Это судьба!

Дмитрий Селиванов, 2021

Жизнь стоматолога Светланы кардинально меняется, когда она обнаруживает, что новая анестезия вводит пациентов в состояние гипноза. Узнав о чужих проблемах, она начинает решать их, забыв о своих – и скоро снежный ком добрых дел уже не остановить… Сначала происходящее кажется ей лишь весёлой игрой, но скоро ставки в ней возрастают. Один из пациентов – наёмный убийца, кто-то из близких пытается завладеть ампулами, пропажу секретного препарата начинают расследовать… Светлана переменчива, эмоциональна, порой совершает ошибки – но всегда предельно искренна и честна с собой. И добро, которое она делает, порождает в ответ тоже добро. Но важнее всего оказывается то, что, пройдя через все испытания, ей удаётся не только помочь другим, но и разобраться в самой себе. Роман написан на основе одноимённого киносценария Дмитрия Селиванова.

Глава 3

Сразу после обеда к ней была записана вся семья «эмигрантов» — так она шутя называла Данилиных, одних из самых первых своих клиентов. Кто-то из родни у них жил давно в США, и эпопея с вызовом и оформлением всех нужных бумаг затянулась на долгие годы. После того, как она спасла Оксане безнадёжный зуб, почти загубленный предыдущим врачом, та записала к ней и мужа, и дочку. Так и переходили они за ней дружно из клиники в клинику уже много лет. Но сейчас впервые пришли втроём. Когда Павел, муж Оксаны, позвонил ей и записал всех на один день, она сначала подумала, что так им просто удобнее добираться. А оказалось, что купили уже билеты — с их визами улететь было можно, пускали. Вот и решили на всякий случай провериться окончательно. Хоть и ходили к ней на осмотр регулярно, знали золотой совет эмигранта: «Едешь в Штаты — вылечи зубы!» Иначе тут же их на полку положишь, попав к местным дантистам.

Первой была Оксана. У неё обнаружился небольшой поверхностный кариес, и Светлана прекрасна знала этот моляр наверху справа — постоянно что-нибудь с ним было не так. Значит, до сих пор взрослая вроде бы женщина не научилась дотягиваться щёткой до самых дальних зубов или делала это нечасто. Врачи, как никто, знают людские пороки, и главный из них — лень. Нести в рот всякую сладость, щёлкать семечки, пить обжигающий чай отучить человека всё равно не получится, и пытаться не стоит. Но привыкнуть нормально чистить зубы ведь можно? Не всегда, выясняется вот, не всегда… Даже деньги и нервы, оставленные у стоматолога, ничему не учат.

Светлана уже взяла в руки турбину и поставила ногу на педаль, как вдруг ей закралась в голову шальная мысль. А что если проверить анестезию прямо сейчас, на Оксане? Они, хоть и продолжали общаться на «вы», всё же были на короткой ноге, поздравляли друг друга с новогодними праздниками. Да и во время приёмов делились всегда новостями — вот как сегодня. Это ведь идеальный для такого случая пациент! Её-то, в отличие от других, можно будет откровенно спросить об ощущениях после укола! Так и сказать, что пришла новая анестезия, вроде отличная, но клонит немного в сон. Если она вдруг тоже заснёт, как Попов — этим и объяснить. Если нет — просто спросить, что чувствовала!

Абсолютно беспроигрышная идея! Даже если что-то пойдёт не так, то, во-первых, всегда под рукой нашатырь, а, во-вторых, Оксана уж точно на станет на неё жаловаться! И хоть зубная ткань не задета и обезболивание не нужно — угораздило же её объявить об этом минуту назад! — всё ещё не поздно переиграть. На укол вздыхающая от каждого звука турбины Данилина согласится с радостью, а больше такой безопасной возможности протестировать новые ампулы у неё, скорее всего, не будет. Ещё не веря, что действительно делает это, Светлана вернула турбину в консоль и взяла в руки зеркальце.

— Боюсь всё-таки, что может быть чуточку неприятно… — сморщила она недовольно губы, снова осматривая верхнюю «двойку».

Пациентку долго уговаривать не пришлось.

— Давайте с обезболиванием тогда! — с видимым облегчением тут же сказала Оксана.

И заснула через полминуты после укола.

Это была фантастика… Значит, Попов не сидел на каких-то таблетках и не пришёл невыспавшимся, как она сначала предположила. Вот он, главный вывод её нехитрого эксперимента! Анестезия реально вгоняет в сон… И теперь оставался второй вопрос — случайным ли был тот утренний разговор?

— Как настроение у вас? — спросила она, выключив верхний светильник.

Казалось бы, что тут такого — но от звука собственного голоса душа ушла в пятки. И не зря — Данилина её явно услышала. Она повернула голову и вдруг выдохнула чуть не со стоном.

— Какое там настроение! На нервах с утра самого, всё из рук валится…

— Что-то случилось? — подняла брови Светлана и слегка улыбнулась.

Вот и узнает сейчас свежий семейный скандал — дочь опять громко слушала музыку или нагрубила прямо за завтраком. Такие жалобы вроде бы были полгода назад. Ну а как без них? Той уже скоро стукнет шестнадцать — её, наверное, присутствие рядом родителей бесит уже по факту.

— Да Паша, балда, записал одним махом троих, не предупредив! Я как узнала, пыталась как-то всё поменять, но он и слушать не стал! И на работе, говорит, уже отпросился, и врача нашего подводить нельзя!

Десна начала замерзать, и дикция уже поплыла, но мужа она передразнила очень похоже. Непонятно было только, чего так переживает-то?

— Разве не удобнее всем вместе на машине приехать? — удивилась Светлана.

— Продали мы недавно машину… на такси…

Если бы она не спала, то точно бы махнула резко рукой — эта раздражённая интонация всегда сочеталась у неё именно с таким жестом.

— Тем более! Выгодней ведь один раз заплатить, а не два-три!

Оксана то ли хмыкнула, то ли даже коротко хохотнула, но так тяжело и одновременно жалобно, что сразу стало понятно — дело тут не в деньгах. На какое-то время она замерла, а потом снова заговорила — тихо и чуть ли не равнодушно. Только пальцы, впившиеся в подлокотник кресла, выдавали, что происходит внутри.

— Мы всегда по врачам порознь ходим, иначе я вся изведусь. У меня и Сони первая группа крови, у него четвёртая. Да ещё она на меня похожа — в этом хоть повезло… Вот говорят, девочке лучше в отца быть, верно? А у нас наоборот всё…

Она на миг улыбнулась — так же горько, как в прошлый раз. И, будто торопясь всё сказать, быстро продолжила:

— Знаете, что на свете самое страшное? Это таблица, как группы крови наследуются. Люди нормальные её в глаза не видали — думают, что у ребёнка будет та группа, как у одного из родителей. Другие считают, что любой может быть. А там сложнее гораздо. Эту таблицу и сами врачи наизусть не помнят, а я всю её выучила — от страха. Жуткого страха… У неё не может быть первой группы, исключено — только вторая или третья, вот так почему-то. А у неё первая! В роддоме когда была, не знала таких деталей. Молилась даже, чтобы у неё была первая группа, как у меня. А бог-то всё знает! И дал, как просила! Как я радовалась, что у неё тоже первая! Камень с души упал — так казалось. И был случай при выписке — не поняла ничего тогда, только потом уже вспомнила. Паша при пожилой нянечке вслух сказал — мол, хорошо, что у ребёнка твоя первая группа, мою-то днём с огнём не найти! Что-то такое… Она же действительно редкая очень, четвёртая! И нянечка как-то странно на нас тогда посмотрела… То ли заставляли их это учить в советское время, то ли просто очень опытная была… Пронесло в тот раз… Соне был годик, когда я случайно увидела где-то таблицу — и жизнь словно перевернулась… Сразу вспомнила её взгляд! А несколько лет назад на рынке и саму встретила. Стояла, саженцы продавала. Я прямо напротив неё оказалась, узнала в секунду! И она, кажется, узнала меня — а может, придумываю уже себе. Ноги как ватные стали, не помню даже, как до дома дошла. Больше туда ни ногой…

Оксана замолчала, задышала часто, со всхлипами — и потом беззвучно заплакала. А Светлана застыла, окаменела. Мыслей в голове не было. Только ледяной ужас, остановивший дыхание. Трепетала ещё тоненькой пульсирующей жилкой надежда — не может быть, не может быть, не может быть… Но она уже знала, что может. У неё тоже была первая группа крови, и свои «варианты» — верхнюю и самую простую строчку таблицы — она ещё в институте запомнила без труда. И сейчас смотрела на сидящую в метре от неё пациентку как на прокажённую, боясь пошевелиться или что-то сказать. А та снова заговорила.

— Это ведь мой самый страшный кошмар, что когда-то вот так же случайно всё и всплывёт. Карточки, анкеты, анализы! Операция какая-нибудь, не дай бог. Группу крови не так редко уж спрашивают. А переезд этот? Будем в Америке делать страховки, вдруг попадётся какой-нибудь дуболом? Заметит и спросит прежде, чем сообразит. Или просто подумает, что в документах где-то ошибка… Я по-английски не очень, не смогу остановить вовремя. И будем там выяснять отношения, в чужой стране, при родне! А у них же ещё группы крови обозначаются не цифрами, как у нас, а буквами! И это выучила! И слов кучу — эритроциты, резус-фактор, агглютинин — чтобы всё понимать. Но самое смешное, конечно, что «кровь» будет «blood». Скрывай-не скрывай! Может, так слово и произошло… Когда нагуляла при муже, и кровь у ребёнка чужая — это ведь и есть блуд!

Она, видимо, хотела рассмеяться во сне, но до лица дошла лишь улыбка — да и та перекосилась, повисла на левой щеке, а потом соскользнула к губам. Светлана отметила на автомате, что заморозка сработала — правая сторона у неё и не должна была быть подвижной.

— Дошло до того, что я даже слова «кровь» боюсь, если кто-нибудь скажет или будет в тексте написано. Невозможно представить, каково это! А уж когда два этих слова вместе — сразу можно пить валерьянку. Дочь иногда Цоя слушает, а я всё жду, что она из любопытства спросит, какая группа у неё и у нас. Как на пороховой бочке сижу! Клянусь — в день, когда песню эту услышу, в церковь бегу. Замаливать. Да часто и в другие дни тоже. В прошлое воскресенье подруга в гости звала, а я к Матроне поехала, на Таганскую. Вымаливаю прощение. Я же никогда не была верующей. А теперь чувствую — есть кто-то там. Кару чувствую. Каждый день, каждый миг! Пусть даже и не простят, главное, этот крест до конца одной донести. Никому ж ни слова, ни полслова — мама моя не знает. С той стороны вообще всё обрубила… В мистику верить стала — я же тогда Рождество отмечала. И с тем, и с другим, через день. Не что-нибудь — именно Рождество! Ну и родила, как жила… не по-людски. Иногда кажется, что специально меня так наказали. Думала поначалу второго ему родить… искупить вину как бы. Долго думала, не решилась. У ребёнка ведь будет вторая или третья группа, и вот тут любой уже удивится — как так вдруг получилось? Всё и раскроется. И останусь я вмиг разведёнкой с двумя детьми. Хоть у Паши сердце и доброе, это же не игрушки — так человека испытывать, не заслужил он такого. И главное — счастливо жили-то, рука не поднялась всё разрушать…

Наконец она выдохлась. Опустила чуть-чуть подбородок, разжала пальцы, сжимавшие подлокотник, дыхание постепенно выровнялось. Очень осторожно, чтобы не загреметь случайно задетым поддоном, Светлана встала и сделала пару шагов к столу — ноги почти не держали. Первая мысль сразу же испугала — не могли ли всё это услышать за дверью? Нет, вроде бы нет. Едва успокоилась, сразу же накатил новый страх — стоило только взглянуть на часы на стене. Шестерёнки в мозгу вертелись с трудом, не подсказывали ответа, а она никак не могла сложить две стрелки, вонзившиеся в «три» и «пять», в три двадцать пять. Значит, у неё есть ещё полчаса. На зуб, даже с реминерализацией, уйдёт максимум пятнадцать минут — вылечить пациентку она обязана. А вот вторые пятнадцать понадобятся ей немедленно, чтобы просто прийти в себя. Будить Оксану прямо сейчас ей ни за что не хотелось.

Как она будет теперь смотреть ей в глаза? Сможет ли делать вид, что всё как обычно? Вот и проверила анестезию на свою голову! Вот и получила семейный скандал! Как в каком-нибудь сериале… И ведь через полчаса всё не закончится — впереди и Соня, и Павел. Разве сможет она теперь улыбаться им так же искренне и тепло, как только что в коридоре? Будет возиться с зубами, а сама думать только о том, что они не родные друг другу, что, несмотря на всю их любовь, у них обоих что-то украли. Она посмотрела неприязненно на Оксану и ахнула — ведь ещё придётся приводить в порядок её макияж! Тушь от слёз потекла, и эти следы обязательно нужно было убрать — иначе как потом объяснить, что та здесь рыдала? Светлана и так дрожала при мысли о том, что сказанное во сне может не до конца исчезнуть из памяти — а уж догадаться, отчего она тут ревела, Данилина могла вполне. Тема-то у неё такая больная наверняка одна!

Кроме туши, существовал ещё один узкий момент. Время! Часы висели на самом виду, и Оксана сразу могла заметить, как скакнула большая стрелка после укола. И если навалившуюся дремоту легко было списать на анестезию, то почему она проспала почти полчаса? Какими бы хорошими ни были их отношения, всё-таки в кабинет стоматолога приходят не спать. Да ещё когда муж с дочкой ждут своей очереди… Что на это ответить? Может, сделать вид, что пока та дремала, происходило что-то незаметное, но полезное? вот, точно! Скажет ей, что укрепляла эмаль зубов — без включения в счёт, как постоянной клиентке. Как раз очень в тему перед поездкой, чтобы в Америке подольше не обращаться к зубным. А в детали Данилина, как обычно, вникать не будет.

Обдумав всё ещё раз, она принялась за дело и едва уложилась в отведённые на передышку пятнадцать минут. Боясь потревожить спящую поспешным движением, Светлана намучилась с уже подсохшими подтёками туши и не смогла даже вспомнить, когда в последний раз так наводила марафет на кого-то. Наверное, несколько лет назад отмывала Марину после клуба, где та перепила. Справившись с макияжем, она надела прозрачную маску-забрало и взяла новую лампу для пломбирования — та выглядела футуристично и очень солидно. «Двойка» лечилась без пломбы, так что лампа всё равно сегодня была не нужна, а без красного защитного фильтра, который она тут же сняла, Оксана и не догадается, что за прибор у неё в руках. Скажет ей какой-нибудь «ультразвук», если что, и этого будет достаточно. А угрызений совести после её откровений она уже не испытывала.

В общем, так всё и вышло. Придя в себя от ватки с нашатырём и увидев её в полной экипировке, Данилина сама смутилась, что «как-то нелепо уснула», и не пришлось ничего говорить про анестезию. А версия насчёт укрепления эмали и вовсе сработала безотказно. Предстояло только повторить ту же самую «процедуру» для Павла и Сони, раз уж она проявила такую инициативу. По крайней мере, Оксана на это всячески намекала. И, вылечив ей зуб и попросив прислать дочь через десять минут, Светлана наконец-то с ней попрощалась.