Запах солнца. Рассказы

Дмитрий Осин

В настоящей книге собрана малая проза Дмитрия А. Осина — писателя, без которого невозможно представить себе современную русскую литературу, да и русскую литературу вообще. Книга содержит нецензурную брань.

Фиеста

Я надеваю белую майку, поверх неё клетчатую рубашку, в крупную клетку, сине-красную, чёрные брюки, расчесываю волосы и укладываю их на бок. На часах уже восемь утра, я обуваю свои кеды, накидываю пиджак, обычный черного цвета. Открываю два дверных замка, беру рядом стоящий на комоде рюкзак с тетрадями, кричу бабуле, что сидит в комнате и смотрит телевизор.

— пока!

Открываю дверь и слышу в ответ.

— пока дорогой! С Богом.

Закрываю дверь на оба замка. Спускаюсь по лестнице с четвертого этажа, нащупав в кармане сигареты с зажигалкой, открываю дверь. Закурил. Пиликает телефон, и я вижу, как к моему подъезду подъезжает новенький чёрный форд. За рулем которого сидит моя подруга Люся, с которой мы просто дружим, и которая мне давно нравится. Я делаю ещё две затяжки, бросаю в урну половину сигареты и сажусь в машину.

— Паша привет! — сказала она.

— привет. — сказал я.

— как тебе моя новенькая тачка? — спросила она. Люся провела рукой вдоль торпеды.

— прикольная. — сказал я. Черный пластик не произвел на меня никакого впечатления.

— мне тоже нравится, всё как я хотела. — сказала она и переставила селектор в режим движения.

— здорово. Мои поздравления. — сказал я.

— спасибо. — сказала она. На её щеках появился румянец.

— да, не за что. — сказал я.

— кстати, ты готов к зачёту? — спросила она.

— к какому? — спросил я в ответ.

— как к какому? По экономике. — сказала она.

Тут я посмотрел в её удивительные зеленые глаза и в ответ пробормотал, что да, готов. Совсем забыл сказать, что я будущий экономист, только вот именно сейчас, к концу первого курса, начинаю понимать, что экономист я никакой. Как то не нравятся мне все эти счёты, расчёты и подсчёты, макро и микро экономики. По мне уж лучше чем-то полезным заниматься, только вот чем, я пока не знаю. Знаете, мне вот нравится студенческая жизнь, всё в ней нравится. И сессии и лекции и Люся. С ней мы знакомы с начала учебного года и так уж совпало, что живет она в трёх домах от меня. И так как её отец был каким-то там полковником, я честно не силен в этом, да и не помню деталей рассказов Люси. Знаю, что они могли себе позволить купить ей новенькую иномарку, что они и сделали на смену первой старой. Вот она и ездила в университет на машине, а меня брала в придачу, чтобы не скучно. И так мы ездили почти целый год. На дворе май, Люся носит приталенное бежевое пальто, и маленькие сапожки на каблуках. Её золотистые волосы и зеленые глаза заставляют меня влюбляться в неё раз за разом, как я её вижу. Первое время я пытался, как-нибудь расположить её к себе, понравится. Но всё бесполезно, я ей не был интересен, ни на грамм. Я часто подходил к зеркалу и думал. Неужели я так некрасив? Нос вроде так себе, но глаза хороши, да и губы вон какие. Может просто не в её вкусе? Но почему? Это было отвратительно. И я поняв обреченность ситуации, больше ничего не делал. Наше общение было минимальным. Только поездки в институт в Москву и иногда обратно домой. Конечно, мне это не нравилось, но что я мог поделать? Вот именно, ничего… Поэтому я просто лёг на воду и поддался течению. Ещё со мной учится отличный товарищ Игорь. С ним то мы обычно и общаемся в стенах института. Он был клубным парнем, всегда в моде, в курсе и при деле и общение с ним было очень простым. И вот пары кончились, зачет успешно сдан и мы с Игорем решаем пойти в парк, неподалеку. Зашли в ларёк и купили пива. Небо было чистым, воздух теплым, конец мая, конец учебного года, всё было просто прекрасно. Наконец, дойдя до любимой лавочки, что под тополем, мы сели, я открыл бутылку и хлебнул холодного темного пива.

— Слушай, ведь если задуматься, лень — это мать изобретательства. — сказал я.

— а кто тогда отец? — спросил Игорь. Он стоял и пил свою бутылку.

— об этом я не думал.

— ведь если есть мать, должен быть и отец. — сказал он.

— это верно. — согласился я.

— может труд. — сказал он.

— нет. Вряд ли. — сказал я.

— ну кто тогда?

— наверное, это интерес. Потому что интерес, он ни к чему не обязывает. Появился, как мгновение и точно также прошел. А труд это труд. — сказал я.

— труд сделал из обезьяны человека. — сказал стоявший рядом Игорь.

— какая чушь. — сказал я.

— это точно.

Допив первую и отправив её в мусорное ведро, я открыл новую бутылку и уставился на цветущий тополь. Я подумал о том, как мало ему нужно для своей цикличной жизни, и как много он дает человеку. Ведь это и, правда, интересно. Он ничего не требует и не просит взамен. А человек, в первую очередь, неосознанно потребляет его плоды и во вторую, осознанно наплевательски, пользуется его плодами, пользуется им всем. Человек как яд, как вирус, как болезнь — всё уничтожает вокруг, взамен ничего не давая, этому всему. Так мы просидели чуть больше часа рассуждая о природе. На вокзале разошлись по своим направлениям. Я зашел в поезд и сел к окну. Напротив на деревянное сидение села милая девушка с длинными, чуть ниже плеч, темными густыми волосами. Глаза её были серо-зеленого цвета, она скромно улыбалась, читая Достоевского, и иногда смотрела в окно. А я смотрел на неё и тоже иногда в окно. Она была в одной белой блузке и темных брюках. Так мы вдвоем и ехали, до моей остановки и как оказалось её. Она вышла первой и ушла налево. Я вышел следом и ушел направо. Всё, то время, что я шел домой, мои мысли были заняты ей. Я думал о том, кто она такая? Почему прежде я её не видел? Увижу ли её ещё раз?

2

Сегодня был неплохой день. Я сдал зачёт, везде успел, даже пообщался с каким-то писателем детективов или что-то вроде того. Когда я просто стоял и курил на перроне, этот парень попросил сигарету и загрузил меня своей проблемой. Минут сорок назад только пришел домой, а времени сейчас я вам скажу уже почти восемь вечера. Сходил в душ, поужинал и теперь сидел с бабулей перед телевизором.

— Бабуль я сегодня общался с писателем. И знаешь, он постоянно рассказывал о том, что хочет, что-то раздуть, точнее не что-то, а свои произведения. Мол, он их мастерски раздувает. Я все слушал и не как не мог понять, зачем и что это вообще значит? — сказал я.

— не знаю Павлик. — сказала она, глядя в телевизор.

— может он дурак? — не удачно пошутил я.

— а может ты дурак? — сказала она. И развернувшись впилась в меня взглядом.

— а я то что? — сказал я.

— не суди Паша, и не судим, будешь. Если ты чего-то не знаешь, что знают другие, это не значит, что все кругом — дураки.

— но я не в том смысле.

— в том в том.

Я помолчал, подумал, посмотрел на бабулю. Она сидела в своем кресле и улыбалась.

— ну да, ты права. — сказал я.

— подумал?

— подумал.

— вот видишь, как полезно думать, прежде чем сказать. — сказала бабуля.

— вижу.

— вот и молодец, иди, кстати, завари чай.

Я встал и ушел на кухню включить чайник. Из верхнего шкафчика достал две белые кружки, из соседней дверцы банку сахара, насыпал заварки и залил всё кипятком. Сверху положил по два листка мяты и понёс в комнату. Бабушка сидела и переключала каналы, остановившись на новостях, она глянула на меня и вздохнула.

— ох, Павлик, как тебе будет тяжело жить. Ладно, я старая… А ты — то совсем юнец, а в стране такое творится. Раньше хоть, что-то строили, а сейчас? Этот Лупин Антон Антонович только и обещает, только обещает. Пенсии нам урезал, войны всякие. Да…

Я подал бабуле её кружку, а сам сел рядом.

— так вот мой дорогой. Никогда не обещай и не клянись, слышишь? Это не хорошо. Мы никогда не можем знать, что будет с нами через час, полчаса, не говоря уже о следующем дне. Поэтому сынок будь умнее и честнее с самим собой и с окружающими. — сказала она.

— как скажешь. — ответил ей я.

— так-то лучше, кстати, к завтрашнему дню готов? — спросила она.

— а что завтра?

— институт.

— ну да.

— не ну да, а иди и посмотри ещё разок, всё ли собрано и сделано. — сказала она.

— ага. Сейчас. — ответил я. Я отпил чай и пошёл к себе в комнату. Тетради, лежавшие на столе, кинул с учебниками в рюкзак, вышел на балкон и достал сигарету. А отсюда неплохой вид всё-таки открывается. Двор, в котором я вырос, первый раз упал и первый раз влюбился. Да, это хорошее место. Все мои друзья умещались в соседних подъездах, а не на страницах в интернете. Много времени прошло. Хорошего времени. Я докурил и закрыл балконное окно, вернулся в комнату. Тааак бабуля мне говорила Чехова почитать, сейчас и начнем. Я нашел, какой-то сборник, уселся на диван и стал читать. Знаете, я часто вспоминаю деда. Он был знатным дедом. Иван Михайловичем его звали. Родителей не помню, да и как помнить, когда они разбились на машине, когда мне было два года. С того момента и растили меня бабуля с дедом. Помню вечера, такие знаете уютные и спокойные с ними двумя. Они постоянно подшучивали друг над другом. Родителей не вспоминали. Старались не вспоминать. Бабушка всегда плакала, когда я вдруг заводил разговор или сама ненароком заговаривалась. На праздниках, за обедом и ужином мы читали молитву, вставая из-за стола и держась за руки. С бабулей, мы каждое воскресное утро ходили в храм на утреннюю службу. Шли рано, рано. Обычно ещё темно было, разве что летом солнце уже освещало все наши улочки, и мы одинокие, но не заблудшие путешественники, а как будто одни во всём городе идём с ней в храм. Они по профессии инженеры и поэтому яростно хотели выучить меня инженером, но увидев мои успехи в этом деле, от затеи, конечно с сожалением, но отказались. Дед мне всегда говорил:

— Павлик не будь дураком. — говорил он.

— не буду дед. — отвечал я. Я не собирался быть дураком ни за что в жизни.

— ой, боюсь, будешь. — продолжал он. А еще отворачивался и покачивал головой.

— да нет дед. Честное слово. — говорил я ему.

— слово мне даешь? — говорил он, глядя мне в глаза.

— слово даю! — радостно отвечал я.

— ну и дурак, ты Пашка!

— нет, не дурак.

— дурак. Не надо Паша никому, и мне в том числе, давать слов своих и обещаний. Ты делай. Поступками мне своими покажи, что ты не дурак, тогда и поверю. — говорил он.

— хорошо. Я докажу. Вот увидишь. — упирался я.

— вот и хорошо. А теперь иди бабушке помоги. — говорил он. И я убегал из комнаты на кухню на помощь бабуле, а та меня гладила по голове и только говорила:

— иди отдохни сынок, или погуляй сходи, вон все ребята на дворе.

А я ей отвечал, с деловым видом.

— нет. Я пришел тебе помочь. Давай помогу. Что сделать?

— я уже всё сделала. Иди, иди погуляй. — Улыбаясь, говорила она.

И конечно я долго не сопротивлялся, а собирался и бежал на двор. Вот так лежу сейчас вспоминаю и так хорошо и горько. Деда нет. И я как то даже привык, что его нет. Привык, как привык курить. Как привык умываться по утрам. Как привык надевать штаны и рубашку. А как вспомню, то так и жду, когда он зайдет ко мне в комнату или крикнет мне что-нибудь своим хриплым басом. Но он не зайдет и не крикнет. И я это знаю. И от этого очень не по себе.

3

На следующий день бабули не стало. Она просто шла домой, и у неё остановилось сердце. Она упала, и кто-то из прохожих вызвал скорую. Я был в институте. Мне позвонили, сообщили новость. А дальше… Я не хочу об этом рассказывать.

Дальше я вернулся домой. В пустой, холодный дом. Бросил в прихожей рюкзак и уехал в Москву к Игорю. Мы пошли в бар, потом пошли ещё в один. Напившись почти до отключки, поехали в его любимый клуб. Игорь ушёл внутрь, а я остался один, пьяный непонятный, стоять на улице, в руке с его или ни его, но с тем, который он мне дал пистолетом. В трех метрах от меня стояло четверо ребят и трое девчонок не менее пьяные, чем я. Один из них очень много говорил, видимо шутил и кричал. Кричал он наверняка еще и потому, что из клуба доносилась эта сумасшедшая музыка и говорящего спокойным голосом вряд ли бы кто-нибудь услышал. Он был заводилой и забиякой, как говорила моя бабуля. Я достал сигарету из-за уха и поджёг её. Тут этот веселый парень, как я заметил, повернулся в мою сторону и что-то начал кричать. Я его не слышал. Только рот его безобразно открывался и закрывался, бесконечно быстро. А руки помогали ему говорить он их поднимал и опускал, разводил по сторонам и махал ими, но всё бесполезно. Тогда этот парень подошёл ко мне и в шаге остановился. Я, наконец, услышал, что же он мне говорил.

— эй! Эй, дурачок! Что это? — Кричал он, мне показывая на руку.

— пистолет. — ответил я ему.

— ты что дебил? Зачем тебе пистолет? Где твоя мама мудачек? — продолжал он.

Я стоял, молча. Нет, не потому что мне нечего было ответить, а просто потому что он говорил и не мог остановиться, видимо он был под наркотой. Он продолжал.

— слушай, эй? Паренек! Где родители то твои а? Знаешь кто хуже дурака? А? Дурак с инициативой! Ха-ха-ха! Это про тебя, понял? Че молчишь? Эй, дебил! Где папа то с мамой твои? Они штуку то эту видели?! — И он всё продолжал и продолжал. Игорь не возвращался. Я начал думать о том, как же Павлик тебе повезло. Все как обычно Павлик. Сходил пива попить. Музыка всё также громко играла. Компания начала курить косяк по кругу, а этот заводной стоял и дергался передо мной, и всё орал и орал. Неожиданно в моей голове на долю секунды, на одну тысячную, одну миллионную, пронеслась картина могильного памятника моих родителей. Злость или даже не она, ни ненависть, ни бешенство, а какая-то обида свела меня с ума и обуяла мой разум. В глаза хлынули слёзы, дыхание сдавило, в ушах застыл гул. Я поднял правую руку. Посмотрел на этого шута, сквозь водную пелену глаз. Он был размыт. Он был уродлив. И я нажал на курок. Выстрел! Грохот! Крик! Он пятится назад и падает. Из клуба выбегает Игорь и подбегает ко мне, я отталкиваю его, бросая в него пистолет. Закрываю глаза, открываю. И бегу оттуда что есть сил.

4

Следующее я помню плохо. Помню, что пробежал пару районов на одном дыхании. За следующие два, у меня открылось второе дыхание раз семь, и я был уверен, что рухну под ближайшим забором, но я бежал. Выкинул телефон, потому что знал, что по симке найдут. Выкинул, еще, когда закончил с первыми двумя районами. Помню, увидел сообщения от Игоря (Ну ты и мудак. Беги). Дальше помню, я поймал машину. В ней сидел какой-то таджик или узбек. Он повёз меня к соседнему дому от моего. Я заплатил ему пятьсот рублей. И ещё попросил выключить ту хрень, что он назвал музыка, и включить, что-то нормальное или сидеть в тишине. Когда бежал я протрезвел, но спустя десять минут в машине, я снова был пьяный. Я не следил за временем. Оно неслось слишком быстро, и я знал, что должен очень быстро валить отсюда куда подальше. В следующий момент я уже бежал по лестнице в квартиру. Дома не включая света, вытряхнул рюкзак и запихнул туда джинсы, футболку и трусы. Достал заначку с подработок, заначку бабули, всё убрал в носок, носок в рюкзак. Закрыл дверь и побежал вниз, к машине. Мы поехали на остановку. Остановились, я дал ему ещё двести рублей. Он уехал, а я зашагал в другую сторону, к другой, нужной мне остановке. Когда я подходил, автобус уже стоял и слепил меня фарами. Он вот-вот собирался трогаться. Я забежал и сел в самый конец. Ехать мне было, пять сотен километров. Людей внутри было немного. Человек десять. Одни старики. Я подошел к водителю назвал остановку, которая была конечной, расплатился и сел обратно. Он на меня слегка покосился, но ничего не сказал. Мне было всё равно. Автобус тронулся. Я закрыл глаза и уснул. Снов не было, ничего не было. Я спал как убитый от выпитого. Проснулся спустя пять часов, от того что у меня безумно свело ногу. Она онемела и стала совсем ватной. Внутри неё покалывало, и болели все мышцы. Ехать, как я понял, оставалось не больше часа. В автобусе было душно, но из десяти осталось всего двое людей. Это были какие-то старики. Оставалось всего три остановки. На первой я выбежал и тут же побежал в кусты. Сделав дело, я достал помятую пачку сигарет и выудил от туда одну. С удовольствием я скурил эту дьявольскую штуку и зашел обратно в автобус. Видов из окна особых не было. Я не думал о ночи. Не о чём не думал. Ковырялся в рюкзаке и посматривал в окно. И спустя час тряски, я вижу вдалеке, знакомый с детства развалившийся храм, с зеленой, большими кусками, отпадающей краской. Речка впереди белеет. Кругом всё зелено, солнце высоко, светит и греет. Автобус трещит, свистит и наконец, останавливается. Открываются двери. Бабуля с дедом выходят через переднюю дверь. Я вылезаю сзади, с рюкзаком за спиной. Приехал.

5

Расстегиваю рубашку на две пуговицы вниз, закатываю рукава по локти и иду по этому старому городу. Он кстати старше, чем Москва, но в нём до сих пор нет газа. Спасибо вам Лупин Антон Антонович, наверное, никогда и не будет. Но самое лучшее, это здешние люди. Глаза раскрыты, на губах улыбка, конечно не у всех, но и у тех, у кого её нет, на лицах нет печали и печати смерти. Нету болезненной желтизны. В глазах ненависти нет. Они жизни рады, живут! А там… В шести часах отсюда, в огромном мертвом городе — маленькие мёртвые люди. С газом, светом, нефтью, золотом и дерьмом.

Но я иду. Мимо площади Лепина, где он бронзовый маленький до сих пор смотрит на всех сверху вниз. Почему кругом эти памятники? Непонятно. Не понимаю. А может и не нужно мне этого понимать а? Ведь кто я такой? А вон впереди моя остановка. Мне нужно доехать до конца города, а уж дальше пешком. Автобус как раз подъехал. Я зашел, заплатил и сел. Полупустой. Здесь, да ещё и летом, он мало, кому нужен. Спустя десять минут я выхожу и иду в магазин напротив остановки. Там я покупаю полтора литра простой воды, батон хлеба, кусок сыра, две банки мясных консервов, рис пачку, три пачки сигарет. Запихиваю кое-как это всё в рюкзак, вешаю его обратно за спину и ощущаю прибавку в весе, но это ерунда. Деньги у меня еще есть, месяца на два точно хватит, а там посмотрим. Что-нибудь придумаем. Я ухожу с главной дороги и по обочине начинаю путь к цели. Идти не так далеко, около пятнадцати километров. Как раз разомну ноги, спину. Ходить — полезно, ещё бабуля говорила мне. Позади остается старая железнодорожная станция, там стоят груженые щебнем и углем вагоны. Людей нет. Сегодня выходной. Сегодня никто никому не нужен. Ни щебень, ни уголь, ни вагоны. Дальше по дороге возвышается старая водонапорная кирпичная башня. Она красива до безумия. Я бы там поселился. Да, она послужила бы отличным домом. Оттуда наверняка открывается потрясающий вид. Но я иду дальше и оставляю её позади. Там куда я иду, меня ждёт старенький дом. Тот дом, в котором меня никто не будет искать. Про него забыли все. Его строил ещё какой-то мой прадед. То есть, было это давным-давно. Последний раз, я был здесь в шестнадцать лет, зимой. И то проездом на два дня. Мы с моим троюродным дядей, кому он и принадлежит, ехали в город Н. к его новой жене. Четвертой по счету. И как раз заехали проведать халупу, как он называл это место. Он тогда напился, а я ушёл гулять по берегу деревенского озера.

Конец ознакомительного фрагмента.