Серые

Дмитрий Петелин

Часы на руке главного героя останавливаются. Так же, как остановилось и время в форте. Последние солдаты последней войны застыли посреди бесконечности, но продолжают драться, не помня, кто они, где и за что сражаются. Кажется, что круг замкнулся и перемен не будет никогда, но они все же происходят – неожиданно, словно укол гвоздя в темноте. Книга содержит нецензурную брань.

© Дмитрий Петелин, 2020

ISBN 978-5-4474-7075-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сколько я себя помню, стрелки на моих часах всегда верой и правдой нарезали круги по циферблату, надо было только иногда подкручивать колесико завода. Но вот именно сейчас что-то там внутри заклинило или отвалилось, или стерлось, и привычное тиканье смолкло. Я прикладывал часы к уху, стучал ногтем по стеклу, но стрелки все равно остались на двенадцати минутах пятого. Самое паршивое было то, что неизвестно, как давно случилось это несчастье, и теперь никак не узнать, сколько мне до конца караула. Можно бы попытаться определить время по солнцу, но, наверное, точнее будет, если сделать это по моему гвоздомету или сухпайку: разобраться, где конкретно находится солнце в сером месиве над головой абсолютно невозможно. Скорее всего, дело в удачном расположении нашего форта относительно климатических зон — муть над головой не рассеивается ни днем, ни ночью, чему конечно способствует полнейший штиль, хотя, может, и наоборот. Серое небо намертво срослось с разбитыми серыми стенами, серыми плитами под ногами и отчаянно серой водой под мостом.

Надо сказать, что моя серая форма отлично сочетается с окружающей обстановкой. Пожалуй, черные кожаные ботинки выбивались бы из ансамбля, но они давно покрылись пылью и в глаза не бросаются. Единственное, что портит идиллию — флаг синих, висящий смехотворной тряпкой над вражеским фортом на другой стороне. Конечно, наш красный флаг тоже несколько выделяется, но он хотя бы не болтается, а гордо реет, благодаря приставленному к нему мощному вентилятору. Что еще важнее, реет он за спиной, вне поля зрения.

— Есть, чем гордится, — подумал я и застегнул ремешок на шлеме. Надо было сменить место дислокации, а то что-то конечности затекли. Я повесил гвоздомет на плечо, и, волоча за собой ящик с боеприпасами, пополз к краю укрепления. Вообще-то многие считают меня перестраховщиком, потому что я обычно таскаю с собой в караул ящик гвоздей, но, по-моему, гвоздей много не бывает. К тому же не такой уж он и большой, ну и привык я как-то к нему, да и вообще на переднем краю такие вещи не возбраняются.

Я аккуратно высунулся из-за кучи камней, за которой сидел. За мостом все вроде спокойно, форт синих никуда не делся, хотя выглядел не очень внушительно, нашими стараниями. Особенно после того, как пулеметчик Хэви написал пулями неприличное слово над «парадным входом». Конечно, после того как в букву «х» угодили две ракеты, а половина «й» отвалилась вместе с куском бетонной плиты, читается оно уже не так хорошо, как раньше, но нам, простым солдатам, все равно очень приятно. Правда Стратег, наш командир, насовал Хэвику хренов за то, что он извел чуть не три сотни патронов на неприличное слово и отобрал у него пулемет на четыре дня, дав взамен саперную лопатку и сигнальную ракетницу на всякий случай.

— Ну ничего, оно того стоило, — размышлял я, подползая на карачках к ДОТу, мирно торчавшему по соседству. За ним, у дальнего угла, уже сидел разведчик Пионер.

Тут могут возникнуть вопросы, почему он сидел за ДОТом, а не в нем: дело в том, что так уж вышло, что наш форт и форт синих, будь они неладны, изначально принадлежали одной из воюющих сторон. Правда никто не помнит, какой, но, судя по тому, насколько все сооружения были квадратные и неудобные, это дело рук наших. Так или иначе, это два рубежа одной линии защиты. В ходе ожесточенных сражений, то ли красные продрались через первую линию защиты, то ли синие неожиданно оказались в тылу у красных и отбросили их на нынешние позиции — уже никто не помнит. В общем, трудно сказать, как, но так уж получилось, что наш форт стоял наоборот. Непреступная стена была сзади, откуда на нас могли напасть конвои с едой, припасами или подписными изданиями «Вестник солдата» и «Бденья караульного». С той стороны, где зевали обленившиеся синие, грозно ощетинились бойницами и турелями хоз. постройки, казармы, склады и нужник. Так или иначе, передний край был передним ровно настолько же, насколько землянки, в которых мы жили, были пятизвездочными отелями, а наш любимый ДОТ пялился амбразурами на нас же.

Но это вовсе не было трагедией, мы освоились и так, даже несмотря на то, что хоз. постройки со временем превратились в кучи кирпичной крошки, арматурин и разного строительного мусора (только нужник остался цел — на него синие не тратили ракеты и мины — все равно там никто никогда не засядет). Я, к примеру, знаю эти завалы как свои пять пальцев. Знаю, где пригнуться, где проползти, где можно встать в полный рост и ни одна синяя сволочь тебя не увидит, знаю, где простреливается любимая позиция вражеского снайпера, откуда видно «тайный лаз», ведущий под мост, и знаю, что там — нычка нашего сапера Ахтунга. Кстати, его храбрости мог бы позавидовать сам бог войны: ночью, в кромешной темноте, не включая фонарика, чтоб не поймать пулю или, чего доброго, ракету, рискуя подорваться на собственных растяжках, отважный сапер просачивался туда, чтоб в спокойной обстановке пожрать тушенки и фруктовых леденцов.

Помимо упомянутых ухищрений, на позициях имелись и другие полезные вещи: комфортабельные окопы, мешки с песком, колючая проволока и три противотанковых ежа. Зачем требовались последние, а тем более, откуда они взялись, никто не знал, но это не помешало им занять заметное место в нашей отлаженной системе обороны. Выше упомянутый ДОТ, как и все остальное, из стратегических соображений использовался не совсем по инструкции — из-за него просто выглядывали. Именно этим, при помощи палки с приделанным к ней куском зеркала, занимался Пионер.

— Ну, как там синяки? — поинтересовался я, устраиваясь у противоположного угла.

— Держат глухую оборону.

Разведчика прозвали Пионером не зря. Сначала, когда он только прибыл, — просто из-за внешности: вечно румяная холеная рожа, значки отличия на отутюженной форме, начищенные до блеска пуговицы, бляшка ну и, конечно, ботинки в которых можно было увидеть собственную физиономию. Потом, когда он, как и все мы, покрылся пылью и стал равномерно серым, — его стали называть Пионером уже исключительно за личные качества. Ну кто еще мог сказать про синих мудил, что они держат глухую оборону? Даже дохлым рыбам под мостом понятно, что они подпустили в штаны и стесняются теперь высунуться. С другой стороны, никто кроме Пионера не додумался бы приделать зеркало к палке и высовывать его из-за укрытия, вместо, того, чтобы высовывать собственную голову.

— Стратег сказал, что надо выявить огневые позиции противника, — комментировал Пионер.

— Ну и как, выявляются?

— По бойницам маячит кто-то. Дозор вышел, по левому флангу на своей стороне шарит.

— Когда нас сменят?

Пионер собрался что-то ответить, но вдруг зеркало звякнуло и разлетелось вдребезги, палка отлетела в сторону, а через секунду раздался гулкий хлопок со стороны синих. Ну началось… Раньше Пионер начал бы дергаться, верещать что-нибудь в рацию, докладывать обстановку и заниматься прочей фигней, но, поторчав немного в форте, он, к счастью, стал почти таким же, как все мы. Что-то прошипел сквозь зубы, взялся за стоящий рядом автомат. Я только воздел глаза к серому небу. «Ну вот какого..? Караул, наверняка, вот-вот должен был закончиться». Серое небо не ответило. Я вздохнул, перекинул ремень гвоздомета через плечо, свободной рукой взялся за ручку ящика и, пригнувшись, пошел к противоположной стороне ДОТа.

— Насухую побежим? — пробухтел я находу.

— Давай с шашкой.

— Угум.. Я ему поднакидаю, а ты давай к кишке. Как засядешь — поддержишь — поползу к мешкам.

— А ящик?

— Ящик при мне, не ссы.

— Я говорю, с ящиком добежишь?

Я только цокнул языком. Я тут с этим ящиком в обнимку гонял, когда он еще… Да какая разница, в общем-то. Зато у него есть дымовая шашка, а у меня вместо неё в сумке банка с тушенкой. К тому же до укрепления из мешков недалеко, открытых мест немного, но придется ползти. До траншеи, в народе — кишки, бежать подольше. И надо именно бежать, чтоб не схлопотать свинца в ягодицу. У Пионера больше шансов добежать, а у меня — доползти. Мы оба это знаем.

— Он в третьей бойнице… Я готов, — услышал я из-за спины.

Пионер всегда готов.

— Погоди.

Я присел на корточки и плечом прижался к ДОТу. Гвоздомет наизготовку, приклад в плечо, палец на крючке.

— Готов.

Пионер дернул чеку и бросил шашку. Щелчок, потом шипенье, как будто спустило колесо. Вот и дымовая завеса для отступления. Вдалеке снова раздался выстрел. Бьет в дым наугад, совсем гад оборзел, видно, патронов много. Я вывалился из-за ДОТа с гвоздометом наперевес, плюхнулся на колено и нажал на спусковой крючок. Одновременно под прикрытием дыма Пионер прямо с места преодолел звуковой барьер и помчался к траншее.

Каждый выстрел из гвоздомета — это как вбивать гвоздь в танк — звук, по крайней мере, такой. Как описать очередь из гвоздомета еще обоих стволов? Могу только сказать, что это прекрасно. На такое расстояние стрелять надо навесом — так что целюсь «по гвоздям». Бью по бойницам, сначала немного в третью, что чуть правее «парадного входа», а потом — в четвертую, крайнюю. Снайпер, как пить дать, перебежал туда. Откуда я знаю? Интуиция? Может. А может, потому что он всегда так делает. Жаль, некому ему об этом сказать. Если я когда-нибудь попаду в засранца, пришлют нового. Он, скорее всего, будет бегать хаотично, что крайне неприятно. Хотя убить взрослого мужика в каске и хотя бы в верхней одежде с такого расстояния из гвоздомета крайне маловероятно. Может, только какого-нибудь енота или там бобра, я не знаю. И то если в глаз попадешь.

Гвозди щелкают о края бойницы, о серые стены, что-то залетает внутрь форта наших синих друзей. Это мой вклад. Надеюсь, хоть стены им внутри поцарапаю. Или кто-нибудь наступит на мой гвоздь и испортит сапог. Нельзя только, чтоб ногу кто-нибудь проткнул. А то отправят в лазарет, рожу разъедать. А на его место пришлют — да-да, все правильно — какого-нибудь нового и непредсказуемого сукиного сына.

Сзади донеслось хилое пуканье автомата Пионера. Значит он на месте, и уже прикрывает моё отступление. Гвоздомет за плечо, на ходу хватаю боезапас и, согнувшись, ломлюсь к развалинам здания кухни. Их уже почти сравняли с землей, теперь это укрепление для тех, кому не лень долго протирать пузо, надо только добежать…

— Пионе-ер! — ору я во всю глотку, — Он сейчас в первую побежииит! Бей в первую!

И почему я думаю, что он меня услышит? Оглядываюсь на бегу: Пионер поливает из своей сикалки четвертую бойницу, в которую стрелял я.

— Огонь на первую бойницу!

Рядом с ухом прожужжало. Я тут же плюхнулся на бетонные плиты, пододвинул поближе ящик; жаль он мне только по колено, а то свернулся бы калачиком и совсем спрятался. Так или иначе, в такие моменты, все понимают на кой черт мне ящик с гвоздями на передней линии.

— Живой? — крякнул Пионер по рации.

— Стреляй давай, — проорал я, — теперь в третью стреляй!

— Говори в рацию, хватит орать.

— Пошел в жопу! — проорал я еще громче. — Огонь на третью бойницу!

Когда слышишь, как пуля прожужжала под ухом, уже поздно волноваться. Она же уже пролетела, уже прожужжала. Уже разрезала воздух в паре сантиметров от твоей башки, значит — не твоя. Но почему-то все равно кажется, что именно это был твой личный кирдык. И он все еще витает в воздухе рядом с тобой, и хочется как-нибудь подтянуть коленки к животу, стать в четыре раза меньше, спрятаться за ящиком с гвоздями и лежать так, пока эта синяя сволочь не ослепнет от старости и не потеряет способность целиться даже при помощи толстых очков и оптического прицела.

Я отогнал от себя упаднические настроения, вцепился в ящик и геройски пополз к развалинам, оставляя в пыли и каменном крошеве волнообразный след, как будто проползла гигантская змея с одной ногой.

Откуда-то сверху с нашей стороны ухнул ракетомет. Не переставая ползти, я посмотрел вверх. На стене стоял Сол и совал новую ракету в свою адскую трубу. Конечно, он не попал во вражеского снайпера, и, в общем-то, хорошо, что хотя бы попал во вражеский форт. Но все мы, в том числе и снайпер, знаем, что ракетой вполне можно убить не только енота или бобра. И для этого вовсе не обязательно попадать в глаз. Так что теперь синий снайпер, скорее всего, решит передохнуть. Присядет под бойницу, прислонит винтовку к стене, и, быть может, даже закурит на посту. А я поползу дальше, доберусь до укрепления из мешков и займу там глухую-преглухую оборону. В глухой обороне я спокойно и досижу до конца караула. Как говориться, до следующей встречи.