Клан дракона. Книга 1. Вступление

Дмитрий Янтарный, 2021

«Вступление» – фантастический роман, Дмитрия Янтарного, первая книга цикла «Клан дракона», жанр приключенческое фэнтези, юмористическое фэнтези. Настоящий король должен уметь решать две задачи одним ударом. Даже если у него под носом чуть было не устроили государственный переворот. Причём – именем его собственного сына. Но опыт не пропьёшь. Зачинщиков – казнить, народ – успокоить, а принца… можно, например, отправить налаживать отношения… с драконами. Раса древняя, таинственная, магически одарённая – и при этом сама, по неизвестной причине, активно ищущая контакта с людьми. И при этом не имеет значения, что прочие короли в такие браки своих сыновей и дочерей предпочитают не отдавать. Наш принц вполне самостоятельный. Уже активно использует свои таланты во благо государства. Магией, опять же, немного владеет. Так что такая задача ему будет вполне по силам. Справится. Как-нибудь… Может быть…

Часть 2

Неслыханный союз

Глава 1, в которой меня удивляются ошарашить совершенно неожиданной новостью

Я чувствовал, как улыбка сползает с моего лица, словно мокрая тряпка по стене.

— Отец, это что, шутка такая? — недоумевающе спросил я отца, восседающего на троне. Трон — само произведение искусства — был сделан из белого золота (с каркасом из сплава чугуна и стали, о чем всегда скромно умалчивается), инкрустирован сапфирами и изумрудами. Учитывая его стоимость, на него без конца накладывали защитные заклятия, чтобы его нельзя было сдвинуть с места. В конце концов, по самым скромным подсчетам, даже если от замка ничего не останется, трон и несколько плит, его удерживающих, уцелеют даже при самых разрушительных обстоятельствах.

— Отнюдь нет, сын мой, — покачал головой мой отец, чуть тронув воротник своей пурпурной мантии. — Твоя жажда служить короне, без преувеличения, восхищает и вдохновляет меня. Именно ты больше всех напоминаешь мне себя самого в таком возрасте. Да и поручить такую задачу твоим братьям я, сам понимаешь, не могу. Отто слишком мрачен и угрюм, слишком неуклюж при дворе. Освальда же, — король покачал головой, — слишком часто заносит при общении с женским полом. Учитывая, что именно я собираюсь поручить, такая слабость неприемлема.

— Но… Но зачем им вообще это нужно? — недоуменно спросил я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать. — Они сотни лет прекрасно жили без нас! Даром, что у наших рас очень непростое прошлое. Да, в последнее время мы стали иногда иметь дело с драконами, — я вспомнил, как во время строительства дороги дракон дважды приносил нам камни для строительства в особо отдаленные участки. И по сравнению с тем, сколько было сэкономлено времени, его услуги стоили своих денег, — но чтобы вот так… породниться?

— А вот об этом, сын мой, мне бы хотелось поговорить с тобой, а также с твоими братьями, вечером, в более неформальной обстановке. Будет очень интересно услышать ваши идеи на этот счет. Так что сейчас можешь быть свободен. И не вешай нос, — улыбнулся король, — тебя всегда тянуло на великие дела. Так что может быть величественнее, чем жениться на драконьей принцессе? Кроме того, — многозначительно добавил он, — сию секунду никто не гонит тебя паковать вещи. Через неделю приедет консул, с которым начнется предварительное согласование. И через две недели после дня, когда мы придем к соглашению, ты отправишься к драконам. Так что времени у тебя вагон и маленькая тележка. Ты успеешь закончить все свои дела. А сейчас я прошу оставить меня. Мы поговорим завтра вечером… в обычном месте.

* * *

— Ну что, братишка, тебя ждет нынче славная невеста? — ехидно поприветствовал меня Освальд, когда я пришел в комнату для неформальных совещаний, где дозволялось быть лишь лицам королевской крови.

— Не знай я тебя, братишка, то подумал бы, что ты завидуешь. Что, впрочем, весьма вероятно, так как тебе, несмотря на все твои навыки утонченного соблазнителя, до этой юбки точно не добежать.

Отто, уже сидевший здесь, рассмеялся, Освальд же оскорбленно отвернулся. Со стороны мой ответ мог показаться слишком жестким, но я слишком хорошо знал своего брата. Да, в обычное время он был вполне себе терпимой персоной, однако когда он начинал мнить себя непомерно остроумным, требовалось срочно ставить его на место.

— Прекращаем пререкания, — сказал отец, заходя в комнату и усаживаясь рядом со мной.

— Он первый начал, — обиженно сказал Освальд, который был старше меня на три года. — Он сказал, что я бегаю за юбками.

— Ты, в самом деле, так сказал, Дитрих? — отец с трудом удерживал серьезное выражение лица. — Немедленно скажи ему, что сожалеешь об этом.

— Освальд, я очень сожалею, что ты бегаешь за юбками, — кивнув, покладисто сказал я.

Отто снова заржал.

— Ах ты, маленькая белобрысая мартышка, — прошипел Освальд. — Да как ты смеешь меня поучать?!

— Уймись, Освальд, — сказал король. — Я тебе уже неоднократно говорил, что такое поведение однажды сыграет с тобой злую шутку. И тогда ты кончишь, как мой дедушка, Вольган Сладострастный.

— То есть хорошо, — уточнил Освальд.

— Нет, слишком быстро, — уточнил я.

— Так, ну все!..

— А вот теперь точно успокоились! — громыхнул отец. — Освальд, Дитрих, может, и позволяет себе лишнего, но ты и сам даешь ему для этого слишком много поводов! И я больше не желаю поднимать сегодня эту тему, она мне за три года уже остое… чертела! Ближе к делу, — сердито сказал король, — мне нужно услышать ваши мысли касательно того, зачем драконам понадобился союз с людьми. Отто?

Двадцатипятилетний здоровяк пожал плечами. В противовес превосходным физическим данным ума он был и правда невысокого, по крайней мере, по меркам двора. Впрочем, он этого не стыдился, а, наоборот, гордился своей прямолинейностью. И это определенно заслуживало уважение, ибо сфера, где он себя реализовывал, требовала наличия именно такого характера.

— Не знаю, отец, — пророкотал он. — Конечно, какую-то цель преследуют и какую-то выгоду. Но какую именно — не могу сказать. Не одна сотня лет прошла со времен Похода Убийцы, мы были совершенно не нужны друг другу. Почему и зачем сейчас — понятия не имею.

— Что ж, зато честно, — кивнул головой король. — Освальд, твои мысли?

— Может, скучно им стало? — пожал плечами щеголь. — Они же живут долго, не чета нам. Может, и сами себе уже надоесть успели. Вот и решили поискать новых ощущений.

— Понятно. Хотя и смешно. Драконы правили другими расами в древности очень долго. Не думаю, что им удалось бы продержаться столько времени у власти, представляй они из себя исключительно охотников за удовольствиями. Дитрих, ты что думаешь?

— Я думаю, что Освальд начал мыслить в правильном направлении, отец, — ответил я, успев какое-то время об этом подумать, — вот только не развил саму мысль до конца. Что нам известно о драконах? Они живут в полной изоляции от других рас. Как изменились за это время другие расы? Эльфы постоянно выводят новые сорта растений, развивают магию земли, взаимодействуют и с людьми, и с гномами. Многие энтузиасты готовы сотрудничать и с орками, и с гоблинами, и даже с троллями — благо у всех есть, чему поучиться. То же самое можно сказать и об орках, чьи быстрые корабли законно хозяйничают как в Северном, так и в Южном море, и с этой силой нельзя не считаться. Гномы совершенствуют свои механизмы. Все развиваются, взаимодействуя друг с другом. Как за это время изменились драконы? Я почти уверен, что никак. И вот сейчас до них, вероятно, дошло то, что другие расы поняли столетия назад. Если драконы так и будут продолжать оставаться в стороне — в конце концов, они безнадежно отстанут от времени. Подозреваю, этот вариант их не очень устраивает. Но налаживать связи с простыми смертными им не с руки — не по росту одежка. Они же всегда считали себя благородной кровью. Вот и решили предложить союз члену королевской семьи.

— Весьма интересные мысли, сын, — одобрительно кивнул головой отец. — О чем-то подобном я размышлял и сам. Но есть еще один вопрос. Почему мы? Наше королевство больше известно, как торговое, нежели военное. А драконы, как мне думается, уважают и выбирают, в первую очередь, силу. Да и на материке есть государства и побогаче, и влиятельнее нашего.

— А тут уже, отец, дело, скорее всего в том, что ты единственный король, которому не жалко отдать своего сына на растерзание драконам, — ехидно ответил я. — Прочие же вполне закономерно боятся отдавать своих сыновей в такие браки. За дочерей я вообще молчу.

— Не говори глупостей, Дитрих, — отмахнулся отец. — Ты парень не глупый и должен понимать, что для нас, членов королевской семьи, брак по расчету — всего лишь вопрос времени. Взять хотя бы твою мать: наш брак — чистой воды расчет. Ни единой искры чувств между нами не вспыхивало никогда. Хорошо хоть ей пришла в голову идея открыть дома посольство нашей страны, теперь она сама же им и руководит. Идеально: и при деле, и на родине, недалеко от своих близких, и мне на нервы не действует.

— Ну а насчет того, что боятся, — задумчиво продолжал Арнольд Четвертый. — Может быть и боятся, но я не думаю, что эти опасения хоть немного обоснованы. Если драконы, в самом деле, заинтересованы в союзе с людьми — с тебя пылинки сдувать будут…

— Да уж, недостатка женского внимания тебе испытывать точно не придется, — мечтательно сказал Освальд. — Будешь настолько важной персоной, что на какую девушку ты покажешь пальцем, так ее тут же за тебя и…

— Благодарю за слова поддержки, Освальд, уверен, Дитрих их очень ценит, — перебил король своего среднего сына. — На этом я вас больше не задерживаю. Дитрих, заканчивай свои дела — через неделю нас ждет аудиенция с драконьим консулом; я желаю, чтобы ты был на высоте — и свободен от своих текущих обязательств. Все свободны.

Освальд первый вылетел из комнаты — как видно, очень спешил на очередное свидание. Следом за ним отправился я. Отто задержался, чтобы переговорить о чем-то наедине с отцом. Я же направился в свою комнату…

Глава 2, в которой я начинаю терять контроль над происходящим

Вернувшись к себе, я уже знал, что застану там Фалкесту, сидящую в своей излюбленной позе на подоконнике. Она — подруга моего детства, сумевшая из обычных служанок самостоятельно дорасти до фрейлины. Правда, когда моя мать три года назад отбыла в родной Каргохолл, услуги многих фрейлин оказались не востребованы, но она не растерялась и предложила их одной из придворных дам, на что та в полном восторге ответила согласием. Так как на том, чтобы Фалкесту оставили при дворе, настоял лично я. В свою очередь эта дама, дабы укрепить за собой право иметь фрейлину, получила внеочередное повышение. В итоге, довольны остались все.

— Ну что, драконий жених, выпроваживают тебя из родного государства, — спросила девушка с каштановыми волосами и глазами цвета стали, — поматросили и бросили. Все в лучших людских традициях.

— Ох, Фалли, дорогая, не начинай эту песню, пожалуйста, — устало сказал я, падая на кровать, — мы это уже сто раз обсуждали. Все, что я делаю, я делаю не ради благодарности, а из чувства долга. Кроме того, в королевских семьях всегда есть слово «надо». Причем не просто «надо», а «надо» ради родного королевства. Так что не до такой степени это — неожиданность, до которой тебе кажется. Все равно это случилось бы, рано или поздно…

Понимая, что увильнуть от такой «чести» мне все равно уже не удастся, я обдумывал эту тему с разных сторон. И верно, очень сомнительно, чтобы драконы, спустя 600 лет добровольной изоляции, решили заполучить в лапы принца другой расы для того, чтобы сотворить с ним что-нибудь нехорошее в кулинарном плане. Да и потом, не стал бы отец посылать меня на верную смерть? Внезапно вспомнились слова ректора. Похоже, он уже что-то знал…

— Вот именно! У Его Величества трое сыновей, а из всех троих он выпроваживает именно тебя! — Фалкеста тем временем вскочила с подоконника и подпрыгнула ко мне, больно ткнув пальцем в грудь. — И знаешь, почему? Потому что он видит в тебе соперника. Ты совершил чудо, когда соединил города дорогами. Благодаря большому количеству торговцев многие товары стали чуть ли не в полтора раза дешевле. Да тебя боготворить готовы! Многие чуть ли не считают дни, когда ты — слышишь, именно ты — сядешь на трон! Потому что именно тебя мы хотим видеть, как короля. Про бабника Освальда я вообще молчу, его государственные дела не будут интересовать совершенно. Да и с Отто Тискулатус далеко не уедет. И не сверкай на меня глазами. Мне известно, как ты его уважаешь, но надо смотреть правде в глаза. Может, он и силен, в тактике и стратегии недурно разбирается, под его руководством было бы совершено много славных побед. Как полководец, он будет хорош, не спорю. Но как король — нет.

— Фалкеста, друг мой, придержи коней, — с улыбкой сказал я. — Мне точно известно, что нас не подслушивают, но все же не стоит вести такие речи так пылко и громко, как это делаешь ты. А то мало ли кто мимо моей комнаты ночью может проходить.

— Да плевать я на них всех хотела, — гневно сказала она. — Впервые для нашего государства появилась надежда. И что с тобой делают? Высылают отношения с драконами налаживать. Тьфу!

— Ты-то сама, кстати, что по этому поводу думаешь? — поинтересовался я.

— Я убиралась в это время в соседней комнате, так что кое-что подслушала, — сказала она. Я сделал вид, что поверил, будто она там оказалась случайно. — Да, я согласна с тобой, драконы безбожно боятся отстать от времени и стать древними ископаемыми. По крайней мере, других правдоподобных версий нет и у меня. Хотя каким образом они хотят подстегнуть прогресс за счет брака с членом королевской семьи другой расы — я понятия не имею.

— Ну а про «надежду», что за глупости? — спросил я. — Неужто мой отец так плох как король?

— Неплох, но ты и сам знаешь, что внешняя политика его волнует прежде всего. И то, что для нашей страны сделал ты, ему бы даже в голову не пришло, вот что печально. Работало триста лет так, как оно было? И еще триста лет проработало бы. А вот отношения с Фартензией, с Гновеликом, с эльфами… да, это прежде всего. Да и твой брак с драконами — из той же самой оперы.

— Ну, тут я бы не стал так уж сильно винить отца, — сердито сказал я. — Если он уделяет столько времени внешней политике, значит, на то есть причины. Ты сама знаешь, что государство наше маленькое, а потому дипломатию надо вести аккуратно и бережно. Иначе можно и глазом моргнуть не успеть, как наше государство, собственно, перестанет быть нашим, а станет лишь чьим-то вассалом. И жить люди будут еще хуже, чем сейчас. Поверь, история показывала такие примеры. Что до вступления в драконий клан, — мой голос снова стал сухим и безжизненным, — ты в детстве наверняка задавалась вопросом, за что членам королевской семьи с самого раннего детства такие почести и привилегии. Не за просто же так? Теперь ты это знаешь. Ты вольна распорядиться своей жизнью так, как пожелаешь. Если тебе надоест работа фрейлины, ты всегда можешь уйти, чтобы заняться чем-то еще. Попробовать держать постоялый двор или гостиницу. Выращивать сад, огород, оранжерею. Может, писать стихи или петь песни. Или стать рукодельницей — ткать, шить, вырезать по дереву. В общем, выбрать себе дело по душе. А я не могу. На меня с надеждой смотрит мой народ, я должен делать все для его благополучия.

— Вот именно, — внезапно прошептала она, наклонившись к моему уху, — для благополучия всего народа, а не горстки аристократов. Мы вверяем тебе свое благополучие, Дитрих Атросский.

— Что ты… сейчас имеешь в виду? — удивленно спросил я, чувствуя, как по телу пробежал холодок.

— Сегодня все может случиться. И тебе не нужно будет ехать к драконам. Сотни людей готовы пойти за тобой. Тебе достаточно сказать лишь слово.

— ЧТО?!

Я вскочил с кровати, потрясенный услышанным. Яростный взмах рукой — и через мгновение Фалкеста висит, скованная стальными путами.

— А ну повтори, что ты сейчас сказала?! — мой голос, сейчас больше похожий на рычание, было просто не узнать.

— Скажи лишь слово, прошу тебя, — умоляюще прошептала она со слезами на глазах, — и мы пойдем за тобой.

— Ты с ума сошла! — закричал я, напрочь позабыв о том, что нас могут подслушать. — Ты что, решила, что сможешь затеять революцию с сотней человек? А если бы и смогла — как ты могла даже подумать о том, что я могу поднять руку на отца?!

— Прошу тебя, — плача, умоляла она, — не трусь! Только не сейчас! Ты же мастер, Материалист! По твоему желанию в руках всех и каждого возникнет сабля, острее которой не будет во всем мире. Мы готовы пойти за тобой, только скажи!

— Ты безумна, — покачал головой я. — Ты увидела во мне кровожадное чудовище, готовое убить свою семью ради власти. Как ты могла?! Как ты могла такое затеять, такое допустить?!

Я в гневе отшвырнул ее в сторону двери. Кажется, она больно ударилась, но мне было плевать.

— Убирайся отсюда! И передай всем этим людям, чтобы они забыли всю ту глупость, что ты им вбила в их дурьи башки!

— Прекрасно, сын мой, прекрасно, — раздался голос отца. В следующий момент в мою спальню вбежали трое стражников, грубо скрутив Фалкесту. Король же медленно прошествовал мимо меня и сел в одно из кресел.

— Мне донесли о таящемся заговоре, — снисходительно кивнул он мне. — Но я категорически был уверен, что ты не имеешь никакого отношения к этому мятежу. Заговорщики всего лишь хотели прикрыться твоим именем. Я был очень рад лично в этом убедиться. Уже задержано более пятидесяти человек. Ее и других троих зачинщиков ждет публичная смертная казнь. Я очень рад, — с этими словами он притянул меня к себе за руку и приобнял, — что не ошибся в тебе, сын мой. Увести ее.

— Нет, отец, прошу тебя, — сказал я, отстранившись и умоляюще посмотрев на него. — С другими делай, что хочешь, но ее пощади. Пожалуйста. Пусть приезжает драконий посол. Все будет так, как ты скажешь. Только пощади ее.

— Боюсь, сын мой, при всем моем уважении и благоволении, в этой просьбе я вынужден отказать, — покачал головой король. — Ты не понимаешь серьезности всей ситуации. На мою власть было совершено покушение. Такие действия надо пресекать жестко, в корне, чтобы в будущем у других даже мысли не возникло затеять подобное. Впрочем, я понимаю твои чувства, — он на несколько мгновений задумался, — хорошо, публично ее казнить не будут. Отведите девчонку в крокодилью яму.

Фалкеста вырывалась, умоляла, но тщетно. Я сделал все, что мог, но и отец прав. Ни один король в здравом уме и твердой памяти не простит покушения на свою власть.

Прошло около двух часов. Несмотря на позднюю ночь, сна не было ни в едином глазу. Как?.. Как я мог не заметить, что под моим носом и под моим именем затевают бунт? И так ли уж поверил мне отец? На этот вопрос у меня не было ответа.

Внезапно дверь в комнату открылась. Его величество Арнольд Четвертый почтил своего сына визитом в такой поздний час, причем совершенно один. Оставалось только догадываться, почему.

— Как проходит допрос зачинщиков? — безжизненно спросил я, сидя на кровати и обхватив колени, — Еще не начали под воздействием средств допроса винить во всем меня?

— Как ни странно — нет, — хмыкнул король. — Ни твой телохранитель Ахеол, ни кучер Аркус, ни леди Эшли не сказали ни слова о твоей роли в заговоре.

Меня словно под дых ударили. Все те, кто был мне так предан, оказались в этом замешаны. Как я мог быть так слеп? Как я мог проморгать то, что у меня под носом готовится заговор? Почему, в конце концов, мне ничего не сказали? Я бы разогнал это сборище, успокоил бы людей. Дал бы им понять, что не все так плохо, что все еще наладится. А теперь… чего они этим добились? Только своей собственной смерти.

— И, по правде говоря, у меня нет оснований им не верить, — продолжал тем временем король. — Всех вас, своих сыновей, я знаю лучше вас самих. Трон тебе не нужен и подавно. С твоими способностями тебе больше подошло бы кресло министра развития. Или какого-то исполнителя. Чтобы можно было полностью отдаться порученному делу, не отвлекаясь на… тонкости и условности придворного поведения. Иметь такую свободу действия, что даже если где-то придется воспользоваться сомнительными методами, то результат окупит себя кратно, а плодами этого труда будут пользоваться не один десяток лет. И хватит об этом. Если бы я тебе не поверил — ты бы сейчас находился не здесь.

Он достал из кармана старый ржавый ключ и положил его на тумбу перед зеркалом.

— Через двадцать минут твоей подруге зачитают приговор. После этого ей будет дано право на последнее желание. И потом ее бросят в яму. Это — ключ от боковой двери этого помещения, которой пользуются слуги, чтобы подкармливать рептилий. Тебе также должно быть известно, что яма соединяется каналом с городским рвом. У тебя есть где-то двадцать минут. Что делать дальше — ты знаешь сам. Ты здесь Материалист, не мне тебя учить.

— Отец, спасибо, спасибо тебе большое, — совершенно не ожидая такого поворота событий, я вскочил с кровати и обнял его.

— Не спеши, — король пару мгновений позволил себе посмаковать искреннее объятие, после чего отстранился. — Нужно выдворить ее из Королевства так, чтобы никто не узнал о том, что она жива. Все без исключения люди должны знать, что каждого, кто покусится на мою власть, ждет смертный приговор. Кроме того, ты должен донести до нее мысль, что она должна свалить так быстро и далеко, как только способна. Второго шанса у нее не будет, сам понимаешь. И да, — многозначительно добавил он, — надеюсь, ты не откажешь и мне в ответной услуге.

— Конечно, отец, — сказал я, — все, что угодно.

— Я думаю, ты понимаешь, что изловить и казнить всех бунтовщиков нет смысла. Я не мясник и понимаю, что для разрешения вопроса нужно показательно судить и казнить зачинщиков — тогда у остальных крамольные мысли вылетят из голов быстрее стрелы. Но для ускорения данного эффекта необходимо устранить источник, которым снова можно будет воспользоваться в своих целях.

Помолчав несколько секунд, он добавил.

— Драконий консул прилетает через три дня. А еще через три дня вы с ним улетаете. Так что в процессе ночной операции, будь добр, действуй аккуратнее. Терять товарный вид сейчас тебе совершенно не с руки…

* * *

Невидимый, я скользил по замку, ища то самое место, где был один раз в детстве и куда пообещал себе никогда больше не ходить. Память услужливо подсказывала, как пройти в запретное подземелье. Коридоры… коридоры петляли без конца. Становилось все холоднее. Но вот, наконец, вдали показались горящие факелы, послышались голоса. И вот она — освещенная площадка. Пятеро стражников и связанная Фалкеста. Сворачиваю в боковое ответвление и, смахнув паутину перед собой, спускаюсь вниз. Я не слушаю, что ей говорят стражники — мне нет до этого дела. Я хочу оставить в памяти ту Фалкесту, которую знал — прямолинейную, гордую, решительную и верную. Вот и дверь, за которой короткий скат вел прямо в воду. Открыв ее, я принялся терпеливо ждать.

Вода подо мной не была неподвижной: крокодилы, привлеченные человеческими голосами, знали, что обычно за этим следует.

И вот, наконец, крик, которого я так ждал, чтобы начать действовать. Я прыгнул, наугад ловя Фалкесту. Мне повезло — я схватил ее за талию; в тот же момент вокруг нас возник хрустальный гроб — первое, что мне пришло в голову, — который с оглушительным всплеском рухнул в воду.

Создать хрусталь, который не пропустит воду, — это одно. А вот создать хрусталь, который выдержал бы натиск пастей и хвостов десятков крокодильих тел, — это совершенно другое. Я точно знал, что на подобное растратил не меньше половины запаса сил. Так что я медленно и аккуратно направил гроб в туннель, который, предположительно, должен был вывести нас.

— Что… что случилось? — спросил еще не оправившаяся от шока Фалкеста.

Я, зная, что мы уже уплыли из виду стражников, позволил хрусталю засветиться мягким светом, давая увидеть себя.

— Ах, какое счастье, — прошептала девушка. — Я умерла быстро, без мучений; прекрасный ангел в образе любимого мной Дитриха несет меня в рай в хрустальном гробу.

Я не обратил внимания на эту фантазию. В конце концов, девушка только что готовила себя к смерти.

— Нет, Фалкеста, это я, настоящий Дитрих. И ты не умерла.

— Но… как же тогда…

— Потом, все вопросы потом! — рыкнул я, чувствуя, как уже начала расползаться по телу слабость.

Девушка послушно замолчала, обняв меня так сильно и крепко, как только можно. А еще через несколько секунд она разрыдалась, горько и безутешно…

* * *

Несколько часов спустя мы сидели в одной из пограничных таверн, жадно поедая ту нехитрую снедь, которую нам изловчился изготовить трактирщик в пять часов утра. Фалкеста уже была переодета в дорожный комплект одежды, который я предусмотрительно взял с собой.

— Ты должна покинуть Тискулатус — и немедленно, — сказал я. — Я спас тебя лишь потому, что мне разрешил сделать это отец. Однако он знает, что ты жива; гильдия шпионов обязательно получит полный твой портрет. И если тебя где-то увидят, не сомневайся, схватят сразу же. И меня уже здесь не будет, чтобы хоть как-то тебе помочь.

— Да понимаю я. И все же, как жаль, что нас схватили. Троих моих друзей завтра казнят. Аркус, Ахеол, Эшли… Ах, если бы ты только знал, как мы мечтали, как планировали. Да Тискулатус под твоим командованием стал бы известен на весь мир. Он был бы самым безопасным местом на земле, где каждый, кто хотел бы честно трудиться, имел такую возможность и был бы счастлив. И нас предали!

— Фалкеста, я понимаю, что ты не отошла от шока, поэтому повторю еще раз, — тихо, но настойчиво сказал я: — я не смог бы убить свою семью. И не надо мне сейчас говорить о том, что все короли приходили так к власти — должен быть другой способ. Теория меньшего зла — это чушь, не стоящая выеденного яйца. Потому что в иных условиях все имеют равные шансы выжить или умереть. А в случае меньшего зла ты сам, лично, должен решить, кто будет жить, а кто нет. Если кто-то может принять такое решение — мое безмерное ему уважение. Я не могу. Возвести меня на трон, заставив убить свою семью, и потом ожидать мудрого и справедливого правления — это все равно, что сломать ветку дерева весной и потом ожидать, что летом на ней вырастут плоды! Поэтому лучше порадуйся тому, что это не успело вылиться в кровавую бойню. Отец казнит троих зачинщиков и успокоится. Так что сделай милость, сохрани себе жизнь. Чтобы не получилось так, что Ахеол, Аркус и Эшли умерли напрасно.

— Да я поняла уже, как это все было опрометчиво. Прости меня. Я уеду из Тискулатуса.

— Возьми это, — сказал я, доставая из внутреннего кармашка мешочек с деньгами. — Бесплатно тебя никто никуда не повезет. Здесь сверху где-то пять сотен серебряков и на дне — тридцать золотых. Использовал, когда выходил погулять инкогнито, чтобы золотом не привлекать к себе внимания. И это возьми. На память, — я оторвал с внутренней стороны запасную пуговицу своего камзола, который обычно не носил, сейчас накрытого иллюзией. — Если с деньгами совсем не сложится, продашь. Сапфир там настоящий — сотни на две золотых потянет.

— Спасибо, Дитрих, — она, приняв вещи, наклонилась и поцеловала меня в щеку. — Даст Создатель — еще свидимся…

Глава 3, в которой меня начинают приводить в надлежащий товарный вид

— Ваше высочество, вам пора вставать. Его величество Арнольд Четвертый желает, чтобы вы разделили с ним трапезу.

— Я не хочу, — сказал я, зарываясь головой в подушку. — Я хочу спать! И я сотню раз просил не называть меня «высочеством»!

— И как же мне тогда к вам обращаться? Гражданин принц? — ехидно ответили из-за двери. — Да и кстати: сейчас уже время обеда. Отец, вероятно, был в курсе, что ночью у вас были дела, а потому не стал вас будить. Но сейчас уже обед. Если вы продолжите спать, у вас может сбиться режим сна, это негативно скажется на вашем здоровье.

Я не стал уточнять, что во время строительства ВТП (так нескромно я про себя называл построенные дороги — Великий Торговый Путь) мой режим сна был таким же неустойчивым, как море во время бури. И ничего, несколько походов к целителю в Университете — и я был как новенький. Впрочем, она тогда что-то говорила насчет того, что определенная степень износа успела произойти, а потому настоятельно рекомендовала как можно реже подвергать себя таким нагрузкам в дальнейшем.

— Ладно, заходи уж, — проворчал я, вскакивая с постели и прыгая в душевую. После нелюбимого мной контрастного душа я вышел и увидел Гедрика, дворецкого, терпеливо меня дожидавшегося. На уже заправленной кровати лежал какой-то костюм.

— Это, — у меня язык отнялся от негодования, я тыкал пальцем в ворох цветастых тряпок. — Это что такое?

— Это костюм, в котором сегодня вас желает видеть ваш отец, — невозмутимо ответил дворецкий.

— Я это не одену! Кто это вообще делал? Это что, туфли с пряжками? А это что такое? Чулки? Панталоны? Да во двор никто в жизни таким не выйдет, чтобы не стать посмешищем!

— Ну и напрасно вы так думаете, принц, — заметил Гедрик. — Это последний писк моды при дворе. Если бы вы были чуть внимательнее во время празднования своего дня рождения, то увидели бы, что половина приглашенных гостей…

— Мне глубоко все равно, сколько последних разов там пищала эта мода, — проворчал я. — Носить это просто унизительно!

— Придется, — теперь уже сурово сказал Гедрик. — Отец просил напомнить вам что-то насчет слова, которое вы ему дали. Он сказал, вы поймете.

Вздохнув и больше не став спорить, я с помощью дворецкого принялся натягивать на себя все это великолепие. Наконец, натянув куртку и поправив берет, я с тоской уставился на себя в зеркало.

— Не так уж все и плохо, — вынес вердикт дворецкий. — Осмелюсь заметить, что именно сейчас вы стали похожи на принца сильнее, чем когда-либо.

— Гедрик, это ужасно, — сказал я, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу. — Неудобно до ужаса. Мало того, я теперь выгляжу, как напомаженный слюнтяй, который без помощи слуги даже салфеткой рот вытереть себе не сможет.

— Все принцы именно так и должны выглядеть, — заметил Гедрик. — Их благородные головы постоянно заполнены мыслями о благополучии своего народа, им некогда отвлекаться на то, чтобы вытереть рот салфеткой или поправить пряжку на туфле.

— Ты это сам сейчас выдумал? — скептически спросил я, не сумев-таки сдержать улыбки.

— Это во всех учебниках дворцовых слуг так говорится, — с достоинством ответил Гедрик.

— Ладно, — махнул я рукой, — пошли…

* * *

— Да уж, сын, должен признать, тебе эта одежда не идет совсем, — задумчиво сказал король, наблюдая мою персону напротив себя за обеденным столом. — Куртка, может, и ничего, но штаны на тебе как-то привычнее смотрятся. Ладно, это можешь больше не надевать.

— Слава богам, — проворчал я. — А то я уж испугался, что мне в этом виде придется все время ходить. Да меня бы на смех подняли.

— Сын, просто, чтобы ты понимал: драконы не примут то, что им дают, просто потому, что альтернативы нет. Почти наверняка ты будешь подвергнут очень дотошному, детальному изучению со стороны их консула. Так что советую морально готовиться.

— При этом они сверхлегко согласились сжать сроки с трех недель до шести дней, — иронично хмыкнул я, нагружая свою тарелку. — Крайне высокий показатель безразличия, что и говорить. Ну а насчет детального и дотошного изучения — никаких унижений со своей стороны я не потерплю. Если будет надо — и пинка отвешу. А я могу, ты меня знаешь.

— Дитрих, как это недипломатично с твоей стороны, — укоризненно сказал Арнольд Четвертый, — принимающие гостей никогда так себя не ведут. Я очень надеюсь, что краснеть мне за тебя не придется. И все это не отменяет того факта, что мы тебя продаем, а сделать это надо как можно выгоднее.

— Тогда меня следовало нарядить в свадебное платье и фату, — фыркнув, ответил я, — и букет цветов в руки вложить.

— Так, ну все, хватит этих глупых шуток, — сказал король, — поел? Вставай и иди за Гедриком. У тебя сегодня очень насыщенный день!

Тут, увы, он сказал чистую правду. После завтрака я прямиком направился к цирюльнику, который почти два часа колдовал над моей шевелюрой. Шевелюра спустя два часа практически не изменилась, зато я, по его словам, стал выглядеть просто бесподобно. После этого меня ждал кошмар в виде визита к косметологу. Сначала мое тело парили чуть ли не час, а потом принялись издеваться над ним всеми возможными способами. Начиная от скобления пяток, судя по всему, наждаком, до весьма болезненного массирования спины. Я терпеливо сносил все тяготы и унижения, пока не увидел, что мимо меня пронесли таз, в котором плавали… пиявки.

— А это еще что такое, — я сделал попытку извернуться, но руки массажиста крепко пригвоздили меня к месту, не давая пошевелиться.

— Пиявки, ваше высочество, — ответил человек, носивший звание главный королевский косметолог, хотя, на мой взгляд, ему больше подошло бы звание управляющего пыточных дел мастерами. Не удивлюсь, кстати, если он подрабатывает по совместительству, когда основной начальник этого ремесла уходит в отпуск. Что весьма вероятно, учитывая, что рядовые заплечных дел мастера имеют восемь недель отпуска вместо обычных шести — за вредность работы, а начальник — так все десять недель.

— И вы что, будете на меня их вешать? — в ужасе спросил я.

— А как же? Вам, ваше высочество, кровь не мешало бы почистить. А пиявки с этим делом лучше всех справляются. Вы бы знали, как ваш отец любит эту процедуру. Раз в месяц аккуратно выделяет время на свое здоровье — и каждый раз выходит от нас, как огурчик.

— Вы их хотя бы на лицо мне не вешайте, — жалобно сказал я.

— Что вы, ваше высочество, — укоризненно сказал косметолог, — их на лицо и нельзя — шрамики остаться могут. Не волнуйтесь, — он приподнял мне ухо, а в следующий момент в незащищенную кожу что-то вцепилось. Я от неожиданности дернулся, но массажист прекрасно знал свое дело, не давая мне и пошевелиться, — я с ними работаю не первый год и все про этих красавиц знаю. Первый раз неприятно всегда, ну да ничего, придется потерпеть.

В целом на мне побывало аж тридцать пиявок — три партии по десять штук, которые развешивали на мне, начиная от области за ухом и затем по всей шее с обеих сторон. Когда процедуры все же окончились, я с трудом нашел в себе силы, чтобы подняться с деревянного лежака, на котором пытали мое тело последние несколько часов.

— А это, ваше высочество, потому, что режим сна вы не соблюдаете, — укоризненно сказал главный косметолог. — Аякс, — это уже адресовалось массажисту, — проводи юного принца до его комнаты и проследи, чтобы он лег спать. У него на сегодня запланировано еще два мероприятия, но как врач я категорически запрещаю ему заниматься сегодня чем бы то ни было еще. Его величество Арнольда я сам извещу.

Массажист повел меня к спальне. Но я шел до такой степени медленно, что тот, не мудрствуя лукаво, первый раз за весь день открыв рот и пробормотав что-то вроде извинений, просто забросил меня за спину и понес, куда сказано. В спальне он аккуратно сгрузил меня на кровать, положил рядом на тумбу мою свернутую одежду и ретировался. Я же несколько секунд лежал без сил, после чего вспомнил-таки магическую формулу, придающую на короткое время заряд бодрости. Прошептав ее и почувствовав себя немного лучше, я поднялся с кровати и принялся одеваться. У меня оставалось еще одно незаконченное дело.

* * *

Я никогда не любил находиться в казематах — по самым естественным причинам. Почти всегда от узников смердело, а те, что были приговорены к смерти и понимали, что пути обратно уже нет, часто говорили такие вещи, которые я предпочел бы никогда в своей жизни не слышать. И все же сейчас мне пришлось сюда спуститься, чтобы в последний раз посмотреть на тех, кто все это затеял. Мне было неизвестно, для меня они это делали или для себя, но я все же хотел посмотреть им в глаза. Хотел узнать, чьей же это было идеей. В случае успешной реализации которой мне пришлось бы убить собственного отца.

— Ваше высочество, — ко мне подскочил стражник, поспешно пряча в подсумок фляжку с напитком известного содержания. — Зачем вы сюда спустились? Вам здесь небезопасно находиться.

— Мне нужно было сюда спуститься, Уитлок, — ответил я, благоразумно закрывая глаза на распитие алкоголя на службе. Здесь, непосредственно в тюремных казематах, особенно в блоке для приговоренных к смертной казни, без подобного топлива стоять на дежурстве невозможно. — Я должен повидать троих приговоренных… ну да вы понимаете, о ком я говорю.

— Понимаю, ваше высочество, — Уитлок кивнул и, вероятно, забывшись, снова достал фляжку и отхлебнул из нее, — но считаю своим долгом вас предупредить: это для вас может быть небезопасно. Ваш отец проводил насчет вас очень тщательное расследование. Если он узнает, что вы были здесь — у вас будут неприятности.

— Спасибо за предупреждение, — кивнул я, — мне об этом известно.

— Воля ваша, — кивнул стражник, — следуйте за мной.

Уитлок повел меня через тюремный блок. И, разумеется, узники, сидящие здесь, мгновенно обратили на меня внимание:

— Смотрите-ка, что за благородная шишка спустилась в нашу помойную яму…

— Неудачник. Даже переворот толком не смог организовать.

— Да куда ему. Драконья подстилка…

Я был готов к таким оскорблениям и заставлял себя не обращать на них внимания. Ибо в этом тюремном блоке сидели не просто приговоренные к смертной казни, но и достаточно жестоким образом. И пытаясь меня вывести из себя, они рассчитывали на то, что я подарю им быструю и безболезненную смерть.

— Дальше по коридору, — внезапно скомандовал Уитлок. — Я с вами не пойду.

Кивнув, я направился к двери. И за ней слышались вопли:

— Значит, стражники для тебя все — пьяные свиньи? Значит, быдло мы неотесанное? Ну, теперь-то ты за весь свой гнилой базар заплатишь, мразь! Лижи!

Я вошел в помещение. В комнатушке без окон находились трое узников и стражник. Аркус и Эшли сидели по дальним углам, прикованные цепями за руки сверху. По центру комнаты находилась колодка, в которую был заключен Ахеол. А перед ним стоял стражник с занесенной ногой.

— Не дождешься, — мстительно хрипел Ахеол. — Лизать сапоги, дружок, будешь ты своему командиру. Всю жизнь. И это если повезет. А не повезет — будешь лизать задницу.

— Ах ты, дрянь! — взвыл стражник, занося ногу. Но в этот момент я кашлянул, охранник совершил почти что балетное па, повернувшись на одной ноге.

— Вашу ма… ваше высочество?! — вскрикнул он. — Зачем вы сюда пришли? Для вас это небезопасно! Да знаете ли вы, сколько гильдия шпионов убеждала вашего отца в том, что это небезопасно?

— Мне все известно, Исая, — кивнул я ему. — Но мне нужно поговорить с ними. Очень нужно. Пожалуйста.

— Исключено, — помотал головой стражник. — Принц, вы даже не столько меня, сколько себя опасности подвергаете, неужели вы этого не понимаете?

— Мне уже ничего не угрожает, — я покачал головой. — Драконий посол прилетит через три дня. И он в любом случае меня получит.

— Хорошо, принц, — обреченно сдался стражник, — но я умоляю вас быть благоразумным! Вы-то отсюда улетите, а мне здесь еще работать. А у меня жена, ребенок…

Стражник Исая вышел. Я тут же создал звуковую иллюзию, которая при подслушивании снаружи создавала эффект, что я кляну преступников, на чем свет стоит, и желаю им справедливого возмездия.

— Вашбродь, — прохрипел Ахеол. — Спасибо вам, что пришли. Знаем, вина наша крепка, и нет нам оправдания, но хоть последний разочек вас увидать…

Несмотря на то, что я был взбешен, даже во мне шевельнулась жалость при виде Ахеола. Лицо представляло из себя сплошной синяк, оба глаза заплыли. Во рту недоставало половины зубов, из него непрерывно текла струйка крови.

— Я пришел сюда за одной вещью, — рыкнул я: — Кто? Кто решил все это затеять? Кто решил, что я должен буду убить своего отца?!

Призрачная надежда, вспыхнувшая было в глазах Аркуса и Эшли, угасла. Я же гневно смотрел на них.

— Я не слышу ответа! — прорычал я.

— Простите нас, господин Дитрих, — Ахеол заплакал. — Наша вина, как есть, наша вина. Как лучше хотели мы для всего народа, как лучше!

— Ахеол, почему именно ты? — спросил я, с трудом сдерживая слезы. — Ты-то больше всех жил, больше всех повидал. Тебе ли не знать, что не бывает так, что все и сразу! Пусть бы отец дальше занимался внешней политикой — а я бы занимался делами внутри государства. Не стоит так уж недооценивать внешнюю политику — наше государство небольшое, а если не совершать грамотных дипломатических действий — то мы запросто можем стать вассалом более сильного соседа. И тогда люди будут жить еще хуже, чем сейчас!

Никто ничего на это не ответил. Все трое просто молча плакали, понимая, какую глупость они совершили.

— И не зря благими намерениями вымощена дорога в преисподнюю, — злобно продолжал я, — потому что вот что вы все наделали! Вы трое умрете — и я ничего не могу с этим поделать. Меня отсылают к драконам — и не только вы, а весь народ Тискулатуса скоро посмотрит на меня последний разочек. Отец решит, что, получив благо, люди обнаглели и потеряли страх, и снова возьмет страну в кулак. И все реформы, которые начались со строительства дорог, на этом и закончатся! Вот итог вашей деятельности! Скажите спасибо, что это хотя бы не переросло в кровавую бойню!

— Вашбродь, — Ахеол уже рыдал, как ребенок, — правы вы, кругом правы. Поверили мы в чудо и поплатились за это. И расплатимся завтра за это, жизнью своей расплатимся, и поделом нам, заслужили! Ну, умоляем, простите нас. Снимите хоть этот грех с души, умоляем! Чтоб не так невыносимо завтра было палачу шею подставлять.

Я вздохнул. Хватит. По-хорошему, с меня спрос должен быть не меньше. Я принц — и я все это так явно проморгал! А они — они простые люди. Которые слишком сильно поверили в чудо. Они и так завтра понесут высшую меру наказания.

Я подошел к кучеру, положил ему руку на лоб и прошептал:

— Я прощаю тебя, Аркус. Да смилуется над твоей душой Создатель.

После подошел к своей бывшей наложнице.

— Я прощаю тебя, Эшли. Да смилуется над твоей душой Создатель.

После подошел к телохранителю. Лоб его пылал, я мог только поражаться тому, как ему еще хватало сил оставаться в сознании.

— Я прощаю тебя, Ахеол. Да смилуется над твоей душой Создатель.

— Вашбродь, — совсем тихо спросил Ахеол, — а где Фалкеста-то? Почему ее нет с нами?

— Ее в ту же ночь сбросили в яму с крокодилами, — ответил я, бессильно сжав кулаки. — Всего моего влияния хватило на то, чтобы ее казнили быстро и без мучений.

— Бедная девочка, — прошептала Эшли, — она ведь больше всего хотела…

Я не стал ничего на это говорить. Постучав в дверь, я дал стражнику знать, что закончил. Он тотчас вошел в комнату.

— Послушай меня, пожалуйста, Исая, — сказал я охраннику. Тот, вероятно, от удивления, что я знаю его имя, послушно уставился на меня.

— Я прошу тебя проявить снисхождение, — мягко сказал я. — Эти люди совершили разные проступки в своей жизни, завтра они заплатят за это своими жизнями. Не нужно усугублять их страданий. Создатель, — в этот момент я взял его ладонь в свою и положил в нее небольшой сапфир, — вознаграждает тех, кто проявляет терпение и снисхождение к ближнему своему.

— Хо… хорошо, ваше высочество, — стражник, мельком оценив содержимое своей ладони. — Я… я приму вашу просьбу к сведению…

Я покинул казематы как можно скорее. Меня душили злоба и бессилие. Какое счастье, что хотя бы Фалкесте удалось уйти. Искренне хотелось верить в то, что она не будет тупить и тормозить, ей хватит соображения убраться так далеко и так быстро, как это только возможно. Добравшись до своей кровати, я, не раздеваясь, упал на нее лицом в подушку. После чего горько и бессильно разрыдался…

* * *

На следующий день меня разбудили ни свет, ни заря. Но, учитывая, что лечь спать мне пришлось еще до девяти вечера, я на удивление отлично выспался. Дворецкий, уже не указывая, как мне должно одеться, повел меня на завтрак.

— Доброе утро, отец, — безразлично поздоровался я.

— Доброе, сын, — мрачно поприветствовал меня Арнольд Четвертый.

— Ты, конечно, уже знаешь, где я был вчера вечером?

— Разумеется, — хмуро сказал король, — и я очень надеюсь, что больше не увижу от тебя таких эскапад. Особенно когда ты включил свою магическую защиту от прослушки и едва не довел начальника гильдии шпионов до нервного срыва. Неужели ты думаешь, что никто не слышал, что именно ты там на самом деле говорил?

— Прости отец, — я покачал головой. — Понимаю, что я поступил глупо и безрассудно… Но я все же надеюсь, что ты меня поймешь. Я никогда бы не подумал, что можно так сильно разочароваться в людях.

Мрачное выражение исчезло с лица короля, он даже нашел в себе силы слабо улыбнуться.

— Да, сын, прекрасно тебя понимаю. Первый раз такое всегда больно. Да и я сам сталкивался с таким неоднократно… И до восшествия на престол, и после.

А я в этот момент поднял на отца глаза… и едва не заплакал от собственной глупости. Ведь до меня только теперь дошло, как ко всему этому относится отец. И дело было даже не в том, поверил он в мою непричастность к заговору или нет. Дело было в том, что на самом деле отцу на это было наплевать! Если бы он мог себе позволить меня убить, чтобы упрочить свою власть, и мгновенно угомонить несогласных — он бы сделал это, глазом не моргнув. Однако далеко не все люди, которые приезжали поздравлять меня с днем рождения, уже уехали из столицы. Да и стражники, конечно, с благоговением слушали о том, какие чудеса дипломатии творит Арнольд Четвертый в отношениях с другими государствами; вот только домой во время увольнительных они возвращались по дорогам, которые построил я. И далеко не факт, что все стражники так уж беспрекословно исполнили бы приказ убить меня. А если бы меня и удалось убить — то революция вполне могла бы начаться сама собой. Отец все это, разумеется, прекрасно понимал. И потому осуществлял единственно возможный вариант: отослать меня куда подальше…

Наконец, завтрак закончился; Гедрик повел меня на следующее, подозреваю, не слишком увеселительное мероприятие.

— Урок этикета, — коротко ответил он на мой вопрос, когда мы после приема пищи направлялись в очередной пункт списка. Я застонал, закатил глаза и попытался было завернуть обратно, но чуткий дворецкий вовремя схватил меня за руку и уверенно потянул дальше в нужном направлении.

— Не волнуйтесь, принц, полного курса вам читать никто не будет. Я, разумеется, прекрасно знаю, что вы умеете вести себя за столом, однако ваш отец крайне переживает за предстоящее мероприятие, поэтому он лично настоял на том, чтобы вы освежили в памяти все знания.

Урок проходил в одной из классных комнат, в которой я в возрасте от семи до двенадцати лет впитывал просто массивный объем знаний. По данной же причине особой теплоты к этому месту не испытывал. В классе меня уже ждал сервированный стол, за которым восседал преподаватель этикета Мартико.

— Рад видеть вас в добром здравии, принц, — кивнул мне головой преподаватель. — Насколько я помню, моя наука не всегда бывала вам по вкусу, ну да тут ничего не поделать: благородная кровь требует соблюдения определенных правил поведения. Впрочем, не вижу причин углубляться в полное повторение. Как утонченный светский лев вы не блистали никогда, но и чтобы вы ударили в грязь лицом — мне крайне сложно представить. Так что пройдемся по базовым понятиям. Перед вами сервирован стол на завтрак. Позавтракайте по всем нормам этикета. После этого представим, что я благородная дама, вы пригласите меня на танец, а потом на светскую беседу.

В целом я выступил неплохо, но некоторые моменты все же освежил в памяти. Господин Мартико терпеливо поправлял мои незначительные огрехи, тут же давая совет, как избежать их в будущем. Так что уже через полтора часа я в сопровождении дворецкого направился к учителю танцев.

Здесь я вполне обоснованно ожидал куда большей доли критики. Ибо имел склонность к полноте и весил добрых две сотни фунтов. А, как все время говорил учитель танцев господин Талико, после ста семидесяти фунтов каждые следующие пять заставляют своего обладателя двигаться на пять процентов более неуклюже и выдыхаться на пять процентов быстрее.

Как проходил сам урок, я говорить не буду. Скажу лишь, что моего терпения на его критику хватило ровно на пятнадцать минут, после чего возле господина Талико возникла огромная кувалда; я сказал, что следующую реплику касательно моего веса и грации я затолкаю ему обратно в глотку при помощи этого предмета. Мерзавец смолчал, но с таким презрительным снисхождением на меня посмотрел, что захотелось опустить ему кувалду на голову прямо сейчас. Впрочем, за такую грубость он мстил долго и жестоко, без конца заставляя повторять одни и те же движения со словами: «Нет, господин принц, это никуда не годится». Спустя три часа он отпустил меня, заявив, что сделал все, что было в его силах. И если все отвернутся в другую сторону в тот момент, когда я буду танцевать, то, может быть, не опозорюсь.

Почти полностью выведенный из себя танцами, я направился на обед. Я был так зол, что даже не сразу заметил составившего мне компанию Освальда, тоже волей случая оставшегося во дворце. Отец поручил ему провести инспекцию городских садов, но мой средний брат не слишком спешил выполнять это поручение. Отто же отправился в Хандомак инспектировать тамошних стражников.

— Что, братишка, танцы по-прежнему не желают тебе даваться? — снисходительно спросил он.

— Не желают, — кивнул я. Очень хотелось подколоть его в ответ, но я сдержался. Какой в этом смысл? Я внезапно осознал до конца, для чего все это делаю. Для того чтобы навсегда покинуть это место. И, почти наверняка, больше никогда не увидеть никого из членов моей семьи. Так стоит ли окончательно портить и без того не идеальные отношения?

Конец ознакомительного фрагмента.