попались бы на пути, не станут зря тратить патроны. Я бы точно не стрелял. Солнечный свет стал заметнее. Облака начинали понемногу рассеиваться. Ветер по-прежнему оставался попутным. Свою скорость мне определить было сложно. Но пейзаж подо мной менялся достаточно быстро. Так мы летели часа два. Затем я перестал различать гусей вдали, но курса не менял. Чтобы держать верное направление, я наметил ориентир в виде дальней сопки и летел прямо на неё. Зная повадки гусей, я догадывался, что вскоре они должны где-то приземлиться на кормёжку, поэтому постоянно посматривал вниз, не попадутся ли мне на глаза их силуэты. И не спутать бы эти силуэты с охотничьими профилями. Я уже не рвался из кожи. Догонять было некого. Экономя силы, старался изучить технику полёта. Жаль учителей опять не было рядом.

Я достиг намеченной сопки. За ней открылась однообразная заболоченная местность с редко встречающимися деревцами. Снег в этих местах уже значительно растаял, и были видны поляны с мхом и низкорослым кустарником. Где же тут искать гусей? Лететь становилось очень тяжело, я устал. Вдобавок ко всему, ветер сменил направление и скорость упала. Всё же, я решил поднапрячься и подняться ещё на несколько метров выше. И лишь тогда, среди множества луж, смог заметить водоём размером побольше. Направился к нему. Надо же где-то передохнуть. И не ошибся. Внизу я смог различить силуэты гусей. Мне показалось, что даже услышал гогот. И тут же насторожился. А не охотничья ли это уловка? Может это профили? Чтобы не ошибиться и во второй раз не попасть в засаду, я решил покружить на недосягаемой высоте и понаблюдать за отдельно взятым гусем, щиплющим травку. Мне повезло. Гусь мерно похаживал по полянке и иногда вскидывал и встряхивал голову. Гуси настоящие, дикие.

Для посадки я специально искал водную поверхность, поскольку в своём приземлении был недостаточно уверен. А вот приводняться мне уже приходилось, правда кувырком, зато без травм. На этот раз я постарался в точности повторить все движения, которые успел запомнить, наблюдая за другими гусями. И, к моему восхищению, у меня всё получилось. Ну, может быть, брызг было побольше. Но ведь это всё дело практики. Я остался доволен собой.

Вопрос о том, моя ли это стая или же я наткнулся на какую-то ещё, не стоял. Черноклюв был тут как тут. Уже готовый к новой битве. Как же он меня достал! Может, было бы лучше, если бы я расстался с ним навсегда? Я так устал, а тут ещё этот драчун, которого я возненавидел. Он зашипел на меня, вытянув шею, спустился в воду и направился ко мне. У меня не было ни малейшего желания воевать. Но отступить, означало, что я принял своё поражение. А ведь поражения не было, я бы даже сказал, была победа, которая далась мне таким трудом. И что же, теперь все эти заслуги пропадут даром? Ну, уж нет! Обидно, конечно, будет, когда этот наглец меня втопчет в грязь или в воду, не знаю, где мы окажемся. Но Афродита так интересно наблюдала с берега, что я всё для себя решил. Битве быть!

И битва бы состоялась, если бы не Граф. Я знаю, он видел меня ещё на подлёте. Он всё замечает. Граф не стал ни на кого шипеть. Он просто подплыл и негромко гоготнул. Черноклюв сразу остепенился, кинул на меня ненавистный взгляд и отправился назад к берегу. Я чувствовал, что этот молодец ещё устроит мне подлянку. Затем Граф посмотрел на меня и тоже развернулся к берегу, будто ничего и не было. Такое его поведение я трактовал двояко: то ли ему в стае не нужны лишние мертвецы, то ли он таким образом благодарил меня за защиту от лисы. Не знаю, надолго ли птицы запоминают события из прошлого и, вообще, способны ли они анализировать и благодарить, но теперь я точно знал — среди стаи у меня есть покровитель.

Я украдкой взглянул на Афродиту. Было похоже, что она огорчилась, назревавшее зрелище, как несомненно ей казалось в её честь, отменилось.

Весенняя охота на гуся закончилась вчера. Я считал каждый день. Уже почти полных пять дней я провёл среди птиц с того момента, как нашёл их на болотах. Если бы не Черноклюв, который не нарывался на драку, но тем не менее отравлял мне жизнь просто своим присутствием и постоянным мельканием перед глазами, то можно было бы сказать, что я был доволен своей жизнью. На самом деле, доволен я не был. Я не хотел до конца дней своих оставаться гусем. Но для моего нынешнего положения я вполне нормально себя чувствовал. Наиглавнейшее, что я сделал, полностью начал соблюдать их режим. А он был очень даже простой. Мы либо куда-то летим на ночь, либо не летим. Потом или возвращаемся на прежнее место, или не возвращаемся. Утром поели, поспали, потом опять поели, полетели. Больше всего мне нравился дневной сон. Он похож на сиесту в жарких странах. Вот захотел ты поспать после обеда, так ложись. Для здоровья полезно. Раны меня уже, можно сказать, не беспокоили. И всем этим режимом руководил наш общепризнанный вождь Граф. Я понял, почему тогда сторожа не заметили лису. Граф слишком много брал на себя, а особенно охранные функции, поэтому все и были расслаблены.

Питался я теперь более разнообразно. Стала появляться разная травка, которую гуси кушали с большим аппетитом, нежели корешки со дна озёр. Оперение чистил тоже по распорядку. И самое важное, я научился летать почти как они. Я уже не отставал. Пока я, конечно, держался в конце косяка, где сопротивление воздуха поменьше. Но уже мог выдержать полный перелёт. Также, почти хорошо, научился приземляться на полянки. И это всё за каких-то пять дней. Для меня это было более, чем хорошо. Конечно, основная заслуга здесь не моя, а природы, которая с рождения закладывает в птичьи тела всё необходимое. Хоть в моё тело и не с рождения это всё заложено, но в результате Борькиных опытов получилось аналогично. Я лихо взлетал хоть с земли, хоть с воды. Мне так казалось. На самом деле, всё было гораздо медленнее, чем у остальных, но, когда я вернусь в человека, мне это будет уже безразлично. Вот только застать бы Сыроедова на прежнем месте. О том, что буду делать, если он уже уехал, я старался не думать. Всё будет хорошо. Я себя успокаивал и старался насладиться своим положением. Где мне ещё так подфартит.

Утром я проснулся раньше всех. Мной овладело возбуждение. Я гарцевал как конь. Я сегодня встречусь с Борькой! В таких мыслях я взмыл в небо, сделал пару кругов над полянкой. Граф недовольно смотрел на меня, а мне плевать. Больше я их не увижу. А вон и Афродита спускается в воду. Такого случая упустить нельзя. Она всегда была где-то поблизости, пока я жил среди стаи. Этим и объясняется постоянное присутствие рядом Черноклюва. Дёрнул меня чёрт показать свою удаль перед Афродитой. Я же человек, на кой сдалась мне эта гусыня? Но всё же я это сделал. Я пошёл очень резко на снижение и, как мальчишка на велосипеде, с доворотом приводнился рядом с ней. Я хотел лишь попрощаться. Так думал я. Но Черноклюв думал иначе. Он тут же непонятным образом очутился между мной и Афродитой. Настырный, однако, своего не упустит. Я напоследок поймал всё тот же лукавый взгляд из-за спины своего врага, встряхнул головой, развернулся и побежал по воде, намереваясь навсегда покинуть стаю. Живите счастливо! Ты, Черноклюв, береги её. Ты будешь хорошим мужем. И я взлетел. Набрал небольшую высоту, развернулся и не спеша полетел над озером.

Я планировал взять курс на побережье Белого моря, чтобы потом сориентироваться по местности и уже прямиком направиться к лагерю, где меня ждал Боря Сыроедов. Но осуществить задуманное мне не удалось. Я всё ещё летел над водной поверхностью, как вдруг сильнейший удар в основание шеи парализовал меня. От болевого шока всё потемнело в глазах, и я камнем полетел вниз, будто сбитый выстрелом. Я упал в озеро и полностью скрылся под водой, но тут же моё тело всплыло. Я едва двигался. Способностей хватало лишь на то, чтобы не захлебнуться. Но как это произошло? Кто меня так приложил? Ответ не заставил себя ждать. Надо мной кружил Черноклюв. Он не стал садиться и добивать. Посчитал, что этого достаточно, и улетел прочь. Наверное, он атаковал меня сверху, словно ястреб, и ударил сгибом крыла. И попал как раз в самую больную точку на шее, отвечающую за нервный столб. Сгиб крыла у гуся всё равно, что ребро ладони у человека. Умелый боец этим ребром может кирпичи ломать. Черноклюв был умелым бойцом. Для меня наступила тишина. Тишина и боль.

Я был настолько сильно оглушен, что в первые мгновения потерял способность слышать. Тело не слушалось. Я попытался подвигать лапами, удавалось это с большим трудом, но всё же удавалось. Медленно-медленно я плыл к ближайшей кочке на этом богом забытом заболоченном озере. Плыл долго. Потом не помню, как вскарабкался на неё и забылся.

Пролежал без движения до самых сумерек. Никто ко мне не подходил, справиться о моем здоровье было некому. Ну, а чего я хотел? В дикой природе ты либо пан, либо пропал. Потерял бдительность — вот теперь получи. Здесь только родитель придёт на помощь своему ребёнку, остальные уж как-нибудь сами. В моей жизни не было ещё таких ситуаций, когда в самые трудные дни я оставался один. Поругался с девушкой — можно к друзьям. Не поладил с родителями — можно к девушке, а лучше к друзьям, чаще к Борьке. И такого круговорота мне сейчас не хватало. Я почувствовал себя глубоко одиноким. Заскучал по всем, кого знал. В первую очередь по родителям. Уж сколько я с матерью спорил и капризничал, уж сколько я намекал не вмешиваться в мою жизнь. А вот сейчас больше всего на свете я бы хотел увидеть её. Отец всегда был где-то на заднем плане, но я знаю, что мама часто по жизни опиралась на его мнение и руку. Он надёжный. Пусть не так сильно проявлял свою любовь, но сделает всё ради меня. И всегда делал. Жены у меня не было. Девушка вроде как и была, а вроде, как и нет. Ничем она меня не удерживала. Развлекались мы поодиночке, каждый со своими друзьями. Ни о какой совместной жизни друг с другом ни разу не заговорили. Мне двадцать шесть, и родители то и дело твердят про внуков. Все родители одинаковые. Но я пока ещё, наверное, легкомысленный. Потому как нет у меня никакого желания ограничивать браком свою весёлую жизнь. А дети — это снова ограничения. Причем скучные ограничения. Впрочем, сейчас я бы не отказался от жены. Но как же вовремя сообразить, как она выглядит, та, ради которой пожертвуешь всем?

Так я и лежал на сырой прошлогодней траве и рассуждал о нелегкой судьбе. Настроения подобные мысли не прибавляли, хотелось заплакать или, на крайний случай, завыть по волчьи. Пусть меня сожрут лисы, отбиться я не смогу даже от комара. К полной темноте я закончил себя жалеть и решил, что этого достаточно. Пора действовать. Попробовал пошевелить хоть чем-нибудь. Лапы слушались, шея тоже. Я приподнялся на лапах, но тут же сел на брюхо и склонил голову. Я почувствовал сильную боль в области шеи и спины. Вращать головой было тяжело. Подобрал крылья, но подобралось только левое. Правое крыло совершенно не слушалось, и при попытках пошевелить им, простреливало неимоверной болью весь позвоночник. На этом я ревизию своих возможностей приостановил до утра.

***

Борьку мать встретила на пороге. Бросилась навстречу и тут же разрыдалась на плече у сына. Борька ее нежно погладил по спине, утешая:

— Мама, все хорошо. Ну, мам, успокойся.

— Тебя отпустили? Навсегда? — сквозь слезы спрашивала она.

— Ну, конечно, навсегда, — натягивая улыбку ответил Боря. А что ему еще ответить матери? Он и сам не знал, на сколько его отпустили, знал только одно, что работы предстоит много. А точнее сказать, очень много.

Отец сидел на диване и читал какую-то книгу. Увидев сына, захлопнул её, снял очки, потирая уставшую переносицу, и внимательно посмотрел на Борю. Борька увидел по обложке, что книга какая-то криминальная. Странно, отец раньше не интересовался такой литературой. С дивана он не встал, ему был тяжело, здоровье подводило, и Борька сразу увидел, как сильно постарел отец. Он сел рядом и как можно веселее сказал:

— Всё хорошо, пап. Я дома.

— Что ж, нашим уже проще, — и протянул сыну руку для пожатия. Потом сказал матери: — Сын с дороги.

Мать с готовностью убежала на кухню.

— Сейчас мучать не буду. Сам решишь, когда рассказать. Только знай, с профессором твоим, Громовым, я поговорил, — как обычно почти строгим голосом произнес отец.

— С Евгением Петровичем? Я только что от него, — Борька осекся. Он не знал, можно ли рассказывать об этом. Ведь ему же сказали, что не стоит распространяться ни с кем был, ни что делал. Но это же родной отец. Как тут быть. Но отец оказался намного мудрее своего сына.

— Я же тебе сказал, что расскажешь, когда потребуется. Разберись сначала со своими мыслями. Мне твой Громов кое-чего рассказал, что ты там натворил. Словом, держись его.

— Ты ему звонил? — спросил Борька.

— Звонил. Но это было лишнее, ему было достаточно и твоего звонка. Он мне так и сказал, что беспокоиться не стоит, и ты скоро приедешь домой.

— А мне показалось, что он был недоволен, когда я ему позвонил со своей проблемой.

— А много ли ты, сын, знаешь о нем? Знаешь ли ты, как он себя ведет, когда задумчив, когда счастлив и когда раздражен? Как он себя ведет дома и как на работе? Наблюдай за людьми, а не только за приборами. И мир тебе откроется совершенно с другой стороны.

Отец был прав. Каким-то Борька стал ботаном. Людей, как живых существ, он почему-то всегда отодвигал на задний план. На первом месте было лично его увлечение наукой. А он даже своего наставника не знал, как следует. Надо обязательно наверстывать.

— Сколько сейчас тебе? — спросил отец, прекрасно зная, сколько сыну лет.

— Двадцать семь, — машинально ответил Борька.

— Уже двадцать семь, — уточнил отец. — Подумай, как я пригодиться могу. Я знаю, тебе предстоит много работы, но все же, подумай.

Борька ещё раз взглянул на больного отца и горько заключил:"Ничем он помочь уже не сможет".

У профессора Громова была отдельная лаборатория на кафедре микробиологии. Сейчас все достаточно большое помещение было в распоряжении Бори Сыроедова. На первом этапе стояла задача разобраться, в каком состоянии находится главный прибор — лазерная установка. У Борьки не было возможности это понять в полевых условиях. Профессор Громов находился рядом с ним. Борька объяснял:

— Как вы уже знаете, у лазера накачка химическая, так мы можем выработать большую мощность. Но не это главное, нам на выходе нужно получить достаточно безопасное, но эффективное направленное излучение, которое действует на живые организмы через органы зрения и через кожу. Понятно, что излучение не должно затухать, попадая в облучаемый организм и, при этом, неся всю необходимую полезную нагрузку. Проще говоря, облучаясь, организм получает информацию в виде импульса. Этот импульс имеет широкий спектр частот, которые воздействуют на все ткани, на все клеточки, на мозг костей и, конечно же, на центральную нервную систему, которая, в свою очередь, передает импульсы в головной и спинной мозг. Строение клеток костей отличается от строения клеток кожи или, например, от клеток, из которых состоят глаза, волосы, ногти и так далее. Но я выяснил, что все типы клеток имеют одну очень важную особенность: все клетки реагируют на свои определенные частоты. То есть, клетки верхнего слоя кожи реагируют на одну частоту. Клетки внутреннего слоя, на другую, клетки сосудов, на третью. Попадаются, конечно, и такие группы клеток, которые реагируют на одни и те же частоты. Если выразиться точнее, то реагируют не сами клетки, а ядра клеток. А это — самое главное для нас, так как в ядрах находятся молекулы ДНК. Так вот, на ДНК мы можем влиять через колебания ядер клеток. В общем, Евгений Петрович, ничего нового я вам не рассказал. Уже не первый год я этим занимаюсь, вы в курсе.

Конец ознакомительного фрагмента.