Косатки

Дмитрий Помоз

О чем «Косатки»? О нас. Косатки – это мы. Три сюжетных линии, три разных жизни незнакомых друг другу людей: матери-одиночки с больной дочерью, молодой семейной пары и провинциального депутата, которые пересекаются, не касаясь друг друга. «Косатки» о справедливости, о ценностях, о счастье, о непредсказуемости и, конечно же, о неизбежности. Книга содержит нецензурную брань.

3. Благодетель

— Мне очень приятно, что вы поддержали инициативу, и мы вместе сделали вот такую вот площадку для детей! Очень приятно, что это только начало, что таких площадок у нас уже более десяти по городу.. запланировано. Будем идти дальше! Действительно! Я вижу здесь много детей, и это очень радует! И мы должны делать все для того, чтобы они нормально развивались, нормально учились! Ну, и нормально отдыхали!

Первый закончил свою речь. Еще не старый, но уже решительно седой он улыбался, пряча верхнюю губу под серебряной щеточкой сталинских усов. Стильным костюмом он желал придать себе солидный вид, но галстук, насмехающейся стрелкой тыкающий в пупок его шарообразного живота, сводил все усердие седого на нет. Он говорил лениво, с наигранной охотой, как говорят даже не те, кто знает, что их все равно никто не слушает, а как говорят те, кому все равно слушают их или нет.

Он усмехнулся себе в ботинки, и передал микрофон почти точно такому же телу, но с заметно более молодой головой.

— Мы с вами открываем детскую площадку, которая и образовалась только благодаря вашей инициативе. Вот. Я хотел бы в свою очередь выразить вам слова признательности, что эта инициатива есть! Это яркий пример того, что только вместе мы сможем сделать, что необходимо каждому жителю, каждому нашему ребеночку! И на это направлены как раз вот подобные минипроекты! Хочу напомнить, что мы в городском бюджете предусмотрели в этом году порядка трех — шести миллионов на реализацию подобных проектов, поэтому я жду от вас участия! Вместе с вами мы сможем благоустроить наш город!

Кроме относительно молодой внешности второго от первого отличали более солидные часы и чуть менее солидный живот. Когда он договорил, кадры сменились. Подобно футболистам перед матчем эти двое за руки вели на площадку растерянных детей, резали пеструю ленту. На всю округу играла детская музыка черно-белой давности, симулировали праздник. Вслед за первооткрывателями на площадку позвали остальных ребят, загнали поющую группку девочек постарше и ведущую. Планы съемки менялись все чаще — до конца репортажа меньше минуты, а радость детей и их родителей еще не раскрыта. Вот в кадре малышей запихивают на сиденья карусели, потом строем в костюмных брюках и юбочках ведут съезжать с горки, тут же, как птенцов на жердочку, сажают на качели. Ребятня хлопает, серьезные резиденты благодарно кивают, прижимая ладони к груди. А родители стоят и ждут развязки, вспоминая, осталась ли дома картошка для обеда, или надо будет бежать в магазин.

Безликая журналистка представила канал, съемочную группу, и попрощалась с телезрителями.

Молодой пузач оторвался от экрана на стене, и перевел взгляд на своего пожилого соучастника.

— Надо вот было тебе так за галстуком не уследить! Головой-то думать, или хотя бы вертеть не пробовал? — его голос наезжал катком. Но пожилому такое, очевидно, было привычно. Он и глазом не повел, а просто продолжил есть свой суп, — Ладно, давай еще накатим! — заключил молодой. А через секунду все-таки не удержался и срыгнул. — И еще эта журналистка — дура со своим оператором безруким! Все, что можно было перегадить — перегадили! Им ведь ясно объяснили, как и что должно быть! Даже дети поняли! Не пройду в северо-запад на следующие выборы, весь их канальчик разгоню! — оба мужчины прибывали на изрядном подпитии.

— Света! Светик! — снова подал голос более молодой.

— Да, Ростислав Олегович! — из соседнего зала на его позыв неслась молоденькая брюнетка в переднике официанта.

— О! Светочка! Прямо: встань передо мной, как лист перед травой! — Ростислав Олегович желчно засмеялся своей остроте, одновременно откровенно разглядывая официантку с ног до груди. Той захотелось закрыться, хоть и нечего было прикрывать. Ей всегда хотелось закрыться, и чтобы весь ресторан закрывали, когда сюда приходил ее постоянный гость, — Светочка, милая, а где наше горячее? Где закуска? — он обвел руками полный пустой посуды стол, звонко щелкнул пальцем по горлышку опорожненного графина. — И где водка? Мы вам тут что?

Светочкины щеки трещали и сопротивлялись, но она все-таки пересилила себя улыбнуться:

— Горячее почти готово, сейчас все принесу!

— Давай-давай! — подбодрил пьяный депутат, вальяжно махнув, чтобы она первым делом освободила стол, на самом деле вознамерившись получше разглядеть ее сзади, и занюхать водочный дурман запахом сладких духов, — Торопи там своих поварят, а то сейчас дядя Ростислав придет на кухню сам, и мало не покажется никому!

Заулыбались все трое. Один от самодовольства, второй рефлекторно, а третья от ненависти.

— Сколько мы с тобой еще дел наделаем, если ты не будешь меня подводить, как сегодня! А этой Свете я бы..

Остаток вечера и половина ночи народных избранников прошли в ресторане.

***

Труднее похмельного утра может быть только рабочее похмельное утро. Выходя из самого важного кабинета во всем здании администрации города, Ростислав жалел о двух вещах. Во-первых, что не заставил себя раньше уехать домой. Хотя, как бы ему это удалось, если он совершенно не помнил, каким образом добрался до кровати. А во-вторых, что утром удосужился съесть всего две таблетки от головы, а не целую пачку. Во всем остальном его утро было прекрасно. Сверху в который раз хвалили, а снизу слушались, как будто очень скоро он окажется еще выше. Такое положение дел Ростислава вдохновляло, как игромана вдохновляет новая раздача.

Ростислав только что покинул приемную главы города. Стандартная планерка. Большой стол, хозяин стола и полтора-два десятка пар рук, каждая из которых хочет быть правой. Планы, отчеты, оценки, задачи, цели — все это давно стало обыденным. Сто миллионов туда, несколько обратно, двести на это; проверить тех, урезонить этих, выслужиться перед третьими, угомонить четвертых, решить вопросы с пятыми. Все везде за собой прибрать и украсить. Обычная рутина, определяющая судьбы двухсот с небольшим тысяч жителей околостоличного города.

Никак не мог привыкнуть Ростислав к другому: к запаху лака, кожи и благородного дерева в огромной приемной. К атмосфере тихого величия, к неистребимой размеренности, которая осаждала его каждый раз, когда он сюда попадал. Сами стены звали становиться больше, серьезнее, весомее. За спиной главы города висел всего один портрет — портрет президента. Чем ниже ранг политика, тем больше у него за спиной чужих портретов. Чем меньше над головой портретов, тем ты важнее. Вот что видел Ростислав главной целью и единственным успехом жизни — один за одним убирать портреты над своей головой. Ради такого он готов на все. Даже вставать в семь утра в убийственно похмельное утро, и ехать туда, где его разовое отсутствие легко переживут.

Ростислав Олегович пока лишь глава одного из муниципальных округов, и больше всего в жизни он жаждет скорее перебраться в стены главной городской администрации. Или к соседям в город-миллионер — там на первых парах можно и на веточку пониже. А для этого необходимо много рисоваться, отчитываться и еще больше крутиться, а иногда даже работать, исполняя свои прямые обязанности.

Уходя восвояси, Ростислав напоследок облизал взглядом фасад так желанного им здания. Он посмотрел на часы, золотые стрелки указали на десять тридцать утра. В округе наверняка суматоха, горят дела, никто не справляется, снуют горожане, и все ждут его. Избранник поправил галстук, угольно-черные, сальные волосы, и сел в машину, скрипя зубами и кожей водительского кресла. Изучив приборную панель, он повторно удостоверился в верности показаний наручных часов — действительно, всего лишь пол одиннадцатого. Самое время опохмелиться, округ никуда не денется.

В тот же ресторан Ростислав соваться не решился — не минуло еще и семи часов с последнего визита, и бог знает, чем намедни закончились его посиделки. Так что, как человек благоразумный, он решил посетить какое-нибудь другое заведение, где ему пока не довелось примелькаться и стать своим.

Телефон надорвался от количества звонков, но все они были ему слишком безразличны, пока он не выпьет воскрешающие сто грамм, и не заест их чем-нибудь жирным. Во всем должны быть порядок и последовательность, а тем более в работе. Как на нее настроишься, так день и проведешь.

Тем сложнее Ростиславу было пережить случайную встречу за тщательно спланированным бранчем.

— Добрый день, Ростислав Олегович! Добрый день, дорогой! — раздалось в правом ухе как раз, когда народный избранник силился выбрать между обычной и перцовой.

Над ним нависла атлетичная фигура с прикрепленной вверх ногами головой — абсолютно лысой сверху и невообразимо заросшей снизу, — комфортно укутанная в дорогие джинсы, бадлон и полуботинки.

— А-а-а! — затянул растревоженный Ростислав, — Кари Наибович! Доброе утро, вот так встреча! Какими судьбами?

Водки больше не хотелось.

— Аллах нас свел, дорогой! Чувствую — Аллах! А еще, это ведь мой ресторан, забыл, да? — Кари засмеялся великаньим тембром.

Ростиславу скрутило кишки. Он знал, в каком ключе их разговор пойдет дальше. Он в общем-то был не против поддержать его, но только не сейчас. Это как со смертью — ты вроде бы не против умереть, но только не сегодня. Сегодня — не самый удобный день для этого.

— Ты сам как чувствовал, куда едешь! — продолжил выпускать звуки откуда-то из бороды Кари, — Я присяду. Поговорим, пока тебе еду не принесли, ты ведь не против?

Ростислав согласно кивнул, как будто у него был другой выбор.

Бородач зацепил огромной лапой соседний с Ростиславом стул, и уселся в торце столика, аккурат в проходе, взглядом прицелившись бедному депутату прямо в висок. Прежде, чем завести разговор о главном, он поинтересовался, успел его дорогой гость совершить заказ, или нет. Воодушевившись отрицательному ответу гориллоподобный человек подозвал официантку, и выбрал за Ростислава все сам.

— Пальцы покусаешь, я тебе говорю!

Ростислав бурно вообразил, что если бы ему правда сейчас хватило духу откусить себе хотя бы один из пальцев, то несомненно удалось перенести столь нежданный разговор на следующую встречу.

— Как жена? Как дети, дорогой?

— Да нет у меня никого.

— Плохо, плохо! Такой здоровый, такой взрослый, дети тебе нужны! Кому дела передавать будешь? Сын тебе нужен! У меня вон трое. Скоро четвертый родится. Дочь! А ты.. ай-ай-ай! — Кари приземлил обе руки на стол с такой силой, что у них обоих вместе с Ростиславом дернулись ножки.

— Я думаю об этом, Кари Наибович.

— Вот и славно! Но мне все-таки не менее важно, озабочен ли ты кое-чем еще..

«Ну, вот. Приехали. Прелюдия закончилась. А в конце концов: раньше сядешь — раньше выйдешь!».

— Конечно, думаю! Но вы сами понимаете, вопрос не из простых, его с нахрапу не решишь! Вы же знаете, я привык все делать четко и последовательно, а не абы как.

— Знаю, знаю, брат! Поэтому с тобой так приятно иметь дело! Но я ни за что не приму, если ты скажешь, что до сих пор нет ни малейшей конкретики! Неужели до сих пор совсем ничего не ясно? — тон вопроса снова подразумевал только один вариант ответа.

Ближайшие двадцать минут между началом разговора и началом бранча Ростислав проклинал тех, кто нахально донимал его звонками, пока он был в пути, а теперь все как сквозь землю — ни одного спасительного вызова. С какой бы радостью он сейчас ответил почти на любой звонок, произнеся магическое: «Секундочку, очень важный разговор!». Но телефон предательски молчал.

Невыносимо трудно разжевать не разбирающемуся в бюрократических мелочах бизнесмену про реестры, кадастры, планы, межевание, назначение земли и всем из этого вытекающем. Когда Ростиславу не удалось донести обо всем прямо, по-взрослому, он пробовал зайти на пальцах. Но всякое его объяснение разбивалось о тупое невежество экстремально богатого человека со взрывным норовом, и его «я хочу», «у меня есть деньги», «я готов платить», «какие могут быть трудности», «кто нам мешает».

От кровожадной фразы «кто нам мешает?» Ростислав почувствовал несварение. Для Кари — сам он был заказчиком, точкой А, Ростислав — тем, кто может кое-что разрешить, точкой Б, он ведь глава района, на территории коего находится заброшка советского пионерлагеря, так возбуждающая его бизнес интересы. Точка А и точка Б должны запросто соединяться прямым, как железка из Петербурга в Москву, отрезком. Поэтому в понимании Кари, мешать им могли только враги. А церемонится с врагами — никогда не было в традициях настоящих нохчи.

— Сейчас трудно о чем-то говорить! Даже если мы решим все проблемы с бумагами по земле, сделку могут заморозить сверху! Насколько мне известно, на федеральном уровне обсуждали возможность строительства на этом месте какого-то реабилитационного центра для детей, или что-то в этом роде. Нужно ждать, Кари Наибович! Следить за ситуацией и ждать! Больше я не знаю, что добавить.

Кари тревожно задумался себе в бороду. Ростиславу снова захотелось водки. Слава богу в эту же минуту наконец-то принесли бранч. Кари сказался неголодным, он поднялся со своего места, до хруста сжал руку Ростислава и сказал:

— Кушай, брат. Набирайся сил. Они тебе пригодятся! А я пойду набираться терпения. Прощай, дорогой! — он сделал несколько широченных шагов к выходу, но резко, как будто вспомнив что-то важное, обернулся, — За счет можешь не платить, ты мой гость! И да — я верю, что у нас все получится! У тебя все получится. У нас всегда все получалось, выйдет и в этот раз! В долгу не останусь, Аллах свидетель.

Дверь хлопнула, огромный, в круг тонированный джип сорвался с парковки. Ростислав материл себя. Как можно было забыть, чье заведение он ненароком решил посетить? Надо скорее закругляться со жратвой и ехать на службу — перевалить негатив на кого-нибудь другого.

Востребованность среди других — вот, что было его способом поднять себе настроение с любой высоты. Люди нуждаются, зависят от тебя, а значит, ты властен над ними. В первую очередь властен, а не ответственен. Ответственен — каждый сам за себя.

Ростислав отложил мысли о делах с Кари в сторону. Кроме него, есть заботы и о других, которые также способствуют исполнению его личных планов. Во всяком конструкторе множество деталей, и собираются они не сразу.

Неспешно курсируя по улицам и улочкам вверенного ему района, Ростислав твердо решил в ближайшее время пересесть из легковушки на внедорожник. Словом — ужас — дороги не описать, но и жаловаться тоже некому. Экономия на укладке асфальта происходила непосредственно с его молчаливого согласия. Дорога — кормилица. Просто для каждого по-своему. Грех жаловаться, что она вся в заплатках и трещинах — внедорожникам и автобусам они не страшны, а среднего класса в стране не существует.

«Решено, к следующей зиме беру джип. Как у Кари, такой же».

На самом подъезде к зданию окружной администрации в голову политику пришел призрак вчерашнего пьяного вожделения к молоденькой официантке Светочке. Не симпатии, а именно желания. Последние месяцы, с тех пор, как он впервые ее заметил, она стала вырастать перед ним чем-то вроде памятника его редким слабостям, постоянным о них напоминанием, который приравнивал Ростислава ко всем другим, и убивал чувство собственной исключительности. Тут все просто: он понимал, что абсолютно безразличен молодой девушке. Он был безразличен абсолютно всем, кому не было от него что-то нужно, но относился к этому никак. А безразличие девчонки, которая легко могла бы быть его дочерью, буквально тыкало его лицом в эту данность от имени всех остальных. Подобное положение дел вызывало не грусть, но желание поквитаться. И сделать это возможно только одним способом. Круг замыкался. А ведь по-хорошему лишь сам Ростислав имеет право быть безразличным к тем от кого ему ничего не нужно.

Как бы подскочила самооценка студентки Светочки, представь она себе хоть на миг, в какую интригу угодила, ни секунды того не желая.

***

— Натали! Найди-ка мне Виталия Леонтьевича!

— Хорошо!

Между кабинетом Ростислава и закутком его секретарши функционировала внутренняя телефонная связь, но какой здравомыслящий человек откажет себе в удовольствии лишний раз покричать?

Виталий Леонтьевич материализовался перед глазами Ростислава не более, чем через две минуты после объявления в розыск. Пожилой, потрепанный, с ленивым пузом — это он первым толкал речь на открытии новой, практически нанотехнологичной детской площадки.

— Искал?

— А ты прятался?

— Как самочувствие?

— Лучше не спрашивай!

Рты у обоих растянулись в загадочной полуулыбке, а под глазами отчетливо свесились серо-зеленые мешки — следы праздной жизни.

— Сегодня сверху упала задача! Считай, городского масштаба! — прокряхтел Ростислав.

— Может за обедом расскажешь? — Виталий Леонтьевич предлагал, но не настаивал. Хоть он и был на много лет старше своего собеседника, хоть между собой они и переходили на ты, он никогда не переступал ясную им обоим грань обходительности. А Ростислав в свою очередь никогда не снижал планку превосходства и некоторой надменности. Нелегко Виталию приходилось лишь тогда, когда его более важный соратник совсем забывал об уважении. Тогда седой мог даже покраснеть. Покраснеть, но ни в коем случае не взбунтоваться — каждый сверчок знай свой шесток. И Виталий свой знал, и даже мечтать не собирался о лучшем.

— Я недавно ел. Садись.

Пожилой покорился. Он грузно привалился на ближайший стул, и окинул своего хозяина собачьим, как у мопса, взглядом. За годы плотного сотрудничества политики образовали идеальный друг для друга симбиоз, хотя сами об этом не договаривались. Классический симбиоз — это соединение паразит-хозяин. Они же оба были паразитами. По крайней мере в самых честных мыслях о себе первый признавался, что он только передает распоряжения и придумывает планы, а всю черновую работу выполняет второй; второй же совершенно точно понимал, что безголовое усердие, не имея в руководстве столь грамотного стратега и выдумщика, как первый, в ином случае могло быть полезным разве только на каком-нибудь складе при вождении рохли между полок с чужими богатствами. К счастью, жизнь не терпит сослагательных наклонений. Поэтому союз, по сути, лени и глупости хитро гнул свою линию сначала на уровне двора, потом муниципалитета, района, а сейчас положил глаз на целый город, со стороны выдавая себя за союз ума и усердия.

— Новости смотришь? — бесхитростно поинтересовался Ростислав.

— Что-то случилось? Или ты все переживаешь про репортаж? — попытался сообразить Виталий.

— Вообще! — надул глазные яблоки начальник, — В курсе, что в мире твориться? В стране? Мы как бы тут политикой занимаемся!

— А-а-а, ты про это! — снова не понял Виталий. — Смотрю! А чего?

— Линию партии знаешь? За событиями следишь? Слушаешь, что из самого большого дома от нас хотят?

— Чего?

— Поддержки они хотят! Поддержки их политики! Потому что их — это и нашей тоже! Мы, как бы, все в одной лодке!

— А! Так я поддерживаю!

— Вот мудозвон! — не выдержал Ростислав, закатив глаза к лобным долям, — Лично твоя поддержка нахер никому не сдалась! Ты нужен, чтобы организовать эту самую поддержку со стороны населения! На местах! И мне тоже! Понял?

— А чего же тут не понять?! — поник Виталий.

— Вот и я не знаю — чего же тут не понять!? Так вот наша задача — придумать, как успокоить падение рейтингов доверия в нашей дыре! Чтобы люди стали одобрять ключевые решения и предприятия! — особо хитровыдуманные слова и выражения Ростислав цитировал по памяти, какими услышал их в городской администрации, — Это ясно? Метод не важен! Главное, чтобы люди кивали и одобряли, а лучше, чтобы активно и публично! Не получится убеждать — заманить, запутать, задобрить, подкупить — что угодно! — жирная кожа на лбу политика пошла складками, он подозрительно взглянул на не захлопнутую дверь, и тут же сбавил голос, — У нас неделя, чуть больше, чтобы набросать план! Я этим займусь! И чем меньше меня будут отвлекать, тем лучше — это намек! Прием для всяких граждан в эти дни надо максимально ограничить. Это, считай, первая тебе задача, можешь не записывать! В выходные у нас по этому поводу неформальная встреча за городом. Мне нужно быть во все-о-ру-жи-и.

— Так есть уже какие-то мысли?

— Какие-то мысли есть всегда! — передразнил Ростислав, — Дети. Молодежь — внушаемый, а главное, долгосрочный вклад. Все не нужны, хотя бы пять процентов, один-два человека с класса, но таких, как ты!

— Это еще каких?

— Энергичных, Виталь, энергичных..

На несколько мгновений в кабинете заклинила тишина. Ростислав откинулся на спинку кресла, а Виталий наоборот нагрузил оба своих подбородка на кисти рук.

— Все! Все все поняли! А теперь каждый приступает к своим новым заботам!

— А обед?

— Тут вы правы, Виталий Леонтьевич, война войной, а обед по расписанию.

***

Все оборачивается даже лучше, чем он смел надеяться. Город обтекал мокрым снегом, гудел и трепыхался, а Ростислав, вдыхая за двоих неприспособленными для повышенной влажности легкими, скользил на вокзал. Ему хотелось скорее заселиться в купе, и отметить удачное завершение своего вояжа. Но, как это обычно бывает, когда торопишься: случайности сговариваются и вяжут тебя на каждом шагу.

На входе, перед железными рамками металлодетекторов с громоздкими отростками рентгеновских сканеров багажа тромбом столпилось месиво неприкаянных туристов из Китая с бесконечной уймой рюкзаков и дорожных сумок. Единственное, куда они торопились — сфотографировать и снять каждый миллиметр пространства вокруг себя, словно собираясь по возвращении на родину спроектировать 3D-модель, и построить из дерьма и пластмассы подробную копию всего города. Ростислав слепо поддерживал все инициативы «старших», но результаты его почти всегда бесили. Вот и теперь, обладая немалым ростом и весом, он, как злой Гулливер среди лилипутов, проталкивался к своей цели без очереди, нетолерантно матеря маленьких, рассеянных оккупантов.

Наконец-то в купе! Можно выдохнуть, снять отяжелевшее от влаги пальто, и отметить свой скромный успех. Ростислав еще на платформе разузнал у проводницы, что в его отсек выкуплен лишь один единственный билет. Настроение поднялось еще выше. По его нерушимому убеждению, если у тебя все получается, значит, ты живешь правильно. А тут и приятные мелочи на его стороне.

Конец ознакомительного фрагмента.