Приключение Шараха

Дориан Мухусович Болконский, 2020

10 рассказов о веселом старичке Шарахе, выросшем в традиционном обществе, привыкшем к обычаям и нравам своей деревушки. Но время и глобализация никого не щадят. Шарах всячески пытается противостоять вероломно вторгнувшимся в маленькое село мировым общественным порядкам, которые стирают всякие границы. Шарах же планирует отстоять самобытность и передать ее следующему поколению.

Шарах и айфон

— Шарах! Шарах! О, Шарах! — звал Тадари своего друга.

— Шарах, встань! А то он так шумит, что внучку разбудит. Бедная девочка только вчера ночью приехала. Она сильно устала и ей необходим отдых, — жена обратилась к отдыхавшему на кровати мужу.

Мужчина лежал в спортивной одежде, на голове красовалась панама, а в зубах торчала травинка. Шарах несколько минут игнорировал крики с улицы, но супруге ответил сразу.

— Когда ему официальное приглашение нужно было, чтобы зайти в этот дом? Давай подождем, может он решит, что никого нет, и уйдет, — усмехнулся, даже не думающий отрываться от подушки хозяин.

— А ну быстро вставай! Ланочка с Москвы прилетела, весь день добиралась, не для того чтобы стать частью ваших не смешных шуток. И не стыдно, развалился тут. А сосед еще лучше, орет там, как будто в лесу. Может, для него специально звонок проведешь, раз он по-городскому мыслить начал.

— Все, все, встаю, — перебил ее Шарах. — Что за женщина, заведется, пулемет Томпсона отдыхает. Тыр — тыр — тыр, тыр-тыр-тыр.

Старичок подошел к окну и, покрутив пальцем у виска, постучал себе кулаком по лбу. На что его друг доходчиво улыбнулся и зашел во двор.

Шарах проживал со своей супругой в небольшом, но в весьма уютном двухэтажном доме из красного кирпича. У них было трое детей: два сына и дочь. Отучившись, они не захотели возвращаться в деревню и остались работать по специальности в городе. Позже младшему удалось поехать в Москву на повышение квалификации, где он в последующем и обосновался, создав семью. Дочка вышла замуж и уехала в Гудауту, где открыла свою парикмахерскую. А старший сын, которому летом исполнялось сорок пять, полностью посвятил себя науке и изучению космоса. Шарах всячески пытался уговорить его вернуться в родовое имение, следить за хозяйством, унаследовать его. Обещал купить телескоп, рассказывал о хорошей видимости звезд из окна, но все тщетно.

О родителях дети не забывали. Несмотря на отдаленное расположение села Аамта, они совершали частые визиты. Разумеется, кроме младшего, с российской столицы так просто не приедешь. Но он охотно посылал внуков, чтобы те могли ознакомиться со своими корнями и вкусить дух абхазской жизни. Они неоднократно просили дедушку и бабушку переехать к ним. Но Шарах об этом даже думать не желал, он говорил: «Наш очаг, мы с моим отцом своими руками строили. Здесь я родился, здесь и помру! И точка!». Главное, Шарах знал, что у потомков все хорошо, а скучать ему не приходилось. Сельский труд и веселые друзья тому подтверждение.

— Доброе утро, — Шарах выполнил реверанс, встретив названного брата у дверей.

— Чего это ты?

— Я в порядке! Это ты странный какой-то, зовешь меня возле моей калитки. Нет, как нормальный человек зайди домой, поздоровайся.

— Мало ли, внучка в доме одна находилась бы, пугать не хотел. Кстати, где она?

— Ночью приехала. Надеюсь, что спит! Если ты ее не разбудил.

— Ты теперь мне это постоянно напоминать будешь?

— Что ты, что ты. Вот сейчас выпьешь со мной за ее приезд, и я сразу все забуду, — Шарах пригласил друга к столу. А сам направился к шкафчику и достал пол-литровую бутылочку чачи.

— Пить так рано? — недоуменно спросил Тадари.

— Как рано?! Уже одиннадцать — тридцать! — указал Шарах на настенные часы. Тадари схватился за голову и начал крутить ее.

— Уже почти полдень. Я в шесть проснулся, все собирался пойти амбар убрать, так и не дошел. Вот время летит незаметно.

— Лодырь ты Тадари, лодырь. Вот я тоже ни свет ни заря встал, но в отличие от тебя много дел по огороду сделал. Ладно, пускай сегодня будет выходной. Хозяйка, поставь нам что-нибудь закусить! — обратился Шарах к супруге. — Посмотри, какие у меня накаченные руки. Это все труд! Видно, кто из нас настоящий мужик, правда? — усмехнувшись над другом, Шарах принялся разливать алкоголь в рюмки.

Споры и обоюдные издевки являлись неотъемлемой частью их бытия. За долгие годы дружбы они настолько привыкли друг к другу, что жизнь без них казалась им скучной.

— Ха! Толку с твоих мышц. Мускулы — это не показатель, вот показатель! — Тадари погладил средних размеров живот. В отличие от приятеля он был слегка полноват. Доводы насчет того, что работа сделала Шараха стройным, а безделье его толстым, парировал одной цитатой: «Просто моя хозяйка превосходно готовит». Супруги друзей не вмешивались в мужские дебаты, они знали, что в споре кто-то должен быть умнее. Шарах и Тадари не брали эту роль, поэтому она доставалась женам.

— Ты бросаешь мне вызов? — Шарах вначале посмотрел на брюхо собеседника, потом в глаза. — Ты хочешь сказать, что ты меня перепьешь? — громко рассмеялся хозяин. Гость (хотя какой гость, он чувствовал себя в доме друга как в своем) попадал в такую ситуацию сотни раз, и все равно, всегда как в первый раз начинал нервничать.

— А ты предусмотрительный, вытащил пол литра, уверен, их будет достаточно, чтобы увидеть, на что ты способен, — заикаясь от злости, пробубнил Тадари.

— Ну все!!! Ты попал! — Шарах достал трехлитровый графин и наполнил его той же семидесятиградусной чачей. Присев на стул, Шарах потянулся руками к потолку, вытянув тем самым спину, после чего выразительно хрустнул пальцами, показав сидячему напротив человеку свою полную боевую готовность.

— Ну что, да услышит нас Всевышний, чтобы у нас всегда была возможность так сидеть, отдыхать. А тебе немножко мозгов, а то не бережешь себя брат, ох не бережешь, нарываясь за столом на таких, как я!

— Всем счастья, радости, благополучия. Дай Бог, чтобы после этого застолья я, за тебя чокаясь, пил, — ударив своей рюмкой по рюмке товарища, ответил Тадари. Так пошло-поехало утро в этом доме.

Два часа спустя…

— Мой друг Тадари! Мы уже немало за что сказали: помянули ушедших, подняли за Абхазию — родину нашу, в лице твоего отца выпили за всех старших, в лице моих детей за всех младших, — Шарах выдержал паузу, вытерев подбородок. — Разминку ты прошел удачно, а теперь, — Шарах встал со стола и подошел к стене, на которой висели: ружье, шкура медведя, рога тура и оленя, убитого им на охоте, а также коллекция рогов, предназначенная для застолий, — за мою внучку! За ее приезд и здоровье, выпьем из него, — Шарах развязал привязанный к гвоздю сосуд. Так как они употребляли крепкий напиток, то он был небольших размеров, стакана три — четыре, не больше. Вернувшись на свое место, хозяин потер указательным пальцем усы и посмотрел на Тадари так, что во взгляде можно было прочесть: «Ну, берегись».

— У меня когда теленок родился, я с такого же рога пил, как сегодня помню. Один за него выпил, другой за его маму корову, третий за молоко: чтобы качественное было. А ты Шарах за прибытие целой внучки им пьешь, — конечно, Тадари шутил, но говорил это вполне серьезно. Он понимал, что выпить полный рог такой чачи невозможно и что хозяин дома блефует, пытаясь его напугать и услышать от него фразу: «Шарах, что ты, я столько не выпью». Началась игра слов. В их противостоянии это означало, кто первый уступит, тот проиграл. Но есть и другие правила: раз сказал, должен сделать.

Шарах, ехидно улыбаясь, заполнил рог до краев и протянул его собеседнику.

— Держи, друг. Это замечательно, что у тебя такой большой опыт. Значит, тебе не составит труда выпить его и сделать мне приятное. Только осуши его до дна и переверни, сколько капель останется, столько чтобы слез у моей внучки было.

— С чего это я первый должен пить? Твоя внучка, твой дом, ты и пей, — Тадари не спешил брать сосуд с чачей в руки.

— Ора, сколько ты сказал. Две минуты назад, ты героем был!!! За теленка такими пил, а сейчас сидишь, как моя старая повозка, ломаешься. Не можешь пить, скажи, не могу пить, ничего в этом такого нет.

— Кто, я не могу?! — обидчиво указав на себя пальцем, Тадари выхватил рог из рук друга. — Дай сюда. Я тебе покажу, кто не может пить, готовься, ты следующий.

Шарах улыбнулся, по его святящимся от счастья глазам Тадари осознал всю сложность ситуации. Он оказался в ловушке. Довольный хозяин прекрасно понимал, что ему не придется пить вторым, а гость за короткий срок должен был перебрать тысячи вариантов, как выкрутиться с положения.

— Уважаемый Шарах, — начал свой тост Тадари, — я знаю тебя столько, сколько знаю себя. Мы выросли вместе, учились вместе, службу несли вместе, мы с тобой всегда вместе! Хорошее, плохое, нужно, не нужно, — Тадари полчаса говорил о своих отношениях с Шарахом, пока тот в ожидании того, когда же он наконец начнет пить, не перебил его.

— Все помню, все знаю. Только ты не за нашу дружбу сейчас пьешь, а за мою внучку.

— Вот, — продолжил Тадари, — твой младший сын. Я не забыл, как он, будучи младенцем, бегал по этому дому. А нынче посмотри, специалист! Где-нигде, а в самой Москве человек работает. Дочку имеет выше нас ростом. Молодец он. Помню, когда он маленький в моем саду на грушу залез… — еще полчаса Тадари рассказывал, этот ничем не примечательный случай.

— Очень смешно, — насильно засмеялся Шарах, — пей, давай.

— Подожди, — Тадари показал ладонь Шараху. После чего спокойно продолжил. — А внученька твоя, я знаю, как ты ею гордишься, она же у тебя будущий врач, медицинский институт оканчивает. Я вижу, с какой гордостью ты о ней везде трезвонишь. Ты вообще всех детей любишь, даже чужих. Представляю, как у тебя душа горит за своих. Я с нетерпением жду, когда же она проснется, так интересно на нее взглянуть. Похожа ли она на тебя, каков ее характер, цвет волос и глаз, — чуть больше часа Тадари чередовал темы, отношения Шараха с детьми, с непосредственными комплиментами в адрес внучки. Время шло, один без умолка произносил речь, другой делал вид, что сосредоточенно слушает.

— Так вот, — продолжал Тадари, — дай Бог ей счастливой судьбы. Она — доктор, она дарит людям здоровье, а ей здоровье пусть Всевышний подарит. Вообще, святая профессия у нее, ответственная, там исключено быть неграмотным. Это тебе не поле копать, тут ошибаться нельзя. Хотя, знаешь, когда минное поле копаешь, ошибаться тоже нельзя. Но у нее другая ситуация, тут не своя жизнь, тут… — Тадари стал философствовать, углубляясь в различные аспекты врачебной деятельности. Голова Шараха в тот момент напоминала чайник, который постепенно нагревался и краснел. Казалось, что в скором времени, с его ушей и носа пойдет пар, настолько сильно его утомил тост друга. Он уже и сам пожалел об идее с рогом. Отдых превратился в рутину: алкогольное опьянение начало проходить, ноги устали стоять, а уши воспринимать информацию. Наверняка речь тамады оказалась бы бесконечной, если бы не раздавшийся на улице шум. Тадари впервые за последние два часа умолк и внимательно прислушался к доносящимся звукам.

— Ты это слышишь? Что это? — шепотом спросил Шарах.

— Не знаю. Такое впечатление, как будто первобытные люди орут, при этом бьют железом по железу. В средневековье так вызывали дождь.

— Хм. Надо пойти и успокоить их! А то у меня уже голова болит.

— Ты прав. Пойдем и покажем им, как надо петь! Споем им Рицу, вот они удивятся, когда поймут, до чего прогресс музыкальный дошел. Вот только проблема, Шарах, а с этим что делать? — Тадари приподнял вверх рог. — Просто я не договорил.

— Не переживай, не переживай, — улыбнулся хозяин. — Положи его пока. Придем, потом продолжим. А то, сам понимаешь, в таком шуме сидеть не возможно.

Выйдя во двор, друзья стали осматриваться, пытаясь уловить направление, с которого доносится это непонятная и страшная, по их мнению, музыка. Через мгновенье они оба смотрели на окно комнаты, где находилась внучка Шараха.

— Иди за двухстволкой, а я схожу на разведку, — Шарах на цыпочках поднялся по лестнице на второй этаж своего дома и аккуратно постучался. Не дождавшись ответа, он постучал сильнее. Убедившись, что его не слышат, он принялся колотить кулаками по двери с такой силой, что вышиб ее. Когда он зашел в спальню, его взору предстала такая картина: спиной к нему сидела Лана, на голове у нее были наушники, а руки бренчали по струнам гитары, подключенной к розетке, при этом она орала во все горло на неясном для Шараха языке, незнакомые для него слова. Старик застыл от удивления.

— Ого! Это кто? С ней все в порядке? — толкнул Шараха в бок Тадари. — Ружье взял. Если прилетят инопланетяне, я их всех перестреляю.

— С ума сошел?! Никаких выстрелов. Я сейчас все улажу, — Шарах сделал шаг вперед. — Ланочка, няню, как тебе спалось? — обратился дедушка к своей внучке, тихонько коснувшись ее волос.

— Дадука, — сняв наушники и отложив электрическую гитару, Лана бросилась в объятия деда. — Здравствуйте, Тадари. Все отлично, Дадука. Воздух такой свежий. Я очень крепко спала, только проснулась. Скучно немножко стало, решила поиграть. Мы в Москве создали рок-группу в стиле хеви–метал. Уверена, ты слышал о таком музыкальном направлении. Вот сижу, репетирую.

— Я? Метал? — выдержав паузу, старик рассмеялся. — Конечно, слышал. Вот мы с другом стоим, слушаем. Тадари говорит: «Какая хорошая музыка, так нравится, давай ближе подойдем, чтобы лучше услышать». И вот мы подходили-подходили, пока и вовсе сюда не пришли.

— А почему дедушка Тадари с оружием?

— Мы на охоте были, там услыхали. Вот как раз оттуда и подходим, — мгновенно ответил Тадари.

— Ланочка, ты давай вниз спускайся, пообедай. А то в конце ты как-то слабо кричать начала, видать, силы заканчиваются, подкрепиться тебе надо.

Разобравшись с происшествием на втором этаже, старики вернулись к трапезе, на которой Шарах, сделал другу предложение, с которым, тот с удовольствием согласился.

— Ора, сейчас никто не сомневается, что мы по три-четыре таких рога выпить сможем, но я предлагаю с места в карьер не гнать. Пока тихо, по-пехотински рюмками продолжим, а под занавес пару артиллерийских залпов со стаканов дадим.

— Вот сразу видно, что ты в минометных войсках служил. Вначале надо по чуть-чуть выяснить, что за напиток, а уж потом осваивать его в полных масштабах. Это я тебе как опытный разведчик докладываю!

Только друзья принялись вспоминать дни своей былой службы в Советской армии и красноречиво желать всем солдатам здоровья, вкусной еды и сигарет с фильтром, как в комнату вошла Лана и неумышленно прервала их разговор.

— Дадука, я тебе привезла в подарок четвертый айфон. Правда тут у Вас сотовая связь не ловит, но ты можешь использовать его как фотоаппарат. Кстати, замечательная идея. Давайте сделаем селфи, — Лана подошла и обняла сидящего дедушку за шею. — Дорогой Тадари, идите к нам.

— Спасибо, не хочу, — сглотнув, не скрывая страха, ответил Тадари.

— Тадари, по-братски, не бросай меня, присядь рядом, — умоляя, попросил Шарах. От их веселого общения не осталось и следа. Оба друга сидели, как две статуи, лишний раз не моргали и не дышали. В деревне Аамта неотрадно реагировали на предметы современного мира. Они опасались, что если сегодня к ним попадут вещи, то завтра придут новые устои на смену старым обычаям. И все, что хранилось многие века, канет в лету. Шарах и Тадари, впрочем, как и все жители села не хотели этого допускать. Поэтому они максимально быстро избавлялись от этих безделушек, не вели беседы на темы мирового прогресса, да и вообще их не интересовало ничего, что происходит за пределами деревни. Таким образом сельчане чувствовали себя в безопасности.

— Дедушки, ну вы что как окаменевшие. Улыбнитесь, — Лана попыталась их расшевелить. — На фотографиях надо быть жизнерадостными, — но все ее попытки оказались безуспешными. На экране отображалась лишь одна женская улыбка, и два суровых, оцепеневших, ошарашенных мужских взгляда.

Лана, запечатлев несколько кадров, положила телефон на стол.

— Дадука, я пойду приму ванну. А потом присоединюсь к вам и пообедаю.

Шарах покачал головой вслед уходящей внучке, так и не промолвив ни слова. Но стоило ей выйти за порог, моментально началась паника. Пребывая в шоковом состоянии, Шарах и Тадари впервые за долгие годы своей жизни выпили рюмку, не сказав тост!

— Глаза бы мои этого не видели. Тадари, представляешь, она болеет вирусом глобализации. Вначале музыка, теперь эта мыльница со вспышкой, а что потом?

Только Тадари открыл рот, чтобы ответить другу, как с улицы донеся женский протяжной крик.

— Ух, это Лана, — Шарах схватил стоявшее возле Тадари ружье и побежал в ванную. Второй бросился вдогонку.

— Подожди, Шарах, не смей туда забегать!

— Ланочка, внученька, что там происходит? — кричал Шарах у дверей банной комнаты, не решаясь войти без разрешения.

Девушка выбежала обмотанная полотенцами. На лице ее отображался испуг, губы дрожали от страха, язык не мог вымолвить и слова. Разгневанный Шарах вбежал с угрозами: «Убью, кто бы ты ни был». Какого было его удивление, когда он никого не увидел. Старик вышел недоуменным, но успокоившимся.

— Ланочка, дорогая, чего ты так сильно испугалась?

Внучка, продолжая молчать, взяла дедушку за руку и вместе с ним зашла в душевую. Прикрываясь словно щитом его телом, она указала пальцем на ползающего на потолке паука. Безобидное насекомое на очень тонких ножках и с малюсенькой головкой вызвало у Шараха смех. В сельских домах такой паучок — частое явление, и к нему все привыкли, даже самые маленькие. Но вот для студентки из Российской столицы он стал неприятным сюрпризом, но еще больше ее раздразнило поведение деда, который не вошел в ее положение, а наоборот, обсмеял.

— Я потом приму душ, — обиженным голосом сказала Лана и поковыляла в сторону своей спальни.

— Нет, ты это видел? — шепотом обратился Шарах к Тадари. — Она б еще комара устрашилась бы. Надо срочно что-то делать. Помоги, ты же умный!

— Для начала надо спрятать ту белую штучку, которую она привезла, пока ее никто не обнаружил. А потом собрать ее вещи и отправить обратно в Москву, пока она тут всех не заразила своим поведением.

— Ты что, с ума сошел? Я тебе отправлю, это же родное мое!

— Да шучу я! Давай его под диван, ближе к стенке, от глаз подальше. И руками не трогай, оберни в платок, — указывал Тадари на айфон. — А мы с тобой пойдем до нашего старейшины Джарназа Мукба. Ситуация ведь сложная, кто как не он, может дать дельный совет.

Джарназ Мукба — самый взрослый, а значит и, по совместительству, самый авторитетный человек в селе. По приблизительным подсчетам ему шел сто девятнадцатый год. Точную дату рождения никто не помнит, помнят лишь то, что в тот год выпал большой снег. Такое явление для Абхазии редкость, вот почему оно запоминается надолго. Хотя Джарназ всем говорил, что он родился гораздо раньше и даже слепил в тот год снеговика.

— Здравствуй, дорогой Джарназ.

— И вам привет, — ответил им старец, разрубив напополам полено.

— Джарназ, не рано ты дрова колоть начал? Лето на дворе.

— Эх вы, молодежь, ничему вас пока жизнь не научила, — обратился старейшина к семидесятилетним мужикам. — Я совмещаю приятное с полезным. Как зарядка. Сегодня чуть-чуть, завтра чуть–чуть и кости размяты и запас пополнен. А вы, дилетанты, осенью спину свою напрягать будете, благо, пока молодые, здоровье позволяет.

— Джарназ, мы к тебе за советом. Дело у нас такое, внучка моя с России приехала.

— И в чем проблема? — отложив топор в сторону, старейшина присел на пенёк и, облокотившись на палку, принялся насторожено слушать односельчанина.

— Как тебе правильно сказать… Ведет она себя как то по-московски. Ума не приложу, что делать.

— Она абхазка?

— Да, чистокровная. В семи поколениях точно. Дальше уже не знаю.

Джарназ потер подбородок и погрузился в раздумье. Тишина длилась несколько минут, пока самый взрослый человек в селе не нарушил ее.

— Слушай меня Шарах, внимательно. Устрой ей чисто Абхазский вечер, чисто по-нашенски. Собери всех. Мясо, мамалыга, танцы, ну ты понимаешь. Когда она свое родное увидит во всей красе, остальное в ней на второй план отойдет.

От Джарназа Мукба друзья уходили довольными. Наставления старца всегда оказывались дельными. Уже по дороге Шарах размышлял о том, как накрыть стол на всю деревню. Он вел подсчеты, какое количество скота понадобится забить, порезать петухов, поставить котлов для мамалыги, сколько соседей приобщить к делу, какой длины построить палатку во дворе.

— Шарах, а может это все как сюрприз сделаем, чтобы она пришла и бах! Все готово.

— Это вообще идеально было бы. Но как такое провернуть? У меня нет большого подпольного подвала, чтобы мы могли там скрытно все организовать.

— Не переживай. Я решу этот вопрос, — довольный своей гениальной идей Тадари погладил свой лоб. В тот момент они как раз проходили мимо дома главной сплетницы села. Старушка сидела на стуле, в тени мушмулиного дерева, прямо возле своего забора. По ее грустному выражению лица было видно, что ей очень скучно. Ведь в селе свежие новости — не такое уж частое явление.

— Маруша, день добрый, — поприветствовали ее мужчины.

— Добрый, добрый, — слегка привстав, ответила бабушка.

— Слушай, ты знаешь, что вчера к Шараху приехала внучка из Москвы? Она доктор медицинских наук! И в благодарность жителям нашей деревни, так как она родом отсюда, предложила завтра провести приемный день. Будь добра, поделиться этой информацией с населением, — Маруша расцвела как весенний цветок: глазки засияли, губки растянулись, ушки заострились.

— Ой, я даже не знаю, а абхазы разве к врачам обращаются? Думаете, им это надо будет? Всю жизнь не ходили, а тут все бросят и пойдут?

— Маруша, ты свое дело выполни. Тут ведь не в принудительной форме, а по желанию.

— Все, все, я поняла, — Маруша даже не стала дожидаться пока Шарах и Тадари пропадут с поля зрения, и побежала к своим первым соседям.

Когда друзья вернулись домой, начинало темнеть. Лана сидела на стуле во дворе и дочитывала книгу. Оставалось всего несколько страниц, но с каждой последующей из-за света, занятие становилось сложнее. И уже минут через десять, прищурив глаза, она пыталась разобрать знакомые буквы.

— Ланочка зайди внутрь дома, там дочитаешь. Не порть зрение, — проявил беспокойство дедушка.

— Дочитаю завтра. На свежем воздухе и в тишине, — отложив книгу, ответила внучка.

— Нет, дочитай сегодня. Завтра, боюсь, у тебя дела будут. Представляешь, кто-то рассказал, что ты у меня доктор. И некоторые наши дорогие сельчане, решили прийти к тебе на консультацию. Человека два-три не больше, абхазы обычно к врачам не ходят. Но тем, кто захотел, я отказывать не стал.

— Конечно, Дадука. Помогу чем смогу. Главное, обещаю никому не навредить.

— Отлично, мы тебе кабинет у Тадари на втором этаже сделаем. Просто у него все условия там есть.

— Все условия?! Даже операционный стол? — засмеялась Лана. — Хорошо Дадука, договорились.

Внучка поднялась наверх к себе в комнату. Первый день в деревне получился долгим и не самым радостным. Акклиматизация проходила с большим трудом. Тихое, спокойное село показалось ей чем-то далеким. Потянуло к шумной и динамичной жизни в Москве. Лана взяла листик и нарисовала на нем палочки, обозначающие количество дней до отлета. После зачеркнула одну и закрыла глаза. Уснула не скоро. Если вчера ночью из-за усталости она не обратила никакого внимания на мошкару, то в этот раз ей пришлось в полной мере ощутить все прелести деревенского жития: укусы и жужжание насекомых, стрекотание кузнечиков, кваканье лягушек. Засыпала она, прокручивая мысли о завтрашнем дне, надеясь на веселое времяпрепровождение.

Во дворе только начинало светать, как в комнате раздались стуки. Шарах приступил к подготовке мероприятия ни свет ни заря. Внучка ж проспав пару часов, вскочила с кровати и ринулась к двери, опасаясь, что произошло, что-то ужасное, например, кому-то стало очень плохо, ну или, в крайнем случае, пожар.

— Доброе утро, Ланочка. Как спалось? — Как ни в чем не бывало, полюбопытствовал дедушка. На часах было шесть часов, а Тадари уже стоял рядом с другом и синхронно с ним улыбался. Друзья выглядели бодрыми и полными энтузиазма, чего нельзя было сказать о Лане. Она едва подавила в себе негодование, убедившись, что ее разбудили, не имея на то серьезных причин.

— Все просто замечательно, — ответила студентка медицинского института, нарисовав на лице взаимную улыбку.

— Вот и славно. Тогда пойдем в дом к Тадари. Ты же помнишь, о чем мы вчера договаривались.

Отведя внучку и усадив ее в кресло в гостиной, друзья принялись за дело. Своим соседям Шарах поручил построить палатку на пятьсот человек, расставить столы и скамейки, разложить посуду, натянуть новый брезент. Приготовления мяса он возложил на Бения Ардашина. В таких случаях говорили: «Назначил и не беспокоишься». Он быстрее и лучше всех разделывал скотину. А вкус приготовленного им тающего во рту мяса был известен, даже маленьким детям, у которых еще не все зубки прорезались. Гудалия Анри, настоящий профессионал, отвечал за мамалыгу. За него шла молва, что он приготовил в своей жизни почти сто тысяч порций мамалыги, и ни в одной из них ни разу не было даже маленького комочка. На вопрос, как ему это удавалось, он шутил: «Вначале надо мешать шесть раз по часовой, потом двенадцать раз против, четыре по, семнадцать против и произносить: «крутись, крутись во вкуснотище превратись». Многие прислушивались к его словам, но результат повторить не удавалось никому. На этом Шарах не остановился. Тамадой он пригласил Харбедия Инала. Самого красноречивого крестьянина в селе. Жителям иногда казалось, что когда Инал поднимает за природу, в горах начинают расцветать цветы. А его коронный уход с застолья, опустошив за раз десятилитровое ведро мужского вина, навеки останется в истории деревни. На счет гостей переживать не стоило, это же абхазское село, придут все.

Пока одна часть сельчан натягивала палатку во дворе Шараха, другая половина спешила на консультацию в дом Тадари. Первая в «кабинет» Ланы зашла Маруша.

— Ой, докторсон. Вы знаете, когда вас нет, я тут всех лечу. Между прочим, у меня одной аппарат есть, который давление мерит. Так что вы не думайте, что вы единственная в этом разбираетесь, — Маруша сидела и наслаждалась общением. Она любила поболтать, а если это еще и новый человек, который ее слушает, да и еще доктор, то восторг был неимоверным. Девушка уважительно относилась к пожилой женщине, но очень быстро устала от сложных и не совсем понятных вопросов. Разговор затянулся. Во дворе Тадари выстроилась очередь из желающих посетить врача. Лана глубоко вздохнула, но нечего не могла поделать, она обещала дадуке.

— Ланочка, а давайте делиться с вами опытом. Я много чего по докторсонскому делу знаю. Глядись и вас научу. Я вот однажды укол делала. Ха, вы мне не верите? Клянусь, делала.

— Бабушка Маруша, извините, там люди ждут. Давайте, мы с вами потом продолжим. Вдруг там кто-то в помощи остро нуждается, — перебила ее Лана.

— Ой, я так и знала, что тебе понравилось то, о чем я рассказываю. Тут в селе всем нравится. Я на любую тему могу поговорить. Ладно, я пошла, потом увидимся, — Маруша медленно покидала помещение. Но не успела Лана выдохнуть, как в комнату пришел дед Баграт.

— Утро доброе. Дад, у меня на прошлой неделе давление было, даже пойти в огороде поработать не смог. Вот сейчас интересно стало, у меня повышенное или пониженное было?

— Это уже не узнать, — с улыбкой ответила Лана. — А сейчас что-нибудь беспокоит?

— Честно, вот этот вопрос меня всю неделю беспокоит.

— Давай так дедушка Баграт, ты сейчас иди, а как повторится — сразу ко мне, и мы все узнаем.

После Дедушки Баграта, зашел дедушка Хвича.

— Мне сто лет, а я доктора в жизни не видел. Все, спасибо, посмотрел, пойду дальше.

После Хвичи, пришел Абрыскил.

— Что у вас болит? — спросила Лана.

— У меня ничего, а вот моя Бурка, это моя корова. Меньше молока давать стала!

— Дедушка Абраскил, это не ко мне, я будущий терапевт, а вам ветеринар нужен.

Абраскил бросил суровый взгляд, фыркнул и добавил: «Еще говорят, врач».

Время шло, а очередь не убывала. Не выспавшаяся, уставшая Лана из последних сил принимала сельчан, которые были один здоровее другого. Но после того как к ней на прием второй раз зашла Маруша, она не выдержала, вышла на балкон и крикнула в толпу:

— Народ, если у кого-то что-то болит, заходите. Если нет, расходитесь.

Через пару секунд во дворе не было ни души, разве что Маруша. Она рассказывала Лане разные истории из своей жизни. Девушка пристально смотрела на собеседницу, делая вид, что внимательно слушает. На деле она размышляла о том, как ей тут скучно и сложно, а главное, она пыталась подобрать правильные слова, чтобы объяснить дедушке, что хочет уехать домой, что нахождение у него в гостях становится для нее невыносимым. Но ничего в голову не приходило.

— Пойду и расскажу ему все прямо, а там будь что будет, — подумала про себя девушка и под предлогом скорого возвращения оставила Марушу в одиночестве. На часах было около пяти часов. Несмотря на свою насыщенность, день пролетел незаметно. Дневной зной сменился вечерней прохладой. Зайдя в дом Шараха, Лана увидела огромное количество людей, натянутую палатку, накрытые столы.

— Дадука, дадука, — подбежала внучка к дедушке. — В чем дело? Почему у нас так много гостей?

— Эх, — не скрывая гордости, ответил Шарах, — я в честь твоего приезда устроил этот праздник, чтобы мы все могли погулять от души.

— Спасибо, дадука, — Лана обняла дедушку. Столь приятный жест отбил желание уезжать. Она решила вместе со всеми насладиться вечером.

— Так, все к столу! — дал распоряжение хозяин и абхазское застолье началось. Усевшись, все принялись пить и кушать. Одни говорили за погоду, другие хвалили Анри за мамалыгу, третьи Ардашина за мясо, четвертые нашли другую тему. Лана стояла и недоумевала от того, что происходит. Пиршество для нее, а никакого внимания к ней. Интересная затея, а ей вновь одиноко и скучно.

— То за ушедших, то за Абхазию, за родителей, за детей. А где же я?! Нет, все надоело!!! Я так больше не могу, — Лана решилась на разговор с дедом, который сидел рядом с тамадой. Подойдя к Шараху, она топнула ногой о землю и воскликнула: «Дадука!».

Как сразу же ее перебили все собравшиеся. Гости запели. Слов в песне не было, лишь одна буква, буква «О». Кто-то пел тенором, кто-то басом, но все пели одну гласную. Лана остановилась, вроде бы обычная буква «О», но в тот момент она казалась ей самой красивой буквой русского алфавита. Она звучала по-родному, согревая душу. Под аккомпанементы гостей заговорил тамада Харбедия Инал:

— Однажды, высоко-высоко в горах раздался выстрел. Потому что далеко-далеко в Москве родилось чудо. Абхазские мужчины плачут редко, но в тот день наш дорогой друг Шарах много слез счастья в землю выплакал, и не напрасно. Цветы растут, когда их поливаешь, так посмотрите какая красавица выросла, — Инал указал на Лану. По рукам девушки забегали мурашки, ее глаза зажглись. — Сегодня она — представитель великой профессии. Мы, абхазы, можем доверить свою жизнь исключительно самым близким людям. Я, Харбедия Инал, сегодня могу доверить ей свою жизнь, она — мой близкий человек, — Инал взял в руки ведро. — Здоровья тебе, счастья и благополучия! — и принялся пить, а гости запели еще с большим энтузиазмом. И только после того, как Инал допив, перевернул ведро, и с него не пролилось ни капли, все восторженно подняли свои стаканы с криками: «И я доверяю! И мой близкий человек!». Лана светилась от счастья. Она как будто заново родилась в тот день. Но это были цветочки, ягодки ждали впереди. Один из соседей вытащил барабан и принялся на нем отбивать ритм лезгинки, все остальные принялись хлопать в такт. Сразу же их подержал аккордеонист. Первого танцора долго ждать не пришлось, он с криком: «Ассаа!» — выбежал на центр площадки, и тут понеслось, танцевали все: молодые и взрослые, мужчины и женщины. Более зажигательных и искренних танцев Лана не видела. Ее ноги принялись пританцовывать. Шарах не стал упускать такой возможности. Стоило ему выйти на площадку, как моментально все образовали огромный круг, в центре которого дедушка танцевал с внучкой.

Веселье длилось до рассвета. Спать Лана пошла уставшая, но безумно довольная. Мысли о преждевременном отъезде больше не посещали ее голову. Ощущение и осознание того, что она находится на родной земле, оказались для нее чрезмерно важными. В тот день она строго для себя решила, что по окончании учебы обязательно вернется в Абхазию и будет работать во благо своего народа, несмотря на то, что абхазы к врачам не ходят.

С первыми лучами солнца, два давних, не ложившихся спать друга, с лопатами пришли в огород.

— Принес? — спросил Тадари.

— Принес! — Шарах вытащил завернутый кусок тряпки, в которой лежал айфон. — Нам иностранные штучки тут не понадобятся! И поэтому, брат мой, во имя сохранения наших культурных ценностей, мы сейчас произведем захоронения этой вещи. Нам не надо их инноваций, нам нужно наше Апсуара! Именно оно помогло сохранить нашу народность на протяжении многих веков.

— Аминь, — кивнул Тадари. — Но, может, прежде чем опустить его в землю, сделаем с тобой селфи, так сказать сфотографируемся. Мало ли через годы, кто-то раскопает его и увидит нашу великую дружбу.

Шарах не думая обнял друга и нажал пальцем на экран. На этой фотографии они улыбались.

Пригласительная открытка

Сегодня мы откроем ворота,

Дойдет до вас нашей радости звон.

Невесту украли из отцовского дома,

И с братьями везем ее в свой двор.

Напевал песню молодой парень Хвича. В тот день ему выпала честь развозить пригласительные свадебные открытки. Абхазы очень восприимчивые в этом отношении люди, поэтому такое задание считается очень ответственным. Каждое пригласительное должно дойти до адресата. Причем сделать это необходимо как можно быстрее, так сказать заранее. По такому случаю в селе Аамта приобрели велосипед «Десна». Выглядел он всегда празднично: свежая краска на раме, новые покрышки на колесах, букет цветов на руле и полная корзина красивых открыток в багажнике.

— Шарах! О, Шарах! — открыв калитку, Хвича позвал хозяина.

— Ох! — радостно воскликнул Шарах, увидев велосипед. — Приветствую тебя дорогой, — хозяин дома пожал парнишке руку. — Вижу повод у нас хороший. Чья свадьба?

— Джопуавская!

— Молодец Астамур! Столько лет женить не могли, а тут те на, как гром средь ясного неба в свои шестьдесят, — порадовался за младшего друга Шарах. После чего нахмурил брови и взглянул на человека принесшего ему открытку. — Ты первому кому эту новость сообщил?

— Тебе конечно!

— Ай ты мой золотой, — Шарах вновь улыбнулся. — Уважаешь, значит! Я должен за твое здоровье выпить, давай зайдем домой.

— Не могу, — юноша принялся отнекиваться, — вон, сколько еще раздать надо, — он указал пальцем на полную корзину. — Да и еще я за рулем не пью.

— А тебе никто не говорит, — за рулем пей, пойдем за стол сядем, там и выпьешь! Ты ко мне первому зашел, а я хочу, чтобы ты первый мое вино продегустировал.

Правда, отвел Шарах Хвичу не в дом, а в свой винный погреб. Одноэтажная постройка оказалась весьма прохладной внутри, несмотря на жаркий день. Помещение было изолировано от дневного света, но благодаря открытой двери, лица были видны.

— Это бочка именуется «Штиль», — погладив первый сосуд с вином, Шарах начал свой небольшой экскурс. — Этим напитком можно даже детей и женщин поить. Чуть-чуть крепче компота. А это «Ветерок». Если пообщаться на застолье хотите. Тостов двадцать-двадцать пять можно смело выпить, — закончив описание второй бочки, Шарах перешел к третьей. — «Сильный ветерок». В лучшем случае стаканов пятнадцать, но молодым вроде тебя рекомендую не больше десяти. Вино обладает очень интересным свойством, которое называется «Ты иди, я догоню». За столом пьешь — все хорошо, а встаешь и соберешься идти домой, так зашатать может, мало не покажется.

— А почему эти тары большие, а вон те две маленькие? — спросил Хвича, указав на противоположную сторону погреба. — Хах, — улыбнулся дед, подчеркивая тем самым правильность вопроса юноши, — такого вина много быть и не должно! Это «Шторм», пять-шесть стаканов и бархат обволакивает твое тело, кровь нежно бурлит по венам, настроение такое, что хочется с птичками летать и петь. Ну а это «Ураган», — Шарах подошел к последнему деревянному сосуду. — Максимум два-три. Вот бывает к тебе домой гости придут, а ты прямо очень спешишь. Накрываешь на стол, ставишь это вино и уже через полчаса слышишь, что у них самих появились дела, которые они вынуждены незамедлительно решить.

— Так я тебе и поверил! — засмеялся Хвича. — Ну и фантазер ты Шарах. Забавная классификация.

Шарах ничего не ответил хохотуну. Он достал граненый бокал, налил в него из крайнего бочонка и протянул Хвиче.

Десять минут спустя…

— Хорошее вино, Шарах. Пьется легко главное, — выходя на свежий воздух, Хвича в двух словах попробовал описать вкус «Урагана». На большее его заплетающийся язык уже не был способен. — Дедушка Шарах, давай чуть-чуть посидим, а то душно как-то на улице стало, — хозяин взял его за руку и аккуратно усадил на диван, стоявший в тени двора. Но парень долго не просидел. — Дорогой Шарах, можно я чуть полежу, а то устал сегодня, — Хвича раскинул ноги по всей длине койки и, запьяневший, задремал.

— Какая-то молодежь не та пошла в наше время, — покачал головой Шарах. — А пригласительные конверты кто развозить будет? — но Хвиче было не до них, его самого развезло.

Шарах осознавал всю сложность ситуации. Если никому не сообщить, то никто не придет. А свадьба без гостей, как мысль без идеи: она как бы есть, но по сути ее нет. И решил он сам найти выход из сложившегося положения. Пригласительные было необходимо доставить, чтобы все прошло по плану. Поэтому, недолго думая, Шарах сел на велосипед и принялся крутить педали. В последний раз он садился за руль велосипеда, будучи еще подростком. Благо, это такой транспорт, если один раз научился кататься, то никогда уже не разучишься. Свой путь он начал с дома близкого приятеля.

— Свадьба?! Джопуавская! Молодец Астамур, удивил, так удивил, — порадовался Тадари. — Шарах, а первого ты кого осведомил?

— Тебя, конечно, ты же мой лучший друг!

— Это правильно. Я в этом не сомневаюсь. Мне приятно.

После Шарах поехал к Джарназу Мукба.

— Что? Он в свои шестьдесят женился? Куда спешить? — недоуменно отреагировал сто девятнадцатилетний долгожитель. — Ну, это не главное, ты лучше скажи, кого ты первого пригласил?

— Тебя, конечно, ты же у нас самый старший!

— Умница, Шарах. Не зря я говорил мужик ты, толк из тебя выйдет.

Дальше Шарах отправился к Бения Ардашину.

— Тебя первого информирую, ты же у нас мясо делаешь. Это очень ответственная миссия.

У Гудалия Анри Шарах, передавая открытку, сказал:

— Мамалыга всему голова. Держи первое пригласительное. С твоей легкой руки, не сделавшей ни одного кома, я продолжу приглашать людей.

У Инала Харбедия.

— Однажды высоко-высоко в горах летел орел. И из всех домов первым он выбрал твой дом, так как птица не умела красиво излагать пожелания, а свадьба без тамады — не свадьба.

До вечера Шарах заехал ко всем в деревне, каждого порадовав известием о намечавшейся церемонии. При этом он всех убеждал в том, что они являются первыми кому он сообщил эту новость. Людей настолько радовало оказанное к ним уважение, что они охотно ему верили. Шарах раздал все открытки, за исключением одной, адресованной Ивану Иванову. Он всячески старался вспомнить человека с этим именем, но безрезультатно. Ничего не оставалось, как идти к виновнику торжества и узнать у него подробности. По дороге в Джопуавский дом, он спрашивал у всех встречающихся на пути сельчан кто такой этот Иванов? Ответа он так и не получил, но интерес среди населения вызвал бурный. Всем стало любопытно, о ком шла речь, и они массой последовали вслед за ним. Почти половина села подошла к забору Астамура. Хозяин сидел во дворе и стругал ножом палку, заостряя конец.

— Ора, Астамур, — обратился к нему Шарах, — кто такой этот Иван?

— Это мой армейский друг, — ответил жених. — Мы когда дембель обмывали, он попросил пригласить его на мою свадьбу. И я пожал ему руку!

— Ора, Астамур! Тебе шестьдесят лет, служил ты в двадцать! Прошло столько времени.

— Ничего не знаю! Абхаз сказал — абхаз сделал! — отложив инструмент, перебил Астамур, гордо встав и приподняв голову к верху, он продолжил:

— Вы представляете, что будет, если я его не приглашу? Вдруг потом когда-нибудь, случайно, после моей свадьбы мы встретимся с Иваном, и он спросит, как у меня дела? Не женился ли я? Как мне прикажете смотреть ему в глаза? Что ответить? Сказать, знаешь, я женился, но тебя забыл пригласить?!

— Ааах, — воскликнули собравшиеся.

— Правду говорит, — они были солидарны с женихом. Люди переговаривались, предлагая разные идеи как решить данную проблему. Шум от споров стоял на всю деревню, но результата не было. Никто не желал брать на себя ответственность.

–Тихо! — успокоил всех Шарах. — Подскажи, где его искать.

— В последний раз я видел его в день окончания службы в Московской области. Ну, чтобы не ошибиться, он где-то в России.

Шарах аккуратно сложил пригласительную открытку и засунул ее во внутренний карман. Задумавшись, он бросил взгляд в небо, как бы моля всевышнего о помощи в столь непростом для крестьянина деле, а после посмотрел на Астамура и, попытавшись успокоить и его, уверенно произнес:

— Начинай накрывать на стол. Скоро мы с Иваном приедем.

Раним утром возле дома Шараха собралось немало людей для того чтобы проводить его в дальнюю дорогу. Все пришли с гостинцами, по их мнению, необходимыми для путешествия. Только банок с закрутками и компотом принесли штук тридцать, помимо этого еще мед, мацони, соленья и целый пакет лепешек. Ардашин принес ляжку быка, Анри — мешок кукурузной муки, Инал — вино собственного изготовления. Женщины шумно переговаривались, пытаясь узнать, не забыли ли они что-то положить. Старые бабушки понакидали в телегу кучу теплых вещей, но после мужчины все оттуда вытащили, август месяц как-никак, а то с таким грузом лошадь и тронуться не смогла бы. Дети восторженно бегали и кричали о том, какой дедушка Шарах смелый и, повзрослев, желали быть на него похожими. Шараха долго ждать не пришлось. Герой того момента пришел навстречу в сапогах, черкеске, папахе и с кинжалом на поясе.

— Ты что в таком виде решил ехать? — полюбопытствовал один из провожающих. Шарах осмотрел себя с ног до головы и кивнул.

— Красавчик!!! — закричали все.

— Я тебя одного не пущу! — подбежал Тадари и принялся настаивать на том, чтобы поехать с ним.

— Ты ведь знаешь, что там есть метро, где хмурые люди не здороваются друг с другом! Парни разгуливают в шортах, девушки курят и ходят в коротких юбках, а самое страшное, когда в общественный транспорт заходит старший, никто не встает. Я не могу тебя с собой взять, боюсь, у тебя сердце не выдержит, если ты это все увидишь. Я сам съезжу, быстро найду Ивана Иванова и мигом обратно.

Разложив все добро в повозке так, чтобы у Шараха появилось место, чтобы сесть, соседи выпили по десять стаканов за его здоровье и дорогу. Редко кто из сельчан покидал границы деревни, а тем более республики. Все искренне переживали и держали за Шараха кулачки. Тадари зарекался зарезать бычка по его возвращению, а Астамур — назвать сына в его честь. Обещая вернуться целым и невредимым, Шарах пнул жеребца ногой в бок.

Проехав по проселочной гравийке, Шарах выехал к центральной, той, что соединяла реки Псоу и Ингур. Трасса располагалась вдоль берега моря Черного, лучезарного, красивого. Дедушка сделал глубокий вздох и воскликнул:

— Эх, какая же у нас в стране красота. Налево посмотришь, море увидишь. Направо — горы. А прямо — вечно зеленную поющую природу. Но главное, куда не взгляни, везде добрые, улыбчивые люди. Все кажется таким цветущим, таким молодым. Даже жара, и та является проявлением солнечной любви. Чем больше любви, тем больше тепла. Море наше синее, море наше Черное, — остановил Шарах повозку, слез с нее и спустился на берег.

— Двадцать лет я не купался в нем. Вот некоторые люди круглый год работают, копят, приезжают, чтобы услышать шум прибоя, поплавать по волнам. А я вот двадцать лет не купался, вот это сила духа, — возгордился собой абхазский дедушка и, помочив руки, заявил: — Через двадцать лет приеду обязательно нырну в воду.

Продолжил Шарах свой путь, но перегруженная телега двигалась медленно. Темнота застала его в пути. Стал старик ломать голову, где переночевать, но так и не вспомнил ни одного знакомого в этих краях. Размышлял-размышлял и пришел к выводу — разве проблема, найти ночлег в Абхазии? Он остановился возле первой калитки, привязал лошадь и, зайдя в дом поздоровался:

— Добрый вечер, уважаемые, встречайте гостя.

Хозяева немного ошарашено бросили взгляд на деда, который неожиданно свалился им как снег наголову. Спросили, ищет он кого-то и не желает ли чая. Шарах недолго думая встал, сказал, что ошибся домом, вышел, запрыгнул на скакуна и проскакал тридцать метров до следующего жилища. Тамошние хозяева оказались удивлены не меньше. Они в свою очередь, полюбопытствовали, чем помочь, и предложили кофе. Шарах попрощался, сел на коня, проскакал сорок метров и зашел в третий дом.

— Мир вашему дому! — сказал Шарах, как только перед ним открылась дверь.

— Оооо!!! — хозяин дружелюбно поприветствовал появившегося на пороге человека. Подошел, протянул гостю руку, поцеловал его, — проходи, дорогой. За животное не переживай, мои дети его сейчас напоют и накормят, — Шараха усадили за стол, налили ему стакан холодного вина, а в тарелку положили горячей мамалыги. — Вот сейчас я вошел в тот дом, — подумал про себя Шарах и принялся трапезничать.

Наутро Шарах проснулся ни свет ни заря. Дома все спали.

— Эх, городские! Могут позволить себе поспать, — шепотом, чтобы никого не разбудить пробормотал гость и вышел во двор. В благодарность за вчерашний приют Шарах отстегнул повозку полную деревенскими гостинцами и со словами: «Так я еще быстрее доберусь» — помчался в сторону границы с Россией. Под вечер Шарах наконец прибыл на место назначения. Границу он видел впервые. Когда он в последний раз был здесь, границ не было — все жили в одной стране, в Советском союзе.

Разгар курортного сезона. Толпы приезжих отдыхающих стояли на подступах к проверяющим кабинкам, желая поскорее вернуться домой. Шарах, взглянув на километровую очередь, глубоко вздохнул и встал в самый конец.

Прошло два часа…

Шарах не то чтобы сдвинулся вперед, напротив, отошел на несколько метров назад. Дело в том, что в силу своего воспитания он пропускал вперед всех женщин и детей. Только лишь поздней ночью Шарах смог дойти до пункта проверки документов.

— Вечер добрый! Меня зовут Шарах.

— Очень приятно. Предъявите паспорт, пожалуйста, — в ответ, донеся грубоватый голос.

— Я не имею паспорта. Поймите у моего друга свадьба. Мне срочно надо попасть в Россию, чтобы пригласить Ивана Иванова. Кстати я не один, я на лошади, она там ждет. С ней в очереди стоять было неудобно.

Только Шарах договорил, как мужчина в кабинке нажал на красную кнопку, и к дедушке в черкеске, папахе и с ножом на поясе подбежала вооруженная охрана.

— Пройдемте, пожалуйста, с нами для выяснения вашей личности, — сказал пограничник.

— Говорю же вам, меня зовут Шарах. Я ищу Ивана Иванова! Мне надо его на свадьбу пригласить!

— Проведите его в кабинет! Заодно и Ивана найдем, — засмеялся глава смены. А Шарах не углядел в словах иронии, доверившись, проследовал за ним.

— Пока поместите его сюда! — начальник указал на камеру, в которой сидел один человек. Решетка открылась, только Шарах вошел, как сразу же за его спиной раздался стук железа об железо. Ничего не понимающий старик присел на дощечку, ему сразу же стало не по себе. Он ощутил, как вмиг его лишили самого дорогого, его лишили свободы. Пускай ненадолго, на несколько минут, до выяснения личности и обстоятельств, не суть, факт оставался фактом. И как он не пытался себя разубедить, что скоро все кончится, что это недоразумение, душа его ныла, с глаз потекли слезы, сердце громко забилось, в надежде, что кто-то услышит его учащенные удары и придет на помощь. Шарах встал. Как сразу же все помутнело перед ним, ноги подкосились, благо сосед по месту заключения поймать успел, чем спас его от серьезных увечий. Он аккуратно уложил Шараха на скамейку, принес бутылку воды, дал немножко выпить и, намочив собственный платок, накрыл им лоб пострадавшего.

— Как вы себя чувствуете? — спросил незнакомец.

По цвету его лица можно было понять, что ему уже лучше, приступ оказался позади.

— Меня зовут Шарах. Мой друг играет свадьбу. Я должен пригласить одного человека. Не понимаю, как я тут очутился.

— А я вот приехал в Абхазию отдыхать. Потерял документы. Вот теперь не могу обратно домой вернуться, нужно две недели ждать пока все восстановят, а жить мне в Абхазии негде. Кстати звать меня Иван, фамилия Иванов, но без паспорта в это никто не поверит.

— Иван Иванов?! — Шарах ущипнул вначале себя, а после принялся трогать собеседника. — Не может быть!

— Не может быть? — перефразировал отдыхающий. — Вот и пограничники, говорят тоже самое.

— Иван, ты же Иванов! Ты же под Москвой с моим другом служил, с Астамуром Джопуа.

Только Иван открыл рот, чтобы ответить Шараху, как отворилась дверь камеры. Седоватый мужчина в форме велел задержанным выйти, пожелав, в следующий раз не попадаться. Оказавшись на свободе, Шарах сделал глубокий вздох, и лицо его засияло. Второй вздох свежего воздуха выпрямил его спину. Третий — вернул ему бодрость духа и улыбку. Придя в себя, Шарах зашел обратно в кабинку к пограничникам и поблагодарил их за оперативное выполнение работы по нахождению гражданина России Ивана Иванова. После, не мешкая, засунул руку во внешний карман и достал пригласительную открытку, на которой было написано: «Дорогой Иван Иванов, приглашаем тебя на торжество по случаю бракосочетания Джопуа Астамура и Кестба Шарифы, в с. Аамта.» и вручил ее Ивану.

— Но я.., — не успел договорить Иван, как его сразу же перебил Шарах. — Никаких но!!! Времени мало, дорога дальняя, по пути поговорим.

Новоиспеченные друзья забрались на лошадь и поскакали в сторону деревни. По дороге Шарах как-то спросил:

— Что ты хотел мне сказать?

На что Иван из-за непривычной качки на коне ответил:

— Я… я… я… не… не…

— Прибудем, расскажешь, а то ничего кроме дыгыдыг–дыгыдыг не слышно, — вновь прервал его Шарах. Скакали они без остановки, да и без особых происшествий. Поэтому продолжим с того момента как они добрались до места назначения.

Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Женщины украшали палатку белой кружевной тканью, а мужчины запасались дровами. Гудалия Анри был ответственным за котлы и за все, что к ним прилагается. Бения Ардашин точил ножи. Харбедия Инал зная, что на застолье каждый попытается его перепить, тщательно смазывал свой желудок, поедая маслины и другую жирную еду. Тадари помогал жениху доделывать последние штрихи по обустройству комнат, постоянно подшучивая над ним: «Вовремя ты женился, а то твой дом без ремонта долго не простоял бы».

Шарах залетел в село верхом на скакуне. Несколько раз поднял жеребца на задние копыта, привлекая тем самым к себе внимание жителей, после чего демонстративно красиво спрыгнул, поправил свои волосы и выставил грудь вперед. Действия Шараха говорили об одном: «Вот он я, приехал, встречайте своего героя!». Он ожидал похвалы и расспросов, как прошла его наисложнейшая поездка, хочет ли он поесть и попить, не заболел ли он двадцать первым веком и как там поживает мир. Вместо этого сельчане единогласно воскликнули: «О, Иван Иванов!». Пройдя мимо Шараха, все принялись осматривать Ивана. Многие из них впервые видели русского жителя, а Иван являлся ярким представителем этого народа: белая кожа, светлые волосы, голубые глаза и борода, растущая исключительно на подбородке.

— О, мой дорогой Иван, — вышел встречать своего гостя Астамур, — сколько лет, сколько зим, — обнял он друга.

— Прошу прощения, и я, конечно же, Вас приветствую, но, по-моему…

— Мы с дороги, уставшие! Хотим кушать и не прочь промыть горло, — недовольный невниманием Шарах перебил Ивана. — Благо, завтра у нас целый день будет, посидеть-пообщаться, а сейчас нам с Иваном нужен отдых, — взяв его за руку, он пошел с ним в направлении дома.

Наутро в день свадьбы жена Шараха разбудила мужа с вопросом.

— Что записывать будем? — утомившейся вчерашней поездкой старичок едва встал и поковылял в сторону шкафа. Там он залез на стул и потянулся наверх шифоньера, откуда достал маленькую зеленную тетрадку и дал ее жене.

— Что они нам подарили на свадьбу? — хозяйка, открыв список, стала искать фамилию Джопуа. В момент свадьбы Шараха, Астамур был еще ребенком, поэтому записывал его отец. На третьей странице она все же отыскала искомую фамилию и четко произнесла.

— Ружье!

— Ружье? — удивленно переспросил хозяин дома. — Ах, вспомнил, ружье. Не плохое оно было на то время. Жаль, что заржавевшее сейчас в сарае валяется. Подари его супруге, что-нибудь из своих золотых побрякушек. Уверен, им понравится, — договорив, Шарах лег досматривать свой прерванный сон.

— Проснись Шарах, нельзя так, тебе не знать! Либо то же самое надо подарить, либо еще лучше, — приговаривала жена, стоя над его душой.

— Раз то же самое, тогда спустись в сарай достань ружье, сними с него пыль и паутины, смажь маслом и вперед. Ружье старое, проверенное, — пробормотал хозяин дома сквозь зубы, не открывая глаз.

— Стыдно Шарах. Давай ему наше новое ружье подарим.

Сказать, что Шарах вскочил — это ничего не сказать. Взлетел с кровати, как ракета. Взглянул на жену, нахмурил брови и принялся бубнить.

— Бельгийское?! То, что сын мне на юбилей подарил! Ты знаешь, как я его люблю?

— Вот раз любишь, подари. Он же у нас не женат, а когда женится, за Джопуавцами не постоит, они умеют быть благодарными.

— Да я не про сына, я про ружье говорю. Я с него ни разу не выстрелил даже.

— Еще лучше, значит оно как новое, — умоляла хозяйка. — Мы уже свое пожили, нужно о детях подумать.

В итоге после долгих дискуссий и споров Шарах был вынужден уступить и смириться со словами супруги.

Посадка была назначена на пять часов дня, но приглашенные всегда приходят пораньше, выкрадывая для себя время, чтобы поздороваться со знакомыми, пообщаться. Ведь нет ничего приятнее того, когда причиной встречи со старым другом является такой хороший повод. Также необходимо зайти в комнату для записи подарков, в которой уважаемый Шарах записал сегодня бельгийское ружье. Тысяча гостей потихоньку рассаживалась на скамейки возле накрытых столов. Овощные и мясные закуски, сыр копченный и свежий, алычовая и томатная подливы, квашеная капуста, кукуруза, светлое и темное вино, домашняя чача, фрукты и торты — всё это составляло богатство праздничного стола. Как только всех усадили, стали накладывать мамалыгу, доставать вареное мясо из котлов, а также предлагать желающим акуч-мач. Гостей пытались уважить максимально, принося им наисвежайший продукт в самом его горячем состоянии. Минут через двадцать после начала празднования внутри шатра заиграл барабан и аккордеон, появилась невеста, все приглашенные встали и зааплодировали в такт музыке. Девушка в белом, пышном платье прошла вдоль рядов с гостями и расположилась на уготовленное ей место посередине палатки. Жених согласно традициям на свадьбе отсутствовал. Тамадой как обычно был Инал Харбедия. По правую руку от него сидели родственники невесты, а по левую Шарах, Тадари и Иван. После пятого тоста на стол к тамаде поставили жареного на вертеле козленка и голову быка. Этот знак внимания предназначался тамаде, если он последним встанет со стола, либо тому человеку, который сумеет его перепить. После десятого стакана многие повставали со столов: кто пошел танцевать, кто поздравлять невесту, кто по своим делам. С каждым стаканом, пьющих становилось меньше, а к пятидесятому тосту за столом и вовсе остались Инал Харбедия, два гостя со стороны невесты, нацеленный на выигрыш головы быка Шарах, и к всеобщему удивлению Иван Иванов.

— Ну что ж! Настал час повысить ставки, — заявил Инал Харбедия. Все собравшиеся вдохнули полную грудь воздуха, после чего тяжело выдохнули. Они знали, что после этих слов тамада делал свой коронный трюк. — Налейте в него до краев вина, — Инал Харбедия указал на десятилитровое ведро. Молодые люди, обслуживающие свадьбу, немедля выполнили просьбу тамады. Все, кто пошел танцевать, поздравлять невесту или просто по своим делам, вернулись, дабы воочию лицезреть, как будет осушен огромный сосуд.

— Дорогие друзья, — тамада начал тост, — в нашей жизни происходит много явлений, как приятных, так и не очень. У каждого из нас своя жизнь, свои дела. Но, несмотря на все тягости и занятость, вы все нашли время, чтобы прийти и поздравить нашего брата, нашего друга Астамура со столь важным днем в его жизни. Спасибо Вам огромное. Я хочу выпить за Вас всех, кто, так или иначе, связан с этим человеком. Я желаю Вам всех прелестей жизни и дай Бог, чтобы на ваших лицах, как можно чаще была такая же искренняя улыбка, как в сегодняшний день, — Инал Харбедия принялся пить. Гости затянули нараспев «О-о-о-о» разными голосами, кто не умел петь орали «Кац-кац-кац» и хлопали, а когда тамада перевернул пустое ведро, младший брат Астамура передернул затвор автомата и выпустил в воздух несколько очередей. Инал Харбедия практически на каждой свадьбе пил такое ведро, но приглашенные гости всегда, как в первый раз, удивленно и завороженно принимались обсуждать, как он это делает. Тамада не спеша закусил маленьким куском мяса целое ведро и сказал:

— Ну, кто следующий?

Сторона невесты даже не шелохнулась. Голова Шараха поделилась на две части, где в одно ухо ангелочек говорил: «Шарах не стоит. Подумай о себе, жене, детях, внуках. Это может быть последним, что ты выпьешь», а в другое ухо гласил черт: «Это твой шанс, давай, когда ты еще до этого дойдешь. Здоровье временно — слава вечна». Остается лишь гадать, какое решение принял бы Шарах, если бы человек, сидящий рядом с ним, не произнес бы:

— Наливайте!

Шепот и дискуссии мгновенно исчезли. На шумной абхазской свадьбе воцарилась тишина. Даже музыканты перестали играть, и появился жених, которого всю свадьбу не было. Никто не мог себе позволить пропустить такое. Все заострили свое внимание на Иване Иванове. Иван шатаясь встал, продемонстрировал пьяную ухмылку, с трудом отыскал глазами ведро и повторил: «Наливайте!». Гости живо подержали его: «Налейте ему скорее. Кого ждете? По обычаям ему надо налить». Сами же уселись как можно ближе, уж очень было интересно поглядеть на это зрелище. Впервые за многие годы проведения застолий Инал Харбедия встретил человека, желающего повторить этот трюк. Полное ведро передали в руки Ивана. Тот посмотрел налево, потом направо и тихо, почти про себя сказал: « С Богом!». Пока Иван пил, никто не пел, не стрелял в воздух, даже не разговаривал и не дышал. Даже когда он допил и перевернул ведро, из которого вылилась всего одна капля, все продолжали молчать, у гостей лишь расширились зрачки и отпал подбородок.

Конец ознакомительного фрагмента.