Девочка и ветер

Драган Мияилович, 2016

Этот роман никого не оставит равнодушным. Трогательный и интересный рассказ о молодой женщине, попавшей в зависимость от наркотиков и из-за этого оказавшейся в страшной беде, написан очень эмоционально и колоритно. Писатель Драган Мияилович, сербский священник и психолог, погружается во внутреннее состояние души своих героев, верно передавая его читателю, пытается донести свою основную мысль: в сегодняшнем всеобщем хаосе любовь – это единственное, что может победить зло.

Некий человек, окончивший свой жизненный путь на земле, оказался перед воротами рая.

Тут его встретил озаренный светом ангел Божий с вопросом:

— Какие раны и шрамы ты несешь оттуда, снизу?

— Раны и шрамы? — Человек начал смущенно осматривать себя справа, слева и наконец, не найдя ни одной царапины, ответил: — У меня их нет.

— Насколько твоя жизнь была пустой и бесцельной, если их нет. Неужели на земле у тебя не было ни одного существа, за кого ты был бы готов к самопожертвованию и страданию?! — сказал ангел и закрыл райские двери перед таким ничтожеством.

© Драган Мияилович, 2016

© Л. Зелькович, перевод с сербского, 2016

© ООО «Издательство «Этерна», издание на русском языке, 2016

I

Через полузакрытые жалюзи в комнату проникал светло-желтый свет уличных фонарей. В полутемой комнате раздавалось тихое равномерное детское сопение. За ритмом невинного дыхания внимательно следил коричневый плюшевый мишка с книжной полки, рядом с раскрасками и карандашами. На улице уже безоглядно царила серая осенняя скандинавская ночь. Стоило ветру подуть сильнее, как за окном омытые ледяным дождем голые ветки деревьев с шумом сгибались, рисуя в комнате подвижные тени. Полоска света на миг пробежала по потолку, а потом, скользнув по розовым обоям, задержалась на спящем детском личике.

На румяной щечке четырехлетней девочки тихо спала золотая прядь волос, разметавшихся по отороченной кружевами шелковой подушке, а другая щека почивала в тени на белом тонком запястье.

Девочка невероятно походила на ангела. И имя у нее было — Ангелина. Казалось, что она сошла с одного из полотен Микеланджело, сбежала из хора херувимов перед престолом Создателя и слетела в голубоватую полутень комнатки на периферии Гетеборга.

Надув румяные губки, девочка безмятежно спала, но иногда ее ресницы вздрагивали — кто знает, что она видела во сне. Невинный детский сон — царство без границ, где возможно все, о чем ни пожелаешь, где и невозможное возможно, где все чисто и гармонично, особенно если дети отходят ко сну на волнах сказки и нежных колыбельных песен.

Ангелине никогда не рассказывали сказок, не пели колыбельных.

Она сама себе придумывала сказки, глядя перед сном в звездное небо на потолке над своей кроватью. Однажды, а такое случалось нечасто, мама вернулась из города в хорошем настроении, неся под мышкой упаковку самоклеящихся флуоресцентных пластмассовых звезд:

— Ангелина, смотри, что тебе мама купила!

— Что ты мне купила? — Девочка с любопытством посмотрела на нее большими голубыми глазами, нетерпеливо пытаясь открыть пластмассовую коробку.

Взобравшись на стол, хрупкая молодая женщина, возраст которой нелегко было определить — где-то между двадцатью и двадцатью пятью годами, — в каком-то детском восторге распределяла по потолку и приклеивала серебряные звезды, предварительно освобождая их от пленки, в которую они были упакованы.

Клочки тонкой пленки, словно снежинки, летали по комнате, подхваченные дуновением легкого ветерка.

— Мама, смотри, падает снег! — восторженно смеялась девочка.

В детской памяти такие моменты не стираются и остаются навсегда запечатленными в прекрасной мозаике самых дорогих воспоминаний. Они сопровождают детей в течение всей жизни, чтобы потом, в будущем, когда на них свалится груз житейских забот, страданий и разочарований, у них было спрятанное сокровище, способное заменить серость и грубую банальность будней.

— Ангелина, подай мне ножницы!

— Вот, мама, возьми.

— Куда нам наклеить эту звезду?

— Туда, слева, к стене.

— А месяц?

— Тут, над моей головой, — радостно восклицала девочка.

Серебряный серп месяца был поставлен точно на место, которое определила Ангелина, и все напоминало невинную детскую игру, которой наслаждались обе. Большая девочка — мама, увлеченная игрой, приклеивала звезды все быстрее, а маленькая девочка — дочка радостными возгласами одобряла каждое действие матери.

Потом они долго танцевали посреди комнаты, держась за руки, кружась по маленькому синему ковру, все быстрее и быстрее, а их звонкий смех волнами перекатывался через открытое окно на улицу, освещенную солнцем.

Пока девочка спала блаженным детским сном, в соседней комнате за кухонным столом сидели ее родители. Их мучили совсем другие заботы. Отец, худощавый, ширококостный мужчина, с изможденным, небритым лицом, невысокий, буквально на пару сантиметров выше матери, резким движением поднялся из-за стола и нервно стал расхаживать по кухне:

— Ивана, с кем я живу! Хочешь дозу, а сама ничего сделать не можешь. У тебя был целый день, чтобы найти немного порошка, а ты дождалась полуночи! Где сейчас его искать?! Можешь названивать до завтра, ничего у тебя не выйдет.

— Заткнись! — Она посмотрела на него пустым взглядом, в который раз набирая номер телефона.

— Алло!

— Это ты, Томас?

— Да, это Томас. Дежурный стригаль заблудших овец. Спаситель мертвых!

— У тебя есть немного?

— Зависит — чего?

— Ты отлично знаешь. Прошу тебя, помоги мне. У меня ломка такая, что можно сойти с ума, я больше выдержать не могу.

— Ладно.

— Я тебе этого никогда не забуду! Да. Приедем через полчаса. — Она победоносно посмотрела на Стефана. — Вот тебе, засранец, кто ни на что не способен! У меня есть друзья, а твои где? — Ивана ликовала.

— Молодец! — оживился Стефан.

— Приготовь Ангелину, мы не можем оставить ее одну.

Они, как фурии, влетели в комнату, в которой спала девочка. Ребенок лежал, отвернувшись лицом к стене. В невинном детском сне девочка пукнула. Маленькая, дивно вылепленная ступня высунулась из-под одеяла.

— Ангелина, быстро вставай, нам надо пойти в одно место!

Девочка в ответ свернулась калачиком, втянув обнаженную ногу под теплое одеяло.

— Ну, давай же, вставай, мы недолго, быстро вернемся.

— Пусти меня, я хочу спать, — в дремоте просил полуразбуженный ребенок, пока мама торопливыми движениями натягивала ей поверх пижамы цветной джемпер.

С обуванием дело обстояло сложнее, поскольку ребенок безвольно повис, опустив расслабленную ножку, на которую отцу никак не удавалось натянуть ботиночек.

— Ради бога, что ты так разомлела, как идиотка?

— Я хочу спать, — умоляющим голосом Ангелина пыталась дать им понять, как сильно она хочет вернуться назад, в постель.

— Будь хорошей девочкой, папа купит тебе игровую приставку «Нинтендо».

— Как ты купишь, когда у тебя никогда нет денег?

— Будут! Завтра один человек вернет мне долг. Пошли…

По пустынным ступенькам дома, жильцы которого уже давно спали, эхом раздавались спешные шаги несчастной семьи, которая, кто знает, по чьей вине или по чьей прихоти, свернула в жизни на кривую дорожку в никуда. Входная дверь с треском захлопнулась за ними, пропустив их в серую, дождливую ночь. Отец, натянув на голову капюшон, нес ребенка на руках к машине, мать трусила рысцой за ними.

— О, черт побери, я забыл ключ!

— Где твои мозги, осел! — огрызнулась мать.

— Подержи Ангелину, я быстро.

Девочка прижалась к матери, ища теплого укрытия. Мелкий дождь, подхваченный ветром, капал на лицо девочки.

— Вы меня вообще не любите, — капризно шептала она, все крепче прижимаясь к материнскому плащу.

— Мы тебя любим. — Материнский голос слился с шумом проезжающего мимо автомобиля, который пронесся по луже рядом с тротуаром и обрызгал их ледяной водой.

— Кретин! — выругалась молодая женщина вслед стремительно умчавшемуся за поворот лихачу.

— Смотри, мама, что он мне сделал, — заплакала Ангелина.

— Высохнешь, мы быстро вернемся.

В этот момент подошел Стефан с ключом от автомобиля.

— Залезайте! — крикнул он, пропустив их на заднее сиденье, и нажал на газ.

На пустынных улицах почти никого не было. Иногда какой-нибудь запоздалый прохожий, втянув голову в воротник, торопился поскорее спрятаться от ледяного дождя, который, казалось, пробирал до костей, под защиту своего дома.

Порывы ветра гоняли сухие листья. Желтый свет уличных фонарей болезненно и бессильно пробивался сквозь густую голубоватую изморось, отражаясь на мокром асфальте.

В машине было холодно. Еще неделю назад Стефан заметил, что в его старом «опеле», которому уже давно было место на свалке, не работает печка. За неимением денег он не обращал на это внимания. Проблема была в лобовом стекле, оно часто запотевало изнутри, поэтому Стефану приходилось постоянно протирать его правой рукой, а левой — придерживать руль. Где когда-то было радио, торчали вырванные провода. Стефан был должен за последние две дозы героина, но искусно избегал встречи с местными наркодилерами, однако они подкараулили и влепили ему пару тумаков. Пытаясь согреться, девочка прижималась к матери, положив маленькую золотистую головку на ее плечо.

— Мама, мне холодно. — Она почти стучала зубами, чувствуя, как колючие мурашки холода ползут по спине вверх, к кудрявым прядям волос.

— Потерпи, сейчас уже приедем, — подбадривала ее мать.

Вскоре они добрались до Гордстена^[1].

— Пойдем вместе, — сказал Стефан.

— Видишь, я тебя не обманула, — добавила Ивана. — Сейчас согреешься.

Ангелина не произнесла ни слова. Она послушно шла между ними, устало наблюдая, куда ее ведут. Стефан нажал на звонок входной двери.

В дверном проеме Ангелина увидела рыжего толстого мужчину, который одним своим видом вызвал у нее чувство неприязни, и она еще сильнее прижалась к матери. Над животом, обросшим желтоватыми вьющимися волосами и волнообразно свисающим поверх кожаного ремня, была закатана наверх серая хлопчатобумажная майка. С крупного накачанного плеча, разинув пасть и высунув язык, насмехался наколотый зеленый дракон.

— Смотрите, кто к нам пришел! Семейка списанных в полном составе! Заходите!

Они прошли вслед за мужчиной с коротко остриженным затылком в полутьме коридора в гостиную. Тяжелый запах алкогольных испарений, пота и сладковатый аромат марихуаны до краев наполнили задымленную комнату. На полу лежали разбросанные газеты, банки от пива и пепельница, полная окурков. На диване, заваленном тряпьем, сидели неподвижно, подобно гуру, двое молодых людей со стелянным взглядом.

— Привет, Стеф! — обратился один из них к Стефану, протягивая длинную худую руку.

— Привет!

— На что тебе здесь эта малявка? Не рано ли она начала?

— Готовь ее к «Гиннессу»^[2], — добавил другой, сминая костлявыми пальцами пустую алюминиевую банку.

— Малышка-вундеркинд.

— Ты мог отправить Ивану одну, а сам бы остался в своей берлоге и смотрел за ребенком, — загромыхал Томас, шлепнув Ивану по заднице. — Не бойся, ничего страшного с ней бы не случилось. Она выносливая.

— Дурак! — Ивана оттолкнула дерзкую руку.

— Ну что ты возмущаешься? Попка — не мыло, не смылится. Осталось бы и для него. Впрочем, он больше уже и не может. Разве не так? Признайся, — поддразнивали они Стефана и хохотали.

— Мама, я боюсь! — Девочка прижалась к матери, интуитивно чувствуя, что беседа с этими грубыми людьми ни к чему хорошему не приведет. Ангелина смотрела на троих мужчин с осуждением и страхом, давая им ясно понять, какие чувства они у нее вызывают.

— Смотри, как насупилась. Должно быть, ты делал ее в состоянии абстяги^[3], — смеялся Томас, указывая на свободное место, где они могут расположиться.

— Мама, когда мы пойдем домой? Я боюсь, — шепнула матери на ухо девочка.

— Тебе нечего бояться, это наши друзья.

— Они нам не друзья. Смотри, какие они! — упорно настаивала Ангелина.

В душах маленьких детей есть встроенный защитный механизм, с помощью которого они интуитивно и безошибочно отличают хороших людей от плохих. Сияющим ясным взглядом они ищут человека среди взрослых. В чьих глазах они угадывают доброту и душевную гармонию, к тому бросаются в объятия, а кого-то с недоверием избегают. В сердце, как на точнейших весах, дети взвешивают, кто и в какой мере достоин их доверия.

— Чего желают господа? — постукивая пальцем о стол, спросил у них Томас.

— У тебя есть немного белого^[4], чтобы разогнать эту скуку?

— Есть! Доставай капусту^[5].

— Вот тебе двести крон.

Стефан вытащил из кармана две смятые банкноты и протянул их дилеру. Тот взял их и бросил на стол. Одна отлетела на пол к пустым банкам и паре черных грязных носков.

— Что это? — Томас смотрел на него повелительно и с презрением, гримаса отвращения появилась на одутловатом, изрытом оспинами лице.

— Подожди до завтра. Завтра мне один человек вернет долг.

— Пошел вон, прохвост!

— Послушай меня!

— Не хочу тебя слушать. Завтра, когда «один человек» вернет тебе долг, позвони мне. А сейчас подбери эту мелочь, и чтобы я тебя здесь больше не видел. Подбирай, кому говорю!

Стефан нагнулся, чтобы поднять банкноту, и в этот момент громила пнул его сзади ногой. Несостоявшийся покупатель, потеряв равновесие, упал под стол, ударился головой о нижнюю перекладину стола и ободрал нос.

— Томас, ты ненормальный! — вскочила с криком Ивана, схватив его за мясистое запястье.

— А ты, засранка, сиди, пока и тебе не влетело. — Он оттолкнул ее назад в ободранное кресло, с которого она только что пыталась подняться.

Перепуганная Ангелина всхлипывала, вся дрожа. Два чистых ручейка слез лились по ее щекам. Эти люди в прокуренной комнате, из которой их выгнали на улицу, не стоили невинных детских слез.

Примечания

1

Один из микрорайонов Гётеборга. — Здесь и далее прим. пер.

2

Знаменитое ирландское тёмное пиво.

3

Абстиненция, синдром отмены наркотика.

4

Белый — так наркоманы называют, как правило, очищенный героин или морфин, в противовес «черному» — опию-сырцу (ханке). Также это название относится к любому другому чистому наркотику (в виде белого порошка) — кокаину, эфедрину, амфетамину.

5

Капуста — так на воровском жаргоне называют деньги.