Адмирал Империи – 6

Дмитрий Николаевич Коровников, 2022

Пограничные звёздные системы Российской Империи атакованы ударными флотами Американской Сенатской Республики. Мы начинаем наши «Хроники» с описания одного из самых кровопролитных и беспощадных столкновений начала 23 века. В мировой историографии этот конфликт назван – «Второй Александрийской войной». В наши учебники истории его первый этап вошёл под названием: «Отечественная война 2215 года»…

Глава 1

Звон нимидийской стали в тишине отсека бился о стены и возвращался обратно, превращаясь в объемное резонирующее эхо. Сабельные клинки, сверкая ультрамариновыми плазменными кромками, скрещивались друг с другом в яростном смертельном танце и издавали при соприкосновении характерный звук, будто от электрического напряжения.

Быстрота выпадов сражающихся поражала воображение — глаза не успевали отследить, куда будет направлен следующий удар, и как было возможно успеть отразить предыдущий. Все очень просто, поединщики были облачены в скафандры со встроенными внутрь эндоскелетами. Такая конструкция позволяла владельцу боевых лат быть намного быстрей, выносливей и сильней, чем он был на самом деле.

В данных обстоятельствах такая особенность скафандров казалась более чем актуальна, потому как в поединке чести сошлись два уже немолодых, убеленных сединами адмирала: Кондратий Белов и Дамир Хиляев. Если бы эти двое сражались без боевого снаряжения, картина боя смотрелась куда менее яркой и завораживающей. Но сейчас на танец стали можно было смотреть часами, наслаждаясь скоростью и гибкостью бойцов.

Адмиралы решили не откладывать дуэль в долгий ящик, слетевшись на офицерских шаттлах на один из кораблей флота, сразу после рокового совещания у командующего Самсонова. Местом «встречи» Белов и Хиляев выбрали флагман 3-ей «линейной» дивизии — тяжелый крейсер «Аврора», так сказать абсолютно нейтральную территорию. Вице-адмирал Козицын был одновременно хозяином и секундантом одного из поединщиков. Василию Ивановичу пришлось им стать не по своему желанию, а вследствие безвыходной ситуации.

Не был он другом, ни одному, ни второму, просто кроме Козицына и еще одного дивизионного адмирала — Вячеслава Козлова секундантов у Белова и Хиляева не оказалось. Командующий Самсонов под страхом смерти запретил кому-либо содействовать проведению дуэли, да и сами комдивы не желали подставлять своих подчиненных под трибунал. Ладно, старички, с иконостасами боевых орденов в полную грудь и регалиями за бесконечные военные кампании, другое дело офицер среднего или младшего состава, который не сможет и не захочет отказать своему командиру, а после поединка лишится звания, карьеры, а может и свободы…

Нет уж, адмиралы сами разберутся между собой, благо кроме двух свидетелей поединка и укромного уголка для встречи, ничего не было нужно. Местом выбрали флагман Василия Ивановича, он же стал секундантом Белова, а приглашенный четвертым вице-адмирал Козлов — секундантом Хиляева.

На тяжелом крейсере, в отличие от того же авианосца или линкора, из отсеков где можно было так сказать развернуться оказались лишь: командный, столовая да тренажерный зал. Именно в последний прошли четверо адмиралов, удивляя своим появлением и хмурыми лицами редких моряков из экипажа, встречающихся им по пути.

Никто не понимал, почему сразу четыре дивизионных адмирала собрались на «Авроре», а если и собрались, то почему идут в спортмодуль, а не в аудиенц-зал, либо в рубку. Фитнес-тренировка отпадала сама собой — по крайней мере трое из четырех последний раз на занимались на тренажерах еще в курсантские годы. Единственный из них — Кондратий Белов имел дан по кэндо — искусству владения холодным оружием, но это тоже было давно, считай в прошлой жизни, если учесть, что самому младшему из собравшихся стукнул полтинник.

Тем более было странно видеть взрослых, суровых, прошедших не один десяток сражений воинов, двое из которых готовы были сейчас растерзать друг друга, а двое других ничуть не препятствовали этому, а наоборот принимали в дуэли непосредственное участие. Все очень просто, все четверо являлись военными со своими понятиями о чести, культивировавшимися в офицерской среде космофлота Империи больше, чем где бы то ни было.

Именно среди космоморяков по данным статистики, а она и здесь присутствовала, за последнее столетие было зафиксировано подавляющее большинство поединков чести. Такого, например, наблюдалось в тех же войсках планетарной обороны, хотя назвать несущими службу на планетах солдат и офицеров менее храбрыми язык не повернется. Тем не менее, именно на боевых кораблях служило больше всего бретеров и забияк. Видимо изначально в космофлот шли самые отчаянные и безбашенные…

Надо пояснить, что в среде флотских офицеров, начиная с двадцать второго века, дуэль считалась нормой, а не чем-то исключительным. Космоморяки бились на саблях, штурмовых палашах, реже стрелялись, но делали это с завидной регулярностью. Единственно, в большинстве случаев до убийства в поединке доходило редко, как правило, при ранении одного из поединщиков, дуэль сразу прекращалась, а индивидуальные медаптечки моментально принимались «латать» несчастного… Так происходило если дуэль была так называемая «до первой крови», если же заранее оговаривался поединок чести — вот здесь уже было над чем задуматься.

Поединком чести называлась схватка, где один из участников должен был умереть. Как правило, такой вызов поступал за кровные, смертельные обиды, что и произошло при последнем военном совещании у командующего Самсонова. Почему и всполошились все присутствующие на селекторе адмиралы? Именно из-за того, что Дамир Хиляев вызвал Белова на тот самый «поединок чести».

Пес бы с ними, с этими старыми дураками, — так думал Иван Федорович, — если бы просто подрались или сделали вид, что сражаются, нанеся друг другу пару-тройку незначительных порезов. Но поединок чести такого исхода не предполагал. Поэтому главком строжайше запретил дуэль, прежде всего не желая лишаться одного из своих комдивов, тем более в такое непростое для флота время…

Однако как мы видим, Самсонов оказался бессилен, когда речь шла о таком принципиальном вызове. Никто не ожидал от Хиляева ничего подобного. У Дамира Ринатовича никогда до этого не было даже намека на конфликт с Беловым, перепалки на военных советах не в счет, этим делом грешили все. Тем не менее, командующий 15-ой «линейной» дивизии, потерявший существенное количество кораблей в последнем сражении, в том числе как он считал по вине Белова, вызвал последнего, посчитав предательством тот факт что 2-ая «ударная» не пришла на подмогу. Хотя Кондратий Витальевич видел на сканерах, как погибают вымпелы Хиляева, и слышал его призывы о помощи в эфире…

У каждого здесь была своя правда, Хиляев открыто высказался о своих претензиях, Белов попытался парировать их разумными доводами. Возможно, если бы Дамир Ринатович не потерял в том бою огромное число своих моряков, а наблюдал за ситуацией со стороны, он вполне мог бы принять доводы командира 2-ой «ударной» и даже поддержать их. Но эмоции взяли верх, а слова, единожды вылетевшие из уст, если они касались вышеупомянутого поединка чести, уже нельзя было забрать обратно…

Да и никто и не собирался отказываться, и один, и второй были настолько категоричны, что всякие надежды помирить адмиралов оказались делом напрасным. Думаю, не нужно говорить о том, что плевали Хиляев и Белов и на последствия, которыми пугал их командующий Черноморским флотом и которые непременно негативным образом скажутся на всех участниках схватки. Последнюю попытку сделал вице-адмирал Козицын уже на борту «Авроры», заходя в пустой зал и вставая между соперниками.

— Мы все четверо прошли огонь и воду, были верными товарищами друг другу в бесчисленных сражениях, неужели у вас поднимется рука убить того, с кем проливал кровь?! — воскликнул Василий Иванович, поднимая глаза в потолок и, казалось, призывая Господа Бога в свидетели, намечающейся в скором времени трагедии. — Друзья, прошу вас, одумайтесь! Пожмите друг другу руки и обнимитесь как в старые времена… Ни одна обида не стоит жизни никого из вас! Все можно простить и забыть…

— Все что угодно можно забыть, — кивнул Дамир Хиляев, — только вот имена и лица своих моряков, погибших в сражении, не забываются! Даже не спорь, Василий Иванович, я пробовал — стоят перед глазами, как живые…

— Все было на нашем боевом пути, Дамир, — поддержал Козицына, Вячеслав Васильевич Козлов — командующий 9-ой «линейной», — сколько еще будет смертей в этой войне — боюсь представить. Нет причины увеличивать это число на одного адмирала… Разве не терял ты своих ребят в прошлых кампаниях? Что же изменилось сейчас, если ты готов на братоубийсво?!

— В прошлых битвах мои моряки погибали, прикрываемые кораблями товарищей из других дивизий, — холодно ответил Хиляев, испепеляя взглядом своего противника, стоявшего молча напротив и отрешенно о чем-то размышляющего, будто его происходившее абсолютно не касалось. — Сейчас же они погибли именно потому, что один из нас, либо струсил, либо…

Дамир Ринатович не успел договорить, как Белов схватился за эфес и активировал его, нажав на кнопку. «Жидкая» сталь моментально образовала лезвие сабли, по самой кромке которого засветилась полоска плазмы.

— Можете не продолжать обвинения, господин вице-адмирал, — резко ответил Кондратий Витальевич, вставая в позицию и тем самым приглашая соперника к началу поединка. — Обвинения в трусости для меня уже достаточный повод убить вас… Если не желаете прислушаться к доводам разума и понять мои действия в той битве, что ж, это ваши проблемы. Возможно, вы просто глупец. Но после слов о моей трусости простить вас и отменить поединок я не намерен принципиально…

— Еще бы ты его отменил, — невесело усмехнулся Хиляев в свою очередь, активируя оружие, — не ты бросал вызов, не тебе отменять…

— Господа, прошу вас! — Козицын чуть ли не плакал, так жаль ему было терять одного из них, а вполне возможно, что и обоих, — как пройдет поединок не было известно никому.

— Оставь причитания, Василий Иванович, — отмахнулся Хиляев, — пустое… Лучше делай, что должен…

Козицын вздохнул и опустил голову, продолжая стоять между двумя соперниками посреди отсека.

— Намерены ли вы отказаться от дуэли и пожать друг другу руки? — задал вопрос Василий Иванович монотонным голосом, произнося фразу как того требовал кодекс дуэли.

— Нет…

— Нет…

— Хотите ли сказать что-либо друг другу перед поединком?

— Нет…

— Нет… Все сказано…

— Тогда, по праву секунданта я объявляют поединок чести, — произнес адмирал Козицын. — Согласно правилам в живых остаться должен только одни из вас. Если соперник ранен и не может продолжать сражаться, вы обязаны нанести смертельный удар, иначе покроете себя позором, и сатисфакции не будет… Правила понятны? Что ж, тогда сходитесь, господа…

Козицын дал отмашку рукой и тут же сделал два шага назад. И вовремя, потому как Хиляев и Белов просто как дикие звери бросились друг на друга, готовые растерзать противника, будто перед тобой был сейчас не твой боевой товарищ, а кровный враг. Прямо перед носом пораженного Козицына два клинка скрестились с глухим звоном…

Боевые «ратники 400» — бронескафандры последней модификации всеми силами способствовали такой живости поединщиков, системой пневмо-приводов эндоскелета кратно увеличивая скорость реакции и силу их владельцев. Жалкое и недолгое бы зрелище нас ожидало, не будь на Белове и Хиляеве подобных доспехов. А сейчас будто два эпических фэнтезийных воина-героя сражались между собой…

Броня и сталь скрежетали, касаясь друг друга, клинки синим холодным светом чертили узоры и летали в воздухе быстрее молнии. Наблюдая такой напор и энергию навряд ли кто-либо мог поверить, что в рукопашной сошлись два уже далеко не молодых человека. Адмиралы делали выпады, контрвыпады, рубили и кололи без устали. Зал наполнился звоном стали и тяжелым дыханием поединщиков. Если бы Василий Иванович Козицын заранее не отключил камеры наблюдения, в отсек уже через минуту вломилось бы контрабордажное подразделение «Авроры», решив что здесь идет настоящий бой.

Бой действительно шел, только не с «янки» а между собой. Дамиру Хиляеву в какой-то момент улыбнулась удача, Белов делая очередной выпад, запнулся об один из обычных легкоатлетических матов, лежащих на полу тренажерного зала — помещение изначально не было предназначено для проведения поединков, а времени и желания подготовить его у собравшихся не оказалось. Кондратий Витальевич оступился и на секунду потерял равновесие.

Эндоскелет в итоге не дал адмиралу упасть, практически моментально выровняв положение корпуса. Но этой самой секундной паузы оказалось достаточно для Хиляева, чтобы тот нанес страшный по силе и практически не отбивающийся удар. Белову каким-то чудом удалось его парировать, но сделал он это крайне неудачно, выставив вперед руку держащую саблю.

Клинок Хиляева прошел плазменным краем лезвия по бронированной перчатке Белова, разрезая пластины той пополам. Кондратий Витальевич успел в последний момент одернуть руку, что не остаться без кисти, но при этом вынужден был разжать ладонь и выпустить оружие.

Сабля адмирала с грохотом упала на пол, а сам Белов еле успел совершить кувырок назад, потому как Дамир Ринатович тут же попытался вторым ударом завершить поединок. Белов откатился к стенке, клинок Хиляева рассек воздух и ушел в пустоту. Добить врага не получилось, но у Кондратия Витальевича теперь не было при себе сабли.

По правилам поединка чести противник мог довершить дело, свободно продолжая атаковать потерявшего оружие. Однако неожиданно Хиляев остановился. Несмотря на всю ненависть к своему сопернику у адмирала хватило достоинства не убивать беззащитного. Крайний нанесенный им удар был сделан скорее по инерции в порыве боя. Теперь же Дамир Ринатович посмотрев на присевшего на одно колено Белова, готового к очередному прыжку, сделал несколько шагов назад, позволяя тому подойти и поднять с пола свою саблю…

У Козицына и Козлова в глазах забрезжила надежда, что такой благородный поступок может стать переломным моментом. Но мечты их тут же развеялись, когда вскочивший на ноги Кондратий Витальевич взяв саблю, с еще большим ожесточением ринулся в рукопашную.

Фехтование у Белова было на порядок выше, чем у его соперника и эта оплошность с падением и потерей оружия больно резануло, прежде всего, по самолюбию адмирала. Перчатка правой руки не была окончательно разрезана и не потеряла своих функций.

Очень хорошо, — подумал Кондратий Витальевич, — значит, через минуту Дамир умрет.

Белов усилил напор и шел теперь на Хиляева, не давая тому ни секунды на передышку, нанося безостановочные удары с разных углов, такие молниеносные, что Дамир Ринатович не мог за ними уследить и начал все больше и больше пятиться назад, пока, наконец, не был окончательно прижат к стенке. Ни о какой контратаке не могло быть и речи, Хиляев только и мог, что отражать все новые и новые выпады. Пот проступил на лбах у одного и другого, силы несмотря на то, что основную работу делали за них «ратники», все-таки покидали адмиралов, но ни один не желал отступать. Дуэль должна быть завершена здесь и сейчас.

Вот Хиляев не успел среагировать на очередной выпад и уже теперь в свою очередь потерял саблю, выбитую ударом по руке эфесом. Белов выдохнул и холодно усмехнувшись, отошел в сторону. Наконец и его душа была спокойна, адмирал ответил взаимным жестом, позволяя сопернику поднять оружие. Хиляев схватил саблю, но от стены не отошел, опасаясь очередной атаки Белова.

И Кондратий Витальевич уверенно ее начал, зная, что второго шанса оскорбившему его адмиралу он не даст. Теперь уже все понимали, чем закончится дуэль, и кто в ней окажется победителем. Однако Дамир Ринатович не собирался просто так сдаваться, он видел, что проигрывает в фехтовании на клинках, а это значит, что действовать надо было по-другому…

Хиляев уловил момент, когда противник на полшага оказался ближе чем обычно, и резко сократив дистанцию, перехватил своей рукой правую руку Белова. Оба адмирала начали бороться меж собой, пытаясь силой собственных скафандров повалить другого на пол. Однако поединщикам не повезло, «ратники» то были одной модели, поэтому характеристики имели одинаковые. Это люди могли отличаться по уровню физической подготовки, а эндоскелетам и их приводам этого не докажешь…

Грудные пластины скафандров скрежетали друг о дружку, заглушая скрежет зубов…

— Остановитесь, господа, немедленно! — неожиданно со стороны дверей прозвучал тонкий женский голосок. — Я приказываю… Я умоляю!