Хозяева Земли

Доминика Арсе, 2019

Она – рядовая студентка из пригорода, под маской веселой и неунывающей толстушки – наивная и ранимая девушка. Он – пришелец из космоса, красотой способный покорить сердце любой землянки. Они встречаются, когда, казалось бы, рушится её жизнь, и вот – вот будет сделан шаг в пропасть. В момент нелегкого выбора она проявляет храбрость и попадает в Его мир, где ей уготованы нечеловеческие испытания. Но знают ли жители сказочных земель, на что способна находчивая студентка из Подмосковья, каждое утро пробивающаяся с боями в электричку? Ведают ли кто в «доме» хозяин?

Глава 3

Пыльца

Минуты две я стояла и пыталась родить хоть одну фразу приветствия. Пока он просто не отступил на шаг и его идеальные брови не вздернулись выше.

Стало быть, эту мимику я должна прочесть, как удивление?

Дрожу, трясусь, в ладони бабочка покалеченная. И стыдно, и неловко. Такая я вся некрасивая, зареванная, и платье в крему и грязи. Мошки вот — вот нападут и обглодают.

— Здравствуйте, ээээ, — отважилась. — С приветом от землянки.

Вроде как должен понимать, как — то же с юркими папарацци находили они общий язык.

Улыбнулся уголком рта. Погрустнели его глаза. Опустил взгляд на ладонь с бабочкой. Чувствую, будто коснулось что — то неведомое и отступило.

Он меня понимает?!

— Тебе жаль? — Раздается его голос, как мой. Но в тоже время мужской такой, мужественный. Однако речь, интонация, не знаю, как объяснить. Все, как я ожидаю услышать, таким способом хотела бы подать, оно и подается.

Дух перехватывает не то от счастья, не то от страха. Слова в горле застряли. Осознала всю степень серьезности такой встречи! Это ж инопланетный человек, гуманоид или робот со мной говорит! Нет, он уж точно не робот! И не киборг, и не андройд. Он живой, мимика живая, запах… А запах тот еще дурман, я понять не могу, что это?! Цветы?! Не из нашего мира точно. Шанель в исполнении пришельцев.

Кивнула на его вопрос.

— Почему? — Спрашивает, снова брови вверх.

Почему мне жаль бабочку?!

— Жаль красоту такую, — выдаю ответ. Блин, что со мной? Дышать при нем забываю. В груди перехватывает.

— И все? — Чувствую удивление. — А боль?

— Боль? — Теперь удивляюсь я. — А разве…

— Да, я чувствую, — перебивает. Не понимаю его.

Разворачивается спиной. Тем самым вызывает у меня невольную досаду. Пользуясь тем, что отпустило, нагло любуюсь… Кафтан его синими узорами расписан. Мастерски, затейливо, завитушками да загогулинами. Руки за спиной держит в замке, как старец. Да… перчатки увидела, белизной поблескивают. Похожи на зимние вязанные, только вязка чересчур мелкая, плотная.

— А тебе почему больно? — Спрашивает из — за спины, не оборачиваясь.

Кольнуло в груди, но уже не так, как раньше. Будто весь мой позор не особо важен теперь. По сравнению с умирающей бабочкой.

— Предали, — отвечаю кратко, понимая почему — то, что ему не нужно много моих слов.

Оборачивается, вздернув брови. Опять удивлен! А у меня сердце екнуло.

— За что?

— За то, что некрасивая, — выдаю такое, что в следующий миг самой неловко, что болтаю и опускаю себя в глазах представителя внеземной цивилизации.

А он усмехнулся!

Вот так просто, как обычный человек! Затем опустился на корточки и уселся на траву своей большой задницей. Пологи кафтана разбросал, ноги мощные в колени согнул, штанишки синие, на вид хлопковые. Теперь мы практически одного роста с ним. Глазами на одном уровне.

— И меня, — говорит с сожалением. И губы грустно так улыбаться стали. — Человечка не знает, красота — это всего лишь пыльца.

— Пыльца? Вы про бабочку?

— В этом мире подобие зовется так, — говорит, а я все больше восхищаюсь его внешностью.

Собралась с мыслями. Мне кажется он не прав в своем утверждении. Решила сумничать:

— У бабочек вообще — то крылья не от пыльцы красивые.

Замолкаю. Улыбается. Жду реакции. Мало ли разозлится на правду жизни. Молчит, заинтересованность читаю на этом шикарном лице. Голубые глаза его огромны и смущают меня донельзя. Но уж куда теперь стесняться, продолжаю:

— Это все чешуйки, они полностью покрывают крыло. От них отражается солнечный свет, и этим придается окрас.

Вижу удивление.

— Человечка знает о своем мире, это похвально, — говорит важным тоном, сразу хочется грудь выпятить от гордости. А он продолжает:

— Коснись крыла.

Звучит, как приказ. Трогаю синее оторванное крыло, протираю пальцем. Краска! Синяя краска! Или пыльца?! Поднимаю глаза на гиганта. Он смотрит снисходительно.

— А что еще человечка знает о существах подобных Духу Кселаны? — Произносит величественно.

— Духу Кселаны?

— Бабочкам моего мира, — уточняет с улыбкой. — Расскажи, человечка. Ты заинтересовала меня.

От таких слов будто крылья выросли. Детский невинный восторг, не иначе. На нем и понесло. Он же гость, хочется рассказать самое интересное. А еще знаниями похвастать и показать какая умница!

Начинаю рассказывать невпопад, кусками. Страх такой образовался, боюсь, что соберется он уйти, и рассказать не успею все, что хотела. Разочаруется еще! А так хочется его внимания! Такой большой, красивый, смотрит открыто, улыбается, будто я принцесса тут стою!

Чувствую, заикаться стала. Так… успокоилась, теперь по порядку.

Сперва, начала чуть ли не от зарождения жизни на Земле: про жизненный цикл бабочек, затем перешла к частностям и интересным фактам. Не забыла и мое любимое: о самой крупной ночной бабочке «Аттакус айтас», у которой размах крыльев достигает целых тридцати сантиметров! Ее даже с птицей путают. Верещу, показывая руками примерную величину.

Кивает, мол понял. Даже удивленный вид делает. Самому — то на ладошку эта бабочка. Млею и дальше тараторю о том, как некоторые бабочки преодолевают немыслимые расстояния. О вкусовых рецепторах у бабочек, что находятся на лапках, и поэтому, стоя на растении, те могут ощутить его вкус…

И так я проболтала, пока не поняла, что язык устал молоть, а инопланетянин уже перестал пылать интересом. Утомился?

Остановилась. Жду.

— Любишь красоту, но считаешь, что обделена, — говорит вдруг. — Но красота — это пыльца.

— Я уже поняла, — киваю, заладил про свою пыльцу.

Смотрю на две половинки синей бабочки. Положила до начала рассказа в сторонку. Там и лежит в травке.

— Человечка, найди листок, — приказывает, снимая перчатку.

В груди сердце бешено застучало. Без вопросов бегу к первой попавшейся ветке и срываю листок.

— Человечке не свойственна жадность? — Удивляется гигант за спиной. — Бери очень большой листок.

Лист лопуха что — ли?!

Нашла, самый крупный. В туалет захотел? Хихикнула про себя. Возвращаюсь. Смотрит на меня чарующе, глазами поедает. Иначе как — то. Уже не так высокомерно. Что — то в его взгляде изменилось кардинально. Теплее, роднее, ближе.

— Подставляй листок свой, человечка, — говорит мягко.

Как завороженная протягиваю лопух на ладошке. Он белую руку, что без перчатки, в кулак сжимает. И вдруг из кулака песок посыпался, блеском играя, будто серебряная стружка.

Горочка все больше и больше, ручке все тяжелее моей и тяжелее. На вид как сахарный песок тростниковый.

Остановился. Кивнул сам себе.

— Убирай пыльцу, человечка, — говорит с улыбкой. — Не переусердствуй.

Киваю, абсолютно ничего не понимая. Заворачиваю в кулек, просыпать жалко, будто алмазы в руках держу. Глаза мои горят, сердце замерло, что — то ценное дал. Важное, волшебное и из другого мира.

Неловкое молчание. Жаль его отпускать. Что бы еще спросить?! Вопросов море, но не решаюсь задать.

— Извините, что любопытствую. Кто вас предал? — Начинаю наглеть.

Вижу, что задумался гигант. На солнышке его кудри золотые переливаются, губы такие большие, пышные. Что — то в груди теплится, поцеловать его хочу. Но он словно по ту сторону мира, что разделен бездонной пропастью.

— Человечка видела схватку, — отвечает и снова смотрит так тепло.

— Вы та бабочка? — Тупой вопрос на языке вертелся.

— Дух Кселаны одна из форм, — отвечает витиевато. — Для человечки это — да.

— Их было больше, — выдаю.

— Ваш мир нашли одновременно, — говорит гигант ровным тоном. — Эрей и Мор. Сегодня была последняя битва сильнейших. И Мор преступил кодекс чести, обманул. Тем самым предал.

— Врагу изначально нельзя доверять, — вставляю свои пять копеек. — И это не может считаться предательством. Скорее военная хитрость. Их было больше…

— Мор предал Клесану, значит и меня, — говорит повышенным тоном. Ощущаю, как клеточки моего тела дрожат перед его нарастающим гневом. — Кодекс един, и это — слово Клесаны. Мор не дал биться по правилам. Мой приемник был вынужден уйти. Я проиграл, а ему не перешел знак клана Эрей. А значит мы, клан Эрей, вскоре сгинем.

Практически ничего не поняла. Но соорудила примерную версию: синие против зеленых, зеленые вероломно победили. Ну а дальше — то что?

— Что теперь?

— Теперь ваш мир принадлежит им, — выдает так горько, что у самой сердце начинало скулить. А я думаю, им, вам, какая разница. Вы все красавчики. Так стоп.

— В смысле? Нас приватизировали что — ли?! — Я уже борзею.

А гигант улыбается с горчинкой.

— Ваш мир уже на Поляне миров и имеет знак Мор.

В смысле — захвачен? Не знаю, не верится что — то. Вроде ничего не изменилось, солнце светит, птички поют, воздух тот же. Ни дыма, ни зарина с зоманом и виэкс — газом. Сирены не воют, самолеты военные не летают, уроды не бегают, роботы нас не истребляют, в клетки никого не сажают. Все как было, так и осталось.

— Ничего не изменится, — произносит утешающе, словно чувствует мой молчаливый вопрос. — Вскоре мы уйдем и оставим все, как есть.

— А можно узнать ваше имя? — Вдруг спрашиваю.

Гигант впервые нахмурился. Так страшно стало, отступила на шаг.

— Человечка смелая, раз спрашивает такое, — начал грозно, мурашки прокатились по моей спине. Дальше уже мягче продолжил: — Эрей Авель мое имя. Но человечке не нужно знать о нашем мире и обо мне.

— Я знаю пару ваших слов, — хвалюсь. Поднимает брови. Хочется его удивить, чтобы снова улыбнулся, поэтому выдаю: — Деней он…

Руку выставил ладонью. Хотела фразу: «Деней оноа морэ» сказать, не дал. В горле слова встали. Замолчала. Что — то не так…

— Никогда не произноси этого, — говорит с укором.

— «Можно с вами сфотографироваться» — это нарушение каких — то авторских прав? — возмущаюсь.

— Это означает другое, — мотает головой. — Это клятва быть рабом до смерти. Человечек сказавший подобное слуге Клесаны становится его рабом. Когда они уйдут, с ними уйдут и все принадлежащее им.

Оцепенела. Мозг усиленно заработал, перебарывая в некотором шоке. Все, кто сфотографировался с ними, предложили себя в рабство?! Вот же хитры эти пришельцы! Фотка после этих слов! Услуга инопланетян за служение до смерти?! Боже… не верю я этому Эрею Аверю. Ну не верю!

— Они уйдут… а вы? — Уточняю. Он сказал: «Они», произнес с грустью.

— А я остаюсь, человечка. Моя участь — смерть, — произнес без нотки сожаления.

В груди похолодело. Верю и не верю. Что за драма такая?! Не сдержалась. За руку взяла, вернее за палец без перчатки.

Рывок!! Внезапный ураганный ветер отбросил меня метров на двадцать. Толи летела, толи проволокло. Но о ствол дерева ударилась чувствительно.

Ни крика, ни рева. Ничего. Просто сижу, облокотившись спиной о дерево. Голова кружится, картинку стабилизирует. Вижу, фигура Эрея Авеля возвышается над растительностью. Постоял гигант немного и на меня пошел.

Вот тут — то я запаниковала. Не к добру это все. Но сил подняться нет. Слабость во всем теле. Обмякла, сдалась.

А он неминуемо подошел. Опустился ко мне низко — низко. На колено, словно рыцарь. Кудри золотые тяжестью на мою шею и плечи упали. Будто ласкают мою кожу тысячи робких поцелуев. Млею…

— Ну, зачем, человечка?! — Простонал гигант, опомнилась. — Ты прикоснулась ко мне. Теперь назови свое имя.

— Валерия, — шепчу. Тяжело говорить, в груди что — то отзывается неприятной тупой болью.

Навис тенью надо мной, лицо мое утонуло в его волосах. Запах вдыхаю дурманящий. Хочется обнять его. Пусть он и швырнул меня хорошенько так. Но сама виновата, не зря они перчатки носят.

— У Эрея Авеля последняя просьба к человечке Валерии, — говорит едва слышно. Но каждое слово будоражит душу.

Робко, но настойчиво беру его за голову обеими руками. Преодолевая опасения, страх и трепет, с затаившимся дыханием. Чувствую тепло и мягкость на ладонях, мощь и силу. Приподнимаю ее, чтобы в глаза мне смотрел. Чтобы губы его видно было. Поддается легко. Глаза открывает! Ведь закрытые были! Нос его большой и твердый мне на треть лица. Но это не важно. Чувствую его дыхание своей кожей. Как из него выходит воздух, и… силы.

— Просите, что угодно, Эрей Авель, — шепчу, будто сквозь сон. Мои губы едва касаются его верхней губы. Тянусь к нему, хочу шею могучую обхватить, обнять, как родного.

Он не противится, сдался, или ждет чего — то. Но вдруг произносит:

— Убей меня.

Дергаюсь, как от взрыва и встряхиваюсь от наваждения, говорю резко:

— Нет.

— Или я умру в мучениях после заката, — произносит без нотки страха или сожаления.

— Не могу отпустить тебя, — шепчу и слезы начинают литься из меня сами собой.

Не могу… этот сладкий утренний сон… волшебные грезы. Будто сладость последних минут перед ранним вынужденным пробуждением.

Эрей Авель приподнимается, доставляя мне мучительную боль. Ибо его лицо теперь не так близко, как я хочу, как мне необходимо. Кислород, ты мой кислород.

Рука без перчатки протягивает в раскрытой ладошке синюю бабочку с одним крылом.

— Это легче, чем ты думаешь, — произносит с неким облегчением. А у меня в горле ком.

Отрицательно мотаю головой. Нет. Нет. Нет!!

— Забери второе крыло, — приказывает.

— Не могу.

— Просите, что угодно, Эрей Авель, — повторяет мои слова с укором. — Не предавай, человечка Валерия.

— Никогда, — шепчу и беру бабочку трясущейся рукой.

Досада выжигает изнутри. Начинаю реветь в голос. Он поднимается, улыбается мне искренней, доброй такой улыбкой. Не могу отпустить его. Но обещала.

Не предавай! Не предавай! Не предавай! Выть хочется!

— Почему ты улыбаешься? — Это уже мой сип сквозь сопли и слезы.

— Когда мне больно я делаю это всегда, — отвечает. — Валерия должна помнить мои последние слова.

Киваю. А он говорит без улыбки наставническим тоном:

— Красота — пыльца, сложно создать, легко испортить, но красота всего лишь пыльца, а Душа — крылья, летать можно и без пыльцы.

Замолкает.

Смотрю на него, такого красивого, величественного, так хочется прижаться к нему, почувствовать, как бьется его большое сердце. Глаза голубые смотрят на меня, в них множество миров, а может, и вся Вселенная. Он — самое лучшее, что у меня было. Он — волшебство, мир грез моих. Его взгляд без тени отвращения, брезгливости, злорадства.

Он не произносит больше ни слова. Но глаза его молят, чтобы выполнила просьбу.

Я отрываю второе крыло.

Словно отделяю часть своей души. Боль невыносима. Слезы капают на синюю пыльцу… кап… кап… кап. Дождь слез. Я смотрю на место, где секунду назад был ОН. А слезы капают и застилают глаза. Он просто испарился, рассыпался на частицы, а может, ушел в свой мир, где ему уже не быть прежним.

Крыло в моей руке рассыпается в синюю пыль и развеивается по поляне…

Верю ли я в существование души? Да, теперь верю. Он не мог уйти навсегда! Только не Эрей Авель.

* * *

Пустота. Вокруг и в душе пустота. Безымоциональность. Оставленные на месте пикника вещи меня не волновали, дошла до карьера окольными путями, пребывая, будто под наркозом. Дальше обошла озеро и по тропинке приковыляла к железной дороге. Поздним вечером, пробираясь под светом тусклых фонарей через один не работающих, показалась дома.

Все вопросы матери проигнорировала. Даже разъяренный отец не смог меня расшевелить. Я в трансе. Причем в глубоком. Видоизмененное восприятие фильтрует все.

— Ты почему на звонки не отвечаешь?!

— Да мы тебя обыскались!

— Ты как с помойки! У тебя все хорошо?!

— А тебя случаем не изнасиловали?

— Врача!

И все в этом духе.

Холодный душ частично вернул меня в этот мир. Немного обострил чувствительность. Долго не выходила, тихо рыдала. Ночью тоже. Алинка себе места не находила, ничего понять не могла. Коша тоже вилась, будто я сплошная кошачья мята. Вроде как врач приходил какой — то. Давление померял, температуру. Осматривать себя не дала. Нечего меня трогать.

Неделю провалялась, думая лишь о словах Эрея Авеля. Прокручивая нашу беседу снова и снова. В середине хандры даже начала мысли в кучу собирать, анализировать сказанное.

Вспомнила про пыльцу, что оставила на той полянке!

Но из дома не выпускали. Поправилась, и сидела, как на иголках в ожидании, когда же родители дадут бодро и выпустят на волю. Свершилось это через полторы недели. Первым делом отправилась туда, где встретила ЕГО. Алинка и Макс со мной увязались. Надо отдать должное, старались веселить и создавали позитивную атмосферу. То, что их родители подрядили на это дело, и не сомневалась.

Теперь на все под другим углом взглянула.

Поляну ту нашла. Меня будто зов какой — то вел, или интуиция не подкачала, что петлять и кружить не пришлось. Вышла к месту и сразу задохнулась от эмоций. Горечь, волнение… слезы.

Нашла свой сверток. Странно, что форму он не утратил, все тот же кулек в траве, даже не распрямился. Лист не завял и не высох. Зеленый был, таким и остался. Странно. Проявление волшебства, не иначе.

— Делай дозвон, — Алинка строгая стала в последние дни. Повзрослела.

— Да все, не абонент, батарея села уже, — рычит Макс. — Ни один телефон столько зарядку не держит.

Они думают, я телефон искала и сумочку. Ни о чем ведь не спрашивают, молчат. Наверняка видеоблог Кристины посмотрели. Знают, что к чему.

С поляны уходить не хочется. Но дождик накрапывает. За себя не переживаю. А вот за подарок его — да. Ведь это все, что осталось… Спрятала в сумочку. Кулек размером с яблоко вышел. Незаметно это сделала, пока Макс с Алиной обнимались за кустиком. Скромнее они стали, видимо, не хотят меня нервировать своими лобызаниями.

Не скажу, что ненавижу Кирилла. Но теперь он мне противен. Предатель, самый настоящий. Их сговор очевиден. Я думаю, они ждали, устроили засаду. А в институте незадолго до этого подговорили сплетницу. Та и навеяла мне, дурочке романтики.

Забавно вышло. И я на удивление себе, не расстроена. Мне на мирское стало плевать. Да, возвращается постепенно зависимость от мнений. Но мой мир теперь не в интернете, не в смартфоне и блоках, не в соцсети или институте. Мой мир во мне. Я закрываю глаза и вижу Эрея Авеля. Не улыбающегося, нет. Это означает, что ему плохо. А заинтересованного мной красавчика с приподнятыми бровями. Моя кожа покрывается мурашками вновь и вновь, когда вспоминаю прикосновение его волос. Мое сердце замирает, когда представляю его поглощающий взгляд.

— Лерка? — Передо мной возникает Алина, сердитая и такая взрослая. — Ты с нами?

— Нет, — говорю и улыбаюсь.

— Чтоб ты знала, — подходит Макс. — Он в больнице, немного упал.

Не сразу поняла о ком речь. Смотрю на руки шпенделя. Сбитые косточки. Мдаа… Спасибо, конечно, но это лишь даст ему шанс на прощение. Я подозревала, что Макс занимается какими — то единоборствами. Но чтобы за меня вот так вступиться. Это дорогого стоит.

Странность одну за собой заметила. Улыбки теперь воспринимаю, как выражение боли. Сознание говорит, что это радость. Но первое впечатление обратное выдает…

* * *

Институт.

Дождался меня «родной». Затаив дыхание, переступаю порог холла и чувствую взгляды, шепот, переговоры, смешки.

А я не улыбаюсь. Если буду это делать, покажу что больно. Почему так думаю, не знаю. Мне кажется — это правильно. Не улыбаться, как я всегда это делала.

Сумочка с вещами ждала меня в первой же аудитории. Но кто принес ее, так и не сознался. А я с каждым новым эпизодом проявления человеческой низости становлюсь сильнее.

Занятия прошли, как в тумане. Я летала в облаках на синей бабочке «Морфо Пелеида». Огромной, с целый самолет! Она держала меня сильными и теплыми руками Эрея Авеля. Мы летали над миром, и нам было хорошо.

Выскочив из института, я возрадовалась, ибо ни одна морда не подошла, хотя бы чтоб поиздеваться надо мной, или спросить как я. Все зачинщики боялись, опасались или чувствовали неловкость. Они слабели, потому что не увидели должной реакции, не ощутили подавленности с моей стороны, как они хотели. Им было нечем питаться.

Когда вернулась домой и открыла дверь, в нос ударил запах цветочной поляны, причем такой необычный, что хотелось визжать от восторга.

И вот первая странность! Алина сидит дома! Обычно в это время она гуляет со своим мачо. Теперь я его так называю. Он ведь молодец.

Сестра сидит в комнате и смотрит в окно. А у меня нарастающее беспокойство. Ее парня привлекли за Кирилла?!

— Алина? А Макс…

— Мы поссорились, — бросает. — Лерка, ты заметила, что в небе теперь только зеленый шар. Синий улетел.

Накатывает. Давлю ком.

Под ногами Багира с ума сходит.

— Кошку кормила? — Спрашиваю с претензией.

— Она не жрет ничего. Кота ей надо.

Ага, как же. Прооперированной кошке кота.

— А еще она пыталась залезть на шкаф, по настенному ковру, — жалуется Алинка.

Тревога в груди нахлынула после этих слов.

Резкий звук музыки из мобильника сестры заставляет вздрогнуть. А Алина не подходит. Ей плевать. Их необычное поведение можно объяснить лишь тем, что в квартире эта магическая пыльца! Она ведь на шкафу в коробке с новогодними игрушками!

Багира катается по полу. Алинка не хочет уходить из комнаты. Что делать?!

Наверное, избавиться от этого песка. От одной только мысли об этом уже не по себе. Ставлю стул, беру коробку и иду в ванную комнату с намерением смыть эту наркоту в унитаз. И дело с концом.

Кошка мявкнула резко, хвост ей придавила дверью. Проскочила Багира со мной, вот шустра!

Вынимаю из коробки пакет, развязываю. А там… Там букет разноцветных цветов! Я таких никогда не видела! Прям из лопуха вырос! И как только освободила из пакета, они так и распрямились, будто распустились с весны бутоны. Синие, зеленые, красные. У меня эмоции зашкаливают, дыхание перехватило. Листок отгибаю с наросшими цветочками. А там пыльца, наркота этакая! Сахарный песок, опиум. Кошка морду сует настойчиво.

Щепотку взяла и Багире под нос. Пусть нюхает, достала уже. А она эту пыльцу слизала, да так старательно!

Так…

Магия вроде как позитивная, добрая, раз цветы цветут, кошка ест. Багира не каждую мясную продукцию употребляет. Лопает исключительно чистейшие натуральные продукты. Порода привередливая.

Беру чуть — чуть, остальное в пакет прячу. Если кошка сдохнет от передозировки, это будет на моей совести.

На язык пробую. Как сладкий — пресладкий сахар. И на вид, как тростниковый, только песчинки мельче. Думала сейчас унесет на седьмое небо. Ага, конечно. Ничего не произошло. Только послевкусие хорошее, сладость во рту. И дикое желание попробовать еще. Вот только я мозгами соображаю, что не стоит.

Сворачиваю все обратно. Цветы выдираю с кусками лопуха. Пыльцу в пакет пересыпаю и под ванну прячу за порошки. Так будет лучше для всех.

Цветы в вазочку и на кухню. Багира за мной ходит, хвост трубой. А стоит на руки взять — шерсть сразу дыбом.

Алинкин телефон разрывался до самого прихода родителей с работы.

Утром проснулась, к зеркалу подошла и чуть сердце не остановилось. Шрам исчез! Я его в восемь лет приобрела. Мальчишки в костер баллончик лака кинули, и в меня что — то от взрыва прилетело. Полтора сантиметра от глаза. Крови было, уууу. Четыре шва.

А теперь его нет! Ну я ж не дура. Пыльца! Бросаю зубную щетку, бегу кошку искать. Багира, как ни в чем не бывало потягивается в коридоре, меня видит, сразу бежит когти точить об доску, прикрученную к стенке. Но чувствую, что — то не так. Доска скрипит отчаянно. Борозды слишком уж большие.

Аккуратно к ней подхожу. Сверху всем весом сажусь, мало ли что. Кошка кряхтит, мышцы напрягает, чтобы выскочить. Я лапу прихватила, на подушечки давлю. О Эрей Авель, ну спасибо тебе. Два сантиметра когти! Не меньше!

А я — то думаю, что она ходит, цокает по ламинату, как велоцираптор!

Хватаю Багиру за шкирку. Тут мать из комнаты выглядывает с прищуренными глазами.

— Лера, сделаешь нам с папой чаю?

Киваю, у самой кошка в руке за шкирку висит.

Кое — как состригла когти, доминируя над Багирой. Пока возилась, уже и мать с отцом встали. И чаю своего не увидели.

День с утра не задался. Или задался!?

На пары опоздала. Но об этом даже не переживала. Ввалилась нагло в середине лекции, вызывая эмоциональный всплеск студентов. Никто ничего конкретного в мой адрес не сказал, так между собой. Трусы несчастные.

Думаю о пыльце… У меня — шрам, у кошки — когти. Никакой закономерности! Вот что кошке надо было?! Зверь — то знает, что ему в первую очередь пригодится. Кошка, она по природе хищник. А вот я? И не думала о шраме. А он взял и рассосался. Теперь кожа там, как с другой стороны, если не лучше.

Самочувствие у меня на уровне. Может из — за морального подъёма, или пыльца тому виной?!

«Не переусердствуй», предупреждал Эрей Авель. А что? Я не дура, книг и фильмов на эту тему много. А в жизни? Сколько у нас жертв пластических хирургов. Губы так перекачивают с грудью, что нелепо смотрятся. Одно сплошное уродство! Бальзамируй и в музей восковых фигур… Не попасть бы под влияние собственной жадности и не переборщить. И в зависимость не попасть. Пыльцы мало, ее действительно мало и с кошкой делиться не хочу! А если ее кто найдет из моих?!

Нельзя! Немыслимо!

Так, стоп. Уже началось…

Пару последнюю не досидела. Попросилась в туалет. Лектор посмотрел недоверчиво, как вещички собираю. Ну а что?! Я изгой, мне можно и дебилку из себя состроить, или обижонку. Может, меня сосед обидел, иду блевать, как после столовой.

К дому подошла. Макс стоит, как мачо с ранчо. В шляпе, штаны коричневые в обтяжку, сапожки шнурованные, бляха ремня с ладонь.

— Лерка! — Воскликнул, не давая прохода. — Скажи мне правду. Алинка с кем — то другим?! Не ври мне. Она вообще ни с того ни с сего послала.

— Макс, у нее переходный возраст. Терпи, — что на ум пришло, то и выдала.

В голове лишь пыльца! Моя драгоценная!

Врываюсь домой, и снова «ароматы Франции»! Раскидываю обувь и иду в ванную. Сердце екнуло, когда дверь там открытую обнаружила. Выдыхаю с облегчением. Только кошка вьется у боковой перегородки ванны.

— Что, наркоманка? — ехидствую. — Еще? Так, а зубы покажи?!

Мне не показалось, кошка — то покрупнела. Если бы не шерсть пушистая, сразу бы и не заметила.

Выпнула ее из ванны. Закрылась. С затаившимся сердцем вынула пакет. Все на месте. Цветы уже не растут. Но запах витает чудесный. В прошлый раз кристалликов по пальцам пересчитать употребила, теперь на треть чайной ложки, прям в ладошку. И как втянула всю эту сладкую магическую наркоту…

Очнулась уже на полу. В дверь долбится Алинка.

— Я в порядке! — Спешу ответить. У самой голова кругом. Звездочки летают.

— А я думала у тебя понос, — рычит. — Заканчивай там свои дела! Ты не одна, как бы!

Ага. Туалет — то у нас совмещенный с ванной. Поднимаюсь, с мыслью, что где — то я переборщила. Смотрю на себя в зеркало. Вроде бы ничего не изменилось. Ресницы не выросли, глаза, как были темно — карие, так и остались. Щечки только порозовели немного.

Эффект я увидела утром. Вернее, почувствовала его. Надевая лифчик! Худею… По всем фронтам! Стремительно!

Одежда, приготовленная на сегодня, оказалась мала. Пришлось искать другую, рыться в шкафу. В итоге вышла, как пугало огородное. Но меня это не смущало! Я думала о том, сколько у меня есть денег, чтобы купить новые шмотки!

Снова опоздала на пары. На этот раз мне высказали:

— Если вам не здоровится, потрудитесь не срывать занятия, Валерия Васильевна!

Кивнула, ощущая неоднозначную реакцию окружающих.

В перерыве между парами ко мне подошла Кристина. Я посмотрела на нее хмуро, а саму радость переполняет. Худею на глазах, а эти — то мне что теперь?! Шавки, тля, пустое место.

— В плохую девочку играешь? — Усмехнулась стерва. — Ты в курсе, ролик побил все рекорды. Полмиллиона просмотров уже.

— Я не смотрела, — говорю и улыбаюсь.

Вижу ее в ином свете, словно передо мной злая, оттого страшная ведьма, что собственным ядом травится постепенно и чахнет.

— А ты посмотри, там комменты убойные, даже твоя мечта несбыточная написала, — выдает и ожидает реакции.

Какая мечта?! Она знает о Егорове Стасе?! О том, что я не ровно к нему дышу. В принципе узнать не трудно. Только ему лайки и ставлю в соцсети. А еще о нем знает Света. Разболтала этой стерве?!

Задела тварь. Смотрю на нее пристально.

— Знаешь, что означают слова, которые ты сказала инопланетянину, перед тем как сфотографироваться с ним? — Говорю с нотками брезгливости. Даже не нужно притворяться.

— Какому именно инопланетянину? — смеется. — Тебе?

— Фраза на их языке, которая якобы обозначает просьбу на фотографию, на самом деле переводится, как клятва в вечном служении, так что ты скоро отправишься рабыней в их мир, — говорю злорадно. — Готовься, Кристина, скоро ты покинешь Землю. И в блогах твоих напишут комментарии, что блогер пропал, ищем, за любую информацию даем вознаграждение. Родители твои попадут на программу «ищи меня» или «жду тебя». А все будет без толку.

— Дура! — Срывается стерва, разворачивается и уходит. Ощущает она и сама что — то неладное. Я в этом уверена.

Ее реакция, как бальзам на покалеченную душу.

Смартфон ко мне вернулся. Новости читаю. Зеленый шарик сместился на юго — восток от Москвы уже на три десятка километров. Инопланетяне теперь высаживаются чаще, их одновременно больше на территории. Но истерия людская закончилась, схлынула.

Битва завершилась Эреем Авелем, и люди успокоились. Будто раньше им передавалась эта атмосфера войны и агрессии. Под действием этого они вымещали злобу друг на друге…

Бабье лето выдалось жарким. А я похудела так, что мама решила потащить меня на обследование в папин военный госпиталь. Но я наотрез отказалась.

Кошка выросла в два раза, пару дней удивлялись, пожимали плечами и привыкли. А вот я стала хорошеть не по дням, а по часам. И не потребовалось больше питаться пыльцой. Процесс был запущен. Через три недели похудела на четыре размера! И продолжала сбрасывать!

Обычно в таких случаях должен был образоваться излишек кожи, как у бульдога. Да, весь институт бы ржал нам моим чудесным похудением. Но не тут — то было. Все пропорционально и красиво. Абсолютная эстетика и гармония. Да что греха таить, магия!

Некоторые пакостные языки пытались приписать операции и липосакции всякие. Но я же никуда не отлучалась. Худею на глазах без зазрения совести.

Списала все на нервы после злополучной подставы, всем так и говорила. Алинку мне стало жалко. Сестра, как и Багира не жалела покидать место, где находилась пыльца. Если кошка испробовала волшебного сахара и вела себя более или менее адекватно. То сестренка моя замкнулась в себе. Тускнела на глазах.

И вот, в один прекрасный момент, после слезного сообщения Макса, что он адресовал именно мне, я решилась…

Пыльцу подмешала в чай и дала Алинке. Через два дня у нее выросла грудь до третьего размера! И на улицу она выскочила с огромным удовольствием.

Все зажили счастливо. Я худела и превращалась в секс бомбу. Кость — то широкая. Теперь появились округлые бедра, хорошая попа, талия, о которой и мечтать не мыслила. Большая грудь, правда, чуть убавилась, но подтянулась, хоть без лифа ходи. А лицо, что тут скажешь, одно восхищение.

Обратно пропорционально внешности скатился мой характер. Я стала циничной сукой. Будем называть все своими именами. Вкусив жизнь другую, когда на тебя смотрят и восхищаются, твое отношение ко всему меняется. Эйфория — да, и я по вечерам думаю над своим поведением, корю себя. Но этот наркотик возвращает влияние, когда люди вокруг своей реакцией способствуют моему взлету, подъему на пьедестал самой популярной студентки института.

Обидно стало до глубины души, когда осознала, что ко мне стала лучше относиться и мать. Не знаю, почему так. Просто поняла, раньше ее отношение было другим… к дочери — толстухе. Но какой бы ребенок ни был, мать должна его любить?!

Циничная сука по имени Валерия цвела и пахла. Станислав Егоров меня больше не интересовал. Он показался мне дефективным, я прочла его комментарии на мое видео со сливками и разочаровалась. А после того, как он пригласил в кафе, мое сердце окончательно заледенело к нему. Я, конечно, пошла. Поела там всласть. Любовь к пирожным у меня никуда не улетучилась. Наела на целую стипендию и дала отворот — поворот.

А сегодня мне прямо на пару доставили цветы от загадочного поклонника. Букет из двадцати трех больших красных роз, которые пахли ну… просто отвратно. Запахи любых цветов, что я теперь ощущаю, меня нисколько не впечатляют.

Букет оставила в аудитории, вылавливая жадные взгляды поклонников и отражая завистниц. Виляя задом, теперь хожу. Научилась, кстати по блогам: как надо правильно одеваться, ходить в зависимости от того, что у тебя в фигуре считается достоинством. А у меня есть все! Я — топ модель! И мне уже приходило несколько предложений в соцсети. Да, это могли быть и простые пикаперы, спортсмены по бабаболу. Но все равно приятно.

Прихожу домой. Обычный, казалось бы, вторник. В доме царит веселье. Алинка с Максом дома! Мачо обычно домой к нам не ходит. А теперь, пока родители на работе, они тут, похоже, непотребствами всякими занялись. С порога услышала их смешки и визг сестры игривый.

Вбегаю злая, не снимая уличной обуви, дабы предотвратить преступление века. Я ж теперь такая опасная и прожигающая взглядом девица, сплошной авторитет!

А они валяются на кровати с ноутбуком и что — то обсуждают. И к чему, спрашивается, визжала? Смотрю на нее, бесстыжую. А сестра о лифчике, похоже не в курсе. Майка стянула бюст, а мачо и рад такому зрелищу.

Но вот что — то не так в их нездоровом интересе к экрану. Подхожу и вижу… В груди моей опадает сердце, все что было светлое и грело мою парящую в небе душу вдруг рассыпается пыльцой.

— Лерка! — Кричит сестра. — Ну посмотри! Сколько фоток сделала! Смотри какой он классный! Большой такой!

Я уже не соображаю трезво, плывет моя голова по грязному вязкому омуту. Слезы вот — вот прорвутся.

— Ты говорила?! — Выдавливаю сквозь ком.

— Деней оноа море! — Восклицает дурочка торжественно.

Каждое слово отражается болью в груди. Смотрю на сестренку мою. Такую хорошую, жизнерадостную, родную кровиночку. Погубила… я погубила. Дала ей пыльцы, силами и энергией подпитала.

Вскакиваю из комнаты, на улицу бегу. Смотрю на небо. Ну где же вы твари такие?! Где шар?!

Небо вечернее в облаках все. Чернеет над головой. Будто дождь вот — вот хлынет. И из меня тоже не ровен час польется. Давит в груди. Верю я Эрею Авелю, что заберут рабов своих с Земли, когда улетать соберутся. Как поверила в его подарок. Ведь пыльца такое чудо творила! А значит, и в другом тоже будет магия. И заберут сестру без спроса, и не отобью я ее никак.

По коже мурашки прокатились. Помню ту силу, с которой меня от Эрея Авеля оттолкнуло. Просто от прикосновения. А что они могут?! Да все, что захотят. Их силы безграничны.

Сколько еще у меня времени?!

А что надежды питать? Им важно Солнце, они и появляются только днем в безоблачную погоду. Эрей Авель говорил, что умрет мучительной смертью после заката, значит, Солнце для них — это жизнь. И долго еще протянет такая шикарная погода? Уже тучи гуляют, лето не резиновое. Уже как бы осень.

А мне — то что делать?!

Вернулась домой. Алинка моя, самый дорогой мой человечек, смотрит на меня сияющим, жизнерадостным взглядом голубовато — серых глаз. Ничего не понимает, не ведает, почему ее сестра вдруг расклеилась, когда все так прекрасно… Моя миленькая блондиночка, лапонька капризная. Тебе ж не много надо. Ноутбук, да гулянки. Никому ты в этом мире плохого не сделала, чтобы вот так с тобой…

Какая теперь танцевальная школа, карьера и поклонники? Мечты рассыпаются, как развеивается по ветру пыльца злосчастная.

Терзалась я душой долго, ночь не спала. К сестре на кровать лазила и плакала ей в грудь, уткнувшись. Ни слова не сказала, на все ее вопросы ревела навзрыд.

Утром посмотрела прогноз погоды на неделю, затем листнула на месяц. Все, еще три дня и пойдут дожди. Циклон нарисовался мощный. Вот и срок.

Ну и что мне остается? День сегодня солнечный. Номер телефона Макса у меня есть, позвонила, вопрос жизни и смерти обозначила.

С занятий его дернула. А он и рад. Приехал заинтригованный к дому на мотоцикле. Я его развитие уже оценила, парень с мопеда на мот за месяц пересел, и права у него есть. Алинка визжала об этом маме, когда та запрет ей поставила на мотоцикле с парнем ездить.

— Рассказывай, Лерка, что стряслось.

— Макс, у меня к тебе просьба, ты только не спрашивай ничего, ладно?

— Для тебя все, что угодно, Лерк, — отвечает бодро.

Внутри бешенство внезапное до дрожи всколыхнуло.

— Никогда так не говори! — Кричу, вспоминая, как меня Эрей Авель подловил. — Никогда, понял! Инопланетянина мне надо увидеть! Живого и желательно пробиться к нему.

Согласился помочь. Стали пеленговать по карте. Теперь у всех нас это приложение. А на мотоцикле мы быстро домчим.

Нашли по приложению много точек. И время пребывания их показывает. Выбрали недавнего и чтоб не далеко.

Шлем второй подал, схватила, натянула. Тесно, жарко, непривычно и волнительно. Уж не думала я когда — то, будучи коровой, что шпендель меня повезет. Хорошо, что Алина в школе еще. А то бы дала нам обоим по первое…

Помчали. Я его обхватила за твердых пресс и сразу предательницей себя почувствовала перед сестрой.

Гнали долго, с остановками, уточняли положение. Но нашли!

Провинциальный городок с пятиэтажками, люди спокойные ходят. Инопланетянина уже окружили и просят рабства до смерти. Тут уж ничего не поделать. Подъехали как могли. Я выскочила, шлем стянула душный, дышать в нем не могла нормально. Адреналин в уши бьет. Бегу через толпу, пока не так плотно, но пол городишки уже собралось. Все более или менее спокойны. Уже нет такого ажиотажа, как раньше.

Извините, простите… Толкаюсь, мужчины уделяют знаки внимания, улыбаюсь скромно и иду к своей цели.

ОН — огромный красавчик в зеленом кафтане, окруженный землянами, словно обезьянками. Улыбается всем снисходительно. Но я — то знаю, что пришелец из клана, королевства или группировки Мор не искренен с этими жалкими зеваками, и улыбка его не означает радость. А отвращение, что вызывает внутри него боль. Они, вызывающие у нас восторг, хозяева нашей Земли и собиратели рабов.

— Деней оноа морэ! — Кричит маленькая девочка на руках у папаши.

Боже… Взвыть хочется от жгучей досады! Как же все горько! Маленькую зачем?!

Толкаю всех подряд. В меня летит брать. Но я иду к своей цели, пробиваюсь сквозь толпу безмозглых рабов! Девочку — то такую маленькую куда?! Сколько ей? Семь? Пять?! Господи…

Он уже близко… Все плотнее и плотнее людская стена. Но я иду ради своей глупенькой сестренки. Последний рывок. И вот, он передо мной.

Зеленоглазый лицемер смотрит прямо на меня! И он не улыбается! Просто смотрит с удивленным лицом, с высоты своего огромного роста. Сбоку стоит папаша с девочкой, их фотографируют все вокруг. Лес смартфонов вызывает у меня отвращение и негодование. Привили фобию, сучки институтские.

— Не забирайте мою сестру! — Кричу на него. — У вас и так куча рабов!

Хмурится. А еще он удивлен. Отступает на шаг, отталкивая толпу позади.

— Мор! — Это уже визг из моего горла. — Не забирай Алину! Оставь ее!!

— Уберите невменяемую, — бросает какая — то женщина из толпы.

— Не позорь род человеческий, — бурчит старческий голос.

— Девочка, ты в своем уме? — Продолжается поклеп со стороны людей.

А пришелец смотрит на меня своими большими зелеными глазами, которые начинают чернеть. Вернее, зрачки его становятся шире. Чувствую, что — то отдаленно напоминающее ощущения с прежней встречи. Дуновение, когда появился Эрей Авель. Сейчас тоже самое.

Он собирается уйти!

— Стой! — Визжу и иду на него.

Меня хватают люди, преграждают дорогу. Уйдет ведь!

— Деней! Оноа! Морэ! — Последнее слово кричу в пустоту. — Деней, оноа морэ… — Повторяю зеленому мареву шара.

Все, ушел… Взмыл к небесам. А я встала, замерла. Сердце выстукивает ритмы.

О чем я думала?! Дыхание перехватывает, внутри что — то сломалось. Я гордая, независимая землянка подписалась на рабство. Отчаянный шаг от безысходности. Но волнуюсь лишь об одном: услышал ли он меня…

Вернулись домой. Вечером стала собирать вещи. Сумку взять, снарядиться? Нет. Надо быть наивной дурой, считая, что дадут взять какие — то вещи. Обойтись рюкзаком? Туда вмещается мало. А если не дадут взять?! Может распихать по карманам зубную щетку, трусики, средства личной гигиены…

— Лера?! — Возмутилась Алинка. — Ты что?! Куда, на ночь глядя?!

Попыталась объяснить сестре по поводу нашего намечающегося путешествия, про рабство рассказала. Уверила, что пойду с ней, будем держаться вместе и разобравшись, что к чему, вернемся на Землю. А пока нужно просто собрать вещи…

Рабство. Что я знаю об этом? Мы женщины, а значит наша ценность в красоте. Если будем очаровашками, с нами станут обращаться хорошо. Гиганты ж вон какие красивые. Любят красоту, и понятия наши схожи о ней. Поэтому надо выпить чаю с пыльцой! Дабы подкрепить и укрепить нашу исключительность, очарование и грацию!

Засыпала с мыслью, что сумею убедить Алинку завтра, что не сумасшедшая. Покажу ей действие пыльцы на кошке соседской. А то совсем девочка наивная, до сих пор думает, что сиськи у нее выросли так из — за первых месячных.

* * *

Открываю глаза. И понять не могу где я. Тела не чувствую, будто нет его. Надо мной нависло что — то темное. Звуки незнакомые вокруг прорываются в уши, секунду назад заложенные. Воздух, насыщенный кислородом, так сладок. Дышится легко.

Шевелю рукой. Тело мое обретает чувствительность. Мурашки ударили от слабого дуновения ветра. Поднимаю тяжелую голову и с ужасом осознаю: я голая! Абсолютно голая, лежу на чем — то зеленом и ворсистом! Трогаю ладошкой ворс: сантиметра два, будто иголки еловые, но мягче. Вокруг стволы деревьев разной зеленой расцветки. Лес невиданный! Перед носом лист огромный склонен ко мне, жилки вижу отчетливо и ворс такой же. Неподалеку капля росы размером с голову переливается в лучах.

Муравейчик величиной с белку проползает мимо по веточке толщиной с дерево, за ним еще десяток. А следом вереница целая по своим делам уносится за лист, что слабо покачивается на ветру.

Сон все еще не отпустил до конца, соображается плохо. Реакция замедленная, а то бы как завизжала!!

Поднимаюсь на ноги. Ой плохо мне, мурашки резвятся, ходят по телу, как им вздумается. Трясусь, как русалка на ледяной глыбе.

Подо мной, оказывается, тоже лист огромный. Делаю шаг, второй… выхожу на свет, с листа сползая на землю. Полуденное солнце, светит прямо в глаза через кроны… э, или не кроны?! Стою на просвете небольшом, греюсь. Ой хорошо. Прищурилась, озираюсь по сторонам.

Стебли это, а не стволы деревьев! Зеленые, сочные, мясистые. Впереди травинка в два человеческих роста, за ней целый лес таких же. А среди этой травы юрского периода стебли стоят, которым конца и края не видно, а метров через пятьдесят вообще все в одну сплошную зеленую стену сливается. Стебли, похоже, не простые, а цветочные! Не знаю, что и думать. Откуда здесь взялись цветы высотой с десятиэтажный дом?!

Снизу видно чашечки и чашелистики, да лепестки разноцветные, будто крылья планера. Бутоны на разных уровнях, поэтому в некоторых местах, где накладываются, лучам солнца пробиться тяжелее. Но есть места, в которых вот эти самые лепестища — красные, зеленые, синие, где в один слой все, светом насквозь пробиваются! Да так, что создается такая цветомузыка на земле, невольно думаешь, неужели природа мать такое сотворила?! Среди стеблей виднеется трава и помощнее, шириной метра в два, уходит она выше цветочных крон.

Надо быть дурой, чтобы не сообразить. Это возможно и лес такой невиданный, волшебный. А может аттракцион, виртуальная реальность или декорации?

Вот только живет все, звуки мне эти совсем не нравятся! Скребется где — то, шуршит, клокочет, пиликает, шелестит. Все бы хорошо. Да децибел чего — то многовато для моих ушей.

— Мамочки, — шепчу сиплым голосом, в животе волнение разгорается и страх от неведомого, наконец — таки проснулся.

Сбылась мечта идиотки, я не на Земле. Хотя бы потому, что притяжение тут слабее на четверть, не меньше. Какие там вещи, трусики да прокладки, следовало ожидать, что перемещение будет без посторонних вещей, как в «Терминаторе». На теле ни цепочки с крестиком, ни часиков. Я уж о золотых серьгах с изумрудами вообще молчу.

Одна — одинешенька. Девственно голая девица посреди гигантской цветочной поляны.