Сага о хварангах
«Сага о хвара́нгах» – это удивительное сплетение эпох, географических координат, событий и человеческих судеб в единый канат повествования. Эта книга об Идущих. Каждый герой саги – служитель мечты, странник духа, искренне посвятивший жизнь Пути, вере, семье, стране. Все они подобны безупречным древнекорейским воинам хварангам, жившим по строгим правилам и готовым пожертвовать собой ради убеждений.
Оглавление
- Дисклеймер
- Первый круг
- Второй круг
- Третий круг
- Четвёртый круг
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сага о хварангах предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Второй круг
2.1 Сон в горной обители
Страна из восьми островов37
Стала мне новой отчизной…
Здесь обрету я покой!
Но как успокоить полёт
На родину мчащихся мыслей?
Немногим более трёх лет прошло с того странного памятного случая, когда утомлённые хваранги уснули в красном ветхом сарае, сражённые головоломным заданием Учителя Вана. Удивительным был тот день, чудесными были сны, но весьма непростым оказался поздний вечер, и совсем отвратительной для учеников стала ночь.
Помнится, головы у ребят болели так, что пришлось им раз пять до утреннего колокола выходить во двор школы, макать головы в чан с дождевой водой, а потом ковылять обратно в спальню, чтобы забыться непродолжительным тревожным сном, не приносившим отдыха и не облегчавшим страданий.
Лин, конечно, тогда не показала вида, лелея и убаюкивая боль внутри головы, но и она была готова не раздумывая променять это вчерашнее тягостное занятие на четыре мусуля, наполненных палками и кулаками наставников, да и, пожалуй, ещё на полтора полноценных кичона в придачу.
Последующие три года интенсивной учёбы совсем не напоминали увеселительную прогулку и досужее времяпрепровождение, но такие мучения на взрослеющий разум будущих воинов больше не обрушивались.
Однако нужный результат был налицо — непонятные слова, начертанные на загадочных табличках Учителя Вана, навсегда запечатлелись в их головах ритмичным напевным речитативом!
Один орёт, что ворон слишком чёрен,
Другой ругает цаплю слишком белой,
Тот говорит, что аист — длинноногий,
А этот утку дразнит коротышкой…
Лишь я, должно быть, ничего не знаю
О чёрном, белом, длинном и коротком!38
Ныне — в середине душного, влажного, изнуряющего лета 546 года молодые Мастера-хваранги Лин, Кван и Лан, утомлённые трёхмесячным путешествием в Ямато39, снова спят юным сном, полностью уверенные в безопасности своего долгожданного отдыха. Упругие соломенные циновки, постеленные на открытой веранде в тени больших раскидистых деревьев — привычная уютная постель для них, поэтому спят хваранги крепко, а сны видят, как водится, очень странные.
Лану снятся мрачные приземистые строения, огороженные диковинной изгородью из шипастых железных проволок. Вдоль неё ходят серые насторожённые воины в гладких шлемах и с неведомым оружием, висящим на груди. Это небольшое, но убийственное оружие с двумя рукоятями разной длины может извергать огонь и поражать живых существ маленькими кусочками металла на расстоянии в триста шагов — это Лан почему-то знает точно. А ещё он знает, что за изгородью вход, который нужно найти и открыть во что бы то ни стало!
Лин снится, как неведомые люди в просторных одеяниях, похожие на монахов или учёных мужей, осторожно снимают богатые узорчатые ткани с больших коробок, и как в открывшейся темноте жутковато сверкают несколько пар круглых красных глаз.
Кван в своём сне торопливо шарит руками по грязному мокрому полу какого-то сумрачного холодного подземелья, заглядывает в чёрные ледяные ниши, проверяет щели в стенах, роется в кучах перегноя, карабкается под самые своды. Он должен, обязательно должен успеть собрать все шары, иначе поднимется вода, и ждать придётся ещё целый день…
Вот такие, действительно странные, сны снятся усталым хварангам в горной обители Старшего Брата Хико́ — их нового Учителя и командира…
Сны снами, но странными были также и обстоятельства, забросившие воинов так далеко от дома, в незнакомую, таинственную страну гор и лесов.
По воле настоятеля Тхана отправились хваранги в дальнее путешествие. Ходили слухи, что сам государь благословил лучших выпускников школы на исполнение этой миссии — навсегда покинуть родные места, отправившись в неведомые заморские земли помогать Братьям школы «Аниото́» вращать Колесо Благого Закона {8}.
За три года молодые воины хорошо освоили язык Ямато и впитали все доступные сведения об этой малоизученной земле, состоящей из восьми главных островов. Таких сведений у мудрых преподавателей школы Чхонг-Ённы́м оказалось, к сожалению, очень и очень мало… Но, забегая вперёд, единственным недостатком, требующим серьёзного исправления, впоследствии оказалось лишь неправильное произношение переселенцев.
О, как же пригодились в начале путешествия уроки Учителя Вана, который терпеливо и неустанно обучал хварангов традициям и культуре соседнего недружелюбного государства! Как знал мудрый наставник, что дальнюю дорогу им придётся делить с буддистскими монахами, учёными людьми и ремесленниками из Пэкче, которые двумя караванами отправлялись в поисках мира и благополучия на вечное поселение в Ямато.
У Силлы в те времена не было прямых связей с Ямато, так что и выбора особого не было. Посланники влились в пёстрый караван переселенцев, рта не раскрывали, ухо держали востро, а нос по ветру!
Лин изображала дочь посла, ответственного за перевозку важного груза. Кван и Лан, особо не напрягаясь, играли роли молодых чиновников, отправленных в путешествие с целью набраться дипломатического опыта и на своей шкуре познать тяготы и лишения, неминуемо присущие караванному передвижению.
Сопровождали замаскированных хварангов четверо суровых телохранителей из дворцовой стражи, переодетых охранниками государственных грузов и посланий Пэкче, а также сам «посол», которого убедительно представлял Старший Брат Хунг.
Со стороны всё казалось основательным, неторопливым и степенным. Но хварангов ни на мгновение не покидало чувство тревоги и неопределённости, которое, парадоксальным образом, смешивалось с недоумением и жгучим юношеским любопытством!
Причиной таких сложных переживаний и главной загадкой путешествия был достаточно объёмный секретный груз — две драпированные богатыми тканями коробки, которые неустанно несли на бамбуковых носилках невозмутимые телохранители. Что там внутри — хваранги не знали, а спросить самим не позволяла строгая иерархия и дисциплина.
Перед тем же, как отправиться в дорогу, молодые воины получили от настоятеля тайное задание — сопровождать драгоценную ношу до места назначения и защищать её, не жалея жизни! Сильно любопытствующим следовало разъяснять, что это, мол, личный подарок от правителя Пэкче Сон Мёна правителю Ямато Киммэ́ю. Так же нужно было говорить и на границах, а в подтверждение слов демонстрировать охранную грамоту на золотом шнуре с печатью государя.
И вроде — ничего особенного, если бы не существенное обстоятельство… На одном из привалов неугомонные Лан и Кван стали случайными свидетелями того, как телохранители совсем немного сдвигают ткань на коробке и что-то просовывают сквозь прутья решётки. Ребята, взахлёб рассказавшие сестре Лин о происшествии, готовы были дать головы на отсечение, что сопровождает их отряд не коробки, а клетки, и в клетках этих находится кто-то живой!
Однако долго думать над загадкой, а тем более обсуждать её, хварангам не пришлось. После изнурительного пешего перехода они морским путём за десять суток добрались до легендарной волшебной страны И́дзумо40 — родины местных богов, героев и мудрецов.
Оказалось, правда, что богов и мудрецов увидеть в Идзумо весьма и весьма сложно, но вот с героями проблем не возникло. Встретили странников свирепого вида воины в диковинных доспехах, вооружённые луками и длиннющими копьями.
Но внешность, как бывает очень часто, оказалась обманчивой — воины чинно, вежливо и дружелюбно приветствовали прибывших, обменялись парой фраз с Братом Хунгом, забрали тот самый таинственный груз и были таковы!
Не успели изумлённые Лин, Кван и Лан перевести дух, как их ждало новое потрясение — Хунг подошёл к пятерым скромно одетым парням, назвал их Братьями, вверил им заботу о прибывших, а хварангам велел быть послушными и преданными служителями, не унывать и полюбить новую землю, как родную.
Дав последние наставления и распоряжения, Брат Хунг вместе с телохранителями взошёл на корабль и отплыл на родину, оставив растерянных путешественников наедине с неизвестностью, олицетворением которой в первую очередь стали встретившие их Братья-незнакомцы.
2.2 Переплетение судеб
В бусы клюквы трясина рядилась,
Мокрым мхом берега одевались…
Почему мне такое приснилось?
Для чего я туда собираюсь?
Скромного и трудолюбивого Витьку Дубровина приятели-пацаны с раннего детства называли Дуб, высмеивая его медлительность и робость. Кличка потянулась за парнем в армию, где он три года с упоением осваивал многочисленные премудрости управления танком Т-54, а потом просочилась и во взрослую жизнь.
Уж как далеко пирютинским хохмачам с торфоразработок до столичных стиляг, а нет же, модничают, выпендриваются — мол, есть у Дуба шуба и она не просто шуба, а «шуба-дуба», жена Дуба зовётся «баба-дуба»! Вот такая «шуба-дуба-баба-дуба-дубай»!
Тридцатилетний Витька давно махнул на придурков рукой — пусть себе потешаются! Ему другое интересно… Настолько другое, что впору скрывать даже от родной супруги, той самой пресловутой «бабы-дуба», которая совсем ещё не баба, а вполне себе ладная молодуха, не растерявшая ни девичьей красоты, ни весёлого нрава.
Тихость свою и трудолюбие, ставшее для местных шалопаев предметом насмешек, Витька получил по наследству. Родился он и рос в селе Губино, которое с давних времён населяют степенные старообрядцы-гусляки41.
Его дед Пахо́м знал историю семьи до четвёртого колена, крестился двумя перстами, за стол с нововерцами не садился, воды в своей посуде просящим не подавал. Был дед ворчуном, скаредом и тайным антисоветчиком, но библейские истории рассказывал — заслушаешься!
Отец Витьки слыл человеком техническим — слесарил, ковал помаленьку, знал жестянку, пайку и лужение, чинил часы, замки и другие нехитрые механизмы. Витьке такое ремесло тоже нравилось, но более всего хотелось ему управлять трактором или автомобилем.
Осуществить мечту помогла упомянутая армия. На гражданке бывший механик-водитель легко совладал с гусеничным ДТ-54, а позже и с новеньким ДТ-7542, который изучил как свои пять пальцев, мог по звуку определить неполадку и, чего уж тут скрывать, относился к железному другу почти как к живому существу.
За восемь трудовых лет успел Витька поработать на торфоразработках, где собирал поразившим его воображение комбайном «ТУМКАР-3» десятки тонн сырья за смену. Перед свадьбой год гонял на колёсных тракторах нового белавинского совхоза, тягая туда-сюда дребезжащие прицепы с молочными бидонами и клетки с шебутными цыплятами. Но с наибольшим удовольствием сажал Витька хвойный лес на южных склонах сопки Ану́тка, гигантским пузырём возвышавшейся над обширными торфяными болотами.
Здесь судьба вновь свела его с уважаемым родственником, младшим братом покойной бабки Сони — балагуром, затейником и насмешником дядей Женей, который, будучи человеком учёным и разумным, вот уже целых двадцать лет прозябал лесником в глуши на удивление родни.
История жизни дяди Жени действительно удивительна и загадочна.
Нынче, в 1965 году, ему под семьдесят, но он подвижен, полон сил и весел, оправдывая свою фамилию — Весело́в.
Каждый день, круглогодично в дождь и снег, пешком или верхом на лошади патрулирует Веселов свои владения, следит за порядком. А порядок в его хозяйстве образцовый — пожарные полосы вспаханы, сухостой выпилен и сложен в аккуратные поленницы, которые любой желающий может разбирать на дрова, подлесок прорежен, вдоль дорог стоят навесы и скамейки для отдыха грибников и ягодников. Дом у лесника скромный, но основательный. Подсобки крепкие, под горой баня, колодец с ледяной прозрачной водой и такие сад с огородом, что завидки берут большинство деревенских лентяев.
Сами-то местные Веселова опасаются, лишний раз стараются с ним не пересекаться, небезосновательно считая его колдуном и знахарем. Колдун он и есть! Кто же ещё может и скотину, и людей от хворей заговорить, травами лечить и наложением рук? Кто потерянное может найти в два счёта? Кто одним взглядом припугнёт так, что сердце замирает и ноги надолго становятся ватными?
Таким знают Веселова сейчас. А ведь до войны был он как будто совсем другим человеком! Выходец из крестьянской семьи, ещё в царские времена с отличием окончил двухлетку, а потом и реальное училище43, в Петрограде получил естественно-научное университетское образование. В двадцатые годы был помощником и преданным учеником академика Владимира Леонтьевича Комарова — известного биолога, знатока флоры и фауны Китая, Монголии и Кореи. Принимал участие в студенческой амурской дальневосточной экспедиции, где по поручению своего наставника заведовал научной частью.
В тридцатые годы Веселов вернулся в родные края, преподавал естествознание в семилетней школе колхозной молодёжи, увлёкся изучением природы Подмосковной Мещёры, собрал из местных детей ботанический кружок, тянул за шиворот крестьянскую ребятню к свету знаний и лучшему будущему…
Зимой 1942 ушёл добровольцем на фронт. Прошагал дорогами войны три нелёгких года. Победу встретил в Берлине! А вернувшись домой, без объяснений и оправданий перед немногочисленными родственниками, навсегда ушёл работать простым лесником.
Конечно же, Витька Дубровин про историю и судьбу дяди Жени был наслышан от своей малограмотной родни, сводившей все разговоры к тому, что, мол: «учись, не учись, а двинет сухо́тка в башку, так и убежишь в лес», либо ещё злей — «жизнь прожил, как за пеньком высрался!»
Но Витька так не считал, тем более судить дядю Женю не брался. Веселов же отвечал мальчишке симпатией, привечал, частенько зазывал погостить в свою лесную усадьбу, порыбачить на дальних озёрах, заночевать в чаще у костра, неторопливо поговорить о старых временах и неведомых странах.
Любил Витька на каникулах гостить у дяди Жени. Любил его правдивые истории, похожие на сказки, а ещё больше — сказки, так похожие на правду! Любил в ночном походе слушать шум леса и голоса его обитателей. Любил в полусне наблюдать череду туманных, едва уловимых образов — странных животных с призрачно мерцающей шерстью, лица чудесных существ, похожих на людей, только очень маленьких…
Опять в дороге я и ты!
Мы путешествуем за грани —
Где неизбежно понимание
Мирской нелепой суеты…
Уходим в тишь седых холмов,
В озёрах отражаем небо,
Соединяем быль и небыль
Потоком торопливых слов.
Берём руками пыль веков,
Улыбками встречаем грозы,
Идём сквозь бури и морозы
Суровой правдой облаков…
Легки, внезапны и нетленны,
В очаровании, чуть дыша,
Мы наблюдаем не спеша,
Забыв про дни и перемены —
Ночные всполохи костра
И блеск луны в разрыве тучи…
Что может быть честней и лучше,
Чем разговоры до утра?
Само собой разумеется — не знал Витька о сокровенной миссии Евгения Веселова, верно исполнявшего волю своего покойного наставника Владимира Леонтьевича Комарова, который тридцать шесть лет возглавлял тайное Братство «Глобер. Звезда» {9}. Не знал и о том, какую важную службу исполнял Веселов после войны, какие немыслимые секреты хранил в лесной глуши…
Не знал. Но о чём-то таком Витька догадывался! Много раз замечал паренёк — Веселов как будто хочет, но не решается сказать ему какие-то важные слова, думает, присматривается. Начинает разговор издалека, расспрашивает, подвешивает длинные многозначительные паузы… а потом тряхнёт, бывало, головой и давай сыпать хохмами да прибаутками!
Вот поэтому и рад тракторист Дубровин нынешней встрече с пожилым лесником. Лет шестнадцать зудела у него в голове покаянная мысль о том, что недоговорил он в детстве с дядей Женей, не открыл душу, не оправдал его доверие.
И лес согласился за грошовую зарплату сажать только потому, что приглядывали за работой сам Веселов и его старый доверенный напарник Сухов.
Тянулся Витька к дяде Жене, хотел наверстать упущенное, реабилитироваться в глазах мудрого человека. Чувствовал Витька вкус тайны и запретных знаний, за которые и жизнь отдать не жалко!
Вот такой был у него теперь особый интерес. Интерес, тщательно скрываемый от всех, даже от любимой жены Людмилы. Интерес, требующий активных действий, новых знаний и смелых свершений!
2.3 Цветущая земляника
Предсказана движеньем звёзд,
Стройна и светлолика,
Весна украсила погост
Цветущей земляникой!
Для всех хорош весны наряд,
Но мало уважаем…
Не зря в народе говорят
Про осень с урожаем!
Свист рассекаемого воздуха, вспышка света на клинке, короткий удар — и толстенная фашина из мокрого камыша рассечена пополам! Старый семейный клеймо́р44 плетёт убийственную паутину в руках юной воительницы. Девушка и меч слились в опасном танце, временно накрывшем весеннюю горную лужайку невидимым саваном смерти…
Старинному двуручному мечу Фрейзеров почти триста лет. Отцу Энн нынче сорок восемь. Он бодр и воодушевлён много больше, чем десять лет назад, когда стоял с шестилетней дочерью на развалинах Дауни и вспоминал последнюю кровавую битву с британцами.
Грэгг Фрисселл уже девятый год служит учителем фехтования в Братстве «L.B.B.», вовремя поддержавшем его септ45 целиком, а также давшем и ему, и его дочери надежду на лучшую жизнь.
Грэгг доволен собой, но несравненно больше он доволен своим рыжим чудом — любимой дочерью Энн, которая уже полчаса старательно шинкует камышовые мишени длинным обоюдоострым клинком.
Неделю отец и дочь живут в походных условиях. Предгорья Бейнн Эйли́дич — красивое и уединённое место, прекрасно подходящее для воинских тренировок. Холодные ручьи, питаемые горными родниками, стремительными изгибами бегут вниз к тёмному, хмурому и неприветливому озеру Лох-Акха́лл, на которое из лагеря открывается потрясающий вид. Настоящие шотландские пейзажи — камни, лишайники, низкорослые кустарники и пахучие стелющиеся на ветру травы!
Сегодня Энн ещё предстоят утомительные занятия с традиционным палашом горцев, с шестом и с кинжалом-дирком46. Грэгг старается не тратить времени даром — уж если удалось вытащить ученицу из-за парты, то нужно основательно стряхнуть книжную пыль с её ушей и боевым потом смыть чернила с пальцев!
— Хэй, детка! — внезапно кричит Грэгг, одновременно с криком швыряя крупное зелёное прошлогоднее яблоко в голову Энн.
Детка, как всегда, поступает нестандартно — вместо того, чтобы поразить мишень, она резко обрывает стремительный полёт клеймора, ловит рукой в защитной перчатке летящее яблоко, небрежно протирает его о скатку перекинутого через плечо пледа и смачно надкусывает, весело тараща на отца наглые голубые глазищи.
Грэгг отворачивается, чтобы спрятать улыбку… Он доволен! Сегодня он подарит дочери фамильную реликвию Фрисселлов — серебряную пряжку с изображением цветущей земляники, символизирующей старинное название клана Фрейзер47, ещё не разделённого на горную и равнинную ветви.
Энн тоже довольна. Она любит походы и военные искусства, ощутимо увеличивающие боевой потенциал её закалённого тела и тренированного разума. И если бы не разлука с госпожой Мэри, то ещё месяц в горах показался бы Энн славными каникулами, разгружающими мозг, утомлённый латынью, французским, польским и русским языками, а также германскими диалектами и нэ́вин-а́рго48, которые старательно и бескомпромиссно вколачивает в её юную голову строгий пожилой учитель Рэналф Росс.
Вот сын господина Рэналфа, учитель Нокс — молод, весел и совсем не строг. Он любит пошутить, поговорить об отвлечённых вещах. Но когда ведёт речь о правилах и наставлениях, ученики замирают, слушая слова мудрости, записанные кровью предков!
— Правила каждый исполняет сам! — так вещал на прошлом уроке господин Нокс. — Задумайтесь! Правила записывайте, а выводы запоминайте…
Шестеро товарищей-школяров с курса Энн, наученные многолетним опытом, старательно скрипели перьями, спеша записать всё буквально и дословно.
— Правила — это обложка книги, в которой содержится истина! — продолжал наставлять учитель. — Правила — это невидимая одежда, в которую одет благой человек! Правила помогут вам стать цельными духом и разумом! Правила храните так, как доблестный воин хранит награду, заслуженную в смертельном бою!
От слов учителя у Энн наворачивались слёзы на глаза. Она ощущала себя совсем так же, как тогда, на развалинах родового замка, слушая волнующий рассказ отца о страшной битве при Каллодэне. Большая Правда вновь проникала в душу, заставляя учащённо биться сердце и вызывая вкусные слёзы восторга.
Судя по красным пятнам на физиономиях и прикушенным губам, её сокурсники испытывали схожие чувства. И неудивительно, ведь в их школе нет детей, которым нечего вспомнить про своих предков! Отпрыски храбрых горцев учились чести и достоинству так, как когда-то учились их отцы и деды.
А учитель Нокс продолжал на доступном пониманию языке толковать старинные законы Братства «L.B.B.»:
— Правила обоюдоостры, осознайте сие! В этом сила тайного знания. Одно и то же утверждение может быть направлено на благо, а может быть использовано во зло. Вот вам пример: «Не того опасаются, кто говорит, не подумав, а того, кто, подумав, не говорит. И не тот опасен, кто говорит, не делая, но тот, кто вершит дела молча!»
Ученики старались не упустить ни малейшей крупицы мудрости, ведь им по прошлым урокам был хорошо известен основополагающий закон обучения: «Тот разумен, кто слушает, а не тот, кто спрашивает! И тот постигает, кто видит, а не тот, кто глядит!»
Тайна — древнего слова шёпот,
Тайна — зимнего моря рокот,
Тайна — это весной земля,
Тайна — всё, что вокруг тебя!
Уроки госпожи Мэри были тайными! О них нельзя было рассказывать отцу и товарищам-школярам, их нельзя было обсуждать с учителями и наставниками, даже с теми, которые порой принимали непосредственное участие в этих занятиях.
За десять ученических лет Энн овладела основами алхимии и чародейства, постигла науку маскировки, шпионажа и тихого убийства, многие часы посвятила правилам этикета и прочим премудростям поведения в обществе. Она в свои шестнадцать лет свободно управляла мирянами при помощи обычной беседы, владела искусством обольщения мужчин и женщин, а также тайным искусством любви, привезённым много лет назад старыми Мастерами Братства из восточных стран.
Особенное внимание уделяла Энн всестороннему развитию и совершенствованию своих профессиональных навыков телохранителя — владела разнообразным холодным оружием и подсобными предметами, метко стреляла из шотландских кремниевых пистолетов, метала ножи и стрелки, могла вести рукопашный бой с двумя-тремя мужчинами, скрытно носила облегающую кольчугу, отважно закрывала своим телом охраняемую персону…
А скоро, совсем скоро после возвращения Энн из похода на Бейнн Эйли́дич госпожа посвятит её в новые тайны и поручит важную службу. Так она сказала! А ведь леди Мэри Эндрю не бросает слов на ветер!
2.4 Незваные гости бывают разными
По бескрайним дорогам лесов и степей,
Из дальних стран
Зловещий секрет и незваных гостей
Грозный несёт караван!
В нём усталые кони степенно везут
Не хлеб и соль…
Гости приедут, а с ними придут —
Кровь, смерть и боль!
Вечер был жарким и душным. Где-то в море сверкала зарницами и глухо ворчала далёкая весенняя гроза, неуверенно обещая прохладу и свежесть раскалившимся за день камням древнего города. Но часы шли, уже наступила ночь, и надежда на приход спасительного ливня становилась всё призрачней.
Так бывает часто — чем больше ждёшь и желаешь чего-либо, тем меньше шансов быстро и безвозмездно получить вожделенное! Такова насмешка природы над теми, кто полон страстей и неуёмного стремления к личной выгоде…
А бывает наоборот. Иногда неожиданно, по воле неведомых мистических сил бескорыстный человек становится служителем, посвящённым в великие тайны, хранимые немногими избранными. Его накрывает волна предназначения, не терпящая возражений или компромиссов. Он безропотно и с благодарностью принимает дар судьбы, не желая другой доли и возможности вновь выбирать!
Сегодня именно так — внезапно и настойчиво — подтолкнула судьба тихого и разумного юношу Торника, который, не отдавая себе отчёта о последствиях, забился в угол тёмной мастерской, прикрывшись каким-то подвернувшимся под руку тряпьём, и замер, чтобы подслушать явно секретный разговор Учителя Аргама и таинственного незнакомца, пришедшего вместе с ним.
Позиция, занятая юношей, оказалась на удивление удачной — через прорехи в рогоже вошедшие были видны прекрасно. Незнакомец пока пребывал в тени, а Учитель, освещённый пламенем толстой восковой свечи, выглядел, скажем прямо, не лучшим образом. Аргам как будто постарел ещё сильней, осунулся, ссутулился и поник. На его неподвижном лице застыла маска тревоги и какой-то необъяснимой растерянности.
— Провидению вручаем себя во всём, а посему всецело пребываем свободными от всяких печалей и искушений, — скороговоркой по-гречески пробормотал Учитель и, внезапно перейдя на русский язык, запинаясь и вспоминая нужные конструкции чужеземных фраз, но довольно бегло и чисто, продолжил свою речь с сильным акцентом:
— Привэтьствую тебя, мой старый друг и благодэтель Марша́н… Рад нэжданной встрэче… Готов лубую услугу оказат тэбэ, нэ будь я Аргам Кафский! Пряма говори всё, что нада тэбэ, Маку́р-спита́к49…
Невысокий, коренастый и широкоплечий Маршан вошёл в круг света, неспешно сел на лавку, степенно огладил седую бороду, мотнул головой и скептически фыркнул в ответ на торопливую речь Аргама. А потом тоже заговорил по-русски, но только странно — медленно, доходчиво, тщательно подбирая слова, как будто читал вслух поучительную книгу:
— Послушай меня, Смотрящий! Неужто не вижу я, что доставляю тебе беспокойство и вызываю тревогу? Всё написано в твоих бегающих глазах, старик! — гость хрипло рассмеялся и поманил Аргама рукой. — Подойди-ка и сядь поближе. Не стоит кричать о вещах, которые, значит, чужим ушам не предназначены.
Ещё более притихший и явно взволнованный Аргам поставил свечу на ближайший верстак и покорно сел рядом с Маршаном, который, как видно, обладал над Смотрящим какой-то тайной властью… А тот продолжал:
— Не пугайся раньше времени! Всё, что должно было случиться, уже произошло! Я принёс весть печальную, но не грядущую. Тревога, отправившая меня в дальний путь, о будущем заставляет болеть. Вот тут-то ты нам всем, значит, и поможешь!
Торник, затаившийся в трёх шагах от беседующих, вслушивался в эти удивительные речи, едва дыша. Его сердце замирало, а совесть настойчиво советовала скинуть тряпьё и объявиться, пока не поздно. Но разум велел лежать тихо! А жгучее любопытство до предела обострило слух, зрение и прочие профессиональные навыки наблюдателя, употребляя их нынче по прямому назначению.
Чересчур любознательный ученик уже догадался о том, что таинственный ночной гость — важный посвящённый, категория людей, видимая им нечасто… Но он и представить не мог, что сам глава мерянских ка́ртов50 Марша́н У́шмор специально преодолел путь в полторы тысячи вёрст, дабы просто поговорить с Учителем Аргамом!
— Помнишь, Ара, как плавали мы с тобой за три моря? Помнишь, как пили греческие вина и ели овечий сыр? Как были молоды и счастливы полвека тому уж? — вдруг потеплевшим голосом спросил Маршан. — Молчи! Вижу, что помнишь! — резко оборвал он порыв Аргама что-то ответить. — Ох, невесёлые дела нынче привели меня к тебе… Знаешь ведь, как честно мы служим своему ремеслу, как славимся среди людей, живущих тайным промыслом? — Маршан перевёл взгляд на тёмный угол, в котором прятался Торник. В глазах чужестранца плясали огненные отсветы от свечи, а потому страшные глаза эти напоминали Торнику раскалённые древесные угли, прожигающие дыры в его запятнанной совести.
А Маршан вдруг заговорил особенно проникновенно, с выражением, как будто читал любимый монолог в странном спектакле: — Древний путь караванный, поди, с нашей помощью только и живёт! Испокон веков, значит, с Ордой дружбу и торговлю имели, знали татар и казанских, и степных, и монгольских-джучи. Караваны торговые и люди посыльные шли от Каспия, Балхаша или от вас вот, к примеру, тоже — через татар, башкир и чувашей, мордву и рязанцев — на Владимир, Москву и Новгород. Иные, значит, ходили до Дерпта, до самых северных рек — Пинеги, Двины и Вычегды…
Гость многозначительно помолчал, исподлобья глядя на замершего в недоумении Аргама, будто ожидая от него какой-то реакции. Но, не дождавшись, продолжил:
— Как был жив почтенный Хаджи Селим, так не знали мы горя! Священный союз хранил мерю и их промысел на Всеобщее Благо — лучшие воины, сахи́ры51 и негоцианты, присланные повелителем, помогали нам. Протянулся путь от самой Поднебесной, значит, до южных стран, западных земель, да и к нурманам тож — к шведам, норвегам, голландцам и прочим данам…
Маршан тяжко вздохнул и, к огорчению и так безмерно расстроенного Аргама, на дух не выносившего табачный дым, полез за курительной трубкой и табаком. Сверкнул кресалом, раздул уголёк трута, выпустил из-под вислых усов облако ароматного дыма и, не обращая внимания на обонятельные переживания старого товарища, повёл речь дальше:
— Про вожарей-то караванных слыхал, поди? А то! Головорезы и есть, да! Дикий народ — черкесы и кабарда, кереиты, маньчжуры и прочие рожи… э-э-э… Ну вот, значит… Пороха не знают, клинки в поколениях передают, а клинкам тем, мы сами видали, по тысяче лет и много больше иным! Веришь ли?
Тут Маршан снова пристально взглянул на кучу тряпья, под которой скрывался тайный наблюдатель, сощурился сурово, взял очередную многозначительную паузу. А затрепетавший юноша вдруг каким-то неведомым чувством с ужасом, но безошибочно понял, что произносит важный гость свои речи именно для него, Торника:
— Тех опасных вожарей через китайских купцов наняли за большую плату чужеземцы аж из страны Японии, чтобы, значит, привели их к нам. К схоронам нашим, смекаешь, Ара? Оказались японы эти невиданной силы чёрными колдунами и воеванами из рода Митэ́ — это уж китайские Братья нам разъяснили. А вожари караванные японов сих зелёными шайтанами величали, боялись их, слышь-ка, жутко, а потому служили верно, за страх!
Маршан тревожно замолчал, что-то обдумывая. Потом решительно тряхнул седой копной волос, потупил взор, откашлялся и приступил к изложению самого главного в своей невесёлой истории:
— Запытать хотели нас! Резать живьём собирались картов, всех — и стариков, и молодёжников! А коли не выдадим секреты, то сельских бы тоже всех под ножи пустили… Вот такие, брат, дела — как печная сажа, значит, бела! Ты же понял, поди, что в схоронах взять они хотели? От, то-то же! Кабы, значит, не воины достопочтенного Хаджи Селима, так бы Амба к нам пожаловал, как старики говорят! Спасли нас! У ближнего водопоя в засаду сели да караван тот встретили. Врасплох, правда, не застали татей, но рубились отважно! И вожарей, и трёх шайтанов японых прикончили. Но и сами защитники девять лучших баты́ров52 потеряли, память им на века и земля пухом… Эх-ма!
Маршан тяжко вздохнул, впервые за всю беседу посмотрел прямо в глаза Аргаму, заговорив внезапно задрожавшим голосом:
— Пока, значит, убитых и раненых выносили — непонятное произошло! Над водопоем туман возник, зарево багровое, вой жуткий, гласы с неба и молнии, а чуть позже смрад такой невыносимый растёкся, что сил не было там оставаться! Про́клятым стало место — так единодушно решили все наши старики. Заповедали они отныне в то место, значит, не ходить никому — ни служителям, ни селянам, пока, говорят, жуть в землю не уйдёт… А вскоре возвернулись домой оставшиеся в живых батыры Хаджи Селима. В тот же год, сам знаешь, скончался повелитель, а потому новых охранных людей присылать стало некому. Прервался наш союз! Плохо это… Но, понимаешь, другое страшно — то проклятое место осталось! В том угроза для всех посвящённых в тайны, да и простых мирян, к нам идущих. Запиши, мой друг, эту быль на медном листе, как ты, значит, умеешь делать! Предупреди всех южных, кого сможешь — таково моё к тебе братское прошение…
Тут Маршан внезапно, стремительно и бесшумно встал, одним длинным скользящим шагом переместился в угол мастерской, откинул в сторону рогожу и старый дырявый плащ, открывая взору безмерно поражённого Учителя Аргама скрюченного и закоченевшего Торника с разинутым ртом и панически выпученными глазами.
— А вот сей чудесный отрок тебе, Ара, и поможет в работе! — сурово глядя на перепуганного юношу, угрожающе воскликнул незваный чужеземный гость. А потом вдруг весело улыбнулся, потрепал Торника по кудрявой голове, развернулся и ушёл восвояси, предоставив ошарашенным Смотрящим наедине выяснять серьёзно усложнившиеся отношения!
2.5 Верные друзья
Иногда без друзей умираешь от скуки,
Не милы тебе все чудеса человечьи,
Вспоминаешь слова их и верные руки,
Одиноко грустя в ожидании встречи…
Ох, и хлопотная неделя выдалась, ненормальная!
Началась она необычно и волнующе. Воскресным утром53 Дима впервые в жизни ощутил смутное и не до конца определённое чувство стыда и влечения при виде весёлой смуглой девчонки, подмигнувшей ему вчера на улице.
Смуглянку звали Поля, ей было десять лет, она была одной из многочисленных приходящих служанок, работавших в обширном графском хозяйстве54 — это Дима выведал у гетманского конюха Данилы, приходившегося его матери дальней роднёй.
Первая любовь постучала в душу мальчика — она позвала куда-то и что-то невнятно пообещала. Это ощущение было жутковатым, диковинным и приятным…
А неприятности начались вечером, когда в обширной кухне старого отцовского дома приключился пожар. В суматохе и хаосе, которые неминуемо происходят в такие моменты, перепуганному и почти паникующему Диме удалось скрытно пробраться в дальний угол низенького кухонного чердака, где он хранил свои тайные сокровища. Там, кашляя и задыхаясь от едкого дыма, он совершил первый настоящий подвиг — спас от огня трепетно хранимый таинственный манускрипт, чем подсказал судьбе нечто большее, чем просто предназначение.
Пожар с большим трудом удалось потушить — справиться с огнём помогли случайно проезжавшие неподалёку запорожцы. Но кухня с чердаком, чулан и кладовая с припасами сгорели дотла.
В понедельник же произошло очередное досадное происшествие, неожиданно обострившее вялотекущий конфликт Димы с местной шантрапой.
Его на полдня выставили из дома, где ворчливые рабочие уже начали разбирать чёрный остов и обгорелые руины построек.
Мальчик неприкаянно слонялся по слободе, погрузившись в раздумья о новом тайнике для своих сокровищ, поэтому совершенно забыл о невидимой пограничной черте, отделявшей родную улицу от запретных дворов, в которых обитали его мучители и недоброжелатели…
Коварный удар по шее застал мечтателя врасплох! Ослепительная вспышка в глазах, шум в ушах, поглотивший все окружающие звуки, и зеленоватая темнота, заполнившая сознание, не позволили ему сразу сориентироваться.
Дима весьма удивился, обнаружив себя лежащим на земле с лицом, обращённым к небу. В этой бездонной голубой бездне неспешно и величаво кружил над городом Глуховым ястреб-канюк. А ещё прямо из неба глумливо ухмылялась рожа великовозрастного дурачка Акимки-кацапа, который склонился над поверженным врагом и явно намеревался продолжить экзекуцию…
Но внезапно несправедливый расклад сил поменялся — ехидная акимкина рожа рывком исчезла из поля зрения, а вместо неё появилась дружелюбно протянутая рука незнакомого парня, который вовремя вмешался в ситуацию.
Спаситель помог Диме подняться и кивнул на лежащего без движения хулигана:
— Что, забижает тебя суко́та эта? Э-э-э, пёсья кровь! — парень смачно сплюнул на Акима и заговорил снова: — Чего молчишь? Тебя Димкой звать? Ты меня не бойся, не забижу! Я Пе́тша, с выселков!
Дима не нашёлся с ответом и лишь благодарно кивал своему спасителю. Временное замешательство позволило ему рассмотреть нового знакомого — Петша был крепким, чернявым, улыбчивым и невероятно уверенным в себе. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать, он носил просторную красную рубаху и тёмно-синие шаровары, у него имелась золотая серьга в правом ухе, а из-за голенища сапога выглядывала рукоять ножа.
Одежда и серьга намекали на то, что их обладатель — жиган55, племя опасное и непредсказуемое. Взрослые с детства пугали Диму страшными жиганами, уводящими легкомысленных детей в табор, так что они всю оставшуюся жизнь были вынуждены бродить по торжкам и ярмаркам, собирая скудную милостыню.
Но спаситель не выглядел страшным или опасным, поэтому благодарный Дима мудро решил повременить с выводами и посмотреть на дальнейшее развитие событий…
Тут весьма кстати очнулся поверженный Акимка — застонал, перевернулся на спину, открыл один здоровый глаз, приложил ладонь к заплывшему другому и с видимым трудом сел.
— Пошто малы́х забижаешь? — грозно прошипел Петша. — Роги тебе отшибить?
— Неа, неа! — заныл громила, встал на карачки и вознамерился уползти с поля битвы.
— Пшёл, гнида! — Петша звонко шлёпнул дурака сапогом по заду, отчего тот проворно подскочил на ноги и резво припустил по пыльной улице.
— Вот так-то, брат! — подмигнул парень Диме. — Бывай! — и отправился по своим никому не ведомым делам.
Происшествие только отсрочило расправу — это Дима знал точно. Кацап обязательно нажалуется дружкам, которые отныне станут усердно выслеживать жертву по дворам и переулкам.
Вторник и среду Дима пролежал пластом с тягостной головной болью и мокрым полотенцем на лбу. Подлый удар хулигана не прошёл даром!
В четверг мальчику стало получше и он отправился на урок арифметики к местному слободскому дьяку… Но буквально на соседней улице сбылись самые нехорошие опасения Димы — восемь мальчишек во главе с Акимом неумолимо сжимали зловещее кольцо, отрезая ему пути к бегству.
— Пе-етша-а-а! — неожиданно для самого себя заорал готовый впасть в отчаяние Дима, и вздрогнул, услышав за спиной знакомый голос:
— Не шуми, брат! Ща мы их! — позади стоял подбоченясь Петша, недобро прищурив глаза, с ядовитой улыбкой на губах.
— Уйди, жиган, нас больше! — проорал Акимка-главарь, а его товарищи неспешно продолжили разболтанными походками приближаться к намеченным жертвам.
— Ой, мясник скотинку резал, ой, пускал кровянку! — пробормотал Петша, округлил плечи, полуприсел, схватил левой рукой Диму за поясок, а в правой его руке сверкнул внушительных размеров нож. Не отрывая ног от земли, Петша стал кружить то в одну сторону, то в другую, рисуя каблуками на пыльной дороге причудливые дуги. Дима покорно болтался за спиной жигана, как на привязи, стараясь удержаться на ногах в этом страшном боевом танце.
Такого расклада хулиганы не ожидали, но отступать было уже поздно — двое самых борзых ринулись в схватку и сразу же её покинули, зажимая порезы на руках и бёдрах. Из ран обильно текла кровь, а побледневшие лица пацанов выражали растерянность и страх.
Остальные лиходеи мгновенно разбежались, и зловещее кольцо нападавших распалось, оставив ошалевшего от неожиданности Акимку наедине со смертельной угрозой, исходившей от храброго жигана.
— От, как оно пошло́-то! — сглотнув, прохрипел главарь разбитого войска. — Ну мы, это, поглядим ещё, как оно выйдет, ага! — Акимка дёрнул себя за пояс, извлекая короткую толстую железную цепь с тремя крючьями на конце.
Петша не стал дожидаться продолжения боевых действий — отпустил Диму, несколькими стремительными шагами разбежался, выпрыгнул вверх и двумя ногами так приложил бандита в грудь, что тот в полный рост рухнул на землю, крепко ударившись затылком.
— А вот теперя, Димка, ноги, ноги! — пропел Петша, подбирая хулиганскую цепь. — Нас тута не было, никого не знаем, ничего не видели! — спаситель схватил Диму за руку и резво припустил через пустырь в сторону заброшенного яблоневого сада.
Пролетев заросли, проскакав через плетни и тыны по чьим-то огородам, победители выбежали на берег Эсмани и отдуваясь повалились в траву, преисполненные горячечным возбуждением от самой схватки и её результатов. Чуть отдышавшись, ребята приподнялись, взглянули друг другу в глаза и неожиданно зашлись в неукротимом диком хохоте, разрядившем непомерное нервное напряжение.
Через час счастливый Дима пил травяной чай у Петши дома, глядел влюблёнными глазами на его младшую сестру Полю, которая нынче сидела так тревожаще близко к мальчику, и слушал рассказ нового друга:
— Народ наш, вишь ты, называют сэ́рвы, — вещал, прихлёбывая чай, разрумянившийся Петша. — Мы не жиганы, как многие думают, хотя с ромала́ми родичи. Сэрвы от ромал отличны — не воруют и не кочуют никогда. Наш промысел испокон тайный — весточки передавать, приглядывать там-сям, хаба́р ежели у кого какой этакий-всякий, ну сам понимаешь, так мы тайники устраиваем и прочее. В большом почёте наше ремесло у знающих людей, так-то, брат! О!
Дима слушал, удивлялся и восхищался тому, как удачно складываются события, как затейница-судьба раскрывает ему премудрости и взаимосвязи мира. Юный странник мечты явственно ощущал, что нашёл свой духовный дом и самых близких людей, которые не предадут и не завлекут коварно в корыстные сети, помогут, протянут в нужный момент верную руку…
Вот так, благодаря счастливому стечению множества обстоятельств и, конечно же, причудливому хитросплетению Путеводных Нитей предназначения, Дима обрёл верных друзей, защиту, поддержку и любовь — всё то, чего ему остро не хватало в жизни. А ещё он на долгие годы решил важнейшую проблему с хранением раритетов — сэрвы действительно были большие доки в своём секретном деле!
2.6 Возрождение Эшмола
Чтобы своей доли горечь пить с удовольствием —
Нужно иметь волю, стремление и спокойствие,
К Пути подойти близко, который зовёт и манит,
И нужно упасть так низко, что ниже и не бывает!
Уже год Э́лиас {10} живёт в чеширской усадьбе своего тестя. В прошлом декабре неожиданно умерла его любимая жена Элино́р, так и не родив желанного ребёнка. С того чёрного дня боль утраты ядовитой иглой поселилась в груди вдовца, низвергнув важность и значение прошлых дел и занятий. Точные науки, философия, история и алхимия отступили в глубокую тень помрачённого горем сознания. Серые одинаковые дни тянулись муторной тягостной чередой, тонко намекая на бесполезность человеческого бытия и ненавязчиво подсказывая, казалось бы, лучший исход…
А ведь совсем недавно было иначе!
Они в шутку звали друг друга «Эл»:
— Доброго утра, Эл! — торжественно и громко шептал он на ухо спящей жене. Она трясла золотыми кудрями, визжала, хохотала и задыхаясь кричала ему в ответ: — Будь ты проклят, Эл, с добрым утром!
Их недолгое супружество было счастливым, лёгким и светлым, как летние пешие загородные прогулки, однажды полюбившиеся им обоим. Они часто устраивали себе субботние пикники — целый день валяясь на шотландском пледе в тени величественных дубов, беседуя о разном, мечтая и сочиняя небылицы.
Беременность Элинор стала очередным радостным событием для молодой семьи. Ожидаемому мальчику выбрали волшебное имя Э́лвин56, ну а если родится девочка, то, куда уж деваться, быть ей Элви́ной — так рассудили весёлые супруги!
Но судьба распорядилась иначе — три дня мучительной горячки по капле вытянули жизнь из цветущей жизнерадостной женщины и её так и не родившегося ребёнка. Та, что ещё неделю назад танцевала перед большим зеркалом в гостиной, была похоронена хмурым промозглым утром на старом чопорном кладбище, рядом со своими многочисленными предками из славного рода Мейнво́рингов.
С этого дня когда-то огромный многогранный внутренний мир Элиаса начал катастрофически и неуклонно сужаться. Это продолжалось до тех пор, пока в нём не остались лишь могильная плита покойной жены, тусклое окно с видом на чёрный зимний сад да повседневные дела, не затрагивающие, впрочем, сознания и не требующие активных волевых усилий.
Ни визиты верных друзей, ни новости науки и политики, ни волнения, сотрясавшие в этот год страну, не вызывали отклика у Элиаса. Лекари, регулярно призываемые роднёй, только разводили руками, в очередной раз безрезультатно испытав на пациенте свои «секретные методы». Ну а от встречи со священниками Элиас отказывался сам, ощущая необъяснимое и непреодолимое отвращение к служителям культа.
Три ворона чёрных на ветке дубовой
Неспешно и чинно ведут разговор:
— Кому в этой жизни лихой и суровой
Судьба подписала уже приговор?
На путь возрождения страдальцу помог встать удивительный человек — отставной морской капитан Вард Дин, слывший среди настоящих знатоков чародеем, целителем и подлинным мудрецом.
Седовласый старец с ясными и пронзительными глазами юноши принадлежал к тайному Братству Смотрящих — об этом шёпотом сообщил Элиасу старый друг-масон Эрик в тот памятный декабрьский день, непосредственно перед приходом капитана.
Добрый и неуёмный Эрик поразительно легко устроил эту многообещающую встречу, чему сам был немало удивлён, но непомерно рад и горд, списав эту лёгкость на свои организаторские таланты…
А таинственный чародей действительно был одним из высокоранговых Смотрящих Англии. На самом деле звали его Хе́рман Хе́рманс по прозвищу Летучий Голландец… Само собой разумеется — никому нельзя спокойно жить и служить в этой стране с голландским именем и фамилией57, имея репутацию капитана пиратского судна, авантюриста, путешественника и ученика великих китайских даосов. Поэтому и возник много лет назад образ потёртого жизнью капитана Варда Дина. Элиас никогда не узнает об этом, что, впрочем, не помешает ему найти в старике Учителя и мудрого товарища.
— Ты любил её, Эл? — спрашивает Элиаса седой целитель. Он смотрит в глаза больному прямо, серьёзно и требовательно. Смотрит так, словно от верного ответа зависит их судьба и дальнейшее доверительное общение.
— Да, любил и люблю, больше собственной жизни! — откровенно отвечает Эл, с трепетом ощущая в душе робкое, едва заметное дуновение тёплого ветра перемен. Удивительно, но источником перемен является старый целитель, в этом пациент не сомневается. Да и как тут усомнишься, если физически ощущаемая вибрирующая волна, исходящая от Варда Дина, настойчиво, с каждой секундой всё сильней, проникает внутрь Элиаса, превращая лёгкие дуновения его душевного ветра в тугие струи осознанности.
— А как ты думаешь, хотела бы она, чтобы ты жил и был счастлив? — всё так же серьёзно и требовательно вопрошает мудрец.
— Я уверен в этом, отец! — шепчет потрясённый и прозревающий Элиас. Его щёки горят пятнами нервного румянца, ветер душевных перемен тугим бризом наполняет его сознание, он начинает громко и объёмно слышать окружающие звуки, видеть многообразие цвета и ощущать знакомые запахи. Слёзы облегчения льются у него из глаз, но он не замечает их, увлечённый процессом своего нового рождения в этом удивительном мире.
— Так живи и будь счастлив! Живи за двоих, дьявол тебя раздери! — хрипло кричит старец, на мгновение входя в привычный образ сурового морского волка. А потом продолжает мягко и убедительно: — Я научу тебя жить, Эл! Если ты этого захочешь, конечно, — старик лучисто смотрит на Элиаса, и в глазах его светится Большая Тайна.
Нужно так свою душу вычистить,
Нужно так себя перековать,
Чтобы формулу счастья вычислить,
Чтобы жить, а не существовать!
Наполняться в работе скоростью,
Упиваться свершением всласть,
Виться нежной зелёной порослью,
Над собой ощущая власть…
Быть во благе, не зная благости,
Жить во славу бесславным воином,
Не стремясь дотянуть до старости,
Путь закончить — Пути достойным!
Эл впервые принял тайный даосский грибной эликсир. Он сидит на полу небольшой затемнённой комнаты Учителя Варда Дина и слушает его удивительные рассказы о Дао и Дэ — о Пути и Достоинстве, которое посвящённые именуют Благо. По стенам мечутся причудливые тени, огонь свечи дрожит и мерцает в такт слов мудреца. В центре комнаты на старинном китайском треножнике неспешно кипит бронзовый котёл. Сознание ученика уплывает вслед за облаками ароматного пара. Он чувствует, как тело его расширяется до неимоверных размеров, как образовавшийся огромный внутренний объём наполняется гулкими и убедительными словами Учителя:
— Восемь бессмертных ся́ней58 почитаются даосами как духовный ориентир и подобие для всех желающих безгранично продвинуться по Пути. Подвижничество {11} сяней указывает Идущему на способы успешного преодоления Восьми Ступеней Перерождения. Об этом следует знать и помнить! — так внятно и размеренно говорит Учитель. Ночь длинна и долог его рассказ…
Сегодня мудрый даос открывает, казалось бы, простые, но от этого ещё более великие тайны Учения и Служения. Он проповедует Элиасу то, что знают все воистину постигшие Дао:
«Первую Ступень олицетворяет Ли Тэгуа́й по прозвищу Железный Посох — лучший ученик Лао-цзы {12}, обрётший способность путешествовать за пределами телесной оболочки.
Старые Мастера утверждают, что Ли однажды попал в пренеприятную историю — оставил своё тело на попечение нерадивого ученика, а сам отправился на семь дней в рискованное духовное путешествие за пределы реальности. На шестой день юное дарование, отчаявшееся ждать возвращения Учителя, сожгло тело Ли на погребальном костре и отправилось по своим мирским делам. А вернувшийся через день сянь весьма удивился, не обнаружив тела на месте! Волей случая неподалёку скончался от голода и болезней нищий бродяга. В теле этого нищего и воплотился Ли для дальнейшего Служения.
С тех пор время от времени святой сянь встречается людям в образе хромого оборванного старика с золотым обручем на лбу. В одной руке святого железный посох, которым он гоняет силы тьмы, а в другой руке фляга из высушенной тыквы, в которой он хранит волшебные целебные эликсиры, а когда потребуется — живёт в ней, ибо в той тыкве сокрыт целый иной мир.
Духовное значение Пути Ли Тэгуая таково — никогда не падай духом, не гнушайся упасть низко, не бойся потерять многое уже обретённое на Пути — должности, признание, физическую силу. Что бы ни произошло с тобой, возрождайся, не прекращай движения по Пути и Служения во Благо. Такова первая ступень волшебной лестницы Дао!
Вторую Ступень олицетворяет Чжунли́ Цюа́нь. До вступления на Путь он был грубым, жестоким и крайне самоуверенным полководцем, верно служившим одному из правителей. Потерпев однажды сокрушительное поражение от неприятельских войск, полководец разочаровался в себе и государевой службе, осознал ничтожность стремления к славе и власти, а кроме того, понял хрупкость и бессмысленность обыденного человеческого существования.
В поисках нового смысла жизни он ушёл в горы, где повстречал мудрых даосских отшельников, подвизавшихся на Пути Сяньдао. Долгие годы Чжунли Цюань посвятил изучению внутренней и внешней алхимии, боевых искусств и тайных практик сяней. В результате подвижничества он стал одним из Бессмертных, мог исцелять тела и души людей, наставлять на Путь и служить во Всеобщее Благо. Чжунли Цюань обобщил множество тайн сяней, создав школу «Золота и Киновари», открывшую Путь многим поколениям Идущих.
Духовное значение Пути Чжунли Цюаня таково — только великий труд, Служение и подвижничество приводят к великим результатам. Неважно — кем и каким ты был до обретения Пути! Главное — как и кем ты стремишься стать!
Третью Ступень олицетворяет Люй Дунби́нь. В возрасте двадцати одного года стал он учеником бессмертного сяня Чжунли Цюаня, а впоследствии — Мастером духовной алхимии и великим фехтовальщиком, много раз побеждавшим соперников, но не пролившим при этом ни капли крови. В результате подвижничества обрёл он бессмертие, усовершенствовал Учение и многих наставил на Путь.
Но в пример Люй Дунбиня ставят не из-за подвижничества. Духовное значение для Идущих имеет неукротимое любопытство и тяга к знаниям, проявляемая юношей до встречи с Учителем. Он по крупинкам, настойчиво и безустанно искал и находил знаки и подсказки, приведшие его на Путь. Следуй предназначению — таково правило обретения Пути!
Четвёртую Ступень олицетворяет Хань Сянь-цзы — ученик бессмертного Люй Дунбиня. Хань Сянь-цзы увлекался различными искусствами, особенно музыкой. Был весёлым и жизнерадостным человеком, при этом постиг все возможные глубины Учения и Тайного Знания.
Духовное значение Пути Хань Сянь-цзы таково — будь жизнерадостным, весёлым и счастливым на Пути. Получай удовольствие от постижения Учения и воплощения Благого Служения, ибо только тот Путь Благой, что даёт Идущему ощущение счастья и удовлетворения от своих деяний!
Пятую Ступень олицетворяет Ца́о Гоцзю́, который, будучи императорским племянником, богатым и влиятельным человеком, стыдился незаслуженных почестей и в душе осуждал деспотизм и произвол своих правящих родственников. Чтобы найти покой и равновесие, он испросил высочайшего разрешения одному отправиться в пешие странствия по святым местам. Государь дозволил Цао странствовать, но выдал ему золотой императорский ярлык, предписывающий всем подданным служить предъявителю, как самому императору.
И в скором времени на речной переправе с Цао произошла история, навсегда определившая его судьбу — паромщик, перевезя группу людей на другой берег, стал собирать плату за перевоз, а так как у новоиспечённого скитальца денег не оказалось, то старик стал требовать от Цао что-либо взамен платы. Недолго думая, тот отдал паромщику золотую императорскую табличку, прочитав которую все присутствующие бросились ниц перед важным путешественником. Не проявил должного почтения только один даосский монах, который, вволю посмеявшись, строго порекомендовал Цао Гоцзю не пугать народ незаслуженными регалиями и путешествовать налегке, без духовного и материального груза, мешающего просветлению. Гоцзю возблагодарил святого даоса, вырвал у старика паромщика из рук золотую пластину и швырнул её в бурные речные воды…
Так Цао Гоцзю стал учеником бессмертного сяня Люй Дунбиня, прошёл Путём и сам обрёл бессмертие. А духовное значение его Пути таково — вступая на Путь, будь готов отказаться от всех мирских благ, регалий и привилегий. Идущий — чистый лист, на котором он сам, при поддержке Учителя, пишет свою новую историю!
Шестую Ступень олицетворяет мудрец Чжан Го Ла́о — ученик Ли Тэгуая. Он известен посвящённым тем, что уже много веков готовит Эликсир бессмертия для избранных сяней, помогая им жить столько, сколько нужно для постижения Пути и для бескорыстного Служения во Благо. Так говорят Великие Мастера! Считается, что Го первым в Китае создал на основе металлов, трав, минералов и частей животных Эликсир физического бессмертия. Изготовление подобных Эликсиров отмечалось в мировой истории. Смотрящие подтверждают факты применения китайскими алхимиками Эликсиров бессмертия в научных и экспериментальных целях… Но самым прославленным из них, несомненно, является Чжан Го Лао.
Духовное значение Пути Чжана Го Лао таково — если твоя служба необходима другим Идущим, то не сомневаясь посвяти свою жизнь и возможное бессмертие этой службе. Бескорыстное Служение — Высший Путь!
Седьмую Ступень олицетворяет Лань Цайхэ́ — женщина-бессмертный сянь. Перед людьми она предстаёт в виде умной образованной девушки в синем платье, либо оборванного гуляки юноши-юродивого.
У Лань очень важная служба — среди огромного количества людей она ищет тех, кто имеет печать посвящения, кто обладает предназначением, и тех, кто уже готов обрести Путь. Она помогает избранным сделать верные шаги, исподволь подсказывает и направляет, а в опасных случаях оберегает, не позволяя превратностям судьбы взять верх над мистическим предначертанием. Все Идущие ощущали её присутствие в жизни — это непреложная истина!
Духовное значение Пути Лань Цайхэ таково — принимай помощь наставников и высших сил с благодарностью! Ощущай свою принадлежность к избранным, не относись к мистической поддержке обыденно. Радуйся и удивляйся волшебству и удаче! Не забывай о том, что высшие силы видят тебя, слышат тебя и помнят о тебе!
Восьмую Ступень олицетворяет Хэ Сяньгу́ — ещё одна женщина-бессмертный сянь. В пятнадцать лет она стала воспитанницей Люй Дунбиня, который обучил её управлению энергиями организма, пробуждению и применению женской энергии Инь. Хэ считается создательницей тайных даосских целительских практик и особых форм цигу́н — телесного соединения Инь и Ян, родственных тайным практикам индийской тантры.
Хэ Сяньгу положила начало созданию даосских школ, в которых юные девушки обучались искусству целительства, поддержки жизненных сил посвящённых мужчин и женщин, а также практикам благого обустройства окружающего пространства — созданию домашнего уюта, выращиванию целебных и декоративных растений, приготовлению пищи и напитков, разнообразному рукоделию.
Благодаря Хэ эти школы действуют много веков, а практики воплощаются в различных сообществах Идущих, помогая посвящённым наилучшим образом служить во Всеобщее Благо.
Духовное значение Пути Хэ Сяньгу таково — если ты женщина, то помни — природой тебе дана великая тайная сила! Вступив на Путь, применяй эту силу с пользой, не утаивай то, что даровано тебе свыше для воплощения. С радостью принимай доверенную службу!»
Наши Тропы метелями стелются —
Там, где горных вершин одиночество,
Где привычно — мечтать и надеяться,
Где есть Замысел и Пророчество!
А в тёмной комнате Варда Дина всё так же клубятся облака ароматного пара, тени мечутся на белой стене, ливень барабанит по крыше и рвётся в окно. Учитель говорит, и Элиас чувствует возрождение, видит бесконечный Путь, туманной дорогой уходящий вдаль. Он верит в своё предназначение. Он готов искренне и преданно служить во Всеобщее Благо, отдавая тем самым священную дань памяти любимой Элинор, смерть которой нежданно подвела его к обретению Великого Пути. Теперь он может жить и дышать! Заново! За двоих…
2.7 Так играют только Волшебные Звери
Жалит колючками снега
И жалобно воет ночами
Белая странница вьюга…
Нынче утром Вилюда светится от счастья, сверкает глазами и рдеет румянцем — всю ночь она дарила Гостю плоды своих тайных умений, преподнося их глубоко и изысканно…
Прошлым вечером, наперво воскурив благовония и наполнив кадушку горячей водой, совершила она целебные омовения — разминала могучее тело воина, разглаживала старые шрамы и следы ожогов. Потом прикладывала к его мышцам и суставам горячие пучки колдовских трав, прижималась упругой грудью и обнажённым влажным телом, щекотала кожу копной душистых волос, вылизывала, покусывала и покрывала поцелуями, жадно заглатывала напряжённую плоть… А потом, как дикая неукротимая наездница, соединилась с любимым мужчиной — задыхалась в причудливом ускоряющемся танце нежных рук и скользящих бёдер до тех пор, пока не забилась в неожиданно ярком и продолжительном экстазе! В другом таинстве берегиня уподобилась покорной и податливой глине, следуя прихоти рук воина, принимая нужные положения и формы… Далее она предугадывала волю господина за мгновение до того, как он был готов эту волю изъявить — секретный навык, доступный только очень опытным и талантливым ведуньям. А завершая таинства — напоила она Кёри ведьминым сонным отваром и сама уснула в кольце сильных рук, сладко растворяясь в любимом, теряя сознание и связь с окружающим миром.
Гость сполна смог оценить её старания — он явно знал в этом толк! Не то что Бутко и Ведко, которым совершенно наплевать на искусство любви и прочие, как они говорят, «бабьи нежности», предлагаемые Вилюдой. Этим юным жеребцам нужно только пыл и страсть свои утолить, а потому, бывало, по полночи тискают они мокрую усталую берегиню, вертят и терзают как хотят, превращая любовные утехи в подобие горячего борцовского поединка.
Шепчет, сулит, прельщает
Хитрый гуляка-вечер…
Утро зовёт в дорогу!
Ещё затемно Гость, Можан-киндяк и деды обулись в лыжи, велели не ждать к обеду да покатили на дальнее зимовье по своим неведомым мужским делам. Братья-воины шумно и весело собрались на охоту, набили колчаны стрелами, взяли по две сулицы59, свистнули пса и тоже до потёмок сгинули в белёсой морозной мгле. Юнша, как стало принято у него в последнее время, вздумал пообжиматься да распустить руки, но, получив от Вилюды увесистую плюху, мгновенно остыл и безропотно сел строгать заготовки для вертлюго́в60, кои в большом количестве потребны Можану для подвесных троп и верёвочных лестниц.
Вилюда же привычно занялась обширным домашним хозяйством: прибралась, наколола щепы, поставила на очаг огромный медный котёл, налила туда воды, накидала мороженых костей и длинных пахучих полос сушёного мяса, помешала варево ломкими вениками ароматных трав, в изобилии запасённых в начале лета, порубила на куски квашеную репу и отправила туда же, в похлёбку, добавила пригоршню сухих грибов, почистила вяленую рыбу, разделила её жирное янтарное мясо на волокна и отложила в сторону. Рыбку нужно добавлять вовремя — в уже готовую, но ещё огненно-горячую снедь, для запаха и вкусноты! А пока основа кёле́ша неторопливо побулькивает на углях, самое время сесть за дощатый стол и заботливо перебрать ячменные зёрнышки — от них вся сила и густота в ястве!
Ловко девичьи пальцы делают привычную работу, растёт на столе горка чистых жемчужных зёрен… Мысли Вилюды текут сами по себе, и в мыслях тех — лишь весёлый и заботливый Гость, разом покоривший её юное сердце. Поёт берегиня протяжно и негромко на старинном обрядовом языке длинную песню о чём-то таком грустном и трогательном, что замирает Юнша в своём рабочем углу и дрожат у него в глазах непрошеные слёзы.
Солнцу поперёк Леся хвалится:
— В мире нет милей моего лица,
Ой, краше я тебя да наряднее,
Я для всех парней ненагляднее!
Солнце ей в ответ: — Поквитаемся
Да сполна с тобой рассчитаемся —
Почернев лицом, успокоишься,
Девкой молодой упокоишься…
Тем временем в обширной, но приземистой бревенчатой избе дальнего зимовья, в стороне от чужих любопытных ушей, мужчины степенно беседовали о важном!
— Да, киндяк, удивил ты меня, брат! — с одобрением воскликнул Гость. Он за полдня самолично облазил тайники и схороны Можана, явно смакуя изучил секреты мудрёных охранных и сигнальных конструкций, дал несколько дельных практических советов, что выдало в нём ушлого знатока.
— Восемнадцать хранителей посетил я на сей день, уж такого нагляделся, а только, уверен, ты лучший из них, тебя всем буду советовать, — подвёл окончательный итог Кёри, широко улыбнулся и с удовольствием отхлебнул горячего травяного отвара из деревянной плошки.
— Ты погоди, Посланник, сперва мою печаль выслушай, — не разделил уверенности Кёри помрачневший Можан, — вот когда всё прямо расскажу, опосля того и решишь — советовать меня али нет. Оно, может, иначе всё обернётся! А думы мои невесёлые вот откуда — последние мы в роду хранителей! Юнша вот младшенький, ему передам всё, а боле нет никого. Уходит каляда из этих мест, идут, понимаешь, на юг — вожарями на большую дорогу, меном промышляют, дворами постоялыми… Али у нас тут не та же дорога воровская? А тут только меря одна! Вон у Юнши в товарищах и парни их, и девки, а из нашенских только мы. Иной раз думаю — мере передавать Служение наше придётся, а вдругорядь мыслю — а пёс его знает! Такая печаль у меня, Посланник, может, ты присоветуешь — как быть-то?
— Что ж такого, а и присоветую, как есть скажу! — ободряюще рассмеялся Гость, подражая речи Можана. — Нас Великий так учил, — строго и серьёзно продолжил он, — нет в Служении ни ху́нну, ни эби́су, ни кумасо́ {13}. Смекаешь, брат? Все Едины! Готовь мерю и не горюй об том!
Неторопливую беседу про печальное грядущее уж какой раз порывались прервать деды, которые при этом нетерпеливо ёрзали на лавке, покашливали, издавали иные привлекающие внимание стариковские звуки и призывно жестикулировали во время самой малой паузы в разговоре…
Наконец настал и их черёд!
В битве листа и котёнка
Вижу вполне отчётливо —
Игры Волшебных Зверей!
Взялись деды свою священную обязанность исполнять — передавать Гостю сокровенно хранимое предание о Силе Тигра-зверя… Вот тут дид Байдак разошёлся, раздухарился, размял старые кости — самолично показал «ход охотничий» и «ход бойцовый», заставив Вильчура изображать то вепря, то вражеского воина. Чуть отдохнув, изустно поведал весь тайный изво́р61, а кроме того, важно и торжественно вручил Кёри стопку тонких деревянных пластин, на коих было в рисунках и письменах запечатлено древнее предание {14}.
Дид Вильчур посопел, повздыхал, покачал с сомнением головой, долго смотрел задумавшись в потолок зимовья, а потом махнул рукой, видимо, решившись сказать что-то действительно важное:
— И меня выслушай, Посланник, — хрипло выдохнул старик, — не будет мне покоя, если не откроюсь перед тобой! Не тутошний я… Моя родня — та галяда, что на юго-запад отсель жила, дней в двадцать неспешного пути. У наших, знамо дело, свой извор был, своё предание древнее — о Силе Волка-зверя, вот так! Тутошние-то волка хо́ртом али бирюко́м кличут, а наши серого звали «вил», а я, стало быть, Вильчур, то бишь «волчий»… Смекаешь? Всё предание древнее, с извором тайным и хо́дами особыми знаю, а потому могу передать тебе всё ныне и вкупе!
— Поклон и душевная вам благодарность, почтенные! — улыбнулся Кёри, обнимая стариков за плечи. — Всё то, что взял — сохраню и передам как надо, не тревожьтесь! Ну а касаемо Волка-зверя, то не вините, не потребно мне эту Силу брать, Брат мой Юки уж берёт, поди!
Этот разговор Кёри с весёлым удивлением вспомнит через семь лет, возвращаясь из странствий. Тогда, почти теми же словами, ему предложит взять Силу Волка-зверя пожилой хранитель по имени Во́лдо из союза племён Предтечи Юми́дзина {15}. Удивительное совпадение!
Ныне же день близится к концу, вечереет, метёт колючая позёмка, пора вставать на лыжи и возвращаться домой…
Ещё много дней проведёт Кёри вместе с этими замечательными людьми, соприкоснётся со множеством сокровенных знаний, бережно хранимых ими, увидит невообразимые диковины, доверенные лесным служителям самим Велесом и его Братьями-Предтечами, поможет киндяку улучшить тайные хранилища, подарит ему волшебную Печать, отводящую от нужного места случайные беды, невзгоды и праздных гуляк…
А этим вечером скользит Гость на широких устойчивых лыжах сквозь метель и лесную мглу, думая о тёплом доме, горячем ужине и ласковой берегине Вилюде. Ничто человеческое не чуждо воинам, будь они даже посланники Великого Бога Рода!
Танцует и манит куда-то
Во тьме огонёк лучины —
Это портрет безвременья…
Уже давно наступила ночь, а Гость и радушные хозяева всё беседовали и не могли никак наговориться. В очаге весело потрескивали поленья. Великолепный кёлеш Вилюды был подъеден до зёрнышка, а сама берегиня получила заслуженную похвалу…
И действительно же, великолепна еда, придуманная в незапамятные времена суровыми обитателями гор и тайги! Правда, дряхлые старики упоминают, что слышали в детстве от своих стариков — дескать, предки угров варили кёлеш из проса! Маловероятно. Как можно питаться просом, если есть великолепный ячмень? А коли верно сие, то чудно́ как-то! Странный народ, поди, были эти древние угры…
Оглавление
- Дисклеймер
- Первый круг
- Второй круг
- Третий круг
- Четвёртый круг
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сага о хварангах предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
38
Классическое лирическое корейское стихотворение сичжо́ неизвестного автора в переводе А. Л. Жовтиса.
39
Яма́то — изначально племенной союз на острове Хонсю, на базе которого в III—IV веках н.э. зародилось японское государство, переименованное в VII веке в «Ниппон» (или «Нихон») — «корень солнца».
40
Идзумо — государство раннего средневековья на западе острова Хонсю, в IV веке подчинилось Ямато; родина си́нто — традиционной японской религии. В Ямато Идзумо ассоциировалась с потусторонним миром и страной мёртвых, так как находилась на западе — там, где заходит солнце.
41
Старообрядцы (раскольники) — православные, отвергающие церковную реформу патриарха Никона 1653 года. Гу́слицы — исторический регион в восточном Подмосковье, с XVIII века — один из крупнейших центров старообрядчества.
42
Советские гусеничные сельскохозяйственные тракторы общего назначения. Благодаря удачному сочетанию качества и стоимости получили массовое распространение. ДТ-75 в модернизированном виде выпускается до сих пор.
43
Реальное училище — в России до 1917 года среднее учебное заведение, где преобладали точные и естественные науки.
47
По легенде, название клана Фрейзер происходит от названия местности в провинции Анжу, в Нормандии, откуда клан родом, и на французском означает «земляника». Она же изображена на гербе клана.
48
Нэ́вин-а́рго — искусственный международный язык, созданный европейскими Братьями Смотрящими на основе вульгарной латыни, английского, французского, немецкого, итальянского и арабского языков во второй половине XIV века для письменного и устного общения. Нэвин входил в обязательную программу обучения Смотрящих и их партнёров до середины XX века.
50
Ка́рт — культовый служитель, жрец, проводящий обряды традиционной религии финно-угорских племён меря и мари (марийцев). Картами выбирались авторитетные люди, старейшины, мистики и колдуны, имеющие навыки лекаря, травника, предсказателя погоды, сновидца и т. д. У марийцев жрецы-карты существуют до сих пор.
56
Э́лвин — древнее английское имя, по одной из версий происходит от древнегерманского Aelfwine — «друг эльфов».
57
Несмотря на то, что в конце XVI века Англия поддержала Голландию в борьбе за независимость от Испании, в дальнейшем между странами сложились напряжённые отношения из-за усиливающегося торгового и колониального соперничества. В XVII веке в Англии были сильны антиголландские настроения, происходили мелкие конфликты, что в результате вылилось в серию англо-голландских войн.
