Адмирал Империи – 1

Дмитрий Николаевич Коровников, 2021

Пограничные звёздные системы Российской Империи атакованы ударными флотами Американской Сенатской Республики. Мы начинаем наши «Хроники» с описания одного из самых кровопролитных и беспощадных столкновений начала 23 века. В мировой историографии этот конфликт назван – «Второй Александрийской войной». В наши учебники истории его первый этап вошёл под названием: «Отечественная война 2215 года»…

Глава 5

— Мостик вызывает командира, — из моего переговорного устройства донёсся ровный безэмоциональный голос.

— На связи. Что случилось, Алекса? — я оторвал взгляд от трёхмерного чертежа.

— Александр Иванович, поступил сигнал бедствия от гражданского судна. Находится в 0.24 астроединицах от нас.

— Код?

— Код 2-13 — вооружённое нападение.

— Понял, сейчас буду.

Я отключил связь и посмотрел на профессора Гинце.

— Густав Адольфович, видите, снова нам не дают договорить, хотя в этих беседах я всё равно не понимаю и четверти тех терминов, которыми вы меня пичкаете.

Мы стояли вдвоём в каюте-лаборатории, склонившись над вращающейся светящейся проекцией моего корабля. Сообщение Алексы как раз прервало доклад профессора об очередном апгрейде крейсера «Одинокий». Я как-то попытался подсчитать количество разного рода усовершенствований, предложенных и введённых господином Гинце за время его нахождения на «Одиноком», но сбился уже на второй сотне. Профессор был поистине генератором идей от безумных и бесполезных до гениальных, нередко спасавших, и мою жизнь, и жизни людей моего экипажа.

Густав Адольфович обладал высоким ростом, худощавый со смешной, похожей на одуванчик, седой кудрявой шевелюрой. На вид ему было лет шестьдесят, но точный возраст я не знал, как и не знал практически никаких других фактов из его биографии. О своём прошлом сам Гинце вообще мало что помнил — некая трагедия произошла с этим человеком когда-то давно, стерев из его светлой головы практически все личные воспоминания. Профессор на уровне квантового компьютера воспроизводил бесчисленное количество формул и уравнений, но не мог назвать, ни своего настоящего имени, ни имён своих близких…

Я вытащил Гинце с одного из нижних уровней «Порта-Ройял» — огромного космического города-полиса, прибежища разного рода авантюристов и пройдох со всех уголков освоенной части пространства. Пять лет назад я со своими друзьями посетил это место в качестве одного из таких искателей приключений. В дешёвом притоне с таким же на вкус пойлом и всегда доступными официантками я и встретил профессора. Его так называемым «хозяином» был местный громила по прозвищу Витя Носач, который зарабатывал на несчастном старике деньги. На спор или просто ради развлечения посетителей Носач заставлял беднягу умножать или делить огромные числительные в разной последовательности, либо повторять наизусть только что прочитанный текст. Всё это старик делал безошибочно, за что получал в награду порцию похлёбки и кусок хлеба.

Мне стало ужасно жаль пожилого человека из-за того, как с ним обращались в этом заведении. Было видно, что старик потерян и вообще не от мира сего. Он лишь постоянно улыбался, принимая издевательский смех окружающих за проявление доброты.

Сука, как я ненавижу тех, кто, пользуясь физической силой и наглостью, унижают беззащитных, причём получают от этого удовольствие. В эту минуту я готов разорвать таких садистов на части, ибо уже не считаю их людьми. Так я поступил и в этот раз. Жизнь у Вити Носача отнимать не стал, но здоровье его и его пьяных дружков понизил практически до нуля. Не знаю, может ли Носач сейчас также нахально улыбаться, как делал это раньше, ведь от его лицевых костей мало что тогда осталось.

Взяв старика за руку, я вывел его из разгромленного притона и отвёл к себе на корабль (Тогда в Порт-Ройал я прибыл не на «Одиноком»). Из вещей у того с собой были лишь: засаленный идентификационный паспорт на имя Густава Адольфовича Гинце (явно поддельный), и треснутая поликарточка с несколькими фотографиями, на которых была изображена какая-то молодая девушка в разные годы своей жизни.

Старик не мог вспомнить, ни с какой он планеты родом, ни сколько ему лет, ни кто изображён на этих фотографиях, лишь только целовал старые снимки и прижимал их к сердцу. Я сделал вывод, что девушка на карточках, скорее всего, была его дочерью, но кто она и где, мне до сих пор так и не удалось узнать. Что ж, это ещё одна задача, которую я рано или поздно должен решить…

Мой новый знакомый охотно откликался на имя Густав Адольфович со своего паспорта, да к тому же ещё при разговоре забавно коверкал слова на криптонемецкий манер, поэтому я не стал долго думать и продолжил обращаться к нему именно, как к господину Гинце.

Уже позже стало понятно, что это не просто несчастный бродяга, умеющий складывать цифры — он в прошлом большой учёный, причём явно высочайшего уровня интеллекта. Старик не помнил или не хотел помнить ничего о себе, а вот об остальном окружающем мире, казалось, знал всё. Для Густава Адольфовича не существовало непонятных вещей, ни в ядерной физике, ни в простой механике. Если он чего-то и не понимал, то просто включал логику и быстро находил единственное правильное решение. За такое умение я его сразу окрестил «профессором», хотя и не знал, есть ли у этого человека настоящие научные должности. Наверняка, есть. Тем не менее, данное прозвище закрепилось за Гинце, и теперь вся команда «Одинокого» его называла только так и никак иначе.

Когда после всех приключений в «Порт-Ройяле», да и не только там, я, наконец, оказался на борту своего любимого «Одинокого», то без долгих раздумий позвал старика с собой. Он очень обрадовался и тут же согласился, так как очень привязался ко мне. Да и идти ему было, кроме моего корабля, если честно было некуда. На крейсере же Гинце обрёл новый дом, товарищей, которые его уважали, ну и конечно, пусть и ограниченную, но всё же возможность заниматься своим любимым делом — изобретать…

— Ничего-ничего, — ответил Густав Адольфович, широко улыбаясь. (Ничто в мире не могло поколебать позитивный настрой этого человека). — То небольшое нововведение, которое я хотел бы обсудить с вами, не требует визуальной картинки и долгих объяснений. Если не возражаете, Александр Иванович, то я, по пути вашего следования на мостик, изложу свои мысли на данную тему.

— Зная вас, не уверен, что этого времени хватит даже на вступительную речь, — хмыкнул я и вздохнул. — Поэтому прошу, давайте в двух словах…

Я вышел из каюты профессора, оказавшись в центральном коридоре верхней палубы, и быстрым шагом пошёл по направлению к рубке. Капитанский мостик находился в самом конце этого коридора, и мне было нужно потратить около четырех минут, чтобы попасть туда. Густав Адольфович старался от меня не отставать.

— Э-э, в двух словах? — переспросил он, пытаясь исполнить мою просьбу. — Попробую… Два слова — энергетическое дробление…

— Звучит как новый способ добычи полезных ископаемых, — пошутил я, кивая на приветствия идущих мне навстречу членов экипажа. — Точность формулировок когда-нибудь погубит вас. Не воспринимайте всё буквально, фраза «в двух словах» означает — расскажите мне вкратце. Ну и конечно, желательно, чтобы я вообще понял, о чём идёт речь…

— Вкратце? — снова переспросил Густав Адольфович, непривычный к подобной терминологии.

— Чтобы вам стало легче, — вздохнул я, — поведайте о вашей идее, например, пятнадцатью словами.

— О, гут, понятно, — сразу оживился тот, загибая пальцы. — Я хочу изменить конфигурацию электронного поля нашего корабля при помощи перераспределения мощности энергетических щитов… Вот.

— Так, уже лучше, — кивнул я с деловым видом, как будто действительно был в теме, — но вопросы остаются и главный из них: Зачем нам это нужно?

— Вы до сих пор ничего не поняли?! — искренне изумился профессор.

— Ну, извините…

— Распознавание любого корабля сканерами происходит не по конфигурации и особым отличиям его корпуса, а по окутывающему данный корпус — электронному полю. Именно характеристики поля указывают на индивидуальные особенности любого искусственного объекта в космосе для его определения и классификации…

— Мне известно, по каким характеристикам корабль идентифицируется, — буркнул я, — не держите меня за совсем уж бестолкового.

— Гут, Александр Иванович, тогда вы не могли не слышать о том, что данное поле можно изменить.

— Это пытаются делать контрабандисты и пираты, желая замаскировать свои корабли под гражданские, — кивнул я в ответ. — Военные ведут постоянные исследования в данной области, но насколько я знаю, пока безрезультатно. Современные сканеры легко распознают любое изменение электрополя и вычисляют, кто перед ними находится.

— Гут, корошо. Но что, если эти сканеры обмануть, подставив под их волны не одно электронное поле, а сразу несколько?

— Вы хотите сказать, что можно разделить единое поле корабля на отдельные фрагменты?

— Гут, корошо, — засмеялся профессор, обрадовавшись тому, что я не совсем безнадёжен в данной теме, — на мониторах противник будет видеть вместо нашего крейсера, например, несколько малых объектов.

— Ого, — присвистнул я, — это было бы превосходно, но звучит слишком фантастично. Как разбить электрополе не расколов на части сам корабль?

— Мы сделаем это при помощи наших энергетических щитов, защищающих корабль от плазменных зарядов, — Густав Адольфович остановил меня и, взяв за плечи, стал отчаянно трясти. Он делал так всегда, когда был не в силах сдержать переполняющие его эмоции. — Господин адмирал, я нашёл способ, как перенаправить энергетическое поле щитов с внешнего периметра вовнутрь корабля. Мы разрежем «Одинокий» этой энергией, как батон хлеба, на несколько автономных сегментов…

— Я надеюсь, про батон вы выразились фигурально?

— Конечно, друг мой…

— Сразу вопрос, — я внимательно посмотрел на профессора, — как это повлияет на работу систем крейсера и не опасно ли его излучение для экипажа?

— По моим расчётам системы восстановятся в полном объёме в течение нескольких секунд после окончания воздействия на них данного поля, — уверенно ответил тот. — Что касается влияния на людей, то здесь я не могу дать вам стопроцентной гарантии безопасности их здоровья, слишком велико излучение. Однако отсеки, через которые оно будет проходить, можно временно покинуть, и тогда команда останется в безопасности.

— Что ж, давайте попробуем, — кивнул я, освобождаясь от объятий Гинце и снова продолжая путь. — Слишком часто вы оказывались правы, чтобы не доверять вам и сейчас. Единственное условие — эксперимент вначале нужно провести не на всём корабле, а на его малой части. Найдите отсеки, системы которых не жалко на время потерять в случае неудачи.

— Гут, корошо, — бодро ответил Густав Адольфович и сразу уткнулся в свой планшет, — неудача — это не про нас…

В молчании мы прошли буквально несколько метров по коридору, когда справа от меня открылась дверь лифта и из него прямо-таки вылетела майор Белло.

Наэма Белло являлась командиром палубной эскадрильи МиГов на моём крейсере. Она перевелась на «Одинокий» три года тому назад, сразу после окончания лётного училища. И за это время девушка из рядового пилота превратилась в одного из самых опытных асов и командиров «малых групп» истребителей. За каждый год службы Белло получала внеочередное звание, а грудь её украшала планка орденов, которым позавидовал бы любой ветеран.

Я хорошо помню тот день, когда впервые увидел её. Наш Черноморский флот в это время как раз ускоренно готовился к началу военной кампании против османов. «Одинокий» был усилен дополнительной четвёркой истребителей МиГ-2, а пилотами к ним прислали необстрелянных юнцов-лейтенантов, только что выпустившихся из стен училища на «Новой Москве». Была среди них и Наэма, но запомнилась она мне не из-за чёрного цвета кожи и резких красивых черт лица, а из-за пронзительно сурового взгляда в глазах этой юной девушки.

Она смотрела на людей, как затравленный охотниками хищник, готовый в любую секунду напасть, причём неважно на кого и с какими последствиями для себя. Единственным идентификатором «свой-чужой», удерживающим эту чёрную пантеру от прыжка, служила военная форма российских космических моряков и лётчиков.

Позже из личного дела лейтенанта Белло я узнал о трагической судьбе её семьи. О том, что родители Наэмы, как и большинство её родственников, погибли в результате бомбёжек планеты Акра-5 во время 2-ой войны Союзной Лиги.

Это случилось когда Сенат Американской Республики, желая примерно наказать непокорную планету, послал к ней свой печально знаменитый 1-ый «ударный» флот. Восемь дивизий адмирала Коннора Дэвиса в течение двух суток с низких орбит безостановочно превращали мегаполисы Акры в пепел. Разрушение беззащитной планеты должно было стать уроком остальным мирам, которые до этого поддержали Лигу в борьбе с АСР…

Двенадцатилетняя девочка выжила в этом аду, она вытащила из-под развалин родного дома двух своих младших сестёр-близняшек и, вытирая им слёзы, поклялась, что жестоко отомстит тем людям, кто уничтожил её мир и убил её семью. Тогда же малышка решила, что для осуществления своей мести станет военным. Однако флот её родной планеты был уничтожен, а правительство, как и правительства других членов Лиги, признало над собой главенство Сената АСР. Девочка посмотрела на карту Ойкумены в надежде найти то государство, чьи эскадры ещё были способны бросить вызов американскому могуществу. Долго искать не пришлось, она улыбнулась и тут же скачала себе в планшет начальный учебник по русскому языку…

Как только ей исполнилось семнадцать лет, девушка подала документы в Нахимовское училище на «Новой Москве». Конкурс на поступление в престижнейшее заведение Империи составлял — 184 человека на одно место, причём, треть из них, как и Наэма, были гражданами иностранных колоний.

Дело в том, что держав, которые бы имели в своём распоряжении крупные соединения боевых кораблей, на просторах освоенной части Галактики существовало не так много, а тех, кто брал к себе на военную службу иностранцев, и того меньше. Поэтому, молодые люди мечтающие о военной карьере слетались со всех концов космоса, как правило, либо в американские, либо в российские академии. Учебные заведения Тысячезвёздной, Османской и Японской империй были для них закрыты, так как правительства этих государств не позволяли инородцам проходить службу на своих боевых кораблях…

Наэма успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена на первый курс училища, на отделение «Палубной авиации флота». Девушка желала стать именно пилотом истребителя, чтобы, по её словам — «смотреть в лица врагов, когда будет их убивать». Окончив училище с красным дипломом, теперь уже лейтенант Белло получила право сама выбрать корабль, на котором будет служить. Такую привилегию в виде поощрения давали только лучшим выпускникам, остальные курсанты попадали под обычное распределение.

Признаюсь, мне даже немного польстило, когда Наэма из всех достойных, овеянных боевой славой кораблей, выбрала именно «Одинокий». Казалось бы, обычный тяжёлый крейсер с небольшой эскадрильей и неприхотливыми условиями службы, не авианосец или дивизионный флагман, на борту которых пилоты-истребители всегда имели привилегированное положение. Однако лейтенанта Белло комфорт явно интересовал в последнюю очередь. В своём выборе она руководствовалась ответами на вопросы: во скольких сражениях участвовал тот или иной корабль? и насколько эффективно и часто в этих сражениях применялась его палубная авиация? Девушка изначально не думала строить какую-либо карьеру — она шла воевать и получать боевой опыт, поэтому и оказалась у меня в экипаже…

Первый год войны с османами оказался для русских очень тяжёлым. Внезапное нападение врага заставило «черноморцев» отступать по всему сектору, неся существенные потери. «Одинокий», обладая одними из самых лучших боевых характеристик во флоте, практически на постоянной основе находился в арьергарде наших основных сил. Это был период, когда мои космоморяки и лётчики могли не спать по несколько смен, беспрерывно отражая атаки, идущих за нами по следу османских галер.

В одном из таких заградительных боёв погибла вся палубная эскадрилья моего крейсера. Вернее, погибли пятнадцать из шестнадцати машин. На борт вернулся только один МиГ, весь изрешечённый и оплавленный плазмой, непонятно как вообще он смог дотянуть до ангаров «Одинокого». Уже догадались, кто его пилотировал? Да, это был истребитель лейтенанта Белло.

На вопрос, как ей вообще удалось выжить, девушка мрачно ответила, что плазменные пушки не могут убить ту, кто умерла в двенадцать лет. А затем, будто очнувшись, она улыбнулась мне тогда и то ли в шутку, то ли всерьёз сказала, что находится в хороших отношениях с богиней мести, и та обещала беречь её для будущей встречи с американцами.

Несмотря на внешнюю беспечность и браваду Наэмы, я заметил в тот момент, как что-то поменялось в её взгляде. Теперь передо мной стоял не обычный бесстрашный пилот, бросающийся с криком «ура», на всё, что движется, а умудрённый опытом боевой офицер. Да, именно после того страшного и скоротечного боя, в котором погибли все её товарищи, лейтенант кардинально поменяла своё отношение к схваткам в космосе. Наэме стало ясно — чтобы выжить в подобной мясорубке, она должна не просто маневрировать и стрелять быстрей и точней остальных, она просто обязана начать думать и просчитывать свои действия на несколько ходов вперёд. Так рождалась легендарная — командир Белло.

В том бою погибла не только моя эскадрилья, весь наш арьергард понёс серьёзные потери. Мы держали оборону у межзвёздного перехода на «Тавриду», давая возможность остальным оторваться от противника. В итоге, поставленная командованием задача была выполнена, однако заплатили мы за неё очень большую цену — вражеским огнём были уничтожены несколько линкоров и тяжёлых крейсеров Черноморского флота. Их палубные истребители из тех, кто смог уцелеть и составили — новую эскадрилью «Одинокого». Всего таких «бесхозных» МиГов после сражения набралось около сотни, а так как свободных мест на моём крейсере было ограниченное количество, мы получили редкую возможность выбрать из них, лучших. Я говорю — мы, потому что в тот день назначил Наэму Белло — командиром своих палубников.

Более того, я перегруженный другими делами, лишь утверждал список лётчиков, а отбирала их, сама Наэма. Когда же я увидел, кого она в итоге наотбирала, то сначала сильно удивился. Показатели дисциплины у этих пятнадцати «головорезов» стремились к нулю, за многими числились нарушения устава и субординации, однако, технико-боевые характеристики каждого из ребят были на самых высоких уровнях. Я понял, что лейтенант готовила команду именно под себя, таких же бесстрашных и неординарно мыслящих, способных выполнить приказ любой сложности… Я утвердил весь список без изменений…

Позже, данная эскадрилья помимо порядкового номера получит официальное название, занесённое в военный реестр — «Соколы Белло». Кто не знает, боевого никнейма удостаиваются только самые прославленные подразделения нашего флота.

Несмотря на юный возраст, лишь Наэма Белло, обладая железным характером и личным беспримерным мужеством, могла удержать в узде своих «соколов». Только ей они беспрекословно подчинялись и готовы были умереть по первому приказу. И это не просто высокие слова — они действительно готовы были отдать жизнь по одному лишь её слову. Я раньше даже немного ревновал к такой верности и любви подчинённых своему командиру…

— Так что, шеф, мне готовить парней к вылету? — Наэма аж подпрыгивала от желания ввязаться в очередной бой.

— Расслабьтесь майор, — ответил я, продолжая свой путь к капитанскому мостику, — этот сигнал, скорее всего, обычное разбойное нападение на гражданский транспорт. Дюжина джентльменов удачи пытается заработать лёгких денег, но сегодня им этого не удастся сделать. Однако для того чтобы обезвредить данных персонажей не нужна ваша прославленная эскадрилья.

Наэма была явно расстроена моим ответом и с сожалением вздохнула.

— Д-да, но для эт-того нужна х-хорошая штурмовая группа, — с трудом выговорил пехотинец огромного роста, появившийся из капсулы лифта, теперь уже слева от меня.

Это был Кузьма Кузьмич Дорохов — командир космических морских пехотинцев с «Одинокого». Странно было наблюдать, что сорокалетний офицер в звании полковника, некогда служивший в личной охране императорской семьи, тянет лямку взводного на обычном крейсере. Да и не только это, сама внешность Кузьмы Кузьмича была, скажем так, необычной и для большинства людей даже пугающей.

Огромный в два с четвертью метра ростом бородатый великан — выходец с Новгорода-4, где все колонисты были схожих габаритов, он обладал просто нечеловеческой силой и статью. Но не это пугало людей, а уродливая маска из нимидийской брони, закрывающая всю правую часть его лица и остальной головы. Вообще, практически половина тела полковника справа отсутствовала, а рука и нога были заменены на искусственные протезы. Такой вид делал Дорохова похожим на киборга, со скелета которого слезла часть оболочки. Ужасные увечья являлись следствием соприкосновения человека с зарядом плазмы, причём этот заряд был выпущен явно из крупнокалиберного корабельного орудия.

Это случилось с ним в Польскую кампанию 2210 года, во время так называемого «Стояния на Висле» — сражения между нашим Балтийским Императорским флотом, усиленным гвардией, и польскими «хоругвями» адмирала Вишневского, на стороне которого выступила коалиция из европейцев и американцев.

Дорохов в том бою находился на борту гвардейского линкора «Паллада», в составе одной из штурмовых абордажных команд. Во время артиллерийской дуэли между кораблями, один из зарядов, выпущенный с польского крейсера, пробил обшивку «Паллады», выжигая плазмой всё живое внутри отсеков. Наш герой оказался прямо на пути этого заряда и в одно мгновение оплавился, как свеча.

Все кто его видел тогда, уверенно говорили, что полковник не выживет, слишком серьёзными были его ранения, но Дорохов оказался настолько упрям, что просто не желал умирать. Военные медики совершили подвиг, вытащив морпеха с того света и вновь поставив на ноги, пусть и не обе собственные. Физически Кузьма Кузьмич восстановился нереально быстро, более того, его новое протезированное тело стало намного сильней и функциональней прежнего, но вот что касается умственной деятельности, здесь всё было не так радужно. Плазма от выстрела задела его голову по касательной и повредила некоторые отделы мозга. Из-за этого у полковника возникали приступы неосознанной ярости, а так же частично была нарушена речь.

С такими последствиями ранения не могло быть и речи о продолжении службы. Поэтому, после длительной реабилитации Дорохов был комиссован по инвалидности с сохранением офицерского и ветеранского жалований. Он перелетел со своей семьёй в систему «Новый Кавказ» где кое-как смог устроиться работать охранником в маленькую транспортную компанию — никто не хотел брать к себе в штат инвалида войны с половиной мозга, который к тому же впадал в приступы неконтролируемого безумия.

От такой безысходности наш полковник всё чаще стал прикладываться к бутылке и подумывать, а не покинуть ли ему этот проклятый мир, вышибив из табельного пистолета остатки своих мозгов. Единственными людьми, из-за которых он этого не делал, были его любимые жена и маленькая дочка. Он обожал своих девочек всем сердцем и, конечно же, не мог причинить им такую боль, поэтому и держался.

Однако несчастия для Кузьмы Дорохова не закончились ранением и увольнением из флота. Война с Османской Империей, которая началась вскоре, снова перевернула всю его жизнь. Когда в «Новый Кавказ» вторгся вражеский флот «Северных Сил» османов, наша немногочисленная эскадра, находившаяся там, не смогла остановить противника и планеты системы были им оккупированы.

Воины султана Селима никогда не имели привычки ценить жизни «неверных» и поэтому легко расстреливали русские поселения и гражданские транспорты, попадавшиеся им на пути. Под такой обстрел попал караван из кораблей забитых беженцами, в котором находились жена и дочь Кузьмы Дорохова. Он успел отправить их в соседнюю систему, а сам остался на планете, возглавив один из отрядов самообороны. Не зная о гибели семьи, полковник продолжал сражаться с захватчиками в составе партизанского отряда, собранного из местных колонистов. Когда же, наконец, Черноморский флот адмирала Самсонова очистил систему от османских кораблей и Дорохов узнал, что его любимых нет в живых, горю этого несчастного не было предела. Однако сейчас он не собирался накладывать на себя руки, потому что горел желанием отомстить. Но как это сделать, если ты выброшенный со службы калека? Все добровольческие отряды «Нового Кавказа» были расформированы за ненадобностью.

Командиры, к которым обращался полковник, отказывали ему, хлопая по плечу и выражая сочувствие, но не желая брать в свои подразделения и на свои корабли, инвалида. Все, кроме меня…

Я сильно рисковал, зачисляя Кузьму Кузьмича в экипаж. Хотя, когда я не рисковал в своей жизни? Абордажная команда «Одинокого» как раз нуждалась в опытном командире — прежний взводный не устраивал меня своей показной бравадой, такие, как правило, неизменно гробили и себя и своих людей в первой же рукопашной…

Вроде бы очень странный выбор в пользу человека с проблемами в голове и личной трагедией, однако, я увидел во взгляде Дорохова такое сильное желание драться, что не смог ему отказать. И не прогадал, за все эти годы полковник ни разу не подвёл меня, ни разу не сорвался с катушек на кого-либо из своих подчинённых и ни разу я от него не слышал слов: не могу, устал, это не возможно, это невыполнимо.

Через своё давнее знакомство с начальником медицинской службы флота (да-да, в двадцать третьем веке в России ничего не изменилось и всё также продолжает решаться по знакомству), я выбил разрешение на допуск Дорохова к прохождению воинской службы. Потери личного состава флота в продолжающейся войне оказались очень большими и медкомиссии были не столь придирчивы к здоровью добровольцев, желающих воевать.

Кузьма Кузьмич был искренне благодарен мне за то, что я стал единственным поверившим в него, и поэтому не упускал случая поблагодарить меня. По сути, только эти его бесконечные благодарности да ещё небольшие проблемы с речью, оставались последними проявлениями былого ранения полковника. Во всём остальном Дорохов оказался лучшим командиром космической морской пехоты, которых я когда-либо знал…

— Расслабьтесь ребята, это всего лишь разбойники, — улыбнулся я, глядя на воинственный настрой обоих моих спутников. — Потерпите, настоящая война уже стоит у порога, вот там-то вам будет, где разгуляться.

— Жду не дож-ждусь, — хмуро протянул Кузьма Кузьмич.

— Ваши слова, шеф, да Богу в уши, — сказала Наэма, недоверчиво покосившись на меня. — Только что-то наши американские друзья, как у вас говорится — не мычат, не телятся.

— Ты делаешь большие успехи в русском языке, Наэма, — рассмеялся я. — Что же касается американцев, то обещаю, ты встретишься с их истребителями гораздо раньше, чем думаешь…

— Аминь, — коротко отреагировала майор Белло.

Я приложил свой браслет к сканеру, отворяя двери в капитанскую рубку.

Когда мы вошли, в центре её уже светилась огромная трёхмерная карта размерами в добрую треть всего отсека. Стандартные тактические карты на кораблях российского флота были гораздо меньших размеров. Я же специально сделал проекцию такой большой, чтобы лучше оценивать обстановку, прежде всего, во время крупных сражений. Видя в мельчайших деталях происходящее на карте, мне легче было сориентироваться, либо заметить какую-то мелкую деталь, на которую я бы не обратил внимания на маленьком изображении. Да и просто это смотрелось куда красивей и эффектней.

На фоне красочной проекции с мигающими разноцветными объектами стояла одинокая фигура молодой девушки. Она обернулась на звук открывшихся дверей и приветливо мне улыбнулась. Это была Алекса — робот-андроид и по совместительству мой старший помощник на корабле.

Многие мои коллеги военные, да что там многие — все, кто знал, что старпомом у меня служит андроид, вертели пальцем у виска. А сколько было доносов от так называемых «доброжелателей» в Штаб флота с требованием разобраться с подобным вопиющим нарушением устава. Ведь в его пунктах прямым текстом сказано, что «роботы не могут занимать высокие должности на боевых кораблях». Согласен, это так, но для меня Алекса далеко не обычный робот. Она способна неординарно мыслить, учиться и принимать правильные решения в критической ситуации. У неё отсутствуют физическая усталость и негативные эмоции, она на порядок лучше большинства обученных офицеров флота справляется со своими обязанностями.

Поэтому, плевать я хотел на такой устав, если он глупыми правилами сковывает мои возможности. Я уже говорил о том, что имею кое-какие связи «наверху»? Не говорил? Короче — имею. Так вот они-то меня и оберегают от всякого рода кляузников. В общем, ложатся «под сукно» все их жалобы по поводу Алексы, и та спокойно продолжает служить на «Одиноком». Официально по документам у меня вообще нет должности старшего помощника на корабле…

— Господин контр-адмирал, корабли сблизились, — Алекса обратилась ко мне. — Вероятно, происходит захват одного судна, другим…

Я мельком взглянул на карту, сейчас она мне была без надобности. На ней в непосредственной близи тускло светились два объекта. Один из них чётко идентифицировался как гражданское судно очень больших габаритов, второй, гораздо меньший по размеру, без опознавательных знаков, что сразу выдавало в нём — разбойничий корабль.

— А почему вы, дамы и господа, здесь собрались, как будто нас ждёт решительное сражение с Коннором Дэвисом? — я вопросительно посмотрел на офицеров, окруживших меня.

Они переглянулись между собой.

— Засид-делись, что-то без д-дела, — ответил за всех Кузьма Кузьмич и неловко попытался улыбнуться.

Я с теплотой посмотрел на моих товарищей.

Да, наверное, необычно мы смотримся сейчас как этакая команда отверженных. Все какие-то, можно сказать, нестандартные, да и служим на корабле под названием «Одинокий». «Одиноким» когда-то назывался эсминец, которым командовал мой отец. Он погиб вместе со своим кораблём, а я сумел добиться высочайшего разрешения получить это название для моего крейсера. Но то другая история…

Что ж, все кто стоял сейчас рядом, действительно были необычными людьми, но главное для меня то, что они — профессионалы высочайшего класса, и во многом мои достижения и победы, это их заслуга. И так, первая — лучший ас-истребитель Черноморского космического флота, второй — бесстрашный морской пехотинец, третий — гениальный изобретатель, четвёртая — сплав металла и интеллекта. А командиром всего этого странного отряда «мстителей» являюсь я — контр-адмирал Александр Васильков.

Специально не узнавал, но, кажется, я был самым молодым по возрасту, (мне сейчас тридцать три) получившим это звание. Однако, что я знал точно, так это то, что у вашего покорного слуги единственного из действующих адмиралов не было собственного подразделения. Адмирал без флота — так меня и называли…

Иерархия флотских должностей и званий, где определяющими факторами являлись близость ко двору и связи в высшем свете, не терпела выскочек, подобных мне. Каждая система должна быть стабильна, а я изначально был против стабильности. Тем более против такой, где звёзды на погонах и ордена на груди появлялись не за реальные заслуги, а по знакомству и по выслуге лет. Считаю это опасной и губительной традицией для любого флота. В частности для нашего, которому по воле судьбы непрерывно приходится вести боевые действия в тех или иных частях Ойкумены. Я утверждаю, что огромное количество из сегодняшних адмиралов и каперангов, не соответствуют своим званиям и должностям и это ещё аукнется в предстоящей войне.

Система не терпела меня, а я платил ей взаимной неприязнью. Ничего не мог с собой поделать, когда видел очередную откормленную штабную рожу и за любую грубость и хамство прикладывался к ней кулаком. Из-за подобной несдержанности я нажил себе много врагов, однако никогда не придавал им большого значения…

Как говорит мой крёстный — адмирал Дессе: «Ты, Сашка — продукт опасного генетического эксперимента. Благодаря родителям, внутри тебя живут два абсолютно несовместимых по характеру человека, которые в нормальной жизни давно бы поубивали друг друга…»

Крестный говорил, что от мамы мне достались рассудительность и аналитический ум, а от отца — взрывной характер и быстрое принятие решений в критических ситуациях. Всё что мне было нужно, это научиться правильно пользоваться данными качествами. Адмирал Дессе именно рассказывал, потому как я на самом деле никогда не видел своих родителей — оба они погибли в бою, когда мне было всего три месяца от роду. Да, такое тоже бывает, если так случилось, что твои папа и мама — офицеры императорского флота.

Оба они служили капитанами эсминцев и погибли ровно тридцать три года тому назад, в первый день Александрийской войны, приняв неравный бой с эскадрой АСР. Разве были тогда шансы у двух маленьких кораблей, остановить целую дивизию врага, но они сумели это сделать и собственными жизнями спасли нашу гражданскую исследовательскую экспедицию…

Я знал о своих родителях по рассказам деда и по старым кадрам видеоархива, который пересматривал в детстве бесчисленное количество раз. Помню, как после каждого сеанса прислонял ладонь к экрану и плакал, видя лица моих мамы и папы, которые смеялись и дурачились когда держали меня совсем крохотного на своих руках. Столько любви и нежности было в их глазах, что я сам завидовал им тогдашним, ведь они искренне верили в наше общее будущее и не представляли, что их ждёт уже совсем скоро. Знаю, что они любили меня больше всего на свете, и как же тяжело им было расставаться со мной, когда пришло время исполнить свой воинский долг. Пока жив, я буду всегда помнить вас такими молодыми, красивыми и отважными и обещаю так же достойно носить форму, которую носили вы. Когда-нибудь мы встретимся, там на небесах, и клянусь, что вам не будет стыдно за своего сына.

Возможно, именно данная клятва заставляла меня всё время стремиться к тому, чтобы быть первым и лучшим во всём чем бы я не занимался. Сколько себя помню, я постоянно бросал вызов самому себе, окружающим людям, обстоятельствам, будто старался сказать своим родителям — «вот, смотрите на меня, гордитесь мной».

Ха-ха, боевой адмирал, который прошёл огонь и воду, тоскует по людям, которых он даже никогда не видел?! Да, это так… В своих мечтах и снах я до сих пор разговариваю с ними, чувствуя крепкие объятия отца и нежные руки мамы…

Однако, не много ли сантиментов, пора приниматься за работу…