Монады

Дмитрий Пригов

«Монады» – один из пяти томов «неполного собрания сочинений» Дмитрия Александровича Пригова (1940–2007), ярчайшего представителя поэтического андеграунда 1970–1980-x и художественного лидера актуального искусства в 1990–2000-е, основоположника концептуализма в литературе, лауреата множества международных литературных премий. Не только поэт, романист, драматург, но и художник, акционист, теоретик искусства – Пригов не зря предпочитал ироническое самоопределение «деятель культуры». Охватывая творчество Пригова с середины 1970-х до его посмертно опубликованного романа «Катя китайская», том включает как уже классические тексты, так и новые публикации из оставшегося после смерти Пригова громадного архива. Некоторые произведения воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Искренность на договорных началах

Из сборника «Стихи двадцати лет опыта»

1974 — 77

Предуведомление

Пиша… пися… писуя… пишая… В общем, обретя пагубную привычку почти каждому своему стихотворному сборнику предпосылать предуведомление, я не мог отказать себе в этом страннонамеренном удовольствии и на этот раз, но главное — не решился нарушить эту привычку, эту спасительную инерцию-балласт труда, известную прозаикам и представителям прочих искусств с основательным технологическим пластом, и так легко покидающий поэта после каждого завершенного стихотворения, создавая неимоверную качку в поэтическом житье-бытье. Правда, в отличие от единовременно созданных сборников, где предуведомления объясняют, вспоминают, подсовывают и протягивают все привходящие и обходящие моменты, в случае данного сборника, представляющего самого по себе отдельную жизнь, во всяком случае, воссоздающего ее, трудно представить, какие привходящие моменты могут еще ему принадлежать — разве что, предыдущего рождения или последующей жизни. Помимо того, если на коротком промежутке жизни (и, соответственно — на пределах одного сборника) можно проследить конструктивную идею, то проследить подобное на примере целой жизни — немыслимо, кроме, разве что, идею выжить.

Так что писать предуведомление необходимости не оказалось, но, поскольку выяснилось это в ходе написания самого предуведомления, оно-таки появилось. К тому же я давно уже заметил, что с чисто композиционной точки зрения, при небольшом количестве стихотворений хорошо смотрится большое предуведомление, а при большом — маленькое. Данный сборник велик, и ему, следовательно, приличествует скромное предуведомление. Не больше страницы. Ну, чуть-чуть побольше. Ну две, три. Но не больше. Ну, пять. Это максимум. Ну, шесть. И, поскольку ввязавшись в это дело, я рискую вылезти за пределы композиционно отпущенного числа страниц, то кончаю и отсылаю читателя непосредственно к стихам.

1 00005 И все-таки она приятна — жизнь!

Как легкий запах-привкус чеснока

Сквозь груды обжигающего мяса —

Губительное прибавленье!

Она уютна, словно ухо зверя,

Большого зверя лакомое ухо

В щекотке, в завитушках, в духоте.

В ней все про нас — и боль, и придыханье,

И всхлипы, и в подушку утыканье,

И умиранье пульса — тик-тик-тик.

1 00006 Войдешь в аптеку — что за имена!

Валокордин, глюкоза, барбамил,

Экстракт красавки, энтересептол!

И у болезней супротив не хуже —

Шизофрения, грипп, перитонит,

Холера, катаракта, висцеральный лейшманиоз.

А поле битвы — Петр да Иван.

Какая скука.

1 00007 Но страх какой! Какой гигантской кнопкой

Душа к нему пришита на бегу?!

Я снег какой! И я бегу с охапкой

Горящих дров и бросить не могу.

И оборачиваюсь, но бегу,

И вижу: тень бежит с горящею охапкой

И как пришита кнопкой на бегу.

1 00008 Черный ворон, черный ворон

Ах, какой ты серый ворон

Серый, серый, белый ворон

Непонятный пестрый ворон

Пестрая прелестная

Пташечка небесная

С черным клювом и пером

С черным глазом и крылом

С черным членом между ног

Ай, да голубь-голубок!

Сгинь, сила нечистая!

Долина Дагестана

1 00009 В полдневный зной в долине Дагестана

С свинцом в груди лежал недвижим я —

Я! Я! Я! Не он! Я лежал — Пригов

Дмитрий

Александрович!

Кровавая еще дымилась, блестела,

сочилась

рана,

По капле кровь точилась — не его!

не его!

моя!

И снилось всем, и снится, а если и

не снилась — то

приснится долина

Дагестана,

Знакомый труп лежит в долине той.

Мой труп. А может, его. Наш труп.

Кровавая еще дымится наша рана,

И кровь течет-течет-течет хладеющей

струей.

Мне голос был

1 00010 — Мне голос был.

— Ей голос был!

— Но он звал утешно.

— Утешал ее.

— Но он говорил: иди сюда.

— А он не говорил, мол, оставь свой край

Подлый и грешный?

— Нет, нет, нет! Что вы!

— А, мол, уезжай из России навсегда?

— Да что вы! Я простая советская

женщина.

Вот только кровь от рук отмою

И брошу всяческий стыд.

— А что он там говорил насчет нового

имени, фамилии,

паспорта?

Каких-то там наших поражений, взаимных обид?

— Нет, нет, нет! Я не слышала!

Я заткнула уши руками,

Чтобы этот голос

не смущал меня.

— Так-то лучше будет, красавица.

1 00011 Вот я беру газету и читаю

И всю ее до строчки понимаю

До самой темной строчки, до прокола

До пустоты, до черноты, до кола

О, как я ее страшно понимаю

Вот я беру газету и читаю

И не могу понять

ни малой строчки

На этом месте в жизни ставят точку

1 00012 Эти ветви над почвою плоской

Эти ветви над почвою тощей

Эти гибнущие, как цветущие

Словно строки в печке поющие

В той проклятой стране Вавилонской

Непонятной проклятой и плоской

В непонятной стране Вавилонской

В той, где отроки в печке поющие

Словно гибнущие, а как цветущие

Эти ветви над почвою тощею

Эти ветви над почвою плоской

Как в проклятой стране Вавилонской

1 00013 Сухих подбросить парочку поленьев

Все бросит жить и обретет дрожать

Такая будет сила разделенья

Что ангел, ангел бросится бежать

И только я не разлечусь настолько

Чтобы себя руками не обнять

И только я, и только я, и только

Я только и, и только я, и только я

1 00014 Кукует кукушка

Тигрица тигрует

Зверует зверушка

Существо существует

И всяк — незаменный

В местах утвержденных

В земле чужеземной

В дали отдаленной

1 00015 Часто наш людской народ

Мелкой мелочью живет.

Лист желтеет. Осень близко.

Этим и живет народ.

Выпьет водки. Выпьет виски.

Этим тоже он живет.

Потеряет родных-близких.

Разве ж этим можно жить?

Это лучше позабыть.

Потому-то наш народ

Мертвецами не живет.

Их ни выкрасть, ни спасти

С ними нам не по пути.

1 00016 Я огляделся вкруг себя —

Туда, сюда, напротив —

Кто в этом мире за меня

Кто в этом мире против

Кто за меня, кто против

Вот этот лес — не за меня

Ни за меня, ни против

Вот эти посреди небес —

Ни за меня, ни против

Вода, трава, зола и лес —

Ни за меня, ни против

Ни за меня, ни против

Они живут напротив

Вот этот пес — он за меня

Вот этот пес — он против

Жена и сын — те за меня

Чужие жены — против

Я сам — я тоже за себя

Хоть и немного против

Как те трава, зола и лес

Которые напротив

Я крикнул: Эй! Кто за меня?

Вперед! Нам Бог поможет!

Мы победим! Кто за меня?

Но и погибнем тоже.

Как те трава, зола и лес

Как эти посреди небес

Которые не против

Куликово поле

1 00017 Вот всех я по местам расставил

Вот этих справа я поставил

Вот этих слева я поставил

Всех прочих на потом оставил

Поляков на потом оставил

Французов на потом оставил

И немцев на потом оставил

Вот ангелов своих наставил

И сверху воронов поставил

И прочих птиц вверху поставил

А снизу поле предоставил

Для битвы поле предоставил

Его деревьями обставил

Дубами, елями обставил

Кустами кое-где уставил

Травою мягкой застелил

Букашкой разной населил

Пусть будет все как я представил

Пусть все живут как я заставил

Пусть все умрут как я заставил

Пусть победят сегодня русские

Ведь неплохие парни русские

И девки неплохие русские

Они страдали много русские

Терпели ужасы нерусские

Так победят сегодня русские

Что будет здесь, коль уж сейчас

Земля крошится уж сейчас

И небо пыльно уж сейчас

Породы рушатся подземные

И воды мечутся подземные

И звери мечутся подземные

И люди бегают наземные

Туда-сюда бегут приземные

И птицы собрались надземные

Все птицы — вороны надземные

А все ж татары поприятней

И лица мне их поприятней

И голоса их поприятней

И имена их поприятней

Да и повадка поприятней

Хоть русские и поопрятней

А все ж татары поприятней

Так пусть татары победят

Отсюда все мне будет видно

Татары значит победят

А впрочем — завтра будет видно

1 00018 Большая, но объятная страна

Заселена зеленою природой

Смотрящейся то в небо, а то в воду

Странна она, ей-Бог, странна она

Странна она, да не она одна

И горная безмозглая порода

Где кость одна, ни выходу ни входу

Она ведь тоже донельзя странна

Или другая скажем сторона

Столица скажем полная народу

Она ведь не равна тому народу

А может я не прав — она равна

Да все одно — равна, да все — странна

Художникам Б.К. Орловуи С.П. Шаблавину

1 00019 Художник нам изобразил

Пространство как изнанку шара

Его он яростней пожара

Куда-то в центр устремил

И утверждает, что он прав

Что человечий глаз так видит

Так мало ли чего он видит!

Так мало ли когда он прав!

1 00020 В ней все — Господь, не приведи!

И как вошла и как приветствовала

И наполнение груди —

Все идеалу соответствовало

И мне совсем не соответствовало

Я тонок был в своей груди

Со впадиною впереди

И вся фигура просто бедствовала

Так что — Господь, не приведи!

1 00021 Нам всем грозит свобода

Свобода без конца

Без выхода, без входа

Без матери-отца

Посередине Руси

За весь прошедший век

И я ее страшуся

Как честный человек

1 00022 Не видно ни птцы и ни врна

Ни звря и ни звриной же млости

Ни члвека ни члвеческой вльности

Отчизна на время затврна

До времени будущей вльности

1 00023 Вот розы нежные лежат

В водою полной ванне

Свет электрический, а они

Как будто бы в тумане

И губы все мои дрожат

О, Господи Исусе!

Я нарисую их сейчас

И может быть спасуся

1 00024 Знакомы аллеи старинного парка

По детству проведенному рядом с ним

Здесь в детстве стояла знакомая арка

А после — вазон и дитя рядом с ним

А после — ларек и народ рядом с ним

И дворник в аллеях старинного парка

Сбирал свои листия и рядом с ним

Ходило дитя по прозванью Тамарка

А после — Тамара Иванна и с ней

Дитя непонятное, с виду — еврей

1 00025 Да, время — сумчатый злодей!

То есть оно с огромной сумкой

Куда сбирает всех людей

Всех умных и всех недоумков

А мы-то самых недоумков

И не считали за людей

Но всех уравнивает сумкой

О, время — сумчатый злодей!

1 00026 Он видит сон: жена уходит

С каким-то юношей младым

Она по комнате все ходит

Он ж слов достойных не находит

Она же ласковая с ним

Младого ж юношу-еврея

Как будто даже попрекает

На покидаемого ею

Так поучительно кивает

Каки-то вещи собирает

Он ж ничего не понимает

Он ждет единственный тот жест

Который скажет — это шутка

Но жеста нет, а ужас есть

Ему становится так жутко

И очи застилает дым…

Он просыпается, находит:

Жена стоит, она уходит

С каким-то юношей младым

1 00027 Существо существует

И кажет нам сущность

Вещество веществует

И кажет нам вещность

Большинство большинствует

И кажет нам вещность

Меньшинство меньшинствует

И кажет нам сущность

1 00028 От смерти умирает человек

Среди пожара ль освещенный гибнет

Где смерти нет, но жизни есть погибель

В гостинице — Россия человек

Среди большой России человек

Имеет смерть, но в основном —

погибель

Где освещенный жив ли человек

1 00029 За окошком ходит тьма

Предо мною, я же ма —

ленький у окна сижу

Тихо, тихо порою жу —

тко мне у окна

Кажется, что вот-вот на —

чнется и побольший страх

Кто-то памятный размах —

нется и прикончит все

А жизнь дальше понесе —

тся

1 00030 Девица, девица, как тебе имя?

У тебя дивны груди, гордишься ты ими

А ведь это не твое — Божье!

Я тоже гордился

1 00031 Что отличает женщину от нас —

Так спереди наплыв груди

Ответный сзади выход ягодиц

Подобно как строенье птиц

Имеет принципом своим полет

1 00032 Ночная птица там кричит вдали

Она, возможно, в озере ныряет

Ночная птица, правда, я слыхал

Что водоплавающей не бывает

Тогда, наверно, это местный дух

Что поселился здесь, вдали райцентра

Из озера, из самоего центра

Выходит ночью он и кличет вслух

Постой, постой! Сейчас иду, иду!

Над этим местом вместе мы покличем

Дай Бог, что не накликаем беду

Дай Бог, в другом каком, не этом месте

Домашнее хозяйство

(из разных сборников)

1975 — 86

1 00033 Я всю жизнь свою провел в мытье посуды

И в сложении возвышенных стихов

Мудрость жизненная вся моя отсюда

Оттого и нрав мой тверд и несуров

Вот течет вода — ее я постигаю

За окном внизу — народ и власть

Что не нравится — я просто отменяю

А что нравится — оно вокруг и есть

1 00034 Вот что-то ничего не стало

В родимых полуфабрикатах

А может быть, пора настала

Что их упадка и заката

Но, может, что взойдет взамен

Иной какой там феномен

Может, уже нездешний совсем —

Четвертьфабрикат какой-нибудь

1 00035 Килограмм салата рыбного

В кулинарьи приобрел

В этом ничего обидного —

Приобрел и приобрел

Сам немножечко поел

Сына единоутробного

Этим делом накормил

И уселись у окошка

У прозрачного стекла

Словно две мужские кошки

Чтобы жизнь внизу текла

1 00036 Иные посуду не моют

И курам не режут живот

И все же им счастье бывает

За что же такое им вот

За то вот на том белом свете

Мы сядем за белым столом

Как малые чистые дети

Они же с разинутым ртом

Плевки наши в воздухе ловить будут

1 00037 Я выпью бразильского кофе

Голландскую курицу съем

И вымоюсь польским шампунем

И стану интернацьонал

И выйду на улицы Праги

И в Тихий влечу океан

И братия станут все люди

И Господи-Боже, прости

1 00038 Вот в очереди тихонько стою

И думаю себе отчасти:

Вот Пушкина бы в очередь сию

И Лермонтова в очередь сию

И Блока тоже в очередь сию

О чем писали бы? — о счастье

1 00039 В полуфабрикатах достал я азу

И в сумке домой аккуратно несу

А из-за прилавка совсем не таяся

С огромным куском незаконного мяса

Выходит какая-то старая блядь

Кусок-то огромный — аж не приподнять

Ну ладно б еще в магазине служила

Понятно — имеет права, заслужила

А то — посторонняя и некрасивая

А я ведь поэт, я ведь гордость России я

Полдня простоял меж чужими людьми

А счастье живет вот с такими блядьми

1 00040 Вот из очереди, гады

Выперли меня

Я стоял за виноградом

Полакомиться мня

Налетели злые бабы

Говорят, что не стоял

Ну, всю очередь-то не стоял

Но немножечко-то простоял

Рядом

1 00041 Когда б немыслимый Овидий

Зверь древнеримского стиха

Ко мне зашел бы и увидел

Как ем я птичьи потроха

Или прекрасный сладкий торт

Он воскричал б из жизни давней:

За то ли я в глуши Молдавьи

Гиб и страдал! — За то, за то

Милейший

1 00042 За тортом шел я как-то утром

Чтоб к вечеру иметь гостей

Но жизнь устроена так мудро —

Не только эдаких страстей

Как торт, но и простых сластей

И сахару не оказалось

А там и гости не пришли

Случайность вроде бы, казалось

Ан нет — такие дни пришли

К которым мы так долго шли —

Судьба во всем здесь дышит явно

1 00043 Вот я котлеточку зажарю

Бульончик маленький сварю

И положу, чтобы лежало

А сам окошко отворю

Во двор и сразу прыгну в небо

И полечу, и полечу

И полечу, потом вернуся

Покушаю, коль захочу

1 00044 Грибочки мы с тобой поджарим

И со сметанкой поедим

А после спать с тобою ляжем

И крепко-накрепко поспим

А завтра поутру мы встанем

И в лес вприпрыжку побежим

А что найдем там — все съедим

И с чистой совестью уедем

В Москву

1 00045 Вот я курицу зажарю

Жаловаться грех

Да ведь я ведь и не жалюсь

Что я — лучше всех?

Даже совестно, нет силы

Вот поди ж ты — на

Целу курицу сгубила

На меня страна

1 00046 Вымою посуду

Зимним вечерком

Еще лучше ночью

Когда спят кругом

Мою, вспоминаю:

С этим вот я ел

С этим выпивал

С этим вот сидел

А теперь где? — нету

Померли они

Вечер посидели

Вечерок один

1 00047 Веник сломан, не фурычит

Нечем пол мне подметать

А уж как, едрена мать

Как бывало подметал я

Там, бывало, подмету —

Все светло кругом, a ныне —

Сломано все, не фурычит

Жить не хочется

1 00048 Когда тайком я мусор выносил

Под вечер, чтоб не видели соседи

Неподалеку, в детский сад соседний

Поскольку не имея, подлый, сил

Вставать с утра на беспощадный зов

Мусоросборочной святой машины —

Я был преступник — Господи, реши мне

Иль умереть, или на Твой лишь зов

Вставать

1 00049 Я с домашней борюсь энтропией

Как источник энергьи божественной

Незаметные силы слепые

Побеждаю в борьбе неторжественной

В день посуду помою я трижды

Пол помою-протру повсеместно

Мира смысл и структуру я зиждю

На пустом вот казалось бы месте

1 00050 В последний раз, друзья, гуляю

Под душем с теплою водой

А завтра — может быть решетка

Или страна чужая непривычная

А может быть и куда проще —

Отключат теплую водичку

И буду грязный неприличный я

И женщине не приглянусь

1 00051 Я целый день с винтом боролся

И победить его не мог

Он что-то знал себе такое

Чего никто уж знать не мог

И я вскричал: Железный Бог

Живи себе свое тая

Но ведь резьба-то не твоя

Хоть ее отдай! —

Но он не поддался и на эту хитрость

1 00052 Вы слышите! слышите — дождик идет! —

Да нет — это плачет сторонка восточная

Вся

Как будто рыдает труба водосточная

Гулкая

Иль примус небесный на кухне поет

Как будто бы кто-то узлы увязал

Беззлобный уже и летит на вокзал

Казанский

1 00053 Вода из крана вытекает

Чиста, прозрачна и густа

И прочих качеств боле ста

Из этого что вытекает? —

А вытекает: надо жить

И сарафаны шить из ситца

И так не хочется, скажи

За убеждения садиться

А надо

1 00054 Вот плачет бедная стиральная машина

Всем своим женским скрытым существом

А я надмирным неким существом

Стою над ней, чтоб подвиг совершила

Поскольку мне его не совершить

Она же плачет, но и совершает

И по покорности великой разрешает

Мне над собою правый суд вершить

1 00055 В ведре помойном что-то там гниет

А что гниет? — мои ж объедки

За ради чтоб я человеком был

О, милые мои! О, детки!

Как я виновен перед вами!

Я рядом с вами жить бы стал

Да не могу уйти с поста

Я человеком здесь поставлен

На время

1 00056 Вот устроил постирушку

Один бедный господин

Своей воли господин

А в общем-то — судьбы игрушка

Волю всю собравши, вот

Он стирать себя заставил

Все дела свои оставил

А завтра может и помрет

1 00057 Когда я помню сына в детстве

С пластмассовой ложечки кормил

А он брыкался и не ел

Как будто в явственном соседстве

С каким-то ужасом бесовьим

Я думал: вот — дитя, небось

А чувствует меня насквозь

Да я ведь что, да я с любовью

К нему

1 00058 О, как давно все это было

Как я в матросочке своей

Скакал младенцем меж людей

И сверху солнышко светило

А щас прохожих за рукав

Хватаю: Помните ли, гады

Как я в матросочке нарядной

Скакал! ведь было же! ведь правда! —

Не помнят

1 00059 Выходит слесарь в зимний двор

Глядит: а двор уже весенний

Вот так же как и он теперь —

Был школьник, а теперь он слесарь

А дальше больше — дальше смерть

А перед тем — преклонный возраст

А перед тем, а перед тем

А перед тем — как есть он слесарь

1 00060 А что нам эта грязь — нищтяк!

Подумаешь — испачкал ножки

А то начнешь строить дорожки

Их строить эдак, строить так

Асфальтом заливать начнешь

А там глядишь — да и помрешь

Не прогулявшись

1 00061 Что-то воздух какой-то кривой

Так вот выйдешь в одном направленье

А уходишь в другом направленье

Да и не возвратишься домой

А, бывает, вернешься — Бог мой

Что-то дом уж какой-то кривой

И в каком-то другом направленье

Направлен

1 00062 Я гуляю по Садовой

Дохожу до Ногина

Головы моей бедовой

Участь определена

Вот я на метро сажуся

Доезжаю до себя

Прихожу домой, ложуся

Вот она и спит уж вся

Бедовая

1 00063 Бегущий, ясно, что споткнется

Да и идущий, и летящий

Да и лежащий, и сидящий

И пьющий, любящий, едящий

О первую же кость преткнется

Поскольку очень уж бежит

Идет уж очень и лежит

Уж очень ест и пьет, и любит

Вот это вот его и сгубит

1 00064 Заметил я, как тяжело народ в метро спит

Как-то тупо и бессодержательно, хотя бывают и

молодые на вид

Может быть жизнь такая, а может глубина выше

человеческих сил

Ведь это же все на уровне могил

И даже больше — на уровне того света, а живут

и свет горит

Вот только спят тяжело, хотя и живые на вид

1 00065 Женщина в метро меня лягнула

Ну, пихаться — там куда ни шло

Здесь же она явно перегнула

Палку и все дело перешло

В ранг ненужно-личных отношений

Я, естественно, в ответ лягнул

Но и тут же попросил прощенья —

Просто я как личность выше был

1 00066 Какая стройная мамаша!

Какой назойливый сынок!

Ну что за жизнь такая наша! —

Уединиться б на часок

А в общем жизнь — она права

А то б такие вот мамаши

Обязанности и права

Позабывав, устои наши

Поколебали бы вконец

И что бы было? — был пиздец

1 00067 Вот ведь холодно немыслимо

Что костей не соберешь

А бывает соберешь —

Что-то кости незнакомые

А одни вот сплошь берцовые

Как у петуха бойцового —

Может, оно и полезнее

1 00068 Я немножко смертельно устал

Оттого что наверно устал

Жил себе я и не уставал

А теперь вот чегой-то устал

От того ли в итоге устал

Иль от этого просто устал

А после этого в песнях поют

Мол, в стране у нас не устают

1 00069 Известно нам от давних дней

Что человек сильнее смерти

А в наши дни уже, поверьте —

И жизни тоже он сильней

Она его блазнит и манит

А он ей кажет голый шиш

Его ничем не соблазнишь —

Он нищенствует и ликует

Поскольку всех уже сильней

1 0007 °Cколько милых и манящих

И вполне приличных дев

Они пляшут, они пляшут

Юбки ножкою поддев

Гармонически трясутся

И с улыбкой на устах

Мимо рук моих несутся

В чьи-то там объятья — ах!

1 00071 Бывало столько сил внутри носил я

Бывало умереть — что сбегать в магазин

А тут смотрю и нету больше силы

Лишь камень подниму — и нету больше сил

Другое время что ли было, или

В другом краю каком чужом жил-был

Бывало скажешь слово — и уговорил

А тут что скажешь — и уговорили

Насмерть

1 00072 Пональюсь-ка жуткой силой

Женщина вот поглядит

Скажет: экий вот красивый

Полюби меня, едрит!

Я весь вздрогну, засвищу

Да и силу всю спущу

Незнамо куда

1 00073 Отойдите на пять метров

А особенно девицы

Я щас буду материться

Воздуха пускать до ветру

Отчего? — да просто так

Как бы некий жизни акт

Спасительный

1 00074 Я понял как рожают, Боже

Когда огромным камнем кал

Зачавшись по кишкам мне шел

Все разрывая там, что можно

Я выл, рыдал, стенал, я пел

Когда же он на свет явился

Над ним слезою я залился

Прозрачной, но он мертвым был

1 00075 Он испражнялся исправно

Работал исправно и ел

И пил и все-таки счастья

Он в жизни своей не имел

Судьба к нему что ли жестока

Иль счастия нет вообще

А может быть близость Востока

А может быть что-то еще

1 00076 Вот стенами отградился

Понавесил сверху крыш

Заперся, уединился

И позорное творишь

И не видишь, и не слышишь

Что оттуда твой позор

Виден, словно сняли крышу

И глядят тебя в упор

Поднял очи — Боже правый!

Иль преступному бежать

Иль штаны сперва заправить

Или труп сперва убрать

1 00077 Такая сила есть во мне

Не выйди она вся

В нечеловечий запах ног

Убийцей стал бы я

И всяк сторонится меня

Когда бы знать он мог —

Бежал б мне ноги целовать

Что не перерезал я здесь всех

1 00078 На маленькой капельке гноя

Настоян домашний уют

Нас мало — нас двое! нас трое!

Нас завтра быть может убьют

Тю-тютю-тю

Кому нужны вы, чтобы вас

убивать? —

Вы! вы сами же нас и убьете! —

Тю-тю-тю-тю-тю-тю-тю

Ну, и убьем

Ну и что

1 00079 Наша жизнь кончается

Вот у того столба

А ваша где кончается?

Ах, ваша не кончается?

Ах, ваша навсегда!

Поздравляем с вашей жизнью!

Как прекрасна ваша жизнь!

А как прекрасна — мы не знаем

Поскольку наша кончилась уже

1 00080 Птицы весело поют

В небе поднебесном

А и следом разный люд

Распевает песни

Жизнь идет. А ведь вчера

Думалось: Кончаемся!

Конец света! Все! Ура!

Как мы ошибаемся

Однако

1 00081 На счетчике своем я цифру обнаружил —

Откуда непонятная взялась?

Какая мне ее прислала власть?

Откуда выплыла внаружу?

Каких полей? какая птица?

Вот я живу, немногого хочу

Исправно, вроде, по счетам плачу

А тут такое выплывет — что и не расплатиться

1 00082 Эко чудище страшно-огромное

На большую дорогу повылезло

Хвост огромный мясной пораскинуло

И меня дожидается, а я с работы иду

И продукты в авоське несу

Полдесятка яичек и сыру

Грамм там двести, едри его мать

Накормить вот сперва надо сына

Ну, а после уж их замечать

Чудищ

1 00083 Вот он ходит по пятам

Только лишь прилягу на ночь

Он мне: Дмитрий Алексаныч —

Скажет сверху — Как ты там?

Хорошо — отвечу в гневе —

— Знаешь кто я? Что хочу? —

— Даже знать я не хочу!

Ты сиди себе на небе

И делай свое дело

Но тихо

1 00084 Какие тут, право, права человека

Когда полсезона — зима

Природа премудрая знает сама:

Какого куда человека

Какую кому государственну власть

Какие названья и сроки

Природы должны изучать мы уроки

Чтоб в самодовольство не впасть

1 00085 Отбежала моя сила

На полметра от меня

Я лежу, ее бессильно

Достопамятно браня:

Ах ты, подлая и рыжья

Ну, чуть-чуточку, едрит

Подойди ко мне поближе!

А она и говорит:

Пшел вон, старый

1 00086 Вот правая нога шагает —

Я не люблю ее

А левая — она больная

И я люблю ее

И все мне левое дороже

По этой по причине

Все левое — оно больное

Вот у меня, во всяком случье

1 00087 Вчерашний день в трамвае проезжая

На миг вдруг смысл жизни потерял

И легкий как растительный стоял

Почти что ничего не перживая

Уже потом я осознал сознаньем:

Такие ценности как смысл жизни

Таким вот легкомысленным созданьям

Как человек, в отдельное владенье

Нельзя давать

1 00088 Когда из тьмы небытия

Росток взрастает бытия

И возлюбляет бытие

А темное небытие

Он отрицает

То Бог его за это порицает:

О ты, кусочек бытия

Над бездною небытия

Что прищурился

1 00089 Возле станции Таганской

Пополудню проходил

Смерть свою там находил

В виде погани поганской

Напрягая грудь и шею

Говорил ей: Отойтить!

Вот иду я к Рубинштейну

Кстати, вопросы жизни и смерти

обсудить

1 00090 Куриный суп, бывает, варишь

А в супе курица лежит

И сердце у тебя дрожит

И ты ей говоришь: Товарищ! —

Тамбовский волк тебе товарищ! —

И губы у нее дрожат

Мне имя есть Анавелах

И жаркий аравийский прах —

Мне товарищ

1 00091 Вот с женщиной лежишь в постели

И соловей в окно поет

И все он знает наперед

Все про тебя — что ты скудельный

И женщина твоя — скудельный

Сосуд! да ты и есть скудель!

С тобой и так уже все ясно

А женщина — вот ей в постель б

Да соловья — он ей бы внятно

Все бы и объяснил

1 00092 Начальников я не ругаю

Я просто сзади подхожу

За плечи тихо обнимаю

И ласково в глаза гляжу

И словно снегом посыпаю

так посыпаю, посыпаю, посыпаю

и посыпаю, и так тихо-тихо

и тихо, и тихо, и посыпаю

и посыпаю, посыпаю, посыпаю

И они тихо засыпают

На руках моих

1 00093 Словно небесной службой быта

Вся жизнь моя озарена

То слышу под собой копыта

То со двора колодца дна

Доносится мне трепет крыл

Я вся дрожу и позабыл

Что я хотел, и мог, и должна

была сказать

Катарсис, или Крах всего святого

на глазах у детей для Елизаветы Сергеевны Никищихиной и мужского актера

1974 — 75

Прежде чем все это начнется, хотелось бы кое-что сказать. Это, собственно, не пьеса. Вернее все-таки пьеса. Но не совсем. Так это и надо понимать. В том смысле, что здесь отсутствует не сцена, а зрители. То есть опять-таки они есть, но не в том смысле — они есть постольку, поскольку что-то происходит. Не важно что. И на пределе наблюдаемого события, те, кто попались нам на глаза, то есть герои события, не имеют целевыстроенных, но лишь акциденциальные характеры. Даже больше — эти местные случайно сценические характеры сугубо технологичны, то есть они провокационны. Любые слова и жесты имеют значение только как технические средства провокационной ситуации, которая, в свою очередь, необходима только для того, чтобы что-то совершилось. Иначе говоря, для зрителя, вернее, наблюдателя, характеры наших героев не должны быть ни привлекательны, ни отрицательны, и даже вообще не должны иметь никакого значения.

Это предпосылается в первую голову актерам, но и всем прочим тоже. Хотя, конечно, если настаивать на введении в правила игры всех присутствующих, то можно оказаться перед опасностью начать и кончить этим вот самым предуведомлением, поскольку дело доходит до описания того, что должен и не должен зритель, как ему полагается вести себя и т. п., то есть описания театрального события во всей его имманентной полноте.

Так что вычеркнем, насколько это удастся, повествователя из списка действующих лиц. Прислушаемся лучше к голосам на сцене, а вернее — к голосоведению.

Итак, остаются действующие лица: Он и Она. Сначала они просто Он и Она. Потом, по ходу действия, а вернее, в ходе наблюдения за ними, они приобретают имена собственные, но для простоты при печатании (а печатаю я сам) в левой стороне текста они по-прежнему именуются Он и Она. Хотя он — это уже Дмитрий Александрович Пригов (т. е. — Я), а Она — Елизавета Сергеевна Никищихина, лицо достаточно известное. Поскольку она достаточно известна, то нет нужды объяснять, что все события, понимаемые и происходящие — вполне реальные события из реальной жизни реальной Елизаветы Сергеевны (это всякий обнаружит и сам). События эти реальны не случайно, не потому, что они подходят для некоего сценического действия, но потому, что они прямо рассказывают прямо про меня и прямо про Елизавету Сергеевну Никищихину, а не про каких-то там сценических героев Дмитрия Александровича и Елизавету Сергеевну Никищихину. Так что Елизавета Сергеевна Никищихина не играет Елизавету Сергеевну Никищихину, а она и есть прямая Елизавета Сергеевна Никищихина и знает про себя, естественно, больше и лучше, чем любой автор, даже если он и Дмитрий Александрович Пригов, и чем любой уж режиссер, с любой там знаменитой фамилией. А я, если и не играю, то вовсе не потому, что кто-то, кто лучше играет, будет играть образ Дмитрия Александровича Пригова. Нет. Боже упаси. Я просто не играю. А тот, кто будет играть, он, в сущности, играть не будет, он просто назовется Дмитрием Александровичем Приговым и будет им. То есть он не играет, а обманывает, если хотите. Но это совсем неважно. Это же не театр. Это — акция.

Конец ознакомительного фрагмента.