Граффити

Дмитрий Шадрин

История о журналисте областной газеты, который становится уличным художником, чтобы защитить город от пришествия бога смерти и хаоса Книга содержит нецензурную брань.

6

6—1

Долго ли коротко ли он плутал по улицам, пытаясь, то ли замести следы, то ли оторваться от слежки незримого топтуна, то ли хотя бы отчасти прийти в себя. Но ни то, ни другое, ни тем более третье ему не удавалось. Он все никак не мог опомниться и принять произошедшее как данность. Его потряхивало с головы до ног. От этой тряски сознание как будто бы раскололось и стало обрывочным.

Оказавшись рядом с центральным рынком, он остановился перед баннером, который висел на боковой стене перед входом в подвал: «Проводим поминальные обеды». Саморядов словно бы воочию увидел разбившуюся художницу, невольно нащупал в кармане куртки баллончик краски и по узкой крутой лестнице спустился в погребок.

А там было как в подземном царстве: сумрачно и тихо. На стенах распластались темные гобелены. Большие черные глаза полной барменши остановились на Саморядове.

— С вами все в порядке? — спросила она.

— Да вроде бы… А что? — сказал Саморядов.

— У вас лицо в крови, — барменша протянула бумажную салфетку. Саморядов взял салфетку и отер ей лицо. На салфетке расплылись пятна крови.

— Не обращайте внимания, — Саморядов скомкал салфетку и поспешил в туалет.

В туалете пахло хлоркой и сигаретами. Настенное зеркало окружали пиктограммы. «И тут граффити», — подумал Саморядов и, включив воду, ополоснул лицо мутной холодной водой. Посмотрелся в зеркало: разбитая и распухшая нижняя губа, синяк под левым глазом, ссадины на правой скуле и подбородке, на лбу царапина еще одной пиктограммой. Могло быть и хуже…

За спиной послышался шорох и как будто бы прошипел отрывисто аэрозольный баллончик. Свет задрожал и стал быстро тускнеть, наливаясь синевой удушья.

— Кто здесь? — Саморядов быстро обернулся.

Никого. Из зала просочилось «Цвет настроенья синий». Саморядов выдохнул. Нажав на ручку смесителя, он закрыл кран и глянул в зеркало. Оттуда исподлобья на него уставилась бомбистка. Она ухмыльнулась Саморядову.

Отшатнувшись от зеркала, он выскочил из туалета… Мокрое опрокинутое лицо; руки — ходуном.

— Точно все в порядке? — спросила барменша. Покосившись на дверь уборной, мертвенно-бледный Саморядов поспешно кивнул и сказал:

— Сто водки… Нет — сто пятьдесят… Нет — двести…

Барменша выжидающе посмотрела на Саморядова.

— Двести? — уточнила она.

Саморядов закивал…

Барменша поставила перед ним графин. Саморядов схватил его, плеснул в рюмку водки, выпил. Пищевод обожгло. Водка была жесткой, возможно, даже паленой.

Кто-то заходил в погребок, кто-то выходил оттуда. Между тем Саморядов не то, чтобы пьянел, а как бы истончался, превращаясь в одного из призраков, которые ошивались в подвальном помещении. Нервная дрожь оборачивалась подобием ледяной мороси.

Курить… Подозрительные глаза барменши проводили Саморядова до лестницы.