Откровение в Галисии

Долорес Редондо, 2016

НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР ИСПАНИИ. КНИГИ АВТОРА ПЕРЕВЕДЕНЫ НА 38 ЯЗЫКОВ МИРА. ИХ НАЗЫВАЮТ САМЫМ ЗНАЧИМЫМ ЛИТЕРАТУРНЫМ ЯВЛЕНИЕМ В ИСПАНИИ ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ. ЛАУРЕАТ ПРЕМИИ «PLANETA». Всего несколько часов назад он звонил из Барселоны. И вот он уже мертв – нелепо погиб на противоположном конце страны. Как такое могло случиться? Знаменитый писатель Мануэль Ортигоса внезапно получает известие о смерти самого близкого человека, Альваро. И мчится на место трагедии, в Галисию, в легендарный винодельческий регион Рибейра Сакра, который встречает его оглушительными пейзажами, неповторимым местным колоритом – и шокирующими новостями… Альваро оказывается не тем, за кого себя выдавал. Он носил один из самых древних галисийских аристократических титулов: маркиз де Санто Томе – и владел богатейшими виноградными угодьями, гордостью Рибейры. А его смерть на самом деле – не результат ДТП, а убийство. Однако дело быстро закрывают. Родня Альваро, влиятельный клан Муньис де Давила, засевший в сумрачном родовом поместье, не желает расследования. Мануэль вступает в борьбу со знатным семейством, все отчетливее понимая: тайна гибели бывшего маркиза – не единственная страшный секрет, который эти дворяне всеми силами стараются скрыть навеки. И одновременно он все больше и больше влюбляется в изумительную Галисию – теперь это его земля, его место…

Апатия

Несмотря на царившую на улице прохладу, солнце нагрело салон автомобиля, и там стало жарко, как в бане. Мануэль припарковался на укатанной площадке рядом со стареньким «БМВ» Ногейры и несколькими пыльными автофургонами. Он вышел из машины, снял куртку, бросил ее на сиденье, запер автомобиль и направился ко входу в кафе, когда лейтенант его остановил.

— Лучше присядем здесь. — И указал на веранду, где стояли пластиковые стулья и выцветшие зонты. — Подождите.

Ногейра вернулся очень быстро, неся две чашки кофе и тарелки с чем-то похожим на мясное рагу, поставил все на стол и закурил. Видимо, именно поэтому он и хотел разместиться снаружи.

— Уже уезжаете? — Гвардеец положил в чашку две полные ложки сахара и начал его размешивать.

— Альваро похоронили. Меня здесь ничто не держит, — сухо отозвался Мануэль.

— Не хотите провести несколько дней с родственниками?

— Это не моя семья, а его близкие. — Писатель особенно выделил последнее слово, но лейтенант, похоже, не заметил этого. — Я никого из них не знал до… до того, как случилось несчастье.

— Верно, вы говорили об этом в больнице, — задумчиво пробормотал Ногейра. — Вам звонили из участка?

— Да, сегодня утром. Сообщили, что все готово и я могу забрать личные вещи Альваро, а также мне пришлют документы, которые понадобятся для обращения в страховую компанию.

— Вот уроды! — вырвалось у гвардейца. — Опять за свое! И хватает же наглости…

Говоря это, Ногейра тыкал в сторону Мануэля дымящейся сигаретой.

— Опять? Кто и что сделал?

Вместо ответа лейтенант задал очередной вопрос:

— Ну и как вам эта семейка?

Ортигосе не хотелось отвечать.

— Мы почти не общались, так что у меня не было возможности сделать какие-то выводы, — соврал писатель. На самом деле у него сложилось определенное впечатление, но делиться им со стражем порядка он не собирался. — Мы едва парой слов обменялись.

— Вполне ожидаемо…

— К чему вы клоните?

Ногейра смачно затянулся, докурил сигарету почти до фильтра, бросил на землю и раздавил ногой, хотя на столе стояла пепельница. Затем кинул недружелюбный взгляд на Мануэля, подвинул к себе одну из тарелок и подцепил вилкой кусочек мяса.

— К тому, что сеньор Альваро Муньис де Давила погиб не в ДТП. По крайней мере, дело не ограничилось только автомобильной аварией. — Лейтенант принялся жевать рагу, а шокированный и сбитый с толку писатель смотрел на него, ожидая продолжения. — Да, машина вылетела с трассы, и следов торможения не было, как и других транспортных средств поблизости. Но, как я уже начал рассказывать в больнице, когда нам помешал мой начальник, у автомобиля Альваро оказалась разбита задняя фара. А также мы обнаружили следы белой краски.

— Сегодня утром я спросил об этом капитана, когда тот позвонил. Ваш шеф объяснил, что вряд ли эти повреждения имеют отношение к ДТП. Скорее всего, они получены при парковке, и с того момента могло пройти уже несколько дней.

— Хорошо, а как вы объясните рану на боку у покойного? — спросил Ногейра, продолжая поглощать мясо.

— Рану?

— Глубокую и почти незаметную. Альваро удалось сбежать от нападавшего, сесть в машину и уехать, но началось внутреннее кровотечение, лишившее его сил. Возможно, он умер еще до того, как вылетел с трассы. Если, конечно, сеньору де Давиле не помогли и тут.

— Но капитан ничего не говорил…

— Ну разумеется, аристократы не погибают от колотых ран, это удел наркоманов и проституток. Но дело в том, что судмедэксперт, которая осматривала тело на месте происшествия, обнаружила на правом боку, в нижней части живота, именно такое повреждение. Это моя хорошая знакомая; если желаете, мы с ней побеседуем. Ей тоже очень не нравится вся эта история.

— Какая история? Хотите сказать, что эта рана не была получена при аварии? Что на Альваро напали?

Лейтенант огляделся по сторонам, прежде чем ответить, хотя на веранде никого больше не было.

— По крайней мере, обстоятельства смерти кажутся весьма подозрительными.

— А зачем вы мне это рассказываете? И почему ваши коллеги утверждают, что произошел несчастный случай? Почему не ведется расследование?

— Так и я о том же! Сеньор де Давила скончался при подозрительных обстоятельствах, но никто ничего не делает. И это не впервые. Семейство Муньис де Давила хочет сохранить свою фамилию незапятнанной любой ценой. Такая вот древняя и постыдная традиция, — с горечью сказал Ногейра.

Мануэль обдумывал услышанное, пытаясь разобраться, что к чему.

— Вы хотите сказать, что…

— Я хочу сказать, что классовое неравенство существовало всегда. Бо́льшая часть людей — это несчастные, вынужденные всю жизнь работать, чтобы потом получать крохотную пенсию. А по другую сторону барьера — аристократы, хозяева земель, которые поколения наших предков возделывали в поте лица. Богачи делают все, что им вздумается, и легко уходят от наказания.

— Но Альваро даже не жил здесь, он не…

— Он принадлежал к их кругу, — перебил гвардеец. — Вы сами заявили, что даже не подозревали о существовании этих родственников. Точно могу сказать одно: согласно имеющейся у меня информации, сеньор де Давила вел двойную жизнь. Не знаю, во что он ввязался, но мы совершенно не знали этого человека.

Мануэль молча сидел, смотрел на собеседника и пытался переварить сказанное Ногейрой. Он не испытывал возмущения. Лейтенант только подтвердил возникшие ранее подозрения. Плохие предчувствия — что его предали — оправдались, и это настолько выбило писателя из колеи, что он готов был последовать совету Клинта Иствуда и поскорее убраться из Галисии. К чему искать себе проблемы? Альваро водил его за нос, а Мануэль, влюбленный дурак, всему верил. Жизнь превратилась в нагромождение лжи, которую он послушно глотал. Самое сложное — признать, что из тебя сделали идиота. Но этот шаг уже позади. Что теперь? Чего еще от него хотят?

— Зачем вы мне это рассказываете? — апатично повторил писатель.

Лейтенант посмотрел на него в упор, а потом, не веря своим ушам, развел руками:

— Да что с вами? Вы не слышали, что я сказал?

— Прекрасно слышал.

Ногейра фыркнул:

— Я просвещу вас, что будет дальше. Ничего. Дело закроют. Вернее, уже закрыли. По официальной версии, сеньор Альваро Муньис де Давила погиб в результате автокатастрофы.

— Но вы не согласны с этим и продолжите расследование…

Гвардеец снова закурил и смачно затянулся.

— Вчера был мой последний рабочий день. Я ушел на пенсию. — Лейтенант резко отодвинул чашку с остатками кофе, как будто та его чем-то оскорбила. — Месяц буду в отпуске, а затем меня включат в резерв.

Мануэль кивнул. Теперь понятно, почему Ногейра не в форме. Он больше не представитель власти, хотя и показал писателю удостоверение, когда они встретились на парковке. Тогда возникает вопрос: зачем лейтенант здесь? Своего отвращения к родственникам Альваро он не скрывает, гомосексуалов не жалует… Что ему нужно? Ортигоса выпрямился и отодвинулся от стола.

— Лейтенант Ногейра, — осторожно начал он, — я ценю, что вы поделились со мной этой информацией. Но дело уже закрыто, и вы — единственный, кто не согласен с официальной версией. К чему этот разговор? Если уж вам не удалось никого убедить, что могу сделать я?

— Многое. Ведь вы — член этой семьи.

— Вовсе нет, — с горечью ответил писатель. — Я им не родственник и никогда им не был.

— Да нет же, — с жаром возразил гвардеец. — По закону у вас есть все права, мы можем требовать продолжения расследования.

— Но вы только что сказали, что ушли на пенсию…

Взгляд Ногейры на минуту стал жестким, и Мануэль подумал, что, должно быть, у лейтенанта есть склонность к агрессии. Но страж порядка справился с эмоциями. Следующая фраза, вероятно, далась ему нелегко.

— Вы же его… муж. Можете потребовать провести вскрытие.

Писатель удивленно посмотрел на собеседника и энергично затряс головой.

— Нет, нет, нет! Вы не понимаете… Я только что похоронил человека, с которым провел много лет, а вместе с ним и воспоминания о нашей совместной жизни. Теперь мне все равно. Не знаю, во что он ввязался, кто был рядом с ним в последние минуты… Это уже не имеет значения. Я лишь хочу вернуться домой и обо всем забыть. Спасибо за ваше желание докопаться до истины, но у меня уже не осталось сил, чтобы что-то предпринимать. — Он поднялся и протянул Ногейре руку, но тот не пошевелился. Глядя ему в глаза, Ортигоса пожал плечами, развернулся и направился в сторону парковки.

— Альваро убили, — раздался сзади голос лейтенанта.

Мануэль замер на месте.

— Это не несчастный случай. И если вы ничего не предпримете, преступник останется безнаказанным. Вы сможете с этим жить?

Писатель не двигался. В этот момент ему казалось, что не осталось ни чувств, ни желаний и не имеет значения, что будет происходить дальше, потому что какая-то ужасная и необъяснимая сила отрывает его от реальности. Ортигосу охватила апатия, не оставив места для решимости что-то делать; он просто плыл по течению, принимая долю, уготованную судьбой. Все вокруг казалось враждебным, хотелось прислушаться к совету Иствуда и не искать проблем. И вот теперь на него пытаются взвалить тяжкий груз, связанный с худшим из человеческих деяний. Новость, словно взрывная волна, будто прижала Мануэля к земле, едва не вытряхнув из него внутренности. Он не шевелился — кто знает, несколько секунд или целую минуту. А затем вернулся и медленно опустился на стул напротив Ногейры. Если лейтенант и был доволен произведенным эффектом, то прекрасно скрывал это. Он продолжал глубоко затягиваться, пока писатель не спросил:

— Что вы намерены делать?

Гвардеец бросил на землю догоревший до фильтра окурок и подался вперед, опершись локтями о стол. В его руках появилась маленькая черная записная книжка, открытая на странице, исписанной мелким почерком.

— Для начала мы встретимся с судмедэкспертом, чтобы вы могли убедиться в достоверности моего рассказа. А затем нужно будет восстановить события последних двух дней: где Альваро был, с кем, кого видел. Если получится, выяснить, кому наносил визиты до этого, куда ездил, чем занимался, пока находился в Галисии… Я буду помогать, но основную работу вам придется проделать самостоятельно. Никто ничего не заподозрит: у вас есть полное право интересоваться, как именно ушел из жизни дорогой вам человек. А если кто-то начнет чинить препятствия, у нас будет повод задуматься. Но сразу должен предупредить: вам может совершенно не понравиться то, что всплывет в ходе расследования. В случае с убийствами такое происходит довольно часто.

Мануэль кивнул и расстроенно сказал:

— Я так и предполагал.

— И еще кое-что. В результате дело может обернуться не в вашу пользу. Чутье подсказывает мне, что сеньор Альваро Муньис де Давила влип по уши, а ошибаюсь я редко. Но если кто-то пронюхает, что именно я подтолкнул вас к продолжению расследования, у меня возникнут проблемы. Я много лет работал и не могу позволить себе лишиться пенсии, так что все должно остаться строго между нами. В курсе будет еще судмедэксперт, но ей я полностью доверяю. Поэтому если случится утечка информации, то только по вашей вине. И если это произойдет, я найду вас, отвезу в горы и пристрелю. Это ясно?

— Ясно, — ответил писатель, прекрасно понимая, что лейтенант вполне на такое способен.

Ногейра посмотрел на часы:

— Судмедэксперт — профессионал своего дела, работает в этой сфере много лет. В три часа закончилась ее смена, сейчас она уже дома и ждет нас.

— Откуда вы знали, что я соглашусь?

Лейтенант слегка развел руками, подтверждая очевидное.

— Если б вы отказались, это было бы подозрительно. — Он искоса взглянул на Мануэля. — Оставьте машину на парковке, поедем на моей. Это не только бар, но и гостиница, можете снять здесь номер. Мне нужна будет информация о состоянии банковских счетов вашего… родственника, отчет о движении денежных средств в последние дни, были ли у него долги. Отец Альваро, старый маркиз, пользовался услугами теневых кредиторов и подобного сброда. И хотя в последние годы о них ничего не было слышно, проверить не помешает, мало ли что. Интересно узнать, кто наследник. Хотя, конечно, завещание еще не оглашали… Возможно, юрист, который вчера был в больнице, вам намекнет. Вы как-никак… член семьи. Первым делом отправляйтесь в клинику и в участок, чтобы забрать личные вещи Альваро. Офелии нужно будет еще раз исследовать одежду покойного. Проверим и мобильный телефон, обязательно заберите его. Хорошо бы запросить у оператора список последних вызовов. Притворитесь сеньором де Давилой и попробуйте заполучить его. Если вам откажут, пригрозите, что приостановите оплату.

Писатель перебил лейтенанта:

— Этого не потребуется. У меня есть электронный доступ ко всем счетам. И я также могу посмотреть информацию по телефонным звонкам.

Ногейра бросил на него полный признательности взгляд, и Мануэль вдруг ощутил, что это даже оскорбительней, чем скептицизм или насмешка. Ортигоса покраснел и отвел глаза. А ведь он чуть было не сказал, что у них нет секретов друг от друга… Вот идиот!

Гвардеец продолжал перечислять пункты из списка:

— Счета, распорядок дня, личные вещи. В участке заберите автомобиль Альваро, я бы хотел его осмотреть. Для начала хватит.

Ногейра убрал записную книжку, откинулся на спинку стула и зажег очередную сигарету. Писатель подался вперед и положил локти на стол, копируя позу лейтенанта.

— Два момента. Во-первых, наследник сеньора Альваро Муньиса де Давилы — я. Вчера юрист зачитал нам его письмо. В делах полный порядок, семейство процветает. Сегодня утром я сообщил сеньору Гриньяну, а тот, в свою очередь, передал родственникам Альваро, что я откажусь от наследства, как только завещание будет утверждено, то есть через три месяца.

Лейтенант поднял брови, и Мануэль понял, что удивляться гвардейцу приходится нечасто.

— Что же, тогда вы автоматически становитесь главным подозреваемым. Но в этом нет никакого смысла, если исходить из чисто материальных соображений. — И Ногейра улыбнулся, довольный своей шуткой.

Писатель строго посмотрел на него:

— Во-вторых, Альваро мне не брат и не сват, а муж. И если вам трудно произносить это слово, называйте его хотя бы по имени, а не «родственником» и уж тем более не покойным.

Страж порядка отбросил окурок и поднялся:

— Договорились.

И, бросив полный сожаления взгляд на тарелку Мануэля с нетронутым мясным рагу, направился к машине.

* * *

На стареньком и непрезентабельном автомобиле Ногейры краска заметно потускнела, на кузове явно проглядывала ржавчина. Зато в салоне царил идеальный порядок: чистые коврики, недавно отполированная приборная панель, освежитель воздуха. Лейтенант относился к тем редким курильщикам, которые не позволяли себе дымить в машине. Они ехали в полной тишине, нарушаемой лишь звуками дыхания, казавшегося особенно громким и усиливавшего странное ощущение от вынужденного соседства. Мануэль предпочел бы включить музыку.

Дорога представляла собой чередование поворотов, спусков и подъемов, и гвардеец не превышал скоростной режим. Наконец он куда-то свернул и тут же вытащил сигарету, но не зажег ее, а просто держал между губами, пока спутники преодолевали еще несколько километров. Наконец они подъехали к огороженному забором дому. Их встретили четыре собаки — все разных пород и размеров, но лающие с одинаковым усердием. Лейтенант вышел из машины, закурил, засунул руку за ограду, открыл ворота и направился к дому, по пути успокаивая псов, которые, впрочем, снова оживились, увидев Мануэля.

Из-за угла появилась женщина лет пятидесяти пяти, стройная, со строгим выражением лица; волосы средней длины собраны повязкой, словно ободком. Она для виду прикрикнула на собак, поздоровалась с Ногейрой, поцеловав его в обе щеки, улыбнулась Мануэлю и подала ему руку, на которой не было ни колец, ни браслетов. Ее крепкое рукопожатие сразу располагало к себе.

— Я Офелия, — представилась хозяйка, не назвав ни фамилии, ни должности, ни профессии.

Как и говорил лейтенант, их ждали. В воздухе витали ароматы недавно приготовленной еды. На накрытом белой скатертью столе стояли три кофейные чашки, бутылка мускатного вина и разнообразная выпечка. Офелия наполнила бокалы.

— Я рада, что вы согласились поговорить со мной. Мы не были уверены, как вы отреагируете.

Мануэль вяло кивнул:

— Не мог представить себе, что придется выслушивать подобные новости. Надеюсь, вы понимаете, что для меня это все слишком… слишком…

— Мы всё прекрасно понимаем, — ответила хозяйка, опуская чашку на блюдце. — Полагаю, лейтенант Ногейра предупредил вас о том, что у нас будут неприятности, если кто-то узнает, что мы раскрыли конфиденциальную информацию, касающуюся расследования… или его прекращения; называйте как хотите.

— Даю слово: от меня никто ничего не узнает, — заверил ее писатель. Гвардеец откашлялся и бросил на него предостерегающий взгляд.

— Я дежурила в ночь с субботы на воскресенье. В час сорок пять поступил сигнал, что произошло ДТП. Пострадавшего доставили в больницу, но было уже слишком поздно. — Офелия вздохнула и добавила: — Возможно, вам будет очень тяжело слушать то, что я скажу. Если почувствуете, что это выше ваших сил, просто подайте знак, и я умолкну.

Мануэль медленно кивнул.

— Автомобиль действительно вылетел с дороги на прямом участке. Следов торможения не было ни на шоссе, ни на лугу, по которому машина проехала метров пятьдесят, прежде чем врезаться в каменную ограду. Сеньор де Давила был мертв. Из ран — порез на лбу, вероятно от удара головой о рулевое колесо в момент столкновения. Расположение автомобиля, незначительные повреждения, полученные при ударе, тот факт, что подушки безопасности не выстрелили, — все свидетельствует о том, что Альваро находился без сознания, когда съехал с трассы, и не давил на педаль акселератора. Меня удивил тот факт, что из пореза на лбу почти не шла кровь, что нехарактерно для подобных ран. Кожа была пепельно-серой. Я осмотрела тело на предмет других повреждений и заметила отек в нижней части живота, что часто свидетельствует о внутреннем кровотечении. Иных травм не обнаружилось, но когда мы положили Альваро на носилки, я увидела разрез на рубашке. Его местоположение совпадало с раной, нанесенной предметом шириной примерно два сантиметра и длиной более пятнадцати сантиметров. На мой взгляд, такое повреждение не могло быть получено в результате ДТП — в машине не было ничего подходящего под подобные характеристики. Если сомнений в том, что смерть наступила вследствие аварии, нет, вскрытие не проводится и я просто выдаю заключение. В данном случае я попросила доставить тело в морг для проведения исследований, поскольку заподозрила, что ваш супруг умер еще до того, как автомобиль съехал с шоссе. Как только я установила личность погибшего, сразу поняла, что новости распространятся очень быстро. Труп доставили в мой рабочий кабинет, и я готовилась начать вскрытие, когда получила инструкции все отменить. Знатное происхождение усопшего сделало свое дело. Мне сказали, что смерть наступила в результате несчастного случая и что не нужно расстраивать родственников дополнительными манипуляциями. Я возразила, но получила ответ, что это «просьба» сверху и вопрос не обсуждается.

Мануэль не верил своим ушам.

— Вам запретили проводить вскрытие?

Судмедэксперт горько усмехнулась:

— Не прямым текстом. Просто настоятельно рекомендовали проявить уважение к семье покойного.

— Несмотря на то, что ты придерживалась другого мнения, — добавил Ногейра.

— Верно.

— И чья же это была «просьба»? — поинтересовался писатель. — Кого-то из родственников?

— Сомневаюсь, — вмешался лейтенант. — Да им даже не нужно было просить. Я уже объяснял, что семейство Муньис де Давила управляло нашим регионом несколько веков начиная с феодальных времен и владело здешними землями. Выжить здесь было непросто всем, но только не им. Абсурдная ситуация, если подумать, какое сложилось отношение к этому роду и что эти люди собой представляют на самом деле… Оскорбления, скандалы, выходки и даже мелкие преступления веками сходили им с рук. Родственникам Альваро даже не нужно просить о снисхождении, они на него рассчитывают. Это просто еще одна привилегия.

Мануэль медленно выдохнул, сцепил руки и попытался проанализировать полученную информацию.

— Доктор, а вы уверены, что Альваро убили?

— Абсолютно. Такое ранение самому получить сложно. Его нанесли узким и длинным лезвием — кинжалом, ножом для колки льда… Альваро добрался до машины, но быстро ослабел из-за внутреннего кровотечения, при этом из внешних повреждений остался лишь порез на лбу. Ваш супруг потерял сознание, поэтому и не справился с управлением. Куда он направлялся, нам неизвестно. Возможно, сеньор де Давила понял, что рана серьезная, и хотел обратиться за помощью — в пятидесяти километрах от места происшествия есть больница. А может, старался скрыться от преследователя… Нет никаких сведений, позволяющих предположить, где произошло нападение или сколько Альваро успел проехать, пока не отключился.

Мануэль закрыл лицо руками; его вдруг затрясло, он ощущал себя ужасно. Писатель прижал ледяные пальцы к глазам, надеясь на кратковременное облегчение, и сидел так, пока не почувствовал, что Офелия положила ему руку на колено. Он опустил ладони и встретил ее спокойный и понимающий взгляд.

— Альваро сильно страдал? Я хочу сказать… Такая глубокая рана, это просто ужасно… Как он сумел сесть за руль?

— При подобных повреждениях человек чувствует резкую боль, которая практически мгновенно прекращается. Несмотря на то что такие раны почти всегда смертельны, они не причиняют особых страданий. Подвергнувшиеся нападению люди часто не осознают всю серьезность ситуации, пока не ослабеют от кровопотери, а тогда уже слишком поздно. Глубокие колотые раны не кровоточат, как порезы: мышцы тела естественным образом стягивают их края, и снаружи остается маленькое отверстие — не больше, чем при укусе насекомого. После удаления лезвия резкая боль прекращается, ощущается лишь незначительный дискомфорт. Такой тип повреждений достаточно хорошо изучен: обычное дело для мест лишения свободы, где в оружие часто превращают самые разные предметы, затачивая их и придавая им форму ножа. Порой заключенные получают удар подобным изделием в ходе драки и не осознают, насколько серьезна рана, а через несколько часов умирают в камере. Травму такого рода сложно обнаружить. Но лейтенант Ногейра пришел к тем же выводам, что и я, и собирался возбудить дело об убийстве. Однако ему было велено прекратить расследование. А потом мы прослышали о вас и подумали, что, возможно, вы захотите знать правду.

— А вы уверены, что вам «рекомендовали» не проводить вскрытие, чтобы помешать расследованию убийства?

Лицо эксперта приобрело презрительное выражение, она немного помолчала.

— По правде говоря, я так не думаю. Дело скорее в том, что все мы привыкли униженно подчиняться тем, кто выше по положению. Эта зараза глубоко пустила корни в нашем обществе, хотя мы и не готовы это признать, и, похоже, ситуация не скоро изменится. Ведь сыну мэра никогда не приходят штрафы за превышение скорости. Сложилась тенденция закрывать глаза на выходки политиков и знаменитостей. Похоже, кто-то узнал о личности погибшего и принял меры, чтобы не запятнать его имя.

Мануэль был поражен:

— Даже ценой того, что преступник останется безнаказанным?

— Если б было очевидно, что речь идет об убийстве, никто не осмелился бы. Но, как уже сказала, признаки насильственной смерти я обнаружила далеко не сразу. Разрез на черной рубашке Альваро практически незаметен, видимые повреждения, раны, следы борьбы или самозащиты отсутствуют. Машина слетела с шоссе на прямом участке. Небольшой отек в области живота, который навел меня на мысль о внутреннем кровотечении, легко ускользнул бы от глаз дилетанта. Разумеется, лейтенанту Ногейре кое-какие детали показались подозрительными, но менее опытный сотрудник решил бы, что дело элементарное. Водитель заснул за рулем. Учитывая, что от него слегка пахло алкоголем, логично предположить, что сеньор де Давила выпил лишнего. А знатные семьи, к числу которых принадлежал и ваш супруг, скандалы такого рода стараются замять. Я не успела приступить к вскрытию, как появилась «официальная версия», а если систему запустили, то остановить процесс уже очень сложно.

— Еще только один вопрос. Зачем вы это делаете? Я понимаю: борьба за правду и все в этом духе… Но вы же сами признали, что, если все вскроется, у вас будут проблемы.

Офелия не колебалась ни секунды:

— Понимаю, это избитая фраза, но я выполняю свои профессиональные обязанности, вот и всё. Каждый раз, когда на секционном столе оказывается чье-то тело, все должно быть сделано так, как предписывает долг. Я не могу поступить иначе.

Слова судмедэксперта звучали весьма убедительно, и Мануэль ей поверил. Он кивнул и поймал неодобрительный взгляд Ногейры, который с досадой щелкнул языком. Похоже, лейтенантом руководили совсем иные соображения. Интересно какие. Этого писатель не знал, но предполагал, что весьма серьезные. В конце концов, гвардеец делал над собой усилие, превозмогая презрительное отношение к аристократии и гомофобию, осмелился нарушить существующий порядок… Ортигоса надеялся, что лейтенант не замышляет ничего худого.

— Это единственный мотив? — уточнил Мануэль.

Офелия кивнула:

— Да. И, пожалуй, еще тот факт, что я не люблю, когда вмешиваются в мою работу и подвергают сомнению мои выводы. Решение, нужно ли проводить вскрытие, принимается в ходе стандартной рутинной процедуры, но как только тело оказалось на секционном столе, дальше процессом руковожу я. Терпеть не могу, когда мне указывают, что делать.

Судмедэксперт посмотрела на Ногейру, и на этот раз тот остался доволен ее ответом.

Хозяйка налила еще по чашке кофе, и все трое пили его в полном молчании. Вопросы, касающиеся расследования, уже были обсуждены, и теперь возникло то неловкое чувство, которое появляется, когда незнакомые друг с другом люди волей судьбы вынуждены проводить время вместе. Ортигоса протянул Офелии руку, еще раз поблагодарил за желание помочь, вышел из дома и направился к автомобилю Ногейры. Собаки лежали на крыльце, дремали, греясь в лучах полуденного солнца, и, похоже, полностью утратили интерес к писателю. У выхода лейтенант попрощался с хозяйкой, чмокнув ее в губы и слегка похлопав пониже спины. Доктор улыбнулась и закрыла за ними дверь. Мануэль подумал: уж не нежные ли отношения с гвардейцем повлияли на решение судмедэксперта? Он пришел к выводу, что так и есть — по крайней мере, отчасти. Неясными оставались лишь мотивы Ногейры, и соображения Ортигосы на этот счет были довольно мрачными.