Крест, орел и полумесяц. Обманчивый рай

Дмитрий Ольшанский, 2022

Крестовый поход короля Владислава против турок закончился кровавым разгромом в битве при Варне. Тысячи христиан сложили свои головы на поле брани, в том числе и сам король. Вся Европа застыла в страхе перед непобедимым османским воинством, однако султан Мурад уже смертельно устал от государственных забот и неожиданно для придворных передает бразды правления своему сыну – Мехмеду. Неопытный и вспыльчивый юноша, мечтающий о славе Александра Македонского, собирается бросить все силы Османской империи на завоевание Константинополя, однако его планы неожиданно срываются из-за восстания янычар, которые замыслили невиданное – убийство молодого султана…

Глава 5

Игра продолжается

Халиль-паша

Malum consilium est. quod mutari non potest.

(Плохо то решение, которое нельзя изменить.)

Публий Сир

Несколько ночей подряд великий визирь провел без сна. Перед его мысленным взором вновь и вновь проносилась страшная картина сражения. Он словно наяву видел, как к ставке султана мчатся закованные в сталь рыцари короля Владислава. Как опускаются их копья и поднимаются мечи, как падают вокруг смертельно раненные янычары… Смерть дышала в лицо Халиля, но он не сдвинулся с места и остался подле своего повелителя.

Сам султан обнажил клинок и, вознося последние молитвы Аллаху, напряженно глядел перед собой, готовясь встретить врага и, если нужно, принять мученическую смерть. Он уже давно устал от власти и, возможно, мечтал встретить свою гибель в гуще боя с неверными. Это был бы достойный конец для столь великого человека.

Но Всевышний оказался милостив.

Молодой король Владислав вырвался вперед, желая своим собственным мечом добыть славу победителя. Он смело прорубал дорогу сквозь плотное кольцо янычар, и Халиль уже видел ликующий огонь в глазах польского владыки. Но напоровшийся на пику, конь Владислава вдруг встал на дыбы и опрокинул седока наземь. Король попытался подняться, но ловкий янычар по имени Хазер наступил ногой ему на грудь и одним ударом обезглавил христианского предводителя. Схватив отрубленную голову, он тут же насадил ее на копье и продемонстрировал остальным. Янычары взорвались торжествующими криками и все как один устремились в бой. Они бросались на крестоносцев с дикой, безумной яростью, погибая во множестве, но и забирая жизни бессчетного числа врагов. Под этим бешеным напором христиане продержались недолго и вскоре бросились прочь, помышляя лишь о спасении. Турки торжествовали победу, а изрубленные тела их врагов громоздились на размокшей от крови и дождя земле.

Султан Мурад тогда произнес:

— Сегодня, Халиль, смерть прошла мимо. Но мне кажется, что отсрочка эта будет недолгой. Азраил^[7] скоро придет за мной. Наша встреча уже определена.

Сказав эти странные слова, султан вложил меч в ножны и пошел посмотреть на обезглавленное тело Владислава, который был всего в шаге от того, чтобы лишить Мурада жизни. Падишах молча взирал на поверженного врага, а мысли его витали где-то очень далеко.

— Пусть его тело похоронят со всеми почестями, — изрек повелитель. — Но там, где его никто не найдет. У этого человека не должно быть ни памятника, ни креста. Я не хочу, чтобы его могила стала местом поклонения христиан.

Очень скоро приказ султана был исполнен и тело короля упокоилось недалеко от ядовитых Варненских болот, где растет мох и цветет осока. Никто никогда не узнает о месте захоронения Владислава, и плач его подданных не нарушит вечный сон польского владыки.

* * *

Разгромив крестоносцев под Варной, османы быстро восстановили контроль над утерянной территорией. Болгарские крепости одна за другой открывали ворота перед всемогущим турецким падишахом, демонстрируя свою покорность и не помышляя о сопротивлении. Местные жители, еще совсем недавно восставшие против мусульман, вновь склоняли спины перед османскими завоевателями. Едва ли отныне в Европе вновь найдется сила, способная поколебать турецкое владычество на Балканах. И пусть жив зловредный Янош Хуньяди, пусть Георгий Скандербег продолжает защищать Албанию, а ромеи плетут интриги за стенами Константинополя. Однажды Османский полумесяц будет реять и над их столицами. Это теперь вопрос времени.

* * *

А пока уставший от длительного похода, султан Мурад возвращался в свою столицу. Он одержал великую победу, принес мир на османскую землю и теперь пришла пора подумать о том, кто возглавит империю после его отречения.

Халиль неустанно твердил о том, что Мехмед еще не готов. Он напомнил, к каким тяжелым последствиям привели неосмотрительные поступки принца, но султан ничего не желал слушать. Более того, он вернул из ссылки ненавистного Заганоса, который должен был стать одним из главных советников его сына. Все это шло вразрез с планами визиря, и он возвращался в столицу в самом скверном расположении духа.

Эдирне султанская армия достигла уже в конце ноября. Весь народ высыпал навстречу победоносному войску, торжественно встречая османских солдат и с интересом наблюдая за вереницей пленников. В оборванных, грязных, исхудавших людях сложно было узнать того страшного врага, который еще совсем недавно угрожал османской столице. Жители с молчаливым недоумением и даже жалостью глядели на длинную колонну христиан, которую сопровождали группы облаченных в чешую конных сипахов с хлыстами и мечами наперевес.

Когда полуденное солнце засияло над горизонтом, Мурад со своей свитой вступил в роскошные павильоны дворца, откуда сразу же направился в небольшую мечеть Софа, чтобы еще раз возблагодарить Аллаха за дарованную ему победу и за счастливое возвращение на родину. После этого султан собрал ближайший круг советников, на который явились все самые влиятельные люди Османской империи.

— Хвала небесам, — начал говорить Мурад, — наш поход окончился благополучно. Владислав убит, а его войско рассеянно. Я уже приказал отправить голову польского короля в Тебриз, а затем провести ее по другим городам Востока. Пусть не только в Европе, но также в Азии и Африке узнают о том, что полумесяц Оттоманского государства, уже неоднократно прославленный мечами моих предков, вновь поднимается на небосклоне мировой истории и тот, кто будет противиться этому, непременно последует печальной дорогой наших врагов!

Все придворные согласно закивали. Мурад внимательно обвел всех своим проницательным взором и продолжил:

— И тем не менее Янош Хуньяди сумел избежать смерти и скрыться. Скажи мне, Шехабеддин, что тебе удалось узнать об этой пятнистой гиене?

Евнух вышел вперед, почтительно склонив голову перед падишахом.

— По вашему приказу мы ведем его поиски. Как докладывают наши лазутчики, его след теряется где-то в Сербии.

— Сообщи об этом Бранковичу, — приказал султан. — Он клялся мне в верности. Пусть докажет это на деле и поймает для меня этого подлеца. А что валашский князь, куда пропал он?

— Его войска отступают к Дунаю, — произнес Шехабеддин, хмуря свои тонкие брови. — О самом князе нам ничего не известно.

Мурад покачал головой.

— Дракул еще пожалеет о том, что нарушил вассальную присягу. Он, видимо, забыл, что его дети находятся у меня…

— Повелитель! — вмешался Халиль. — Позвольте мне уладить этот вопрос. Уверен, что валашский князь впредь не совершит подобной ошибки. Более того, он мог бы стать нашим союзником. Особенно если учесть, что Валахия находится под боком у Венгрии…

— Ему придется постараться, чтобы вновь заслужить мое расположение. — Султан раздраженно заерзал на троне. — Я не тронул его сыновей лишь потому, что в будущем надеюсь увидеть одного из них на троне Валахии. Воспитанные под моим крылом, они станут куда более покладистыми правителями, нежели их отец.

После этого султан перешел к другим вопросам. Один за другим выходили его повеления и указы, писцы сменили уже по дюжине перьев, когда падишах неожиданно произнес:

— Теперь, когда все насущные дела улажены, хочу сообщить вам о том, что давно лежит у меня на сердце.

Уставшие от длительного совещания и пребывающие в полудреме, советники и вельможи, встревоженно переглянулись и приготовились внимать словам государя.

Султан аккуратно коснулся перстня на своей руке и его алый блеск отразился в усталых глазах повелителя. Затем он посмотрел на Халиля и сделал едва заметный знак. Визирь, тяжело вздохнув, протянул Мураду запечатанный документ.

— Вот здесь, — сказал султан, потрясая свитком, — содержится моя последняя воля. Вы должны принять ее так же безропотно, как принимали остальные мои решения.

— Повелитель, — подал голос Исхак-паша, — вы сказали, что это ваша последняя воля…

— Да, я сделал достаточно и теперь, когда империя находится в безопасности, я удаляюсь от дел и передаю всю власть своему сыну.

Сановники разом охнули и снова переглянулись. Относительно спокойными оставались лишь трое — Халиль, Заганос и Шехабеддин, они уже и прежде знали о намерениях султана, но не думали, что это произойдет так скоро.

— Если у кого-то есть возражения, пусть скажет об этом сейчас, — настойчиво проговорил султан, нарушая повисшую тишину.

— Государь, но почему ты оставляешь нас? — прохрипел старый Хизир-бей. — Быть может, мы чем-то прогневили тебя?

— Нет, — мягко ответил Мурад. — Вы преданно служили мне и каждый из вас должен продолжить свою службу у моего сына. Ему будут нужны ваши опыт и знания.

Пораженные паши и беи с удивлением глядели на своего султана. Со времен Османа, ни один правитель этой могучей империи не отказывался от власти добровольно. Тем более, было странно, что на это пошел Мурад — полный сил, сорокалетний падишах, восстановивший страну из руин, внушающий лютый страх врагам, мудрый и дальновидный политик, поэт и философ, покровитель науки и искусства. Отныне бремя власти ложится на его сына, еще неоперившегося юнца, короткое правление которого омрачилось бунтом и казнями.

Вельможи молчали, потупив взоры, и размышляли о будущем. Ни один из них не решился противиться воле своего правителя. Все они, издавна привыкшие к повиновению, не решались сказать вслух то, что лежало у каждого на сердце.

1 декабря 1444 года Мехмед взошел на трон Османской империи под именем султана Мехмеда II, открывая тем самым новую главу в истории этого государства.

* * *

С первых же дней молодой и энергичный Мехмед взялся за решение накопившихся перед государством проблем. Впервые за долгое время он почувствовал себя свободным и эта свобода пьянила его. Не было больше строгих учителей с розгами за спиной, не было и надменных придворных отца, которые относились к нему с плохо скрываемым презрением.

Получив неограниченную власть над могучей империей, Мехмед ни на секунду не усомнился в своих силах и был уверен, что ему уготовано великое будущее.

Он не желал становиться первым среди равных, ибо пока он жив, нет и не должно быть человека, равного ему! Но и после смерти, спустя тысячи лет, его имя будут вспоминать с содроганием и почтением, ибо он впишет его в историю мечом побед и славных подвигов!

Как же добиться желаемого? Ответ был прост — обратить силу непобедимого османского войска против врагов империи, что обитают на Востоке и на Западе. Заставить их трепетать при первых звуках литавр и медных дудок, что неизменно сопровождают твердую поступь янычар! А когда все города и пастбища станут принадлежать ему, он сотрет границы и сбросит ложных идолов в море, ибо на земле, как и на небе может быть только один правитель и господин.

Об этом мечтал молодой лев и, охваченный небывалым порывом, торопился воплотить свои грандиозные замыслы.

Но нельзя построить будущее, не опираясь на прошлое. Пусть Мехмед и обзавелся широким кругом друзей и советников, но главные роли в империи по-прежнему занимали люди из окружения его отца. Великий визирь Халиль держал в своих цепких руках всю внешнюю и внутреннюю политику государства, верховный муфтий Фахреддин, несмотря на недавний инцидент с дервишем, имел непререкаемый авторитет среди духовенства. Не повлиял уход султана и на жизнь санджаков и вилайетов^[8], которыми по-прежнему управляли люди, назначенные Халилем.

Даже строгий учитель Ахмед Гюрани никуда не делся и, хотя палка больше не грозила предводителю османов, Мехмед старался лишний раз не злить вспыльчивого старика.

И все-таки юный султан был уверен, что его идеи найдут отклик в сердцах придворных и заставят их объединиться вокруг него. Позабыв, таким образом, об осторожности и пребывая в безмятежном спокойствии, Мехмед не сразу заметил опасность, которая надвигалась с неотвратимой силой.

Великий визирь Халиль, никогда не разделявший воинственных устремлений султана, не терял времени даром и сумел собрать могучую оппозицию трону. Теперь он открыто выступал против агрессивной политики Мехмеда и предлагал сосредоточить свое внимание на других, куда более важных вопросах, касающихся внутренней жизни империи. Под руководством Халиля был даже разработан план новой денежной реформы, которую с неохотой подписал юный государь.

Но ничто не могло заставить Мехмеда отказаться от своих намерений. Он часто упрекал великого визиря в чрезмерной мягкости к христианам и требовал от него увеличения дотаций на армию и флот, тем более что последний действительно находился в весьма плачевном состоянии. День за днем султан отдавал все новые приказы и распоряжения, однако многие из них исполнялись лишь формально, а другие — открыто саботировались.

День за днем борьба между визирем и султаном набирала обороты. Каждое заседание дивана отныне превращалось в настоящее поле битвы, где в ход шли не только взаимные оскорбления, но и кулаки. Теперь сановники остерегались передвигаться по темным коридорам дворца в одиночку, многие обзавелись телохранителями, другие спешно готовили противоядия.

Вот-вот должна была пролиться кровь, однако Халиль желал этого менее всего. Несмотря на свое упрямство, он умел ставить интересы империи выше собственных амбиций. И сейчас эти интересы требовали навести порядок. Любой ценой.

Впрочем. Великий визирь уже знал, какие меры необходимо предпринять.

* * *

Исхак-паша вошел в слабоосвещенную комнату и тихо закрыл за собой дверь.

— Вы звали меня? — почтительно спросил он.

Халиль сидел за своим рабочим столом, выводя пером какие-то письмена.

— Проходи, — не отрываясь от своего дела, визирь указал на груду сафьяновых подушек в углу комнаты.

Исхак опустился на устланный коврами пол и стал ждать. Тем временем Халиль отложил перо, внимательно пробежал глазами по исписанному листу и, что-то тихо пробормотав, свернул его в трубочку. Затем он подошел к входной двери, плотно прикрыл и запер ее изнутри.

— Как ты прекрасно понимаешь, — сказал визирь, усаживаясь подле гостя и опуская сверток перед собой, — дворец сейчас не лучшее место для подобного рода встреч, но иного выхода у нас нет. Шпионы Заганоса не спускают с меня глаз ни днем, ни ночью и обо всем увиденном немедленно докладывают Мехмеду. А ты ведь знаешь, что наш юный султан только и ждет повода избавиться от меня.

Халиль погладил бороду и усмехнулся.

— Этот мальчишка оказался куда хитрее и расчетливее. А ведь именно я настоял на том, чтобы Мурад пригласил его во дворец и сделал своим наследником.

Визирь печально покачал головой.

— Тогда я еще думал, что смогу совладать с ним. — Он помолчал, а затем резко поднял глаза на собеседника. — Ты ведь уже слышал, что он натворил сегодня в саду?

— Об этом говорят все, — сглотнув слюну, отозвался Исхак-паша. — Мехмед приказала вспороть животы четырнадцати рабам, чтобы узнать, кто из них похитил дыню из его сада. Вора он все-таки нашел.

Глаза Халиля блеснули в полумраке.

— Вот видишь, Исхак, он добивается своей цели, не считаясь ни с какими жертвами. Это далеко не первый случай, но пока он вымещает свою жестокость на рабах, а представь, что будет дальше?

Исхак-паша невольно передернул плечами.

— Наш юный султан дик и не обуздан, — продолжил свою речь Халиль. — Мы еще натерпимся от него. То ли дело его отец — истинный падишах, мудрый и справедливый правитель, которого уважали и вельможи, и армия, и простой народ.

— Мехмед не пользуется подобной поддержкой, — согласился Исхак. — Поэтому я не думаю, что следует беспокоиться раньше времени…

— Ты недальновиден Исхак, — перебил визирь, поднимая руку. — Мехмед хитер и изворотлив как лис. После казни того дервиша он действует осмотрительно, а потому стал еще опаснее.

Исхак вспомнил Исмаила — персидского фанатика, который имел огромное влияние на принца и который стараниями Халиля закончил жизнь на костре. Вспомнил и попытался успокоить визиря:

— Однажды вы уже показали Мехмеду свою силу. Мальчишка понимает, что до вашего могущества ему далеко.

— Кто поднимал теленка, тот, в конце концов, поднимет и быка^[9], — ответил на это Халиль. — Мехмед не станет торопиться, пока не найдет способ уничтожить меня. А Заганос и Шехабеддин только рады помочь ему в этом. Эх, почему я не увидел эту угрозу раньше?

— Кто мог такое предвидеть.

Визирь поднял глаза на своего верного друга, даже ему он не решился рассказать о том, что на самом деле тревожит его душу. Ведь только теперь Халиль сумел разглядеть в Мехмеде нечто такое, чего раньше замечать не хотел. Только теперь он увидел в этом горячем и буйном юнце себя самого много лет назад. Властолюбие, спесь, беспринципность и необычайно живой ум — точно такие же качества когда-то помогли Халилю устранить всех возможных соперников и вознестись на небывалую высоту в кишащем ядом интриг султанском серале. В лице Мехмеда он видел свое собственное отражение и опасного противника, способного разрушить все то, что он строил таким огромным трудом. Но как объяснить свою тревогу остальным?

— Ты должен знать, Исхак, — наклонившись ближе, прошептал Халиль. — Что я регулярно пишу донесения в Манису.

Лицо второго визиря выражало крайнее изумление и обеспокоенность.

— Наш падишах поддерживает с вами тайную переписку? Но с какой целью?

— Султан сам просил меня об этом. Он полагается на мое слово и хочет знать обо всем, что происходит во дворце. — Халиль взял со стола исписанный лист бумаги. — И я с готовностью предоставляю ему нужные сведения.

Исхак принял документ из рук визиря.

— А если об этом узнает Мехмед? — спросил он, внимательно прочитав донесение.

— Моя голова наверняка слетит с плеч, — как можно спокойнее произнес визирь. — Но до этого, уверен, не дойдет. Я не настолько глуп, чтобы рисковать своей жизнью. Кроме того, о моих делах не знает никто… кроме тебя.

Глаза визиря сверкнули во тьме и по телу Исхака вновь пробежала дрожь. Все знали, как высоко Халиль ценит преданность и как жестоко он наказывает тех, кто не оправдывает его доверия.

— А как же курьер? — поспешил уточнить Исхак.

— Курьер беззаветно предан мне, но даже он не знает ни содержания моих писем, ни то, кому они адресованы. На полпути его встречает один из людей Мурада, который и передает послание своему хозяину лично в руки.

Исхак понимающе кивнул.

— Если вы рассказали мне об этом, значит, вам нужна моя помощь. Не так ли?

— Ты прав.

Халиль устроился поудобнее, и, подобрав под себя несколько подушек, произнес:

— Мы оба знаем, что наш молодой султан грезит завоеваниями. И первой его целью является Константинополь. Он давно уже угрожает мне отставкой в случае, если я не выделю достаточно средств на этот поход, но, чтобы совершить задуманное, деньги далеко на главное.

Визирь поднял указательный палец, привлекая внимание собеседника.

— Главное — преданность армии, — проговорил Халиль. — Султан Мурад заслужил уважение солдат, а что ты можешь сказать о его вздорном сыне?

Исхак быстро уловил замысел визиря.

— В войсках его не любят, — ответил он.

— И это то, что мы должны использовать, — почти шепотом произнес Халиль и на губах его заиграла недобрая улыбка. — Я знаю, что сейчас Шехабеддин, пытается склонить янычар на сторону нового владыки. Мы должны опередить его и сделать так, чтобы Мехмед совершил очередную ошибку. И когда это произойдет…

Халиль вновь покрутил в руках готовое к отправке донесение.

— Его отец непременно узнает об этом.

Примечания

7

Азраил — ангел смерти в исламе, который забирает души умерших.

8

Санджаки и вилайеты — административно-территориальные единицы Османской империи.

9

Цит. Петроний.