Зойка моя!

Доктор Нонна, 2011

Зойка – зеленоглазая, хрупкая, яркая – своей необычностью пленяла всех мужчин. Даже отчим и сводный брат стали пленниками ее обаяния. Но чем больше представителей сильного пола восхищались ею, тем яростнее были проклятия женщин. Соперница, разлучница – такими эпитетами награждал ее слабый пол. И месть его оказалась сильнее Зойкиного шарма…

Глава 3

Через месяц Геннадий с маленькой Зоей на руках вернулся в Москву. С ним прилетела и медсестра Галина Павловна, простая, одинокая 54-летняя женщина, которая большую часть забот о крошке взяла на себя, потому что молодому человеку необходимо было окончить вуз и получить диплом. Началась новая жизнь.

Сказать, что было трудно, — значит не сказать ничего. Первые три месяца Гена с ребенком и няней жили в одной комнате университетского общежития, пока в квартире родителей шел ремонт. Борис Львович, отправляя молодого человека с внучкой в столицу, уже думал о том, что семье нужно хорошее жилье, поэтому присматривал квартиру, разговаривал с риелторами, что-то высчитывал и раздумывал и, наконец, нашел верное решение. Он выкупил квартиру соседей Гены, предложив им такую сумму, что те не смогли устоять, и затеял ремонт, придумав объединить площади и сделать уютный большой дом, чтобы никто из членов семьи не мешал друг другу.

В те три месяца Гена корпел над учебниками, писал диплом, помогал Галине Павловне с малышкой, мотался по магазинам, а глаза закрывались от усталости. Ребенок не вызывал в нем никаких эмоций, кроме раздражения. Усталость, груз ответственности, невозможность реализовать свои амбиции стали постоянными спутниками жизни молодого человека, а винил во всем он эту кроху, которая смотрела на него своими огромными черными глазами из детской кроватки.

И вот самый сложный этап жизни пройден — экзамены успешно сданы, диплом получен, ремонт в огромной квартире на Таганке закончен. Пришла пора начинать новую жизнь.

Геннадий открыл дверь в дом, где теперь ему предстояло жить с дочерью и няней. Высокие потолки, паркетные полы, дорогая мебель — все поражало воображение. «Сколько же Борис Львович вложил денег в этот дом, — размышлял молодой отец, держа на руках крохотную девочку в розовеньком комбинезончике. — Я никогда в жизни не расплачусь с ним за это».

— Добро пожаловать домой, — вдруг раздался зычный голос профессора откуда-то из глубины квартиры. — Добро пожаловать, сынок и внучка.

Борис Львович вместе с Екатериной Леонидовной вышли в просторную прихожую, чтобы встретить родных. Горе сплотило их, и теперь муж и жена держались вместе, даже не думая о том, чтобы снова зажить на два города, как это было раньше. Бабушка протянула руки и взяла девочку. Она души не чаяла в этом посапывающем комочке, с черными волосиками, черными глазками и нежными губками бантиком. Борис Львович повел Гену по дому: здесь была и спальня хозяина, и детская Зои, и комната для няни, и кабинет, и шикарная гостиная, и просторная кухня, выполненная в стиле модерн. Здесь было все, чтобы семья ни в чем не нуждалась и не испытывала бытовых затруднений.

Галина Павловна осталась стоять в прихожей, пораженная увиденной красотой. Ей было даже неловко заходить внутрь, словно она по ошибке попала на бал и сейчас не знала, то ли тихонько уйти, чтобы не смущать хозяев, то ли все-таки осмотреть этот удивительный дом. Наконец любопытство победило, и женщина прошла в гостиную. Перед ее взором оказалась просторная комната, с мягкими коврами, лепниной на потолке, тяжелой добротной мебелью. Но больше всего женщину поразило огромное количество картин, висящих на стенах. «Как в музее», — выдохнула Галина Павловна и остановилась перед изображением двух влюбленных, которые, обнявшись и укрывшись от дождя одним зонтом, улетали в небо, оставив позади себя мир, полный ненастья. «Вот она, дорога любви к Господу, — вдруг подумалось няне. — Именно так должна выглядеть настоящая любовь. В доме, где есть такая картина, всегда будет мир и покой, всегда будет жить ласка, забота и тепло. И я тоже должна внести свой вклад в то, чтобы маленькую девочку, оставшуюся сиротой, всегда окружала доброта». И именно в этот момент Галина Павловна поняла, что этот дворец — теперь ее дом.

Прошло полгода. Геннадий, не без помощи Бориса Львовича, нашел работу в медицинском журнале. Как ни странно, но новое дело увлекло его: молодой человек тонко чувствовал потребности читателей, обладал хорошим слогом, смело участвовал в научных конференциях, так как обладал очень хорошим багажом знаний, легко заводил нужные знакомства и даже иногда присутствовал на интереснейших операциях, подробности которых потом в доступной форме освещал на страницах издания. Гена быстро шел вверх по карьерной лестнице, оставляя позади многих заслуженных работников, но при этом он был настолько открыт, обаятелен и добр, что зависти его успех ни у кого не вызывал. Напротив, молодым журналистом восхищались: умный, сообразительный, всегда готовый прийти на помощь, да еще и в одиночку воспитывающий дочь. «Нет, вы представляете, — говорили о нем сотрудники, — жена умерла при родах, когда он еще был студентом, так он не отдал ребенка в детский дом, не сдал бабушкам и дедушкам, а оставил себе. Он же тогда институт еще не окончил. Столько самоотверженности в этом поступке!» «Да, — вторили другие, — и при этом такие знания у него, такой слог. Он такой умничка!» «А какой симпатичный», — вздыхали девочки-редакторы. В общем, Гена купался в обожании людей, с которыми ему приходилось сталкиваться ежедневно.

А дома молодой перспективный сотрудник медицинского журнала становился заботливым отцом. Когда время учебы в институте прошло, когда, наконец, он смог спать больше трех часов в сутки, когда бытовые проблемы канули в Лету, Геннадий вдруг обнаружил, что в его душе зародилась отеческая любовь к девочке.

Молодой человек улыбнулся своему открытию, взял сидящую в манеже Зою, которая показывала свои первые зубки, и, поцеловав в нежные щечки, сказал: «Ну, здравствуй, дочка!» Галина Павловна ласково посмотрела на отца с ребенком и перевела взгляд на картину, где влюбленные улетают на небеса: «Ну, наконец-то любовь пришла в наш дом».