Стихи на зиму

Дмитрий Филатов, 2018

Скромная числом страниц новая книга поэта, пишущего между жанрами: для высокой лирики автор слишком насмешлив, для иронической поэзии чересчур лиричен. «Стихи на зиму» – его попытка сдвинуться в сторону лирики, занятная сама по себе, а не результатом, обычным для Филатова: читателю будет то весело, то нет, но ни разу не скучно. Содержит нецензурную брань.

I. Не струсить поутру

«Любовь слепа и не очень умна…»

Любовь слепа и не очень умна —

как дым, как лепет воды,

а мы пожинаем её семена

и сеем её плоды.

В любом молчании и в любом

слове я слеп и глуп,

когда своим, любимая, лбом

касаюсь твоих губ.

«Легко хмелею, медленно пьянею…»

Легко хмелею, медленно пьянею в своём кругу и если по слегка.

Так и в любви — точнее, в строчках, с нею соединённых. Первая строка идёт легко, в охотку, а вторая ей вслед влетает, разгоняет кровь, и кажется, что, слов не подбирая, минут за пять добьёшь — и вся любовь!

Ан фигушки. Строка еще одна ложится и задорно, и неровно, и нервно, и ещё не вполпьяна, но — более уже холоднокровно.

И дальше только так: без суеты, засунув под седалище понты, но помня про кавычки и про скобки, по строчечке за три-четыре стопки, неспешно добираясь до строки, в которую ныряю, как с обрыва, когда всё по! и всё-то мне с руки!

Строка ложится поперёк и криво, почти как «полтишок на посошок».

А это значит, дальше не покатит. И сам собой кончается стишок. (Уймись до завтра… на сегодня хватит… уймись, не распаляй любовь свою, не стать ей купиной неопалимой…)

Я лирику пишу, как водку пью

с друзьями.

И, само собой, с любимой.

Тебе, любимой, о себе, любимом

Отцу и маме врал в глаза,

в любви не смыслил ни аза,

чуть не по мне — не шла слеза,

но жгла обида,

тому назад немалый срок

я уйму дерзостей изрёк

и мерзок был, и недалёк

от суицида,

был изворотливым треплом,

пёр тихой сапой напролом,

мирился со знакомым злом,

шагал не в ногу,

хотел собаку завести,

с трудом выдавливал «прости»,

боясь по полной огрести,

и, слава Богу,

пронёс себя сквозь времена,

не поменялся ни хрена

любитель хлебного вина

с томатным соком.

Я не люблю в строке соплю,

а жить больше всего люблю,

когда болтаю или сплю

с тобой под боком.

Стихи, заготовленные на зиму

Крот. Ежевика. Зимородок.

А сколько незнакомых водок

и редких вин!

Освоить здешние напитки

мне не по силам — их в избытке,

а я один

и млею пред своей любовью,

раскинутой по Подмосковью!

Их — океан.

И пусть я не океанолог,

но зимний вечер хмур и долог,

скрипуч диван,

чернильны окна в кабинете,

и редко навещают дети

замкадный дом…

Прижму к дивану низкий столик

и, как завзятый трудоголик,

займусь трудом

по изученью крепких смесей

из разных городов и весей

вокруг Москвы,

лихих настоек на основе

живой воды, лешачьей крови

и трын-травы.

И капельку жена поможет.

И поворчит. И спать положит

к себе под бок.

И мне в уютной зимней клетке

приснится зимородок. Редкий,

как здешний Бог.

«Бабка за дедку, а дедка за репку…»

Бабка за дедку, а дедка за репку —

нет бы за бабку, рукой под халат…

Ну, не женат я на Анне Нетребко,

я еще ещё много на ком не женат —

только на бабке и на писанине,

обе мне по́ сердцу и по руке,

обе зазнобы давно и поныне

тянут то в койку, то мимо — к строке.

И то пишу я, как репку тягаю,

то над супругой неровно дышу —

ра́вно люблю писанину и Галю,

репу чешу, на обеих пашу,

после, на роздыхе, лью себе пива,

резвой рукой залезаю в ютьюб:

Анна Нетребко поёт Casta Diva —

кто она мне, если я ей не люб?

«О чем поёт ночная продавщица…»

О чем поёт ночная продавщица,

армяночка, чей лик давно не юн,

на языке, в котором знаю только

«сирун, сирун» и «шноракалутюн»?

Она меня, спасибо, не боится,

красавица — да и с чего бы вдруг? —

и в наших головах светло и горько

ее запеву следует дудук,

и я певице составляю пару,

себе беру табак, жене — ситро,

и, как почётный армянин, учусь

в любимой круглосутке у метро

ашхарабару.

«Обидеть художника может любой…»

Обидеть художника может любой,

но лучше всего — без обиды.

И мы поднимаем «Абрау» трубой

и шаримся в банке ставриды,

а следом струим шардоне из горла́

и лезем за банкой горбуши,

и пьёт не Дали за здоровье Гала́,

а я! за здоровье Галюши!

И Бог с нами рядом, а мы рядом с ним,

и близок лирический дух мне,

поскольку пропитан, крепим и храним

супружеским пьянством на кухне.

«Как бы ни было мелко и гадко…»

Как бы ни было мелко и гадко,

вяло и несветло на душе,

а затянет блондинка-канадка,

и, глядишь, развиднелось уже

на моей половинке дивана,

и кручину, глядишь, поборол,

потому что, пада́м-пам, Дайана,

тум-пада́м-пам-пада́м-па́дам, Кролл

из ютьюба, близка и любима,

на секретном наречии джаз

говорит: я льюблью тьебя, Дьима…

Вот такая любовь вот у нас.

«Бытую, денег не считая…»

Бытую, денег не считая,

поскольку денег нет почти,

и всё-таки не нищета я.

Ты это, Господи, учти.

Когда земная власть налогом

на то, что я живу под Богом

и, стало быть, Тобой храним,

меня обложит, и за ним

нагрянет в белом и пушистом,

и шепотком прикажет: «Вынь

мне да положь!», — я атеистом

не стану. Ты учти.

Аминь.

Стишок жене к 25-летию первой встречи

Мне в чём угодно прекословь,

но кое в чём — не надо.

На белом свете есть любовь,

что с первого же взгляда

на женщину.

Вокзал, перрон,

она ко мне по краю

идёт, а я уже влюблён

в неё и знать не знаю,

как эту женщину зовут

и есть ли муж у Галки,

но знаю: вот мой абсолют!

и не ходи к гадалке,

что я в ближайшую же ночь

не обольщу Галюшу,

а лишь спрошу: «Родишь нам дочь?»

и поутру не струшу.

Любовь — она, конечно, труд

немилосердный, адов.

Её порой годами ждут.

А нам хватило взглядов.

«На подмосковном юге построить теплый дом…»

На подмосковном юге

построить теплый дом

заботы друг о друге,

винцо с водой и льдом

смешать на завтрак летом

супруге в неглиже.

И не мечтать об этом,

поскольку есть уже.

«Уйдёт, есть мнение, моя судьба…»

Уйдёт, есть мнение, моя

судьба во тьму забвения —

и я,

и я,

и я,

и я,

и я того же мнения.

Обречена моя семья

не стать семейством гения —

и я,

и я,

и я,

и я,

и я того же мнения.

И память обо мне к нулю,

а то и в зону минуса

стремится.

Я тебя люблю

так, что хоть в Книгу Гиннесса.

«Дочь выросла и шутит не по-детски…»

Дочь выросла и шутит не по-детски,

Что характерно для моих детей:

Я, мол, похож на персонажа нэцкэ —

На буддочку по имени Хотэй.

Я стал пузат в её четыре года,

Худым ей не запомнился, но в ней

С рождения видна моя порода.

Лет через двадцать глянем, кто стройней.

«Выпил водки. Выпил чаю…»

Выпил водки. Выпил чаю.

Погулял по дому.

Как же я по вам скучаю,

каждому-любому!

Счастье здесь, моё с женою,

есть. Чтобы примкнули,

есть съестное и спиртное

типа ах! Ихули^[1]?..

К нам примерно час от МКАДа.

Я, москвич за МКАДом,

водку с чаем пью, как надо.

Будто с вами рядом.

Декларация зависимости

Смиряю норов,

вижу берега,

иду на голос Галин.

Как здорово,

что всех вас дофига,

и каждый уникален.

Сую во власть

ректальную свечу

с отборными словами.

Жизнь удалась,

а я еще хочу,

но только чтобы с вами!

В Галкин 55-й день рождения

Моя муза никогда не была фригидна,

но с теченьем времени сочинять про нас

молодую лирику стало несолидно,

а пожилая лирика так ваще атас!

И поэтому прошу не считать проверкой

эротических глубин эти восемь строк.

Я теперь ложе любви делю с пенсионеркой,

потому что и хотел, и, представьте, смог!

Стансы ясно кому

Не как поэты-исполины,

Отчизны вольные сыны —

Как муж Филатовой Галины

Войду в историю страны.

Не как всемирные поэты,

Которых мал и тесен круг —

Войду в историю планеты

Как Г. Филатовой супруг.

И не моей строке нетленной

Жить дольше солнечных лучей —

Войду в историю Вселенной

Как ясно кто и ясно чей.

Жена! Лишь мне такая слава

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Матерная рифма (слово в значении «какой смысл?») вымарана лишь затем, чтобы не ставить на обложке «+18». (Здесь и далее примечания автора, все на эту тему.)