Сад зеркал

Дмитрий Самохин, 2019

В зеркальном саду нет ни одного обычного зеркала. Тут живут деревья, невозможно древние, мудрые и лукавые. Их корни проросли через пласты почвы и реальности, другие миры питают их своими соками и преданиями, а деревья – слушают. Слушают, смотрят и не вмешиваются, а если вмешиваются – не признаются. Хочешь послушать вместе с ними, заглянуть в зеркало других миров и увидеть там себя? Сделай шаг, вот она – тропа. Сегодня ты можешь пройти по ней. Только недалеко, не дальше десятого дерева. Дальше – нехоженые тропы.

3. Сосна

Одиночество

Символ непоколебимости и жизненной силы, хранящий от зла. Еще сосна ассоциируется с бессмертием — может быть, поэтому она и предпочитает уединение.

Дмитрий Самохин

Плакса

Вечер не задался сразу. Без приглашения на огонек заглянул Зеленый — небритый, хмурый. Сердито оглядел прихожую, глухо поинтересовался, не видел ли я Злого, и, неодобрительно скривившись, ушел в неизвестном направлении. Совсем Зеленый распоясался. Никакого почтения. Раньше бы он себе такого не позволил. За неделю бы записался на прием да на пороге бы полчаса жался, боясь позвонить. Определенно мир сходит с ума, и я вместе с ним.

Только я собрался забраться в постель и почитать книгу на ночь, как во входную дверь опять позвонили.

Подбрось да выбрось, кого опять нелегкая принесла? Если Зеленый балуется, то придется ему внушение сделать, чтобы больше неповадно было. Я на это способен.

По пути к двери я придумывал, что бы такое внушить нашему бузотеру. Заставить его поверить в то, что он больше не пьет? Неинтересно, да и было уже неоднократно. Может, реморализовать его окончательно, чтобы стал тише воды и ниже травы, полюбил детей и составлять букеты из сухих цветов? Идея умерла, не родившись. Тогда на Большом Истоке совсем скучно станет. Даже не о чем будет поговорить. Но все же как-то надо отомстить. Я уже совсем было решил, что заставлю его поверить в то, что он дворовая собака, пусть побегает пару деньков по улицам на четвереньках. Открывая дверь, я заранее наслаждался зрелищем, но на пороге стоял не Зеленый.

— Добрый вечер, Магистр, вот уж кого не ожидал увидеть, — сказал я с почтением в голосе.

Пахнуло холодом.

— И вам доброго вечера, преподобный. Могу я войти?

Я посторонился, пропуская Бориса Магистра в дом.

Что могло понадобиться Учителю Большого Истока в столь поздний час? Даже представить себе страшно. По пустякам он не стал бы меня беспокоить. Да я и не припомню, когда он в последний раз покидал школьные стены. Давно это было. Все, что ему нужно, поставлялось за счет администрации района курьерами. Ему даже продукты домой возили. Борис жил затворником, но прекрасно справлялся со своей работой. Он был Учителем по призванию, талант у него такой, особый.

В гостиной я пригласил Бориса занять место в одном из кресел. Он выбрал правое. Я предложил ему что — нибудь согревающее, на улице холод, а идучи пешком от школы до моей обители, совсем замерзнуть можно. Он отказался. Я налил себе стакан виски и сел в свободное кресло, внимательно разглядывая Магистра.

Никто не знал точно, сколько ему лет. Внешне казалось под пятьдесят, но даже самые древние старожилы, которые провели в Большом Истоке по полвека, утверждали, что Учитель воспитывал их, помнили его уроки. Складывалось впечатление, что он был всегда. Невысокого роста, плотного телосложения, крепкий, словно выдержанное виски, аккуратные черные усы, большие добрые и мудрые глаза с хитринкой. Обычно, когда Борис разговаривал со мной, он улыбался, словно знал обо мне что-то такое, о чем я пока не догадывался. Но не в этот раз.

— Что привело вас ко мне, Магистр? — спросил я.

— У меня очень деликатное дело, преподобный. Я надеюсь, вы понимаете, что просто так не стал бы вас беспокоить. Но у меня нет никаких фактов, только предчувствия. Очень нехорошие предчувствия. Что-то должно случиться…

— Случиться? — переспросил я. — Но что может случиться и с кем?

— С детьми.

— Подбрось да выбрось, Магистр, я, конечно, уважаю ваши седины, но все же, может, вам стоит отдохнуть. Вы слишком приросли к нашим детям, вот вам и мерещится разное.

— Не знаю, — растерянно произнес Борис. — Вчера цветы в школе на третьем этаже завяли и почти сразу засохли. К чему бы?

— Поливать чаще надо, — сказал я.

Магистр грустно улыбнулся, и вид у него сделался словно у собаки, потерявшей хозяина.

Стало не по себе. Я глотнул виски, чтобы заглушить неприятную тревогу, закружившуюся в душе.

Мы проговорили часа два. Больше Борис не говорил о своем беспокойстве. Так. Обсудили общие вопросы. Я предложил ему чай, он согласился. А потом резко вдруг засобирался и ушел. Я проводил Учителя до дверей и думать забыл о его тревоге и предчувствиях. Устал человек, бывает.

А наутро случилось страшное…

Утром меня разбудил Ник Красавчег. Он позвонил и огорошил:

— Дети пропали.

— Как пропали? Какие дети? — не понял я спросонья.

— Из школы пропали. Подробностей не знаю. Учитель все расскажет. Я через полчаса за тобой заеду. Никуда не уходи.

Ну куда я могу уйти в десять утра, подбрось да выбрось, если я даже еще из кровати не выбрался. Наскоро принял душ, почистил зубы, оделся, съел бутерброд с сыром и колбасой, выпил крепкого чая и ждал шерифа на крыльце, пыхая в морозный воздух сигарой.

Ник приехал вовремя. Я загрузился в машину, и мы отправились по адресу.

Школа Большого Истока находилась в конце Кленовой улицы. Белое четырехэтажное здание с футбольным полем, огороженным железным забором, чтобы жителям соседних домов неповадно было домашних псов по утрам выгуливать там, где детям днем играть и заниматься. Правда, все равно выгуливали. За каждым же не уследишь. Ворот нет.

Выбравшись из машины, я направился вслед за Красавчегом, который взбежал по ступенькам крыльца и нырнул в открывшуюся дверь.

Магистра мы нашли в учительской. Он сидел над кружкой чая и тяжело вздыхал. Напротив него замерли другие преподаватели, боялись нарушить священное молчание. Две девушки, одинаковые с лица, одна чернявая, вторая блондиночка, кажется, я видел их раньше у себя в приходе, и седой мужчина сурового взволнованного вида.

При виде нас они засуетились, словно стайка вспугнутых воробьев. Борис поднял голову и оглянулся.

— Ах, вы, — сказал Магистр.

— Преподобный, я же говорил, — добавил он.

Мне нечего было ему ответить. Сам всю дорогу к школе мучился вопросом: смогли бы мы уберечь детей от беды, если бы я вчера поверил старому Учителю? И пришел к выводу, что мы могли бы попытаться.

— Расскажите по порядку, что у вас стряслось? — попросил я.

— Пусть они расскажут. Я не могу, — ответил Борис.

Выглядел он подавленно. Самые худшие опасения сбылись.

Удар на себя принял завуч — худой болезненного вида мужчина неопределенного возраста:

— Утром уроки, как обычно, начались в половине девятого. Но на занятиях в каждом классе не хватало детей. Мы сперва не обратили внимания. Мало ли, заболели. Погоды холодные стоят. Осень на дворе. Но Дарья вот решила позвонить родителям одного мальчика, что-то по учебе понадобилось… не важно, выяснилось, что мальчик в школу ушел. Только получается, не пришел. Тогда я решил проверить остальных пропавших, и выяснилось, что все они пошли сегодня в школу, но не дошли. Тогда мы обратились к Магистру. Он вас и вызвал. Родители названивают каждые полчаса. Интересуются. Но мы им ничего не говорим. Стараемся деликатно. А то наедут, у нас и не продохнуть будет. Нам только истерящей толпы тут не хватает.

— Сколько детей пропало? — спросил я.

— Двенадцать человек. Семь девочек. Пять мальчиков, — тут же ответила одна из учительниц, темноволосая с восточным разрезом глаз.

— Где искали? — вмешался в разговор Ник.

— Всю школу обошли. Везде заглядывали. Нет нигде, — ответил учитель.

— А вы не думаете, что ребятишки где-то загуляли, забылись. Сейчас какую-то шкоду вместе придумывают. Почему сразу паническое настроение на корабле?

— У нас дисциплина. У нас никогда такого не бывает, — печально отозвался Магистр. — Дети идут к нам сами, чтобы новое узнать.

— Так. Мы во всем разберемся, — твердо заявил Ник.

Я тяжело вздохнул. Кажется, у нас намечается очередная катавасия.

* * *

Ник связался с Рэмом Парадоксом и разослал ориентировки на пропавших детей. Все кентавры Большого Истока должны сосредоточиться на их поиске. Задача первой важности. Также шериф вызвал в школу наряд кентавров, чтобы тщательно обыскать этажи и уличную территорию. А пока мы отправились на осмотр школы в сопровождении Магистра.

Борис не хотел разговаривать.

Борис не хотел никуда идти.

Борис выглядел удрученным и разочарованным в себе.

Что ж, его можно было понять. Он потерял детей. Чувствовал, что беда может случиться — и ничего не предпринял, чтобы ее не произошло. Вернее, попробовал сделать шаг. Он обратился ко мне, а я не воспринял его слова всерьез. Самонадеянный идиот!

Я заговорил с Магистром, чтобы убить тягостное молчание.

— Не переживайте так, дети не могли сквозь землю провалиться. Мы их обязательно найдем, подбрось да выбрось, хоть весь Большой Исток на уши поставим.

— Я верю вам, преподобный. Просто обидно, что я смог прошляпить их. А ведь чувствовал, а ведь знал. Когда я потерял веру в себя? Ведь раньше бы нисколько не сомневался в интуиции. Отменил бы занятия на пару дней или организовал экскурсию к Холму Призраков. Так нет же, старая калоша, позволил себя успокоить, позволил себе глаза отвести, — сокрушался Борис.

На первом этаже мы ничего не обнаружили. На втором тоже. Третий оказался чист. А вот на четвертом этаже Ник заметил, что все цветы на окнах засохли так, словно их целую вечность не поливали. Он упрекнул Магистра:

— Получше бы следили за растениями. Они ведь тоже живые.

— Так каждый день уборщица поливает. А всё одно сохнут. Ничего понять не может. Уже и так подкармливала, и так лила. Не помогает, — отозвался Борис. — Сегодня вот с третьего этажа все цветы выкинуть пришлось.

— И давно это у вас началось? — заинтересовался я.

— Пару дней назад заметили.

Когда я увидел комнатные растения, похожие на скошенное сено зимой, я насторожился. Мне не понравилось. Выглядели засохшие цветы намного необычнее, чем представлялось, когда о явлении рассказывал Магистр.

— А как поживает наш мальчик-вселенная, которого мы вам на перевоспитание пару недель назад отдали? — спросил Ник.

— А! Сэм-то, Сэм хорошо. Уже многое понимает. Правда, говорит неохотно.

— А это не может быть его рук дело?

— Вы о чем, преподобный? — уточнил Магистр.

— Подбрось да выбрось, не мог он детей куда-нибудь девать?

— Вряд ли. Он у нас по специальной программе занимается и редко когда с обычными ребятами видится.

— На всякий случай проверьте его и порасспрашивайте. Мы не участвуем, чтобы не нервировать ребенка, — попросил я.

— Хорошо. Сделаю, преподобный.

Мы еще раз обошли школу, но больше ничего необычного не заметили.

Сидеть в учительской и ждать у моря погоды не наш метод. Мы распрощались с учителями и заверили, что если что-нибудь прояснится, то сразу на колеса и к ним. Все, что нам станет известно, они тут же узнают.

Магистр молча кивнул и отпустил нас с миром.

* * *

Из школы мы направились в полицейский участок. По дороге нас поймал вызов — убийство на Кленовой улице. Поскольку мы находились рядом, решили заехать.

Возле двухэтажного уютного дома нас встретил подтянутый деловитый кентавр, стерегущий оцепление. Козырнул Нику, поклонился мне и пропустил внутрь.

В доме толклось достаточно народа, чтобы сложилось впечатление общежития. Все в основном в форме кентавров и несколько гражданских из числа медэкспертов. Завидев нас, навстречу вышел старший кентавр, полный сутулый мужчина лет за сорок, плохо выбритый, с красными свиными глазками, козырнул и доложил суть дела:

— Тело обнаружил молочник, такие дела. Он по утрам в этом районе постоянно молоко разносит, такие дела. Мы сразу приехали. В доме проживал Робур Жак, такие дела. Тихий мирный старикан. Никого не трогал. Ни с кем не связывался. В прошлом ученый, историк по образованию. Теперь на пособие живет. Жил. Переехал к нам несколько лет назад. Из талантов, умел заклинать дождь, такие дела.

— Что это значит, дождь заклинать? — удивился я.

— А он когда хочет, мог дождь сгустить в отдельно взятом пространстве. От него все время фермеры страдали, такие дела. Он на воле жил за городом, рядом полно фермерских хозяйств, а Робур когда в волнение впадал, всегда дождь вызывал. Вот фермеры и начали жаловаться. Робуру бы себя поберечь и не волноваться по пустякам, а он, когда работал, все время в ажиотаж впадал. Нервишки его и погубили. К нам выселили на покой.

— И часто он здесь округу заливал? — поинтересовался я.

— Так время от времени. Но обычно ему не давали. Рядом Максим живет. Он засуху устраивать любит. Вот они друг друга и гасили… по мере сил и возможностей. Зарывали, так сказать, любой конфликт в зародыше.

— Нам бы тело осмотреть, — потребовал Ник.

Кентавр опомнился, хлопнул себя по бокам, развернулся и направился вглубь дома.

То, что мы увидели, сложно было назвать телом. И уж, по крайней мере, недавно убиенным. Высушенная мумия, которой на взгляд было лет под тысячу. Быть может, ее похитили из исторического музея и тайно приволокли домой. Какой-то фанатичный коллекционер. Если вспомнить, кто по профессии пострадавший, то мозаика сходится.

— Ты что темнишь? Где убитый? — спросил сурово Красавчег.

— Как где? Вот оно, — кивнул на мумию кентавр и нахмурился.

Он не понимал, чего от него хотят.

— Ты что нам тут втираешь? Пытаешься голову запудрить? Трупу уже как минимум фараоново время минуло, — наседал Ник.

— Ничего я не втираю. Это и есть Робур Жак. Он еще вчера молочнику дверь открывал и расплачивался. А сегодня вот как выглядит, неприглядно. Такие дела, наоборот, вы меня путаете, только не понимаю зачем, — возмутился кентавр.

Мы с шерифом переглянулись.

Мы пожали плечами в недоумении.

Мы присели на корточки возле тела.

Сомнений не оставалось — это мумия, что бы там ни говорили сомневающиеся. Только и не доверять кентавру оснований не было. Если он утверждает, что перед нами хозяин квартиры, стало быть, так и есть. Скрюченный, сухой, даже уже окаменелый. Глаза точно две черные изюминки и провал рта с белыми здоровыми зубами. Такого мне не доводилось раньше видеть.

— А почему мы решили, что Робура, как его там, убили? — спросил неожиданно Ник.

Кентавр удивился.

Кентавр на время потерял дар речи.

Кентавр захлопал глазами.

— То есть как? То есть, какие дела? Не понимаю, — выдал он.

— Ну смотрите. Следов насильственной смерти нет. Раз. Ну, высох человек, с кем не бывает. Поза не подразумевает под собой борьбы. Два. Лежит себе человек на ковре в спальне. Не дошел до кровати. Мало ли, плохо стало, споткнулся, упал, мертв, — рассуждал феерически Красавчег.

— А как же, позвольте, вся эта сухость в теле образовалась? — спросил растерянно кентавр.

— Естественным путем. Если он дожди там заклинал и прочее-прочее, то вот со смертью и высох сразу. И мы берем только вариант, что оно и правда хозяин квартиры, а не украденная в музее мумия.

— Да как же, позвольте, естественным путем. Где же видано, чтобы естественным путем люди высыхали, — недоумевал кентавр.

— Ну, у нас все не как у людей. На то мы и альтеры, подбрось да выбрось, — резонно заметил я.

Кентавр не знал, что ответить.

— Так. Как вас там, — замялся Ник.

— Старший инспектор Джобс, — ответил кентавр.

— Отлично, инспектор. Как только будет закончена судмедэкспертиза по трупу, результаты ко мне срочно доставить. Я либо у себя, либо у преподобного.

— Будет исполнено, — козырнул Джобс.

Мы покинули место преступления. А преступления ли? Что-то подсказывало мне, что мирный историк Робур Жак отнюдь не почил «мирно и непостыдно». Да и мумий у нас в музее не красовалось, и музея отродясь не было.

* * *

На следующее утро детей еще не нашли. Я несколько раз разговаривал со старым учителем. Магистр был убит горем, но я ничем не мог ему помочь. Кентавры рыли землю, но все безрезультатно. Сложно себе представить, что чувствовали родители пропавших детей. Их требовалось успокоить, но я не знал, что им сказать. Хотя понимал, что рано или поздно придется выступить перед народом.

Кентавры обыскали школу и прилегающую территорию, но ничего не нашли. Готовились разобрать здание по кирпичику, если потребуется, но Ник считал, что инициатива преждевременна. Куда детишки могли пропасть на нашем районе. Большой Исток не маленький конечно, но все же… да и детишки за себя, если что, постоять могут. У каждого талант имеется. Поэтому поиски продолжались, но без острого фанатизма.

Тем временем поступили данные о вскрытии Робура Жака. Выяснилось, что тело — не египетская мумия, а человек, умерший загадочной смертью. У него даже внутренние органы все на месте остались, только высохли. Непонятно было, умер он сам или его кто-то убил. Одно ясно, покойник мгновенно потерял всю влагу из тела. Но причины обезвоживания медики назвать не сумели. Сами впервые видели.

Красавчег первым делом соседа заподозрил, который обожал засушливые места. Максима Колобка задержали и приступили к допросам. Я отказался участвовать. И без меня справятся.

Хотел было съездить в школу, но в последний момент передумал. Появилась куда более свежая идея, за которую я и ухватился. Я позвонил Злому, но дома его не застал. Отзвонился в «Зажигалку», но и там его не видели со вчерашнего дня. Есть только один альтер, который может знать, где пропадает Злой.

Я отправился на поиски Зеленого. Короткий перелет на другой конец города. Мягкая посадка за вертолетным ангаром на сырую и желтую от опавших листьев площадку. Где еще можно найти Зеленого днем, только в его любимом ангаре, где он вот уже какой год пытается усовершенствовать маленький геликоптер. Где он раздобыл вертушку? Зачем ему она нужна? Соседи понятия не имели. Думаю, что и сам Зеленый не ответил бы на вопрос. Но он увлеченно день за днем, месяц за месяцем, год за годом перебирал мотор летательного аппарата, пытаясь поднять его в воздух. Он посвящал сосредоточенному занятию все время, свободное от поглощения «Протоки № 3» и сумасбродств, которые он учинял после трех-четырех литров пенного напитка.

В ангаре было тихо. Я заглянул внутрь. Никого. Осторожно вошел. Мало ли что тут у Зеленого может таиться. Он такой. Он все может.

По центру ангара стоял круглый маленький вертолет на одного человека с грустно опущенными лопастями. Обойдя помещение по кругу, я заглянул в каждый угол, но, кроме россыпи пустых бутылок из-под «Протоки № 3», ничего не нашел. Зеленого тут не было.

Потерпев фиаско, я покинул ангар. Оказавшись на улице, уже хотел было взмыть в воздух, когда услышал доносящиеся издалека возбужденные голоса. Я решил проверить и пошел на них. Мне повезло, и я нашел Зеленого. Он сидел на холме, любовался лежащей внизу долиной, по которой проходила граница с Большой землей. Рядом замер Злой, напряженная немного сутулая спина, взъерошенные волосы и мешок с парашютом, стоящий на земле рядом.

— Вот вас-то мне и надо, — я радостно сообщил им о своем прибытии.

Зеленый обернулся, всплеснул руками и сказал:

— Надо же, кого к нам занесло. Сам преподобный. Приветствуем.

Злой оглянулся, насупился и коротко кивнул. Большего от него не дождешься.

— Какими судьбами? — спросил Зеленый.

— Дело к вам есть серьезное. Слышали, дети пропали?

— Было дело, — сказал Злой и отвернулся.

— Излагай, — потребовал Зеленый.

Моя идея заключалась в патрулировании небесных сфер. Пусть Зеленый со Злым полетают над Большим Истоком и посмотрят с высоты, что на районе происходит. Может, что и углядят полезного. Пока поиск не закончится, я мобилизовал ребят на общественные работы. Ничего, им не навредит. Проветрятся заодно, дурного лишнего не придумают.

— Не проблема, преподобный. Все сделаем в лучшем виде, — сказал Зеленый.

— Можешь на нас положиться, — добавил Злой.

Почему-то я был уверен, что моя затея обернется успехом. Распрощавшись с рекрутами, я взмыл в небо и направился к себе домой.

* * *

На веранде сидел Ник Красавчег, курил сигару и ждал меня. Вид у него был хмурый, потрепанный. Окружающая действительность ему сильно не нравилась, но он вынужден был с ней мириться.

— Добрый день, преподобный. Надеюсь, хоть у тебя он добрый. Где пропадаешь?

— По делам летал. А ты давно задницу морозишь?

— Так уже с полчаса, — признался Ник.

— Видно, что-то срочное стряслось, если ты решил меня дождаться. А чего не в машине? Там теплее.

— Чтобы голова была ясная, а мысли бодрые.

— Подбрось да выбрось, рассказывай, что у тебя, — попросил я, поднимаясь на крыльцо.

— Еще одна мумия. Сорок минут назад обнаружили. Вот я и решил за тобой заехать, а ты где-то в облаках витаешь, — недовольно пробурчал Ник, поднимаясь из плетеного кресла. — Поехали, прокатимся. Посмотрим.

* * *

Новая жертва жила на улице Вязов в нескольких кварталах от первой мумии. Большой уютный дом в окружении раскидистых деревьев. Во время апокалипсиса местного разлива, случившегося три недели назад, когда улицу захватили зыбучие пески, дом выстоял. Несмотря на то, что кварталу изрядно досталось и много строений на дно ушло. До сих пор восстановить не могут. Хотя денег на восстановление уже натрясли.

На подъездной дорожке возле садовой фигуры снеговика маячили трое кентавров. Они курили, громко обсуждали последние новости, изредка косились испуганно на закрытый дом, но внутрь не шли. Их задача зевак отпугивать, но зевак в округе не наблюдалось.

Я выбрался из машины и направился к дому. Ник шикнул на кентавров и последовал за мной.

Тело сидело в кресле-качалке возле телевизора с раскрытой книгой на коленях. По ящику показывали новости с Большой земли, сытый диктор с большим пузом рассказывал о политической обстановке в Боливии и растущих ценах на кокосовый жмых. Пульт управления лежал на подлокотнике кресла рядом с сухой веткой, которая когда-то была рукой человека. Я взял пульт и выключил телевизор. Где Большая Земля, а где мы. То, что волнует их, для нас пустой звук. Зато что тревожит нас, может обернуться для них большими проблемами.

Дверь хлопнула, и вошел Джек Браун, один из лучших кентавров. По крайней мере, по мнению Ника Красавчега. А у меня нет оснований не доверять шерифу. Джек выглядел встревоженно, если не сказать хуже. На нем лица не было, словно тут Стив Простыня постарался. Есть у нас один альтер на районе, любит над собратьями подшутить, за что часто бывает бит, иногда ногами по нежным местам.

— Подбрось да выбрось, что стряслось? — спросил я, усаживаясь на свободный табурет возле стены.

Захотелось курить, ну просто сил нет. И трубка вроде в кармане, да только покойник смущал донельзя. Он же высох, словно тысячелетняя мумия, а что если вспыхнет от случайной искры. Один миг, и нет пострадавшего. А нет тела, как известно, нет и дела.

— Преподобный, мистика какая-то. Мы с ребятами облазили все вокруг, каждый сантиметр клятого дома проверили, да только никаких следов. Такое чувство, что Слюнтяя убило привидение.

— Какого Слюнтяя? — не понял я.

— Так вот этого, — кивнул на мумию Джек Браун. — Это же Гоша Слюнтяй. Известный затворник.

— А почему Слюнтяй? — спросил я.

С таким прозвищем на районе не сильно зашикуешь. Обязательно найдется альтер, который станет докучать подколками да подначками. Не удивительно, что этот Гоша затворником слыл.

— Фамилия у него такая. Он у нас недавно. Всего полгода. Особо нигде не засветился, — ответил Ник.

Красавчег хмурился. Настроение у него портилось на глазах.

— А почему, Джек, ты считаешь, что Слюнтяя убили? — спросил я.

— Где это видано, чтобы человек в хворост за несколько часов превратился? — удивился Джек Браун.

— Почему это ты считаешь, что за несколько часов? Может, он тут уже неделю сохнет? — недоумевал я.

— Да какой там неделю. Его утром молочник видел. Он ему кефир привез да контрабандное виски от Бедуина подкинул. Слюнтяй лично посылки принял, денег отслюнявил. Мы молочника уже нашли да в участок отправили. Сейчас его там допрашивают. Заодно на Бедуина компромат нароем. Ваня совсем зарвался. Строгает бабло, а налоги жадит.

— А кто вам про молочника рассказал? Неужели сам болезный пришел с повинной?

Не нравилось мне все это. Ой как не нравилось. Уже вторую мумию за неделю молочник находит, и ни одной зацепки. Кто-то шалит, да следов не оставляет. И это очень тревожит. Не доглядим, не словим вовремя, третий усохший появится, а там слухи поползут, народ встревожится. Может очень неприятно получиться.

— Молочника соседи видели. Как он подъезжал да в дом заходил.

— Глазастые какие, подбрось да выбрось, — не смог я сдержаться. — Вот всегда так. Когда не надо, все видят, а когда из аптеки доктора Бро вынесли выручку за неделю да пару коробок с тяжелыми лекарствами, то никто ничего не видел. А больше соседи ничего такого не углядели? Может, личности подозрительные вертелись вокруг дома?

— Ни единой личности, преподобный. Все как обычно. Тихо как в склепе. Слюнтяй не любил шума и гостей.

Мне не давала покоя одна мысль. Я хмурился, пытаясь ее уловить, словно Красавчег, когда пытается понравиться даме на первом свидании…

— Если этот Слюнтяй на Большом Истоке человек новый, то откуда у него шикарная конура? — озвучил я нестыковочку.

— Она ему по наследству осталась. От дядюшки. Слюнтяй, когда на Большой Исток загремел, так с дядей стал жить. А недавно его дядька помер, и он тут один завис, — разъяснил Джек Браун.

— А от чего дядя умер? Надеюсь, не от того же, — я кивнул на мумию.

— Да не. Тут когда недели три назад зыбучие пески приключились, он как раз в магазин ходил за продуктами. Тут рядом за углом. Вот одним из первых под раздачу и угодил. Затянуло его вместе с покупками. Быстро затянуло. Никто даже ничего сделать не смог.

Я хлопнул себя по коленям и поднялся с табурета.

— Значит, так, мне здесь больше делать нечего. Когда спецы с телом закончат, результаты мне сразу скиньте или Нику.

Красавчег нахмурился, почесал небритую щеку и выругался шепотом.

Мы вышли из дома, прошли мимо беззаботно болтающих о наболевшем кентавров и погрузились в машину.

Ник хотел было сразу ехать ко мне, но я настоял на другом. И мы заехали в школу проведать обстановку на местах.

Ничего толком не изменилось. Кентавры в дцатый раз отутюжили территорию школы пешим строем с металлоискателями, магоулавливателями и прочими хитрыми приборами. Одинаковые с лица учительницы хлопотали вокруг Магистра, то чай ему на подносе с пряниками в кабинет, то корвалола накапать, то мокрое полотенце остудить горячий лоб, но старый Учитель был непреклонен. Он сидел в своем кабинете, отгородившись от всего мира, и корил себя за то, что недоглядел, прошляпил.

Когда мы вошли в кабинет, Магистр поднял на нас полный страдания взгляд и спросил заплетающимся от тревоги языком:

— Вы их нашли?

На ступенях школы стояли и сидели встревоженные родители, которые никак не могли понять, куда подевались их дети и что делает полиция, чтобы их нашли. Не случалось еще такого на Большом Истоке, чтобы дети пропадали.

У нас, конечно, часто неспокойно. А как по-другому? Каждый альтер при своем таланте. Все одаренные, и каждый по-своему. А где одаренность, тут и самолюбие, которое вечно ущемлено. Как же так, соседу по дому, парте, столику в баре вечно везет, ему все почести и улыбки публики, ему каждая девушка рада, а что мне — жалкие объедки. А у меня, может, талант больше и шире, ни в один дверной проем не пролезает. А где ущемленное самолюбие, там вечно конфликты вспыхивают. Ни дня не проходит, чтобы парочка альтеров талантами не померилась на потеху публике на улице, в ресторане, в борделе у Матушки Змеи — или просто у себя в квартире, пока никто не видит. А нам с кентаврами разнимай, нам это дерьмо большой ложкой вычерпывай, пока котел не остынет. Всегда так было. Тяжело, когда на одном районе каждый первый гений, похуже чем банка с ядовитыми пауками, которые друг друга ненавидят. Но в то же время у нас все по-доброму. Даже если вчера подрались двое — сегодня, глядь, уже сидят за одним столиком да темное потягивают в удовольствие. А что делать? Мы на одном корабле, и не важно, как он называется, главное, что с него не убежать.

Но так чтобы дети пропадали, такого еще не случалось. И ведь неясно, с какой стороны за дело браться. Подбрось да выбрось, и что я, дурак старый, Магистра в ту ночь не послушал? Поздно воевать с ветряными мельницами, когда вся мука помолота да рассыпана по мешкам.

В школе мы ничем больше помочь не могли, и Ник Красавчег отвез меня домой. От стаканчика виски на крыльце он отказался, сослался, что дел невпроворот, и умчался в участок.

Остаток дня прошел без происшествий. В одиночестве я дружил сначала с одним стаканом виски, а потом под хорошую вкусную трубку уже и с тремя. Пытался читать, но в голову ничего не лезло. Мысли путались, ускользали от книжных пожелтевших страниц да стремились на волю. Детей жалко, Магистра жалко, но главное — злило, что я ничего не мог поделать. Кентавры уже опрашивали родителей пропавших. Шли допросы учителей, но пока оставалось только сидеть в кресле, любоваться осенним закатом, хлестать виски в одиночестве да ждать результатов оперативной работы.

* * *

Утро началось с новостей. Я ничего не имею против свежих новостей за чашечкой крепкого кофе, но все же предпочитаю их в печатном виде или хотя бы в трезвом. Но сегодня меня ждал сюрприз в семь часов утра в виде в дымину пьяного Зеленого, усиленно жмущего на мой дверной звонок толстым пальцем. За его спиной маячил трезвый и оттого злой Злой.

Первым делом я хотел их убить. Вторая мысль была отправить их ко всем чертям, желательно надолго. Потом я все-таки проснулся и сообразил, зачем они пожаловали ко мне в такую рань.

Пришлось впустить визитеров. Я проводил их в кабинет, попросил подождать пять минут, пока переоденусь. Нехорошо о делах разговаривать в халате на голое тело, который к тому же все время норовит распахнуться. Правда, я вряд ли шокирую своей обнаженкой Зеленого со Злым, но устраивать им стриптиз за бесплатно совсем не хотелось.

Одевшись, я заглянул на кухню за парой бутылочек ледяной минеральной воды. Приложив их ко лбу, я тут же уверовал в гармонию мира, в счастье для всех даром и возлюбил ближнего своего в лице Зеленого и Злого. Они сидели в кресле рядом с таким видом, словно собирались наброситься друг на друга разъяренными кошками. Зеленый и Злой вечно так, то ссорятся, то мирятся, то дерутся, то пьют на брудершафт контрабандное.

— Подбрось да выбрось, с чем пожаловали? — недружелюбно спросил я.

О каком дружелюбии может идти речь в семь утра.

Обогнув рабочий стол, я плюхнулся в кресло, поставил на стол бутылки, откупорил одну из них и жадно присосался.

Зеленый дернулся, судорожно сглотнул, но промолчал.

— Мать твою волшебницу, преподобный, сам же попросил полетать по окрестностям, вот мы всю ночь патрулировали. А поутру сразу к тебе, — сказал Злой и оскалился.

Этот смертельный оскал у него за улыбку идет.

— И что углядели? — спросил я.

Зеленый со Злым меня просто так тревожить не станут. Если пришли, значит, след есть.

— Я не спецом, — всхлипнул Зеленый, шмыгнул носом и шумно икнул.

— Не ссы, лягуха, — приободрил друга Злой.

— Это он о чем? — насторожился я.

— Тут такое дело, — замялся Злой.

А Зеленый смотрел на меня враждебно, словно увидел во мне очередного критика своего творчества. Очень уж Зеленый критики не любил.

— Мы вчера утром, еще до твоего приезда, по делам мотались. И когда над улицей Вязов пролетали, Зеленому очень приспичило, а времени на посадку не было. Да и до ближайшего сортира далеко. Вот Зеленый и облегчился с воздуха на один домик. А вечером телик смотрим. Аллилуйя Джаффар, тот домик показывают. А там один альтер кони двинул, говорят, усох на корню. Вот теперь Зеленый боится, что его за это повяжут. Если уж не как преступника, то как соучастника точно. Я его и так убеждал, что он тут никаким боком. Но уж если Зеленый чего решил, то выпьет обязательно. В результате к утру его развезло, — разъяснил Злой, виновато разведя руками.

Нет, Зеленый, конечно, очень ядовитый тип. В особенности если «Протоки № 3» переберет, но чтобы людей в мумии превращать, ни в жизнь не поверю.

— Кончать дрожать, подбрось да выбрось, ты тут ни при чем, — объявил я, припав к бутылке минералки.

Все-таки третий или пятый стакан виски (точно не помню) был лишним. Но очень уж детей (и себя!) жалко было.

— Обещаешь, преподобный? — с надеждой в голосе спросил Зеленый.

Злой хлопнул его по плечу и ободряюще оскалился.

— Слово даю. Но чтобы мне больше на район не поливать. Узнаю, заставлю улицы с шампунем вручную мыть.

— В последний раз, преподобный, клянусь, я не спецом, — побожился Зеленый и закусил губу с видом раскаявшегося злодея.

— А теперь рассказывай, что такое углядели? Вы же меня утром не ради спасения души Зеленого побеспокоили?

— Обижаешь, преподобный, — рванул рубаху на груди Зеленый. — Мы полетали то тут, то там. И вроде все в порядке. Все как обычно. То тут приключение на чью-то голову, то там трамтарарам, в общем, ничего необычного. Но потом Зеленый заметил, что многовато сухостоя на улицах появилось. То одно дерево голое стоит, то второе мертвая палка. Попытался воздействовать, но ничего не получилось. Мы сначала решили на пустяки не отвлекаться, но потом я заметил, что все деревья сухие в одном районе стоят. И я вспомнил, что ты про детей пропавших говорил. А деревья-то да трава пожухлая как раз в районе школы наблюдаются. Словно источник засухи прямо в школе засел.

Злой умолк, настороженно уставился на меня.

А ведь любопытное наблюдение. Помнится, и Боря Магистр все время твердил, что у них кактусы на корню сохнут. Может, тут корень разгадки кроется. Пожалуй, стоит проверить. Какая-никакая, но ниточка.

— Вы на колесах? — спросил я.

— Какое там. Сразу к тебе полетели, — ответил Злой.

Зеленый пьяно всхлипнул и жадно уставился на бутылку с минералкой.

— На карте отметить район усыхания сможете?

— Без проблем, преподобный. За нами не заржавеет.

Я допил минералку, бросил пустую тару под стол в мусорку, не попал, ну и черт с ним. Вторую бутылку сунул в карман пиджака и поднялся из-за стола.

Сперва я хотел полететь, но разумно решил, что на похмельную голову этого делать не стоит. Тогда я вывел из гаража свой красный Бьюик Роудмастер 1954 года выпуска. Мы с трудом усадили на заднее сидение Зеленого, он все время рвался вперед за руль, ему ой как приспичило порулить. Злой сел рядом с ним для подстраховки. Вдруг по дороге Зеленый попробует отобрать у меня руль. Он может. Он во хмелю любит почудачить.

Я завел мотор и взял курс на полицейский участок. Я был на все сто уверен, что застану там нашего шерифа. И предчувствие меня не обмануло.

* * *

Ник всю ночь просидел в участке. Глаз не сомкнул. Изучал карты Большого Истока, читал поступающие свежие сводки о поиске пропавших детей, вникал в детали дела о двух мумиях. Выглядел он усталым, разбитым, даже кривляться сил не осталось.

Когда мы приехали, он сидел в кресле и одолевал отчет судмедэксперта о вскрытии Гоши Слюнтяя.

— Подбрось да выбрось, есть хорошая зацепка, — объявил я с порога.

Красавчег отложил папку с отчетом в сторону и уныло зевнул.

Увидев маячивших за моей спиной Зеленого и Злого, он скривился, точно от зубной боли, от чего сразу похорошел.

— Выкладывай, что там у тебя, — без энтузиазма в голосе попросил шериф.

— Ты плохо выглядишь. Тебе бы взять выходной на пару дней. Порыбачить бы, с ружьишком на охоту походить. Возле границы есть местечко, можно и пострелять незамеченным.

Браконьерство в наших местах считается тяжелым преступлением. У нас и так мало места, лесные угодья крохотные, так что многие развлечения Большой земли для нас под запретом. Но есть одно местечко, где все можно. О нем мало кто знает. Мы с Красавчегом любили время от времени съездить туда, развеяться.

— С удочкой — это мы обязательно. Только детишек бы найти да понять, кто нам людей сушит. И тогда полный порядок, можно закрывать лавочку, — ответил Ник.

Я подошел к столу, увидел краешек карты, выглядывающий из-под горы отчетов, старых дел, не нужных никому документов. Потянув карту на себя, я вызвал обрушение бумаг на пол, что, безусловно, не могло понравиться Красавчегу. Ведь ему же убираться потом. Но шериф промолчал.

Зеленый и Злой ни звука не издавали. Стояли скромно, старались по сторонам не оглядываться, а то вдруг увидят что-нибудь, для их взглядов не предназначенное. Чувствовалось, что в самом сердце полицейского участка им очень не по себе. Тревожит обстановочка их души бунтарей.

Я разгреб стол шерифа, расправил карту и позвал своих помощников. Зеленый, похоже, от важности момента весь хмель растерял. Смотрел на меня затравленно, словно старый верный пес перед кастрацией. Злой выглядел еще более злым и готов был, случись что, сопротивляться до последнего. Весь его вид говорил «живым я вам не дамся».

— Расскажите, что и где вы видели, — попросил я.

Зеленый и Злой переглянулись, словно советовались, кто первый начнет.

Рассказ не занял много времени. Самые пикантные подробности, которые точно не понравились бы Красавчегу, они опустили. Говорили только о важном, коротко и по существу. Я попросил их начертить на карте зону засухи для наглядности. И Зеленый дрожащими руками исполнил мою просьбу. Руки у него так выплясывали, что мне начало казаться, что он сейчас либо карандаш сломает, либо карту проткнет.

— Интересно, интересно, — пробормотал Красавчег, когда Злой и Зеленый закончили доклад.

Ник склонился над картой, изучая отмеченную территорию.

— Не кажется ли тебе, что эта зона засухи, как вы ее назвали сочно-то, прямо вокруг школы и распространяется. Школа-то по центру стоит. А теперь ну-ка посмотрим… ага… ага… Я так и думал. Смотри, Крейн, вот Кленовая улица, где мы нашли первую мумию, — Красавчег отметил крестиком точку на карте. — А вот улица Вязов, где мы нашли второе тело, — второй крестик на карте. — Оба тела найдены в пределах зоны засухи. Значит, у нас еще три дома под ударом. И могут быть жертвы.

Красавчег засуетился. Он вызвал Джека Брауна, потребовал, чтобы тот съездил по указанным адресам и позаботился о немедленной эвакуации людей, пока они под раздачу не попали. После чего еще раз внимательно изучил карту и отдал распоряжение выставить оцепление вокруг зоны засухи. Кентавров на оцепление только-только хватит, в обрез, получается, остальная часть города останется без присмотра.

Я с сомнением посмотрел на Зеленого и Злого. Красавчег тоже на них уставился. Похоже, нас посетила одна и та же мысль. А не запереть ли нам этих двух от греха подальше в кутузке, чтобы у них соблазна не появилось, пока кентавры в оцеплении стоят, объявить остальную часть города зоной своих развлечений. Но они все-таки нам помогли, поэтому мы с Красавчегом промолчали. Хотя нам и стоило труда прикусить языки.

Когда все распоряжения были отданы, Красавчег склонился над картой, словно пытался найти на ней ответы.

— А не кажется ли тебе, преподобный, что сушильная канитель с пропажей детишек связана? — спросил он.

— Очень даже кажется, подбрось да выбрось, я вот только понять не могу, каким боком, — признался я.

— И я вот не понимаю. Засуха вокруг школы, дети пропали, два трупа на районе. Да еще Зеленый и Злой сотрудничают с правосудием. Мир определенно сошел с ума.

— А вы все обыскали в школе? Детей нет?

— Всю поверхность мелкой гребенкой прошли. Куда могли, везде заглянули. Даже намека на детей нет. Еще чуть-чуть, и придется сообщать на Большую землю, чтобы они прислали нам своих сыщиков с приборами и прибабахами разными.

— Хорошо, на поверхности вы искали, а под поверхностью пробовали? — спросил я.

Красавчег нахмурился, отчего стал похож на известного голливудского актера, и потряс головой.

— Это ты о чем сейчас? Выражайся более понятным языком.

— На земле вы искали, а под землей пробовали?

— Как это под землей? В пекле, что ли?

— Подбрось да выбрось, Красавчег, отключи воображение. Оно шалит. Какие подземные коммуникации проходят под территорией школы. Есть ли входы и выходы. Надо вот что проверить. Может, дети заигрались, ушли под землю и заблудились.

— Канализационные люки мы осмотрели, следов взлома не обнаружено. Так что… даже не знаю… но это мысль…

Красавчег вскочил из-за стола и бросился из кабинета.

Я посмотрел на Зеленого, перевел взгляд на Злого и тяжело вздохнул.

Как бы внутренний голос меня ни убеждал, что я поступаю неправильно, но парней надо отпустить. Они нам помогли. Нельзя за помощь платить недоброй монетой.

— Спасибо за все. А сейчас вам лучше уйти побыстрее. Пока у нашего шерифа не появилась благая мысль привлечь вас к общественно-полезным работам.

Зеленый разозлился. Злой позеленел от злости. Но оба промолчали. Так же молча они выбрались из комнаты и покинули полицейский участок.

Когда Красавчег вернулся, он даже не заметил их исчезновения.

* * *

Как выяснилось, кентавры не дураки, свое дело знают, и не за просто так получают жалование. Все подземные коммуникации на территории школы они проверили. Вернее, проверили, как надежно закрыты входы и выходы, но под землю не полезли. Но у Ника появилась безумная мысль, и он расширил сектор поиска, добавив улицу Вязов и Кленовую улицу. Быть может, именно там начались проблемы, а пропажа детей лишь следствие.

Срочно в участок пригласили специалиста, знающего подземный мир как свои пять пальцев. Обратились было к Ване Бедуину, да только тот отказался. Сказал, что если на Большую землю пройти, он всегда пожалуйста, все входы и выходы знает, каждую лазейку помнит, а вот в Большом Истоке он ни черта не понимает. Да и не нужно ему. Но посоветовал с Колей Кротом поговорить. У него проблема со зрением, очень глаза чувствительны к солнечному свету, поэтому он часто под землю прячется. Несколько месяцев назад он даже нашел клад первых поселенцев, пролежавший с тех времен, когда Большой Исток населяли обычные люди, а про альтеров никто и слыхом не слыхивал.

За Кротом отправили машину, и он не отказал в помощи. Выехал по первому же требованию. К тому же пара кентавров на пороге твоей норы — очень убедительный аргумент.

Крот оказался маленьким щуплым мужчиной неопределенного возраста, в очках с грубой оправой и большим увеличением. Он и правда чем-то напоминал крота. С собой привез рулоны с чертежами, которые тут же расстелил на столе и стал показывать и рассказывать.

Если дети отправились на экскурсию под землю, то уйти они могли только в одном месте. Старый заброшенный водосброс на углу Вязов и Кленовой, как раз равноудаленное от домов жертв место. Красавчег тут же решил брать быка за рога и приказал отправляться на предполагаемое место происшествия.

В кабинет заглянул Джек Браун и доложил, что эвакуация прошла успешно. Найдено три мумии.

Красавчег скривился от злости, но ничего не сказал. Сейчас надо на главном сосредоточиться, чтобы зараза за границы засухи не вышла. А то скоро Большой Исток превратится в пустыню, и даже Ваня Бедуин этому не обрадуется.

Все кентавры на оцеплении, так что на операцию решили идти малыми силами. Я, Ник, Джек Браун и двое кентавров, которые вернулись вместе с Брауном.

* * *

До старого водосброса добрались быстро. Ник за рулем страшная сила. Кентавры уже успели выстроить оцепление, и даже стали собираться зеваки. Нас пропустили без проблем, и, шурша шинами, мы въехали в зону засухи. Теперь название себя полностью оправдало. Деревья, по осени сменившие наряд на желто-красные костюмы, теперь стояли голыми скрюченными палками. Приусадебные лужайки даже под снегом всегда оставались зелеными, теперь они сияли лысинами и проплешинами. Жалкое и страшное зрелище.

Старый заброшенный водосброс находился в начале Парка Победы. Когда-то через него сбрасывали во время ливней излишки воды в пруды парка, но потом поставили новые системы откачки воды и про старую, поросшую колючками и сухим плетнем трубу забыли.

Машину мы оставили в начале парка и продолжили путь пешком. По дороге не разговаривали. Не о чем говорить, когда столько всего произошло. Между нами повисло напряжение, и казалось, даже тишина звенит. Понятное дело, если не брать в расчет засуху и мумии, то пропавшие дети — главная цель. Каждый из нас боялся, что мы найдем пропажу, но окажется уже поздно. И вместо здоровых шаловливых детишек мы увидим штабеля мумий. Вот это самое страшное. Как потом мы сможем смотреть в глаза их родителям, как я потом смогу говорить с Борисом Магистром о жизни и высшей справедливости? Настроение у нас было ни к черту.

Мы вошли под землю. По трубе пришлось передвигаться скрючившись в три погибели. Первым пошел Ник Красавчег, вторым я, за мной Джек Браун и кентавры. Браун зачем-то достал из кармана револьвер и выставил перед собой, словно собирался, случись что, стрелять мне в спину. Увидев мой взгляд, Джек засмущался, но револьвер не убрал.

— По инструкции положено, — пояснил он, но этим меня не успокоил.

Кентавры раскрыли спортивные сумки, которые прихватили с собой из участка. Мы взяли себе по фонарику и начали путь.

Никогда бы не подумал, что под Большим Истоком существует свой мир. Хитросплетение коридоров и труб, по которым проходили внутренние коммуникации, обжили крысы и насекомые. Луч фонаря то и дело выхватывал из темноты чей-то голый хвост или цеплялся за паутину. Но мы шли вперед, стараясь производить как можно меньше шума.

Прошло, наверное, минут сорок блужданий под землей, когда я первым услышал чей-то плач, доносящийся издалека. Мы переглянулись с Красавчегом. Плач — в любом случае хорошо. Если кто-то плачет, значит, он жив, и мы увидим минимум на одну мумию меньше.

Мы прибавили шагу, но источник плача нашли не сразу. Сначала мы промахнулись, свернули не в тот коридор, блуждали еще с полчаса, пытаясь вернуться назад, но в конце концов выбрались и нашли верный путь, который привел нас в большую бетонную пещеру. Возможно, здесь раньше стояли насосы или другое оборудование, но сейчас не осталось ничего — только старые тряпки, наваленные на пол. На них сидели дети. Уставшие, голодные и встревоженные дети. Они окружили самую маленькую и грязную девочку. Малышка плакала навзрыд, остальные пытались ее утешить, только вяло и неубедительно. Было видно, что успокоить плаксу пытаются давно и безрезультатно.

— Вот мы вас и нашли, подбрось да выбрось. Как же вы нас напугали! — сказал я.

Дети обратили на нас внимание. На перепачканных лицах появились радость и вера в светлое будущее. Здесь были все пропавшие: Ленка Стрекоза, Гарри Гудини, Антон Весельчак, Салли Ходули и другие, которых я не знал по именам. Они смотрели на меня во все глаза, полные радости, и не могли поверить своему счастью. Их заточение окончилось.

Но стоило мне заговорить, как незнакомую мне девочку накрыло новым потоком рыданий. В воздухе началось движение, слабо уловимое, но мне оно не понравилось сразу же. И очень захотелось пить.

Ник Красавчег шагнул навстречу детям, но был остановлен невидимой силой. Его скрючило, словно кто-то ударил ему под дых. Ник упал на колени и застонал. Плакса смотрела на него, и глаза у нее были испуганные.

Что бы тут ни происходило, во всем виновата девчонка. Она применяет талант, подбрось да выбрось! Но что именно она вытворяет, и как нам с этим бороться? Если найти и понять природу происходящего, у нас есть шанс выйти на поверхность живыми. Если же нет, то из нас понаделают мумий. Я уже не сомневался, что мумии наверху ее рук дело.

Времени на сомнения не оставалось. Я взглянул на Плаксу своим особым зрением. И через минуту все стало ясно.

Я обернулся. Красавчег сидел на полу и корчил гримасы боли. Я приказал Джеку Брауну позвать Тони Палача. Только он мог помочь тут. Причем его необходимо немедленно доставить под землю, иначе катастрофы не миновать.

А пока Тони не приехал, надо что-то придумать. Плакса высушит весь город, если не успокоить ее. Только вот беда: я смутно представлял себе, как унять ее горе. Но надо попробовать, другого выхода нет.

Я сделал шаг вперед и заговорил.

* * *

Счастливые родители встречали своих детей на поверхности. Малышей сразу же загрузили по машинам и отвезли в больницу, чтобы провести обследование и убедиться в том, что никто не пострадал. Плаксу в сопровождении Тони Палача доставили в полицейский участок, где обоих заперли в камеру до выяснения всех обстоятельств. Теперь Тони от нее и шага не может сделать. Если Тони уйдет, то блокирующее воздействие исчезнет и все начнется сначала.

Ник Красавчег справился со своей болью, но чувствовал себя неважнецки. Плакса успела отсосать у него из организма пару литров воды на слезы. Теперь его мучил дикий сушняк, и он разом похудел на несколько килограммов. Джек Браун все командование принял на себя, а Ника отправил лечиться. Поэтому я усадил шерифа в машину, сам сел за руль, и мы отправились ко мне домой.

Дома я усадил Красавчега на веранде в кресло, вручил ему баклажку минеральной воды, сам же нацедил себе виски и сел рядом. Некоторое время мы сидели молча, Красавчег отпаивался. Наконец он заговорил.

— Как ты все понял?

— Ты же знаешь, для меня мысли как на ладони. Я увидел ее и сразу все понял. Но случай и правда тяжелый.

Я достал из кармана кисет с табаком и трубку, набил ее и раскурил.

— Может, расскажешь, что за Плакса такая и что вообще произошло. А то я не до конца догнал ситуацию, пока меня крючило.

— Да тут вроде все просто, подбрось да выбрось. И сложно одновременно. Плакса девчонка из альтеров, но не из наших. Пока мы с родителями разруливали, Джек прогнал ее портрет через систему. В списках она не значится. Не местная, и через таможню не проходила. Получается, что на район она забрела сама. Думаю, что передвигалась она под землей. Не представляю, что с ней сделали на Большой земле, чтобы так ребенка запугать. Она очень всего боится. Каждый человек для нее угроза. И поэтому она плачет. Плачет от страха, боли и одиночества. У нее никогда не было друзей. Не было родителей, а может, они умерли, исчезли, их задержали и выслали к нам на Исток. Кто знает? В их судьбе нам еще предстоит разобраться. Но малышка долго оставалась одна, скрываясь ото всех, воруя еду, жила в подземельях. Вероятно, где-то она услышала, что на Большом Истоке живут такие же, как она. Город, где все странные, поэтому никто никого не преследует за странности, где все живут как одна семья, где она сможет выжить. И девчушка решила во что бы то ни стало добраться до нас. Плакса ребенок, поэтому она и знать не знала, что ей нужно было всего лишь сдаться властям. Все очень просто. Но она отправилась в путь наугад. Вероятно, очень долгий и трудный для нее. А когда она оказалась у нас, попыталась перебороть себя и заговорила с первыми же встреченными альтерами. Но ей не повезло, она встретила Робура Жака и Гошу Слюнтяя. Не лучшие альтеры для общения с детьми, согласись. Вероятно, они напугали ее, и она ушла под землю. Спряталась ото всех. Все ее надежды оказались разрушены, она не знала, что ей делать. Не знаю уж, сколько она просидела под землей, вероятно, долго. Время от времени она выбиралась на поверхность, чтобы найти еды. И в одну из вылазок она встретила детей.

Конец ознакомительного фрагмента.