Капитан-командор

Дмитрий Светлов, 2010

Блестящий морской офицер в отставке неожиданно оказывается в России XVIII века. Жизнь, которую он наблюдает, далеко не во всем соответствует тем представлениям, которые он вынес из советских учебников. Сергей быстро понимает, что обладает огромным богатством – техническими знаниями XXI века и более чем двухсотлетним опытом человечества, которого здесь больше нет ни у кого. В результате ему удается стать успешным промышленником и банкиром, героем-любовником и мудрым крепостником, тонким политиком и главным советчиком Екатерины Великой. Жизнь России преображается с появлением загадочного капитана. Но главная цель Сергея – пиратские походы…

Глава 2

Шаг в неизвестную жизнь

Сергей Николаевич инстинктивно зажмурился и присел. Но нет, тихо, только сильно пахнет озоном. Надо проверить, все ли в порядке, и начать надо с чердака и мансарды. В голове шумело, глаза ничего не видели, он снова закрыл глаза и сосчитал до ста. Открыл глаза и опешил. Он стоял в чистом поле, в буквальном смысле. Нет не только его дома — вообще нет никаких построек. Развернулся. Здесь земля шла под небольшой уклон и впереди сквозь редкие ивы и кустарник просматривалась река. Справа вдали синей полосой угадывался лес, слева менее чем в километре — роща. «Осталось только прочитать на столбе объявление: «Мужчина 68 лет ушел и не вернулся домой, — нервно хихикнул он и решил: — Надо посмотреть на свои следы, откуда я пришел сюда?» Но никаких следов не было; правда, земля была твердая, не пахотная. Но невысокая майская трава вокруг него была девственной. «Я не охотник-следопыт, — утешил он себя. — Важно — не откуда пришел, а куда идти». Что-то тянуло его к роще, и через несколько минут он понял что. Это была не роща, а сад, за деревьями просматривались постройки. «Вот и ладушки, — успокоился Сергей Николаевич. — Сейчас определюсь и поеду домой».

Забора не было ни вокруг сада, ни вокруг дома. Дверь в сени была открыта, но вторая, в дом, закрыта. Сергей Николаевич направился к сараям и крикнул:

— Эй, хозяин!

Из ворот дальнего сарая вышел мужчина лет сорока, увидев Сергея Петровича, подбежал ближе и, склонив голову, низко поклонился:

— Здравствуй, барин.

Юморист, блин… Хотя сам виноват — оделся как клоун.

— Потерялся я, мне в Тамбов надо.

— Тамбов-то близко, всего двадцать верст, — и куда-то вправо махнул рукой. — Нюрка, мать позови, — крикнул мужчина себе за спину. — Проходи в дом, барин, в ногах правды нет.

Сергей Николаевич поставил коробку и сундучок на лавку в сенях и вошел в дом. Хозяин вошел следом, оставив входную дверь открытой. В комнате было просто, скромно, но уютно, изба-пятистенка. Сергей Николаевич обратил внимание на иконы в красном углу. Иконы выглядели непривычно, он подошел к иконам, перекрестился и стал рассматривать. Все образа были на досках и написаны маслом, современных картонок под окладом из фольги не было. Еще раз перекрестился и, сев на лавку, сказал:

— Хорошие у тебя иконы, хозяин, правильные. Зовут-то как? Я Сергей Николаевич Алексеев.

— Трофим, — ответил хозяин. — А жена — Алевтина.

— Подскажи, Трофим, что мне делать? Я оказался безлошадным, а до Тамбова двадцать верст, сам сказал. И родне сообщить надо, чтоб не волновались.

Говоря «безлошадный» Сергей Николаевич подразумевал отсутствие машины, он давно подхватил это выражение от своего отца.

— А сколько у тебя было лошадей, барин?

— Более двухсот, и все породистые, — пошутил Сергей Николаевич, подразумевая мощность двигателя.

— Не повезло тебе, барин. Хорошо хоть, жив-здоров остался.

— Жив — это точно, а вот здоров — не уверен. В Тамбове пойду к врачу.

— Да цел ты, барин, и крови не видно.

— С головой что-то, провал памяти, не помню, как сюда пришел и сколько шел. Какое число сегодня?

— Первый день мая.

— Первый день мая? А ты когда последний раз в церкви был? Первое мая! Да я вчера — тринадцатого мая — из Петербурга приехал! Да за год скитаний я уже двадцать раз сдох бы!

— Не гневайся, барин, сегодня первый день мая, а в церкви с женой и детьми мы были в воскресенье, третьего дня. Видимо, и впрямь сильно голову ушиб. Полежи, может, и отпустит.

— «Полежи, отпустит». А в Тамбов ты вместо меня поедешь?

Тем не менее лег на лавку и задумался. Нет, ерунда все это, ерунда. Первое и главное — он выбрит, а брился он сегодня утром.

— Трофим, как мне до Тамбова доехать?

— Я коннозаводчик, барин, можешь купить лошадей у меня. Мои лошади хорошие, из Москвы купцы ко мне приезжают.

Вот бизнесмен! А на окнах не стекло, а какие-то обрезки. То, что на Тамбовщине есть конезаводы, Сергей Николаевич знал. Даже был в детстве в коневодческом совхозе и дважды ездил верхом, кажется, после седьмого класса.

— Может, и Лузков с Незоровым у тебя своих скакунов покупают?

— Нет, этих господ я не знаю. Но вот купчиха Батурина у меня каждый год покупает. Всегда по десять лошадок берет.

— Если госпожа Батурина у тебя покупает, то возьми в сундучке деньги, а мне дай двух самых лучших, объезженных, подкованных, под седлом со сбруей, да припасов мне и лошадкам до Тамбова. Щит, меч, копье и латы не надо, завтра с утра поеду.

Вечером родня начнет волноваться и завтра ему будет выговор за то, что не позвонил. Но с утра он выйдет на дорогу и проголосует. В автобус без денег садиться не стоит, но мир не без добрых людей, кто-нибудь да подбросит. Тем временем Тимофей принес из сеней сундучок и принялся с задумчивым видом звякать монетами.

— Вот, барин, мне этого хватит, — и показал юбилейный рубль с профилем Ленина.

Сергей Николаевич равнодушно пожал плечами.

— Барин, пошли лошадок выбирать.

— Трофим, я сказал — лучших скакунов. Вот и приведи лучших.

В дом вошла статная женщина и поклонилась.

— Моя жена Алевтина, — сказал Трофим. — Кушать будете?

— Через час, кашу с молоком.

Трофим и Алевтина вышли из дома, о чем-то поговорили у порога и разошлись по своим делам. Сергей Николаевич закрыл глаза. Он никак не мог понять, что случилось, события не поддавались оценке.

Проснулся от запаха пшенной каши и хлеба. Алевтина тихо накрывала на стол.

— Спасибо, хозяюшка.

Сергей Николаевич залил кашу молоком и взял ложку. Было вкусно, очень. Съев кашу, не удержался, налил молока в кружку и выпил, заедая ароматным хлебом. Встал из-за стола и слегка поклонился:

— Большое тебе спасибо, хозяюшка, очень вкусно готовишь, поклонился бы ниже, да живот мешает, — пошутил он.

— И вам спасибо за доброе слово, барин, — ответила Алевтина и стала убирать со стола.

Сергей Николаевич вышел из дома прогуляться. Сначала осмотрел огород, затем прошел через сад, спустился к реке. В реке он заметил ловушки. Попадут на рыбнадзор — мало не покажется. Хотя у них в рыбнадзоре могут быть свои, он и не такое видел прямо под окнами этой организации. Услышав за спиной топот копыт, обернулся. К реке на рысях спускались два всадника. В одном он узнал Трофима, другим был пацан лет четырнадцати. Они лихо осадили скакунов рядом с Сергеем Николаевичем.

— Красавцы, настоящие красавцы, — не сдержался Сергей Николаевич.

В лошадях он ничего не понимал, но эти два скакуна были по-настоящему красивы.

— Это мои? — спросил он Трофима.

Увидев подтверждающий кивок головы, добавил:

— Спасибо, Трофим, спасибо, уважил.

Он решил пристроить конюшню между баней и гаражом. Лошади этого стоили. Он не думал о деньгах и будущих конных прогулках. Просто кони ему очень понравились, с первого взгляда запали в душу.

— Вот этого зовут Буян, а этого — Буран, — сказал Трофим.

Когда начало вечереть, его позвали ужинать. Снова поставили пшенную кашу с молоком. После того как насытившийся Сергей Николаевич вышел из дома, за стол село все семейство. Побродив вокруг дома, он присел на завалинку, начало темнеть. Из дома вышел Трофим и сел напротив на землю. Затем вышли девушка и пацан, что был на второй лошади.

— Сколько тебе лет, красавица?

— Шестнадцать, — ответила девушка.

— Жених, наверное, уже есть? — пошутил Сергей Николаевич.

— Иосиф, свадьба будет осенью, он уже дом строит. Как дом закончит, так свадьбу и сыграем.

— Совет вам да любовь, — сказал Сергей Николаевич.

— Ну а ты, ковбой, чем занимаешься? — обратился он к мальчишке.

— Я не ковбой, отцу помогаю, лошадей пасу, лошадь не корова, за лошадью и уход, и надзор нужен.

— Тогда да, не ковбой, ковбои только коров пасут да лошадей губят. В каком классе учишься, как зовут?

— Фрол я, конечно, у отца учусь, про классы ничего не знаю, но отец нас с братом учит. Нам породу держать надо, тебе же, барин, наши лошадки понравились, ты и деньги хорошие дал.

— Не понял, ты в школу ходишь?

— Так я уже не малец, мне тринадцать лет, письму, счету и закону Божьему меня батюшка давно научил.

— Давно, две зимы как, — вставила девушка.

— Барин, ты давеча сказал, что из Петербурга приехал, — вступил в разговор Трофим. — Расскажи про столицу. Говорят, красивый город.

Сергей Николаевич начал рассказывать про Петербург. Завораживающая красота разводных мостов, Нева в ожерелье великолепных дворцов. Великолепие фонтанов Петергофа, роскошь Зимнего дворца. Стал описывать Царское Село, посетовал на то, что дворцовый комплекс до конца не восстановлен после войны. Бывший парадный въезд до сих пор в руинах, ямах и канавах.

— Никогда не слышал, чтоб германцы заходили на наши земли, да еще порушили столько, — удивился Трофим.

— А блокада Ленинграда? Ты что, забыл?!

Но тут вступила в разговор Алевтина, вышедшая послушать разговор вместе с Нюрой:

— Барин, а ты царицу видел? Говорят, красавица! А какие она платья носит?

Сергей Николаевич стал описывать платья, что видел на картинах и в музеях. Для него фасон времен Екатерины II, что фасон времен Марии Стюарт. Поэтому он описывал детали, всякие там рюшечки и украшения. Вспомнилось платье-мундир Екатерины II — она была шеф-полковником Семеновского полка — детально описал это платье. В это время Трофим с Фролом заговорили о войне. Пора татарам по шапке дать да Крым воевать, за Татарским валом лучше следить, вот, барина обидели. Трофим сходил в дом и, дождавшись паузы в рассказе, протянул саблю:

— Возьми, барин, может, пригодится.

— Спасибо, — автоматически ответил Сергей Николаевич, — что это?

— Сабля татарская, — ответил Трофим.

Сергей Николаевич принялся рассматривать саблю. Обычная сабля, такие в музеях кучей свалены под картинами батальных сцен. Семейство Трофима потянулось в дом, пора спать. Пошел и Сергей Николаевич. У печи горела лучина, точно такую лучину он видел в музее Кижи. «Барин», «царица», «три года закон Божий»?! Он взял за плечо Фрола:

— А ты можешь ответить, какой сейчас год?

— Конечно. Одна тысяча семьсот шестьдесят пятый, — ответил Фрол.

–???

Сергей Николаевич пошел к лавке. Пуховая перина, пуховая подушка, пуховое одеяло. Хотя на взгляд одеяло и перина друг от друга не отличались. «1765 год», — подумал он, засыпая.

Утром его разбудил петух, на столе стояло молоко, хлеб и лежала сабля. «Мне что саблей махать, что шваброй размахивать — результат будет один», — подумал Сергей Николаевич. Сабля! Со времен Ивана Грозного оружие было только у дворян и солдат! Крестьяне, горожане и купечество не имело оружия. Подобное нарушение каралось каторгой или смертью. Купеческие караваны в Сибири, где разбойничали дикие племена, охранялись воинскими или казачьими отрядами.

Когда заканчивал завтрак, в дом заглянул Трофим:

— Барин, а что с коробом делать?

В руках он держал пустую коробку. Сергей Николаевич вышел из дома, где у крыльца стояли под седлом обе лошади. У одной по бокам висели кожаные сумки и мешочки.

— Так ты говоришь, сегодня второе мая тысяча семьсот шестьдесят пятого года?

— Да, барин, — улыбнулся Трофим.

Сергей Николаевич достал кортик и рассек упаковочную ленту на днище коробки. Затем подцепил и выдернул скрепки на торце.

— Сложи и в багаж.

Трофим удивленно рассматривал то, что секунду назад было коробкой. Сергей Николаевич вернулся в дом, встал перед иконами на колени и начал молиться. Когда он поднялся, все семейство Трофима сидело на лавках. Присел и Сергей Николаевич, помолчал с минуту, затем встал и поклонился — сначала Трофиму, затем Алевтине:

— Спасибо за хлеб, соль да приют.

— И тебе, барин, скатертью дорога.

Вышли на крыльцо, Трофим подал к ноге стремя, и Сергей Николаевич сел в седло прямо с крыльца. Подошел Фрол и прикрепил шпоры. «Морская кавалерия со шпорами», — подумал Сергей Николаевич и тронул коня.

Как ездить верхом, он знал только теоретически, из слышанных в детстве рассказов. Если лошадь идет шагом, надо плотно сидеть в седле, не елозить, попадая в ритм шага животного верхней частью своего тела. Иначе сотрешь свой зад в кровь. Если лошадь идет трусцой или скачет, то свой вес надо перенести на ноги. Необходимо прижаться коленями к бокам лошади, иначе зад разобьет о седло, и тоже в кровь. Прямая посадка кавалериста говорит о его сильных ногах, а не о том, что у него на заднице мозоль, как на пятке.

Сергей Николаевич пустил коня шагом, решив до Тамбова максимально освоиться с верховой ездой. В дороге надо обязательно делать перерывы и идти рядом с лошадьми. Иначе можно не заметить проблем своего физического состояния.

Дорога, а точнее тропинка, только угадывалась. Но Трофим ему подробно объяснил все ориентиры, видимо, сам ездил не один раз.

…Сетовать на то, что в России нет и не было дорог, может только незнайка. Дорог не было потому, что они не были нужны. Все города и поселения стоят на реках, летом перевозки и торговля связаны с реками. Это в XXI веке многие из них стали вонючими канавами. Сергей Николаевич помнил, как в пятидесятых годах по Цне ходили баржи и пассажирские суда. Еще Петр I сделал здесь Волго-Донской канал, соединив шлюзом Цну и Ворону. Зимой в России на санях можно ехать куда угодно. Что под снегом — дорога или болото, — неважно. Главное — хорошо одеться и не сбиться с пути. Если нужда заставляла везти грузы в распутицу, то использовали волокуши. В России не существовало разбитых дорог с глубокими, заполненными грязью и водой ямами. Копыта лошадей в принципе не могут повредить травяной покров.

Покачиваясь в седле, он вспомнил древнеримскую дорогу. Его судно стояло в итальянском порту Бриндизи. Древний город будоражил воображение, нагулявшись и сделав множество фотографий, он сел в уличном кафе. Смакуя хороший и вкусный кофе, разглядывал офисных клерков, которые собрались в кафе на обеденный перерыв.

— Вы нашу главную достопримечательность видели? — неожиданно спросили с соседнего столика.

— Какую? Ваш город полон древних достопримечательностей.

— Дорога номер один, она соединяет Рим и Бриндизи. По ней шли в Рим основные товары, вот она, — говорящий показал рукой.

Сергей Николаевич повернулся и ничего не увидел. Итальянец именно такой реакции и ожидал, весело засмеялся и сказал:

— Видите в двадцати метрах маленькую арку и памятную табличку рядом? Это начало дороги, хотя римляне считают, наоборот, концом. Арка — это городские ворота с остатками стены.

Арка городских ворот размером не превышала проем двустворчатых дверей. За ней лежали мраморные плиты обычного тротуара шириной для четырех пешеходов. Узкий тротуар прямой линией уходил в холмы. Все очень просто, никакого величая или давления на психику гигантскими размерами.

— Удивлены? — с довольным видом спросил итальянец.

— По этой дороге вереницы рабов несли товары из Греции, Египта и других земель.

— А как же ездили повозки и кареты?

— Не существовало повозок и карет, одна лошадь стоила дороже пяти сотен рабов.

— Но лошади уже были…

— Лошади были, всадники ехали справа от дороги, Рим является основателем правил дорожного движения.

…Сергей Николаевич начал осваивать кавалерийскую науку. Засекая по часам режим движения, двадцать пять минут шагом, двадцать пять минут на рысях, десять минут рядом быстрым шагом. Думать о создавшейся ситуации не хотелось. Он был между двух зеркал, когда, возможно, в дом ударила молния. Зазеркалье, ведьмы и чеширский кот выйдут и все расскажут. Нет фактов и не о чем думать, хотя он постоянно ощущал какую-то неправильность. Через пять часов тренировки стал ехать увереннее. Иногда, встав в седле, пускал своих рысаков в галоп, в ушах свистел ветер.

После полудня, выбрав место, остановился на обед. Хлеб, квас, пара куриных да пара гусиных яиц, сырокопченая колбаса. Упряжь своих лошадок трогать не стал. Вроде что-то надо было ослабить, а потом подтянуть, но он побоялся: не умеешь — не трогай. Не решился привязывать или связывать лошадям ноги. Но его кони от него и не отходили, обнюхивали его и выпрашивали хлеб. После обеда лихо поднялся в село, во-первых, наловчился, а во-вторых, чувствовал физическую легкость и эмоциональный подъем. Решив ускорить путешествие, сразу пустил коней рысью. Через несколько минут тропинка вывела его на дорогу, он увидел Тамбов. Дорога выглядела непривычно, просто полоса более низкой, примятой травы среди поля. Впереди деревянные стены и башни города. От стены в поле расползлись домики с садами и огородами.

«Так монголы ничему и не научили», — подумал Сергей Николаевич. Подходи и поджигай город, жители сами прибегут, держа в руках ценные вещи. Но надо продумать дальнейшие шаги. Если это 1765 год и в России царица, то могут быть Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета или Екатерина II. Это был женский период правления в России, но кто из этих дам и когда правил, он не помнил. Было уже жесткое сословное разделение общества, ему надо как-то представиться и начать новую жизнь. Можно представиться дворянином или купцом. Лучше дворянином, больше возможностей. Денег у него нет, никаких бумаг нет, никто и нигде не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть.

Правда, уже при Иване Грозном или даже раньше существовала государственная регистрация. Делались записи о рождении, а может быть, о крещении. Записи велись в церкви, может быть, какими-то дьяками в каких-то приказах. Записей о нем, конечно, нигде нет. Придется заняться хлестаковщиной. Но о своей жизни говорить правду по максимуму, в именах родителей не врать — легко запутаться. Сундучок с монетами в Тамбове не поможет, здесь нужен город большой, например Москва. Советские полтинники и рубли были мельхиоровыми, в юбилейных и олимпийских рублях содержание серебра выше. Все «белые» европейские и азиатские монеты тоже с серебром. Монеты ЮАР времен апартеида — из серебра. Это возможный потенциал, больше за душой ничего.

Сергей Николаевич поднял глаза — оказывается, перед ним застава. У дороги стояла полосатая будка и открытый шлагбаум. На него смотрели два солдата. Уловив его взгляд, они сделали шаг к дороге. Справа и слева поле, где паслись коровы, козы, кони, с криками бегали дети. Солдаты и не пошевелились бы, если бы он ехал в ста метрах от дороги. Умом Россию не понять, Россию надо знать.

— Где губернатор? — не останавливаясь, спросил Сергей Николаевич.

— Так, это, у себя, вашблагородь, — ответил, по-видимому, старший.

— У себя — это где? — уже оборачиваясь, снова спросил Сергей Николаевич.

— Вашблагородь, езжайте прямо, а там слева увидите, — снова ответил старший.

И это пограничный город! Отсюда до татарского вала не более пяти километров.

Внутри крепости стояли добротные дома, в основном одноэтажные, украшенные резными наличниками и коньками. Все говорило о достатке и аккуратности жителей. Даже о некотором хвастовстве друг перед другом. Дом губернатора выделялся «запахом власти», на крыльце сидели два лакея. Кто губернатор, как фамилии дворян, живущих в городе или в губернии? — а шут его знает! Как и все жители современного ему Тамбова, он помнил имена Державин и Чичерин. А когда они жили? Чем занимались?

Спрыгнул с коня, немного покачался с пятки на носок, разминая ноги. Затем взял за шиворот ближайшего лакея, подтянул его к себе и накинул на шею повод.

— Доложи губернатору: Сергей Николаевич Алексеев просит аудиенцию, — сказал второму лакею и начал подниматься на крыльцо.

— Я сам дверь открывать буду? — обратился к застывшему лакею.

Лакей подпрыгнул, открыл дверь и пытался проскочить впереди Сергея Николаевича. Но был пойман. Сергей Николаевич вошел внутрь и повернулся к лакею:

— А теперь бегом!

Топая, лакей бросился куда-то вправо, Сергей Николаевич, позвякивая шпорами, пошел следом, остановился и услышал за дверью:

— Там Алексеев просят аудиенцию!

— Так веди! Зачем за дверью держать?

Дверь открылась, и Сергей Николаевич, выпустив лакея, вошел в комнату:

— Сергей Николаевич Алексеев, — поклонился он, — возвращаюсь из Японии домой, да в пути потерял все.

Лица присутствующих стали постными. «Участь просителей всегда и везде одинакова», — подумал Сергей Николаевич. В комнате сидели в креслах пятеро мужчин, определить, кто из них губернатор, было невозможно. Одеты присутствующие были в какое-то подобие длиннополых пиджаков без воротников и лацканов, но с манжетами. Ниже виднелись белые обтягивающие полотняные штаны. Рубашки были без воротников, на завязках у шеи. Пиджаки и рубашки были с шитьем, но вся одежда выглядела мятой. У всех на пальцах были перстни. На этом фоне одежда Сергея Николаевича выглядела намного лучше и богаче, но явно другого фасона и стиля.

— Вы сказали, из Японии? А как вы ехали? — спросил сухощавый невысокий мужчина лет сорока.

Сергей Николаевич начал рассказывать, не углубляясь в подробности. Выехал из Нагасаки, затем Китай, Таиланд, Индия, Цейлон, Йемен, Саудовская Аравия, Иордания. Но тут один из присутствующих не согласился:

— Вы говорите Йемен, Саудовская Аравия, Иордания, я про такие страны не слышал, их нет.

— Позвольте, как это нет, если я там был! — загорячился Сергей Николаевич. — Прикажите слуге принести сундучок из моего багажа, я вам докажу!

Один из присутствующих позвонил в колокольчик и отдал приказ вошедшему слуге.

— А много ли вы путешествовали? — спросил он, обращаясь в никуда.

— Почти всю свою жизнь, — ответил Сергей Николаевич, разглядывая стены.

— В Африке были?

— В Африке был.

— И в Америке были?

— И в Америке был, и в Северной, и в Центральной, и в Южной.

— А почему бы вам просто не побывать в Европе?

— Был я и в Европе, от Полярного круга до Испании, эти брюки куплены в Испании, — Сергей Николаевич крутнулся, показывая присутствующим свои джинсы.

— Пояс с кинжалом подарил испанский король?

— Это кортик а не кинжал! Личное оружие морского офицера!

— Так ты морской офицер?!

— Бывший, служил в Англии, Голландии, Америке и в Японии, вышел в отставку и возвращаюсь домой.

В комнату вошел слуга и поставил сундучок на стол. Сергей Николаевич открыл сундучок, выставил рядом глухо звякнувшие четыре кошелька и косметичку. Затем начал перебирать монеты. Почувствовав какое-напряжение, не поднимая головы, глянул на сидящих. Присутствующие обменивались понимающими взглядами. «Нет, господа, — подумал Сергей Николаевич, — в этих кошельках нет ни золота, ни бриллиантов». Наконец нашел нужное и положил на стол.

— Вот, господа, — это динары Иордании, здесь написано арабской вязью, а вот здесь латиницей Jordan, а это деньги Йемена, это Саудовской Аравии.

Сергей Николаевич продолжил доставать монеты:

— Это из Африки — Кения, Гвинея, это из Америки — Аргентина, Венесуэла.

Расписывая природные пейзажи разных стран, постепенно уводил разговор в сторону. Он вспомнил: эпоха колонизации Африки и Азии еще не наступила. Сегодня, в XVIII веке, Иордании, Саудовской Аравии и Йемена действительно нет. Есть Турция и входящая в состав Оттоманской империи Аравия. Он где-то читал или видел в кино, хотя верить фильмам Голливуда — себе дороже, там все перевернуто и переврано.

Присутствующие заинтересованно рассматривали монеты, делились впечатлениями. Обсуждали непонятные рисунки на аверсе или реверсе монеты.

— Сергей Николаевич, а ты где остановился? — поднял голову от монет слегка полноватый мужчина лет сорока.

— Еще нигде, как въехал в город так сразу к губернатору — представиться.

— Молодец. Да, представиться, я губернатор, Воронцов Иван Николаевич, а это мои друзья.

Гостями губернатора оказались князь Кирилл Петрович Нарышкин, граф Семен Тимофеевич Шереметев, поместный дворянин Петр Савельевич Шептунов и князь Сергей Васильевич Бабарыкин.

Сергей Николаевич поклонился общим поклоном.

— Оставайся гостем у меня, вечером соберемся по-семейному. Ты нам расскажешь, как жилось на море, да про страны разные.

— Спасибо за гостеприимство, Иван Николаевич, — Сергей Николаевич снова поклонился.

Воронцов ссыпал монеты обратно и, указав вошедшему слуге на сундучок, приказал:

— Проводи гостя в правую комнату, у меня жить будет.

Сергей Николаевич еще раз поклонился и последовал за слугой на второй этаж. Достаточно просторная комната, не очень широкая, но высокая кровать, шкаф, сундук, небольшой стол, два стула и кресло, туалетный столик с зеркалом и ночной горшок у стены. Подошел к окну. На улице пусто, мужик катил перед собой пустую тележку. «Кажется, в той стороне рынок», — подумал Сергей Николаевич. Первый шаг сделан, теперь надо закрепиться. Какое-то время он будет всех развлекать своими историями и воспоминаниями. Но через месяц это надоест. «Таити, Таити, а нас и здесь неплохо кормят!» — вспомнил он слова из мультфильма. За месяц надо определиться и сделать следующий шаг.

Сергей Николаевич пошел искать конюшню. Его красавцев мыли и чистили, рядом, что-то обсуждая, стояли губернатор и его гости.

— А не внуком ли будешь Алексееву Сергею Петровичу? — завидев Сергея Николаевича, спросил губернатор.

— Я не знаю, родители умерли в Англии, когда мне было двенадцать лет. Они приехали в Англию из Петербурга. Отец — Алексеев Николай Сергеевич, матушка — Евдокия Владимировна, в девичестве Грушевская. Про Тамбов они говорили, помню, но что здесь за родня, не знаю, может, и найду родную кровь.

— Надо будет Алексеевым весточку послать, а я полицмейстеру накажу поискать.

— Я к Алексеевым сам съезжу, поговорю, они родовую линию должны знать, в любом случае помогут.

«Написать письмо в стиле XVIII века для меня проблема», — подумал Сергей Николаевич.

— И то верно, род Алексеевых большой, найдешь своих, по родовому перстню и найдешь.

— Иван Николаевич, мне бы одеться, что имею — все на мне.

— Это не беда, я распоряжусь, — слышал?

Губернатор повернулся к стоящему в стороне слуге, тот молча поклонился и в свою очередь позвал еще кого-то.

— А что случилось? — вступил в разговор Бабарыкин.

— Сам не понял, все как в тумане да плохом сне. Остался с двумя лошадьми да татарскую саблю получил в подарок.

— Хорош подарок, — хохотнул Шереметев. — Молодец, отбился. Я так с четвертой баталии понимать стал, а так тоже все было как в тумане да во сне. А у тебя ни царапины, сам цел и кони целы, молодец!

— Ты бы отдохнул с дороги, — сказал Воронцов, — а то вечером дамы тебя замучают расспросами, да и нам интересно послушать будет!

Сергей Николаевич вернулся в комнату. Сундучок стоял на столе, рядом лежала сабля, сумки стояли у стены. Открыл сундучок и высыпал туда монеты из кошельков и косметички. Затем открыл сумки: надо проверить, что он прихватил с собой в XVIII век. Хотя что из вещей XXI века может быть полезным в XVIII веке? А ничего! Снял китель и повесил на спинку стула, сверху бросил шарф и ремень с кортиком. Подумав, отнес сапоги к двери, ковра не было, но пол не холодный. Сел на пол и стал разбирать сумки.

Сверху лежали часы с кукушкой. Когда-то они с женой купили эти часы в Риге и повесили в большой комнате. Но бой этих часов быстро всех достал. Если бы просто ку-ку! Нет, сначала раздавался скрежет, затем ку-ку в сопровождении бум-блям в тональности кастрюли. Часы быстро оказались на антресолях, а потом и в гараже. Под часами лежала алюминиевая кофеварка для газовой плиты — ну, это то, что надо. Он поставил кофеварку на стол. Следом была большая железная коробка с пуговицами, нитками, ножницами, наборами иголок, крючков и прочее. Обычное женское хозяйство, которое после смерти жены тоже оказалось в гараже. Он выудил из коробки походный набор — цилиндрик, закрытый наперстком. Там лежала катушка черных и белых ниток с несколькими иголками.

Снова такая же коробка, мотки резинки для трусов, тесьма, пуговицы и т. д. А вот — вещь! Нужная вещь и стоит денег! Военно-морской двадцатикратный бинокль с расчетной сеткой. Он купил его в 1994 году в Риге на рынке за двадцать пять долларов. Великолепная оптика, и легко определить расстояние до цели.

Еще одна коробка — запасные лампочки для его «Волги». Тяжелый сверток — набор хромованадиевых гаечных ключей. Маленькая коробочка — в ней театральный бинокль жены. В другой — будильник из комнаты детей. Еще будильник. Тяжелая коробка, в ней часы в красном полупрозрачном корпусе. Эти часы ходят хорошо и точно, только вышли из моды. Ареометр для аккумулятора, логарифмическая линейка, офицерская линейка, карандаши — десятка три разных цветов. Несколько записных книжек детей, десяток старых шариковых ручек. Почти десяток брелков для ключей, две рулетки. Несколько обычных школьных линеек, с другой стороны написаны различные формулы. Две тетрадки ученика 2-го А класса. «Сказки народов мира», школьные резинки, два подшипника, боевой патрон от автомата Калашникова. Все переложил в сундук.

Теперь вторая сумка. Сверху — детская швейная машинка. Сергей Николаевич улыбнулся, это подарок младшему сыну на день рождения в пятом классе от его одноклассницы. Подарок долго стоял в комнате на видном месте, потом тихо переехал в гараж. Модель двигателя крейсера «Варяг». Когда-то второй сын почти год сопел над этой моделью. Четыре фотоаппарата «Смена», рядом в пакетах для фотобумаги пачки старых, давно забытых фотографий. Полиэтиленовый пакет с бигуди и бюстгальтером жены. Несколько складных перочинных ножиков, несколько алюминиевых цилиндриков с негативной фотопленкой. Сверла, лерки, плашки, штангенциркуль, десяток гаечных ключей, маникюрный набор, отвертки, три резца для токарного станка. Снова коробочка, в ней набор теней для макияжа. Коробочка — три пары позолоченных запонок, изящные — с горным хрусталем, попроще — с агатом и массивные — с фальшивым зеленым камнем. Когда-то было модно под китель носить рубашки с запонками. На стол. Опасная бритва — нет, две! Ого, это важно!

Когда-то по молодости ему захотелось бриться опасной бритвой, как брился его отец. В один из приездов в отпуск он привез отцу в подарок бритву «Харьков-3». (Впоследствии выпуск прекратили — бритва оказалось копией Philips.) Взамен выпросил у отца его опасную бритву. Брился примерно год, потом забросил. Вторую бритву он взял у тещи после смерти тестя, взял просто так, как память. В нынешней ситуации опасная бритва ой как нужна! Как сейчас бреются, он не знал, может, опасные бритвы уже есть. Положил бритвы рядом с кофеваркой и походным набором иголок с нитками. Остальное — в сундук, сверху положил сумки и закрыл.

Надо побриться, подошел к зеркалу и оторопел. Нет, в зеркале был он, но он в двадцатилетнем возрасте! Вот это да! Сделал несколько идиотских кривляний, зачем-то подергал себя за щеки, открыл рот — еще сюрприз. Вместо металлокерамики цвета унитаза и стоимостью в автомобиль во рту были его родные, слегка желтоватые зубы. Открылась дверь, и в комнату вошла служанка. Опустив голову, но откровенно разглядывая его при этом, положила на кровать халат, ночную рубашку и чепчик, у кровати поставила шлепанцы. «Вот так! Я сижу на горшке посреди комнаты — и без стука входит служанка!» — подумал он и спросил:

— Красавица, а где большое зеркало, в мой рост?

— Идем, барин, покажу.

Они спустились на первый этаж и прошли в зал. На стене меж окон было два больших зеркала в рост. На Сергея Николаевича смотрел парень лет двадцати, точнее — он сам, когда был в этом возрасте. Через тонкую гипюровую рубашку просматривалась массивная золотая цепь с православным крестиком. На левой руке золотой браслет с часами. На безымянном пальце массивный золотой перстень с изумрудом. Искусная монограмма сеточкой покрывала камень, на правой руке золотое кольцо. Такому парню построить новую жизнь легче. И не надо рассказывать байки о пятидесяти годах скитания по морям-океанам. Хотя, что ни говори, пятьдесят лет морю он отдал…

— Красавица, принеси мне воды помыться-побриться.

— Хорошо, барин. Меня Леной зовут, — девушка продолжала на него смотреть.

Сергей Николаевич вернулся в комнату, снова подошел к зеркалу. Сколько же теперь ему лет? Снял джинсы и осмотрел ноги. Шрамик на ноге от падения на мотоцикле есть, значит, и девятнадцать лет ему есть. Осмотрел руки: шрамика на правой руке нет. Он разодрал руку на тренажере во время сдачи зачета по борьбе за живучесть. Двадцати двух лет ему нет. «Усредняем, считаю свой возраст двадцать лет, день рождения не изменен», — решил он.

Изменение возраста должно резко изменить его поведение. Он уже не старый морской волк, чья задница давно обросла ракушками. Двадцатилетний юноша никак не мог побывать во всех уголках этого мира. Тем более в XVIII веке, когда лучшие парусные корабли имели скорость в четыре раза меньше обычных торговых судов XXI века. Теперь он уже не Сергей Николаевич, а просто Сергей.

В дверь постучали.

— Входите.

В комнату вошли четверо мужчин, поклонились:

— Мы по приказу губернатора, обшить тебя, барин. Я Тимофей, а вот Ануфрий, Никифор и Дормидонт.

— Ну так с Богом, вперед, — и вышел на середину комнаты.

Его начали измерять со всех сторон, голову от уха до уха через лоб, через затылок и через темечко. Ступни и в длину и в ширину, и от большого пальца до голени, до косточки, от пятки до колена. Руки, ноги, и другие привычные портновские замеры. Сергей переносил все стоически, будут правильные замеры — легче портному. И конечный результат на нем будет смотреться лучше.

Порой идешь по улице, а у женщины или девушки ткань «тянет», и зад вместо привлекательного кажется вислым. Или ткань идет морщинами с одной стороны, придавая милой фигуре клоунскую комичность. В магазинах говорят: «Не покупайте на рынке, там самопал из подвала». Так и честные хозяева бутиков берут товар на реализацию в том же подвале. Проще самому прийти в подвал и заказать одежду по фигуре. Будет и лучше, и дешевле.

Сапожник, закончив замеры, сидел у стены. Он щупал, мял, нюхал и гладил сапоги, удивленно покачивая головой.

— На клею и железных скобах, — сказал Сергей.

— Да, мудрено сработаны, — ответил сапожник, — но не пойму, из чего подошва и каблук, сапоги ношены, а тут износа почти не видно.

— Это из особой кости в далеких краях.

— Слышал уже, ты и в Африке бывал, и в Америке.

Закончили и портные, и тоже тщательно рассматривали и мяли китель и джинсы. Осторожно, даже с опаской, держали в руках гипюровую рубашку. На их лицах читалось откровенное изумление. Они никогда не видели подобной ткани, а качество пошива в их понимании было запредельным.

Осталось согласовать самый важный вопрос, как расплатиться за заказ. Откладывать на потом, когда будет доставлена готовая одежда и обувь, неразумно. Нет никакой гарантии, что к этому времени у него будут деньги, а вот ославиться можно навсегда.

— Что скажете, господа, — обратился Сергей.

Сказать «мужики», для них оскорбление. Мужики — это батраки, беднота. Крестьянин или простолюдин — «человек». Общеизвестное выражение — «Человек — это звучит гордо!» — изначально подразумевало крестьян и простолюдинов.

— Чтобы между нами не было спора, сразу скажу: русских денег у меня нет. Есть только заморские монеты. Если вы согласны на такую плату — беритесь за заказ. Если нет — извините.

— А что тебе надо, барин?

— Да все мне надо, все мое на мне, нет ни летнего, ни зимнего, ни нижнего.

— Показывай свои заморские сокровища, барин.

— Смотрите. — Сергей открыл и пододвинул сундучок.

Гости дружно склонили головы над сундучком и принялись деловито звякать монетами, переговариваясь и что-то обсуждая.

— Вот, барин, смотри, — они показали выбранную плату.

— Что за деньги мы взяли? — спросил Ануфрий.

— Это английские деньги по шесть пенсов, это арабская монета в десять динар, это китайская из Гонконга, эта сиамская из Сингапура, эта шведская.

Мужчины с новым интересом стали рассматривать выбранные деньги.

— Возьми, Тимофей. — Сергей протянул походный набор с иголками.

Тимофей непонимающе взял цилиндрик, повертел в руках.

— А ты покрути наперсток, — подсказал Сергей.

Тимофей неловко стал крутить, потом понял, открыл, на ладонь высыпались иголки. Тимофей аж побледнел.

— Барин, у меня таких денег нет!

— А ты как плату за ткани и работу посчитай.

Тимофей пошевелил губами, посмотрел на своих товарищей, на Сергея, кивнул своим мыслям, подошел к сундучку и взял еще монетку.

— Это не все, — продолжил Сергей. — Посмотри мои пуговицы.

Он достал из сундука две железные коробки и подал Тимофею. Четыре головы снова склонились вместе. Раздались удивленные и даже восхищенные возгласы. В комнату вошли две служанки с ковшиками, тазиком и ведром воды. Девушки без стеснения рассматривали почти голого Сергея и удивленно косились на копошащихся и гомонящих мужчин.

— Барин, ты помыться просил.

Сергей приступил к процессу мытья-бритья. Служанки ловко и сноровисто помогали, в результате и помылся, и побрился, и волосы вымыл.

Когда девушки ушли, Сергей снова повернулся к Тимофею. На столе аккуратными рядами лежали выбранные пуговицы. Обычные женские пуговицы, некоторые сверкали золотом или серебром. В сторонке лежали мотки тесьмы, даже шнурки для ботинок приглянулись.

— Много же у тебя, барин, всяких заморских диковин! — воскликнул Тимофей.

— Позволь, барин, у тебя купить вот это. — Дормидонт показал на ладони несколько металлических крючков.

— А мне вот это. — Никифор показал моток корсажной ленты.

— Вот что, господа. Коль скоро я оказался без своего багажа, то и эти коробки мне пользы не принесут. Возьмите их на реализацию.

— Как это — на реализацию?

— Что продадите, за то и деньги принесете, оставшееся вернете.

— Много разных полезных штучек у тебя, долго торговать будем.

Но Никифор дернул говорившего за рукав и что-то быстро шепнул. Сергей улыбнулся и сказал:

— Правильно Никифор говорит: мир большой, необязательно все продавать в Тамбове.

— Сами коробки можно взять на реализацию? — осмелел Никифор.

Сергей снова улыбнулся. Две красивые железные коробки: одна из-под конфет, другая из-под печенья. В таких коробках и в XXI веке хозяйки любят держать всякие полезные мелочи.

— Дорогие, тонкой заморской работы, но можете взять на реализацию.

Мастера индивидуального пошива согласно закивали головами, но глаза светились детской радостью.

Простившись с гостями, Сергей лег и незаметно уснул.

— Вставай, барин, — над ним низко склонилась служанка, — все гости уже собрались.

Вечерело, он быстро оделся и спустился в зал, где за столом сидели не менее двадцати человек. Начался ужин, но голодным оказался один Сергей. Остальные вяло ковырялись в своих тарелках, с удивленным интересом наблюдая, как он ест. «Да, господа! Пятьдесят лет в кают-компании — это уже привычка», — мысленно хмыкнул он.

Присутствующие перебрасывались обычными фразами, все ждали главного блюда — рассказов Сергея. Насытившись, он откинулся на стуле и обратился к Воронцову:

— А можно ли попросить чашечку кофе, без сахара?

— Кофе? — Воронцов в свою очередь посмотрел на жену.

–??? — жена повернулась к прислуге.

Прислуга испуганной стайкой бросилась на кухню.

— Иван Николаевич, это не обязательно, я привык к кофе после еды и спросил по привычке, не подумавши, еще раз извините.

В столовую вошла сухонькая старушка и сказала, обращаясь к жене губернатора:

— Кофе у нас есть. — Сказано было таким тоном, что можно было продолжить: «у нас все есть».

— Простите, Иван Николаевич, я люблю кофе, сваренный особым способом. Можно я пройду на кухню и покажу кухарке, что надо делать?

— Пожалуйте. — Воронцов растерянно пожал плечами.

Сергей попросил разрешения пройти на кухню по простой причине. Он понял, что кофе здесь не пьют, и опасался получить вместо кофе бурду. Вместе с ним из-за стола встали почти все женщины. «Мы тоже пойдем на кухню, мы тоже хотим научиться», — на все голоса загалдели дамы.

Кофе оказался зеленым, и Сергей начал командовать:

— Кофе пожарить на сливочном масле, принести и приготовить кофеварку.

Но тут все женщины возжелали кофе. «Голубушки, не пили вы кофе, не понравится он вам, давиться и плеваться будете», — мысленно пожалел он женщин.

— А давайте я вам приготовлю капучино, кофе по-итальянски, — предложил он.

Естественно, все захотели кофе по-итальянски. Капучино он сделать не сможет, а сладкий кофе со взбитыми сливками — это легко. Закипела работа, взбивали сливки, в ступке толкли колотый сахар в сахарную пудру, жарили кофе. Женщины обступали его со всех сторон, откровенно прижимаясь и привлекая к себе внимание. Наконец сварили полведра кофе и взбили ведро сливок. Кофеварка на плите выплюнула дозу. Сергей взял широкую чайную чашку, на треть налил жиденький сладкий кофе и положил сверху огромную шапку взбитых сливок. Сверху щедро посыпал сахарной пудрой.

— Делайте вот так, — сказал он прислуге.

Себе, к удивлению дам, налил из кофеварки в самую маленькую чашечку, и то половину.

Закончив процесс обучения, Сергей в окружении дам вернулся в столовую. Прислуга принялась разносить новое лакомство. На губах всех служанок были следы взбитых сливок. Кофе по-итальянски прошел на ура, всем очень понравился новый вкус: главное — сладко! Посыпались вопросы. А где он научился, а какие рецепты еще знает? Сергей начал рассказывать. Он не хотел обманывать этих милых людей. Не виноваты они в том, что в XVIII веке путешествия — это тяготы и опасность, а не удовольствие. Мир еще не познан, вероятность погибнуть в путешествии очень высока. Намного выше шанса полюбоваться заморскими красотами.

Примерно через два часа князь Бабарыкин сказал:

— Сергей Николаевич, голубчик, а не покажете ли свой сундучок? Там есть занятные денежки.

— Да-да, просим, покажите, — поддержали остальные.

Сергей сам принес сундучок и высыпал часть содержимого на стол. Монеты со звоном посыпались и покатились в разные стороны. Юное поколение с визгом бросилось подбирать. Все заинтересованно столпились, даже прислуга у стен и дворовые в окнах подались вперед.

— А это что? А это откуда?

Сергей не успевал отвечать, но ответов и не требовалось. Люди просто выражали свои эмоции, они еще много раз успеют спросить-переспросить.

Тем не менее, взглянув на монетку, он рассказывал про страну, людей и обычаи. Ахи, охи, «не может быть!», «как же?». Прошло еще часа два, поздно. Дети стали складывать монетки в сундучок.

— Сергей Николаевич, а можно мне это взять?

— Да, конечно.

— Сергей Николаевич, я хочу вот это и это…

— Пожалуйста, берите, что за вопрос.

Все стали выбирать и откладывать монетки, взамен передавая серебро. Карманы Сергея быстро оттопырились. Он не ожидал такого успеха, хотя ничего удивительного нет: каждому хочется купить сувенир на память о встрече с другой, удивительной и полной приключений жизни.

Один за другим последовали визиты: Воронцов, князь Кирилл Петрович Нарышкин, граф Семен Тимофеевич Шереметев, поместный дворянин Петр Савельевич Шептунов, князь Сергей Васильевич Бабарыкин и купец Воронин. К удивлению Сергея, дворянство и купцы не чурались друг друга. Круг постоянных гостей тоже определился. И если первое время он ходил в сопровождении слуги, который нес сундучок и кофеварку, то дней через десять про сундучок уже не спрашивали, а кофеварку относили в нужный дом заранее. Монетки покупала даже прислуга и, возможно, приторговывала ими. Но никто и никогда не просил подарить.

Довольно быстро у него набралось более ста двадцати рублей серебром и десяти рублей золотом. Неожиданный доход, полученный с продажи сувениров, обнадежил. Это были очень серьезные деньги, а количество монеток в сундучке, видимо, не изменилось. Он купил парик по моде, появилась первая современная одежда и обувь. Но заказ на пошив был далек от завершения. Сергей установил распорядок дня: утром гимнастика, завтрак, конная прогулка за город на Буяне. Иногда на обратном пути, по случаю, заглядывал в гости. Затем час энергичных физических упражнений. Что здоровье надо ценить, он уже знал.

После физических упражнений принимал летний душ, который по его подсказкам сделали дворовые. Скоро душ стал популярным, им пользовались все, включая губернатора. После обеда прогулка по городу с обязательным походом на рынок. Во время прогулок разговаривал с разными людьми, заходил в гости, иногда оставался попить чаю. Затем снова верховая прогулка, теперь уже на Буране. Его наезднические навыки заметно улучшились. Кони к нему привыкли, он в свою очередь определил физические возможности лошадей. На вечерних визитах познакомился с учителями гимназий. Стал регулярно заходить к ним в гости. Необходимо было определить уровень знаний этого времени: что уже известно, что нет. О Сергее заговорили как об очень образованном и интересном собеседнике.

Сергей подумал было о карьере ученого. С его инженерными знаниями стать известным академиком в XVIII веке — пара пустяков. С удивлением узнал, что Ломоносов жив, здоров и занимается своими делами в Петербурге. Но нет, научная карьера не для его натуры. Взял у учителя словесности учебник. Если и не выучит грамматику и орфографию, будет использовать как шпаргалку. К тому, что он не совсем правильно говорит и пишет, окружающие относились спокойно. Человек с малолетства жил за границей и, по определению, должен говорить неправильно.

Но настоящий фурор он произвел стихами. Сергей никогда не был любителем поэзии, но в шестидесятые годы поэзия была в моде. Он, как и все, покупал книжечки со стихами и читал эти стихи девушкам. Что-то ему запомнилось. Как-то вечером Сергей прочитал под настроение несколько лирических стихотворений. Эффект был потрясающий, его слушали в завороженном молчании, а потом долго аплодировали. Тогда он запел — песенный репертуар был намного богаче. Здесь помогли три класса музыкальной школы и обязательное пианино в салоне кают-компании.

Познакомившись с офицерами гарнизона, Сергей заинтересовался армией XVIII века. Расспрашивал о возможностях оружия, о тактике, о построении боевого порядка, о взаимодействии родов войск. Сходил в арсенал и посмотрел на пушки и ружья. Он смотрел не пустыми глазами досужего посетителя военного музея. Его серьезно интересовала боевая результативность этих орудий. Вывод его опечалил — оружие слабое. Для достижения максимального огневого поражения противника необходим своевременный маневр пушек и солдат, что, в свою очередь, требует высокой выучки войск. О нем заговорили как о сведущем в военном деле человеке.

Во время своих конных прогулок Сергей смог оценить Астраханский тракт. Дорога Москва — Рязань — Тамбов — Астрахань равнялась расстоянию от Москвы до Парижа. Была только одна маленькая разница. Между Тамбовом и Астраханью было только четыре казачьих станицы. Самая большая станица называлась Царицын, она стояла при впадении реки Царица в Волгу. Никакого покрытия на дороге не могло быть в принципе. Чтобы понять почему, достаточно сесть на телегу и проехать по асфальту. Лучшего вибростенда нигде не найти: нет у телег ни рессор, ни амортизаторов, ни резиновых шин.

Но движения на Астраханском тракте практически не было. Грузы и товары перевозились по Волге, тракт существовал для переброски войск и почтовой связи. Почтальонами были казаки, а казаки — калмыки или татары. Сергея это очень удивило, в кино и книгах казаки всегда были русскими. Когда Сергей заговорил об этом с губернатором, то ответ удивил еще больше.

— Астраханский тракт обслуживают калмыцкие и татарские казачьи полки.

— Русских казачьих полков совсем нет? — удивился Сергей.

— Волжское казачье войско создано двадцать пять лет назад, к нему приписали всех беглых крестьян, что поселились на Волге.

— А чем заняты волжские казаки?

— Патрулируют берега реки. Беспризорных татар еще много, нападают разбойники на купеческие ночевки.

Воспользовавшись случаем, Сергей решил разузнать о безопасности путешествий по России.

— Скажите, Иван Николаевич, насколько безопасны дороги между Тамбовом и Москвой?

— А какая опасность тут может быть? Татары так далеко не забегают.

— Я спрашиваю не про татар, про русских.

— Ты говоришь о невозможном. Если случится нападение, то поместный дворянин немедленно устроит розыск и дознание.

— Но ведь может случиться так, что розыск будет неудачным.

— Заруби себе на носу, Сергей Николаевич: если на твоих землях случится разбой, то ты лишишься своего имения и уедешь под конвоем в Сибирь.

Такая постановка вопроса оказалась неожиданной. Но тактика, надо признать, весьма действенная…

Первая неожиданность произошла через две недели. Сергей занимался во дворе гимнастикой, используя тяжелые чугунные утюги как гантели. Одновременно он перешучивался с Глашенькой, дочерью Воронцовых. Во двор вошел офицер гарнизона Иван Баскаков. За ним следовали четверо солдат с тяжелыми тюками. Желая пофорсить перед знакомым офицером, Сергей встал на руки и попрыгал на руках. Затем сделал колесо влево и вправо. Закончил показательные упражнения кульбитом назад, который недавно освоил на берегу реки.

— Ловок ты, Сергей, — сказал Иван.

— Видел бы ты орлов из морской пехоты! Голыми руками врагу хребет перебьют.

— А что такое морская пехота?

— Специально обученные офицеры и солдаты. Они высаживаются на берег с кораблей для решения различных боевых задач.

— Нам это не грозит, морской гвардейский корпус только на галерах грести умеет.

Сергей согласно кивнул головой, в России практически не было флота. Соответственно, не нужна и морская пехота.

Баскаков покрутил в руке утюг, шутливо шлепнул по заду служанку и сказал:

— Нашли мы место твоего сражения. Головы порубал и врагам и лошадям! Силен.

…Как-то в разговоре с офицерами он предложил в конном бою свое видение тактики. Если врагов больше, необходимо непрерывно перемещаться, пересекая им дорогу. Или проходить мимо встречным курсом и бить сначала лошадей — лошадь легче достать. Такая манера боя неизбежно вызовет у врага сутолоку. А спешенного противника потом будет легче достать. Как ни забавно, такой вариант он придумал во время компьютерной игры. Но в компьютерной игре в случае неудачи можно перезагрузиться и попробовать что-то другое. В реальной жизни неудачное решение означает конец этой самой жизни…

Сергей какое-то время осмысливал слова офицера. Он уже забыл о своих первых словах, сказанных губернатору.

— А ты уверен, что место правильно нашел?

— Так другого места в пяти днях от Тамбова нет, а это в четырех днях для отряда. Ты со своими рысаками в два дня легко покроешь.

— Ошибки нет?

— На восток от Татарского вала, мы его сразу нашли после твоего приезда, по воронью. Двадцать семь лошадей.

— А люди?

— Четверо европейцев и шестнадцать татар! Сам говорил, что с тобой четверо слуг было.

— Не может быть!

— Может или не может — не знаю. Говорю то, что сам видел. Нашли ночную стоянку, где татары добили еще четырех лошадей и трое татар умерли от ран.

— И татары никого не похоронили?

— Европа! Они никогда и никого не хоронят, басурмане!

— А если это были купцы или путешественники?

— Какие купцы? Какие путешественники? Они ездят или по Волге, или по Дону.

— А если это были персы?

— Ну что ты говоришь? Какие здесь персы, персы поедут по Волге. Да и оружие все английской работы. У нас оружие или тульское, или немецкое, или турецкое. Вот, возьми свое имущество.

Солдаты развернули тюки, он увидел восемь седел со сбруей и отдельно два пистолета, ружье и прямую длинную саблю, больше похожую на шпагу.

— А палаш где? — неожиданно для себя сказал Сергей.

— Сломан. Мы его вместе с другим ломаным оружием в полковую кузницу отнесли.

«При чем здесь палаш?» — подумал Сергей. Хотя в курсантские годы морской палаш был атрибутом парадной формы.

— Слышал я, что моряки к палашам привычны. Весь черный от басурманской крови, по самую рукоять. Принести?

Сергей отрицательно покачал головой. Кем были эти люди? Кто не дождется от них весточки? И главное, пришел, болтнул и забыл: мол, дикари здесь живут… Нет, это мы дичаем в XXI веке!

— Не горюй, Сергей! — по-своему расценил молчание Иван. — Оружие нашли под мертвыми.

— Только оружие? — с надеждой на ошибку спросил Сергей.

— Татары подобрали все, оставили только ломаное, да седла срезали, они им ни к чему.

— Вот что, Иван. Возьми мою татарскую саблю.

— Спасибо, будет чем покрасоваться, я с татарами еще не сходился.

Все население губернаторского дома с любопытством собралось во дворе. А как же, событие!

Сложились и отношения с женщинами. Нравы были попроще, более естественные. В первый вечер только он лег в кровать, как открылась дверь и вошла служанка:

— Что барин желает на ночь?

И сколько вариантов ответа?

— Тебя желаю.

Так к нему каждый вечер стали приходить служанки. Как предполагал Сергей, у девушек был свой график посещений. Позже он узнал, что забеременевшие девушки возвращались в деревню и выдавались замуж. Причем жениха выбирал сам барин. Такие отношения считались обыденными, не вызывали отрицательных эмоций. Крепостное право, или проще — рабство, было привычно для всех.

С дамами ближе познакомился на второй день, и сам был не особенно скован, и дамы довольно настойчивы. Началось с Дашеньки, двоюродной сестры Софьи Николаевны, жены князя Нарышкина. После нескольких прижиманий женщина предложила показать дом. Когда вошли в комнату, Дашенька, задрав подол, упала на кровать. И Сергей в этой ситуации повел себя должным образом.

Скоро он хорошо разобрался с этой стороной жизни. Все женщины от восемнадцати лет были замужем. Основная масса дворян на военной службе. Их жены в конце зимы уезжали из гарнизонов в имения к родителям или к родне. В начале зимы жены возвращались к мужьям. Макияж XVIII века целоваться не позволял, иначе помада была бы размазана по обоим лицам. Нового в сексе после XVIII века ничего не придумали. Снять платье с женщины было трудно, а надеть обратно — невозможно. Оказывается, женщины просто зашиты в свои платья. Еще обязательным атрибутом являлся парик на заколках. Женщины XXI века должны этим женщинам глубоко сочувствовать!

Каждый вечер одна из дам падала перед Сергеем и задирала подол. Скоро он получил в женском обществе славу «кобеля», что только утяжелило его труды на этой ниве. Со временем Сергей освоился с некоторыми правилами флирта. Невинное для XXI века общение с женщинами в веке XVIII воспринималось как желание интимного контакта. Незнание и несоблюдение условностей и принятых приличий могли привести к дуэли. В итоге Сергей напрямую попросил Воронцова:

— Ваше сиятельство, мне необходимо обучиться принятым правилам этикета.

Губернатор какое-то время молчал, затем ответил:

— Согласен. У моих дочерей есть гувернантка, вот и ты присоединяйся к обучению. От этого всем будет только польза.

На четвертый день своего появления в Тамбове, в доме Шереметевых, Сергей обратил внимание на одну даму. Высокая, статная, по-настоящему красивая, она резко выделялась в обществе. «Купчиха Сазонова, Аграфена Фоминична» — заметив его интерес, сказал Воронцов. — Очень богатая бездетная вдова. Ее отец купец Баратыкин попался татарам под Воронежем и погиб. Семья начала бедствовать, но пятнадцатилетнюю Аграфену сосватал купец Сазонов. Сазонову было тогда 56 лет, через одиннадцать лет он умер. Аграфена Фоминична выгнала из дома его детей и всю его родню. Выгнала на улицу, не дав ни копейки, через сорок дней после смерти мужа. Два года ведет дела одна, и очень успешно, многих купцов уже обошла. Еще больше у нее в долгах, и среди дворян должников хватает. Сватов и женихов на порог не пускает, с мужчинами очень холодна. Многие наши красавцы к ней подбивались, но, кроме пощечин, ничего не получили. В доме одни женщины, кучером родной брат, но живет в другом доме с женой».

Сергей только пожал плечами, знакомая по литературе ситуация. Возможно, и в XXI веке в России такие ситуации есть. Только молчат о них, и молчать будут очень долго.

Вечер проходил как обычно. После рассказов о заморских странах и различных забавных историях, которые Сергей приукрасил и адаптировал под реалии этой жизни, все начали шутить. Атмосфера вечера становилась непринужденной и веселой. Пошли анекдоты, несколько громоздкие, с точки зрения Сергея, и не всегда ему понятные. (Кстати, никто не курил и не пил, за четыре дня он не встретил пьяного или курящего человека. Из спиртного он чаще всего видел бражку — легкий пенный хлебный или медовый напиток. Были еще сидр — перебродивший яблочный сок — и наливки. В основном вишневая или сливовая наливка со слабым содержанием алкоголя.)

Постепенно анекдоты становились фривольнее. Сергей решил присоединиться к рассказчикам с анекдотами про моряка и попугая.

После пятого анекдота присутствующие буквально рыдали от смеха, лишь купчиха Сазонова слегка улыбалась. Следующий анекдот был довольно двусмысленным. После слов «она удивилась, оказавшись голой в его объятьях», когда все грохнули смехом, раздался голос купчихи Сазоновой:

— Меня ему не удивить!

Многие недоуменно к ней обернулись, дамы, глядя на нее, стали хохотать еще больше…

Эта встреча получила неожиданное продолжение. На следующий день после возврата «утраченного» оружия Сергей решил проверить боевые возможности пистолетов и ружья, точнее мушкета. Он не имел понятия, как пользоваться саблей, а изображать из себя мальчишку с палкой у зарослей крапивы не собирался. Времена, когда воины, сомкнув щиты, шли убивать врага мечами и топорами, прошли. Уже наступила эпоха мушкета и штыка. Сабля оставалась массовым оружием кавалерии и офицеров. Кроме того, сабля требовала особых навыков. Сергей умел хорошо рассчитать орудийный залп или пуск ракет. Пистолет и мушкет — не ракеты, но все же привычнее сабли или штыка.

После обеда Сергей поехал в казармы и попросил оружейника проверить оружие. При этом сам отслеживал все действия, особенно проверку ударного механизма. Оружейнику льстило такое внимание офицера. Он не только все внимательно осмотрел, но и все объяснил. Научил правильно менять кремень, а на прощание дал несколько полезных советов. После оружейника Сергей отправился к офицерам и выпросил порох, пули и пыжи.

На вечернюю прогулку поехал в джинсах и гипюровой рубашке: было тепло и не хотелось потеть в камзоле. Нашел подходящее место и начал учиться. Мешочек с порохом в ствол, затем пыж и шомполом прижать, чтобы не было пустот. Пуля и снова пыж, пуля не выкатится, будет плотно прижата к заряду. Долго вертел пистолет в руках, пытаясь понять, как теперь проколоть мешочек через запальное отверстие. Наконец нашел нужную фиговину. Теперь надо насыпать порох на полку — и готово, можно стрелять.

Нажал на курок, сноп искр, ослепительно пыхнул порох — и ничего. Вдруг — бенгальский фейерверк из запального отверстия. Пламя из ствола, и все заволокло дымом, руку мотнуло отдачей, куда попал — а шут его знает. Стал готовиться к новому выстрелу и чуть не погиб, спасло полное отсутствие навыков. Забил в ствол мешочек пороха и начал выковыривать из подсумка пыж. Неожиданно раздался выстрел! Пистолет выбило из руки, он, кувыркаясь, запрыгал по траве.

Почувствовав потрясение хозяина, вскинулся Буран. «В одной руке пистолет, в другой — шомпол. Это гарантированный конец, шомпол вошел бы в глаз», — думал Сергей. Ствол надо чистить после выстрела! Потом сообразил, что ствол горячий и надо ждать, пока остынет.

Сергей стрелял, пока не кончился порох, но результат был неутешительным. Из пистолета он уверенно попадает в цель с десяти метров, из мушкета с сорока — сорока пяти. Дальше полет пули непредсказуем. Оружие тяжелое, для надежного прицеливания нужна сила в руках. Есть и другой серьезный недостаток — отсутствие прицела. Для надежной стрельбы нужен хороший глазомер и регулярные тренировки.

В город возвращался галопом, снимал напряжение от стрельбы. По времени он уже опаздывал на вечерние посиделки. Сегодня намечались изменения, надо узнать, к кому идти, успеть еще помыться и переодеться. У городской заставы его ждали.

— Барин, тебя Аграфена Фоминична к себе на день ангела ждет.

— Какая Аграфена Фоминична?

— Купчиха Сазонова.

Вспомнил бизнес-леди, которую «не удивить». Ему все равно куда.

— Когда надо быть?

— Все гости давно в доме, один ты загулял.

— Тогда веди, я ее дома не знаю.

Солдаты у заставы фыркнули, заулыбались — в городе ее не любили.

Подъехали к дому на будущей Советской улице, Сергей бросил поводья провожатому и, сказав «отведи», вошел в дом. Да, все уже были в сборе, начались взаимные приветствия. Засуетились дамы, пытаясь создать место для стула около себя. Каждая дама желала усадить Сергея рядом. Но тут встала женщина, сидевшая рядом с Аграфеной Фоминичной, такая же статная и красивая. «Похоже, мать», — подумал Сергей.

— Садись сюда, барин, — сказала она и недобро улыбнулась.

Сюда так сюда, он в гости не просился и не свататься пришел.

Когда проходил мимо офицеров, те унюхали запах пороха.

— Стрелять ездил?

— Да, господа, надо форму держать, приглашаю назавтра, из пистолета десять шагов, победителю рубль!

Договорились о времени. Устраиваясь на стуле, услышал от Аграфены Фоминичны:

— Вы, дворяне, только тратить деньги умеете.

Посмотрел в ее красивые глаза, но промолчал. Рубль — не велика плата за учебу, сегодня неумехой чуть себя не застрелил.

Посмотрел на Аграфену Фоминичну еще раз, и стало жалко эту красивую женщину. У нее сегодня день ангела, а на лице никакого веселья. Сергей решил посвятить вечер ей. Стал ненавязчиво ухаживать. Рассказывать смешные и нейтральные истории только ей, тихо, наклонившись к уху. Шутливо, но без злословия комментировал происходящее за столом. Потом увлекся, ухаживания стали более галантными. Комплименты сыпались непрерывно, пошли легкие разогревающие двусмысленности. К концу вечера они уже сидели лицом друг к другу, не замечая других гостей. Не успела закрыться дверь за последним гостем, а он уже нежно целовал ее нежные губы.

Сергей «удивил» Аграфену Фоминичну на ее кровати, потом еще и еще. Впрочем, и Аграфена Фоминична удивила его своей неожиданной, огненной страстью. Они проснулись поздно, еще дважды «удивились» и пошли завтракать. В столовой их ждала мать Аграфены Фоминичны — Пелагея Макаровна. Красивая, по виду сорокалетняя женщина смотрела на Сергея как на личного врага. Позавтракав, он поцеловал Аграфену Фоминичну, теперь уже просто Аграфену, и побежал догонять нарушенный распорядок дня. По дороге он понял: события в постели Аграфены Фоминичны Сазоновой известны всему городу. А со слов прижатой служанки сделал вывод о том, что весь Тамбов стоял под окнами спальни. Все слушали сладострастные крики Аграфены Фоминичны и звериный рык Сергея. После обеда снова пошел в дом Сазоновой. Поцеловал радостно улыбающуюся Аграфену и повел ее в спальню. Там они «удивлялись» еще час.

Офицеры гарнизона проводили стрельбы вяло. Солдаты готовили и заряжали пистолеты. Офицеры выходили на позицию, расставляли ноги, поворачивались боком и, закинув левую руку за спину, стреляли. Их интересовало только одно — как Сергей провел ночь. Он отшучивался, предлагал потренировать их с одной из известных своей доступностью дам. Особо настойчивым предлагал провести мастер-класс с дамами в бане. Но банные мастер-классы они уже прошли в юности в своих имениях.

Сергея больше интересовал процесс перезарядки оружия. Он стоял рядом с солдатами, отслеживая их действия.

— Да не волнуйся, вашблагородь, не впервой, — говорили солдаты.

Они понимали его интерес по-своему. Для него-то впервой, поэтому и смотрит. В итоге победил Сергей, напоследок удивив офицеров стрельбой с двух рук. Вообще-то так не делалось: стрелять левой рукой было неправильно и опасно. Можно было получить увечье через запальное отверстие.

С этого дня распорядок Сергея немного изменился. Теперь после обеда он шел в дом Сазоновой и, обняв Аграфену, вел ее в спальню. Там они проводили в сладострастии час-полтора. По вечерам во время уединения с Сергеем дамы сначала спрашивали: «А как же купчиха?» — и только потом, задрав подол, ложились на диван.

Так прошла еще неделя, но однажды, лаская Аграфену и целуя ее грудь, он вспомнил о деле. Когда сели пить чай, обратился:

— Аграфена, завтра поговорим о деньгах.

Аграфена Фоминична внутренне напряглась, она давно ожидала, что любимый попросит денег. Продумывала варианты, сколько дать, хотя в душе была согласна отдать все, лишь бы он всегда был рядом. Резко вздрогнула и Пелагея Макаровна. «Я тебе говорила, что этот кобель пустит тебя голой по миру», — было написано на ее лице.

— Аграфена, завтра будет нужна вот эта служанка, — он показал пальцем, — и белошвейка.

— Какая белошвейка, зачем?

— Хорошая белошвейка, не болтливая, которая будет на тебя работать.

Глаза Пелагеи Макаровны запылали огнем: «Люди добрые, это что же творится, мало ему моей дочери да потаскух дворянских, он еще двух требует!»

На следующий день поцеловал Аграфену и повел ее в спальню. Через час вышли пить чай и за чаем, отыскав взглядом служанку, сказал ей:

— Оголи грудь.

Служанка проворно скинула сарафан. «Грудь, а не ж…» — чуть не закричал Сергей. «Да они что, все голые ходят?» Пелагея Макаровна от неожиданности выплеснула горячий чай из блюдца на ноги и с визгом подскочила. Аграфена округлила глаза, но сидела молча. Служанка, чуть отставив ногу, заинтересованно смотрела на Сергея. Он взял из сумки бюстгальтер и подошел к служанке сзади.

— Помоги, — позвал Аграфену.

Ничего не понимающая Аграфена встала. Разъяренным ротвейлером бросилась наперерез Пелагея Макаровна.

— И ты помоги, — обратился к ней Сергей, — я сам на нее это надевать буду?

Он развернул бюстгальтер перед служанкой.

Девушка быстро сообразила и, накинув бретельки на плечи, начала устраивать грудь. «Третий размер, точно», — удовлетворенно подумал Сергей. Опомнившиеся женщины, разобравшись с застежками и регулировками, начали ей помогать, осматривать и восхищенно ахать.

— Дай-ка я примерю, — оголяясь, сказала Пелагея Макаровна, но, вешая платье, увидела бесцеремонный взгляд Сергея, стала пунцовой и вышла.

— И что это? — указывая на бюстгальтер, спросила Аграфена.

— Очень хорошие деньги, ты с белошвейкой осмотри хорошо.

Женщины внимательно осматривали крой, швы, застежки и регулировку, что-то обсуждали, спорили и начинали сначала. Через час уставший ждать Сергей спросил:

— Белошвейка сможет такое сшить?

— Такой тонкой ткани у меня нет, а вообще смогу, ничего сложного, вот только тут внизу у груди что-то вложено и застежки мудреные.

— То, что поддерживает грудь, и застежки, я беру на себя, еще продумайте крой с кружевами здесь или здесь — стал показывать он — еще с вырезом почти до соска, и с подкладкой снизу, чтобы маленькая грудь казалась выше.

Милые женщины кивали головками, но смотрели только на бюстгальтер. Поняв, что сегодня их уже нет, он сказал:

— Аграфена, вели завтра заложить коляску, после чая покатаемся без кучера, там и поговорим.

Она повернулась и сначала недоуменно посмотрела. Но когда поняла смысл слов, она его крепко обняла и поцеловала. На следующий день поцеловал Аграфену и повел ее в спальню. После чая спросил:

— Коляска готова?

Аграфена, сияя глазами, утвердительно кивнула.

Только намного позже Сергей узнал, что выезд за город на коляске двоих означал оглашение взаимных отношений. Они объявляли всем — мы живем вместе. Но он этого не знал и хотел поговорить с Аграфеной о серьезных вещах без лишних ушей. Для общественного мнения города Сергей — моряк, повидавший много разных диковинок. Лихой воин, лично побивший два десятка татар. Настоящий мужчина: вечером пришел, а утром злобная красавица стала ручной кошечкой. Этот образованный и приятный человек был желанным гостем в любом доме. Соответственно и взгляд на Аграфену Фоминичну кардинально изменился. Из злобной вдовы она превратилась в прирученную возлюбленную бравого офицера.

Сергей взял вожжи, Аграфена счастливо прильнула к нему всем телом. Так, молча, они ехали с полчаса.

— Разобралась с бюстгальтером?

— Да, и мне, и белошвейке все ясно. С кого ты его снял? — неожиданно ревниво спросила Аграфена.

— С шемахинской царицы. Снял и голой по миру пустил.

— Ух, какой злодей мне достался! — она шутливо ткнула его кулаком, обняла и поцеловала. — Значит, до меня была царица… А на меня почему позарился?

— Сама знаешь, ты краше любой царицы!

Немного помолчали.

— Надо купить или построить костяной завод, — начал Сергей.

Рога и копыта — это потом будет звучать анекдотично. Но в течение многих даже не столетий, нет — тысячелетий это был единственный пластификатор. Рога и копыта будут плавить до середины XX века и только потом их вытеснит пластмасса.

— Костяного заводика у нас нет, есть мастерская Феофила.

— Кто такой Феофил?

— Мастеровой, мастерская у него во дворе, он один работает.

— Если не сможешь купить, найди специалиста и построй.

— Зачем мне костяное производство? Прибыли большой не получишь.

— У бюстгальтера поддержка под грудь костяная и всякие застежки.

— Ради такой мелочи костяное производство строить невыгодно.

— Я тебе пуговицы заморские принесу, будешь отливать и продавать купцам, у меня много диковинных пуговиц.

— Знаю я, наслышана. Тимофей — портной — как увидел, рот открыл и два дня закрыть не мог.

— Но деньги мне приносит регулярно, и только серебро.

Сергей принялся рассказывать свое видение бизнеса в эпоху XVIII века. Начнут они снабжать бюстгальтерами тамбовских дам. А через полгода женщины всей России будут их носить, и никакой выгоды от бюстгальтера ни ему, ни ей. Первое — надо получить права собственника на идею. Второе — организовать массовое производство и как минимум два места сбыта. Само собой разумеется, это будут Петербург и Москва. Товар будет ходовой, первоначально пойдет нарасхват. Поэтому до начала торговли надо много завести готовой продукции. Сразу предлагать разные модели, чтобы женщины приходили не только покупать, но и посмотреть.

Обсудили все детали, наблюдать за делами в Петербурге решили отправить Пелагею Макаровну. Брата Аграфены решили отправить в Москву. Вспомнив о правилах торговли XXI века (берешь шикарную коробку — а внутри фигня, дешевка), Сергей подробно рассказал про упаковку. Глядя на нее, у людей должна создаваться иллюзия, что внутри находится дорогая, по-настоящему ценная вещь. Обсудили различные варианты и остановились на полированных шкатулках. Такие шкатулки изготавливать не дорого, а внешний вид будет вполне презентабельным.

Вторым пунктом были косметика и парфюмерия. Полное раздолье для бизнесмена, делай продукцию, а купцы сами развезут по стране. Главное не забывать, что порой самая дешевая продукция может дать самые большие деньги. Это достигается за счет большего спроса. Положил на колени Аграфены коробочку с косметическим набором. Женщина с большим интересом осмотрела набор:

— От шемахинской царицы унес?

— От нее, родимой. Да ей не жалко, много у нее всяких диковинок.

— Костяное дело придется заводить, без него никак не обойтись.

Аграфена убрала косметичку, немного подумала и спросила:

— Из чего делать эти краски?

— Самое простое — это мел и цветная глина.

— Слишком просто.

— Чем проще делаем, тем больше прибыли.

— Ты за морями торговую хватку приобрел, — засмеялась Аграфена.

Снова пошло обсуждение деталей. Сергей выжимал из себя все, что знал об эфирных маслах, пудре, помаде и кремах. Духи XVIII века на основе розового масла. Если заменить основной носитель, можно получить дешевые, великолепно конкурирующие духи. Аграфена снова задумалась, потом отрицательно покачала головой:

— Ничего не выйдет, оливковое масло дорого, стеклянные флакончики очень дороги.

— Зачем нам оливковое масло? Подсолнечное намного дешевле.

С удивлением узнал, что подсолнечного масла не существует. Цветы такие знают, даже в садах сажают — еще мысль! Попросил Аграфену позаботиться о семенах подсолнуха. Пусть купит, сколько сможет, для посева на следующий год.

— Сеять будешь у меня в саду? — спросила Аграфена.

Снова проблема.

— Ты торгуешь зерном и знаешь земли и поместных дворян. Помоги купить землю и крестьян.

— Тебе деньги нужны?

— Деньги у меня есть, переплачивать не хочу.

Аграфена внимательно посмотрела на него:

— Ходят слухи о четырех кошелях золота, да не тратишь ты ничего.

— Я очень жадный, — засмеялся Сергей.

Со стеклом проблема. В России делали стекла мало, в основном завозили из Европы. Лучшим считалось венецианское стекло. Венеция — это отдельная тема, островок цивилизации в полудикой Европе. Когда варвары хлынули в Римскую Империю, греки смогли защитить только свои земли и узкую полоску побережья северо-восточной Адриатики. Отстояли греки и Венецию, куда хлынули беженцы из Рима. Сохранив знания и технологии, бывшие римляне начали развиваться. Венеция стала доминировать в Европе как торгово-промышленный центр. Тем более что Византия полностью игнорировала европейских варваров. Со временем венецианские дожи отплатили грекам за добро. Плата за добро всегда одна: платят злом и предательством.

В Петербург вместе с Пелагеей Макаровной решили послать белошвейку Анюту. Сергей тщательно ее инструктировал и строго экзаменовал, хотя его знания о петербургской жизни базировались на романах и фильмах. Приготовили и очень аккуратно написали прошение от вдовы купца Сазонова. Вдова просила признать ее права на изобретение бюстгальтера. Также просила обязать тех, кто будет шить эти бюстгальтеры, выплачивать ей двадцать пять процентов прибыли. Фактически прошение было проектом указа об авторских правах.

Впоследствии Анюта рассказала о своей встрече с императрицей. Белошвейка сразу поехала в Царское Село, где, как и предполагалось, у места ежедневного выезда кареты толпились просители. В первый день хотела только осмотреться. Но гвардейцы обратили внимание на хорошо одетую и симпатичную девушку с дорожной сумкой. Поговорили, девушка дала им рубль, и, когда карета подъезжала к нужному месту, гвардейцы буквально выбросили ее к карете. Похоже, ритуал был отработан, дверь кареты открылась, и Екатерина II спросила:

— Что просишь?

— За свою хозяйку прошу, за вдову купца Сазонова, — и протянула три лаковые шкатулки.

Чьи-то женские руки взяли шкатулки, в карете раздались удивленно-восклицательные возгласы. Императрица заинтересованно что-то рассматривала, затем повернулась к девушке. Белошвейка протянула лаковый пенал с вырезанным и позолоченным драконом. Рисунок дракона взяли с коробки косметического набора. Екатерина II бегло прочитала прошение и сказала гвардейцам:

— Девушку в комнаты просителей.

Карета тронулась, гвардейцы подняли девушку и повели в комнаты прислуги. По дороге гвардейцы рассказали, что такая милость очень редка. Они были заинтригованы и все выспрашивали, что за прошение у нее. Девушка отшучивалась, чисто женские дела ее привели к императрице, им, мужчинам, не понять. Через два часа ее повели к императрице.

— Мне сшить сможешь?

Такая ситуация была предусмотрена. Кроме отданных трех бюстгальтеров разного размера в сумке лежали заготовки. Анюта сделала выученный книксен:

— Позвольте сделать замеры.

Присутствующие дамы оголили Екатерину II, и Анюта ловко принялась за дело, попутно промерив бедра. «Ах какая ладная, ах какая стройная, ах какие пропорции, ах какие формы!» Грудь у императрицы была маленькая.

— Через час будет готово, — сказала Анюта.

— Помощь нужна? — недоверчиво спросила Екатерина II.

— Если дадите шесть девушек, будет готово через двадцать минут.

— Слышали? — обратилась Екатерина II к фрейлинам.

Оказавшись в соседней комнате, Анюта разложила заготовки и главное — подкладки. Они необходимы, чтобы грудь казалась больше. Набежавшие белошвейки споро помогали все сшить. Через десять минут было готово.

— А ты девка умелая, — похвалила императрица, — показывай.

Заготовки были на три разных по цвету и фасону шелковых комплекта, белый, синий и ярко-красный. Белый бюстгальтер очень понравился, но она недоверчиво посмотрела на то, что было названо трусиками. Разве это одежда: крошечный кусочек шелковой кружевной ткани? И зачем? Но надела и пришла в восторг. Особенно ее поразил ярко-красный комплект и то, что на трусиках на лобке было вышито сердечко.

— Молодец, девка! Но я так быстро дела делать не умею, жди завтра.

На следующий день Анюте вручили кошелек серебра за работу и дали красивую бумагу — патент на изобретение бюстгальтера. Последней вручили грамоту, в которой вдове Аграфене Фоминичне Сазоновой жалуется дворянский титул без земель. Все завершил кошель золота — уплата за бюстгальтеры. Указ Екатерины II гласил о том, что изворотливые умом люди не должны от своих трудов нести урона. Они должны получать двадцать пять процентов прибыли, если кто другой будет делать то, что они удумали. Этот указ был доставлен в Тамбов раньше приезда Анюты. Кстати, в указе предписывалось сначала получить письменное согласие автора идеи. А если письменного соглашения не будет, все имущество нелегального производителя конфискуется в пользу казны.

Соблазнительные груди Аграфены вывели Сергея из ступора, вызванного перемещением во времени. Пора начинать активную жизнь. Дав Аграфене поручения найти нужных ему специалистов, он поехал к полковнику Михаилу Алексеевичу Вахрушеву. Михаил Алексеевич встретил гостя радушно и первым делом сказал:

— Я о твоих подвигах уже отписал губернатору.

— О каких подвигах? — удивился Сергей.

— Не скромничай, один девятнадцать татар положил и только четырех слуг потерял.

Сергей почувствовал себя неловко, нет его заслуги в этом. Чтобы уйти от неприятной для него темы, протянул полковнику бинокль. Михаил Алексеевич осмотрел диковинку, затем посмотрел в окуляры, подошел к окну и начал настраивать бинокль на удаленные предметы.

— Хороша вещица. Как называется?

— Бинокль.

— А черточки и крестики зачем?

— Для точной пушечной стрельбы, помогает рассчитывать дистанцию и упреждение, если цель подвижна.

— Зачем принес? Просто похвастаться?

— Нет, хочу начать сборку таких биноклей в Тамбове.

— Начинай, я тут тебе не помощник и не помеха.

— Для этого мне нужен белый специальный песок.

Полковник пожал плечами:

— Нужен песок, так ищи его.

— Мне солдат в сопровождение надо: они все местные, помогут быстрее найти нужное, и спокойнее в пути будет.

— Песка много надо?

— Нет, несколько телег в месяц.

— Нужных солдат подберем. Ты задумал полезное дело. А разрешение проси у губернатора.

От том, что его выезд за город с Аграфеной стал известен всему городу, Сергей понял, войдя в кабинет Воронцова.

— Ты с купчихой Сазоновой поехал за город ради денег? — вместо приветствия спросил губернатор.

— Нет, Иван Николаевич, работать вместе будем, о доле договаривались.

— А ты молодец! И полезное, и приятное! — хохотнул губернатор. — Что за дело?

Сергей подал бинокль и начал рассказывать. Кирпичный завод — раз, мастерская биноклей — два, земля и крестьяне — три, дом в городе — четыре. Его денег должно было хватить, они с Аграфеной тщательно просчитали все затраты. Он не спрашивал, сколько у нее денег, и рассчитывал только на себя. Она не спрашивала, сколько у него денег, и прикидывала, сколько он будет просить. Планы по заводам и созданию нового имения губернатору понравились.

— Сам выбирай себе землю, показывай землемеру, я подпишу, когда канцелярия подготовит бумаги.

— И для заводов.

— Да, только с кирпичным заводом не получится, нет тут нужной глины, уже искали.

Но Сергей помнил место, где в XX веке стоял старый кирпичный завод, снесенный после войны. Нынче это было примерно в километре-двух от городской стены, пригородных построек там еще не было.

Началась полная забот жизнь и первая проблема — покупка людей. Крестьянская семья стоила 50 копеек. Готовый дом, точнее сложенные и пронумерованные бревна на противоположном берегу городского канала, — тоже 50 копеек. Если готовых домов было сколько угодно (а не хватает — только скажи, через неделю по реке еще привезут), то людей не было, совсем не было, крестьян никто не продавал, Сергей смог купить только три семьи. Купил им на рынке лошадей, коров, птицу, показал кучки бревен, которые должны стать их домами. Затем объяснил новоселам, где его земля. В заключение показал приказчика Аграфены — у него можно взять зерно — и до свидания, приеду потом.

Городская сторона канала была сплошным причалом, вдоль которого плотно стояли баржи. На берегу плотной стеной протянулись амбары и лабазы. Все покупки он делал только вместе с Аграфеной. Ее присутствие сразу снижало цену. Наверное, были еще какие-то, неизвестные ему взаимоотношения между купцами. Как-то после покупки камней под фундамент кирпичного завода Аграфена показала на шестерых крепких парней и сказала:

— Забирай. Это был залог, а срок уже вышел.

Сергей Николаевич протянул ей три рубля.

— Нет, — засмеялась Аграфена, — только рубль.

Так он узнал, что купцы не могут владеть землей и людьми. Это была исключительная привилегия дворян. Промышленники получают землю под конкретное дело. Но на работу могут взять только вольных людей. Дворяне этим пользовались, отдавали крестьян как залог, а потом, пропустив все сроки, выкупали. Купец их не может себе забрать, а Сергей может.

— Аграфена, переговори с купцами, купи для меня всех заложников.

— Всех? — недоверчиво переспросила она.

— И просроченных, и тех, чей срок до августа, дворяне залог раньше сентябре вернуть не смогут, если вообще смогут.

— На всех у тебя денег не хватит.

— Переговори тихо, чтобы не успели догадаться и цену поднять. Мне еще дом надо купить каждому заложнику.

— Молодец, — засмеялась Аграфена, — быстро и правильно соображаешь, но денег у тебя не хватит, здесь больше сотни просроченных заложников.

— Жаль, на крестьян и дома я могу потрать только сто рублей.

— Дома тебе я куплю оптом, мне их почти даром отдадут и еще спасибо скажут. Спрос-то на дома будет к осени, а почему ты хочешь каждому парню дом купить?

— Дом для человека — всегда дом, и парни, помогая друг другу, свои дома быстро соберут. До осени обживут, а осенью дам каждому полтинник — они жен приведут.

Аграфена серьезно посмотрела на него:

— До этого и я бы не додумалась! За людей и дома ты заплатишь намного меньше, я обещаю.

Между городской стеной и кирпичным заводом быстро вырос пригород из ста четырнадцати домов. У Сергея изменился распорядок дня, времени на вечерние конные прогулки совсем не хватало. Только одно осталось неизменным: после обеда он целовал Аграфену и вел ее в спальню. Как-то во время уже ставшего традиционным чаепития она сказала:

— У меня для тебя подарок, — и показала на соседний дом, — я его купила тебе.

— Как только кирпичный завод будет готов, дом разберем и поставим кирпичный в два этажа.

— А с этим домом что делать будешь?

— В другом месте поставлю, будет в нем Оптико-механический завод.

Затем наклонился к Аграфене, куснул ее за ушко и нежно поцеловал:

— Спасибо!

Еще одно изменение распорядка: к концу дня к Сергею приезжала Аграфена. Кучер брал его коня, а они ехали вместе в один из домов на посиделки. И в доме Аграфены раз в неделю стали собираться гости. В такие вечера он оставался ночевать.

Вторая неожиданность произошла в июне. Кирпичный завод принимал вид завершенного здания, хотя строили его наоборот. Сначала поставили маленькую печь для обжига. Потом копали глину, обжигали кирпичи, и из этих кирпичей ставили стены. Когда появилось много рабочих, сделали большую печь, и строительство пошло быстрее. Своих парней Сергей разделил на десятки, назначил бригадиров и двух прорабов. Главными на стройке были гончар и каменщик, нанятые по протекции Аграфены. Планировалось, что это будущие руководители производства.

По случаю купил еще две семьи и решил поехать вместе с крестьянами. Надо проверить, как обустроились предыдущие три семейства. Аграфена напросилась поехать вместе с ним. Ей надо было собрать «разведданные» с полей и навестить две усадьбы. По ее словам, все по пути. Они переночуют в первой усадьбе, затем остановятся во второй. Там она останется, а Сереженька поедет на свои земли и через день вернется. Всего путешествие займет шесть дней.

Поехали на коляске Аграфены без кучера через неделю после переселенцев. На свои земли рассчитывал приехать одновременно с переселенцами. К месту первой ночевки приехали засветло. Встречать вышел пятидесятилетний помещик. В доме засуетились, все собрались вокруг стола. Гости приехали, будут разговоры и новости. Хотя про Сергея и его отношения с Аграфеной уже наслышаны. Приблизительно через полчаса пришла семидесятилетняя старушка и вдруг…

— Сережа, Сереженька! — она бросилась обнимать Сергея.

Сказать, что он опешил, — ничего не сказать, а старушка плакала и целовала его, радостно причитая:

— Внучек ты мой, кровинушка родная, наконец-то я тебя дождалась!

Зашевелились и разом заговорили присутствующие, вышел из ступора Сергей.

— Это Сереженька, внучек мой, сын Евдокии, ваш племянник и двоюродный брат! — обратилась старушка к присутствующим.

Начались охи да ахи, объятия и поцелуи. «Нет у меня здесь никаких родственников, нет и не может быть!» — тем временем думал он. Начал задавать уточняющие вопросы, пытаясь найти несоответствия. Дочь Алевтины Мефодиевны Грушевской — Евдокия Владимировна вышла замуж в Петербурге за Николая Сергеевича Алексеева. Приезжали в гости на следующий год после свадьбы и уехали дальше к родителям Николая Сергеевича, это в сторону Пензы.

— Но я не помню приезда своих родителей в это имение, — возразил Сергей.

— А я, Сереженька, никогда тебя и не видела, после ранения Николая Сергеевича отпустили со службы по здоровью, и вы уехали в Италию.

— Так я по-итальянски только buon giorno знаю. Испанский и французский — знаю, а итальянский нет.

— Правильно, вы сразу переехали во Францию, а потом в Испанию, вот письма, вот отпечаток твоей ладошки, я вам три раза деньги переводила, во Францию, Испанию и в Англию, потом получила сообщение, что в Англии и померли, от заразы какой-то.

— Как же вы меня узнать смогли?

— Смотрю — вылитый Николай, отец твой. И лицо, и рост, сразу догадалась, кого в дом Бог привел.

Самозванец в городе — это одно, самозваный родственник — это другое. Он не хотел быть самозваным родственником. С другой стороны, от него требовалось только иногда навещать выжившую из ума старушку да помочь ей деньгами и вниманием. Потратилась она, помогая своей дочери и зятю, надо вернуть долги, пусть и чужие. Что старушка выжила из ума, говорило опознание перстня. Не могла она раньше видеть этот перстень, сделанный в XX веке.

Следующий день ехали молча, Сергей тупо смотрел вперед, не желая ни говорить, ни думать. Так не бывает! Он уже более месяца в невероятной ситуации и даже начал обживаться. Надо решаться: или энергично войти в эту жизнь, или тихо сидеть в Тамбове. Переночевали у гостеприимных Мамоновых, а утром один поехал верхом на свои земли. Аграфена осталась его ждать. При нем говорили только о радости в доме Грушевских. Сергей, чтобы уйти от неприятной темы, взял несколько листов бумаги и нарисовал эскиз черепицы в нескольких проекциях. Бумаги отдал Аграфене, попросив напомнить, когда дом будут подводить под крышу.

Тамбов не Москва, здесь частых пожаров не было. Москву основали кузнецы, Юрий Долгорукий пришел в город намного позже. Москва долгое время была центром русской металлургии. Отсюда и частые пожары от многочисленных доменных печей и кузниц. В Тамбове же стояли полные зерна амбары, и здесь за огнем следили строго. Но Сергей вспомнил о черепице и решил сделать свой дом с черепичной крышей. Будет ли спрос на черепицу, он не задумывался.

В зарождающейся деревне Сергей назначил старосту, осмотрел дома, подготовку полей, велел зерно сеять только для себя. Обещал к весне привезти масленичные семена. Вот урожай тех семечек будет для него. Налоги два года собирать не будет, имение строить не планирует, живите и размножайтесь. Когда народа будет больше, даст кирпич на церковь. Но камень на фундамент они должны заготовить сами. Больше ничего сказать не мог. Весной бросают в землю семена, осенью собирают урожай — это были все его познания в земледелии.

Обратной дорогой Аграфена попросила заехать на несколько хуторов свободных крестьян. Цель поездки оказалась простой и понятной. Она заключала сделки на новый урожай. По желанию давала аванс или скупала все на корню. Лето, хозяйство требует денег, а сбор урожая будет только в августе. Ехали от хутора к хутору достаточно быстро, иногда вдали виднелся Татарский вал. Пока Аграфена договаривалась, кони отдыхали и получали корм.

Сергей пытался придумать свое место в этой новой для себя жизни. Куда направить свои силы, на чем сосредоточиться? Все его теперешние начинания — это путь на уровень дворянина средней руки. Обеспеченными будут в лучшем случае дети. Идти на службу во флот не хотел, рутина пустой службы его не устраивала. Флот России XVIII века — это флот Финского залива. Корабли с ноября по май стояли в Кронштадте или Ревеле. Офицеры — в основном иностранцы, шотландцы или португальцы. Пришли на русскую службу именно ради такого ничегонеделания… Но ничего путного Сергею не приходило в голову. Кирпичный завод будет приносить регулярный, но средней руки доход. Запланированный Оптико-механический завод еще долго будет затратным предприятием.

Ближе к вечеру заметили небольшой отряд. На пригорок поднимались несколько всадников и группа пеших. Татары! Сергей спрыгнул с коляски, достал из дорожного ящика пистолеты и мушкет, начал заряжать. Раззява! Поехал, даже не поинтересовавшись о возможной опасности в пути. Оружие взял только ради возможной охоты. Аграфену жалко, погубил женщину, дурак. Повернулся — шесть всадников с саблями в пятидесяти метрах. С холодным равнодушием сделал пять шагов и выстрелил по лошадям. Сначала из мушкета и следом из двух пистолетов. Схватил мушкет за горячий ствол и прыгнул сквозь дым вперед.

Его появление из клубов порохового дыма оказалось для скачущих татар неожиданным. Сергей ударил ближайшего всадника прикладом в грудь, в воздухе мелькнули голые пятки. Рванулся в сторону и удачно столкнулся с другой лошадью, ударив ее мушкетом по ногам. Лошадь шарахнулась, а всадник, занесший для удара саблю, полетел на землю. Поймал его за ногу и ударил коленом, татарин, по-поросячьи хрюкнув, упал мешком. Снова подхватил мушкет за ствол, последний всадник уже разворачивал своего коня. Сергей посмотрел на Аграфену — та стояла в коляске с расширенными от ужаса глазами и прикрывала ладонью рот. Использовать коляску как прикрытие нельзя, можно задеть Аграфену.

Короткими шажками сместился в сторону, желая встать между всадником и лежащими татарами. Лошадь на человека не наступит, лошадь не хищник, а мирное домашнее травоядное. Приготовился, планируя ударить лошадь прикладом по морде. Нанес удар, одновременно падая на спину, уходя от удара сабли. Лошадь пронеслась мимо, Сергей быстро встал и осмотрелся. Татарин выл на земле, держась руками за коленку. Лошадь увернулась от удара, все удовольствие получил всадник. Удар прикладом выбил татарина со спины лошади на землю. Седлами надо пользоваться, господа.

Осмотрелся, трех лошадей он таки пристрелил, но седоки уже были близко. Двое татар с саблями заходили с боков, третий спокойно шел чуть правее. Широкими баскетбольными прыжками бросился на опасную пару. Но в последний момент резко сменил направление и ударил, как хоккеист клюшкой. Татарин упал, поджав ноги, от его визга лошади прижали уши. Бедолага! Сладкая парочка с саблями остановилась. Сергей поднял пистолеты и, поглядывая на оставшихся татар, начал заряжать оружие. Воины совещались недолго, бросили сабли и пошли к нему, показывая пустые руки.

Первому татарину Сергей кивнул на лежащих собратьев. Второму указал на связанных пленников. Пешими были именно пленники, две женщины и мужчина. Первый татарин оказал своим товарищам моральную помощь, прыгнул на лошадь и ускакал. Второй развязал крестьян и занялся своими собратьями. На радостях бывшие пленные женщины заплакали. Их захватили на хуторе у самого дома, налетели, забросили на лошадей — и бежать обратно. Сергей собрал трофеи и сложил в ящик коляски. Раненые татары потихоньку оклемались. Постанывая, приводили в порядок себя и оставшихся двух лошадей. Освобожденные пленники говорили с Аграфеной, и, как понял Сергей, о деле. Правильно, беда прошла, а жизнь продолжается. Когда хуторяне, низко кланяясь, начали благодарить и прощаться, вернулся беглец с татарчонком и табунком в полтора десятка лошадей.

Тронулись дальше. Татары спокойно ехали сзади, так и двигались от хутора к хутору. На третий день показались стены и башни Тамбова. Офицеры гарнизона встречали за километр от заставы. Сергей был не прав — солдаты службу несут, и его с Аграфеной, и татар рассмотрели издали. Офицеры обступили с расспросами, заинтересованно осматривали пленников, трофейное оружие. Одни шутили, что Сергея нельзя выпускать из города, он в одиночку всех татар перебьет, и гарнизон распустят за ненадобностью. Другие поражались ловкости и везучести — снова без единой царапины. Так, с шутками, въехали в город, где распрощались до встречи вечером. Тут Сергей встрепенулся:

— А что мне с татарами и оружием делать?

— Татар и оружие взял ты, что хочешь то и делай!

Хорошую мысль подсказали господа офицеры, но не все так просто. Доехали до дома Аграфены, там он пересел на татарскую лошадь и поехал в губернаторский дом. Народ столпился поглазеть на пленных татар.

Поход казака Разина за деньгами и пленными кончился плахой. Голову ему отрубили в Москве, а не на Хортице или в Киеве. Если податься к казакам, то еще неизвестно, куда приведет дорожка. Может, удастся пограбить богатую Азию. А можно по незнанию попасть в ряд государственных преступников. Во всяком случае, увидев калмыцких и татарских казаков, Сергей сделал важный вывод. Его представления о XVIII веке значительно отличаются от реалий этой жизни. Надо поездить по России и пообщаться с различными людьми. Для достижения успеха в жизни нужно как можно больше знать о ней.

Строительство кирпичного завода заканчивалось, печь работала на полную мощность. Пора закладывать вторую печь для обжига кирпича и печь для керамики. Массовое производство — это не только смерть кустарям. В первую очередь это хорошие деньги, которые потекут в карман. Он приказал прорабам собрать шесть домов для татар и конюшню для лошадей. Осмотрел фундамент, на который перенесут его дом — будущий Оптико-механический завод. Обратил внимание на готовую пристройку для плавки стекла.

Снова заботы — пристройка для изготовления механизма морских хронометров, еще одна для секстанов. Приборы тонкие и дорогие, производство штучное и будет выгодным даже в XXI веке. Главное — людей научить. Кроме того, к тому моменту, как будет готов первый хронометр, должна быть готова и обсерватория. Без обсерватории хронометры и секстаны не выверить и точное время не выставить. Все его первые шаги в создаваемом бизнесе были затратными. Со временем это производство принесет хорошую прибыль, но пока это время наступит, можно остаться нищим и голым.

Через три дня старший из татар остановил его и, поклонившись в пояс, попросил:

— Позволь, барин, за женами съездить.

— Вы женщин одних оставили?

— Наш род маленький, все мужчины здесь, если нас долго не будет, женщины или сами уйдут, или другие заберут.

— Поезжай, нельзя семьи в диком поле бросать.

Кстати, татары хорошо говорили по-русски и были крещены. В его слободе это будут уже не первые семьи: на улицах иногда попадались на глаза женщины и дети. Сергей решил не выяснять, откуда они взялись. Одно знал точно, в браке, если один из родителей свободен, дети рождаются свободными.

Малыш-татарчонок прочно занял место адъютанта. Тихой мышкой перебрался на губернаторскую конюшню, где не спускал глаз с Буяна и Бурана. Он обихаживал красавцев, выезжал с ними в ночное. Губернатор приказал дать семилетнему пацану старую одежду своих детей. Михаил — так звали мальчишку, гордо щеголял в знатных одеждах. Его поначалу впалые щеки стали пухленькими и розовыми. Когда он проезжал рядом с Сергеем мимо своей родни, те с серьезным видом кланялись мальчику отдельно.

Татары дали новую мысль, он обратился за разрешением построить в пригороде каменную церковь. Разрешение дали быстро, но с условием, что строить будет специально присланный архитектор. Для Сергея это было уже вторично. Слух об строительстве церкви разошелся быстро, городское купечество решило не отставать. Начали собирать деньги по подписке для строительства каменной церкви в городе. Церковь в центре города и церковь в пригороде — разница большая.

В центре города должен быть уже большой храм, соборная церковь. Когда в дом к Аграфене во время традиционного послеобеденного чаепития пришла депутация, Сергей сразу начал расчеты. Пока гости чинно пили чай, а разрумянившаяся Аграфена поддерживала светскую беседу, он вывел результат. Протянул старосте листок с ценой на кирпич и скидкой, если оплата будет сейчас. Депутация сразу смекнула выгоду, быстро составили и подписали договор. Собранные деньги отданы, кирпич куплен выгодно. Ну а то, что фундамент будет готов через год… не лежать же общественным деньгам год.

Когда гости вышли, Аграфена завизжала, как маленькая девочка. Заметив на лице Сергея удивление, сказала:

— Ты получил деньги, чистые деньги.

— Плата и должна быть деньгами, чем же еще?

— Эх, дворяне, дворяне! Ты совсем не знаешь реальной жизни!

Аграфена открыла сундук.

— Посмотри. — Она показала на аккуратные стопочки бумаг.

Сергей пожал плечами.

— У меня редкую зиму набирается пятьдесят рублей серебром, вся торговля или векселями, или залогом.

— Почему не деньгами?

— Где их взять, деньги эти, только медь, вот и обмениваем товар на векселя.

— Тогда при прямом расчете серебром торговать выгоднее.

— Намного выгоднее.

Деньги передал Аграфене, ей они нужнее: пора авансов, и закупка зерна скоро. В свою очередь женщина наказала приказчикам при расчетах брать в имениях крестьян. Приказчики согласно кивали и косились на Сергея.

Среди его пригородных домов появился особый, стоящий за высоким забором в глубине зарождающегося сада. Дом получил прозвище — лаборатория. Сергей решился на химическую лабораторию — нужна взрывчатка и капсюли. Если капсюли рассчитывал получить быстро (гремучую ртуть изобрели намного раньше XVIII века), то создание взрывчатки потребует времени.

Знание химической формулы алкоголя не поможет, если не знаешь принципов самогоноварения. Так и здесь. Он помнил формулы многих взрывчатых веществ, но определенно сказать мог только о двух. Аммонал и ТНТ, первая — промышленная взрывчатка на основе аммиачной селитры и полиэфира. Вторая — тринитротолуол — на основе натриевых солей. Обычные удобрения дачников при определенных условиях становятся взрывчаткой, поэтому и запомнил. Скоро в лаборатории кроме нанятого аптекаря стали собираться учителя обеих гимназий и гимназисты. Энтузиасты проводили разнообразные опыты и жарко спорили. Классическая химия была еще в зародыше, а до таблицы Менделеева было более сотни лет.

Когда Сергей принес губернатору прошение на «Институт химии и физики», тот удивленно спросил:

— Зачем это тебе?

— Чтобы гимназисты по вечерам были при деле.

Воронцов удовлетворенно кивнул и подписал. Сергей потратился еще на один дом, в котором вечерами стало шумно от дискуссий. Тема «Могут ли на одной яблоне расти разные яблоки?» обсуждалась неделю. Затем пришли к решению проверить на практике.

В «институт» Сергей наведывался регулярно и подбрасывал идеи, провоцируя учителей и гимназистов на изучение важных для него вопросов. Старался собрать в памяти останки школьных знаний и выдавал их как советы и идеи.

Оптико-механический завод начал шлифовать линзы. Стеклодувы учились изготавливать флакончики для дешевых духов. Сергей отдал на растерзание свой театральный бинокль и часы. Подробно объяснил устройство секстана и зеркального телескопа. Фактически весь день проводил в круговерти завод — лаборатория — институт — завод. Вся его энергия была направлена на создание нового производства, но пока только кирпичный завод начал приносить деньги. Вечерами стал замечать изменившийся взгляд Аграфены.

Аграфена задумчиво смотрела на своего любимого… Она беременна, она беременна! Когда прошли сроки, она заволновалась, но сведущие бабки и губернский врач все объяснили и успокоили. Детей она хотела. Какая женщина не хочет детей? Рожать будет несмотря ни на что, а это «что» было. Ее любимый дворянин — это раз. Она старше его на шесть лет — это два. Ее деньги Сергея не интересуют — это три. С его натурой в Тамбове он долго не проживет — это четыре. Но она родит и ради себя, и ради него. Кошмар жизни с мужем она забыла. Постель с ним были для нее болью и истязанием, его родня и дети от первого брака откровенно ее ненавидели и унижали. Скоропостижная смерть мужа без завещания была платой за страдания, она расплатилась сполна, расплатилась и забыла. И вот теперь неожиданная любовь. Страстная до головокружения и самозабвения любовь — и беременность. Она счастлива, и она родит.