Сто тысяч раз прощай

Дэвид Николс, 2019

Впервые на русском – новейшая книга современного классика Дэвида Николса. Газета Guardian писала: «Его прошлый роман „Мы“ попал в Букеровский длинный список, а позапрошлый, „Один день“, прославил Николса на весь мир: перевод на 40 языков, тираж свыше 5 миллионов экземпляров, экранизация с Энн Хэтэуэй и Джимом Стёрджесом в главных ролях. И в „Сто тысяч раз прощай“ Николс делает то, что умеет лучше всего: погружая читателя в ностальгический пейзаж памяти, рассказывает историю любви – трогательную, но без дешевой сентиментальности, наполненную живым чувством, умными наблюдениями и, главное, юмором». Лето 1997 года. Чарли Льюис уверен, что провалил школьные выпускные экзамены, и о будущем старается не думать. Он подрабатывает на бензоколонке, разъезжает по окрестностям на велосипеде, избегает собственного отца и читает старую фантастику. Но однажды на лугу возле «Усадьбы Фоли» он встретит Фран Фишер – и с ней в его жизнь придет надежда. Однако цена этой надежды высока – знакомство с Шекспиром. А Театральный кооператив «На дне морском» завлекает в свои сети покрепче иной секты… «Автор „Одного дня“ снова показал себя неисправимым романтиком. Первая любовь то возносит нас на вершину блаженства, то повергает в бездну отчаяния, и Николс воспроизвел колебания этого маятника с идеальной точностью» (Daily Express).

Часть вторая

Июль

Я видел более интересные спектакли. Черт побери!

Гомер Симпсон. Симпсоны

Свадьба

Свадьбу мы решили назначить на зимнее время и непременно подчеркнуть этот факт.

— Скромненько и со вкусом, но не потому, что к нам все относятся с прохладцей.

Нив — так звали мою невесту, хотя жизнь научила меня избегать этого слова.

— Мне нравится «суженая», — повторяла она. — Наводит на мысль о стройности.

— Тебе очень подходит.

— Да? Ты так считаешь?

— После свадьбы я все равно буду тебя называть «моя суженая».

— А что, попробуем.

За десять лет, прожитых вместе, мы не раз бывали на свадьбах: в итальянской оливковой роще на закате, в английской, как с открытки, сельской церквушке, на крыше нью-йоркского небоскреба. Нив была родом из Дублина, так что заносило нас и на бескрайний, продуваемый ветрами ирландский берег, куда невеста прибыла из дальних краев на белом коне, прямо как Омар Шариф в «Лоуренсе Аравийском», — из таких дальних краев, что Нив пришлось укрыться в дюнах, дабы не расхохотаться на людях. Я при всем желании не мог примерить к нам с ней ни один из таких сценариев, и у Нив отношение было сходное.

— Когда я заглядываю тебе в глаза и сознаю, как много ты для меня значишь, — говорила она, — в голове крутится только одно: просто сходить и зарегистрировать наш брак, больше ничего не надо.

— Вероятно, даже ходить никуда не потребуется. Сейчас, если не ошибаюсь, можно зарегистрировать брак по интернету.

— А еще можно сбежать — только ты и я, вдвоем. Хотя придется моих родителей позвать. Значит, вчетвером.

— Какое же это бегство, если с твоими родителями?

Познакомились мы в некогда фешенебельном ресторане, расположенном в восточной части Лондона, когда я вел беспорядочное и губительное существование на третьем десятке своей жизни. В том ресторане я работал барменом, а Нив — управляющей, и вскоре она была добавлена к списку из двух человек, которые, без преувеличения, спасли мне жизнь. По сути, общались мы только ночами, за бутылкой водки, теряя приятелей одного за другим, но кое-кому все же удалось открыть процветающие рестораны, и через этих приятелей мы нашли, где устроить свадьбу, нашу весьма скромную свадьбу, — в верхнем зале неприметного паба. Отсутствие размаха было призвано свидетельствовать о нашей уверенности и надежности. На белых конях разъезжают лишь закомплексованные типы, а мы собирались только процедить «согласен» и «согласна», после чего отбыть на встречу с друзьями. Пригласить решили человек десять, потом двадцать, потом тридцать. Если поставить столы по периметру, можно рассадить сорок — и баста.

Ближе к ночи, уже в постели, мы просмотрели весь список. В нем оказалось тридцать восемь человек.

— Но здесь только гости с моей стороны, — заметила Нив.

— Мне они тоже не чужие.

— А кого-нибудь из одноклассников не хочешь пригласить?

— Нет, по мне — и так хорошо.

— А бывших подруг?

— Зачем? Как тебе вообще такое в голову пришло?

— Хочу посмотреть на эту-как-ее.

— На кого?

— Сам знаешь…

— Нет, не знаю.

— На шекспировскую девушку.

— Ее звали Фран Фишер.

— До сих пор не могу поверить, что ты по-настоящему играл в спектакле.

— «Я нашу дворню с челядью врага…»

— Ох, избавь.

— «…уже застал в разгаре рукопашной…»

— Прекрати, пожалуйста, слышать этого не могу.

— «Едва я стал их разнимать, как вдруг неистовый Тибальт вбежал…»

— Надеюсь, ты так не пыжился.

— Примерно так. Но после этого на сцену больше не выходил.

— Какая потеря для театра.

— И не говори. Вот в чем истинная трагедия.

— А ваше с ней знакомство произошло, как в пьесе? Это была любовь с первого взгляда?

— Ну нет. В лучшем случае это была симпатия с первого взгляда.

— Симпатия с первого взгляда. Это тоже из Шекспира?

— Я что хочу сказать: любовь — очень громкое слово. Мы были совсем другими. В том возрасте. Это… нечто иное.

— Давай, пригласи ее!

— Я не собираюсь приглашать Фран Фишер на нашу с тобой свадьбу.

— Почему? Если она была такая классная.

— Я даже не знаю, где ее искать! — На тот момент это была чистая правда. — Мы с ней не общались… двадцать лет!

— Но мне охота на нее посмотреть!

— А ты не боишься, что в разгар церемонии я переметнусь к ней?

— Потому-то я и хочу, чтобы она присутствовала. Пусть будет как в фильме «Четыре свадьбы и одни похороны» — с тем же настроением, с той же аурой, с изюминкой.

— Она, скорее всего, замужем. Наверняка и дети есть.

— И что? Пробей по интернету, какие трудности?

— Говорю же: мне и так хорошо. Я о ней даже не вспоминаю.

И действительно, я о ней не вспоминал — ну разве что от случая к случаю.

На протяжении минувших лет я наблюдал, как современные технологии раздувают культ ностальгии, а попутно — как сама идея «прошлого» подвергается сумасшедшей инфляции: у друзей затуманиваются глаза от воспоминаний о событиях недавнего Рождества. Свое собственное прошлое я старался не ворошить — не потому, что считал его травматичным или не столь счастливым, как у большинства, а потому, что уже не испытывал такой потребности. На других, менее счастливых этапах моей жизни я создавал себе религию из прошлого и уходил в нее, как в запой, — неудивительно, что одно сопутствует другому; я до сих под втягиваю голову в плечи, когда вспоминаю, как, пьяный в хлам, стал звонить матери Фран в ночь миллениума. Скажите, как она поживает? Не дадите ли ее телефончик? «Вот что я тебе скажу, Чарли, — прозвучал в трубке спокойный и доброжелательный голос. — Перезвони мне завтра утром, если не раздумаешь, и я охотно дам тебе все ответы».

Перезванивать я не стал и после того случая не контактировал с Клэр Фишер, так стоило ли оглядываться в прошлое сейчас, когда жизнь мало-помалу приобретала какие-то очертания, какое-то постоянство? Ни фотоальбомов, ни дневников, ни старых записных книжек у меня не сохранилось; в социальных сетях я никакой активности не проявлял. Незачем обращаться к прошлому, чтобы залатать дыры в настоящем. Тридцать восемь гостей — этого более чем достаточно.

А потом, за месяц до свадьбы, пришло сообщение по электронной почте: скриншот страницы «Фейсбука» с приглашением на лондонскую встречу театрального кооператива «На дне морском» (1996–2001). И приписка от моей свидетельницы (она же шафер):

«Надо ехать, правда? Встречаемся прямо там».

Цапля

А еще тем летом я встал на путь криминала.

Бензоколонка (где была разрешена последняя остановка перед выездом на трассу) находилась на длинной прямой дороге, прорезавшей сосновую лесополосу. Эту работу предложил мне Майк, местный качок-бизнесмен, который флиртовал с моей матерью в гольф-клубе, у стойки администратора. Майку принадлежала франшиза (он тащился уже от одного этого слова) на три скромные бензозаправочные станции. «Франшиза хороша тем, — заявил он мне при нашей первой встрече в захламленной подсобке, — что она — как семья. Большой бизнес, но с человеческим лицом». На человеческом лице самого Майка выделялись обвислые усы, которые своей тяжестью будто тянули за собой всю его физиономию; во время разговора он поглаживал их согнутым указательным пальцем, словно хотел убаюкать. Предлагая мне заработок, он, как я понимаю, подбивал клинья к моей матери, а поскольку мне еще не исполнилось семнадцати лет, работа обставлялась как «стажировка». Оплата наличными из рук в руки, никаких заморочек со страховыми, отпускными и больничными. А по окончании школы можно и оформиться по всем правилам. Майк назвал эту сделку «взаимовыгодной», и в день последнего экзамена я приступил к работе: двенадцать часов в неделю, три фунта двадцать пенсов в час.

Конец ознакомительного фрагмента.