Погонщики ветров

Дмитрий Пейпонен, 2022

А что, если Земля и на самом деле плоская, а небо – это хрустальный купол над ней? И купол этот действительно держат Атланты? И в этом мире живут и работают бок о бок Кощей Бессмертный, Баба Яга, Кикимора, царь Соломон, Серый Волк, Василиса премудрая и царица Савская? Веселая сказка про Иванушку-дурачка, которому, как и положено в сказке, выпало на долю пройти много испытаний и спасти свой сказочный мир

Глава 1. Я от Соломона Даивидовича

…Вообще-то, в Главном Институте Погоды, учиться престижно. Если учиться, конечно, а не балбесничать на протяжении пяти лет, как ваш покорный слуга. Кстати, разрешите представиться: Иванушка. Не Иван, не Ваня, не Вано, а именно Иванушка. У меня и в паспорте так написано. Не верите? Могу показать при встрече! Это такая шутка от моих родителей! Они у меня вообще, большие шутники. Маму зовут Василиса, а папу — Серый Волк.

Вот и получился я Иванушка Сероволкович Премудрый, если по маме. Хотя, дед всегда называл меня дурачком. Дед мой — личность легендарная, заведует Главным Департаментом Вековой Мудрости. Зовут Его Соломон Давидович и знают его все. Ну, или почти все. Я, как вы понимаете, пошел не в деда. С мудростью у меня не очень, с осмотрительностью и смекалкой, как у мамы — тоже довольно напряженно. Единственное, что я умею делать действительно хорошо, так это кататься по ночной Москве с моим братом Емелей — таким же лоботрясом, как и я, на его печке, распугивая прохожих и изредка попадая в выпуски новостей. Поэтому, как сказал отец, практика на Фабрике Ливней, Гроз и Ураганов после окончания института, пойдет мне на пользу. С отцом спорить я не стал, конечно же — сами понимаете, если ваш отец — Серый Волк, желание спорить с ним не появляется вообще. А если и появляется, то пропадает сразу же после того, как вы видите вздыбившуюся шерсть на его загривке. Нет, вообще-то, отец у меня добрый. Работает он оборотнем в Отряде быстрого реагирования в полиции. Да, вы верно поняли — мой отец — Оборотень в погонах. Не тот оборотень в погонах, который берет мзду. Настоящий оборотень, который до полуночи — человек, а после — превращается в волка. Все эти байки про полнолуние — выдумки писателей и киношников. Просто им самим страшно, что оборотни могут, как у них это называется, перекидываться каждую ночь. Так вот, посовещавшись с дедом, мои родители устроили меня на эту самую Фабрику Ливней, Гроз и Ураганов, чтобы я проходил практику или, как выразился дед, «понюхал настоящего озона после славной грозы». Дед мой вообще был человеком суровым и волевым. И даже бабушка моя, знаменитая на весь мир, директриса Главных Анналов Мудрости Человечества, Шеба Савская, слегка побаивалась моего деда. Семейные наши предания рассказывают, что в юности, когда дед и бабушка только познакомились, был у них какой-то то ли конфликт, то ли спор, после которого бабушка признала, что дед действительно достоин быть ее мужем. Не помню точно, что там произошло, в общем! Что-то там с загадками связанное. Бабуля, конечно, в молодости была отчаянной! Тягаться в загадках с самим Соломоном! Правда, звали бабулю в ту пору Царицей. Царицей Савской, если точнее. Чтоб вы понимали, вообще, все-все загадки на свете, придумал именно мой дед! И я этим горжусь! А чем еще может гордиться Иванушка, который за свою жизнь не придумал не то, чтобы хоть простенькой загадки, но даже пословицы даются ему с превеликим трудом! Не то что маме моей, которая просто, можно сказать, разговаривает пословицами! Иногда это, честно скажу, страшно бесит! Но, как вы знаете, родителей не выбирают! А вообще, я очень люблю свою семью! И деда и бабулю, и отца, и маму с ее бесконечными пословицами, и даже шебутного братца своего Емелю! Я отвлекся, да? Извините! Видимо, дед был прав и есть во мне что-то от дурачка! Так вот, определили меня на практику на Фабрику Ливней, Гроз и Ураганов, значит. И вот я, тридцатитрехлетний детина — косая сажень в плечах (прямая сажень досталась Емеле), в один прекрасный летний день, подходил к воротам этой самой Фабрики. Выглядели они странновато — огромный, в семь обхватов, многовековой дуб с дуплом у самых корней в виде арки, куда запросто могли заехать мы с Емелей на его печке. Вокруг дуба, непонятно зачем, была намотана массивная, почти якорная цепь из чистого золота. Подойдя к дуплу, я принялся искать звонок или что-то в этом роде — хотя бы кнопку вызова охраны. Камеру, глядящую прямо мне в лицо, я видел, а вот кнопки не замечал.

— И что это мы тут ищем? — раздался сверху какой-то мурлыкающий голос.

Я поднял голову. По нитке цепи вышагивал важно огромный пушистый черный кот с наглой мордой (кто видел котов, у которых морда была бы не наглой, покажите мне этих уникальных существ!).

— Здрассьте! — поздоровался я, доставая из внутреннего кармана парадной своей косоворотки, направление на практику.

— Ты кто? — спросил кот, жмурясь на солнце.

— Иванушка — ответил я, разворачивая направление и показывая коту.

— Ты дурачок что ли?! — кот возмутился. — Зачем ты мне показываешь эту свою грамотку?! Ты где видел, Иванушка, чтобы коты читать умели?! — Однако, кот лапой взял мое направление, поднес к наглой своей морде и прочитал его.

— А говорил, что читать не умеешь! — проворчал я.

— А я и не умею! — продолжал упорствовать кот. — Я понюхал и все понял! — Ты, вообще, откуда?!

— Я от Соломона Давидовича! — ответил я.

— Так надо было сразу волшебное слово говорить! — кот хлопнул меня мягкой лапой по лбу. — Ты, видимо, действительно, дурачок! Давай, проходи! Тебе на третий этаж — к директору! Покажешь ему свою писульку, он, как раз, читать умеет! Ну, чего встал, как истукан?! Иди уже давай! Я двери из-за тебя неделю открытыми держать должен?!

И действительно, как оказалось, дупло оказалось открытым и я шагнул в него, оказавшись в длинном коридоре, тускло освещенном зеленоватыми гнилушками на стенах.

— Свет можно было и поярче сделать! — подумал я. И тут же гнилушки загорелись ярко-зеленым светом, освещая коридор, красиво отделанный полированным дубом и блестящие двери лифта передо мной. Я нажал кнопку, створки бесшумно разошлись в стороны. Лифт поднял меня на третий этаж. Сейчас я находился где-то на уровне ветвей дуба. Выйдя из лифта, я оказался в просторном холле, богато украшенном росписью по белым стенам, витыми колоннами и большими зеркалами из полированного серебра в золоченых рамах. В дальнем конце холла, была высоченная дубовая дверь с золотой табличкой «Директор Фабрики Ливней, Гроз и Ураганов, Чародей Некромантович Кощей-Бессмертный».

Перед дверями в кабинет, стоял деревянный письменный стол, за которым сидела очень красивая секретарша с длинными русыми волосами, в которые были вплетены нитки зеленого бисера.

— Вы к кому? — спросила меня секретарша, очень мило улыбаясь.

— К директору — ответил я, разглядывая эту красавицу и тут же смутившись от ее внешнего вида. Дело в том, что секретарша директора, видимо, забыла одеться, а точнее, забыла надеть верхнюю часть своего гардероба, так как выше пояса была абсолютно голой. Что было прикрыто столом, я не видел.

— Что с тобой? — спросила секретарша — Почему ты так покраснел?

— У вас.. — замялся я. — Грудь голая!

— Ты что, дурачок? — смеясь, спросила секретарша. От смеха ее грудь заволновалась, а вместе с ней заволновался и я.

— Я Иванушка — сказал я, дождавшись, когда секретарша перестанет смеяться.

— Оно и видно! — улыбнулась красавица, выезжая на кресле на колесиках из-за своего стола. Ниже пояса секретарши я увидел рыбий хвост, покрытый серебристой чешуей. Русалка!

— Теперь понятно? — улыбнулась секретарша. — Я Русалка! Русалка Ундиновна Сирена!

— Иванушка — представился я.

— Я запомнила! — подмигнула мне русалка, снова улыбнувшись. — Давай, Иванушка, проходи! Тебя уже ждут!

Двери в кабинет директора открылись и я вошел в кабинет. Наверное, правильней было бы назвать его «чертог» — стены, отделанные грубым камнем, каменный полированный пол, сводчатый черный потолок. Посреди кабинета — огромный, как двухкамерный холодильник, сундук, окованный железом с открытой крышкой. Сундук до краев был заполнен золотыми монетами.

— Иванушка? — из-за каменного длинного стола поднялся очень худой, похожий на скелет, человек, в дорогом черном костюме. Лицо у него было очень худым, с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами. Кощей был абсолютно лыс — на его лысине играли блики от освещающих кабинет факелов.

— Так точно — робко ответил я. Скажу честно, обстановка кабинета немного угнетала. Особенно действовал на нервы этот сундук с золотом.

— Кощей! — представился Кощей, в мгновение оказавшись передо мной и пожимая мою руку своей сухой горячей ладонью.

— Очень приятно — ответил я.

— Взаимно! — отрывисто сказал Кощей. — Мне твой дед звонил насчет тебя. Эх, Иванушка! Знал бы, как мы с твоим дедом славно кутили в юности! Хотя, лучше, наверное, тебе не знать! А то ты расскажешь бабушке, а бабушка твоя не отличается мягкостью нрава, знаешь ли! И даже трехсотлетней давности невинные забавы могут стать причиной для ее гнева! Я бабушку твою помню еще молодой и прекрасной! Хотя, она и сейчас очень хороша, конечно! — спешно поправился Кощей. — Ты ей не рассказывай только, что я о ее красоте в прошедшем времени…

— Хорошо! — улыбнулся я.

— Ты дурачок? — спросил меня Кощей.

— Да блин! — подумал я — Прямо вопрос дня!

— Почему? — спросил я вслух.

— Улыбка специфическая у тебя — пояснил Кощей. — Как у дурачка! Открытая! Искренняя! Сегодня такие улыбки уже не носят, Иванушка! Устарели! Сегодня в тренде улыбки заморские! Чтоб все тридцать три зуба было видно!

— Тридцать два — поправил я.

— Это у вас, у смертных! — отмахнулся Кощей — У меня тридцать три! Обычные зубы, плюс зуб мудрости, плюс зуб бессмертия!

— Не игла? — спросил я.

— Какая еще игла? — не понял Кощей.

— Ну, которая в яйце, а яйцо в утке, а утка — в зайце?

— Что за чушь?! — возмутился Кощей. — Это ты сам придумал?!

— Нет, это в сказках! — ответил я.

— Тогда все понятно! — сказал Кощей. — Люди! Что с них взять!? Вот скажи, разве это рационально — держать свою смерть где-то на каком-то дереве в сундуке?!

— Нет, конечно! — ответил я.

— Вот и я о том же! — сказал Кощей. — Самое дорогое нужно носить при себе! Поэтому зуб! Из серебра! Чтобы не болел никогда! А ты говоришь, игла! Да пусть вот, кто эту ахинею придумал, сам свою смерть в иглу спрячет, а я посмотрю! Он же, бестолковый, тогда от этого дерева своего дурацкого с сундуком и всеми этими животными, вообще отходить не будет! Охранять же придется! Без сна, без отдыха! Так?!

— Так! — кивнул я головой.

— Ну вот! — Кощей сел за свой стол — Давай свое направление!

Я протянул ему «грамотку», как назвал направление кот.

— Ну что же — задумчиво сказал Кощей. — Куда же мне тебя определить? Летать любишь?! — неожиданно спросил он.

— Не знаю — ответил я. — Не пробовал еще никогда…

— Как?! — удивился Кощей. — Как это не пробовал?! Совсем, что ли, ни разу?! А во сне?!

— Во сне летал. А наяву никогда, к сожалению… — мне стало немного стыдно за такое упущение. — Не доводилось как-то…

— Решено! — решительно сказал Кощей и хлопнул ладонью по столу. Звук раздался такой, словно доской ударили по деревянному ящику. — Будешь работать погонщиком ветров! Рад?!

— Я не знаю — честно ответил я. — Я не знаю, что это такое.

— Точно дурачок! — сказал Кощей. — Врать не умеешь! Но ничего, научим! И врать, и летать, и ветрами управлять! Хочешь?!

— Что? Врать? — не понял я. — Не особо, если честно.

— Не врать, а летать! — Кощею, похоже, я стал действовать на нервы. — Летать и управлять ветрами! Как звучит, а?! Романтика!

— Летать очень хочу! — сказал я. — И ветрами управлять, пожалуй, тоже интересно…

— Молодец! — сказал Кощей. — Значит, так! Сейчас идешь к коту, покажешь ему этот пропуск — Кощей подал мне свернутую трубочкой бересту. — Он тебя проводит к погонщикам! Познакомишься там, посмотришь, что и как, а завтра с шести утра — чтоб был на работе! Я сейчас позвоню ветрогонам, предупрежу, что ты придешь! — Кощей снял трубку с телефонного аппарата, полностью сделанного из горного хрусталя и замахал мне рукой, чтобы я уходил…

— Ну что? — спросил меня кот, когда я вышел из арки ворот Фабрики — Взяли тебя на работу?

— Взяли! — почему-то с гордостью сказал я, хотя понятия не имел, хорошо это или плохо.

— Ну и кем сейчас берут на нашу фабрику таких дурачков?! — скептически спросил кот. За его спиной я заметил прикрученную к дубу на шурупы, табличку «Начальник охраны Кот ученый Василий Барсикович».

— Погонщиком ветров! — так же гордо сказал я.

— Ну-ну! — усмехнулся кот. — Ты, наверное, думаешь, это про полеты, про романтику, да? Ты ведь дурачок, иначе думать и не можешь! А это, дорогой мой человек, тяжелейший труд! — кот улегся на цепь и принялся вылизывать свою переднюю лапу.

— Ну чего смотришь стоишь?! — недовольно сказал он — Терпеть не могу, когда смотрят на меня во время умывания! Давай, Иванушка, шагай восвояси!

— Куда? — не понял я. — Мне сказали, что ты проводишь!

— Домой, говорю, иди! — проворчал кот. — Свалился на мою голову! Ходят, бродят, тревожат почем зря! Завтра придешь к шести утра и начнеш… Биографию свою трудовую!

— Сейчас уйду! — сказал я и протянул коту рулончик бересты.

— Ты бы ее еще на ниточку привязал! — проворчал кот. — Ну, что там у тебя? — он понюхал бересту. — В общем, так. Сейчас идешь по этой тропинке — кот указал на тропинку, петляющую между кочек по поляне перед дубом. — Увидишь камень с надписью! Там разберешься! Все, сгинь с глаз моих! Брысь! — сказал кот и махнул лапой. И я пошел по тропинке, удивляясь, для чего ее нужно было делать такой извилистой. Наконец, я дошел до большого замшелого валуна, на котором, действительно, была надпись, сделанная то ли маркером, то ли краской. От камня разбегались три тропинки: прямо, направо и налево.

«Прямо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — богатство потеряешь., направо пойдешь — покажешь бересту Старичку-Лесовичку, он все расскажет!» — гласила надпись на камне. Я пожал плечами. Надпись эта, явно, не предлагала уж очень широкий выбор. Коня у меня не было, богатства тоже. Была только береста, поэтому я пошел направо. Тропинка, по-прежнему, петляла между кочек, как сумасшедшая, выделывая такие петли, что если бы я шел по прямой, клянусь, дошел бы до этого толстенного пня, минут за пять, а не за час! Пень был диаметром метров в пять. Мощные корни его сплошь поросли опятами и мне даже захотелось их собрать. Но я вспомнил, что у меня нет с собой ни сумки, ни корзинки, поэтому порадовать семью богатым грибным уловом у меня не получится.

— Корзинку я тебе дам, если хочешь! — сказал внезапно появившийся в центре пня маленький, не больше метра ростом, старичок в длинном плаще зеленого цвета и широкополой камуфляжной панаме.

— Здравствуйте — поздоровался я со старичком.

— Здравствуй, Иванушка! — ответил мне Лесовичок. — Давай свою бересту!

Я протянул ему свиток. Старичок развернул его, начал читать.

— Значит, к ветрогонам тебя направили? — спросил он. — Ну-ну…

— Что-то не так — спросил я, немного встревоженный этим его «ну-ну».

— Все так — сказал Лесовичок, поглаживая седую бороду. — Все так, Иванушка. Давай, шагай вот за этим клубочком — старичок вручил мне клубок красной шерсти. — Он и приведет тебя к ветрогонам! Бегаешь-то хорошо?

— Неплохо! — ответил я, усмехнувшись.

— Ну, милок — сказал Лесовичок — Убегать от стрельца-гаишника, когда превысил скорость на печке — это не то! Здесь надо бежать быстро! Так быстро, как ты еще не бегал! — и старичок бросил клубок на землю. Тот попрыгал, как сумасшедший мячик, пару секунд на одном месте и помчался куда-то к горизонту. Я, естественно, со всех ног припустил за ним. Бешеный клубок летел, как пуля и очень скоро я стал переживать, что так мы добежим до самого края Земли и упадем с земного диска в Пространство, но клубок остановился перед высоким теремом, сложенным из толстенных бревен. Терем был высотой почти до небесного купола. Я постучал в железную дверь, задыхаясь от погони за проклятущим клубком.

— Кого там черти принесли?! — раздался над моей головой рычащий голос и в воздухе запахло серой. Я поднял голову и чуть не плюхнулся на зад от удивления. Надо мной, высовываясь из трех окон терема, нависали три головы Змея Горыновича Змиева. Змей Горыновыч, или как его называли в народе, Горыныч, был фигурой довольно известной. Он занимался чем-то очень серьезным и непонятным, помимо своей работы, и его огненный след, часто видели то тут, то там. Поговаривали, что он поддерживал огонь в угасающих вулканах. Мол, приработок такой у него был. Не знаю, спорить не буду. Как говорится — за что купил, за то и продаю. А еще, Горыныч очень любил красивых женщин и частенько его видели в компаниях красоток, на лучших курортах мира. Что находили в этом огромном трехголовом змее, красивейшие девушки мира, я не знаю. И предполагать даже не берусь. Может, их привлекал ум? Не зря же говорят, что одна голова хорошо, а три… Опять я отвлекся!

И сейчас, сам Змей Горынович, нависал надо мной всеми своими тремя головами, выдыхая желтоватый серный дым.

— Я к погонщикам ветров — ответил я робко.

— Иванушка? — спросила одна из голов Горыныча. — Мне звонили насчет тебя!

— Он дурачок, ты что, не видишь?! — спросила еще одна голова, усмехаясь и выпуская большое облако дыма.

— Я бы не делал таких скоропалительных выводов! — возразила третья голова. — На первый взгляд, согласен, похож на дурачка! Но это, прошу учесть, внук самого Соломона! Так что, коллеги, давайте поуважительнее! Ты чего оробел-то? — это голова уже спрашивала у меня. — Давай, проходи, знакомится будем!

Железная дверь в терем со скрипом открылась, и я вошел в просторные сени. Туловище Горыныча восседало на бревенчатом троне, а головы выставлялись в окна. Наконец, Горыныч втянул головы внутрь терема и на меня уставились три пары желтых змеиных глаз размером с большую тарелку.

— Ну, рассказывай! — сказала одна голова.

— Что рассказывать? — не понял я.

— Я же говорю — дурачок! — сказала вторая голова. — Ты присядь, в ногах правды нет! — голова указала мне на кряжистый табурет. Я сел.

— Правды вообще ни в чем нет! — категорично заявила третья голова — Весь мир — сплошная иллюзия, сиречь — обман! Как ты считаешь, Иванушка?

— Не знаю — честно сказал я. — Я об этом еще не думал!

— Точно, дурачок! — сказала вторая голова — А пора бы уже задуматься! Здоровый лоб! Скоро жениться время придет! А ты даже не думал! Ну что, ветрогоном тебя определили?

— Да, ветрогоном — сказал я. — погонщиком ветров.

— Это одно и то же! — заявила первая голова. — Хорошо, Иванушка, считай, что познакомились. Я буду твоим начальником. Завтра к шести утра без опозданий! А то придется тебя съесть!

Я вздрогнул.

— Да ладно, дурачок, не бойся! — сказала вторая голова, оскалив длинные желтые зубы. — Я людей не ем. Вы невкусные!

— А откуда знаете? — спросил я.

— Известно, откуда! — Горыныч подмигнул первой головой. — Людоед рассказал! А я ему верю! Нельзя не верить существу, которое познало внутренний мир человека до глубины! Понимаешь меня? — Горыныч захохотал всеми тремя головами.

Я кивнул.

— Молодец! — сказал Горыныч — Должны сработаться! Завтра с остальными познакомишься! А сегодня — иди домой, отдыхай. Завтра…

— К шести утра — сказал я.

— Молодец — кивнул Горыныч всеми тремя головами. — До завтра, Иванушка!

— До свидания! — сказал я и вышел из терема. До Москвы, где я жил в доме своих родителей, было далековато, поэтому я нашарил в кожаной переметной суме (между прочим, модная штука — от фряжского портного сумок. Суму мне подарили родители на совершеннолетие), телефон и вызвал такси. Самобеглая коляска приехала очень быстро — примерно через час, и я даже не успел как следует развести костер, чтобы пожарить пойманного в небольшом озерце, маленького зеркального карпа. Извозчик — румяный парень в летней белой рубахе, которая, явно, знавала и лучшие времена, так как была мятой и не совсем свежей, недовольно покосился на меня.

— В Москву? — недружелюбно спросил он, сплевывая шелуху тыквенных семечек, которые грыз без перерыва. Самобеглая телега его не вызывала уверенности в том, что мы доедем. Какая-то кривая, на деревянных колесах, скособоченная, вся в лохмотьях облезшей голубой краски. На задней доске была выведена белой краской корявая надпись «Рябина»

— Ага — сказал я, убирая телефон обратно в суму.

— Ну, садись, коли так! — сказал извозчик. — Как звать-то тебя?

— Иванушка — ответил я, усаживаясь на телегу и подкладывая под себя для мягкости, пук соломы.

— А я Дунай — представился ямщик. Был богатырем, ходил в походы, бился с Добрыней даже как-то раз! Дунай Иванович — может, слыхал?

Я попытался вспомнить. Мне даже показалось, что я что-то такое слышал в одной из передач по зеркалу, но точно припомнить не смог.

— Не помню — честно признался я.

— Аааа! — понимающе протянул Дунай. — Ты из этих!

— Из каких? — не понял я.

— Ну, дурачок? — ухмыльнулся Дунай.

Это начинало действовать на нервы. Почему-то мой первый день самостоятельной жизни проходил под девизом «Назови всяк Иванушку дурачком!». Я промолчал и решил обсудить этот феномен с Емелей, когда вернусь домой. Дунай Иванович взялся за вожжи самобеглой телеги, и мы понеслись к Москве. «Рябина» грохотала и тряслась на неровностях грунтовой дороги, Дунай Иванович затянул какую-то заунывную песню.

— Не нравится песня? — вдруг спросил он. — Что же, могу и другую! — И он запел что-то плясовое, с залихватскими присвистываниями и бодрыми выкриками. Так мы доехали до Москвы. Кремль распахнул перед нами ворота в город, и я, спрыгнув с тряской телеги с именем «Рябина» Дуная Ивановича, похромал домой — в двухэтажный терем, который отец сложил из вековых дубовых бревен еще лет пятнадцать назад. Крыша нашего фамильного терема была крыта полированной медью и сейчас она сверкала в лучах заходящего солнца, словно расплавленный металл.

— Лучшая дорога — это дорога домой, правда, сынок? — встретила меня в сенях мама с караваем. Мама у меня была красавицей! Высокая, стройная, с красивым лицом, большими голубыми глазами и длинной, до земли косой из золотистых волос, в которую была вплетена алая шелковая лента. — Ну что? Устроился на работу? В народе тот не забудется, кто честно трудится!

Видите, я же говорил! Мама этими пословицами просто сыпет!

— Привет, мам! — сказал я, целуя ее в щеку. Я попытался вспомнить или придумать какую-нибудь пословицу по случаю, но не смог. — Да, взяли — ответил я просто.

— Кем и куда? — спросила мама. — Но ты ведь знаешь, что не место красит человека, а человек место?

— Да, знаю, мам! — ответил я и пошел в нашу с Емелей комнату.

Емеля, как всегда, бездельничал. Он болтал по зеркалу с какой-то красивой зеленоволосой девицей с карими глазами.

— О! — воскликнул он, когда я вошел в комнату. — Иванушка, познакомься, это — Щука! Щука, познакомься — это Иванушка, мой младший брат! Будет работать погонщиком ветров!

— Ого! — Щука в зеркале округлила глаза — Я еще никогда не видела ветрогонов!

— Я только с завтрашнего дня ветрогон! — сказал я, — А пока — просто Иванушка, которого все почему-то называют дурачком! Как сговорились, блин!

— Не расстраивайся, Иванушка — сказала Щука из зеркала — И совсем ты не дурачок! Емеля, приглашай Иванушку на дачу ко мне в выходные!

— Да, Иванушка — сказал Емеля — у Щуки в субботу день рождения и она приглашает к себе на дачу! Поедем?

Если честно, телега Дуная Ивановича, видимо, так растрясла мою голову, что я так и не понял — хочет Емеля, чтобы я поехал с ними, или не хочет. Не заметив от него никаких намеков, я согласился. Щука обрадовалась, а вот Емеля, как мне показалось, не особо. Подумав про себя, что на подобные случаи, у нас с Емелей должна быть какая-то система тайных знаков, я пошел к отцу в кабинет, чтобы рассказать о том, что меня взяли на практику. Отец встретил меня с радостной улыбкой. Оказывается, ему уже позвонили и сообщили новость. Еще бы! Самому Серому Волку, да чтобы не позвонили! Все-таки, полковник полиции — это вам не гном какой-нибудь или Барабашка! Фигура значительная и значимая!

— Ну, сын — сказал отец — Горжусь тобой! С самим Горынычем работать будешь! Дай-ка я обниму тебя! — и отец сгреб меня в объятия. Вас никогда не сдавливал кольцами своего тела удав? Меня, честно скажу, тоже нет, но мне кажется, по сравнению с объятиями отца, сдавливание удава — просто легкое прикосновение. Отец обнимал так, что у меня хрустели кости и я начал задыхаться. Решив уже было, что так и погибну в горячих отцовских объятиях, я внезапно оказался на свободе. Отец усадил меня на диван, обшитый красным бархатом, на который он позволял садиться только маме или особо дорогим гостям и налил мне чарку хмельного меда.

— Вот, сын! — сказал он, вкладывая чарку мне в ладонь. — Вот ты и стал совсем взрослым и можешь себе позволить осушить чарку с отцом!

— Спасибо, папа — ответил я, отставляя чарку на стол. — Я не хочу.

Это была правда. Хмельное я не пил, в отличии от Емели, да и никогда не хотел даже попробовать.

— Ты дурачок что ли?! — воскликнул отец. — Мать! Поди-ка сюда, полюбуйся на нашего дурачка! Он с отцом чарку отказался выпить!

— Стаканчики да рюмочки доведут до сумочки! — сказала мама, входя в кабинет и улыбаясь — Дурачок грешит один, а умный соблазнит многих!

— Ну знаешь! — в сердцах сказал отец, выпивая мою чарку. — Не ожидал я от тебя, Василиса, что ты меня дураком назовешь!

— Глупая жена мучит, а умная — учит! — сказала мама. — Давай-ка, сын, к столу! И ты, дорогой! Ужинать будем! Без ужина подушка под головой вертится!

Мы спустились в гостиную, за наш большой семейный стол, который сколотил нам дед из толстенных можжевеловых досок, расселись по скамьям.

Мама стала накрывать на стол.

— Ты, Иванушка, первым делом, на работе заведи дружбу с кем-нибудь умным! — сказала мама. — Друг научит, а недруг проучит!

— А почему именно с умным? — с подозрением спросил я. — Потому что я дурачок?! Мама, и ты туда же?! Я не дурачок!

— Так я и не сказала, что ты дурачок! — удивилась мама — Всякой матери свое дитё мило — хоть немо, хоть криво! А ты у нас — красавец и умник! Просто люди не умеют еще это увидеть! Нехитер парень, да удачлив, неказист, а талантлив! Это про тебя, правда, отец?

— Ты знаешь, дорогая — сказал отец, выпивая традиционную вечернюю чарку. — Я иногда, честное слово, не до конца понимаю, о чем ты говоришь!

— Мудрость — помощник счастью — ответила ему на это мама. Честно, в этот момент я тоже не понял, к чему она это сказала! Переспрашивать, конечно, не стал, чтобы не навлечь на себя еще пригоршню пословиц.

Вдруг за окном загремел гром, сверкнула молния и по крыше забарабанил ливень.

— Первая гроза этим летом — сказал отец и, прикусив губу, с опаской посмотрел на маму.

— Не бойся гроз, бойся слез! — спокойно сказала мама, наливая всем чай из пузатого самовара и снимая с гвоздя на стене связку баранок.

— Выпей чайку — забудешь тоску! — сказала мама, садясь на свое место и наливая чай из чашки в блюдце. Блюдце она красиво взяла кончиками пальцев снизу, поднесла его к губам и сделала глоток.

— Чай — не хмельной мед — ум не заберет — строго сказала мама отцу

Отец пробурчал что-то неразборчивое, пожелал всем хорошего вечера и поднялся к себе в кабинет. За стенами бушевала гроза и ливень омывал стекла окон потоками воды.

— Коллеги твои работают! — сказал Емеля. — С завтрашнего дня и ты будешь грозы строить!

Я прислушался. Среди шелеста дождя, явно слышалось завывание ветра, а значит, работали и погонщики. Я попытался представить, как работают ветрогоны, но так и не смог. Решив, что «утро вечера мудренее», как сказала бы мама, я лег спать…