Странный случай

Дон Нигро, 2010

Дон Нигро «Странный случай/Strange Case». Пять актеров (2 женские и 3 мужские роли). Пьеса по мотивам готического романа Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Пьеса-ужастик, выходящая далеко за рамки романа. Действительно страшная история. Написано блестяще. А если еще режиссер и актеры постараются… Как знать, может, театру целесообразно организовать дежурство «скорой».

2: Миленькая страшилка

(Мы слышим, как мужчина, который ДЖЕКИЛ, а на самом деле СТИВЕНСОН, кричит в кровати, вспыхивает свет и мы видим, как ФАННИ трясет его, пытаясь разбудить).

СТИВЕНСОН. НЕ-Е-Е-ЕТ!

ФАННИ. Льюис. Льюис. Проснись.

СТИВЕНСОН. Что? Что? Что такое?

ФАННИ. Тебе приснился кошмар.

СТИВЕНСОН (садясь, опуская ноги на пол). Почему ты меня разбудила? Мне снилась миленькая страшилка.

ФАННИ. Больше я вынести этого не могла. Звуки, которые ты издавал.

СТИВЕНСОН (трет лицо обеими руками). И что я делал? Рычал? Лаял?

ФАННИ. Кричал от ужаса, бормотал что-то насчет часов, зеркал, карет в тумане и превращения в кого-то еще. У меня просто кровь стыла. И говорил ты, как…

СТИВЕНСОН. Как? Как я говорил?

ФАННИ. Как кто-то еще.

СТИВЕНСОН. Правда? И как я говорил? С голландским акцентом?

ФАННИ. Ты говорил, как человек, которого я не знаю. И не хочу знать. Как кто-то, который был тобой, а теперь не ты. Кто-то еще.

СТИВЕНСОН. Интересно, что ты так говоришь. Потому что мне действительно снился человек, который на самом деле кто-то еще.

ФАННИ. Не понимаю.

СТИВЕНСОН. Если на то пошло, я тоже. Он был одним человеком, который я, но на самом деле не я, а потом он посмотрел в зеркало и увидел кого-то еще, который тоже был и не был мною. По ощущениям, все выглядело каким-то спектаклем, но и было на удивление реальным. И невероятно жутким.

ФАННИ. Надеюсь, больше тебе такое не приснится.

СТИВЕНСОН (встает и направляется к письменному столу). А я надеюсь, приснится. Сейчас сяду и все запишу, пока не забыл.

ФАННИ. Пожалуйста, возвращайся в кровать. Не нравятся мне эти твои сны. Ты просто не знаешь, каково это, просыпаться рядом с незнакомцем.

ДЖЕННИ (смотрит вниз с площадки у окна). Ты стал для меня незнакомцем. Боюсь, мои письма каким-то образом сбились с пути.

ФАННИ. Не смейся надо мной. Я ждала и ждала, пока не задремала, а когда проснулась, ты лежал рядом, издавая самые ужасные звуки. Я коснулась твоего плеча, ты повернулся, открыл глаза…

СТИВЕНСОН (говорит, продолжая писать). Они вывалились и укатились под кровать.

ФАННИ. И это были глаза другого человека.

СТИВЕНСОН. То есть ты уверена, что я украл чьи-то глаза. Зачем мне еще чьи-то глаза? Что я буду делать со своими? Положу в банку с огуречным рассолом?

ФАННИ. Это не смешно. Я пришла в ужас. А меня не так-то легко испугать, о чем тебе известно.

СТИВЕНСОН. Что ж, получится отличная история.

ФАННИ. Обязательно тебе писать этот мусор?

СТИВЕНСОН. Благодаря этому мусору у нас на столе есть еда.

ФАННИ. Но зачем тратить время на какую-то дешевую, вульгарную страшилку, если ты можешь написать то-то пристойное и укрепляющее моральные устои?

СТИВЕНСОН. Если хочешь укрепить моральные устои, сходи в церковь. Я пишу лишь то, что говорят мне домовые.

ФАННИ. Домовые? Теперь ты говоришь с домовыми? Ты чем-то накурился.

СТИВЕНСОН. Я называю их домовыми, но они больше похожи на демона Киплинга.

ФАННИ. У Киплинга есть демон?

СТИВЕНСОН. Так он говорит.

ФАННИ. Его жена знает?

СТИВЕНСОН. Демон — это голос внутри, звучащий в голове. Киплинг говорит, что все хорошее идет от него. Легко работается, когда демон говорит, а тебе остается только записывать сказанное им.

ФАННИ. Звучит ужасно.

СТИВЕНСОН. Разумеется, ужасно. Это искусство.

ФАННИ. Но именно это я увидела, когда ты открыл глаза. На мгновение на меня смотрел демон. И взгляд его был таким леденящим. И что еще ужаснее, ты, похоже, узнал меня, да только это был не ты. Это был кто-то внутри тебя.

ДЖЕННИ. Мне всегда казалось, что внутри тебя кто-то еще.

СТИВЕНСОН. Вот тут возникает законное желание уточнить, чей это был кошмар: мой или твой.

ФАННИ. Где ты был этим вечером? Я боялась, что тебя убили на улице.

СТИВЕНСОН. Я был с Хенли, и мы потеряли счет времени.

ХЕНЛИ (глядя на них с левой части балкона, сочиняя на ходу, прилично выпивший). О, ночь, покрывающая меня, / Чернильно-черная меж столбами, / К сосиске скорее веди меня…

ФАННИ. Льюис, не должен ты всю ночь пить в этом влажном воздухе. И этот шакал Хенли в курсе. Твои легкие такого не выдержат. Почему он задерживает тебя допоздна? Он сознательно пытается тебя убить?

СТИВЕНСОН. Вероятно. Писатели всегда пытаются убить друг друга. Но после нашей свадьбы я вижусь с ним крайне редко, и мы всегда отлично проводим время. Он совершенно безвреден, знаешь ли.

ХЕНЛИ. Я благодарю богов, кем бы они ни были, за мою неукротимую… Прошу меня извинить. Должен прервать мысль, чтобы окрестить мочой загаженную крысами брусчатку. (Пошатываясь, уходит в темноту по задней левой лестнице).

ФАННИ. Я думаю, он ужасный и противный. Сожалею, что у него деревянный протез вместо ноги и все такое, но мнения о нем я самого дурного. Он подбивает тебя на выпивку, зная, какое слабое у тебя здоровье, и, что, возможно, еще хуже, подбивает писать с ним пьесы.

СТИВЕНСОН. Стаканчик-другой, изредка пропущенный с Вильямом Эрнестом Хенли, меня не убьет. Написание пьес может убить, но ему так нравится писать пьесы, что я просто не могу отказать.

ФАННИ. Но это ужасные пьесы, и он сам ужасный, а ты должен лучше заботиться о себе. Ты больше не холостяк. Мы — женатый мужчина. На тебе ответственность. У тебя семья.

СТИВЕНСОН. Так я и забочусь о семье. Пишу то, что говорят мне домовые. Или демон, или кто-то еще, бормочущий в моей голове. Предлагаю тебе сделку. Я буду проводить меньше времени, выпивая с Хенли, если ты дашь мне минутку, чтобы я записал этот кошмар до того, как он выветрится у меня из головы. Я знаю. Относительно здравомыслящему человеку, вроде тебя, трудно понять такое, но когда писатель перестает слушать голоса, откуда бы они ни приходили, на нем можно ставить крест. Он сбился с пути. Больше он не писатель.

ДЖЕННИ. Мне снится туман. Коридоры. Лабиринты. Мне снится, что я заблудилась.

СТИВЕНСОН. Ты хочешь, чтобы моя писательская карьера оборвалась?

ФАННИ. Нет, я этого не хочу.

СТИВЕНСОН. Тогда свари себе чашку горячего шоколада, почему нет? Свари и мне, раз ты этим займешься. Я просто хочу все это записать, а потом мы заберемся под одеяло, согреем друг дружку, и при удаче я сумею заставить тебя издавать пугающие звуки.

ФАННИ. Какой порочный вы мужчина, мистер Стивенсон.

СТИВЕНСОН. Это не я, а тот парень, что строит мне рожи в зеркале.

ФАННИ. Хорошо. Может, я зря погнала волну. Просто я очень о тебе волнуюсь.

СТИВЕНСОН. НЕ волнуйся. Тебе не придется просыпаться рядом с кем-то еще. А если и проснешься, мне всего лишь придется его убить. (Целует ее, продолжает писать, ФАННИ уходит вглубь сцены, чтобы приготовить горячий шоколад).

ДЖЕННИ (под меркнущий свет. СТИВЕНСОН продолжает писать). В моем сне мужчина выходит из зеркала. Эта неизвестная примесь, говорит он, придает эффективность этому снадобью. Вопрос в следующем: кто из людей, которыми вы являетесь, настоящий?