Мой сенбернар Лондон

Дмитрий Раскин, 2019

Семья приобретает щенка сенбернара, которому за его «респектабельность» и немного комичную внешность дают имя Лондон. Что значит собака в доме? – Новый член семьи, причем любимый всеми безоговорочно! Поэтому если Лондон заболевает – за его жизнь идут сражения по всем фронтам. А если выздоравливает и счастлив – то радость его множится на количество членов семьи. Эта добрая, полная юмора и иронии книга, в конечном счете, есть книга о любви. Роман адресован детской и юношеской аудитории.

6. Кулинарные изыски

Заводчица велела кормить его коровьим рубцом. Вещь, дескать, бесценная для нормального физического и нравственного развития щенка. К тому же, недорогая. Действительно, недорогая. Но очень уж специфическая. Особенно своим запахом. Начинаешь его разделывать, и очень быстро возникает желание заплатить любые деньги, лишь бы не было этого чудного запаха.

Я купил себе противогаз, не респиратор, а противогаз именно, настоящий, наверно, армейский. И в этом противогазе, в перчатках по локоть, в приобретенном для этих нужд специальном фартуке разделывал, да что там! рубил этот самый рубец полуметровым ножом-мачете. Однажды священнодействую над любимым своим рубцом, можно сказать, увлекся. Вдруг звонок. И я, механически, «на автомате», во всем этом своем прикиде иду открывать дверь. Фантазирую, конечно же… не «на автомате», просто знал, что это Аня, она как раз должна была сейчас вернуться из гастронома, и я решил ее немного развлечь. Открыл дверь, а на пороге тетенька, пришла проверять электросчетчик. Так совпало.

Аня уверяла, что меня вполне можно снимать в кино. Что-нибудь этакое, в жанре постапокалипсис. Со стороны виднее, конечно, но в нашей квартире дело, кажется, шло, ну пока что еще к самому апокалипсису. (Не будем перепрыгивать через этапы!) Опять же, из-за запаха.

В общем, мы решили перевести нашего юного монстра на нормальную человеческую пищу. Было, конечно, некоторое чувство вины перед заводчицей, дескать, мы оказались не на уровне ее методических требований, мы дилетанты… «Но он же так радуется рубцу», — не сдавалась наша заводчица. Действительно, радуется. Потому, что он в жизни не ел ничего другого. Он просто думал, что в жизни нет и не может быть ничего прекраснее рубца. (Чувство вины нас уже покинуло.) А тут такое открытие — существует курятина, овсяная каша, творожок, кефир, печень, почки, рис.

Когда приносишь сумки с продуктами, Лондон так трогательно их обнюхивает. Знает, там много чего, что для него и не предназначено вовсе, так что радость его бескорыстна.

На время еды ушки маленькому Лондону приходилось завязывать на затылке, чтобы они — огромные, почти до земли (в этом возрасте Лондон походил на бассет-хаунда) не испачкались в каше. Итак, преисполненный энтузиазма Лондон ест, а мы стоим рядом и радуемся.

Чуть позже подобрали ему сухой корм. Попробовав пять-шесть сортов, он выбрал один, не из дорогих, о счастье! и оставался верен ему всю жизнь. Даже в старости не отказался от него. (Привязанность длинною в жизнь!) Кроме того, этот же самый корм, оказалось, можно было использовать как поощрительное лакомство при дрессировке. Странно, да? Он же и так ест его каждый день, а на улице, дашь ему зернышко за то, что выполнил команду, он и рад. Кусочки сыра как награду мы использовали редко, когда разучивали с ним то, что ему совсем уж тяжело дается.

Владелец зоомагазина, молодой, но настолько уже располневший парень (ему, кстати, очень даже идет полнота) про себя мы назвали его магазинчик «Собачья жизнь», раз в месяц привозит нам огромный пакет сухого корма, спрашивает, как у нас продвигается процесс выращивания и воспитания, мы охотно рассказываем, потому что он интересуется не формально, по-настоящему. Рассказываем обстоятельно, при этом вежливо отклоняя все его предложения купить для Лондона такой-то эксклюзивный паштетик, такой-то жизненно необходимый для его нормального развития батончик. Лондон должен быть аскетичен и неприхотлив. Но хозяин «Собачьей жизни» интересуется Лондоном все ж таки бескорыстно, не для того, чтоб нам что-то еще продать (он совмещает). Чуть позже мы убедились, действительно, люди как-то увлекаются Лондоном, втягиваются в обсуждение его здоровья и воспитания, сопереживают.

Когда Лондону исполнился год, он как-то сам перешел на одноразовое питание, чем несказанно упростил нашу повседневность. (Очень мило с его стороны!) Съест свою миску днем, и все. Уж не помню, с какого времени, мы гуляем с ним только два раза в день — большая утренняя прогулка и вечерняя короткая. Вечернюю прогулку он по мере своего взросления превращал в дневную. У меня бы просто фантазии не хватило на то, что вечерний выгул можно совершить светлым днем. Его выбор, я не принуждал. У нас с ним полное совпадение темпераментов. Как правило, мы возвращаемся с ним уже где-то к двум пополудни. «Лондон повелел своему сенбернарьему вечеру начинаться днем, — удивлялась Аня, — управляющая временем собака». Помимо всего прочего, так спокойнее, ибо в сумерках Лондон становится подозрительным и, скажем так, требовательным к людям. Продолжительность дневного выгула он знает твердо, считает, что незачем ее превышать, погуляли и хватит, «регламент». Поест Лондон после дневной прогулки и ему до утра хорошо. Такого подарка я от него вообще не ожидал. А если я по каким-то делам ушел и вернулся лишь вечером, то, конечно же, все смещается. Так что моя собаководческая жизнь оказалась даже несколько легче, чем я себе представлял. По крайней мере, в этом. Так! Кажется, мы уже привыкли жить в ритмах и циклах Лондона. А как же наш человеческий хронос, ау!

Поначалу и по наивности я думал, что утром попью чаю с чем-нибудь, перед тем как мы с ним выйдем. Но кусок в горле комом, под его взглядом, когда он ждет? Он, конечно, сможет и будет ждать. Он такой. Но совесть у меня все ж таки есть. Иду с ним на голодный желудок.

Если уходим с утра надолго (с того времени, когда появилась возможность гулять в пригородном лесу), я беру с собой поесть. В лесу на воздухе все вкуснее вдвое. Лондон не заглядывает в глаза, не просит. Знает, это мое, а ему не положено. А я предаюсь гастрономическим радостям в полном своем праве и будучи свободным от чувства вины. Лондон не ропщет. Но я, тем не менее, ему в воспитательных целях: «Все по-честному, Лондон. Я же не претендую на твой сухой корм».

А вот побаловать его чем-нибудь вкусненьким, чем-нибудь этаким к превеликому огорчению Ани было нельзя. Одно ему вредно, другое вроде и не вредно, но нежный его пищеварительный тракт вполне может дать сбой. Ничего не поделаешь.