Гранатовый сок

Дмитрий Соколов, 2021

Оказавшись в ненужное время в ненужном месте, программист-фрилансер Гриша Волков становится вампиром. Теперь ему предстоит искать ответы на многие вопросы: станет ли он снова человеком или это навсегда? Что делать с синдромом хищника и чем могут быть полезны чеснок и серебро? Случайно ли московские охотники на вампиров хотят нанять на работу именно его? Для чего они создают новый вирус, а вместе с ним и вакцину? Кто такой таинственный Каспер, которого все боятся, и зачем он пишет ему письма? Как поступить, если влюбился не вовремя и не в ту? И, в конце концов, есть ли что-то вкуснее, чем гранатовый сок?

Глава 13. Паук

Надо ли говорить, что последняя запись дневника заставила меня взволноваться вместе с героиней? Дочитав до конца, я вскочил со стула и принялся ходить по комнате кругами, сам не понимая, что или кого ищу.

Тревожное ожидание чего-то беспощадного и неминуемого передалось и мне через эти строки, и даже кристаллу не удалось меня успокоить. Жутко захотелось пить, я выпил сразу три кружки воды одну за другой, но, разумеется, ни на йоту не напился.

Кажется, снова поднималась температура — по телу волнами проходил жар. В квартире были настежь открыты все окна, а я всё равно мучился от духоты и голодной лихорадки. Выкрутив на кухне кран холодной воды до упора, я подставил лицо под плотную струю, но и это не помогло, даже наоборот. Ощущение было такое, словно я купался в обжигающей лаве.

Очередная весточка от моего таинственного наставника только подлила масла в огонь. Сначала я её не заметил, потому что на сей раз это была не открытка и даже не простой лист бумаги. Это оказался герметично запаянный чёрный пластиковый пакетик. Небольшой — может быть, пять на пять сантиметров или что-то около того. Он, по всей видимости, застрял в бордовом конверте и выпал только сейчас, когда я, от нечего делать, решил тот самый конверт потрясти.

Теперь я сгорал уже не от голода, а от любопытства. Я разрезал пакетик ножницами, и на стол с металлическим звоном приземлился серебристый кулон на цепочке. Да не просто кулон, а в точности такой же, какой продемонстрировала мне Ларочка прежде чем порезать вены! Скрещённые кинжал и осиновый кол — недвусмысленный то ли логотип, то ли герб охотников. На обороте было выгравировано: «СКОК», а ниже код А-01-00001, который мне ни о чём не говорил.

И больше ничего. Никаких объяснений. Хотя, постойте-ка. На другой стороне пакетика была наклейка с QR-кодом. Недолго думая, я считал его камерой мобильного, прошёл по ссылке, и на мой телефон загрузился с обменника короткий файл с текстом:

«Да-да, это персональный жетон охотника на вампиров. Он же медальон-смертник. Чистое серебро, между прочим. Злейший враг для всей нечисти — а для тебя оно, по иронии судьбы, станет другом. Храни его как зеницу ока, но не вздумай носить на груди постоянно, иначе сдохнешь за пару дней.

Инструкция незатейлива: это твой пропуск для прохода через сканеры в СКОК. В рабочий день надевай жетон перед выходом из дома и убирай под одежду, так, чтобы он соприкасался с кожей. За пару часов, пока мои ребята везут тебя в штаб, он ослабит твой кристалл в достаточной степени, чтобы тот стал «невидимым». Знаю, приятного мало. Что уж там таить, это будет бесчеловечная пытка, но ты ведь у нас теперь не человек — так что, потерпишь. После проходной незаметно сними его и спрячь куда подальше. Побочки отпустят через пару минут, ты оживёшь и даже сможешь работать.

Прошу отнестись к данному указанию со всей серьёзностью. Аура твоего кристалла постепенно расширяется и становится ярче. Человеческому глазу она по-прежнему не видна, но сканеры могут уловить её уже за несколько суток до завершения инициации, поэтому начинай носить жетон с завтрашнего дня, если не хочешь выдать себя и поучаствовать — от первого лица — в захватывающем «шоу».

Надеюсь, ты вовремя читаешь мои письма. Ты нужен мне живым».

* * *

Что ж, очередное послание прочитано. Значит ли это, что меня сегодня ждёт новый кошмарный сон?..

Признаться по правде, я побаивался следующей пытки красной нитью. Настолько, что даже решил попробовать в эту ночь вовсе не спать, а чтобы ненароком не уснуть, заварил себе крепкого-крепкого кофе и включил по телевизору какой-то шумный боевик.

Но ни кофе, ни телевизор, ни холодное умывание мне почему-то в этот вечер не помогли. Я, хоть и не чувствовал себя уставшим, в один прекрасный момент отрубился прямо сидя за кухонным столом, уронив голову на сложенные руки.

Уже погружаясь в вязкое болото очередного сна, я про себя отметил, что телевизор вдруг сам по себе выключился. Будто кто-то невидимый нажал на пульте кнопку «off». Точно так же выключился и я — в одночасье, словно по команде.

Утонув в зыбучих песках Морфея, я обнаружил себя в каком-то странном месте — то ли на вершине очень высокого холма, то ли на утёсе скалы. Пара пучков засохшей редкой травы, мох, серые камни, и, внезапно, одиноко стоящий старый дуб с широкой кроной. Как же он вырос здесь, без земли и воды?..

На самом краю обрыва в пол-оборота ко мне сидела, подтянув ноги к груди, девушка в военной форме. Её неровно отстриженное, взъерошенное русое каре трепал ветер, а правая щека была перепачкана чем-то вроде сажи.

Рваные бело-серые облака бежали по небу, то заслоняя собой тусклое лимонно-жёлтое солнце, то позволяя ему на секунды показаться — и тогда оно лениво кидало блики на плечи девушки, упакованные в китель защитного цвета.

— Привет, — бросила она мне, обернувшись. У неё по-прежнему не было лица, только ярко-алые губы снова искривились при виде меня.

Теперь я понял! Она, наверное, хочет меня убить за то, что я читаю её личный дневник! Что ж, каюсь. Виноват. В этом случае гнев вполне оправдан.

— Ты не обычная девушка, — проговорил я осторожно, садясь на утёс рядом с ней. — Кто ты такая?

— Я ловец душ. Паук.

— Что значит паук? — переспросил я, взглянув вниз с обрыва. Довольно высоко. Значительно выше, чем мой многоэтажный дом. Интересно, если она меня сейчас скинет отсюда, то смогу ли я вновь собрать свои косточки, проснувшись…

— Я вплетаю твою красную нить в свою паутину и однажды, когда нить кончится, уже не отпущу. Тогда ты больше не проснёшься в человеческом мире.

— Не могла бы ты плести эту свою паутину побыстрее? — сказал я хмуро. — Похоже, что там, в человеческом мире, у меня назревают большие неприятности…

— Это всё ерунда по сравнению с тем, что ты можешь повстречать здесь, по ту сторону. Кое-что ты уже видел. Поверь, у меня ещё достаточно кошмаров для тебя…

— Зачем тебе это?

Девушка пожала плечами:

— Зачем паук плетёт паутину?.. Таким его создала природа. Такова моя суть. Как только я засыпаю, руки сами ткут полотно из нитей чьих-то душ. Сейчас это твоя нить. Она оказалась на удивление длинной. Честно говоря, я ожидала, что всё завершится в первую же ночь.

— А что будет, когда нить закончится? — полюбопытствовал я.

— Ты прилипнешь к моей паутине, словно муха.

— И потом ты меня съешь?! — я хмыкнул.

— Я могу. Но предпочитаю этого не делать. Я кормлю душами моего зверя, — она отвечала спокойно, не уловив в моём голосе иронии.

— Ну правильно, зачем съестному зря пропадать. А что за зверь?

— Астральный. Он очень милый. И очень голодный. Однажды я тебе его покажу…

— А почему не сейчас? — нетерпеливо уточнил я. — И вообще, разве сегодня ты не будешь меня пугать?

— Сейчас нет.

— Чего это?

— Сейчас я не сплю. Но и не бодрствую. Я между сном и явью — под гипнозом.

— Ты сама себя загипнотизировала? Или кто-то другой? И с какой целью?

Девушка приложила палец к губам:

— Не надо больше вопросов, я всё равно не смогу сейчас объяснить. Давай просто помолчим.

Некоторое время мы так и сидели — в тишине, потом я всё же решился:

— Что ж, раз я теперь всё… ну, или почти всё про тебя знаю, а вопросов больше задавать нельзя… тогда пришло время и тебе узнать мою страшную тайну.

Лицо девушки повернулось ко мне, а губы слегка разомкнулись, и я посчитал это знаком заинтересованности. Коснувшись пальцами груди, я вытащил наружу свой кристалл:

— Я бессмертный вампир. У меня нет сердца и души… Вот так-то. Тебе меня не убить.

Для пущей убедительности я покрутил кристаллом в руке, пуская им солнечных зайчиков по камням.

С ярко-алых губ слетел вздох то ли удивления, то ли облегчения. Девушка подняла лицо к небу и воскликнула:

— Ну что, убедился?! — не знаю, к кому она обратилась, но явно не ко мне.

— Пожалуй, — вдруг ответила ей большая серая туча вкрадчивым мужским баритоном.

— Может, тогда хватит? Я замёрзла, меня трясёт…

Ответ неожиданно раздался уже совсем с другой стороны — прямо за нашими спинами:

— Да, — прошелестел старый дуб, и мы оба, вздрогнув, обернулись. — Сейчас я выведу тебя.

— Нам лучше увидеться лично, — взвыл поток ветра, толкая нас к обрыву.

— Приезжай! — стучали сорвавшиеся с утёса камни, катясь вниз и ударяясь о выступы скалы.

«Приезжай, приезжай, приезжай…» — подхватило эхо где-то внизу, в расщелине между скалами. Пространство вокруг затряслось, по нему пошли волны ряби, как по картинке старого телевизора. От этих помех у меня защипало в глазах, а веки наполовину опустились и почему-то стали подрагивать.

Утёс потерял свои очертания, словно поплыл, а потом исказился спиралью, будто закрученный в барабане стиральной машины. Солнце раздулось как гигантский воздушный шар, запульсировало и лопнуло, ослепляя меня ультрафиолетовыми искрами конфетти.

Я зажмурился. Прижал ладонь к груди, возвращая кристалл на место, и в ту же секунду проснулся.

* * *

«Приезжай!..» — стучал утром в моих висках голос невидимого гипнотизёра, такой навязчивый, что я еле уговорил себя его ослушаться и поехать на работу.

Перед выходом из дома я едва не забыл про серебряный медальон, но в последний момент всё же вспомнил о нём и вернулся. Надев кулон на шею, я спрятал его под рубашку и прислушался к ощущениям. Лёгкая дрожь холодком пробежала по моему телу, когда металл коснулся кожи. Я с трудом припоминал, когда в последний раз мне было хоть сколько-нибудь холодно — ведь в основном меня мучил навязчивый жар. Может, оно и к лучшему. Слегка охладиться не помешает.

Однако уже через пару десятков минут я пожалел о своём опрометчивом желании. Мало того, что я промёрз до самых костей, будто сидел не в «бобике» жарким летним днём, а в холодильнике, стоящем не иначе как на северном полюсе. Меня колотило так, что зуб на зуб не попадал. По телу разливалась слабость, похожая на гипогликемическую трясучку, голова кружилась, конечности немели. Как назло, мы встали в пробку где-то на шоссе и ехали на полчаса дольше обычного. Эти полчаса показались мне адом. Меня, вдобавок, впервые в жизни укачало. К горлу подступала тошнота, воздуха не хватало. Я то и дело широко открывал рот, пытаясь глубоко вдохнуть, но всё никак не мог надышаться.

Пока я ехал во мраке на заднем сиденье «уазика», мне и в голову не приходило, что, помимо всего прочего, у меня темнеет в глазах. Но стоило мне выйти на свет, как пришлось это признать. Ни яркое утреннее солнце, ни кристалл больше не освещали мне дорогу. Было темно, как в сумерках. Я едва различал, куда иду. Да и шёл тоже едва-едва — скорее из последних сил плёлся вслед за бодро шагающим впереди Михаилом.

Дурацкий кулон! За столь короткое время я уже успел всей душой возненавидеть серебро. Интересно, будет ли от него хотя бы какой-нибудь толк?..

Доставив меня до штаба, Лариса на этот раз не осталась, как обычно, в машине, а вышла вместе с нами. Пройдя первой через сканер, она встала так, чтобы видеть монитор. За её спиной, откуда ни возьмись, вдруг нарисовался бесноватый Арсений Павлович. Главный научный сотрудник снова был облачён в чёрную монашескую рясу, а его образ теперь гармонично дополнял большой блестящий крест на толстой, массивной цепочке.

Чёрт возьми, похоже, крест тоже серебряный! Мне показалось, что я даже издалека почувствовал этот противный, кислый металлический запах, и меня чуть не вырвало.

Как и в первую нашу встречу, Арсений со мной не поздоровался, он будто бы вообще был где-то далеко отсюда, ни на кого не реагируя. Ушёл в себя — только губы быстро-быстро шевелились, когда он начитывал вполголоса какую-то странную молитву. Ни одного слова я разобрать не смог, то ли он молился не по-русски, а, например, на старославянском, то ли я на тот момент уже был не в состоянии воспринимать слова. В висках шумело, и звуки долетали до меня как будто откуда-то издалека.

Я снова перевёл взгляд на Ларису. Охотница, перекатывая во рту жвачку, выжидающе сверлила меня глазами. Её пальцы нетерпеливо крутили металлическое лезвие, слегка постукивая по его острой поверхности. В какой-то момент лезвие соскочило — словно ненароком — и порезало уголком подушечку большого пальца. Разумеется, до крови. На это и был расчёт.

По поверхности лезвия расползалось алое пятно, но на этот раз меня не проняло. Совсем. Мне было так хреново, что даже не пришлось лезть за чесноком. Вялый как овощ, я проплёлся в кабинку сканера и едва успел выставить руки перед собой, чтобы не упасть. Ладони коснулись белых кругов.

— Всё отлично, проходите, — голос Михаила булькал у меня в ушах, словно он говорил в стакан с водой.

Однако, в отличие от него, коллеги-фанатики на этом не успокоились. Арсений продолжал монотонным голосом бубнить молитвы, потряхивая козлиной бородой, а Ларочка, под его аккомпанемент, подошла ко мне вплотную и, выжав из пореза ещё несколько капель крови, подставила палец под самый мой нос.

Но и тогда инстинкт хищника не включился. Вместо того, чтобы наброситься на неё и порвать в клочья своими звериными клинками-клыками, я непроизвольно закатил глаза и, теряя сознание, стёк на пол.

— Да очистится мир от скверны! — ликуя, громко воскликнул мне вслед Арсений. — Сгинь, демон!

Мне захотелось в ответ очнуться и отчебучить что-нибудь поистине демоническое, но сейчас это было выше моих сил. Звуки сошли на нет, свет окончательно померк, и я отключился.

Пока я был в беспамятстве, мне почему-то мерещилась Катя, которая, брезгливо морща нос, отвешивала мне щедрые пощёчины. Видимо, всё ещё припоминает тот поцелуй в парке — пронеслось у меня в голове. Остановить ревнивицу никак не получалось — руки вяло висели вдоль тела, как верёвочки, и пошевелить ими я не мог. Язык тоже меня не слушался, вместо слов мне удавалось выдавить из себя только тихий хрип.

— Х… Х… Х!.. Хватит! — выпалил я наконец, отмахиваясь от неё.

Конец ознакомительного фрагмента.