Вирус бессмертия

Дмитрий Янковский, 2004

Москва, 1938 год. В обстановке строжайшей секретности идет схватка за привезенные из тибетской экспедиции секреты буддийских монахов, способные наделить своего владельца невероятным могуществом. В борьбу за обладание тайным знанием вступают сотрудники НКВД и германской разведки, владеющий гипнозом ученый и древний шумерский воин. Однако многое в этой игре будет зависеть от простого рабочего, комсомольца Павла Стаднюка, случайно попавшего в шестерни беспощадного механизма Истории.

ГЛАВА 6

28 декабря 1938 года, среда.

Городок Уитон в пригороде Чикаго,

штат Иллинойс

Зимние сумерки за окном бросали отсвет на столик питейного заведения, за которым хмуро сидел молодой человек и наблюдал, как лучи преломляются в коричневатом содержимом полупустого стакана. Возле стакана в полной готовности стояла початая бутылка виски.

Дверь питейного заведения со скрипом распахнулась, пропустив вместе с облаком морозного пара высокого сутулого посетителя в длинном пальто и фетровой шляпе. В руке он держал трость с серебряным набалдашником, а в зубах погасшую сигару.

— О! — обрадовался он, узнав хмурого обладателя виски. — Да это же мистер Грот Ребер! С Рождеством! И заодно с днем рождения! Извини, двадцать второго меня не было в городе, так что не смог поздравить вовремя.

Говорил он с заметным немецким акцентом. Молодой мужчина за столиком кивнул, но по выражению его лица трудно было понять, рад он этой встрече или предпочел бы ее избежать. Нового посетителя это ничуть не смутило, он повесил пальто и шляпу на вешалку и, пригладив светло-русые волосы, направился к стойке. Взяв у бармена стакан, немец подсел к одинокому выпивохе.

— Я вижу, тебе не справиться с этой бутылкой в одиночку. Могу помочь. Ты не против?

Ребер пожал плечами и отпил из своего стакана.

Сутулый прислонил трость к стене и потянулся к бутылке. Налил на два пальца виски и поднял стакан.

— С Рождеством!

— С Рождеством, Карл! — печально сказал Ребер.

Они чокнулись. Выпили. И Грот Ребер опять поник.

Карл повторил себе виски и печально вздохнул.

— Похоже, слухи не врут, — покосился на него Ребер. — Если бы Лиза тебя не отшила, ты бы не шлялся в рождественскую неделю по кабакам в одиночестве.

— Тебе кто-то сообщил об этом? — удивленно поднял брови собеседник. — Или ты сам такой умный, что насквозь видишь чужие секреты?

— Разве в этом городе есть секреты? — невесело усмехнулся Ребер.

— В каждом городе есть секреты! — заявил его нежданный собутыльник. — У каждого человека есть какой-нибудь маленький или большой секрет. Но не все они интересны другим.

— Только не в том случае, — покачал головой Ребер, — когда дело касается немецкого эмигранта, который собрался предложить руку и сердце дочери местного бакалейщика. Знаешь, Карл, ты здесь с самого приезда под пристальным вниманием.

— Да, я заметил, — поморщился немец. — Вы, американцы, по-моему, вообще чересчур любопытны. Вы очень самодовольны. В любом конфликте между иностранцем и американцем вы всегда становитесь на сторону своего, независимо от того, прав он или нет. Иногда такой патриотизм неплох, но бывают и промашки. Вот сейчас ты безоговорочно поверил, что Лиза дала мне от ворот поворот, но на самом деле это было иначе.

— Как это могло быть иначе? — усмехнулся Ребер.

— Могло. Но порядочные люди за бутылкой этого не обсуждают, — поморщился Карл.

— Выпьем, — снова поднял стакан Ребер.

Они выпили и довольно долго молчали, пока Карл не сказал:

— Но и твое настроение тоже нельзя назвать рождественским.

Ребер кивнул и опять плеснул себе из бутылки.

— Да! Это трудно было не заметить, — усмехнулся он, поднимая очередной стакан и глядя сквозь виски на свет. — Знаешь, за что я пью? За проявление божественной жадности.

— Догадываюсь, о чем речь, — сочувственно вздохнул Карл, тоже поднимая стакан. — Тебе не удалось настроиться на небесную радиостанцию, не правда ли? Но, может, никаких радиостанций в небе нет?

— Нет? — Ребер стукнул донышком стакана о стол. — А как же опыт господина Янского? Шипение его приемника передавали все местные радиостанции!

— О, как интересно! Я не знаю этой истории.

— А я знаю ее прекрасно, — сообщил Ребер. — Семь лет назад твой тезка и мой соотечественник инженер-радиотехник Карл Янский заметил, что его чувствительному приемнику мешает какой-то постоянный шум. Чтобы отследить, какая радиостанция создает помеху, он из досок и автомобильных колес соорудил вращающуюся антенну-пеленгатор. И знаешь, где оказалась паразитная радиостанция? На небе, дорогой Карл, на небе! В созвездии Стрельца. Повторить его опыт несложно, но я хочу пойти дальше. Я хочу составить радиокарту небосвода, понимаешь? Найти и нанести на нее все небесные радиоисточники.

— И ради этой ерунды ты изуродовал свой двор десятиметровым параболоидом? Эх, Грот! Послушай доброго совета. Почему бы тебе не познакомиться с красивой девчонкой и не сводить ее на танцы или в кино, а потом жениться на ней и нарожать детей? Над тобой люди смеются, Грот!

— Над тобой тоже! — огрызнулся Ребер. — Эта Лиза не давала только ленивому, чтоб ты знал. Один ты не добился ее благосклонности.

— Оставим эту тему, — напрягся Карл. — Ничего смешного в этом нет. Я не хочу это обсуждать!

— Оставим, — согласился Ребер. — Но я должен уточнить: моя антенна не десяти метров в диаметре, а девяти с половиной. Я ее специально просчитал, чтобы ловить более короткие волны, чем Янский. Он работал с длиной волны четырнадцать целых и шесть десятых метра, а я хочу уйти в сантиметровый диапазон. Я уверен, что небесное радиоизлучение должно подчиняться закону Планка, и его интенсивность, скорее всего, возрастает в сторону более коротких волн. Но я уже год сижу ночами перед приемником, перелопатил небо на волнах девять и тридцать три сантиметра, а все попусту!

Карл задумался, затем предложил:

— Слушай, Грот, а давай заберем эту бутылку и пойдем к тебе. Покажешь мне, как работает твоя антенна.

— С каких пор тебя это интересует? — подозрительно посмотрел на немца Грот.

— Так. Любопытство! — развел руками Карл. — Люди должны интересоваться друг другом. Так легче жить. Хотя любопытство меня и довело до эмиграции, но… Характер есть характер.

— Можно подумать, ты не рад, что оказался в Штатах, — буркнул Ребер, поднимаясь из-за стола. — А не шпион ли ты немецкий? И не собираешь ли ты разведданные о том, как американцы слушают небо?

Немец молча взял в руки трость и поднялся из-за стола.

— Ты напился, — вздохнул он.

— Да, я выпил! — возбужденно вскочил Ребер. — Поэтому и говорю то, что думаю!

Неожиданно его настроение резко поменялось. Он снова упал на стул и, уронив лицо на сложенные руки, разрыдался.

— О майн гот! — вздохнул Карл. — Ну не надо, Грот! Может быть, все не так плохо. Может быть, как раз сегодня все и случится, а ты сидишь тут в баре и разводишь сырость. Вставай, Грот! Пойдем слушать небо! Я отведу тебя.

— У меня есть великолепная идея! — воскликнул Ребер, снова вскакивая на ноги. — Пойдем! Пойдем вместе! Давай сломаем мою антенну! Все равно она ничего не ловит, только двор портит. А потом… А потом на танцы! К девчонкам.

— Давай возьмем еще, — предложил немец и добавил к остаткам реберовской бутылки еще одну бутылку «Черной метки».

Приятели расплатились, оделись и вышли в холодный вечерний воздух. Солнце уже село, но городок освещали рождественские гирлянды, фонари, флаги и яркие жестяные звезды. Люди навстречу попадались веселые. Отовсюду слышались пение и смех.

Они без приключений добрались до дома Ребера, двор которого то ли украшала, то ли действительно уродовала огромная параболическая антенна. Ребер поднялся по ступенькам и распахнул дверь в жилище.

— Заходи, Карл! — хозяин пропустил гостя в комнату.

Посреди гостиной стояла кое-как наряженная рождественская елка, прямо по полу были разбросаны листы ватмана — самодельная карта звездного неба, а ближе к окну высилось громоздкое устройство, сквозь каркас которого виднелись радиолампы, катушки и резисторы толщиной с палец.

— Это и есть твой звездный приемник? — спросил Карл, разглядывая непонятную конструкцию.

— Это индикаторный блок, если тебе это о чем-то говорит, — равнодушно отмахнулся Ребер, разыскивая стаканы. — Сам приемник расположен в фокусе параболоида на улице. Но сегодня я покончу со всем этим! Я устрою грандиозный фейерверк!

— А это что? — спросил немец, увидев у стены огромную бутыль.

— Осторожно, это ртуть! — воскликнул Грот. — Не разбей! У этого металла чертовски ядовитые пары.

— Зачем она тебе? — пожал плечами Карл. — Это же не виски! Ртуть — это никак не виски. И, по-моему, глупо держать ее в доме.

— Она нужна мне… — пояснил хозяин и тут же поправился: — Была нужна. С ее помощью можно сделать сверхчувствительную антенну, и я как раз работал над этим.

— А можешь сейчас все включить?

— Нет проблем! — покачиваясь, Ребер навис над аппаратом и щелкнул тумблером.

Лампы заалели в утробе устройства нитями накаливания. Огоньки постепенно разгорались, стрелка милливольтметра дрогнула, но через секунду снова вернулась к нулю.

— Пусть греется, — Ребер уселся за стол. — Иди сюда! Давай лучше выпьем.

Он смахнул широким жестом пустые упаковки от продуктов.

Мужчины выпили. Ребер опять впал в мрачное молчание. Лед в стаканах с виски медленно таял. Время от времени Карл задумчиво поглядывал то на приятеля, то на индикатор.

— Знаешь, — произнес немец, — мне в голову пришла одна мысль. Я не такой специалист, как ты, но все же…

— Валяй, — благосклонно кивнул хозяин.

— Может, ты погорячился с длиной волны? Если Янский ловил четырнадцатиметровые волны, может, и тебе не браться сразу за сантиметры, а начать с той же отметки?

— У меня антенна другая, — Ребер достал из кармана пачку сигарет и прикурил, щелкнув зажигалкой «Zippo». — Она рассчитана на работу с волнами начиная с метровой длины, а не с десяти — или пятнадцатиметровой, как у Янского.

— Хорошо. Но ты пробовал самую большую из доступных длин?

— Нет. Меня интересуют более короткие волны, на них должно быть больше источников.

— А ты мог бы настроить приемник на волну длиной, допустим, в метр?

— Конечно, — Ребер шагнул к прибору и крутанул ручку настройки. — Похоже, ты поверил в то, что голос небесной радиостанции прозвучит именно сегодня.

— Честно говоря, да. — Карл отпил из стакана.

— А я уже ни во что не верю. И к тому же стрелка лежит на нуле, словно приклеенная.

— А что она показывает? — с интересом спросил немец.

— Напряжение на контуре приемника. Фактически именно изменения этого напряжения, только преобразованные, мы слышим, когда из динамика доносятся звуки музыки. Но в моем случае удобнее отслеживать отклонения стрелки.

— Значит, услышать ничего не получится? — расстроился Карл. — Жаль. А как таинственно и прекрасно было бы услышать небесный голос!

— Там нечего слушать, — буркнул Ребер. — Обычные помехи. Шум. Ничего интересного.

Карл вздохнул и сделал еще глоток виски. Глаза его горели мечтательным огнем. Он покачал головой.

— Очень жаль. А я почему-то думал, что звезды выдают в эфир прекрасную музыку, напоминающую струнный оркестр.

— Чушь! — Ребер снова поднялся, принес еще льда.

— Да, — вспомнил Карл. — У меня есть неплохая сигара для тебя!

— Сигара? — Ребер взмахнул бровями и затушил остаток сигареты в пепельнице. — Сигара — это хорошо.

Взяв презент из рук немца, Ребер снова занял свое место, откусил кончик сигары и поджег ее. К потолку потянулась лента сизого дыма.

— Завтра я уеду, — негромко произнес немец. — Уже взял билет на пароход. Так что наша вечеринка прощальная.

— Значит, тебе так и не улыбнулось великое американское счастье? — сочувственно произнес Ребер. — Ты ведь нашел неплохую работу, кажется? Неужели из-за Лизы ты собираешься бросить карьеру и уехать? Куда? В старую скучную Европу? Говорят, в Германии сейчас неспокойно.

— Это старая история, — сказал Карл, поигрывая полупустым стаканом. — Скажи, ты веришь в колдовство?

— Я — радиофизик! — вздернул брови Ребер. — В небе нет ничего, кроме света звезд и радиоволн.

— Тогда я расскажу тебе странную историю, — усмехнулся немец. — О любопытстве.

— Это правдивая история? — оживился радиофизик.

— О да! Это очень правдивая история. Мне было пятнадцать лет, когда недалеко от нашего городка расположился цыганский табор. Там был настоящий живой медведь. Он сидел на цепи. А иногда его выводили потанцевать. Стекались зеваки, и цыгане собирали с них деньги. Мы с друзьями не могли удержаться от любопытства и тоже пошли взглянуть на него. Однако, едва мы присоединились к толпе, молодая цыганка, невесть откуда появившаяся, схватила меня за руку и потянула в сторону. Она выклянчила у меня все карманные деньги, выданные отцом, а потом сказала, что я рохля и мне надо подумать о том, чтобы измениться. Мол, мне следует уйти из семьи, уехать как можно дальше, научиться жить самостоятельно, а уж потом возвратиться на родину, где я смогу сделать карьеру. Я ответил, что не собираюсь этого делать, что у меня достаточно состоятельный отец, чтобы моя карьера удалась без всяких поездок. Тогда она рассмеялась и сказала, что пока я не сделаю все, как она велела, я не получу главного — без чего жизнь мужчины превращается в ад.

Я не сразу понял, о чем она. Но через три года в нашей компании я оставался единственным девственником. И через пять, и через шесть. Все мои усилия уложить в постель какую-либо девушку кончались либо скандалом, либо дурацкой ситуацией. Надо мной начали посмеиваться за глаза, а при встречах с друзьями я начал чувствовать себя неловко. Я стал искать способ изменить ситуацию.

Сначала я подумал, что проститутка поможет мне освободиться от власти цыганских чар. Я долго собирался и наконец решился осуществить свой план. Но при первой же попытке выбраться в город, чтобы посетить публичный дом, я подвергся нападению преступников, был избит и ограблен.

Отец узнал, что у меня нет денег, и мне пришлось соврать ему, что я пропил их. Он сократил дотации. Однако стать нормальным мужчиной была моя идея фикс.

Я взялся таскать мешки на мукомольной фабрике, чтобы заработать собственные деньги и не бояться расспросов отца. Во время одной из смен сорвавшийся с подъемника мешок ударил меня по спине, вызвав компрессионный перелом верхнего позвонка. Три месяца я был прикован к постели и должен благодарить Бога за то, что меня не парализовало. Сутулость, правда, как видишь, осталась.

— И ты решил сделать, как велела цыганка? — догадался Ребер.

— Да, — кивнул Карл. — Я приехал в Америку, выучил язык, устроился на работу. Время от времени, не очень настойчиво, я пробовал познакомиться с женщиной, но дальше знакомства дело не шло. Наученный горьким опытом, я боюсь обращаться за услугами к проституткам. Я не рискнул бы получить серьезную травму здесь, за океаном. Честно говоря, я думал, что достаточно мне самостоятельно устроить свою жизнь, как проклятие цыганки развеется. Но история с Лизой показала, что это не так. Видимо, мне придется довести предначертанный путь до конца и вернуться в Германию. Я должен сделать это. Я хочу завести детей и продолжить дело моего отца.

— Знаешь, если бы я не знал Лизу, я бы тебе не поверил! — усмехнулся Грот, снова отпив из стакана. — Понимаешь… Как бы это сказать. Ты единственный, кому она отказала.

— Вот видишь! — Карл залпом осушил стакан и подошел к приемнику. — Проклятие, предсказание… Называй это как угодно!

— По здравом размышлении, — сказал Ребер, — мне все же кажется, что ты сам себе все это внушил. Точнее, поддался внушению цыганки. Я читал о гипнозе. Есть люди, которые могут обжечься о холодную монету, если сказать им, что она раскалена.

— Может быть, — неуверенно ответил немец. — Но вряд ли теперь что-то изменишь!

Нервничая, он слегка повернул ручку приемника, и стрелка милливольтметра тут же качнулась, завибрировала, заметалась из стороны в сторону.

— Черт, я, кажется, что-то тебе сломал! — воскликнул он испуганно и отдернул руку.

— Теперь это не важно, — Ребер махнул рукой. — Я решил снести антенну. Устроюсь на завод радиоприемников, познакомлюсь с девушкой. Женюсь. Заведу детей. На мне такого проклятия, как на тебе, нет. А ты уедешь в свою Германию, и у тебя тоже все наладится. Налей себе еще. За то, чтобы ты счастливо доехал!