Зелье для Ее Величества. Усадьба

Дмитрий Попов, 2023

Молодой служащий Розыскной экспедиции Санкт-Петербурга времён Екатерины II (1770 год) Иван Розинцев привлекается к расследованию обряда оккультистов. Поиски выводят его на людей из Тайной экспедиции (наследнице Тайной канцелярии), которые прикрывают от общественности крайне пугающее происшествие во дворце императрицы, грозящее смутой во всей Империи.Нити расследования ведут в усадьбу, о которой с недавних пор идёт недобрая молва, и Розинцев предполагает, что там над людьми проводят жуткие опыты.

«Совершенно секретно. Начальнику ГРУ генералу Скобееву.

По данным источника F., на территории РФ планируется масштабная диверсия с использованием гражданского населения под предварительной обработкой психотропным веществом, которое находится на завершающей стадии разработки. Из полученных сведений следует, что подобные исследования проводились в 1770 году, разработчики неизвестны, место — Санкт-Петербург и его близлежащие районы. Предположительный результат — бунт Е. Пугачёва. Другие исследования неизвестны. Донесение составил капитан Швецов».

Генерал глубоко вздохнул. Эти проклятые англосаксы как будто из другого мира появились в этом, чтобы его тиранить. Куда ни сунут свою лапу — везде кровь и истребление. И с каждым разом все циничнее и циничнее. Плохо то, что информации с гулькин нос. Даже непонятно, какая корпорация за этим стоит, слышишь звон, да не знаешь, где он. Надо будет расширить аналитический центр, отслеживающий маркеры нестандартных явлений, новые контакты производителей и сбытчиков, изменение логистики поступления товаров, политическую риторику «партнеров», течения в социуме. Но как под это выбить деньги, основываясь на таких вот донесениях?

Снова вздохнул.

***

Служащий Розыскной экспедиции Санкт-Петербурга Иван Розинцев очнулся от какого-то полусна-полубреда, наполненного кошмарами и жутью, недоуменно обвел глазами освещенный еще слабой утренней зарей казенный кабинет, обставленный дорогой мебелью. Он понятия не имел, как здесь оказался и что это за место; остатки сна понемногу улетучивались. За дверью слышалась какая-то брань, топот и лязг металла о металл. Иван тряхнул головой и, как это делают в книгах, — ущипнул себя. Окружающий мир стал четче, но не исчез.

Встал и с опаской на цыпочках подошел к двери. Хотел приоткрыть самую малость, но покачнулся, и дверь открылась широко. Его взору предстали два отчаянно фехтующих сановника высоких чинов. Один из них, суховатый, средних лет и росту, заметив его, крикнул:

— Розинцев, хватай шпагу и помоги мне!

И он узнал этот голос и узнал этого человека. Нет, помогать ему он точно не станет. Иван швырнул в него стоящий у стены стул и, пользуясь тем, что находился сбоку-сзади, схватил за шею и повалил на пол. Его противник тем временем пинком ноги выбил у поверженного врага шпагу из руки.

«Это утро похлеще вчерашнего будет», — подумал Иван, но в следующее мгновение что-то тяжелое опустилось ему на голову, и свет померк…

***

…Безмятежный сон Ивана был прерван напористым стуком в дверь его скромного жилища. Сквозь туман ускользающего сна и глухие удары он наконец-то расслышал голос слуги своего шефа Степана:

— Ваше благородие, Ваше благородие, вставайте! Николай Григорич велел вам без промедления прибыть на Першпективную улицу, там, где лес начинается!

— Чего случилось-то? — Иван потряс головой, разгоняя остатки сна.

— На рассвете в дом к Его высокоблагородию прибежал дежурный, сказал, какой-то торгаш ехал спозаранку в город и на пустыре увидел хоровод покойников вокруг идолища языческого. Кабы кто другой сказал, так взашей бы погнали, а тут, говорит, торговец справный, трезвый, да мальчонка на телеге ревет со страху.

Розинцев нахмурился — бесовщины еще не хватало. Быстро собрался. У дома, в котором он квартировал, стояла карета его шефа — надо же, какое уважение, видать, дело нешуточное.

— А сам Николай Григорьевич где?

— На казенной карете туда отбыли.

«Ну дела», — мелькнуло в голове молодого человека.

Карета тронулась. Розинцев был уже свеж и бодр — может, конечно, торговец этот и прибрехал малость, но все равно дело вырисовывалось необычным. Он третий год служил в Розыскной экспедиции и успел разочароваться в службе. Что интересного — постоянно крадут да постоянно во хмелю режут друг друга. Лови не лови — все одно, красть и убивать друг дружку меньше не станут. Было всего-то одно интересное дело, когда шайку разбойников ловили, тогда вот польза была — на дорогах спокойнее стало.

Из задумчивости его вывел зычный голос:

— А ну стой!

— Тпру! — отреагировал кучер.

— Кто такие?

— Сыщик Розыскного приказа тут едут! По приказу его превосходительства! — грозно ответил голосу Степан.

— Проезжай!

Иван с любопытством посмотрел в окно — на дороге стоял караул гренадеров. Из другого окна была видна поляна, на которой расположились несколько пикетов.

«Что-то действительно серьезное», — и Розинцев отбросил все свои размышления, сосредотачиваясь. При расследовании надо думать о расследовании и ни о чем другом.

Карета свернула в поле и почти сразу остановилась. Иван быстро вышел и тут же услышал нетерпеливый голос шефа, который выглянул из-за казенной кареты:

— Быстрее, Розинцев, быстрее!

Побежал к начальству, краем глаза отметив, что и с этой стороны на поле и вдоль леса на расстоянии шагов в сто друг от друга расположились пикеты гренадеров.

Остановиться возле себя его высокоблагородие не дал, а подтолкнул дальше:

— Давай, давай, смотри быстрее!

Иван забежал за карету, закрывающую обзор, и оторопел. В этом месте поляна шла немного вверх, давая хороший обзор месту. На этом хорошее заканчивалось.

На траве в форме пятиугольника лежало пять тел. В центре был вбит кол, на котором висел череп какого-то рогатого животного.

«Вот тебе и нате», — пронеслось в голове Ивана, и он невольно перекрестился.

— Это ж какой душегуб такое сотворил! — услышал он позади голос шефа. — Отродясь о таком не слыхивали! Это ж сатанинство чистой воды! И где?? В столице!! У нас под носом! Это ж скандал, брожения, слухи! — распалялся он. — А как во дворце узнают? А в Европе?? — впадал в панику его высокоблагородие.

— Ну ведьмаков у них там всяких в стократ поболе будет, до сих пор вон на кострах жгут, — механически произнес Иван, всецело погружаясь в ситуацию.

— Поболе-то поболе! Так в своем глазу сам знаешь — бревна не видно!

— Угу, — согласился так же механически, уже приступив к осмотру покойников.

— Ты это, Иван, смотри давай быстрее, вишь, где злодейство учинено — прям у дороги! Я приказал ее с двух сторон перекрыть, да неровен час кто из высоких господ поедет, да и столпотворение скоро начнется, слухи поползут!

— Конечно, конечно, — кивнул Иван, — местность вокруг осмотрели?

— Осмотрели, нету ничего. Нашли только следы от кареты, запряженной четверкой лошадей. Стало быть, ехала из города, свернула сюда, потом поехала дальше, в сторону Москвы. За ней уже отряжена погоня, может, догонят.

— Хорошо, — сказал отвлеченно Розинцев, продолжая изучать тела, затем осмотрел кол с черепом. Отошел подальше, чтобы запечатлеть всю картину произошедшего целиком.

«Эх, надо бы художника в штате завести, чтобы зарисовать мог, мало ли какую деталь упустить можно», — подумалось ему.

— Ну что там, Иван Михайлович? — торопил шеф.

Его высокоблагородие Николай Григорьевич Штерн был хорошим организатором, не лишенным ищейской чуйки, с мужицкой хитрецой и жесткой хваткой. Но он терялся, когда какое-нибудь преступление было совершено мало-мальски не по шаблону. Тогда он загонял людей в шаблон, заставляя сознаваться без вины. Но это если дело касалось простых смертных. В случаях, когда в деле оказывались замешаны люди благородного происхождения, он доверялся Розинцеву, у которого был врожденный талант устанавливать и распутывать причинно-следственные связи. А это дело вот так, просто первому встречному, не пришьешь, тут изловить надо. Да это если он один, а если секта?

— Ну, Иван Михайлович, скоро?? — все не унимался шеф. Оно и понятно: быстрей с глаз долой эту сцену, повторится или нет такое действо, неизвестно, а вот увидит кто если — нехорошо будет.

— Да, Ваше высокоблагородие, можно увозить тела.

— Эй! — крикнул тот четверым младшим чинам, расположившимся возле кареты для арестантов. — А ну живо покойников в карету и ходу отсюда!

— В Божедом? — поинтересовался Розинцев.

— А куда же еще?

— И что там скажем? Что Розыскная экспедиция занялась сбором покойников? Или что пятерых за раз убили?

Шеф нахмурился. Нехорошо выходило.

— И что вы предлагаете, господин Розинцев?

— Предлагаю продержать их до ночи в карете, а ночью развезти по разным частям города. Пусть их кто другой найдет.

— Толково, — после некоторых размышлений кивнул шеф и пошел давать новые указания подчиненным. Такой вариант его вполне устраивал — торгашу никто не поверит, гренадеры ничего не видели, он их нарочно подальше расставил, его люди приучены молчать. Если кто из начальства и задаст вопрос — предъявит палку с черепом, мол, принял все меры для сокрытия святотатства.

Обратно в присутствие ехали молча. Шеф — все еще встревоженный, но повеселевший, Розинцев — задумчивый. Шеф не мешал думать. Свою часть дела он сделал — не допустил огласки, а как следствие и волнений, но понимал, что человека этого или людей надобно сыскать, мало ли чего еще удумают. Розинцеву этот момент был лестен. Он знал, что сейчас его высокоблагородие по одному его щелчку пальцев перевернет весь город и округу. Правда, если впустую, то…

По приезде, не сговариваясь, так же молча прошли в кабинет начальства. Расположились. Слуги подали шефу поднос с графином наливки и закуской, Розинцеву чай с лимоном и бутерброды.

Шеф, смакуя, выпил рюмочку и, закусив бутербродом с икрой, наконец спросил:

— Ну, что думаете, Иван Михайлович?

Несколько помедлив, Иван ответил:

— Все эти люди, — кивнул он условно в сторону поляны, — умерли в разное время, в разных местах и от разных причин.

Брови Штерна вскинулись.

— Кто-то их собрал, привез на поле, разложил и вбил кол, ну, или кол заранее вбил и потом разложил — это неважно.

— Из каких размышлений такие выводы?

— Судите сами, Николай Григорьевич. Одного несколько раз пырнули ножом в живот, и одежда вся в грязи. Второго убили одним ударом ножа в спину, и одежда у него не испачканная. У третьего проломлен затылок, причем дня два как уже. Четвертый явно умер от перепоя, а пятый не знаю от чего. Но. Четвертому и пятому после смерти зачем-то перерезали глотки.

— Эк скоро вы все разглядели! А я, признаться, был в некоем потрясении, как в тумане прям! Стало быть, не сатанинское убийство??

— Не групповое убийство, это точно, но не могу сказать, что не обряд.

— Как же это так?

— Ну вот, к примеру, кто-нибудь одержимый решил вернуть людей с того света — насобирал покойников и повез обряд проводить.

— Господи! — ужаснулся такой мысли шеф и размашисто перекрестился. — Еще нам чего не хватало, чтобы умерших оживляли!

— Николай Григорьевич, вы же понимаете, что все это воспаленное воображение выжившего из ума человека или группы людей?

— Ну так что с того, — отошел от воображенной жуткой картины шеф. — Это сейчас у нас удачно вышло концы в воду спрятать. А ну-ка дальше такое непотребство творить начнут? Да еще раз получаться не будет, так и кровь лить начнут, как вон в книгах богопротивных пишут.

Иван слегка покривился:

— Это я для примеру сказал, что оживить пытались. Может, духа какого вызывали. Тут дело в другом.

— Это в чем же?

— Я, конечно, не знаток ритуалов, но мне они по-другому представлялись.

— Например?

— Во-первых, обряд должен проводиться вдали от посторонних глаз, чтобы не помешал кто. Во-вторых, с определенной вдумчивостью, неспешностью, с использованием свечей, факелов, украшений и еще там чего. А тут все как наспех. У самой дороги, хоть даже и ночью — мало ли людишек по ночам слоняется. Ни факелов, ни воска, ни краски.

— Может, это специально-аскетичный обряд.

— Может. Но не у дороги же. Получается, приехали, разложили, что-то там пробормотали и уехали. Странный обряд, вы не находите?

— Я нахожу, что у сумасбродов все странное!

Иван кивнул, соглашаясь.

— Что делать-то будем, коли погоня не удастся? — Шеф снова стал приходить в волнение.

— Думаю, одна ниточка у нас есть.

— Какая? — резко подался вперед Штерн.

— Который с разбитой головой и неизвестно от чего умерший — их явно из Божедома взяли, куда покойников свозят. Очень уж у них положение тел одинаковое, как перед похоронами. Да и окоченение уже было.

— Ага!! — вскочил Штерн, который как ищейка почувствовал след. — Сейчас мы тех смотрителей примерно допросим, я лично из них душу вытрясу, и кому отдали тех покойников, скажут! Скажут, как миленькие! — провозгласил шеф, потирая руки и входя в азарт от возможного скорейшего раскрытия такого громкого дела.

«Коли поймаем, тогда можно будет и покойников по городу не разбрасывать, а доложить, как все и было», — подумал Иван.

Шеф тем временем уже отдавал команды:

— Степан! Степан, мать твою за ногу!!

— Слухаю, Ваше высокоблагородие! — отчеканил влетевший в дверь слуга.

— Отправь людей в мертвецкую, всех кто там есть — живо в допросную, ночных сторожей сыскать и тоже сюда волочь. Понял?

— Точно так, Ваше высокоблагородие!

— Ну пошел, пошел, родной, да поторопи там всех, не то живо у меня плетей отхватят!!

И, обращаясь сам к себе, расхаживая по комнате:

— Ну ничего, ничего, сыщем мы тебя, голубчик!! Ох и запоешь ты у меня тут, ох и заголосишь!!

Иван поморщился — он был противником пыток и истязаний.

Через полчаса вернулся Степан и сообщил, что все, кого велено арестовать, находятся в допросной. Быстро спустились в пропахший кровью, паленым человеческим телом и сыростью подвал, в котором была устроена допросная. У стены жались четверо: трое бородатых крепких мужиков и один неряшливо одетый в поношенное цивильное платье.

— Кто такие? — грозно спросил Штерн.

— Я смотритель! — с немецким акцентом пропищал тот, что в цивильном. — С какой целью и по какому праву меня столь бесцеремонно схватили?!

Штерн еле заметно кивнул палачу. Практически мгновенно смотритель сложился пополам, получив удар в солнечное сплетение.

— У нас попусту людей не хватают, — назидательно произнес его высокоблагородие и, наклонившись к уху, рявкнул: — и коли тебя сюда приволокли, пес, то отвечай, что спрашивают, и не дерзи!

Распрямился и уже обратился к Ивану:

— Нет, все ж таки неправильно было отменять предварительную пытку! Как раньше хорошо было — придешь, помню, а вор уже готов все рассказать — знай сиди да записывай. А сейчас что? Каждый норовит свой гонор показать, — мотнул головой в сторону скрючившегося на полу немца.

— Ну а вы, голубчики, кто такия? — и подойдя поближе, ткнул пальцем в одного из мужиков. — Ты?

— В мертвецкой работаю, барин, с Васькой, вон, мертвяков таскаем, да караулим ночью по очереди, — хмуро ответил тот.

— Ага, с Васькой, значит, — констатировал шеф, — ну, а ты у нас кто, голубь? — обратился он к третьему мужику.

— Конюх я, барин, — поклонился тот.

Шеф немного помолчал, затем сел за стол следователя.

— Кто из вас, нехристей, сегодня ночью караулил?

— Я, барин, — ответил хмурый мужик, про которого сказали, что он Васька.

— Ну и расскажи мне, что было, да только на меня смотри, бесовская душа! Коль хоть раз сморгнешь — тотчас на дыбе окажешься!

Мужик посмотрел в направлении, указанном Штерном, охнул, перекрестился и выпалил:

— Вчерась, как стемнело, я уж и спать-то прилег, вдруг слышу, хто-то в дверь барабанит, значит. Ну так вот, подхожу это я, значит, к двери-то и спрашиваю: «Хто тама?» — а мне криком — отворяй, говорят, служба, говорят, государева, открывай, а то дверь сейчас вынесем. И словами всяким матерными. Вот значит как.

— Это что это за служба такая к тебе пожаловала?

— А почем мне знать? Зашли в мундирах, значит, в шляпах, навроде вот вашенской, и говорят: «Показывай нам покойников, которых сегодня доставили». Ну я им и показал.

— Скольких покойников ты им показал?

Мужик посмотрел в потолок, загибая пальцы:

— Пятерых и показал: одного, значит, еще по тому утру привезли — хтой-то ему башку проломил, — и перекрестился, — потом, значит, было две бабы: одна, значит, утопленница, другая — родами померла, — мужик снова перекрестился. — Еще был блаженный, говорят, на паперти так и отдал Богу душу. И есчо один мужик — тот не знаю, от чего помер.

Его высокоблагородие в некоторой задумчивости посмотрел на Ивана:

— Интересные дела, — протянул он.

— А глотки у мужиков целые были? — спросил Иван.

Мужик удивленно вытаращился:

— А то как же, барин! Целые.

Штерн задумчиво кивнул своим мыслям.

— И кого же они забрали?

— Так это, того, кто с башкой проломленной, и второго, который не пойми от чего кончился, — снова перекрестился Васька.

— А зачем забрали, сказали?

— Сказали, барин, мол, похожи на преступников государевых и надо, как его там, опнознание произвесть! — гордый знанием умного оборота речи закончил мужик.

— Опознание, — механически поправил Штерн. Немного подумал.

— Кто из вас еще чего видел или слышал? — и с этими словами многозначительно выложил на стол гривенник.

— Дозволь сказать, барин, — поклонился конюх.

— Говори.

— Я это, как его, спал уже, значит, а потом вдруг слышу — в двери люди форменные колотют. Ну я-то струхнул малек, мало ли за чем явились, как был, значит, это в телеге, так и затаился там. Ага. А того пуще страху было, что у дверей карета стояла, а у энтой кареты окошки, значит, с решетками. Ага. Я вспомнил, на таких каретах ране люди Тайной кацрелянии врагов, значит, государевых возили. Ага. Тута я совсем перетрухался, неушто, думаю, Васька, — кивнул в сторону ночного караульщика, — против царевны что замыслил! Потома, значится, смотрю, а они покойников выносют. Двоих, значит, в карету сложили и уехали. А более я ничего не видел, — закончил с поклоном мужик.

«Вот так дела», — подумал Иван.

— А не врете ли вы мне, сучьи дети? — рявкнул Штерн, шарахнув кулаком по столу.

Мужики враз бросились на колени и закрестились:

— Как есть все сказали, барин, как на духу! — забожились они хором.

— Ну ладно, верю вам. Сейчас вот тебе, — ткнул он пальцем в Ваську, — покажут покойников, скажешь, кого из них забрали те люди. Потом свободны. Кому про тех людей и про сегодня расскажете — велю языки поотрезать. Ясно, что ли?!

— Ясно, барин, — нестройным хором пробасили мужики.

— Ну а коли ясно, то пошли вон отсель, — и, кинув монету конюху, уточнил: — это на всех.

Кладя низкие поклоны, мужички скоро дошаркали до дверей и быстро вышли.

Иван пребывал в недоумении. Посмотрел на шефа. Николай Григорьевич мрачно и грозно сверлил глазами оставшегося смотрителя, который уже пришел в себя и помалкивал.

— А ну-ка, Илья, разогрей мне голубчика, — кивнул он в сторону немца.

Палач привычным движением заломил жертве руку и поволок к пытошному стулу.

Тот стал верещать:

— По какому праву?! Я буду жаловаться! Это беззаконие!!!

Иван посмотрел на стены, которые исковерканным гулким эхом возвращали слова несчастного, не собираясь впитывать его страх и ужас. «Интересно, а камни могут запоминать те крики, которые на них воздействуют или меняться под их воздействием?» — мелькнула в голове Ивана почти научная мысль.

— А зачем его на стул? — мотнул он головой в сторону смотрителя.

— Да вот думаю, должны за такими людишками грешки всякие водиться. Это ж кто в здравом уме пойдет в покойницкую служить? Может, его бес одолевает, а может, дела какие богопротивные творит!

— Так может, он и так расскажет?

— Так-то он с три короба наврет, чтобы от пытки увильнуть. А под пыткой-то как на духу все расскажет. Под пыткой-то не врут!

Иван прикинул, а если ему вот так, по нелепому обвинению, начнут суставы выламывать, оговорит он себя или будет орать, что не виноват? Передернулся и отогнал эту мысль.

Вопящего несчастного между тем уже усадили на стул и обездвижили, прикрутив к креслу по рукам и ногам.

— Ну, родной, будешь мне рассказывать о делах своих подлых? — спросил Штерн, наклонившись к нему.

— Ничего такого я не делал!! — выкрикнул тот. — Вы за это ответите! У меня есть хорошие связи!!

— Это всегда хорошо, когда есть покровители, — поучительным тоном обратился Штерн к Ивану, — такие вот голубчики чего только про них не расскажут, и потом тот человек у тебя — вот где, — продемонстрировал сжатый кулак, — хотя, конечно, тут с умом подходить надо, бывают такие покровители, что… — и он многозначительно промолчал.

Повернулся к пытошному стулу:

— Давай, Ильюша, нечего тут тянуть.

Иван отвел глаза, обвиняемый в темных делишках взвыл. Потом еще раз. Ивана начало мутить.

— Ну что, голуба, будешь говорить или мы продолжим?

— Хорошо, хорошо, я все скажу! — прокричал тот.

— Говори.

— Я продавал одному человеку покойников!

— Что за человек?

— Он не называл своего имени, всегда ходил во всем черном, лицо снизу закрывал шарфом, а сверху надевал маску. Только глаза и видел — черные.

— Какого росту?

— Выше среднего человека.

— Сколько покойников продал, почем?

— Около десятка, платил по рублю, требовал, чтобы свежими были.

— Зачем они ему?

— Он не говорил!

— Когда в последний раз был?

— После Рождества не видел его больше!

Штерн кивнул чему-то своему, угукнул.

— Какие еще богопротивные дела делал, нехристь?! — повысил голос его высокоблагородие.

— Боле никаких! Ну разве что по гривеннику беру, чтобы покойного покраше сделать для похорон.

Штерн скривился, сплюнул на пол.

— Тьфу ты, какой мерзостный человечишка, да и служба тоже. Ладно, иди отсюда с богом да помалкивай, не то вмиг на каторгу пойдешь! Понял, что ли?!

— Да, да, Ваше высокоблагородие, — истово закивал головой тот, — буду нем как могила!

Штерн расхохотался:

— Могильщик нем как могила, — скаламбурил он и продолжил смеяться, утирая слезы.

С тем и стали подниматься наверх. Вышли на улицу. Стоял теплый и яркий день, остро пахло осенней листвой. «Какой же Мир построил Бог, и какие мы в нем вырыли норы», — подумал Иван, памятуя пытошную.

Штерн поцокал языком, постучал тростью по мостовой:

— А не выгорает у нас дело-то, господин губернский секретарь! — шеф всегда так говорил, когда чувствовал, что не зависит от талантов Ивана.

— Это почему же? — удивился Розинцев. — Кто взял покойников, мы знаем, да еще этого покупателя тел можно поймать да выспросить примерно.

— Господин Розинцев! — прикрикнул на него шеф. — Я не буду вмешиваться в дела Тайной канцелярии… тьфу ты — Тайной экспедиции! Раз они так сделали, значит, зачем-то им это нужно, а может, и не им, а кому повыше! И мы в это дело своего носа совать не будем. Вам ясно?!

— Так точно, Ваше высокоблагородие! — вытянулся в струнку. — А как быть с покупателем этим?

— Да никак. Лекарь какой-нибудь строение тела изучает или извращенец какой, — махнул рукой Штерн, — если хотите, то караульте, а мне до него решительно никакого дела нету.

Шеф был раздосадован. Столько перенервничать с утра, ухватиться за ниточку и выяснить, что это хвост дракона — такое кому хочешь настроение испортит.

Вскоре они услышали цокот копыт, и во двор их ведомства въехал посыльный Тайной экспедиции. Шеф немного побледнел, Иван тоже несколько оторопел — неужто уже прознали!

— Пакет для его превосходительства барона Штерна от его высокопревосходительства господина Шешковского! — официально объявил посыльный, вручил пакет Семену и, отсалютовав, отбыл. Стало быть, ответа глава Тайной экспедиции не предполагал.

— Ну давай поглядим, чем нас тут порадуют, — с мрачноватой иронией произнес шеф. То, что в пакете ничего радостного нет, было понятно. С таким-то утром и день не задастся.

Прошли в беседку в небольшом парке, специально построенную для шефа, чтобы в погожий день не дышать кабинетной пылью, а также чтобы было где отобедать хорошеньким деньком в прекрасном расположении духа.

Расселись, вскрыли пакет. Поверх стопки розыскных листов с рисунками преступника лежало письмо. Штерн проверил и сломал печать, Иван взял в руки рисунок разыскиваемого. Внизу надпись:

«Разыскивается душегубец и язычник, убивающий и оскверняющий добрых христиан, творящий богомерзкия обряды. Награда за поимку — 25 рублей серебром».

— Вот те нате, — озадачено произнес шеф, прочитав письмо, — извольте взглянуть, господин Розинцев, — с этими словами он протянул письмо Ивану.

«Барону Штерну. Господин Штерн! Прошу оказать содействие в деле Государственной важности. В частности, Вам надлежит: расклеить прилагаемые портреты и найти охотничьих собак, способных к распознаванию запахов. Дать им для следа понюхать прилагаемую тряпицу, после отправить людей с этими собаками по людным местам — кабакам, базарам и ярмаркам. На кого собаки укажут — хватать и без промедления отвозить ко мне, в Тайную экспедицию. Вопросов не задавать, жалоб не слушать. Если человек окажется благородного происхождения либо будет одет цивильно, то за ним следует тайно проследить и доподлинно узнать где он живет. О том сообщать мне незамедлительно. Подпись: С.И. Шешковский».

— Интересные там у них дела делаются, — прокомментировал письмо Иван.

— Да уж куда интереснее, — недовольно высказался Штерн. — Что вы об этом думаете, Иван Михайлович?

«Значит, теперь я снова на коне», — улыбнулся про себя Розинцев, а вслух сказал:

— Думаю, душегуба они ищут только для того, чтобы поднять свою значимость перед государыней.

— Это отчего так?

— Посудите сами, Николай Григорьевич. Сцену у дороги, якобы устроенную душегубцем, — устроили они. Портрет прорисован детально — так со слов не нарисовать. Этот человек явно уже у них в камере сидит, чуток народ с императрицей попугают — и «поймают» нехристя. А он один в один как на картинке. То-то Шешковскому уважение будет!

Шеф покачал головой:

— Это да. Это ж надо такое придумать!! Но зачем тогда с собаками еще кого-то искать?

— Думаю, ищут они кого-то по-настоящему. А душегубец этот — для отвода глаз, ну или думают, что если второго не поймают, так хоть этим прикроются, мол вон какого татя изловили! За него того, другого простят, коли не словят.

Его высокоблагородие хмыкнул:

— Эх, кто их там разберет в этой Тайной экспедиции — знай себе на уме. Ладно, наше дело маленькое — сыскать собак да по рынкам и притонам всяким шляться. На кого гавкнет — того и брать. Эй, Степан!! — позвал он слугу.

Дав необходимые указания, поднялся. Иван тоже.

— Ну что же, на сегодня, думаю, злоключений с нас достаточно. Крепов пусть ищет собак, да с утра отправит их на людей тявкать, а нам, пожалуй, можно и отдохнуть.

— До свидания, Николай Григорьевич, — вежливо полупоклонился Иван.

— Спасибо, голубчик, ступай, — кивнул ему шеф.

Домой решил пройтись пешком. Слишком много необычного сегодня случилось, все это требовалось неспешно обдумать и сопоставить. А выходило все вот как.

На очень высоком уровне что-то произошло. До той степени, что Тайная экспедиция, созданная для охраны Ее Императорского Величества, не погнушалась привлечь Розыскную экспедицию к поимке неких людей, которые должны чем-то пахнуть. Как вариант — что-то украдено из дворца. Может, при этом воры что-то обронили, может, украденное располагалось в месте, имеющем специфический запах, соответственно, грабители им пропитались. Скорее всего, так. Но зачем устраивать этот спектакль с оккультистами? В конечном счете можно было все свалить на них, на Розыскную экспедицию — мол, ищите-ловите, а коли не поймаете — то грош вам цена! Зачем такой огород городить?

Шел и думал. Что-то здесь не складывалось. Причем не складывалось с точки зрения Тайной экспедиции. Он чувствовал, что у них что-то не сработало так, как надо. Стал просматривать развитие событий — и тут его осенило! Подручные Шешковского намеренно разложили тела у дороги, ведущей в столицу, дабы там устроилось столпотворение зевак и к полудню Санкт-Петербург наполнился бы слухами и пересудами, а тут как раз и портрет душегуба подоспел бы. А как вышло? Торгаш спозаранку увидел да донес, Штерн быстро оцепил место, да по-тихому все убрали. Получается, что сейчас к этому портрету расклеенному не будет особого внимания. Мало ли душегубцев по земле ходит. Стало быть, они могут это дело повторить, чтобы уж город точно забурлил, а под шумок — хватай кого угодно, страх он все спишет.

Ноги его сами понесли к мертвецкой. «Вмешиваться, конечно, в их дела мне не следует, но посмотреть посмотрю, может, чего нужного узнаю». Чтобы скоротать время до сумерек и подкрепиться, зашел в таверну. Как стало смеркаться, вышел и занял удобное место за углом какого-то дома, откуда хорошо просматривался вход в покойницкую. Чтобы время текло с пользой, стал прикидывать, что такого могло случиться, чтобы подобный сумбур вышел. Моросил мелкий дождь.

Он не услышал даже шороха — на голову натянули мешок и железной хваткой заломили руки за спину, быстро обшарили. Даже ойкнуть не успел. Пока волокли, брыкался как мог, но на помощь не звал — во-первых, не помогут, во-вторых, урон его чести. Вскоре его запихали в карету. Похитители сели по бокам, продолжая удерживать его за руки.

— Я — сыщик Розыскной экспедиции Розинцев! — решил обозначить себя похитителям Иван, мало ли, может, обознались. — За мое похищение на каторгу пойдете!

В ответ не прозвучало ни слова.

«Ну что ж, по крайней мере, будь это простые грабители, я бы уже лежал с проломленной головой, а не ехал в карете», — подумал Иван и предоставил себя своей судьбе.

Через десять минут карета остановилась. Его более-менее предупредительно поставили на землю, и приглушенный сиплый голос произнес:

— Ступайте спокойно, Ваше благородие.

К этому времени Розинцев был уже в ярости — никто не смеет вот так запросто хватать дворянина, да еще который служит государству! Но на пленителей он свою злость тратить не стал, они люди подневольные, им приказали — они исполнили. Ну а вот тому, кто отдал такой приказ, он выскажет все в лицо, невзирая на чины, решил про себя Иван.

— Осторожно, тут ступени, — придержали его под локоток.

Почему-то Иван ожидал, что ступени поведут наверх, но нога провалилась, и он чуть кубарем не покатился вниз. Немного стало не по себе. Лестницы, ведущие в подвал, не сулят ничего хорошего, а полагать, что его ведут в винный погреб, у него оснований не было. Вскоре у Розинцева развеялись все подозрения — судя по запахам, поднимающимся снизу, его вели в пытошную.

Ноги противно задрожали, он весь покрылся холодным потом, подкатила тошнота. Мало ли — донос кто настрочил о заговоре, тут цацкаться не станут, засунут ногу в испанский сапог или на дыбе кости из суставов выдернут — и готов государев преступник. Ступени кончились, Ивана немного развернули и слегка подтолкнули в спину. Он понял, что уже в допросной. Тяжелая рука хлопнула его по плечу, и он бухнулся на жесткий табурет. Сдернули мешок. Розинцев слегка прищурился от света факелов. Перед ним сидел, судя по платью, вельможа высокого положения. В его маленьких черных колючих глазах мерцало отраженное пламя факелов.

— Посмотри-ка, Кондрат, — обратился вельможа к палачу, — еще зеленый совсем, а все туда же, во враги нашей матушки императрицы!

— Да какой же я враг!! — выпалил Иван, вскакивая. — Отродясь не было, верой и правдой служу Ее Императорскому Величеству!!

Тяжелая рука сзади снова опустила его на табурет, да так и осталась лежать на плече.

— Вот сейчас мы про то и сведаем, — кивнул незнакомец палачу.

Дальнейшее Иван помнил с трудом — он что-то бессвязно выкрикивал и брыкался, однако очень быстро был разут, по пояс раздет, одна нога была зажата в ящике с шипами на шестеренках — «испанский сапог», руки связаны и подтянуты на веревке над головой.

— Раскали щипцы как следует, голубчик, — отдал новое распоряжение человек с черными глазами, — с малого начнем, торопиться нам некуда.

Палач живо переместился к камину с углями, из которых торчали всякие железяки, и начал их раздувать мехами.

— В чем конкретно меня обвиняют? — пролепетал-проплакал несчастный.

— А в том, голуба, что хотел навредить слугам Ее Величества. С какой целью следил, кто послал?! — рявкнул он.

— Да никто не посылал! — крикнул Розинцев и дальше выпалил все события этого дня и все свои мысли.

— Складно врешь, — кивнул вельможа. — Кондрат! Скоро ль ты там??

— Иду, иду, Ваше высокоблагородие, — прогудел заплечных дел мастер.

— Я не вру, я не вру!! — забился-заголосил Розинцев.

— Ну-ка давай наперво ему вот здесь оторви, — не обращая внимания на крики, произнес черный человек и указал пальцем, где именно.

Раскаленные докрасна раскрытые щипцы приблизились к груди Ивана — свой крик он услышал как бы со стороны, мир отдалился и померк.

Пришел в себя не сразу. Почему-то было мокро и холодно. Когда сознание окончательно прояснилось, он забыл и про холод, и про мокроту — он продолжал сидеть в пытошной в том же состоянии и в том же качестве, в каком его и покинуло сознание. С ужасом посмотрел на грудь — все было на месте.

— Что ж ты слабенький-то такой, — произнесли с укоризной их высокоблагородие, — даже начать не начали еще, а уже в обморок, как барышня.

Ивану нечего было сказать, и он бессмысленно водил взглядом по допросной.

— А ну-ка родные, оставьте нас пошептаться с господином Розинцевым, — бросил он всем, кто был в подвале.

Поклонившись, палач и двое конвоиров растворились в темноте коридора, закрыв за собой дверь.

Какое-то время их высокоблагородие иронично разглядывал Ивана, что-то прикидывая. Потом встал, зачерпнул ковшом воду из бочки, подошел к нему и поднес к губам:

— Пей.

Иван судорожно сделал несколько больших глотков.

— Все дело чуть мне не испортил, подлец. Но хвалю, неплохо соображаешь, щучий сын, — и, откинув полы камзола, их высокоблагородие сели обратно в кресло.

Розинцев недоуменно воззрился на него.

— То, что я тебе сейчас расскажу, является строжайшей государственной тайной, понял?

Иван несколько раз кивнул.

— Запомни, если о том, что узнаешь сейчас и станет тебе ведомо потом, ты хоть полслова кому скажешь, то я лично попрошу Кондрата уважить меня и вытянуть из тебя все жилы по одной, он это хорошо умеет. Понял?

Конец ознакомительного фрагмента.