Беседы в предбаннике. Сборник рассказов незабытых душ

Дмитрий Николаевич Ковалев

Двое ученых из маленького городка Чугуева, что недалеко от Харькова, изобрели уникальное средство, позволяющее связываться с так называемыми душами человека. Дмитрий и его друг Денис приглашены на презентацию данного изобретения, во время которой ученые и гости прослушали ряд невероятных историй из первых уст покойников.

Локомотив №148Н

После окончания железнодорожного института, устроился по профессии, машинистом грузового локомотива. Сначала конечно стал помощником машиниста. Робота интересная не сложная, но ответственности много.

Локомотив это очень сложный механизм, созданный гениями инженерной мысли. И требует этот механизм, особого внимания и соответственно уважения к себе. Можно даже предположить, что каждый локомотив, это особая личность или как то так. В общем, каждая машина, имеет свой характер, можно сказать, душу, что ли.

Но это, как по мне, сущий бред. Локомотив, это в первую очередь машина, набор сложных механизмов выполняющих функции, для которых они созданы. Вместе, эти функции создают невероятную мощь, способную тянуть огромные тоннажи грузов. Может, кто то и верит, что эти махины имеют душу. Но я не из этих людей, по крайней мере, оставался таким.

I

После очередного рейса, я со старшим машинистом вошел в столовую. Идя туда было у нас отличное настроение. Рейс тяжелый и выматывающий, был позади, а в впереди меня ждала теплая уютная постель в общаге, и долгожданный отдых.

Но войдя в столовую, все изменилось, в огромном как показалось зале, в центре сидело только три человека. Они опустили головы и просто молчали, в столовой стояла тишина. Да такая тишина, что я даже мог слышать, как дышат мужики, сидящие за столом, на котором стояла бутылка водки и шесть стаканов. Три на половину полные, четвертый полный и с кусочком хлеба сверху, и два пустых.

Все приятные и добрые мысли, улетучились, как и не бывало. Мы с Николаевичем обменялись взглядами и прошли за стол. Первым присел Николаич, мужики подняли головы, посмотрели на нас и не говоря ни слова, по очереди опустили свои глаза. После и я присел.

— Кто? — Спросил Николаич, — голос его был суховат и немного дрожал.

— Антон Семеныч, — не подымая головы, ответил Сергей с 130 локомотива.

Я услышал, как тяжело выдохнул мой наставник. Немного помолчав, он все же спросил то, что всегда интересует в таких ситуациях.

— Как?

— Сердце! — Также не подымая головы, ответил начальник Сереги, с того же локомотива.

— Я знал, что 148 его угробит. А он меня не слушал. — грозно проговорил Николаич.

Раньше я уже слышал про 148 локомотив, его в депо, называют «черным локомотивом». Очень странные истории про него рассказывают, самый смертельный, этот локомотив. Много людей под его колесами погибло, а машинисты не выдерживают нагрузки, и считай, меняются каждые полгода.

Только мало кто увольняется, всякая ерунда говорят, случается с ними. Но на моей памяти самый серьезный был случай, года два назад.

Тогда два машиниста на полной скорости просто выпрыгнули с кабины, по очереди, сначала один, потом второй. Первый, разбился, ударившись о камни, и переломав все кости, оставаясь в сознании, мучился до приезда скорой, а это было около трех часов, после чего скончался на руках у медиков, как только до него дотронулись, что бы переложить на носилки. Второго нашли только через неделю. Как то он выпрыгнул, что попал в реку Северский Донец, и только через две недели его выкинуло на берег.

А локомотив продолжал мчаться на полном ходу, не издавая, каких либо звуков. Дежурная на переезде заметила, что в проезжающем локомотиве было пусто в кабине. Любая возможность связаться с машинистами ни к чему не привела. Было принято экстренное решение. Переводя стрелки, вывели локомотив на резервные линии, после, отключили от питания всю линию. Поезд остановился только через три часа. Тогда же и скончался первый машинист, говорят, разница была в минутах. Но кто может знать точно, никто.

Много еще приключений было с этим локомотивом. Мы даже бастовали, что бы его списали, но начальство в мистику не верит, а так как он самый живучий и самый исправный, его и оставили в строю. Но все равно, не все соглашаются на нем ездить.

Николаич поставил передо мной стакан. Налил в него половину, а себе полный.

— Что известно? — Спросил он, закручивая крышку бутылки.

— Известно, что ехали они по пятьдесят четвертому километру. Женька, помощник его, ушел в машинное не известно зачем. Да и сам он не знает, шок у него, — говорил Серега, медленно никуда не спеша, выдыхая после каждого слова. Все остальные молчали, опустив глаза, они уставились в рюмки. Только мы с Николаевичем смотрели на рассказчика. — Вдруг, локомотив начал резко тормозить, Жеку по инерции свалило с ног, он башкой ударился об железную дверь и отключился. А когда пришел в себя и забежал в кабину, то локомотив уже шел на малых и почти остановился, Антон Степаныч лежал на полу, уже с синими губами. Остановились они посреди поля, сразу после пятьдесят четвертого километра, так и стояли там до прибытия скорой. Когда мед брат залез в кабину, Жека сидел на полу с разбитой башкой, весь в крови и держал, прижав к себе Степаныча. Вот такая история, — последнюю фразу он сказал на выдохе и сразу, не медля выпил все оставшиеся в стакане. За ним повторил Николаич, я тоже не думал оставаться в стороне.

— Помянем мужика, — и я следом выпил стакан водки.

Посидев еще чуть-чуть, мы вышли со столовой и отправились по домам. Все-таки после смены, нужно отдохнуть.

II

— Артем, ты сума сошел! Ты понимаешь, на что ты подписываешься? — В комнату ворвался Николаич, красный как бык, злой, — ты понимаешь, что ты смертный приговор себе подписываешь?

— Николаич, Все будет нормально, это всего лишь один рейс. Хорошие деньги платят.

— Да потому и платят, знают что это, опасный рейс, это вообще опасный локомотив. Все опытные, все старожилы, отказываются на нем ехать. Потому что каждый раз как в последний.

Он метался с угла в угол, говорил очень быстро, брызгая иногда слюной, которая долетала до меня, сидящего за столом и наблюдавшего за ним.

Я пытался иногда вставлять фразы, когда он замолкает, но после моих убеждений, он опять взрывался как ураган и с новой силой начинал меня убеждать, что это все, очень опасно.

— Ну не верю я, во всю эту мистику, это просто машина, кусок железа, и все тут!

— Артем! — Он сел напротив меня, попытался успокоиться, но я видел, что у него это не получалось. — Артем, посмотри на меня. Я с тобой езжу уже три года. Все что я знал, я передал тебе, и ты верил мне и доверял мне. Так почему же сейчас! Сейчас, когда я, хочу спасти твою жизнь, ты поворачиваешься ко мне спиной? Почему ты не слышишь меня, — говорил он, по нарастающей громкости, и в итоге опять перешел на крик. — Почему он так манит тебя? Чем он вас всех так манит? Не соглашайся, Артем! Слышишь меня, откажись!

— Николаич! — сказал я, подымая голову.

Он резко встал и направился к выходу.

— Делай как знаешь, — он стал возле двери, повернулся посмотреть на меня. — Артем! Не ты выбираешь локомотив, и не ты им управляешь. Ты просто для того, что бы делать то, что он говорит, и очень не многие, способны противостоять ему. — Он говорил спокойно, уверенно, как тихий спокойный ветер, после бурного урагана. — И я искренне надеюсь, что ты сильней.

Постояв еще мгновение, он вышел не попрощавшись.

Впервые его видел таким встревоженным и заведенным. Старики они очень сильно верят в эту мистику, может, потеряв эту веру, они потеряют веру во что либо еще? В загробную жизнь, например. Нет, бред, Николаич не такой, просто напуган он сильно. Как-никак, много лет он уже в этом депо работает, многое видел, многое знает.

III

Мы ехали уже около часа. Я был вторым машинистом, первым был Жека. Тот, который был напарником Степаныча. После больницы он мало с кем говорил и ходил вечно думающий о чем то, с мужиками почти не общался, к локомотиву почти не подходил. Сегодня первый рейс, как у него, так и у этого локомотива после случая со Степанычем. Они оба не были в работе почти три месяца, Жека лечился, а локомотив стоял без дела.

— Знаешь Артем! — он говорил со мной не оборачиваясь на меня, смотрел только на дорогу, в кабине было тихо, слышно только приглушенный шум электромоторов и охлаждения. — Я честно тебе скажу, не хотел я, что бы ты ехал, но так как ты уже здесь, запомни некоторые правила. Делай то, что я тебе говорю, и только то, что я тебе говорю. Я знаю этот локомотив, а он знает меня, ты тут в первый и я надеюсь в последний раз. Через час, ты должен будешь сойти на станции «Основа» там у нас остановка.

— Что, как сойти?

— Не задавай лишних вопросов. Просто знай, что ты должен сойти и дальше я поеду один. Это сбережет тебе жизнь.

— Ты шутишь что ли, Жек? — Я повернулся на него, но он не обратил на меня, ни малейшего внимания. И я дальше стал смотреть на дорогу, наблюдать, как шпалы пропадают под локомотивом.

— Надеюсь, тебе повезет, и он тебя отпустит, должен отпустить. Это теперь наше лично с ним дело и ты тут не причем. И даже не пытайся меня остановить, я знаю, что он позвал тебя, он надеется, что ты остановишь меня. Но это не в твоих силах, я знаю.

— Что ты задумал? — Я не понимал, о чем он говорит, как по мне, так он нес просто бред.

Он не ответил, а просто начал сбрасывать скорость, скоро должна быть остановка.

Мы ехали в полной тишине, только стук колес и шум из машинного зала. Но за три года, так привыкаешь к этому, что не обращаешь внимания. Все же шум у этого локомотива был немного другой, странный очень.

— Что не так с этим локомотивом? — не знаю, зачем я спросил, любопытство как никак будоражило, оставалось ехать еще минут тридцать. Не хотелось быть в тишине.

— Не знаю, никто не знает. Но я знаю, что этот локомотив настоящее зло. Он пожирает людей, я видел это. Я видел это один раз, но ощущал порядка десяти. Когда он хочет жрать, он по-другому шумит, он становиться тихим, подкрадывается к жертве, как дикий зверь. — Его голос был монотонным, спокойным, как будто он говорил обычные вещи. Так преступники рассказывают о своих жертвах, но в тоже время не считают себя виновными, они думают, что так и нужно, что так нормально. — Он пытается скрыть свое присутствие, свое приближение и тогда жертва сама идет к нему в пасть. Я не знаю, как он это делает, ты видишь за триста, четыреста метров, человека идущего навстречу смерти. Ты сигналишь ему, вдавливаешь педаль гудка в пол, но бесполезно. Он не слышит, он идет как будто заколдованный, не обращая внимания на оглушающий вопль клаксона. И тут, почуяв жертву, зверь несется за добычей. Этот локомотив, сам или ускоряется, или замедляется, сам подстраивает скорость, что бы встретиться со своей жертвой. Я говорил, что видел это только один раз и мне хватило. Доля секунды вперед и пролетели бы прямо перед носом человека, доля секунды задержки и мы бы пролетели за его спиной. Это возможно на других локомотивах, но этот никогда не промахивается, он всегда «вовремя». Ты видишь, как человек идет десять метров, восемь… Время не течет как вода, оно тянется как кисель. Ты ведешь все до мельчайших подробностей. И вот он, прямо в центре кабины, и все, нет больше человека. А эта падла, начинает громче шуметь, он доволен, как будто посмеивается. В ту ночь, мы пытались его остановить, у нас почти получилось, но я не смог, он овладел мной, и я не смог.

Он на секунду опустил глаза, но потом опять уставился на дорогу.

— Он мне сниться, Степаныч приходит ко мне во снах, просит лишь об одном.

— О чем?

— Уничтожить черный локомотив. Отомстить ему за то, что Степаныч погиб. Отомстить за всех погибших из-за него людей. И знаешь? — Он посмотрел на меня, в его глазах была пустота, были глаза, но они были ужасно серые, зрачки расширенные и одновременно полные слез, они блестели. Я не общался с сумасшедшими, но сейчас у меня было именно такое впечатление. — Я выполню обещание, — выдавил он сжав челючть.

Я не желал находиться в кабине, неизвестно силой меня выталкивало из нее. Но я наверно еще немного сопротивлялся. Надеялся на что то, но все же не выдержал и решил сойти.

— Начинай тормозить, — сказал я беря куртку, — скоро «Основа»

Женя потянул на себя рычаг скорости, но это, ни к чему не привело.

— Что такое? Мы набираем скорость?

— Похоже, эта падла, не хочет отпускать тебя. Прыгай! — Крикнул он, брызгая слюной. — Давай же, если хочешь жить, выпрыгивай.

Я выбежал с кабины, подбежал к двери открыл ее и у меня аж в нутрии все вздрогнуло. Мы мчались на сумасшедшей скорости. Прыгни я сейчас, разобьюсь в лепешку, ни одного живого места не останется. Нет, лучше я поживу и буду пытаться остановить Жеку.

Я вбежал в кабину, Жека стоял спокойно у руля.

— Какая скорость? — спросил я, как только открыл двери.

— Что? Ты еще тут? Идиот! Выпрыгивай. — Он направился ко мне и начал выталкивать меня из кабины в сторону выхода. У него был сумасшедший взгляд, его серые глаза прям светились. Он весь горел и трусился, лицо его было жутко красное, как будто вот-вот лопнет. На его лице тряслись все мышцы, глаза его страшно покраснели. Он почти вытолкал меня к дверям, я понял, что если не буду сопротивляться, то мои мозги будут доедать лесные звери, слизывая их с железнодорожного щебня.

Я ударил его в живот и резко оттолкнул, споткнувшись он ударился головой об железную стойку, у него опять пошла кровь, со старой незажившей еще раны.

— Ты не понимаешь! — Он говорил вроде бы тихо, откашливаясь и скручиваясь от боли в животе, но я отчетливо его слышал через шум в машинном отделении. — Мы, должны его уничтожить, иначе он уничтожит нас, нас, и еще много кого другого! Ты слышишь, как он тихо работает?

И в правду я не заметил это с самого начала, но в машинном зале было относительно тихо. Хотя учитывая, что мы все еще набирали скорость и за нами тянулось вагонов тридцать, полных угля и десять с авиатопливом.

— Он почуял жертву. И если мы его не остановим, то он убьет, сожрет кого-нибудь, а после уничтожит нас, так как мы для него опасны теперь.

Я помог Жеке подняться и довел его в кабину, посадил на стул.

Он присел, оперся спиной о стенку, провел рукой по голове, после чего вытер кровь о свою куртку.

— В ту ночь. — Жека говорил спокойно, даже можно сказать монотонно. Он не смотрел на меня, он смотрел в темную даль, которая пролетала за окном локомотива. — Мы вылетели на пятьдесят четвертый километр. Идеально ровный участок пути, хорошо просвечиваемый.

Я читал газету «Вести», а Степаныч был у руля. Тут он резко заматюкался, и начал давить на педаль гудка. Я встал и увидел, что на переезде стоит пассажирский автобус желтого цвета. Он не двигался, просто стоял, прямо посреди путей. Кроме него на переезде никого не было, ни одной машины, ни одного человека.

До столкновения оставалось меньше километра, Степаныч накрутил тормоз на себя, на его руках от напряжения напухли вены. Нас оглушил скрип колес, но мы не останавливались, а наоборот набирали ход. Такое ощущение, что локомотив вырывал колеса из тисков, при этом был ужасный скрип, да так, что у нас потекла кровь с ушей. Были бы мы полные, нас бы просто сжало как лепешку, но мы шли налегке и должны были остановиться, но не останавливались. Степаныч убежал в машинный зал, потом прибежал обратно, схватился за тормозной руль и начал его давить на себя на всю, до упора. Он ухватился двумя руками, но толку не было.

Он повернулся ко мне и начал что-то говорить, но скрип был настолько громкий, что ничего не было слышно, тогда я подошел ближе.

— Жека, — кричал, задыхаясь Степаныч, — Подыми давление на первую пару колес. Не задавай вопросов просто сделай это.

Я побежал в машинный отсек, хотел поднять давление на тормозные колодки. Это было опасно, но это того стоило, там в автобусе было, около двадцати человек, а могло быть и больше, если не меньше. Но мы должны были предотвратить столкновение.

Я поднял давление в колодках, меня резко дернуло, я упал и ударился головой. Но я не потерялся, как все думают. Я пришел в кабину, я смотрел, как мы приближаемся к автобусу. Я даже смог разглядеть в нем пассажиров, их лица. Они сидели смирно как заколдованные и даже не смотрели в нашу сторону. — Немного помолчав, он продолжил. — Когда время начало тянуться, как кисель, когда до столкновения оставались секунды, я струсил. Я закрыл глаза руками в ожидании столкновения. Возможно, был слышен крик пассажиров, но я слышал только оглушающий скрип тормозных колодок о колеса, я ждал удара.

Но его не было. Не было ни в эту, ни в последующую секунду. Открыв глаза, увидел, что мы уже сбрасывая ход, проехали этот переезд, следов автобуса не было. Увидел, как Степаныч скрутился на полу, подняв его, я спросил:

— Где автобус?

— Этот черт, обманул меня.

— Что с автобусом, Степаныч?

— Он превратился в пыль! После этих слов, он уже не открывал глаза, через пару неровных, судорожных выдохов он уже не вдохнул.

Жека замолчал, он закрыл руками лицо. Наклонился, уперся локтями в колени, потом поднял голову, вытер лицо. Его глаза были красные, они блестели от слез.

— Понимаешь, что произошло? Он почуял, что Степаныч собирается уходить. Он не хотел отпускать его и для этого, он разыграл такую «комедию».

Мы сидели молча, у Жеки с головы продолжала течь кровь с разорванной старой раны. Я собирался с мыслями.

Ничуть не верил, во всю эту мистику, но хотел с этим всем покончить. Я встал, взял в аптечке бинт и перекись. Подошел к Жеке вылил ему на голову перекись, от чего Жека зашипел, а перекись запенилась, хотел было встать, но просто поднял голову и посмотрел мне в глаза.

Конец ознакомительного фрагмента.