Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай

Дмитрий Ольшанский, 2022

Крестовый поход короля Владислава против турок закончился кровавым разгромом в битве при Варне. Тысячи христиан сложили свои головы на поле брани, в том числе и сам король. Вся Европа застыла в страхе перед непобедимым османским воинством, однако султан Мурад уже смертельно устал от государственных забот и неожиданно для придворных передает бразды правления своему сыну – Мехмеду. Неопытный и вспыльчивый юноша, мечтающий о славе Александра Македонского, собирается бросить все силы Османской империи на завоевание Константинополя, однако его планы неожиданно срываются из-за восстания янычар, которые замыслили невиданное – убийство молодого султана…

Глава 6

Жизнь на лезвии клинка

Омар

Calamitas virtutis occasio.

(Бедствие — пробный камень доблести.)

Сенека

Омар не любил вспоминать свое прошлое, да и воспоминаний о нем было не так уж много. Ему не исполнилось и пяти лет, когда он оказался в руках османских работорговцев.

Как это произошло и кем были его родители, Омар не помнил, зато в его памяти навсегда останется жесткая плеть надсмотрщика Саклаба, толстого и лысого евнуха, который любил издеваться над теми, кто был слабее его. День и ночь мальчик трудился на самых тяжелых работах, перетаскивая огромные тюки с зерном и мукой, вспахивая затвердевшую от бесконечной засухи землю, в страшный зной и в лютый холод, ночами напролет сторожил хозяйский скот, а наутро, не успев сомкнуть глаз, вновь шел в поле. Так продолжалось много лет, пока однажды счастливый случай не изменил всю его жизнь.

Как-то раз Омар пас овец недалеко от обрывистого ущелья. Солнце палило нещадно, и юноша решил найти укрытие за небольшим стогом сена, где им овладела усталость и он погрузился в безмятежную дремоту. Вдруг до его ушей донесся пронзительный крик и топот приближающихся копыт. Быстро очнувшись и пересчитав овец, Омар бросился в ту сторону, откуда доносились испуганные возгласы. Подбежав к горному выступу, он увидел, как в сторону ущелья скачет красивый вороной конь. В седле, припав на круп скакуна, без сознания лежал человек, и его войлочный колпак, словно знамя, развевался по ветру. Следом во весь опор скакали еще двое, они что-то выкрикивали и махали руками, Омар сумел разобрать слова.

— Стой, Кучум! Очнись! Впереди пропасть! Твой бешеный конь несет тебя на смерть!

Юноша, быстро смекнув, в чем дело, схватил лежащую на земле веревку, завязал узел, крепко намотал другой конец на палку и бросился вниз по склону. Разъяренный конь злобно зафыркал, увидев перед собой незнакомого человека и еще более свирепо бросился вперед, но Омар был к этому готов. Ловко отскочив в сторону, давая обезумевшему животному проскакать мимо, он накинул веревку ему на шею и что есть силы уперся ногами в землю. Почувствовав удавку, конь бешено заржал и замотал головой, но не прекратил свой бег. Омар был крепок и силен, но для схватки с полудиким жеребцом сил его явно не доставало. Юноша скользил по земле, его сапоги изорвались, он уже чувствовал, как камни, словно острые клинья, впиваются в его стопы, а до сулящего смерть ущелья оставалось всего несколько аршин! Но вот конь замедлил свой бег и попытался сбросить удушающую петлю. Омар воспользовался этим и, придерживая укрюк коленом, стал еще туже натягивать веревку. Конь запрыгал на месте, изо рта его комьями летела пена, а налитый кровью взгляд устремился на Омара.

Но тут уже подоспели два отставших всадника. Один из них схватил коня за уздечку, другой, ловко вскочив на спину жеребца, вцепился в его гриву и стал шептать тихие ласковые слова. Вскоре животное было укрощено и обессиленный Омар устало опустился на землю. Колени, стопы и руки его были изодраны в кровь, а и без того старый, поношенный кафтан так истрепался, что потерял всякое подобие одежды.

Один из всадников, красивый, статный, с пышными черными усами, подъехал к Омару и, улыбнувшись, сказал:

— Спасибо тебе, парень! Если бы не ты, мой друг нашел бы верную смерть на дне этого глубокого ущелья. Скажи, чего ты хочешь, и если это в моих силах, я с удовольствием исполню твое желание.

— Господин, — с почтением произнес Омар, — не прими мои слова за дерзость, но не думаю, что ты можешь мне помочь. Я раб своего хозяина, богатого и почтенного купца Ахмета, и ни в чем не нуждаюсь, ибо ничем не могу владеть. Единственное, чего я желаю — это обрести свободу.

Всадник задумчиво поглядел на Омара, разглаживая свои пышные усы, и уже хотел о чем-то спросить, когда позади раздался высокий женоподобный голос.

— А, вот ты где пропадаешь, мерзавец! — со склона, переваливаясь и тяжело дыша, спускался Саклаб. В своих руках он по обычаю сжимал длинную многохвостную плеть, которая оставила немало отметин на спине Омара. — Ну я тебе сейчас задам такую трепку, что за неделю не оправишься!

Евнух подбежал к мальчику и, не обращая внимания на стоявшего рядом всадника, со всей силы влепил ему затрещину.

— Ну-ка, поднимайся, ленивая ты скотина! — закричал Саклаб, потрясая плеткой. — Как смел ты оставить без присмотра хозяйских овец? Моли Всевышнего, чтобы все они были на месте, а не то господин мигом сошлет тебя на рудники. Я уж лично попрошу его об этом, помяни мое слово!

Омар нахмурился и медленно побрел в сторону пастбища. Саклаб шел следом, подгоняя парня то пинками, то плетью. Всадник, сказав несколько слов своему спутнику, который в это время возился с раненым, также двинулся за надсмотрщиком и его жертвой.

Старый пастух по имени Фаррух, который также служил у купца Ахмета, уже поджидал их.

— Все стадо на месте? — еще издалека окликнул его Саклаб.

— Двух недостает, — развел руками пастух. — Нигде их не могу найти.

Глаза евнуха блеснули злобным огнем, и он изо всех сил стал хлестать Омара плетью по голове и плечам, а когда тот упал, принялся колотить ногами.

— Ах ты, мерзавец! Да знаешь ли ты, что я с тобой сейчас сделаю! — кричал взбешенный Саклаб. — За каждую исчезнувшую овцу будешь у меня землю грызть!..

Евнух вновь замахнулся на Омара, но удара не последовало — ехавший следом всадник успел придержать тяжелую руку мучителя.

— Постой, не горячись! — спокойно сказал он. — Этот парень спас моего друга, и я в долгу перед ним. Скажи, сколько стоят пропавшие овцы?

Саклаб опустил плеть и с подозрением посмотрел на незнакомца.

— За каждую мой хозяин заплатил на рынке по двадцать акче, — сузив маленькие глазки, проговорил он. — Но теперь их стоимость выросла.

— Так сколько я должен заплатить?

Евнух поджал губы, судорожно прикидывая, какую сумму он сможет стрясти с этого человека.

— Пятьдесят акче!

— По рукам! — Всадник достал кожаный кошелек и отсыпал серебряные монеты в руки Саклаба. — Считай, что я купил этих овец, а парня оставь в покое!

— Эфенди, — голос евнуха вдруг стал мягким и почтительным, — ты должен понять меня правильно. Я не живодер и наказываю этого неверного раба для его же пользы. Он столько лет объедал моего почтенного господина и жил под его крышей, что совсем отбился от рук и обленился. Если я не буду учить его уму-разуму, он станет совсем непригоден к работе, а кому нужен такой раб?

— Боюсь, что пользы от твоего обучения будет немного, — заметил всадник, глядя на окровавленную спину Омара. — Так ты его совсем замучаешь.

Евнух развел руками, мол, ничего не поделаешь, такова судьба невольника.

— Послушай, что я тебе скажу. — Незнакомец спрыгнул с коня. — Меня зовут Мустафа, я сотник гвардии янычар его величества султана Мурад-хана. Судя по всему, твой раб наделен немалой силой, а кроме того, он отважен, как ирбис^[10]. В нашем корпусе эти качества ценятся особо, отдай его мне, я заплачу за него сумму, в десять раз большую, чем ты только что получил.

Саклаб замялся, на его лысой голове выступил пот, и он, в нерешительности покосившись на все еще лежащего в пыли Омара, сказал:

— Если тебя так интересует этот раб, почтенный Мустафа, — мелодично протянул он. — То советую сходить к моему господину. Вон там на холме стоит его дом.

Янычар кивнул и, запрыгнув на коня, помчался в указанную Саклабом сторону. Через некоторое время он вернулся и протянул евнуху листок с круглой печатью.

— Я поговорил с твоим господином, теперь этот раб переходит в собственность султана.

Саклаб пробежал глазами по бумаге, недовольно скривил губы и, бросив презрительный взгляд на Омара, проворчал:

— Ладно, щенок, ты свободен. Не знаю, что нашел этот уважаемый господин в таком куске мяса, как ты, но лучше не попадайся мне больше на глаза.

— Нет, мы еще непременно встретимся, Саклаб, — прохрипел Омар, утирая струйки крови из разбитого носа. — Я приду за тобой, и ты ответишь мне за все.

Лицо евнуха исказилось, и он с криком бросился на своего бывшего подопечного:

— Ах ты злодей! — вопил он. — Да за такие слова я тебе голову оторву!

Рука с плетью взмыла в воздух, и Омар закрыл глаза, представляя, как кожаные ремни рассекают его лицо, но вовремя подскочивший янычар метнулся к евнуху и вырвал плетку из рук истязателя.

— Ты что же делаешь, желтоухая собака! — грозно прогремел Мустафа. — Не забыл ли ты, что он теперь принадлежит султану, а того, кто поднимает руку на имущество падишаха, ждет суровое наказание.

Саклаб тут же изменился в лице.

— Прости, достопочтенный, — залепетал он, падая на колени перед янычаром. — Шайтан меня, верно, попутал. Долгих лет жизни нашему великому и мудрому падишаху!

Мустафа даже не взглянул в сторону евнуха. Подойдя к Омару, он протянул ему руку, и юноша, превозмогая боль, поднялся с земли.

— Пойдем со мной, — тихо прошептал воин. — Впереди тебя ждет совсем другая жизнь.

Мустафа помог своему подопечному взобраться в седло, и они двинулись в путь. А Саклаб, словно хищный зверь, у которого увели добычу, еще долго глядел им вслед.

Через много лет Омар сдержит слово и найдет своего давнего обидчика. И плеть евнуха вновь начнет свой излюбленный танец, только на этот раз плясать она будет на рыхлой спине своего хозяина. Нет, Омар не станет убивать Саклаба, а доверит Аллаху решать судьбу этого скверного человека. Впрочем, перед тем как передать евнуха на милость божьего суда, он отвезет его в безлюдные и засушливые долины Каппадокии, куда ни один, даже самый смелый погонщик не решится заводить свои караваны. Если Саклаб сумеет выбраться оттуда, значит, боги милосердны к нему, а если нет… Что ж, Омар по крайней мере дал ему возможность побороться за свою жизнь.

Но это будет еще нескоро, а пока Омар вместе со своим новым хозяином — сотником Мустафой возвращался в Манису, где ему предстояло пройти длительное обучение, прежде чем вступить в ряды «нового войска» султана. Омар примет ислам, забудет о своем прошлом, выучит тюркский язык и станет постигать основы военного ремесла и дисциплины. Сильный, ловкий и способный мальчик сразу же обратит на себя внимание учителей, и его отправят в Эдирне, где он, закончив обучение, получит долгожданное звание янычара. После этого Мустафа с радостью зачислит его в свою орту^[11].

В этот счастливый день перед Омаром раскрылись двери султанского сераля. Он оказался в совершенно ином, запретном мире, куда получали доступ лишь немногие. Бывший раб, жизнь которого прошла в нищете и страданиях не мог и мечтать о подобном. Но Омара нельзя было ни ослепить, ни очаровать обманчивым блеском золота и алмазов. Он, сразу же увидел, темную, пропитанную ядом, изнанку всего этого великолепия и душу его обуяла тоска. Омар уже успел полюбить свободу и потому с большим энтузиазмом воспринял весть о новом походе против неверных.

Янош Хуньяди давно тревожил западные границы империи и султан отправил против него лучшие войска. Среди них оказался и отряд Мустафы. Война с хитроумным венгром прославила имя Омара среди янычар, но лишила единственного друга: Мустафа пал в битве у Железных ворот, перед смертью вручив Омару свою саблю. Этот клинок, Омар хранил как реликвию в память о горячо любимом командире и наставнике, который когда-то сжалился над бедным мальчиком-рабом и, сломав его оковы, подарил возможность прожить настоящую жизнь. И благодарность за это он пронесет до самой своей смерти.

После войны, султан, прослышав о подвигах Омара, решил вновь вернуть его во дворец, а впоследствии поручил заняться обучением своего сына — юного принца Мехмеда, искусству обращения с мечом и луком. В этом деле могучий и непобедимый янычар давно уже перещеголял даже своих собственных учителей, и вскоре выяснилось, что выбор султана был не напрасен.

Омар с готовностью принялся обучать принца всем премудростям боевого искусства, и поначалу разочарованию его не было предела. От рождения Мехмед обладал слабым здоровьем и не был наделен ни силой, ни ловкостью, однако мальчик с лихвой компенсировал эти недостатки упрямством и терпением. Превозмогая усталость и боль, Мехмед продолжал изнурительные тренировки, хотя сам уже едва держался на ногах, а тело его сплошь покрывали синяки и ссадины.

Наследник обладал железной волей, которая не позволяла ему опускать руки и мириться с обстоятельствами. Омар, который научился хорошо разбираться в людях, особенно в тех, с кем ему предстояло скрестить клинки, сразу же понял это. Он видел, что в душе принца клокочет ненависть, точно такая же, которая сжигала и его, покинутого богом и презираемого всем миром раба. Кто знает, быть может, именно это и сблизило их, таких не похожих друг на друга людей.

Очень скоро Омар превратился в личного телохранителя, а затем и советника Мехмеда. Он всюду следовал за юным султаном. Глаза, уши и меч янычара всегда были наготове, чтобы отразить любую опасность, грозящую владыке. Так было и в тот памятный день, когда над троном Мехмеда неожиданно сгустились грозовые тучи.

* * *

К середине XV века янычары стали элитой османской армии, ее гордостью и основной ударной силой. Идея создания такого рода войск принадлежит прапрадеду Мехмеда, султану Мураду I, пожелавшему создать мощный противовес влиянию аристократии, которая опиралась на сипахов.

Янычары комплектовались из христианских юношей, через специально введенный для этой цели «налог кровью» («девширме»), который были обязаны «платить» все христиане, проживающие на территории империи. На практике это была система принудительного набора — детей навсегда разлучали с их семьями, обращали в ислам, а затем воспитывали в духе беззаветной преданности Османской империи и лично султану.

Янычары имели лучшее снаряжение и умели обращаться со многими видами оружия, кроме того, они были беспредельно храбры и почитали за честь погибнуть на глазах своего любимого падишаха. Но, несмотря на универсальность и незаменимость янычар в бою, существовала и обратная сторона этого войска.

Дело в том, что по мере роста и укрепления янычарского корпуса, росла и опасность, что однажды эта сила станет неуправляемой. Чтобы держать янычар в повиновении, падишахи старались совмещать щедрые подарки с жестокими дисциплинарными наказаниями за малейшие проступки. Такой метод неизменно приносил свои плоды, но лишь до тех пор, пока янычары были преданы своему правителю.

После отречения любимого всеми султана Мурада II и воцарения на престоле его неопытного, вспыльчивого сына, в рядах янычар началось брожение. Вначале тихо, а потом все громче, солдаты выражали свое недовольство молодым правителем. Они то и дело требовали, как можно скорее начать новый поход и повысить жалование, а кроме того, выдвигали массу других условий.

Мехмед поначалу не придал должного значения этим требованиям и даже приказал высечь особо ретивых наглецов. Но очень скоро ситуация начала накаляться. Посланные султаном палачи, были обезоружены и привязаны к позорным столбам. Узнав об этом, Мехмед пришел в ярость. Он отправил гонцов с требованием немедленно прекратить мятеж и выдать зачинщиков, но это лишь усугубило положение и его посланники вернулись ни с чем. Янычары быстро выходили из повиновения, опрокидывали медные казаны^[12], отказывались подчиняться приказам офицеров и выбирали своих собственных командиров. Вскоре они двинулись на столицу, устраивая погромы в торговых кварталах и нападая на всех без разбору. В городе вновь начались волнения. Купцы и богачи спешно покидали Эдирне, остальные боялись показаться на улицах.

В эти тревожные дни Мехмед находился в самом скверном расположении духа. Он видел, что не в силах контролировать положение и малейшая ошибка могла обернуться для него катастрофой. Раз за разом молодой султан собирал вокруг себя доверенных людей, желая узнать их мнения, но слова вельмож ввергали его во все большую тоску.

Халиль настаивал на том, чтобы Мехмед выслушал требования янычар и выполнил хотя бы те из них, которые он сам сочтет разумными. Но султан отказывался даже слышать об этом. Разве может он, великий падишах, защитник правоверных, владыка суши и морей, отступать перед своими собственными рабами? Если Мехмед теперь даст слабину, этим непременно воспользуются его враги и тогда…

Впрочем, времени на размышления уже не осталось. Очень скоро янычары окружили султанский дворец и разбили свои палатки прямо под его окнами. Целый день они били в бубны и выкрикивали оскорбления в адрес молодого правителя, требуя, чтобы султан сам вышел к ним.

Это был уже открытый вызов и Мехмед, несмотря на слезные просьбы своих советников, решил больше не прятаться за высокими стенами дворца.

— Янычары не посмеют причинить вред наследнику Османа, — спокойно говорил он. — Я напомню им о клятвах, которые они давали мне и моему отцу.

— А если это не поможет? — спросил встревоженный не на шутку Заганос. Он сам прошел обучение среди янычар и прекрасно знал их непредсказуемый нрав. — Если они возжелают вашей смерти?

Мехмед пожал плечами и слабо улыбнулся.

— Мои предки создали великую империю лишь потому, что никогда не отступали перед опасностями. Если я не выйду к янычарам сейчас, то прослыву трусом. А это много хуже смерти.

— Возьмите хотя бы охрану.

— Со мной пойдет Омар, он защитит меня гораздо лучше, чем отряд обленившихся придворных стражников.

Взгляды всех сановников устремились на рослого янычара, который словно скала возвышался позади их юного правителя.

— Быть может, мне следует отправиться с вами? — предложил Халиль.

Мехмед с подозрением посмотрел на первого визиря и холодно произнес:

— Я бы не хотел рисковать твоей драгоценной жизнью, Халиль. Ты много лет служил моему отцу, а в будущем, надеюсь, еще послужишь мне. Твое место здесь и что бы ни случилось, не покидай пределов дворца.

— Как прикажете, повелитель, — покорно ответил визирь. Его лицо выражало крайнюю озабоченность. — Но на всякий случай я предупрежу стражу. Они придут на помощь, в случае необходимости.

— Делай как знаешь. — Мехмед поднялся с трона и в сопровождении Омара спустился во внешний двор, остановившись перед главными воротами. По его знаку слуги бросились к подъемным механизмам.

Мехмед взглянул на Омара и, улыбнувшись, сказал:

— Ну что, посмотрим, что готовит нам судьба.

Янычар ответил султану коротким кивком и по привычке опустил ладонь на рукоять сабли.

Ворота распахнулись, и султан, облаченный в позолоченную кольчугу и опоясанный мечом, вышел навстречу шумной толпе янычар.

* * *

— Глупый, упрямый мальчишка! — кричал великий визирь, вышагивая по мягким персидским коврам, устилавшим каменный пол его кабинета. — Кем он себя возомнил! Неужели он думает, что янычары станут его слушать?

— Боюсь, это наша ошибка, — нервно переминаясь с ноги на ногу, сказал Исхак-паша. — Ведь это мы подтолкнули его к такому решению.

— Я полагал, что, споткнувшись о свою гордыню, Мехмед сделает выводы и обратится за помощью ко мне, но он решил размозжить себе лоб! — глаза визиря наполнились ужасом. — Если с ним что-нибудь случится, Мурад обрушит свой гнев на нас!..

Он не успел договорить — за стенами дворца послышался дикий рев.

— Что это?

— Похоже, янычары не слишком обрадовались появлению султана, — заметил Исхак, подбегая к узкому окну. — Но почему мы бездействуем? Они же убьют его!

Визирь застыл на месте. Его взгляд упал на стол, где лежали письма из Манисы. Несколько секунд он решал, как следует поступить.

— Мы не останемся в стороне, Исхак! — облизнул губы визирь, — Мехмед сам загнал себя в западню, осталось только захлопнуть ловушку.

* * *

Янычары встретили султана диким воем. Сразу несколько десятков бойцов обступили владыку османов, едва он покинул дворец. Они кричали, усмехались, отпускали непристойные шутки, но избегали подходить слишком близко — мало кому хотелось иметь дело с Омаром.

Мехмед тем временем продолжал невозмутимо двигаться вперед. Он не отвечал на оскорбления и глядел только перед собой, словно не замечая того, что происходит вокруг. Пройдя в середину лагеря, он поднял руку, призывая к тишине, однако никто не обратил на это внимание. Тогда Омар сорвал черпак, висевший на поясе одного из янычар и со всей силы ударил им в большой медный таз, висевший на кожаных ремнях. Гул быстро разнесся по лагерю.

— Слушайте все! Сейчас будет говорить государь! — проревел Омар.

Когда крики стихли, вперед выступил Мехмед.

— Кто здесь главный? — спросил он. — С кем я могу говорить?

— Говори со всеми! — отвечали ему. — У нас тут главных нет!

Мышцы на лице Мехмеда дрогнули, но он совладал с собой и как можно громче воскликнул:

— Знайте, что я не желаю враждовать с вами, ибо нуждаюсь в вас. Вы — гордость и опора моей империи. Но даже вам не позволено нарушать установленный порядок. По какому праву вы восстаете против своего государя и берете в плен моих людей? По какому праву устраиваете бесчинства в городе? Эти поступки могут расцениваться лишь как измена!

Среди янычар послышался недовольный ропот.

— Однако, в память о ваших былых заслугах, — продолжил султан. — Я готов простить вас. Конечно, при условии, что вы немедленно вернетесь в казармы.

Мехмед сделал паузу, следя за реакцией толпы. Янычары долго переговаривались, пока, наконец, не послышались выкрики:

— Нам не нужно твое прощение! Лучше выполни наши требования!

— Да что он нам может сделать? Он сосунок еще! Пусть уходит отсюда!

— Верно! Убирайся обратно под подол своей матери!

Послышался дружный смех.

Кровь прилила к лицу Мехмеда, а глаза наполнились гневом:

— Да как вы смеете? Жалкие рабы! Я ваш государь и ваши жизни в моих руках!

Смех мгновенно затих и воцарившуюся тишину нарушал теперь лишь слабый шум ветра, колыхающий знамена и откидные полотнища палаток. Янычары молча переглядывались, как будто решая, что делать дальше. Кто-то мрачно глядел на перекошенное от гнева лицо молодого султана, кто-то качал головой, а некоторые уже потянулись к поясам, где висели их отточенные клинки. Едва ли кто-нибудь из присутствующих представлял, что произойдет в следующую секунду, но за жизнь наследника престола поручиться сейчас не мог никто. Напряжение возрастало с каждой секундой, и развязка приближалась с пугающей неотвратимостью.

Мехмед не произнес больше ни слова, он, кажется, и сам понял, что перегнул, но оправдываться времени уже не было.

— Отойдите, государь, — спокойно, но настойчиво прошептал Омар, в его руках уже блестела сабля.

Мехмед подчинился с крайней неохотой. Отступив назад, он позволил своему учителю загородить его от враждебно настроенных солдат.

— Негоже могучему султану прятаться от своих слуг! — насмешливо крикнул кто-то из толпы.

— Прежний падишах никогда не боялся опасностей и не прятался за спиной своего раба! — согласился с ним другой.

— Я не раб! — спокойно сказал Омар, сосредоточенно глядя по сторонам, стараясь не упустить ни единого движения воинственно настроенной толпы. — Я юзбаши^[13]. Янычар, такой же, как и вы! Но, в отличие от вас, я не забыл присягу, которую давал, и если кто-нибудь из вас решит причинить моему повелителю зло, пусть выходит сюда, и тогда посмотрим, чего он на самом деле стоит!

Он опустил клинок, указывая на пустую площадку перед собой. В ответ янычары вновь подняли свирепый гул, но ни один не решался бросить вызов столь искусному воину. Слишком многие прежде пытались расправиться с Омаром, но их имена давно забыты, а он стоит здесь, живой и невредимый, ожидая очередного соперника.

— Лучше убери меч! — крикнул кто-то из толпы. — Ты славный воин, но в одиночку даже тебе не выстоять против нас. А ну как мы всем скопом на тебя бросимся?

— Да хоть бы и так. — Омар с отвращением сплюнул на землю, чем привел толпу в еще большее бешенство.

— Последний раз говорим: отходи в сторону и ступай отсюда!

— Давай поживей!

Янычар обернулся к Мехмеду.

— Встаньте ближе ко мне, государь, — прошептал он. — И лучше обнажите клинок, пришло время вспомнить наши уроки.

Мехмеда била дрожь, но он все же достал из ножен свой короткий меч дамасской стали, когда-то подаренный ему отцом, и крепко обхватил его вспотевшими руками. В ответ на это несколько янычар также обнажили свои клинки и стали медленно приближаться к султану.

Омар внимательно следил за каждым движением своих противников, готовый в любой момент отразить атаку, направленную на Мехмеда. Однако янычары медлили — ни один из них не желал проливать священную кровь своего правителя. Каждый надеялся, что это сделает его товарищ.

— Ну что же вы застыли? — надрывисто крикнул Мехмед. Он уже переборол свой первый страх, и теперь его пьянила безумная мысль о предстоящей схватке. — Вы хотите убить меня, вашего султана! Так зачем ждать? Вот он я, прямо перед вами!

Напряжение достигло критической точки, и теперь любое неверное движение могло спровоцировать бойню. Янычары ждали только удобного повода. Ждали, что Мехмед сам набросится на них, и тогда их совесть будет чиста. А юный султан и правда уже готов был сорваться, он сделал шаг навстречу солдатам…

Заметивший это Омар хотел броситься на помощь, когда внезапные крики и топот копыт разрезали давящую тишину.

— Дорогу великому визирю!

Янычары расступались перед отрядом хорошо вооруженных тимариотов — личной охраны Халиля-паши. Остановившись около Мехмеда, визирь с удивительной для его преклонных лет ловкостью соскочил с коня и припал к ногам султана.

— Я не нуждался в твоей помощи, Халиль, — процедил сквозь зубы Мехмед. — Зачем ты здесь?

— Сейчас вы все поймете. — Халиль встал и обернулся к янычарам. — Эй, доблестные солдаты ислама, знаете ли вы, кто стоит перед вами?

— Знаем! Ты — Халиль, великий визирь.

— Верно! Я пришел сюда, чтобы выслушать вас. Скажите, какие тревоги привели вас сюда, под окна султанского сераля?

Толпа янычар подняла дикий гомон, в котором смешались тысячи голосов, и пришлось ждать достаточно долго пока этот шум поутихнет.

— Пусть говорит кто-нибудь один! — громко произнес Халиль, поднимая руку к небу.

Янычары замолчали, и через некоторое время из задних рядов выступил широкоплечий воин в форме аги янычар. Его чисто выбритое, обветренное лицо было отмечено белесыми шрамами. На Халиля он глядел с вызовом и без всякого почтения, ибо знал, на чьей стороне истинная сила.

— Я Казанджи Доган, — спокойно промолвил янычар. — Ты спрашивал, какие тревоги привели нас под двери этого великолепного дворца, и я отвечу тебе.

Казанджи сделал знак рукой, и подскочивший чорбаджи^[14] вложил в нее исписанный лист бумаги.

— Все наши требования изложены здесь. — Казанджи протянул бумагу Халилю. — На словах могу сказать, что мои братья, во-первых, требуют выплатить им жалование, которое полагалось выдать еще полгода назад, и чего сделано не было. Во-вторых, мы требуем повысить довольствием каждого солдата нашего корпуса до двух акче в день, а офицеров в зависимости от ранга до десяти! Также мы требуем организации нового военного похода, но поскольку Мехмед еще слишком юн и неопытен, мы не желаем видеть его своим господином, пока жив его отец!

Последние слова ага янычар произнес особенно громко, и толпа взорвалась дружным одобрительным гулом. Халиль быстро взглянул на Мехмеда, султан стоял неподвижно, лишь из-под сдвинутых бровей блестели его янтарные глаза.

— Вы слышали их, государь, — наклонился к нему визирь. — Быть может, вам есть что ответить?

Мехмед скривил губы и, прищурившись, посмотрел на Халиля.

— Они не станут меня слушать, — огрызнулся он. — Говори с ними ты!

Визирь кивнул и вновь повернулся к аге янычар.

— Ваши требования понятны. Обещаю, что они будут нами рассмотрены.

— Этого недостаточно, — заявил Казанджи. — Мы хотим видеть нашего законного правителя, султана Мурад-хана. Только ему мы можем доверять, и лишь он один способен рассудить это дело по справедливости.

Халиль вопросительно посмотрел на Мехмеда. Тот нетерпеливо кивнул и отвернулся.

— Хорошо, — сказал визирь янычарам. — Мы сегодня же пошлем гонца в Манису. А до тех пор прошу вас прекратить беспорядки и вернуться в казармы.

— Мы не вернемся в казармы до тех пор, пока не увидим султана! — дерзко ответил Казанджи. — Однако я обещаю, что лично буду следить за порядком в лагере.

Халиль кивнул.

— Идемте, государь, — сказал он Мехмеду. — Здесь нам больше делать нечего.

Мехмед помедлил, обернулся и сказал, обращаясь к Казанджи Догану:

— Ты напрасно думаешь, что одержал верх. Придет время, и мы продолжим разговор, только тогда ты проявишь ко мне куда больше почтения.

Сказав это, он вскочил на вороного коня, которого подвел к нему один из тимариотов, и, не говоря больше ни слова, рысью направился в сторону дворца. За ним последовала и вся его свита.

* * *

— Ты не должен был покидать дворец! — в ярости кричал Мехмед. — Я же приказал тебе!

— Они убили бы вас, — оправдывался Халиль. — Я всего лишь исполнил свой долг…

— Лучше смерть, чем этот позор! — воскликнул султан. — Теперь они сочтут меня слабым, неспособным управлять и принимать самостоятельные решения!

— Янычары всегда были своенравны, — спокойно промолвил Халиль, оправляя складки своего халата. — Давайте подождем возвращения вашего отца. Он наверняка сумеет навести порядок.

— Он будет презирать меня, — тихо прошептал Мехмед. — Я не оправдал его надежд.

— Напрасно вы так говорите, ваш отец любит вас и не станет держать зла…

— Не лги мне, Халиль! Ты ведь прекрасно знаешь, что отец всегда любил лишь Алаэддина. Он должен был взойти на трон, не я!

Мехмед горько усмехнулся.

— Именно поэтому все считают, что я недостоин править, что я занимаю чужое место! — продолжил сокрушаться султан. — Они вспоминают моего брата, всеобщего любимчика, которым так восторгались и которому доставалось все лучшее. А что было уготовано мне? Ты ведь знаешь!

Халиль молчал. Он знал о тайном распоряжении Мурада, которое тот отдал сразу после подавления мятежа самозваного принца Мустафы.

«Пусть тот из моих детей, кто встанет после меня во главе империи, не побоится умертвить своих братьев. В этом кроется единственная возможность избежать раскола внутри правящего дома Османов».

Визирь знал, что ждало Мехмеда в случае восшествия на престол Алаэддина, но не сказал ни слова. В конце концов, юноша понял это и сам.

* * *

— Все вышло так, как мы с тобой и задумали, Исхак, — улыбнулся Халиль, оставшись наедине со своим другом. — Султан очень скоро получит известие о ситуации в столице. Вдобавок к этому я направил ему письмо, где в подробностях изложил нашу версию событий. Он будет вынужден вернуться и снова взять власть. В противном же случае янычары опять поднимут мятеж.

— Ваш план был продуман безупречно, — угодливо произнес Исхак. — Должен признать, поначалу даже мне казалось, что провоцировать янычар на бунт — самоубийство, но вы смогли разжечь этот огонь и направить его против ваших врагов. Блестяще!

— Иначе и быть не могло, — самодовольно улыбнулся Халиль. — Янычары с самого начала были недовольны Мехмедом, а я лишь дал им повод открыто выступить против него. Своими неразумными действиями мальчишка сам подготовил почву к своему свержению.

— А что же наш юный султан? — сверкнул глазами Исхак. — Как он отнесся к своему поражению?

— Мехмед подавлен и разбит, — спокойно произнес Халиль, словно врач, который ставит неутешительный диагноз. — Заперся в своей комнате и не выходит оттуда. Думаю, этот урок он запомнит надолго.

— Главное, чтобы он сделал правильные выводы, — заметил второй визирь. — Ведь рано или поздно Мехмед все-таки взойдет на престол, и тогда он может припомнить нам участие в этом мятеже.

Халиль подошел к окну и задумчиво произнес:

— Пока Мехмед остается единственным наследником, такая возможность существует. Но ведь Мурад еще довольно молод и не исключено, что в скором времени появятся другие претенденты на османский трон.

Исхак поднял брови.

— Похоже, вам известно то, о чем пока не известно мне. Не могли бы вы приподнять завесу тайны?

— Всему свое время, Исхак, — загадочно улыбнулся визирь. — Не стоит думать об этом сейчас. Просто учти, есть реальная возможность, что Мехмед никогда больше не взойдет на османский престол.

Примечания

10

Ирбис — снежный барс, обитающий в Центральной Азии.

11

Орта — подразделение корпуса янычар численностью от 100 до 500 человек.

12

Опрокидывание казана у янычар считалось символом неповиновения и мятежа

13

В Османской империи титул начальника сотни.

14

Чорбаджи — офицерский чин. У янычар соответствовал полковнику.